Автор: Илья Попов (псевдоним: Василий Криптонов) 1 страница

Автор: Илья Попов (псевдоним: Василий Криптонов)

e-mail: [e-mail]

ПЕСНЬ ГНЕВА

КНИГА 1

ИНКУБАЦИЯ

Посвящается:

Асе Поповой – за то, что хранила и оберегала мой мир. За то, что оставалась рядом всегда, куда бы меня ни заносило. За то, что понимала такое, чего никто и никогда бы не понял. За то, что дарила и дарит мир и покой.

Виктории Денисовой – за то, что взрывала мой мир, когда он стал слишком самодостаточным и умиротворенным. За то, что стала прообразом Кати.

Евгении Ивановой – за то, что взорвала мой мир, на обломках которого я выстроил новый. И за то, что спасала мой мир, который я воздвигал уже на совсем других обломках.

Вам посвящается эта песнь. Спасибо за все!

ПРОЛОГ

- Руслан Дмитриевич? – осведомился высокий мужчина в белом халате, подойдя к двери кабинета.

Руслан поднял голову и посмотрел на него рассеянным взглядом. Он уже давно сидел здесь, в тесном больничном коридоре, освещаемом мертвым светом люминесцентных ламп, слушал их мерное гудение и думал. Он был голоден, все эти больничные процедуры утомили его, измотали донельзя. Сотни бумаг, тысячи вопросов и назойливое, неотступное чувство вины. Но что он мог поделать? Теперь Руслан предвкушал лишь возвращение домой. Дома он сделает себе пару-тройку бутербродов, возьмет из холодильника недопитую бутылку водки и зальет это мерзкое чувство, зальет так, чтобы оно захлебнулось к чертовой матери.

- Руслан Дмитриевич? – повысил голос мужчина в халате.

- Да-да, я! – встрепенулся Руслан, вскакивая со скамейки.

- Главврач, - коротко представился мужчина, побрякивая связкой ключей. С первого взгляда Руслан ему не понравился. «Говно человечишка, - решил он. – Сейчас начнет оправдываться, как школьник у директора».

- Зайдите ко мне на пять минут, - сказал главврач командным тоном.

Руслан вздохнул:

- Понимаете, я так устал… Все эти бесконечные расспросы… Мне и так нелегко…

«Если он сейчас же не заткнется, я его ударю», - отрешенно подумал врач.

- Это не займет много времени, - сказал он вслух и, найдя в связке нужный ключ, открыл дверь кабинета. – Прошу.

Руслан вошел с очередным вздохом. Главврачу вновь пришлось подавить в себе желание дать этому нытику по морде.

Руслан сел на указанный ему стул, а главврач уселся в кресле напротив. На столе у него лежала пухлая медицинская карта. Руслан узнал бы ее из тысячи. Сколько они с ней носились, пока еще мать была жива. И после ее смерти, когда Руслан остался один, он продолжал эти бесконечные попытки, пока не потерял всю веру. Он терпел до сих пор лишь потому, что помнил, как мать перед смертью на мгновенье придя в себя, сжала его руку с неожиданной силой и хриплым шепотом произнесла: «Не бросай Лену!» И он не бросал. До сих пор.

Главврач перевернул несколько страниц медкарты и уставил взгляд на Руслана. Тот непроизвольно поежился под этим взглядом – пытливым, изучающим.

- Мутизм акинестический, - задумчиво произнес врач.

Руслан поморщился и отвел взгляд.

- Наверное, - сказал он. – За пять лет я столько разных диагнозов услышал. Мутизм, аутизм, синдром саванта… Один спец из Москвы говорил про синдром этого, как его… изолированного…

- Изоляции, - подсказал главврач, не отводя взгляда. – Синдром запертого человека.

- Ага, он самый, - кивнул Руслан. – Каждый готов выставить диагноз, но что толку? Слова…

- Человеческий организм – не компьютер, - сказал врач, прикрыв, наконец, веками свои сверлящие душу глаза. – Все эти состояния, которые вы перечислили, не обязательно должны встречаться в чистом виде. В мозгу постоянно происходит бесчисленное количество процессов. И также неисчислимо количество возможных нарушений этих процессов. Какие-то схожие случаи получили название акинестического мутизма – это последний диагноз вашей сестры. Но не факт, что во всех этих случаях происходило одно и то же. Я говорю это для того, чтобы вы не держали зла на врачей. Они, скорее всего, действительно хорошие специалисты, просто медицина, несмотря на все свои успехи, находится, я бы сказал, в зачаточной стадии развития. Совершенство, это когда компьютер сканирует каждую клетку тела, находит малейшую неисправность и устраняет ее. Точечными ударами уничтожаются вирусы, раковые клетки, разрушаются тромбы. Может, через тысячу лет это станет возможным. Тогда не будет нужды ни в лекарствах, ни в диагнозах.

Руслан слушал, и выражение удивления на его лице становилось все отчетливей. Главврач вдруг напомнил ему пятилетнего мальчишку, рассказывающего отцу о том, как он построит космический корабль и полетит на другую планету.

- Я немного увлекся, - оборвал сам себя главврач, видимо, заметив выражение лица Руслана. – Все это значит, что диагноз – лишь кодовое обозначение совокупности симптомов. Не откровение свыше, нет. Диагнозы устаревают, меняются с развитием возможностей медицины. Когда-то считалось, что у женщин матка может перемещаться по всему организму и вызывать изменения в психике. На полном серьезе ставился диагноз «бешенство матки», пока не выяснилось, что это полная чушь. Но мы рабы своих возможностей. И в случае с вашей сестрой я могу сказать лишь одно: возможно, пока мы просто не можем понять, что с ней. Это похоже на синдром изоляции, похоже на кататонический ступор. Они не исключают друг друга, поэтому можно называть и то и другое. Если бы не одно «но».

Врач выдержал паузу и перевернул еще несколько страниц медицинской карты.

- Что вы хотели сказать? – устало переспросил Руслан.

- Никто так и не смог понять причину. Почему Елена Дмитриевна пришла в такое состояние. В подавляющем большинстве случаев причиной становится черепно-мозговая травма, но я вижу, что голова ее в полном порядке. Вот результаты МРТ – ни опухолей, ни тромбов, ни кровоизлияний. Ее мозг в полном порядке! Как и весь организм. Все процессы проходят нормально. Она, полагаю, даже может выносить совершенно здорового ребенка.

Руслан содрогнулся, и это не укрылось от внимания доктора. Но он продолжал:

- Все в полном порядке, если не считать того, что она не двигается, не разговаривает, не реагирует на внешние раздражители.

- Она двигается, - тихо заметил Руслан.

Главврач приподнял бровь:

- Да неужели?

- Да. Она… рисовала… всегда, все это время. Ну, не каждый день, но часто.

- Рисовала?

- Да. Через неделю после того, как мы забрали ее из Красноярска, ночью, она встала, взяла со стола лист бумаги и нарисовала речку, берег, двух каких-то парней и себя возле костра. А на заднем плане машину, «Ниву».

- Она так хорошо рисует?

- Конечно, - Руслан посмотрел на доктора как на дурака. – Художественная школа, институт искусств, курсы еще какие-то проходила… Она всегда прекрасно рисовала!

- Вы видели, как она рисовала? – спросил врач.

- В тот раз нет, - Руслан покачал головой. – Мы с мамой нашли рисунок на столе, утром. А у Лены в руке был карандаш. Мы еще подумали, что, возможно, она скоро совсем очнется, но… Увы. А потом – да, видел. Мы поставили ей мольберт в комнате, и она стала иногда рисовать красками.

- И что она рисовала?

- Много всего. Людей, здания, природу… Наверное, то, что когда-то видела, что как-то ей запомнилось…

- А менялось выражение ее лица, когда она рисовала?

Руслан отрицательно мотнул головой.

- Нет. Никогда. Она всегда такая. Абсолютно никаких эмоций.

Врач задумчиво покачал головой.

- Это эскапизм, - сказал он.

- Что?

- Эскапизм. Еще одно мудреное слово в копилку бесполезных диагнозов. Я думаю, она просто ушла в себя, спасаясь от чего-то. И ушла так глубоко, что единственный врач, который мог бы ей помочь, не сможет последовать за ней.

- Какой врач? – Руслан, казалось, совсем потерял нить разговора.

- Психиатр.

- Психиатр? Вы шутите? – Руслан рассмеялся

- Вовсе нет.

- Какой, к черту, психиатр? На тестах ей вгоняли в ногу здоровенную иглу, а она даже не моргнула! По-вашему, она так крепко задумалась?

- Не надо повышать на меня голос, - негромко сказал врач, и Руслан сразу сник. – Вам, возможно, кажется, что огромная игла в ноге – самая большая боль, какую можно испытать. Но что если ваша сестра бежала от боли куда более сильной? Той, которую не прекратишь, вырвав иглу. Той боли, которая в душе.

Руслан молчал. Он ничего не знал о личной жизни своей сестры до случившегося с ней несчастья. Они мало общались, да и мать тоже не говорила о каких-либо трагедиях в жизни дочери.

- После смерти матери вы еще долго продолжали заботиться о сестре, - чуть более сухо продолжил врач. – Почему вы решили положить ее в больницу именно сейчас?

Руслан медленно поднял взгляд на врача.

- Потому что я понял, что дальше я не справлюсь.

- Нервы? – равнодушно спросил врач.

- Можно сказать и так. Неделю назад я встал ночью попить и нашел ее в кухне. Она плакала. В руке у нее был нож, и она очень медленно подносила его к своему горлу.

***

Придя домой, Руслан сбросил ботинки, прошел в кухню и первым делом извлек из холодильника початую бутылку водки, уже вторую, купленную им после смерти Юры. Юра… При мысли о старом друге, Руслан вздохнул.

Он плеснул водки в стакан, поднял его и вздохнул:

- Земля тебе пухом, Юрка. Земля тебе пухом…

Опрокинув стакан, Руслан поморщился и снова полез в холодильник за колбасой, сыром и огурцами. Аппетит, пропавший после разговора с доктором, стремительно возвращался. Руслан соорудил себе три гигантских бутерброда, забрал со стола бутылку со стаканом и прошел в зал. Там он включил телевизор (простенький Funai - плазму пришлось продать, чтобы хватило денег на визит к московскому специалисту) и стремительно проглотил первый бутерброд. Огурец похрустывал на зубах, и Руслан даже застонал от удовольствия.

- Блин, такое чувство, будто год не ел! – сообщил он пустой комнате.

По телевизору шли вечерние новости. Диктор монотонно сообщал об убийствах, катастрофах и событиях мира культуры. Жизнь шла своим чередом.

Дожевав первый бутерброд, Руслан почувствовал себя значительно лучше и наполнил стакан чуть больше, чем наполовину.

- За тебя, Ленка! – провозгласил он, протягивая стакан в пустоту. – Надеюсь, там тебе будет лучше!

Водка вновь обожгла ему горло и на этот раз проскочила не так гладко. Рецепторы, избалованные бутербродом, болезненно отреагировали на вторжение огненной воды, и Руслан закашлялся, сдерживая подкатившую к горлу тошноту. На глаза навернулись слезы, но бутерброд номер два решил проблему. Набив полный рот, Руслан стал неторопливо жевать. Водка уже нашла короткую дорожку к мозгу, и мир вокруг казался таким спокойным, небрежно-расслабленным. А главное – все стало правильным. До этого Руслан терзался угрызениями совести, но теперь они ушли. Да, решение было принято верно. В больнице о сестренке позаботятся. К тому же это ведь не просто больничка, а хорошая, по назаровским меркам – даже отличная, частная клиника, которая открылась пару лет назад и с тех пор собирала одни только положительные отзывы.

Руслан проглотил бутерброд и прикрыл глаза. Пробили часы. Ненавязчиво бормотал телевизор, за стенкой переругивались соседи. Обычная симфония обычного холостяцкого вечера. Все было как всегда, за одним только исключением. Руслан теперь твердо знал, что из соседней комнаты не раздастся ни звука. Он может спать спокойно, наверное, впервые за последние пять лет. И сон уже одолевал его. Мысли приятно путались, сталкиваясь друг с другом, смешиваясь в причудливые сочетания. Перед мысленным взором мелькали разрозненные образы и картинки, все это накатывало и подавляло, становилось оглушающим…

- Руслан!

Громкий, хриплый голос. Руслан недовольно покривился, не открывая глаз. Мозг отвергал помеху, стремился заглушить ее многоголосьем собственных порождений.

- Руслан, почему бы тебе не отворить зенки? Ты ведь уже перешел!

В этот миг Руслана словно что-то дернуло. Он широко распахнул глаза, захватил ртом большую порцию воздуха и сел на диване. Сердце колотилось, готовое разорвать грудную клетку. У окна стоял человек. Телевизор работал совсем рядом с ним, отбрасывая разноцветные блики на лицо пришельца.

- Ю-ра? – прошептал Руслан.

Губы Юры тронула усмешка.

- Тебя разве не убили? – спросил Руслан. В голове, как это часто бывает при внезапном пробуждении, крутилась одна дурацкая мысль: я же выпил за упокой его души, значит, он должен быть мертв!

Юра поморщился, как человек, которому напоминают о том, что перед сном нужно чистить зубы.

- Да… Это не важно, - сказал он рассеяно. – Как ты мог свалять такого дурака?

Руслан непонимающе хлопал глазами.

- Лена, - пояснил Юра. – Как ты мог запереть ее в эту чертову дыру? Это самый идиотский поступок за всю твою жизнь.

- А что мне было делать? – Руслан не смог вынести взгляда друга и посмотрел на экран телевизора. Диктор новостей был, почему-то, в темных очках. И он молчал, таращась с экрана на происходящее в комнате. Руслан почувствовал, как его волосы начинают вставать дыбом. Леденящий, неконтролируемый ужас проник в комнату.

Юра, очевидно, тоже что-то такое почувствовал. Он нахмурился и передернул плечами.

- У меня нет времени сопли размазывать, - сказал он. – Забери ее оттуда, как можно скорее. Понял?

Руслан открыл было рот, чтобы ответить, но его опередили.

- Я думаю, уже поздно, Юра, - вкрадчиво произнес чей-то глухой, мягкий голос. Наверное, так примерно говорят психиатры со своими пациентами.

Юра сделал стремительное движение, и в его правой руке оказался пистолет. Руслан мог поклясться, что он появился прямо из воздуха. Ствол был направлен в телевизор. Диктор улыбнулся, и форма его очков неуловимо изменилась. Изображение с ним переместилось в правый нижний угол, а основную часть экрана заняли кадры какой-то жуткой авиакатастрофы. Руслан видел обугленные части человеческих тел, головы… Боже, это ведь дети!

В поле зрения камеры появился человек в таких же черных очках, как у диктора. Они даже были похожи, как близнецы, только второй был одет во что-то вроде сутаны.

- Ужасная катастрофа! – бодрым голосом сообщил человек. – Самолет, в котором находилось более трехсот детей, направлялся из Красноярска в Москву. Пилот не справился с управлением, или еще какая-то хрень в этом роде, и – voila! Ни одного выжившего! Вы только посмотрите на эту груду нежного детского мяса! А запах! Жаль, что вы не чувствуете! У меня даже член встает от восторга!

Картинка с диктором снова выросла на весь экран.

- Ты видел, что мы можем, - спокойно заявил он. – Твоя девочка не доживет до утра. Сможешь жить со всем этим? Она сдохнет, как эти детишки, а потом сдохнешь ты. Но всего этого можно избежать, не так ли?

Юра молча нажал на курок. Выстрел был подобен грому. Телевизор разлетелся на куски, задребезжали оконные стекла и посуда в серванте. Руслан услышал собственный полувскрик-полустон.

- Мне нужно идти, - процедил сквозь зубы Юра. – Помни: забери ее оттуда! Или… будет совсем плохо.

И он исчез. После взрыва телевизора комната погрузилась во тьму, и Руслан не мог уже видеть Юру, но чувствовал его присутствие. И сразу же почувствовал, когда он исчез. Тьма давила на глаза, словно став материальной. Доносился отрешенный голос диктора.

Диктора?

Внезапно Руслан осознал, что его глаза закрыты. Подняв веки, он чуть не задохнулся от изумления. Разумеется, в комнате никого не было. А телевизор был целехонек и продолжал передавать новости. У диктора не было никаких очков, все было как всегда.

- Блин, ну и сон! – пробормотал Руслан, потирая лоб рукой. Он не особо удивился, обнаружив, что лоб залит холодным потом.

Рука нашла бутылку. Руслан приложился к горлышку и сделал хороший глоток. Сразу полегчало. Зашевелились мысли. Первая же была о том, что Лену он забирать не будет. Остальные мысли объясняли, почему нет. Там Лене было безопаснее – раз, не стоит идти на поводу у своих эмоций – два, это был просто дурацкий сон – три. Но истинную причину Руслан похоронил глубоко в подсознании. Ему просто не хотелось выглядеть глупо. Потратить столько времени и денег, чтобы положить сестру в больницу и на следующий день забрать ее обратно – ну что может быть глупее! Руслан мог не признавать этого, но почти всю его жизнь определял этот непереносимый страх – страх показаться придурком.

Руслан похоронил все это на самом дне души. Теперь он мог спать спокойно. Он все сделал правильно.

Вскоре глаза его закрылись, и он заснул. На этот раз – без сновидений.

ГЛАВА 1

ВОТ И ЛЕТО ПРОШЛО

Вот и лето прошло,

Словно и не бывало.

На пригреве тепло.

Только этого мало.

Юра шептал эти стихи, как мантру, день и ночь, трое суток подряд. Ни вслух, ни мысленно, он не объяснял себе, зачем это делает, но где-то в глубине души был уверен, что заключил некий пакт с господом богом. Верил, что если будет продолжать, то кошмар рассеется, и Катя вернется. Если бы он произнес это вслух, то, наверное, не пережил бы этого мига. Сердце, напряженно гонящее раскаленную в горячке кровь, не выдержало бы.

Впервые по-настоящему Юра услышал эти стихи на последнем курсе института. На семинаре каждый должен был прочитать наизусть одно стихотворение второй половины двадцатого века. Читали – кто во что горазд. Высоцкого, Энтина, Цоя. Семинар шел, как и десятки других до него. Никто не слушал выступающих, все сосредоточенно зубрили свои тексты, а рассказав, облегченно вперивались в экраны телефонов. И в такой атмосфере перед аудиторией встала Катя. У нее не было в руках ничего – ни бумажки, ни ридера, ни телефона, чтобы подсматривать. Маленькая, худая, бледная, но с очень живыми и выразительными глазами, она оглядела лица однокурсников и, набрав воздуха в грудь, произнесла тонким, но твердым голосом, который ничуть не дрожал:

- Арсений Тарковский. «Вот и лето прошло».

Юра оторвался от своего Бродского и с любопытством посмотрел на девушку. Она же, чуть прикрыв глаза, негромко начала:

Вот и лето прошло.

Словно и не бывало.

На пригреве тепло.

Только этого мало.

Все, что сбыться могло,

Мне, как лист пятипалый,

Прямо в руки легло.

Только этого мало.

Юра никогда не читал этого стихотворения. Слышал песню Софии Ротару, бодрую, как саундтрек к утренней зарядке. Слышал нудное блеяние «Воскресенья». Разумеется, слышал, как читал эти строки Сталкер в одноименном фильме – как будто ему зажали яйца в тиски и заставили читать. Но теперь Юра слышал нечто иное. Катя произносила слова довольно быстро, паузами словно рвала стихотворение на отдельные строчки. Каждая фраза звучала, как пощечина, вызов. От сентиментальной задумчивости не было и следа – Катя уничтожила все каноны. В третьей строфе строчку «Все горело светло» она почти прокричала, сжав кулачки, а потом упрямо добавила: «Только этого – мало». Это уже было совсем другое стихотворение. Гневная отповедь человека, в конце жизненного пути представшего перед высшим судом. Да, ему не на что жаловаться, он прожил достойную жизнь, но его дух не пресыщен. Он жаждет жить дальше, продолжать борьбу – день за днем, несмотря ни на что. И всей жизни, каждым моментом которой можно было захлебнуться, ему мало. Сила, твердость, воля, обреченность – все это сквозило из каждой строчки.

Казалось, Кате внимает вся аудитория, даже ветер и машины за окном остановили свою совместную песню. На самом деле, конечно, ничего подобного не произошло. Просто для Юры исчез весь мир, осталась только бледная девушка с горящими глазами. Девушка, рядом с которой он находился четыре года, а увидел только сейчас.

Когда Катя закончила и наклонила слегка голову, ей похлопали – не громче и не тише, чем остальным, хотя, по мнению Юры, она заслуживала стоячей овации. Катя выслушала комментарий преподавательницы, которая сказала, что эмоциональный посыл поэта «не совсем верно ухвачен» и посоветовала послушать исполнение Сталкера. Юра подумал, что Катя влепит ей пощечину, но она покорно кивнула и прошла к своему месту. Спокойное, бесстрастное лицо. Может, только в глазах появился какой-то влажный блеск.

После семинара, в гардеробе, Юра подошел к Кате, зная, что должен ей что-то сказать, но не зная, что именно. Она стояла перед зеркалом, повязывая на шею платок. Заметив Юру, чуть заметно вздрогнула.

- Спасибо тебе, - вырвалось вдруг у него.

Катя повернулась к нему, не скрывая удивления. Ее лицо, такое знакомое, привычное, теперь казалось Юре верхом совершенства. Он удивлялся, как мог раньше не видеть ее такой.

- За что? – спросила Катя.

- Я никогда такого не слышал. Даже представить не мог. И… Это было… так хорошо!

Юра понимал, что несет околесицу, но ничего не мог с собой поделать. Четыре года изучения шедевров мировой литературы словно смыло потоком чистой и свежей воды. Но – чудо! – Катя поняла его. Ее глаза просияли, а губы изогнулись в улыбке. «Такая улыбка, - подумал Юра, - наверное, согреет и в самый лютый мороз».

- Тебе правда понравилось? – переспросила Катя, и в ее голосе зазвенели те волшебные колокольчики, ради звука которых Юра отныне был готов на все.

- Очень, - ответил он, не зная, что добавить.

- Я с пятнадцати лет люблю это стихотворение, - призналась Катя. – И впервые прочитала его именно так. Просто не могу воспринять иначе. В нем столько силы и…

- Отчаяния! – машинально сказал Юра.

Катя наградила его еще одним изумленным взглядом.

- Да, - сказала она. – Никто этого никогда не понимал. Только ты…

Тут, видно, поняв, что переступает некую грань, за которой заканчивается литературная беседа и начинается нечто более интимное, Катя покраснела и потупила взгляд.

- Я… пойду, - пробормотала она. – Мне домой надо, к синтаксису готовиться.

Все рухнуло в глубокую яму и накрылось сверху плитой рутины. Юра почти физически ощутил, как рвутся невидимые нити, связавшие их. Рвутся за ненадобностью. «Вот и лето прошло, - подумал Юра. – Коротким же оно было».

Катя уже сделала шаг по направлению к выходу, когда Юра решился:

- Можно, я тебя провожу?

Катя растеряно улыбнулась. В его голосе не было шутки.

- Проводи, - сказала она.

И они вместе вышли из института. Хотя Катя жила в общежитии через дорогу и весь путь не занял и десяти минут, как бы они ни замедляли шаг, те нити, которые соединили их, стали гораздо крепче. Перед светофором Катя подсунула свою узенькую ладошку под локоть Юре и так, держась за него, проделала весь оставшийся путь. Юра поймал на себе несколько озадаченных взглядов – одногруппники недоумевали, что вдруг произошло между этими двумя. Никто не знал, что между ними горело светло, полыхало лето, прямо посреди поздней осени, невзирая на пробрасывающий снежок и грязные лужи – лето.

***

- Вот и лето прошло, - прошептал Юра, вынырнув из облака воспоминаний.

Он не мог сдержать слез, да и не пытался. Кого было стыдиться? Юра был совсем один в двухкомнатной квартире, лежал на полу и смотрел в потолок. И по вискам его стекали ручейки слез. Хотелось есть, но Юра не мог найти силы встать. Встать, пойти на кухню, открыть холодильник, достать оттуда какую-нибудь еду, если она там есть, в чем Юра был отнюдь не уверен. Сколько действий, суеты. Если бы все это помогло вернуть Катю и Сашу. Но нет.

Юра смотрел на люстру и мысленно просил ее: «Упади!» Он представлял себе, довольно равнодушно, как металлическая сосулька посредине люстры пробивает ему голову, как мозги вытекают, мешаясь с кровью, впитываются в ковер… Интересно, удастся ли очистить ковер после этого? И что потом будет с квартирой? Кто здесь поселится, и поселится ли? Размышляя об этом, Юра немного отвлекся, но лишь на минуту. Думая о том, что ковер нужно будет сразу же прополоскать холодной водой, он поднес правую руку к лицу и вытер слезы. Вздрогнул, почувствовав прикосновение металла, и с удивлением посмотрел на обручальное кольцо, которое носил, не снимая, последние четыре года. В голове снова сумбурно зароились мысли. Снять кольцо или продолжать носить? Если снять, то как скоро? Если снять сейчас – не будет ли это подло по отношению к Кате, будто он только и ждал такой возможности? Но ведь прошло уже три дня…

- Катя, - шепнул Юра и словно воочию увидел ее лицо.

Она часто так будила его по утрам – забиралась сверху и пристально смотрела в глаза, улыбаясь своей хитроватой улыбкой. Светлые волосы свешивались и щекотали ему лицо. Он открывал глаза и улыбался, потому что видел свое Солнце. Часто после такого пробуждения они занимались любовью. И сейчас Юра отчетливо вспомнил это волшебное, ни с чем не сравнимое ощущение обнаженного женского тела, двигающегося под его ладонями. Вспомнил ее маленькие груди, которые не сильно увеличились и после родов. Ее лицо в момент наивысшего наслаждения – Катя прикрывала глаза и прикусывала нижнюю губу, сдерживая стоны.

- Катя, - шептал Юра, пальцем водя по воображаемым линиям любимого лица.

Теперь слезы не просто текли, они лились ручьями.

- За что, Господи? – застонал он, закрыв лицо руками. – Почему? Ну что мы такого сделали?

Господь не дал ответа. Никто не мог сказать, почему так произошло.

***

Утро понедельника застало Юру все там же, в комнате, на полу. Он задремал, судя по настенным часам, около трех, а проснулся ровно в семь – сказалась многолетняя привычка. Болела спина, ныли суставы. Случайно положив руку на промежность, Юра понял, что во сне обмочился. «Моча – не мозги», - отрешенно подумал он и попробовал встать. Онемевшее тело отозвалось на эту попытку вспышкой боли. Юра со стоном повалился обратно. «Забавно, наверное, умереть вот так вот, посреди комнаты, в луже собственной мочи», - подумал Юра и даже вдруг усмехнулся – от физической боли ему стало чуть легче.

Через десять минут Юра, держась рукой за поясницу и скрипя зубами, проковылял в ванную. Там он снял футболку, провонявшую уже какой-то гнильцой, мокрые штаны, трусы и швырнул все это в машинку. Там уже что-то лежало, и Юра, слишком поздно заметивший это, присел посмотреть, что там. Катя приучила его проверять, не попали ли белые вещи вместе с черными и тому подобное. До знакомства с ней Юра на такие мелочи внимания не обращал.

В машинке оказались домашние шорты и носочки Сашки. Юра замер, уставившись на них. «Почему они все еще здесь?» - недоумевал он. И снова закрутились мысли. А что теперь делать с вещами Сашки? С Катиными вещами? За три дня Юра ни разу не зашел в спальню. Теперь он понимал, почему. Там были вещи. И даже, наверное, запах. Запах двух самых дорогих на свете людей.

В который уже раз сознание его выключилось. Очнулся он, лежа на полу перед стиральной машинкой, голый, прижимая к груди шорты своего сына. Перед глазами все расплывалось от слез.

- Так нельзя, - прошептал Юра.

«Почему?» – тут же спросил он сам себя мысленно, но не нашел ответа.

Медленно, тяжело Юра поднялся с холодного кафеля, бросил шорты в машинку и забрался в душ. Струи горячей воды ударили по его телу, смывая трехдневный пот. Очищение.

Когда Юра вышел из душа, вытираясь пушистым полотенцем, он обнаружил, что уже без десяти восемь. Скрипнув зубами, он провел ладонью по щетине, бросил взгляд в зеркало и пожал плечами. Сойдет.

Он спешно натянул брюки, рубашку, пиджак и, набросив плащ, вышел из дома. Сразу же стало легче дышать. Он двигался, жил. «Есть ведь люди, которые живут работой, - думал Юра, шагая к зданию школы. – Почему бы мне не попробовать?»

Был конец октября, изредка падал снег, и в тонком плаще Юра продрог. Но школа была совсем рядом, и он уже предвкушал, как войдет в ее уютную теплоту, согреется, перебросится парой слов с коллегами, прежде чем приступить к работе.

Первым, войдя в школу, он увидел Руслана. Руслан был учителем физкультуры и как раз направлялся в зал, сжимая журнал под мышкой, но, увидев Юру, застыл на месте.

- Привет, - улыбнулся ему Юра. Он прекрасно понимал, что улыбка у него получается весьма жалкой, но ничего не мог с собой поделать.

- Ты что тут забыл? – медленно произнес Руслан.

- В смысле? У меня урок. Или расписание поменялось? – Юра озадаченно нахмурился.

- Какое еще расписание? – Руслан повысил голос, и две симпатичных старшеклассницы, проходя мимо, покосились на него. – Юра, ты с ума сошел, что ли? Иди домой, я тебя умоляю. После того, что случилось, Юрьевна тебе слова не скажет. Отдохни хоть с недельку.

Юра наклонил голову, пряча взгляд, пряча слезы, набежавшие на глаза. Нужно ли было ему их сочувствие? Нет. Зачем? Неужели так сложно просто пустить его обратно?

- Я не устал. Мне не хочется отдыхать.

- Юра…

- Что «Юра»? С чего ты решил, что дома мне будет лучше? – он говорил быстро, раздраженно. – Можешь себе представить, каково это, натыкаться на вещи? Их вещи…

Юра почувствовал, что сейчас заплачет, и стиснул зубы.

- Я пришел сюда не для того, чтобы вспоминать…

Руслан нахмурился, глядя на поникшие плечи друга.

- Я только вчера узнал, - сказал он. – Звонил тебе, звонил… Прости,.что не зашел. Поздно вернулся, да и Ленку не бросишь ведь надолго.

- Ничего, - пожал плечами Юра.

Зазвенел звонок. Движение по коридору ускорилось, заторопился и Руслан.

Дата добавления: 2015-11-04