Впереди кусты распахнулись как волны, вынесся храпящий конь. В седле судорожно цеплялся за гриву, уже оборвав поводья, крупный мужчина в лохмотьях охотничьего костюма.
Что-то странное было в его лице, Томас не сразу понял, от чего мороз пошел по коже. Всадник несся мимо, Томас разглядел ровную выпуклую поверхность на месте лица, словно встречный ветер стер все неровности, как за тысячелетия стирает острые углы глыб, превращая в округлые валуны.
Всадник пронесся мимо через поляну, Томас ощутил неудержимый приступ тошноты. Лицо всадника оказалось сдвинутым на затылок — то ли встречным ветром, который обдувает его уже третью сотню лет, то ли для того, чтобы видел весь ужас, что гонится по пятам...
Ломая кусты, на поляну выметнулись странные жуткие звери: огромные, лохматые, чешуйчатые. За безумно скачущим конем, едва не хватая за ноги, промчались тяжелые глыбы мрака, в котором блестели острые клыки, когти, шипы, гребни. Воздух дрожал от рева, визга, лая, топота раздвоенных копыт.
Они промчались через поляну, промчались через кусты. Некоторое время слышался топот копыт, затихающий визг.
Томас зябко передернул плечами, со стуком задвинул меч в ножны:
— Не думал, что загонят так далеко!
— Кто это? — спросил Олег удивленно. — Знаешь его?
Томас небрежно отмахнулся:
— Кто не знает? Это Дикий Охотник!
Дальше шел молча, уверенный, что объяснил все, даже дернулся, когда Олег сказал нерешительно:
— Сэр Томас... я понимаю конечно, это такой пустяк, что все на свете знают, даже пустынные шейхи, дети гор и степей, а также буркинийцы, но случилось так, что я жил в Лесу... в пещере. Стыдно признаться, но я
кое-что упустил из важных событий мирового значения. Дикий Охотник... он кто?
Томас посмотрел на калику с удивлением, агафирсы его называли Вещим, кто-то обозвал даже Мудрым, но если не знал такого известного события... гм...
— Был знатным сеньором, — объяснил он терпеливо. — Имел красавицу жену, здорового ребенка, прекрасный замок, верных вассалов. Но чересчур возлюбил охоту...
— Многие любят!
Этот в азарте топтал посевы крестьян, обижал слабых, однажды даже убил старика, который попался во время бешенной скачки за оленем... За это обречен из охотника стать дичью и вечно быть гонимым стаей демонов. Он скачет так уже третью сотню лет. Мне о нем рассказывал еще дед.
— Долго ему так мучиться? — спросил Олег с сочувствием. — Не может же наказание длиться вечно!
— Адские муки грешникам длятся вечно, — заявил Томас непреклонно.
— У вас жестокий бог, — укорил Олег. — У нас, родян, ада нет вовсе.
— Потому вы такие бесстыжие! По две жены берете!
— Ну, это кто как. Иному неприлично иметь две жены, когда их можно взять десять или двадцать. Князь Владимир, например, имел девятьсот жен и тысячу наложниц. Это тот самый, который привел ваше христианство на нашу Русь...
Томас долго шел молча, сконфуженный таким проводником учения Христова, сказал наконец без особой уверенности:
— Ну, это у вас...
— Почему? У царя Соломона была тысяча жен.
— Тоже в ад, — заявил Томас твердо. — Все нарушители — в ад!
— Ваш бог похож на дикого кочевника, — сказал Олег. — Наслаждается, бросая людей живыми в котлы с кипящей смолой, прижигая каленым железом, сдирая с пленных кожу, подвешивая на дыбе...
Томас упрямо ломился через заросли, даже обогнал Олега, избегая разговаривать на богоугодные темы с язычником. Спросил озабоченно:
— Одного не пойму... Мы разве уже в Британии?
— Дикий Охотник — англ?
— Англ, — процедил Томас сквозь зубы, — но он мог быть и скифом, верно? Или руссом. Допустим, за три сотни лет можно доскакать куда угодно, но как он переплыл море?
— А если по суше? — предположил Олег. — В обход?
— Британия со всех сторон окружена водой, сэр калика!.. Впрочем, он мог быть из старых англов, что не перебрались с племенем на острова Британии...
Он умолк, остановился возле крупной глыбы черного базальта, похожей на фигуру сидящего человека. При большом желании можно было рассмотреть щит и меч.
Томас молча вытащил меч из ножен, отсалютовал, со стуком бросил обратно в ножны. Лицо рыцаря было мрачным как грозовая туча, синие как полевые цветы глаза потемнели. Олег перевел взор на рыцаря:
— Родня?
— Гаральд, — ответил Томас значительно.
— А, просто знакомец...
— Гаральд, — повторил Томас, повысив голос. Он смотрел с некоторым раздражением. — Великий воин! Неужто в Роси о нем не слыхали?
— Не слышали.
— Пречистая Дева, как же вы живете на белом свете?
— Перебиваемся, — лицемерно вздохнул Олег. — Он тоже англ?
— Чистокровный! Однажды вывел все войско навстречу высадившемуся на побережье вражескому войску. Была величайшая битва, врага разбили наголову, однако в бою погибли сыновья Гаральда, братья и даже престарелый отец, которого Гаральд очень любил. Он один остался даже без единой царапины, хотя сражался впереди своих воинов... Стало ему так горько, когда шел через необозримое поле, заваленное трупами, что сел на пень, застыл в горестном раздумье, затем вовсе превратился в камень!
Они уже удалялись от камня, Олег спросил уважительно:
— Видать, давно битва стряслась?.. Трупы воронье растащило. А чего дрались в дремучем лесу?
— Сражались в поле, — ответил Томас раздраженно. — Лес потом вырос.
Олег окинул взглядом столетние дубы, мимо которых шли могучие разлапистые невинные цветы, и ядовитая трава, от которой гибнет скот, а земля становится бесплодной.
— Я еще понимаю, — сказал он осторожно, — как мог попасть сюда Дикий Охотник. Почему лесной черт говорит на староанглицком диалекте... Но как сюда попал Гаральд?.. Ты уверен, что битва была где-то в старой Англяндии? Или даже в Британии?
Томас косился огненным глазом, как рассерженный конь, ждал подвоха. Олег предположил:
— Впрочем, если было великое переселение племен и народов, что сокрушило старые империи Рима, то могли же сдвинуться и наши боги, демоны, духи, призраки... Со временем меняются даже понятия добра и зла! А наши боги переходят из страны в страну, от народа к народу, меняются сами... Помню, как я был удивлен однажды, встретив нашенскую Жар-птицу в одной стране за тридевять земель, где жил странный народ с темно-коричневой кожей!
Оказывается, именно там их гнезда, их родина, а к нам залетала какая-то дуреха, охочая до дальних перелетов. Так у нас и прижилась: понравилось блистать южными перьями среди северных снегов...
Их разделила огромная валежина, потом прошли по обе стороны могучего дуба. Томас не слышал, что говорил калика, заинтересованно посматривал в его сторону. Тот внезапно заорал, указывая рукой. Томас недоумевающе повернул голову, на миг кровь застыла в жилах: на него мчался, грозно опустив голову, вепрь чудовищной величины!
Он остро сожалел, что с ним нет верного копья, поспешно вскинул руку к рукояти меча. Вепрь летел, как выпущенная из катапульты глыба, маленькие красные глаза горели лютой злобой, блестели страшные клыки размером со слоновьи бивни!
Томас расставил ноги шире, успел выхватить меч. Вепрь обрушился, как падающая скала: Томас ощутил резкую боль, с силой ударился о твердую землю.
В сторонке слышался грозный рев, ругань. Томас успел повернуться на бок, как что-то со страшной силой ударило в спину, он взлетел, ломая ветки, увидел вытаращенные глаза белки с бельчатами, перевернулся и тяжело рухнул обратно на поляну, взвыл от удара.
В двух шагах что-то орал калика. Томас с трудом повернулся, чувствуя себя искалеченным, истекающим кровью, на него навалилась тяжелая туша, плеснуло горячей жидкостью. Туша вздрагивала, дрыгала ногами, доспехи скрипели. Потом туша сдвинулась, голос калики спросил рассерженно:
— Ты хоть жив?
Томас с трудом приподнялся на локте. Кабан лежал в двух шагах в луже крови. Он был почти перерублен пополам, вторая глубокая рана зияла поперек черепа, развалив его.
— Спасибо, сэр калика, — сказал Томас с чувством.
Калика стоял над ним бледный от ярости, в руках трясся окровавленный меч, глаза горели гневом:
— Дурень, чего застыл на дороге? Некуда отпрыгнуть?
Томас сказал с достоинством:
— Сэр калика!.. Кабан бежал прямо на меня! Если отпрыгну, разве это не трусость?
Калика задохнулся от ярости:
— Трусость?.. Ах ты благородный англ!.. Тебе в самом деле очень важно, что о тебе подумает кабан?
Томас помыслил, признался с неохотой:
— Честно говоря, нет. Но традиции рыцарства...
Он поднялся с великим трудом, долго шли молча — калика сердился. Томас старался не хромать, терпел боль от ушибов и ссадин. Кабанья туша осталась позади, нужды в мясе кабана пока не было. Калика хмурился чаще, хватался за лук. Так они шли почти полдня, калика постепенно смягчился, начал коротко отвечать Томасу. Тот чувствовал себя виноватым, заговаривал первым. Калика начал рассказывать о Темном Лесе, но вдруг умолк на полуслове. Томас видел, как кровь отлила от лица калики. Он напряженно вслушивался, даже приостановился на миг, затем побледнел еще больше, крикнул хрипло:
— Бери ноги в руки! Теперь ничто не спасет, кроме ног... А тебе их дурню, кабан перебил!
— А это не спасет? — потребовал Томас, хлопая по рукояти меча.
— Если бы! У меня за спиной такая же железка...
— Сэр калика! Если бы ноги спасали, заяц был бы бессмертным!
Олег ринулся через кусты и завалы, почти не разбирая дороги. Томас сцепил зубы, побежал следом. Лес был все таким же, опасности Томас не видел, но с каликой прошел достаточно миль, чтобы доверять его оберегам и языческому чутью.
Калика проскакивал через заросли как вьюн, иной раз так, что ветка не дрогнет, будто он превращался в дым или наловчился у агафирсов проходить сквозь твердое. Томас же проламывался в своей стальной скорлупе, как летящий валун, не обращая внимания на колючки и острые сучки. Олег часто оглядывался на бегу, искал глазами рыцаря, но тот почти не отставал: Олег нет-нет, да и застревал в переплетении веток, а Томас, хотя бежал тяжелее, но любые препятствия сокрушал, как разгневанный носорог. За ним оставалась широкая вытоптанная дорога, устланная сломанными деревцами, ветками и развороченными муравейниками.
Они бежали целую вечность, за все время Томас ни разу не услышал преследования, и даже волчьего или другого звериного воя, нигде сзади не хрустнул сучок или веточка. Лишь однажды сверху мелькнула широкая тень, но между землей и небом был надежный заслон в три этажа ветвей, и потому птица, если птица бывает такой величины, ни черта не углядела. Тень сдвинулась в ту сторону, откуда бежали, Томасу показалось, что калика
малость просветлел, перестал втягивать голову в плечи, как заяц при виде коршуна.
Впрочем, калика по-прежнему орал, не давая остановиться или замедлить бег. Остатки горного меда выветрились, Томаса уже бросало от ствола к стволу, во рту стало солоно, тело кричало от боли. Вдобавок сухая земля сменилась толстым одеялом зеленого мха, ноги проваливались в мокрый чавкающий слой, стали тяжелые, словно тумбы, за которые привязывают корабли в портах.
Калика настойчиво торопил, Томас сквозь пелену мутного пота увидел его рядом, тот ухватил за плечо, тащил, орал, чуть ли не бил. Томас с усилием переставлял ноги, ничего больше не желая, как только упасть и спокойно умереть, даже не стряхивал со лба соленый пот.
Внезапно в глаза ударил ослепительно яркий свет. Томас измученно поднял голову, не понимающе уставился на огромные мрачные стволы, особенно темные и мрачные, потому что за ними блестел яркий свет!
Олег дотащил Томаса до кромки леса, толкнул вперед. Томас сделал несколько шагов, протиснулся между исполинскими стволами, что здесь на краю леса, стояли плотно один к другому — как рыцарский доспех, защищая нежные внутренности Леса от знойного дыхания бескрайней степи.
Впереди без конца и края простиралась ровная степь без единого кустика или деревца. Лишь невысокая трава, чахлая и жесткая, победившая в борьбе за выживание под немилосердными лучами палящего солнца!
Томас сделал шаг, выйдя из тени деревьев, пошатнулся от обрушившегося тяжелого яростного жара. В синем небе кое-где плыли белые, как овечки, облака, но нещадное солнце выжигало землю без помех, под доспехами сразу побежали гладкие струйки пота. Олег со страхом оглянулся на Лес:
— Отойдем... Лесные звери могут выскочить на опушку.
Томас послушно заковылял прочь от темной стены Леса, что теперь не казался таким страшным. Калика сказал неохотно:
— Cэр Томас, теперь я точно знаю, где мы.
Лицо у него было удрученное. Томас испугался:
— Агафирсы отвезли назад?
— Наоборот. Но... шли на восток, по дороге выпустили. Теперь мы гораздо ближе к Руси, чем к Британии.
Шли молча, Олег все еще не сбавлял торопливого шага. Томас с гудящей головой с трудом осмыслил слова калики:
— Мы стали ближе к моей Британии? Или дальше?
— К Руси ближе, — ответил Олег уклончиво.
— Значит, придется идти через твою Русь? Наконец-то я пойму, меж каких королевств она зажата!
Олег ускорил шаг, Томас не видел его лица, хотел засыпать расспросами, но гневное солнце накалило доспехи, он варился в собственном поту, чувствуя себя раком в железном котелке. Ноги тащил по сухой желтой траве, мечтая дожить до привала.
Когда калика крикнул, что здесь остановятся на отдых, Томас сперва рухнул, словно из-под него вышибли землю, потом лишь повернулся на бок, расправляя гудящие ноги. Взглянув сквозь стебли травы, Томас вскрикнул и привстал на колени.
Далеко впереди блестела яркая стена. Даже не стена — вал из странных оранжевых глыб, при виде которого у Томаса сердце застучало чаще. Олег проследил за взглядом рыцаря, безучастно указал в другую сторону. Там блестел такой же кольцевой вал. Внутри поместился бы огромный рыцарский замок, но Томас видел только сверкающую на солнце высокую стену, а что за нею внутри, сказать трудно.
Олег собрал сухих стеблей, толстых, узловатых, развел огонь. Томас с отвращением косился на двух толстых ящериц, их прибил камнями калика. Есть хотелось до колик в животе, но какая-то уж очень не христианская еда!
— В поле и жук мясо, — хладнокровно утешил Олег. — Или ты, как медведь, будешь лапу сосать?
— Давай твою жабу.
— Не жаба, крокодил-недоросток. Помнишь, агафирсы угощали? Там были крокодилы-переростки. А так порода одна.
Томас съел ящерицу с кожей и когтями, потом взял камень и подстерег еще двух дур, что вылезли из норок греться на таком диком солнцепеке. Одну съел еще сырой, показывая калике, как равнодушны одухотворенные воины Христа к плотоядным утехам, а калика съел свою тоже сырой, явно потакая звериным языческим привычкам, либо угождая языческим богам.
— Что это за край? — спросил Томас.
Он вылез из доспехов, разделся, накрывшись от жгучего солнца одеждой. Легкий ветерок спасительно охлаждал красное, как свежесваренное мясо, тело, над ним поднимались струйки перегретого воздуха. Олег закинул руки за голову, смотрел в небо. В зубах трепыхалась сухая травинка, по ней растерянно ползала божья коровка.
— Начало Степи.
— Степь... Это Дикое Поле?
Олег чуть повернул голову, взглянул остро. Голос его был едкий:
— Научился заглядывать в грядущее?.. Будет зваться Диким Полем, потом — Руиной, а пока что просто Степь. Котел, из которого век за веком уже несчетные тысячелетия выплескиваются странные народы, которым несть числа. Дикие, лютые кровожадные. Сеющие смерть, пожары, разрушение, ничего не создающие. Народы, живущие только грабежами...
— Разве так бывает? — удивился Томас. — Они же пасут скот... Куда девают молоко, шкуры, мясо?
— Они не создают культуры, — поправился Олег. — Не строят города, каналы, не сажают деревья, не пишут книги. Захватив город, сжигают вместе с храмами, библиотеками. Разбивают великолепные статуи, но не создали ни одной. Немногих уцелевших жителей уводят в полон. Мы, Русь, держим щит между Степью и Европой!
— Твоя Русь по ту сторону Степи?
— Да. Вся жизнь Руси — борьба со Степью. Земледельцев с кочевниками.
— Значит, мы вот-вот напоремся на степняков?
— Да, вступаем в земли половцев. Теснят печенегов, те сейчас подступили к Киеву. Но дни печенегов сочтены, рассыпятся как между молотом и наковальней, а русичам придется вести изнурительную борьбу с половцами... Боюсь, вот-вот увидим их шатры. Еще раньше должны увидеть несметные стада коней... Впрочем, раньше всего услышим свист летящих стрел. Половцы сперва стреляют, потом задают вопросы.
Томас приподнял голову, огляделся. На десятки миль степь пуста, не считая странных оранжевых колец. Примостившись, Томас заметил еще два таких же блестящих вала на грани видимости.
Олег тоже приподнял голову, поинтересовался:
— Отдохнул? Тогда влезай в свое железо. Надо идти!
Томас простонал, не вставая, двигаясь по земле как раздавленная черепаха:
— На всю жизнь запомню и внукам-правнукам закажу страшиться русских слов: «Авось», «С гаком», «Надо идти»!
Они прошли не больше двух десятков шагов, как Томас повел носом, вопросительно оглянулся на калику. Тот кивнул, еще через несколько шагов запах стал резким; странно подбадривающим, как в жару глоток холодной воды. Олег внимательно посматривал по сторонам, внезапно упал на руки, потерся животом о землю, перевернулся и поерзал спиной. Томас вытаращил глаза, а калика сделал приглашающий жест:
— Сэр Томас, прошу...
— Зачем?
— Мы вошли в землю одного странного племени. Своих отличают только по запахам.
— Как собаки? — спросил Томас недоверчиво. — А мы причем?
— Собаки, сэр Томас, обрызгивают деревья и камни на границах своего участка. Метят их, чтобы чужие знали. Медведь на своих границах обдирает липу, лось рубит копытами валежины, а эти, как ты правильно сказал, поступают как собаки...
Томас с отвращением потерся о камни, где еще блестели капельки желтой жидкости — хорошо, в доспехах, калике хуже. Двинулись через степь, держа на северо-запад. За горами, за долами лежит Русь, за ней цивилизованные королевства, а от Германии уже рукой подать до родимой Британии...
По дороге Олег еще дважды терся о сильно пахнущие камни, а когда обнаружил в выемке уцелевшие капельки, бережно собрал в баклажку на поясе. Томас аристократически морщил нос, но терпел: в многотрудном крестовом походе навидался всякого, бывал на коне и под конем!
Внезапно в десятке шагов прошелестела трава, что-то мелькнуло. Олег не повел ухом, меч оставался за спиной как и лук с оперенными стрелами, Томас расслабил мышцы, начал успокаиваться, хотя сердце колотилось часто-часто, словно уже чуяло смертельную опасность.
Через пару сотен шагов Томас краем глаза заметил слева двигающуюся темную точку. Вскоре Томас рассмотрел убитого оленя, которого нес в челюсти какой-то странный зверь. Ноги и голова оленя волочились по земле, цепляя траву. Однажды ветвистые рога зацепились за жалкий куст, зверь нетерпеливым движением вскинул оленя кверху, тот взвился с застрявшим в рогах кустом — на солнце блеснули бесстыдно оголенные белесые корни. Зверь выглядел чудовищно сильным, хотя был втрое меньше оленя. Томас поежился, потащил из ножен меч.
Олег бросил, не сбавляя шага:
— Это анты. Не обращай внимания, наши чары защитят.
— Чары?
— Ну, запах. Помнишь, о камешки терлись? Давай-ка я тебя еще побрызгаю...
Олег вытряхнул на блестящие доспехи рыцаря крупные капли остро пахнущей жидкости, стараясь, чтобы проникли в щелочки под доспехи.
— Что за анты? — спросил Томас ошарашенно. — Я не встречал...
— Анты... просто анты. Мы, русичи, тоже анты. Так нас называют чужестранцы, ибо мы такие же многочисленные, трудолюбивые.
Томас открыл рот для нового вопроса, так и остался с отвисшей челюстью. Наперерез им тащил оленя... огромный муравей! Он был похож на сверкающий под солнцем черный слиток железа — в блестящем рыцарском панцире, закованный от кончика усика до последнего коготка. Толстые челюсти, как стальной капкан из двух зазубренных серпов, выпуклые немигающие глаза смотрят холодно, враждебно, а железные ноги несут с такой легкостью, словно тяжелой добычи нет и в помине!
Пронесся в десятке шагов впереди, осталась невидимая струйка резковатого бодрящего запаха. Томас остолбенело смотрел вслед черному телу, что умчалось на шести крючковатых лапах... по направлению к сверкающему валу!
— Геродотовы муравьи, — прошептал Томас зачарованно. — Я думал, отец истории приврал...
— Ишь ты, — удивился Олег, — неужто ты читал Геродота?
— Нас разорвут, — прошептал Томас снова. — Даже мечи... что против их доспехов?
— Авось не разорвут. Или что там сказано у Геродота?
— Мне наставник пересказывал... Я всего не упомню.
— Сэр Томас, если бы мы не успели добежать до этого поля, наши обглоданные кости уже белели бы на опушке! Темный Лес так просто добычу не выпускает.
Отрезая дорогу, спешила целая вереница огромных муравьев — размером с крупных волков, закованных к тому же в прочнейшие доспехи, между которыми не осталось самой тонкой щели, чтобы воткнуть острие кинжала. Бежали по-волчьи, один за другим, задний касался длинными гибкими усиками предыдущего, некоторые на ходу вскидывали сяжки и щупали воздух. На Томаса и Олега внимания пока что не обращали, но если отступать, то надо прорываться через их цепь. А Томас помнил, что даже самые крохотные муравьи в окрестностях его замка безжалостно убивали жуков, превосходящих по размерам в сотни раз, рвали на части, сволакивали в свой муравейник на корм прожорливому потомству.
— Вперед, сэр Томас, — сказал Олег, но уверенности в его голосе Томас не услышал. Калика выглядел как никогда ранее напряженным, часто вздрагивал. — Пахучая жидкость, которой муравьи метят свои дороги, защитит нас.
— А если нет?
— Лучше гибель от их челюстей, чем от руки врага.
— Ты прав, — согласился Томас с тяжелым вздохом. — Звери невинны, а враг будет ликовать... Не дадим ему этой радости!
Удивительный вал вырастал с каждым шагом. Томас еще в раннем детстве видел после дождя на утоптанных дорожках такие кольца из белого песка — они резко выделялись на темной земле, — муравьи доставали песок из глубин, огораживали свои норки крепостными валами, защищая от чего-то или от кого-то.
Черные звери-рыцари в которых Томас боялся признавать муравьев, попадались все чаще, только чудом еще не сталкивались с людьми. Вдруг Томас увидел как неподалеку из темной норки тяжело вылез откормленный барсук, почесал толстый живот, неторопливо потрусил по полю. На перерез мчался огромный муравей, впятеро крупнее, чудовищные серпы челюстей раздвинул в стороны. Барсук выглядел мягким, незащищенным, огромные челюсти должны были разрубить его пополам сразу без всяких усилий.
Муравей налетел на барсука как черный вихрь, его металлические сяжки походя коснулись барсука. Тот присел и замер, а муравей, не обращая на него внимания, умчался. Барсук недовольно хрюкнул, потрусил прежней дорогой, обнюхивая жалкую поросль, что торчала из сухой земли.
Томас прошептал в страхе:
— Барсуки... обладают чарами?
— Вряд ли, — ответил Олег безучастно. — Может быть они у антов вместо птичек или рыбок? Или это священные зверьки, которых муравьиные боги не велели трогать? Не знаю, сэр Томас.
Желтая стена вырастала, Томас обратил внимание на раскидистые деревья с толстыми стволами. Ближайшие торчали из самого блестящего вала, средние содрогались от тяжелых ударов — сверху часто скатывались огромные золотистые глыбы. Лишь третий ряд деревьев оставался цел. В безлесной степи росли только здесь, вокруг золотистого вала. Томас заподозрил, что муравьи нарочно принесли из дальнего Леса отборные желуди.
Олег начал сворачивать, иначе уперлись бы прямо в невыносимо блестящую на солнце стену. На верху вала время от времени появлялись черные рыцари, в жвалах блестели крупные валуны. Некоторые хмуро посматривали на странных существ, поводили длинными металлическими сяжками, другие просто разжимали челюсти, а валуны катились, подпрыгивая на неровностях. Иные застревали, блестя особенно ярко: свежие, умытые подземной водой.
Одна глыба неслась, подпрыгивая, пока не докатилась до молодого дубка, мимо которого шли Томас и Олег. Дубок вздрогнул от удара, брызнул соком из ссадины.
Солнце медленно опускалось к виднокраю, верхушка вала горела нестерпимым красно-оранжевым светом. Томас обеспокоенно вертел шеей, пытался ускорить шаг. Сказал в страхе:
— Уйти не успеваем?..
— Заночуем здесь, — согласился Олег.
— Среди этих чудовищ?
— Предпочитаешь вернуться?.. До Леса ближе, а владения этого племени тянутся еще на три-четыре дня пути.
Томас нервно оглянулся на огромный вал, мимо которого шли, отпрыгнул от катящейся прямо на него глыбы:
— Ладно, пойдем дальше. Надо идти, как говорят на Руси. Авось образуется!
Олег сосредоточенно молчал. Они шли до тех пор, пока солнце не скрылось за виднокраем, а по степи легли сумерки. Не сговариваясь на ходу начали подбирать сухие ветки, а когда набрали полные охапки, устроились на привал. Олег наконец-то воспользовался луком: священные или несвященные зверьки, но странники муравьиному богу не клялись в верности. В знак почитания оставят в жертву лапки и косточки. А если попадется птица, то перья.
Когда разгорелся костер, Томас закатал в глину убитого варана и двух худых уток, что осмелились пролететь над головами, сунул между углей, присыпал горячей золой:
— Теперь мы защищены!.. Огонь — это огонь. Никакой зверь не сунется. Даже муравьи. Все-таки не люди... Или люди?
— Кто знает, — ответил Олег, пожимая плечами. — Всякое говорят. Знаю лишь, что боги создали их намного раньше нас, людей. Миллионы лет муравьи жили, но в чем-то провинились, или не угодили... Другие волхвы говорят, что не исполнили какого-то великого предначертания богов... Не знаю. Я занимался другим.
— А есть волхвы, кто занимается ими?
— Есть, и не один. Это странный народ, очень древний и таинственный. У них свой мир, свои ритуалы, обычаи. Пока им следуешь, тебе беда не грозит... Кстати, чары выветриваются, поднови!
Томас нехотя побрызгался, вытряхивая последние капли. Олег втер остро пахнущую жидкость в обнаженные руки, смочил волосы. Запах антов приятно смешивался с ароматом жареного мяса, что поднимался от костра.
Небо медленно темнело, как и земля, лишь далекие валы по-прежнему блистали крупнозернистой белизной. Томас всякий раз напрягался, когда за спиной раздавалось шуршание, мелькали тени. Его ладонь непроизвольно хлопала по рукояти меча. Анты бежали по проторенным дорожкам, а Олег, как заметил Томас, выбрал местечко, удаленное от протоптанных тропок. Анты тащили в челюстях сухие стволы деревьев, несли зверей и даже птиц, у других челюсти были пустыми, зато животы едва не волочили по земле. Олег услужливо объяснил, что так анты переносят мед и воду.
Сам он взял походный котел, заметил, откуда бегут анты с раздутыми брюшками, и вскоре вернулся с полным котелком холодной ключевой воды. Костер освещал небольшую площадку, дальше была тьма, в которой страшно шуршало и двигались сгустки мрака. Томас завизжал, когда внезапно из темноты выдвинулась громадная литая голова, похожая на наковальню, гибкие усики дотянулись до Томаса, задвигались, пробуя на ощупь струи нагретого воздуха. Томас превратился в камень, когда сяжки с металлическим скрежетом поползли по его доспехам, пощупали ноги и грудь. К счастью, муравей задел забрало, оно с лязгом упало, отгородив лицо Томаса от мира, и когда ант ощупывал голову странного существа, Томас лишь закрыл глаза и перестал дышать.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |