Если скажешь пароль – буду признательна.
Тео посмотрел на нее так, будто она из сточной канавы вылезла:
Я велел тебе держаться от дома подальше.
Разве? Что-то не помню. – Надо придумать, как прикрыть Джейси. – Джейси сказала, что мне нельзя здесь находиться, но я не послушалась, - солгала Энни. – Я больше не та милая девочка, - прибавила она, чтобы Тео прочувствовал положение дел наверняка.
Тут Джейси не выдержала и хмыкнула. Лучше бы промолчала. Тео мгновенно переключился обратно на нее:
Ты помнишь наш уговор, Джейси.
Та прижала дочь к груди:
Я пыталась удержать Ливию, но…
Так не пойдет, - сухо отрезал Тео. – Придется нам пересмотреть условия. – С этим надменным заявлением он развернулся, словно тут больше и говорить не о чем.
«Пусть проваливает!» - крикнула Пышка.
Но Энни не могла его вот так отпустить и ринулась наперерез.
Ты из какого ужастика выскочил? Посмотри на нее! – Она указала пальцем на Джейси, надеясь, что Тео не заметит, как дрожит рука. – Ты что, серьезно собираешься вышвырнуть вдову с ребенком и без гроша в кармане в снег? У тебя что, вместо сердца камень? Ой, подожди. Это был риторический вопрос.
Тео посмотрел на нее с тем же раздражением, как смотрят на назойливую муху:
К тебе-то это каким боком относится?
Энни терпеть не могла спорить, зато Негодница просто обожала, поэтому пришлось прибегнуть к помощи своего альтер-эго:
Таким, что я человек, способный сострадать. Давай, заткни меня, если слово «сострадание» тебе неизвестно. – Надменные синие глаза Тео потемнели. – Ливия больше не зайдет в стойло, потому что ты станешь его запирать. А твоя домоправительница прекрасно справляется со своей работой, невзирая на сломанную ногу. Тебе ведь продолжали готовить еду, так? Посмотри на кухню. Ни единого пятнышка.
Явный перебор. Тогда Энни решила давить на то, что, похоже, являлось слабым местом хозяина дома. – Если выгонишь Джейси, Синтия наймет кого-то другого. Только представь: еще один чужой вторгается в твое личное пространство. Шныряет по Харп-Хаузу. Наблюдает за тобой. Мешает работать. Или того хуже – пытается с тобой завести разговор. Ты этого хочешь?
И пусть под конец речи Энни уже сипела, она поняла, что победила, по тому, как слегка сощурились глаза и опустились уголки слишком красивого рта Тео.
Он глянул на Джейси, что так и сидела на полу, обнимая Ливию, и отрывисто сообщил:
Я отлучусь на пару часов. Приберись пока в башне, но четвертый этаж не трогай.
И выскочил из кухни почти с той же скоростью, с которой в нее влетел.
Ливия сунула большой палец в рот.
Джейси расцеловала дочь в обе щеки, прежде чем поставить ее рядом, и поднялась, опираясь на костыли.
Поверить не могу, что ты так с ним разговаривала.
Энни и самой не верилось.
В башню имелось два входа – один с улицы, другой с третьего этажа дома. И раз Джейси не могла взобраться по ступенькам, именно Энни предстояло выполнить работу.
Фундамент башни был выше, чем основание остального Харп-Хауза, поэтому ее второй этаж находился на уровне третьего этажа дома, а дверь наверху его лестницы вела прямиком в основное жилое помещение башни. Похоже, ничего не изменилось с тех пор, как здесь гостила бабушка близнецов. Угловатые бежевые стены служили фоном мягкой мебели восьмидесятых годов, которая местами потерлась, а местами выцвела от солнца, бившего в окна, выходящие на океан.
Потрепанный персидский ковер почти полностью закрывал паркет, пара любительских пейзажей маслом красовалась над бежевым диваном с большими подлокотниками-валиками и украшенными бахромой подушками. Под висевшими на стене маятниковыми часами, чьи стрелки застыли на без пяти минут четырех часах, в больших деревянных напольных подсвечниках торчали толстые незажженные белые свечи. Их верхушки покрылись пылью. Кажется, это единственная часть Харп-Хауза, которую не подвергли «старению» на пару сотен лет, но впечатление она производила столь же мрачное.
Энни прошла в небольшую кухоньку с подъемником в дальней стене. Вопреки ожиданиям, посуда, в которой Тео посылали еду с главной кухни, была чистой и стояла в синей пластиковой сушилке. Энни вытащила баллончик чистящего спрея из-под раковины, но приступать к уборке не спешила. Джейси готовила Тео только ужин. Чем же Повелитель преисподней питался в остальное время? Энни отставила баллончик и открыла ближайший шкафчик.
Никаких глаз тритона или жабьих лапок. Ни тебе тушеных глазных яблок или зажаренных во фритюре ногтей. Вместо них Энни обнаружила коробки сухих завтраков из неочищенной пшеницы с отрубями без сахара и соли, из цельной овсяной муки и пшеничного крахмала, и пшеничные же хлопья с витаминно-минеральными добавками. Ничего сладкого, ничего интересного. Но все-таки и никаких консервированных частей человеческого тела.
Больше шанса исследовать помещение могло и не представиться, поэтому Энни продолжила обыск. Какие-то скучные консервы, упаковка сильногазированной минеральной воды, большая пачка дорогого кофе в зернах и бутылка хорошего скотча. Когда Энни разглядывала фрукты на стойке, в голове раздался кудахчущий голос Злобной королевы: «Скушай яблочко, дитя мое…»
Энни развернулась и пошла к холодильнику, где нашла кроваво-красный томатный сок, брусок твердого сыра, черные оливки в масле и нетронутую упаковку какого-то мерзкого на вид паштета, от вида которого аж передернуло. Неудивительно, что Тео любит потреблять чью-то печенку.
Морозилка оказалось, в сущности, пустой, а в «зоне свежести» лежали только морковь и редис. Энни обвела взглядом кухню. А где же «вредная» еда? Пачки чипсов, тортилья, коробки мороженого? Стратегический запас картофельных чипсов и банок арахисового масла? Ничего соленого и хрустящего. Никаких вкусностей. Эта кухонька в своем роде наводила такой же страх, как и большая кухня.
Энни взяла чистящий спрей и замешкалась. Вроде же при уборке полагается двигаться сверху вниз? Или нет?
«Шпионов никто не любит», - покровительственным тоном заметила Пышка.
«Ну да, а ты у нас святая невинность», - съязвила Энни.
«Тщеславие не порок, - парировала Пышка. – Это призвание».
Да, Энни хотелось порыскать в доме у Тео, и она собиралась начать прямо сейчас. Пока хозяин в отлучке, можно в точности выяснить, что же он прячет в своей берлоге.
Уставшие ноги протестующе ныли, пока Энни карабкалась на третий этаж. Если вытянуть шею, то видно закрытую дверь на чердак на четвертом, где Тео предположительно пишет новый садистский роман. Или расчленяет трупы.
Дверь в спальню была открыта, и Энни заглянула внутрь. Если не считать джинсов и свитера, валявшихся в изножье грубо сколоченной кровати, комната выглядела так, словно пожилая дама все еще обитала здесь. Желтоватые стены, шторы с махровыми розами, дамское кресло с малиновой обивкой, декорированная стежкой круглая оттоманка и двуспальная кровать с бежевым покрывалом. Тео совершенно точно не переделывал помещение под себя.
Энни вернулась в узкий коридорчик и после секундного колебания преодолела оставшиеся шесть ступенек на запретный четвертый этаж и толкнула заветную дверь.
Пятиугольная комната с нештукатуреным деревянным потолком и пятью голыми узкими готическими окнами. Если в остальных помещениях не чувствовалось рука хозяина дома, то здесь она была видна невооруженным глазом. От одной стены выступал угловой стол, на котором были беспорядочно разбросаны бумаги, пустые коробки из-под компакт-дисков, пара блокнотов, наушники и стоял компьютер. У стены напротив примостился черный металлический стеллаж с разнообразной техникой, включая аудиосистему, и небольшой телевизор с плоским экраном. На полу под окнами кое-где лежали стопки книг, а рядом с большим удобным креслом валялся ноутбук.
Со скрипом открылась дверь.
Энни испуганно втянула воздух и обернулась.
С черным вязаным шарфом в руках вошел Тео.
«Однажды он уже пытался тебя прикончить, - едко напомнил Лео. – Может и снова попробовать».
Энни сглотнула и отвела взгляд от небольшого белого шрама в углу брови Тео – того самого, которым некогда наградила его сама.
Он пошел к ней, но уже не просто держал шарф, а крутил его словно гаротту или кляп, или какую-нибудь пропитанную хлороформом тряпку. Интересно, сколько придется прижимать ткань к лицу, прежде чем человек отключится?
На этот этаж вход воспрещен, - начал Тео. – Но ты и так об этом знала. Однако пришла.
Он накинул шарф себе на шею, сжимая концы в кулаках. Язык у Энни словно отнялся. И вновь ей пришлось призвать на помощь отвагу Негодницы:
Это тебя здесь быть не должно. – Оставалось надеяться, что Тео не заметит скрипучих ноток в ее обычно уверенном голосе. – Вот как мне тут разнюхивать, если ты говоришь, что уходишь, а сам остаешься?
Шутишь? – Он потянул концы шарфа.
Ты… это ты во всем виноват. – Нужно быстро что-то придумать. – Я бы не заявилась сюда, если бы ты дал мне пароль.
К счастью, я тебя не понимаю.
Обычно люди пишут его на бумажке и лепят к компьютеру. – Энни сцепила руки за спиной.
Я так не делаю.
«Не сдавайся, - приказала Негодница. – Пусть поймет, что теперь имеет дело со взрослой женщиной, а не с беззащитной пятнадцатилеткой».
Энни была отличницей по классу импровизации и постаралась выдать самое лучшее.
А тебе это все не кажется немного идиотским?
Идиотским?
Неудачный выбор слов, - поспешно исправилась она. – Но… Допустим, ты забыл пароль. Тебе серьезно охота звонить своему провайдеру? – Энни закашлялась и набрала воздуха в грудь. – Знаешь, что это такое? Ты часами висишь на проводе, а автоответчик все бубнит, как им важен твой звонок. Или сообщает, что их меню изменилось и тебе надо все внимательно прослушать. В смысле, разве смена меню твоя головная боль, а не их собственная? Через несколько минут такой пытки я готова просто удавиться. И тебе правда хочется проходить весь этот ад, когда проблему можно решить с помощью обычного клейкого листика-напоминалки?
Или обычного электронного письма, - ответил Тео с сарказмом, которого заслуживала ее пространная и путаная речь. – Dirigo.
Что?
Отпустив шарф, Тео прошел к ближайшему окну, у которого стоял телескоп, направленный на океан.
Ты меня убедила. Кодовое слово «dirigo».
И что это за пароль такой?
Девиз штата Мэн. Латынь. Значит «я правлю». А еще это значит, что больше у тебя нет повода тут разнюхивать.
Что на такое скажешь. Энни стала бочком пробираться к двери.
Тео снял телескоп со штатива и подошел с прибором к другому окну:
Ты правда думала, будто я не знаю, что ты делаешь за Джейси ее работу?
Следовало понять, что он догадается.
Какая тебе разница? Работа-то выполнена.
Большая, потому что я не желаю тебя здесь видеть.
Понятное дело. Уж лучше ты вышвырнешь Джейси.
Мне тут никто не нужен.
Конечно нужен. Кто ответит на стук в дверь, когда ты спишь в своем гробу?
Тео проигнорировал ее слова, смотря в телескоп и настраивая резкость. Энни почувствовала, как в затылке закололо. Окно, к которому перешел хозяин дома, выходило как раз на ее коттедж.
«Вот что бывает, когда бросаешь вызов подлецу», - насмешливо заметил Лео.
У меня новый телескоп, - сообщил упомянутый подлец. – Когда хорошее освещение, то просто удивительно, сколько всего можно увидеть. – Он еще чуть-чуть подправил прибор. – Надеюсь, мебель, что ты передвинула, была не слишком тяжелой.
Энни продрал мороз до мозга костей.
Не забудь сменить постель у меня в спальне, - приказал Тео, не оборачиваясь. – Нет ничего лучше, чем ощущать голым телом свежие простыни.
Ни за что Энни не покажет ему, как он ее до сих пор пугает, потому заставила себя медленно повернуться и пойти к лестнице. У нее был миллион причин сказать Джейси, что больше она эту работу делать не будет. Миллион – не считая абсолютной уверенности, что не сможет жить в мире с собой, если позволит страху перед Тео Харпом бросить в беде человека, спасшего ей жизнь.
Энни управилась так быстро, как только смогла. Протерла мебель в гостиной, пропылесосила ковер, отдраила кухню. А затем, с ноющим от плохого предчувствия желудком, прошла в спальню, нашла чистое белье, но снимать простыни с кровати Тео показалось ей слишком личным, слишком интимным. Однако она стиснула зубы и все сделала.
А когда потянулась за тряпкой, услышала, как на чердаке хлопнула дверь, щелкнул замок и загремели вниз по лестнице шаги. Энни приказала себе не двигаться, но все равно обернулась.
Опершись плечом на косяк двери, Тео стоял на пороге. Взгляд его проследовал от растрепанных волос Энни к ее груди, едва различимой под толстым свитером, затем скользнул по бедрам, задержался, двинулся дальше. Что-то в этом осмотре было оценивающее. А еще нахальное и тревожащее. Наконец Тео отвернулся.
И вот тогда-то раздался он.
Какой-то сверхъестественный звук – полурычание-полустон, причем совершенно жуткий, - просочился в комнату.
Тео замер на ходу. Энни наклонила голову, смотря в сторону чердака:
Что это такое?
Хозяин дома нахмурился и было открыл рот, словно хотел объяснить, но так ничего и не сказал. А секунду спустя исчез.
Где-то внизу хлопнула дверь. Энни стиснула зубы.
«Ублюдок. Так тебе и надо».
Дыхание Тео облачками пара вырывалось изо рта. Он открыл дверь конюшни, куда всегда уходил, когда надо было поразмыслить. Тео думал, что готов ко всему, но совсем не ожидал, что она вернется, и не собирался мириться с этим.
Внутри пахло сеном, навозом, пылью и холодом. Раньше отец держал здесь целых четыре лошади, которые так и жили на острове, когда семья уезжала с Перегрина. Теперь же остался только черный мерин, принадлежавший Тео.
Танцор тихо заржал и высунул голову из стойла. Тео вообразить не мог, что снова увидит Энни, однако вот она, в его доме. В его жизни. Принесла с собой воспоминания о прошлом. Тео погладил коня по морде:
Только ты и я, парень. Ты и я… и неважно, какие новые демоны явятся по наши души.
Конь вскинул голову. Тео открыл дверь стойла.
Так дальше нельзя. Надо избавиться от Энни.
Глава 5
С самого начала Энни жутко было ночевать одной в коттедже, но эта ночь превзошла все. В окна без штор Тео мог преспокойно через телескоп наблюдать за Энни в любое время дня и ночи. Она не стала включать свет, пробралась, спотыкаясь в темноте, к кровати и натянула на голову одеяла. Но темнота лишь пробудила ее воспоминания о том, как все тогда изменилось.
Это произошло почти сразу после того случая с кухонным лифтом. Риган где-то отсутствовала: то ли брала уроки верховой езды, то ли заперлась в комнате и писала стихи. Энни сидела на валунах на пляже и предавалась мечтам, как стала красивой талантливой актрисой, снимаясь во множестве кинофильмов, когда подошел Тео и уселся рядом. Длинные ноги, торчавшие из шорт цвета хаки, казались немного для него великоваты. Через лужицу, оставшуюся после прилива, пробежал краб-отшельник.
Тео не отрывал взгляд от волнореза, где волны закручивались барашками.
Прости, Энни, за ту ерунду. Все вышло как-то странно.
И она, как дура, мгновенно простила его.
С этого момента, как только Риган чем-нибудь была занята, Тео зависал с Энни. Он показал ей несколько любимых мест на острове, начал больше доверять - поначалу сдерживая себя, потом становясь все более откровенным. Рассказывал, как ненавидит свою закрытую школу, как пишет короткие рассказы, которые не показал бы никому на свете. Они обсуждали любимые книги. И Энни убедила себя, что она единственная девочка, которой Тео когда-либо доверился. Показала ему кое-какие свои рисунки, которые держала в секрете, чтобы Мэрайя их не раскритиковала.
И наконец он поцеловал ее. Ее. Энни Хьюитт, долговязое чучело пятнадцати лет отроду со слишком длинным лицом, чересчур большими глазами и безумно кудрявыми волосами.
После этого каждый момент, когда Риган отсутствовала, заставал их вместе, обычно внутри пещеры при низком приливе, вырытой морем в мокром песке. Тео трогал грудь Энни через купальник, а она думала, что умрет от счастья.
И когда он стянул верх купальника, то, переживая, что ее грудь невелика, попыталась прикрыться ладонями. Тео отвел ее руки в стороны и прочертил каждый сосок подушечками пальцев.
Энни задыхалась от испытываемых ощущений.
Вскоре они уже касались друг друга всюду. Он расстегнул молнию на ее шортах и сунул руку в трусики. Ни один мальчик не касался ее там. Тео проник в нее пальцем. И она взорвалась всеми гормонами. Мгновенным оргазмом.
Энни тоже трогала его и когда впервые почувствовала влагу в ладони, решила, что сделала ему больно.
Она была влюблена по уши.
А потом все изменилось. Безо всякой причины Тео стал избегать ее. Начал унижать перед сестрой и Джейси.
«Энни, не будь такой дурой. Ведешь себя как маленькая».
Она попыталась вызвать его на разговор наедине, выяснить, почему Тео стал таким, но он уклонялся. Потом Энни нашла полдюжины своих любимых готических романов в мягкой обложке на дне бассейна.
Однажды солнечным июльским днем они шли через болото по мостику – Энни немного впереди близнецов, в хвосте плелась Джейси. Энни пыталась произвести впечатление на Тео, какая она взрослая, рассказывая о жизни на Манхэттене.
Я езжу на метро сама с тех пор, как мне исполнилось десять, и…
Прекрати хвастаться, - прервал Тео. А потом шлепнул ее ладонью по спине.
Она слетела с мостика прямо лицом в грязную жижу, руки по плечи погрузились в болотный ил, ноги засосало в тину. Пока она пыталась выбраться, гниющие стебли болотной травы и комья сине-зеленых водорослей облепили волосы и одежду. Энни отплевывала грязь, пытаясь протереть глаза, но ей никак не удавалось, и она начала плакать.
Риган и Джейси были в таком же ужасе, как и Энни, и не сразу кое-как вытащили ее из болота. Энни содрала коленку и потеряла кожаные сандалии, которые купила на собственные деньги. Слезы чертили дорожки на измазанном лице, пока она стояла на мостике, как существо из какого-то фильма ужасов.
Зачем ты это сделал?
Тео безучастно рассматривал ее:
Не люблю хвастунов.
Глаза Риган наполнились слезами:
Только никому не говори, Энни! Пожалуйста, не говори. Тео сильно попадет. Он больше так не будет. Обещай ей, Тео.
А Тео высокомерно удалился, так ничего и не пообещав.
Энни никому не рассказала. Не тогда. Гораздо позже.
На следующее утро Энни слонялась по дому, пытаясь окончательно проснуться после беспокойного ночного сна, прежде чем предпринять пренеприятное путешествие в Харп-Хауз. И в конце концов забрела в студию, которая была недоступна телескопу Тео. Брызги краски на голом деревянном полу свидетельствовали о череде художников, работавших здесь долгие годы. Из-под дюжины картонных коробок, сваленных на задвинутой в угол кровати, торчало ярко-красное покрывало. Рядом с кроватью стояла пара деревянных выкрашенных в желтое стульев с сиденьем из камыша.
Ярко-голубым стенам комнаты, красному покрывалу и желтым стульям вменялось в обязанность воззвать к жизни картину Ван Гога «Спальня в Арле»,
а на самой длинной стене фреской в натуральную величину изображалась передняя часть такси, врезавшегося в витрину. Энни уповала на Господа, что наследство не включало эту фреску, потому что не могла вообразить, как удастся продать целую стену.
Ей представилась в этой комнате мать, потворствующая самолюбию гостивших художников так, как никогда не поощряла дочь. Мэрайя свято верила, что художественные натуры нужно холить, однако отказывалась одобрять занятия дочери, будь то рисование или актерское мастерство, хоть Энни одинаково любила и то и другое.
«Мир искусства – змеиное гнездо. Даже будь ты неимоверно талантлива – чего и в помине нет – этот мир сжирает людей заживо. Я не хочу для тебя такой участи».
Мэрайе больше бы подошло иметь дело с какой-нибудь вздорной девицей, которую не заботило бы ничье мнение. Вместо этого она родила застенчивое дитя, которое день напролет грезило наяву. И все же в конечном итоге сильной оказалась именно Энни, когда ухаживала за матерью, уже не способной заботиться о себе.
Энни отставила кружку с кофе, услышав, как подъехал незнакомый автомобиль. Она пошла в гостиную и выглянула в окно, чтобы как раз увидеть, что в конце тропинки остановился потрепанный белый фургон. Открылась дверца, и вылезла женщина - на вид чуть больше пятидесяти. Массивная фигура закутана в серый пуховик, ноги в прочных черных ботинках утонули в снегу. Пышные белокурые волосы не покрыты шапкой, зато шея обмотана вязаным шарфом с узором из черных и зеленых ромбов. Женщина наклонилась и извлекла из машины розовую подарочную коробку с пышным бантом из малиновой шелковой бумаги на крышке.
Энни так обрадовалась незнакомому лицу, не связанному с Харп-Хаузом, что чуть не споткнулась о разноцветный полотняный коврик - так спешила к двери. Когда открыла ее, с крыши ветром сдуло снежную пыль.
Я Барбара Роуз, - дружелюбно представилась незнакомка. - Вы здесь уже почти неделю. Вот я и подумала, что пора бы вас проведать.
На белоснежной коже выделялась ярко-красная помада, и пока Барбара поднималась по ступенькам, Энни приметила крупинки туши, что нашли пристанище на припухлостях под глазами.
Хозяйка пригласила гостью войти и забрала у нее пуховик.
Спасибо, что послали своего мужа помочь мне в первый день. Не хотите ли чашечку кофе?
Хорошо бы.
Под пуховиком оказались трикотажные черные брюки и ярко-синий свитер, обтягивавший пышные формы. Барбара сняла ботинки и проследовала за Энни в кухню, неся подарок и оставляя за собой цветочный запах духов.
Любой женщине одиноко самой по себе на острове, а очутиться здесь в разгар неизвестно чего… - Она пожала плечами. – Когда живешь в одиночку, всякое может пойти не так.
Не такие речи хотелось бы услышать от бывалой островитянки.
Пока Энни готовила свежий кофе, Барбара оглядывала кухню, примечая то китчевый набор для специй на подоконнике, то ряд черно-белых литографий на стене. Вид у гостьи стал почти мечтательным.
Каких только знаменитостей здесь не перебывало каждое лето, но не помню, чтобы часто видела вас.
Энни включила кофеварку.
Я больше городской житель.
Разумеется, в разгар мертвого сезона Перегрин не то место, где горожанам жилось бы хорошо.
Барбара любила поболтать, и пока булькала кофеварка, успела сообщить, какая нынче исключительно холодная погода, как тяжело приходится островитянкам зимой, когда мужчины выходят в неспокойное море. Энни запамятовала о сложном законодательстве, предписывающем когда и где частные ловцы омаров могут ставить свои ловушки. Барбара счастлива была ее просветить.
Только мы здесь занимаемся ловлей с раннего октября до начала июня. Потом переключаемся на туристов. Большая часть других островов ловит с мая по декабрь.
Не легче было бы ловить, когда тепло?
Да, конечно. Хотя когда приходит время вытаскивать ловушки, довольно много можно напортачить, несмотря на хорошую погоду. Впрочем, доходы от омаров всю зиму высоки, поэтому-то сейчас и выгодно ловить.
Энни наконец приготовила кофе.
Они отнесли кружки на столик, примостившийся на террасе. Вручив Энни розовую коробку, Барбара уселась напротив на стуле. Подарком оказался вязаный черно-белый шарф с таким же ромбовидным узором, что и на ней.
Барбара смахнула крошки, оставшиеся от завтрака Энни, в ладонь.
Вязание помогает скоротать зимнее время. Иначе я бы покрылась ржавчиной. Сын теперь живет в Бангоре. Раньше я видела внука каждый день, а сейчас хорошо, если увижу раз в два месяца.
Глаза у нее затуманились, словно ей хотелось заплакать. Она резко встала и унесла собранные крошки в кухню. Когда вернулась, то еще не совсем пришла в себя.
Дочка Лиза поговаривает, как бы уехать отсюда. Если это случится, я потеряю двух внучек.
Лиза подруга Джейси?
Барбара кивнула.
Похоже, пожар в школе стал для нее последней каплей.
Энни смутно вспомнила небольшое каркасное здание, служившее на острове школой. Оно торчало на холме над набережной.
А я и не знала, что в школе был пожар.
Это было в начале декабря, прямо сразу после приезда Тео Харпа. Короткое замыкание. Выгорело дотла. – Гостья постучала кончиками красных ногтей по столу. – В той школе полвека учились дети до тех пор, пока не уезжали в среднюю школу на материке. Сейчас мы используем старый передвижной дом – все, что может позволить себе город, - и Лиза возмущается, что, дескать, не собирается позволять своим девочкам ходить в школу, размещенную в трейлере.
Энни не могла осудить женщину, захотевшую уехать отсюда. Жизнь на маленьком острове романтична больше в мечтах, чем в реальной жизни.
Барбара повертела на пальце обручальное кольцо, тонкий золотой ободок с крошечным бриллиантиком.
Я такая не одна. Сноха Джуди Кестер пилит ее сына, чтобы переехать к ее родителям куда-то в Вермонт, и Тильди… - Она махнула рукой, давая понять, что ей даже думать об этом не хочется. – На сколько вы приехали?
Может, до конца марта?
Для зимы это время долгое.
Энни пожала плечами. Подробности ее владения коттеджем, кажется, не являлись всеобщим достоянием, и ей хотелось и дальше сохранить такой порядок вещей. Иначе она выглядела бы марионеткой в чьих-то руках, совсем как ее куклы.
Муж мне вечно твердит, чтобы я не совала нос в чужие дела, - поделилась Барбара, - я не могу не предостеречь, что жить здесь одной будет ой как трудно.
Все будет хорошо, - сказала Энни, словно сама тому верила.
Озабоченное выражение гостьи ничуть не обнадеживало.
Вы далеко от города. И я так понимаю, что ваша машина… Тут нет асфальтовых дорог, она будет бесполезна зимой.
Энни и сама уже это поняла.
Перед уходом Барбара пригласила ее на проводимую на острове игру «банко».
Это по большей части для нас, бабушек, но я возьму играть Лизу. Она ближе вам по возрасту.
Энни не раздумывая согласилась. Желания играть в «банко» у нее не было, но так хотелось пообщаться с кем-нибудь помимо кукол и Джейси, которая, при всей ее приятности, уж точно не тот собеседник, что оживляет разговор.
Харпа разбудил какой-то шум. На сей раз не ночной кошмар, а какой-то посторонний звук. Тео открыл глаза и прислушался.
Даже сквозь туманные остатки сна он быстро сообразил, что именно слышит. Бой часов на лестнице.
Три… Четыре… Пять…
Тео сел в постели. Эти часы не шли с тех пор, как добрых шесть лет назад умерла его бабушка Хильди.
Он откинулся на подушки и прислушался. Мелодичный бой звучал приглушенно, но все же отчетливо был различим. Тео считал. «Семь… Восемь…». И дальше. «Девять… Десять…». Наконец на двенадцатом ударе бой прекратился.
Тео взглянул на прикроватные часы. Три ночи. Что за черт?
Он оставил постель и стал спускаться по лестнице. И хотя и был обнажен, но холод его не беспокоил. Тео любил лишения. Так он чувствовал себя живым.
В окна просачивался свет полумесяца, чертя тюремные решетки на ковре. В гостиной пахло пылью, запустением, однако маятник настенных часов бабушки Хильди качался в ритмичном «тик-так», стрелки указывали на полночь. Часы, которые молчали долгие годы.
Может, Тео и имел дело со злодеями, путешествующими во времени, однако не верил в сверхъестественное. Отправляясь спать, он проходил через эту комнату, и если бы часы тикали, он бы заметил. Тогда в доме раздавался тот необъяснимый шум.
Должно быть всему этому объяснение, только Тео не имел понятия какое. Он кучу времени думал над ним, поскольку так больше и не заснул. Как обычно. Сон стал врагом, зловещим прибежищем привидений из прошлого, привидений, становящихся все более опасными с тех пор, как появилась Энни.
Дорога уже не была такой обледенелой, как восемь дней назад, в день приезда, но выбоины обозначились отчетливей, и Энни понадобилось сорок минут на путешествие, занимавшее в иные дни минут пятнадцать, чтобы добраться до городка, где женщины устраивали игру в «банко». За рулем она старалась не думать о Тео Харпе, однако никак не могла выкинуть его из головы. Прошло три дня с момента их стычки в башне, и она видела его лишь издалека. И хотелось, чтобы и дальше так продолжалось, но что-то подсказывало, что легко ей не отделаться.
Энни благодарила судьбу за шанс выбраться из коттеджа. Несмотря на изнурительные подъемы в Харп-Хауз, она стала лучше чувствовать себя физически, если уж не душевно. Энни надела свои самые новые джинсы и один из белых мужских свитеров матери.
Собрала буйные кудри в небрежный пучок, подкрасила губы помадой цвета карамели и махнула щеточкой с тушью по ресницам – это все, что она смогла сделать из имеющихся средств. Иногда она думала, что стоит отказаться от туши, чтобы глаза не так заметно выделялись на лице, но друзья уверяли, что она чересчур критична, и светло-карие глаза – самое красивое, что у нее есть.
С правой стороны дороги в море выдавался большой каменный пирс, у которого стояли на причале корабли ловцов омаров. Закрытые лодочные сараи заменили открытые эллинги, которые помнила Энни. Если дела обстоят как раньше, то летние гости все еще хранят свои драгоценные судна запертыми внутри вместе с ловушками и буйками, дожидавшимися новой покраски.
Через дорогу от пристани стояли несколько закрытых на зиму забегаловок в ряду с магазином сувениров и парой художественных галерей. Служившая также почтой и библиотекой островная ратуша, небольшое здание под серой черепицей, была доступна круглый год. На возвышавшемся позади городка холме виднелись занесенные снегом могильные камни кладбища. Выше по склону с видом на бухту стояла темной и пустой под серой черепицей гостиница «Перегрин Айленд Инн» и ждала наступления мая, чтобы снова возродиться к жизни.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |