Феномен множественной личности 9 страница

- Ты подумай о женщинах! – прикрикнул Павел Алексеевич.

- А почему надо о них думать? Они преступницы, собственных детей убивают, - поджала губы Елена.

Лицо Павла Алексеевича окаменело, и Елена поняла, почему его так боятся подчиненные. Таким она его никогда не видела.

- У тебя нет права голоса. У тебя нет этого органа. Ты не женщина. Раз ты не можешь забеременеть, не смеешь судить, - хмуро сказал он (дело в том, что спасая в свое время, десять лет тому назад, жизнь Елены, Павел Алексеевич удалил ей матку и она, действительно, больше не могла рожать. – В.Р.).

Все семейное счастье, легкое, ненатужное, их избранность и близость, безграничное доверие, - все рухнуло в один миг. Но он, кажется, не понял».

В дневнике Елена пишет по поводу ПА и того дня сходное.

«И никто на божьем свете не сможет мне объяснить, почему лучший из всех людей служил столько лет самому последнему злу, которое только существует на свете. И как в нем это совмещается? Все предчувствовала, все знала моя душа – еще в эвакуации, когда он Ромашкиных котят унес. Теперь уж верю всему. Ведь смог же он одной фразой перечеркнуть всю любовь, все наши счастливые десять лет. Все уничтожил. И меня уничтожил. Жестокость? Не понимаю».

Обсуждая со своей женой, Наташей эту историю, я говорил, что не понимаю Елены. Мне казалось, что поступок Елены, разорвавшей их счастливый брак, не аргументирован. Да мало ли кто, когда в сердцах что скажет. Настоящая любовь выдержит и не такие испытания, тем более ведь, Павел Алексеевич продолжал любить свою жену и, несмотря на ее болезнь (полная амнезия), беззаветно служил ей до самого своего конца.

Но потом, поразмыслив, я понял, почему Улицкая так драматично повернула события. Вероятно, нельзя быть счастливыми, когда вокруг все несчастны, если сажают твоих лучших друзей и коллег (это были годы сталинских репрессий), когда сама Елена, встретив Павла Алексеевича, мгновенно забывает своего первого мужа, пропавшего на войне. Да и разное видение проблем “жизни и смерти”, например, отношение к тем же абортам, со счетов не скинешь. Наконец, если любовь умерла, то не нужно ломать голову - выдержит ли романтическая любовь старость и болезни супругов. Не последнюю роль сыграло и то обстоятельство, что, как подчеркивает Улицкая, Кукоцкие, особенно, Елена не умели обсуждать свою личную жизнь и коллизии.

«Оба страдали, хотели бы объясниться, но повиниться было не в чем – каждый чувствовал себя правым и несправедливо обиженным. Объяснение между ними были не приняты, да и обсуждать интимные стороны жизни они не умели и не хотели. Отчуждение только возрастало».

Не сумев быть счастливыми на фоне неустройства социальной жизни и разрешить личные проблемы и обиды, Кукоцкие укрываются, один в безумии и амнезии (Елена), другой в алкоголе (Павел Алексеевич). Заметим, что оба поступка вполне вписываются в российскую традицию.

Вспомним, как легко Миллиган рассыпается при столкновении с трудностями. Более того, Дэниел Киз фактически показывает, что Билли легче жить своими 24 личностями, чем интегрированным единым человеком. Вместо того чтобы разрешать наплывающие на него ситуации, он постоянно укрывается в той или иной личности. Однако не так ли поступают миллионы и миллионы наших граждан? Одни уходят в алкоголь, другие - в наркотический мир, третьи – в амнезию, четвертые - в выдуманные реальности. И для всего этого есть условия: водку можно купить в магазине, дозу – в подворотне, забыть, все, что тебе неприятно, никому не возбраняется, и психика человека тут же услужливо приходит на помощь, а обрести подлинную реальность тоже известно где – в церкви, эзотерической школе, в СМИ.

Я, конечно, пониманию, что есть различие между «выпить и выпить», серьезным погружением в религию или эзотеризм и ради укрытия, как компенсация за невозможность себя реализовать, между простым забыванием и амнезией (обычной или символической), тем не менее, свидетельства и науки и обычный жизненный опыт показывают, что одно постоянно переходит в другое. Кроме того, раз в культуре есть для всего этого условия, если существует возможность, вместо того, чтобы решать реальные проблемы, уйти в другие, так сказать, виртуальные и вымышленные реальности, то этим начинают пользоваться; подобные условия постоянно провоцируют человека замещать реальную трудную жизнь приятным и легким существованием. Правда, сторонники постмодернизма утверждают, что большой разницы здесь нет: и то и то - современная настоящая жизнь. Может быть, и современная, но не настоящая, поскольку разрушает человека.

2. Становление конституирующей инстанции человека

Вспоминаю сон, приснившийся во время войны под Куйбышевым, когда мне было лет пять-шесть. Моя мама день и ночь работала на авиационном заводе и лишь изредка урывала несколько часов в месяц, чтобы навестить меня и брата в детском саду. Но почти всегда она приносила что-то вкусное - какао в термосе, или шоколад или что-нибудь еще. И вот мне упорно начал сниться сон с мамой и вкусными вещами в придачу. Понятно, как я огорчался, когда просыпался: нет ни мамы, ни какао. Наконец, чтобы не обманываться и не огорчаться понапрасну, я решил проверять себя: щипать за ухо, если больно - не сплю, если не больно – сплю. И в ту же ночь мне приснился очередной сон. Приезжает мама, я дергаю себя за ухо, убеждаюсь, что не сплю, пью какао и затем... просыпаюсь. Дальше все ясно. Сила огорчения прочно отпечатала этот сон в моей памяти.

Таким образом, уже в детстве я подобно другим людям научился различать разные свои состояния, прежде всего явь и сновидения, потом обычные переживания и собственные фантазии, а также состояния в искусстве. К трем-четырем годам я уже не пытался взять в руки нарисованное яблоко (что часто делают совсем маленькие дети), не путал события, приснившиеся во время сна, с обычными сюжетами в бодрствовании, понимал, что мои фантазии не совпадают с реальностью. Наблюдения показывают, есть два необходимые условия, обеспечивающие нормальное формирования этих способностей. Во-первых, человек должен научиться запоминать свои состояния (во сне, переживая произведения искусств, фантазируя). Во-вторых, у него должна сформироваться особая инстанция, назовем ее «конституирующей», позволяющая все эти различные состояния нашего «Я» осмыслять на предмет их существования и реальности. Например, по отношению к приснившемуся сну, я должен был решить, что – это только сон, а на самом деле нет ни мамы, ни вкусных вещей.

Сравнение филогенетического развития с онтогенетическим показывает, что конституирущая инстанция, где человек придает (приписывает) реальность своим разным состояниям, в норме обусловлена социальными отношениями. В первом случае здесь последнее слово за коллективом, во втором за семьей. Действительно, рассмотрим, как еще в самой первой, архаической культуре, человек научается различать и главное общезначимо конституировать свои разные состояния.

Где-то на рубеже 100-50 тыс. лет до н. э. он столкнулся с тем, что не понимает, как действовать в случаях заболевания своих соплеменников, их смерти, когда он видит сны или изображения животных или людей, которые он сам же и создавал. Антропологические исследования показывают, что все эти различные состояния человек смог различить на основе изобретенного им представления о душе. В соответствии с архаическими представлениями душа - это легкое, подвижное, неуничтожимое, неумирающее существо (самое главное в человеке, животном, растении - суть живого). Она обитает в собственном жилище (теле), но может и менять свой дом, переходя из одного места в другое. С точки зрения анимистических представлений древний человек осмысляет широкий круг явлений. Например, смерть это ситуация, когда душа навсегда покидает собственное тело, уходит из него. Обморок - временный выход души из тела, затем, когда душа возвращается, человек приходит в себя. Сновидения - появление в теле человека чужой души или путешествие своей души во время сна. Создание "произведений искусства" - способ вызвать душу, чтобы вступить с ней в общение и т. д.

Важно, что подобные представления подсказывают, что нужно делать в каждом отдельном случае: мертвого будить бесполезно, зато душу умершего нужно провожать в другую жизнь (место), то есть хоронить; в то же время потерявшего сознание можно будить, чужую душу можно прогнать, а свою привлечь назад, если она вышла на время (так архаические люди понимали болезнь), сновидения нуждаются в толковании и т. д. 73.

«Отношение к видениям, - пишет классик культурологии Э.Тэйлор, - соответствует отношению к снам, поскольку с ними связаны первобытные теории о душе, и эти два разряда явлений дополняют и подкрепляют друг друга. Даже бодрствующий и вполне здоровый дикарь не обладает способностью делать того строгого различения между субъективным и объективным, воображаемым и действительным, которое дается научным воспитанием, тем более, если дикарь расстроен физически и умственно. Видя вокруг себя призраки человеческих форм, он не может не верить свидетельству своих органов чувств. Таким образом, на низкой ступени культуры (или самых ранних этапах развития ребенка. – В.Р.) люди всегда верят чрезвычайно живо и твердо в объективность человеческих призрачных образов (неважно, каков их источник – сон, изображения в искусстве или собственные фантазии. – В.Р.), являющихся им в болезни или при утомлении, под влиянием умственного возбуждения и при употреблении наркотических средств»74.

Этимология слова «душа» показывает его связь со словами «птичка», «бабочка», «дыхание», «тень». Можно предположить, что представление о душе возникает примерно так. Вероятно, вождь племени случайно отождествляет состояния птички (она может вылететь из гнезда, вернуться в него, навсегда его покинуть и т.д.) с интересующими его состояниями человека (смертью, болезнью, выздоровлением и прочее) и дальше использует возникшую связь состояний как руководство в своих действиях. Например, если человек долго не просыпается и перестал дышать, это значит, что его «птичка-дыхание» улетела из тела навсегда. Чтобы улетевшая «птичка-дыхание» не осталась без дома, ей надо сделать новый, куда можно отнести и бездыханное тело. Именно это вождь и приказывает делать остальным членам племени, то есть, с нашей точки зрения, хоронить умершего.

Объясняя другим членам племени свои действия, вождь говорит, что у человека есть птичка-дыхание, которая живет в его теле, или улетает навсегда, но иногда может вернуться. Пытаясь понять сказанное и тем самым оправдать приказы вождя и собственные действия, члены племени вынуждены представить состояния человека как состояния птички, в результате они обнаруживают новую реальность – душу человека. Если у вождя склейка состояний птички и человека возникла случайно (например, ему приснился такой сон, или, рассказывая о птичке, покинувшей гнездо, он случайно назвал ее именем умершего), то у членов племени, старающихся понять действия и слова вождя, эта склейка (означение) возникает в результате усилий понять сказанное вождем и осмыслить реальный результат новых действий. Необычные слова вождя, утверждающего, что у человека есть птичка-дыхание, помогают осуществить этот процесс понимания-осмысления.

Подобные языковые конструкции в моей семиотической теории истолковываются как самые первые семиотические «схемы»: птичка-дыхание как предметная форма выражает различные состояния человека – смерть, болезнь и т. д., то есть другой предмет. Схемы выполняют несколько функций: помогают понять происходящее, организуют и переорганизуют деятельность человека, собирают смыслы, до этого никак не связанные между собой, способствуют выявлению новой реальности. Необходимым условием формирования схем является означение, то есть замещение в языке одних представлений другими (в данном случае необходимо было определенные состояния человека представить в качестве состояний птички-дыхания). В этом смысле схема вроде бы является одним из видов знаков (по моей классификации «знаком-выделения»75), однако, главное в схемах - не возможность действовать вместо обозначаемого объекта, а задавать новое видение и организовывать деятельность. Если мы делаем акцент на новом видении, то знаковая функция схемы выступает только как условие схематизации. Тогда схемы не могут быть поставлены в один ряд со знаками. В этом случае схемы скорее эпистемологическое образование, о чем в свое время писал И.Кант76. Если же акцент делается на замещении, то схема – это, действительно, сложный знак со всеми вытекающими из этого последствиями.

Изобретя представление о душе, человек смог действовать во всех указанных выше случаях; более того, можно предположить, что выжили только те племена, которые пришли к представлению о душе. На основе анимистических представлений формируются и первые социальные практики (захоронения умерших, лечения, толкования сновидений, вызывания душ и общения с ними), а также соответствующее понимание и видение мира (он был населен душами, которые помогали или вредили человеку).

Для нашей темы важно обратить внимание на такой момент. Различение разных состояний человека в архаической культуре предполагало становление особой психической инстанции, берущей на себя функцию целого и осмысления (придания состояниям человека реальности), причем, что существенно, осмысления социально значимого. Если в архаической культуре главную роль при формировании этой конституирующей инстанции играли семья и племя (в последующих культурах и другие социальные институты, например, педагог и детский сад), то в онтогенезе – это, конечно, семья и родители77. Иначе происходит развитие человека при нарушении условий социализации.

У Билли Миллигана, как мы поняли, были нарушения двоякого рода: с одной стороны, его сны и галлюцинации становились программами управления поведением в бодрственном состоянии, с другой – семья не создавала условия для формирования социально значимой конституирующей инстанции. Конечно, Билли и его личности, вероятно, различали сон, явь и произведения искусства, ведь, например, Аллен и Томми хорошо рисовали. Но при этом Миллиган часто принимал галлюцинации за явь, а также настаивал, что его личности – это настоящие люди, члены семьи.

«Доктор Джордж объяснил этот метод Аллену во время сеанса терапии (метод состоял в том, что, когда Билли отрицал какие-то свои действия, ему приводили в опровержение свидетельства наблюдавших за ним медсестер. – В.Р.), указав, что других пациентов смущает, когда они слышат разные имена его личностей.

- Некоторые люди называют себя Наполеоном или Иисусом, - возразил Аллен.

- Но совсем другое дело, когда я и другие сотрудники вынуждены сегодня

называть тебя Дэнни, а завтра – Артуром, Рейдженом, Томми или Алленом. Я предлагаю, чтобы для персонала и других пациентов все твои личности отзывались на имя Билли, а во время…

- Они не «личности» доктор Джордж. Они люди.

- Почему ты на этом настаиваешь?

- Когда вы называете их личностями, получается, что вы не считаете их живыми людьми» (93).

Каков вообще механизм попадания Миллигана в ту или иную личность? Думаю, примерно следующий. Если развитие человека происходит нормально, основная роль сновидений – обеспечивать реализацию неосуществленных (блокированных) желаний, кристаллизовавшихся в период бодрствования днем или в предшествующие дни. Сновидение – это, собственно говоря, подсмотренные во сне (при неполностью выключенном сознании) события, конструирование и проживание которых образует реализацию блокированных желаний78.

Только в редких случаях, так называемых «вещих сновидений» запомнившийся сон может выступить в качестве программы (схемы) обычного восприятия и поведения79. При этом, как я показываю, психика трансформирует воспринимаемую ситуацию (опускает лишние элементы и достраивает в форме галлюцинаций нехватающие) как будто желает, чтобы эта ситуация оказалась именно той, которая была подсмотрена во сне. На самом деле никакой телеологии здесь нет, узнавание ситуации происходит автоматически в силу действия механизма идентификации. Дело в том, что обработка информации и осмысление реальности идет на основе определенных семиотических схем, а здесь подвертывается удобная схема - сновидения (удобная в том смысле, что она хорошо описывает воспринимаемую ситуацию).

Как читатель, вероятно, помнит, первоначально маленький Миллиган видит сложную галлюцинацию – мальчика, который с ним играет. Это типичное «сноподобное состояние», то есть реализация сновидения в период бодрствования. Но затем на основе сноподобного состояния с особым сюжетом (Билли снится он сам, как другой человек) складывается первая личность (Шона). Чтобы понять возможность такого развития событий, вспомните какой-нибудь сон, где вы делаете что-то необычное. Например, мне в молодости часто снилось, что я летаю. Билли же вполне мог присниться сон, где он вместо себя, разбившего горшок, оказывается другим мальчиком, не причастным к происшедшему. Если этот сон выходит на поверхность, в бодрствование, и если к тому же психика Билли достраивает воспринимаемую ситуацию так, чтобы она не противоречила сюжету сновидения (вспомним, что Билли не узнает свою мать; он видит, что какая-то незнакомая женщина трясет его и кричит), то вот вам и Шон. По сходной логике возникают и другие личности Миллигана.

Тогда, вроде бы получается, что личности Миллигана – это созданные им самим схемы и программы его поведения? Не совсем так, да Билли, действительно, создает эти схемы и программы, но сюжеты и структура этих схем, как видно из материала книги, заимствованы из культуры. А откуда еще Билли мог их взять? Не случайно ведь личности Миллигана отражают ценности массовой американской культуры.

Теперь подумаем, могла ли у Билли сложиться конституирующая инстанция. На первый взгляд, она сложилась в лице Артура, который руководит остальными личностями Миллигана и даже устанавливает для них правила поведения (точнее, жизни) в обществе. Однако можно высказать сомнения по поводу происхождения этих правил: не являются ли они более поздними фантазиями Билли, возникшими в ответ на стремление психотерапевтов и адвокатов собрать его личность и сделать ее приемлемой для общества? Кроме того, вспомним, периодически и чем дальше, тем больше Артур теряет контроль за «пятном»: то он сам куда-то исчезает и часто надолго, то его власть перехватывают другие личности, например, как Адалана, которая крадет время, или Филлип и Кевин, когда им нужно позарез реализовать свои преступные намерения.

Вывод очевидный – Артур пытается стать конституирующей инстанцией, но ничего из этого не получается. Да и не могло получиться, по сути. Кто такой Артур? Одна из программ и культурных сценариев Миллигана, а именно концепция интеллекта в варианте Шерлока Хомса. Эта программа, во-первых, никак не соотнесена (не согласована) с другими программами и сценариями Билли, во-вторых, не скорректирована в социальном отношении, поскольку семья Миллигана и его жизненный опыт сами были асоциальными. Наконец, формированию конституирующей инстанции не способствовала и амнезия. Если человек не запоминает свои различные состояния (а Билли их и не мог запомнить, ведь переключение его личностей происходило через механизм засыпания без сновидений), то, как он мог обогащать и расширять свой жизненный опыт, без чего невозможно ни нормальное развитие человека, ни формирование у него конституирующей инстанции.

Я не хочу утверждать, что Дита Синицина, или другие рассмотренные выше персонажи тоже не имели конституирующей инстанции. Она у них была, если была, но какая? Деформированная, асоциальная. Дита или «хороший товарищ и производственник», вероятно, помнили свои поступки, но не придавали им значения80. Опять же не вообще значения, а приемлемого для общества. Действительно, разве общество может одобрить насилие или убийство собственной матери, не обращать на них внимание? Так и хочется сказать – конечно, не может. Однако почему тогда в наше время и киллерство стало профессией, и по ТВ непрерывно показывают фильмы с насилием и убийствами, и реально в обществе растет число преступлений.

3. Формирование личности и самодетерминация человека

Сделаю отступление и расскажу еще раз себе.

Я помню, как прорезалась моя личность. Это было 1-е сентября после летних каникул. Я пришел в четвертый класс и как будто проснулся. Именно с этого времени я сам себя воспринимал, присматривался к себе, наблюдал за собой. Ощущение своей личности было столь необычным, что я хорошо запомнил свое состояние и переживания. Мне казалось, что все, что было до этого, уходит в сплошную темноту. Лишь отдельные картины были разбросаны в этом темном прошлом. Так я запомнил следующую сцену, вероятно, это было самое первое воспоминание о самом себе.

Я лежу на полу, передо мною коробка с рассыпанными шоколадными конфетами и гофрированными белыми бумажками. Знаю, но не вижу, что стоит мной отец, пришедший навестить меня в детский сад. Я бросился к нему, но споткнулся и упал. От неожиданности отец уронил конфеты, и они оказались на полу. Вторая сцена видна очень смутно. Начало войны, мы едем в теплушке вагона. Мама дает мне бутерброд, накрытый сверху еще одним куском хлеба. Я с удовольствием ем, и вдруг, мой брат, Толя кричит удивленно: “Ма, а Вадик ест масло”. Я сразу же бросаю бутерброд на пол (Дело в том, что в детстве я совершенно не ел все, что было похоже на масло и сметану, и вот, чтобы скрыть масло, мама замаскировала его куском хлеба). Третья сцена, точнее несколько относятся к периоду эвакуации в Куйбышеве. Четвертая и остальные падают на Москву. Но все эти сцены никак не были связаны с моей личностью, они просто запомнились и стояли перед глазами.

Все изменилось, начиная с четвертого класса. Я именно открываю себя, мне кажется, что я теперь помню себя непрерывно. Продумывая, почему это произошло, я нашел причину (ну, может быть, не причину, а предпосылки), с одной стороны, в чтении книг, именно к этому времени я начал достаточно уверенно и много читать, с другой - в том, что пошел в школу, да и дома был все время один (отец находился в армии, а мама пропадала на работе). Книги дали форму осознания себя, а самостоятельная жизнь в школе и дома заставили перестроиться. Я уже не мог, как прежде рассчитывать на помощь мамы или воспитателя, пришлось опереться на самого себя. Книги подсказали, как это сделать - взглянуть на себя со стороны, увидеть себя, охарактеризовать свое Я.

Вообще к этому времени (пятый - шестой класс) я полностью жил в книгах. Художественные события интересовали меня значительно больше, чем окружающая бедная послевоенная жизнь. В те годы никаких телевизоров и плееров еще не было, игрушек практически тоже. Мы жили в огромном доме фабрики “Шерсть-сукно” с коридорной системой. В одном конце коридора находилась общественная кухня, где однажды я в течение двух минут наблюдал фантастический танец жирных крыс, в другом конце коридора располагались два общих туалета.

В доме было всего две еврейских семьи. Антисемитизм процветал как среди взрослых, так и их детей. Мне с братом не раз приходилось отстаивать свою независимость с помощью кулаков, я помню, например, как мы стояли во дворе в окружении дружно плюющих в нас сверстников. Все это тоже не стимулировало у меня желание жить обычными событиями, как только выдавался случай, я старался нырнуть в мир книг, где гуляли благородные дамы, джентльмены и злодеи, кипели страсти, мучались и размышляли о жизни герои. Когда случай не выдавался, я пытался его создать сам, я читал даже ночью под одеялом, включая фонарик, и осторожно, чтобы не разбудить маму, переворачивал страницы.

Естественно, что при таком образе жизни уроки я готовить не успевал. Каждый день я со страхом ожидал, не вызовет ли меня учитель. Но рано или поздно моя фамилия произносилась. В результате я так запустил учебу, что уже боялся идти в школу. Где-то недели две или больше я вместо школы шел в метро. Я находил за станцией “Електрозаводская” в урнах несколько плохо оторванных билетов, и, зажав пальцами оборванный край, проходил мимо контроля. В метро находил свободную скамейку и сидел, глотая очередную книгу. В положенное время Я, как ни в чем не бывало, возвращался домой. Так бы и продолжалось неизвестно сколько времени, если бы кто-то из класса не увидел меня в метро и не сказал об этом классному руководителю. Я во всем повинился, обещал нагнать учебу и только просил, чтобы не рассказывали матери. Она узнала об этой истории буквально несколько лет тому назад от меня самого.

Примерно в это время я прочел “Обломова” и был потрясен. Почему-то решил, что я точная копия Илья Ильича, в частности, так же безволен, как последний, поскольку не могу ради книги сесть за уроки или прибрать в комнате. Я по-настоящему испугался; гениально обрисованная Гончаровым перспектива зарастания коростой и гибели живой души ясно предстали передо мною. Тогда я решил спасать себя, воспитывать свою волю. Начал с простого задания - старался не говорить ни слова в течение двух дней. Следующее задание было сложнее, потом еще сложнее. Так я вступил на тропу войны с самим собой. На этом пути терпел больше неудач, чем побед, но все же не прекращал сражения много лет. Постепенно мои усилия к собственному удивлению стали приносить плоды, и к девятому классу я стал уже вполне организованным молодым человеком. К этому времени наша семья переехала в город Анапу, что тоже способствовало оздоровлению моей личности.

Глядя назад из далека, я думаю, что как ни странно большую роль в формировании моей личности сыграла не только литература XIX-ХХ веков, которую с любовью собирали мать и отец, но и общая неустроенность тогдашней жизни, обусловившая то обстоятельство, что жил я как бы без родителей. Я или должен был пропасть, как это произошло со многими моими сверстниками, или стать личностью, способной к самостоятельному поведению и осмыслению действительности. Почему-то произошло последнее (из философского романа-эссе автора «Проникновение в мышление»).

Посмотрим теперь, как личность складывалась в культуре. Появление в античности личности, то есть индивида, действующего самостоятельно, пытающегося самостоятельно выстраивать свою жизнь, в корне меняет характер всей культуры. С античности все последующие культуры (особый вопрос, касается ли это Востока) являются, так сказать, в большей (Возрождение и новое время) или в меньшей степени (сама античность и средние века) личностно ориентированными. Помимо коллективных социальных практик формируются личностно ориентированные практики (искусство, мышление, любовь и др.), становятся допустимыми разные взгляды на мир и человека, разные способы социализации.

Но каким образом складывается личность, ведь в архаической культуре и культуре древних царств самостоятельное поведение не допускалось вообще, поскольку оно ослабляло социум? Может ли индивид, идентифицирующий себя с родом, рассматривающий любое самостоятельное действие как нарушение табу и усилия, не поддержанные сакральными силами, естественным путем превратиться, перерасти в личность? Вряд ли. Но как тогда можно объяснить появление личности? Как известно, наиболее обстоятельно проблему происхождения личности обсуждают психологи. При этом они сталкиваются с серьезными проблемами. Объясняя появление личности, психологи или априорно закладывают ее в человеке (сначала личность существует в латентном состоянии, а затем, когда в деятельности человека возникают противоречия, просыпается и развивается) или трактуют личность как свернутый в интериоризации слепок социальной структуры. Например, ссылаясь на А.Н. Леонтьева, Александр Асмолов пишет:

“ Первые активные и сознательные поступки - вот начало личности. Становление ее происходит в напряженной внутренней работе, когда человек как бы постоянно решает задачу, “чему во мне быть”…Поиск “двигателя”, дающего начало активности личности, необходимо искать в тех рождающихся в процессе потока деятельностей противоречиях, которые и являются движущей силой развития личности”… Выступая как источник развития личности социально-исторический образ жизни как бы задает появившемуся на свет человеку сценарий, втягивая его в определенный распорядок действий. Жесткость этого распорядка действий зависит прежде всего от того, насколько варьирует в конкретном социально-историческом образе жизни свобода выбора тех или иных видов деятельности"81.

Подобный подход, когда вводится предпосылка о предсуществовании личности, которая затем, в процессе развития себя раскрывает (то есть полагание своеобразного гомункулуса), объясняет и важный тезис А.Асмолова о том, что личность в истории была всегда.

«Итак, - пишет он, - на самых разных этапах человеческой истории в развитии культуры ведут между собой нескончаемый диалог социотипическое и индивидуальное поведение личности. Наличие этого диалога служит доказательством того, что в истории не было безличного периода существования общества"82.

Но современные культурологические и историко-психологические исследования показывают, что личность довольно позднее образование. В филогенезе она складывается не раньше античной культуры, а в онтогенезе только в подростковом возрасте, когда взрослые, посылая ребенка в школу, начинают склонять его к самостоятельному поведению. Можно говорить о трех основных предпосылках становления личности в культуре: 1) формировании еще в архаической культуре конституирующей инстанции человека, 2) переносе индивидом сложившегося в социуме способа управления другими на самого себя и 3) кризисе религиозных представлений, на которых держалась вся культура древнего мира. Первую предпосылку мы рассмотрели выше. Без нее ни о какой личности говорить нельзя, поскольку самостоятельное поведение и самодетерминация (то есть сознательное построение своей жизни, а также управление собой) предполагает осмысление и упорядочение своих состояний, а также работу над ними. Теперь вторая предпосылка.

Дата добавления: 2015-11-04