- Я маг, такой же, как и ты и все остальные, - скомкано ответил он, не позволяя своему голосу дрогнуть. «Когда-нибудь ты узнаешь обо мне всё, я сам этого хочу, но не сейчас», - думал он в тот момент.
Горгулья аккуратно приземлилась у входа в дортуар. Они долго смотрели друг на друга. При свете уличных фонарей оба стеснялись сделать то, чего им не дал сделать магистр Оджар. Время шло, пора было прощаться.
- Спасибо, Туринг, за чудесный вечер.
- Для красивой девушки всегда пожалуйста. Это тебе спасибо.
- Ну, мне, наверное, пора. Пока. Увидимся завтра?
- Обязательно, - он помахал рукой на прощание.
Сандро смотрел ей вслед и понимал, что ему совсем не хочется с ней расставаться, а хочется быть с ней долго, сколько это возможно, всегда. Но сказать об этом он постеснялся.
Дома Сандро ждала почтовая горгулья. На принесённой ею плитке было высечено светящимися белыми буквами: «Приветствую, Мой принц! Я посещу вашу лабораторию завтра ровно в шесть часов вечера. Буду рад взглянуть на результаты вашего самообучения. Лорд Гарус».
Времясчёт в коридоре Академии показывал шесть часов. Сандро всегда приходил на такие встречи заблаговременно. Войдя в лабораторию, он встал как вкопанный. Под нахмуренными бровями выпучились глаза. Милнус выглядел так, будто на нём неделю пахали и не давали спать. Но при этом он с видимой энергичностью продолжал работать с мёртвыми животными и своим зельем из ртути. На худом теле виднелись впалые, покрасневшие от напряжения глаза, бледная кожа с серым оттенком отвисла, словно была ему велика, под ней перекатывались кости, волосы стали похожи на свалявшуюся солому. Стол застилали свитки, ставшие чёрными от скорпулёзных расчётов с трёхэтажными дробями. «Масса, концентрация, пропорция, плотность» - различались скоронаписанные слова.
- День, Сандро, - алхимик мучительно улыбнулся, между тонкими потрескавшимися губами показались пожелтевшие шатающиеся зубы.
- Милнус, что с тобой? Ты себя в зеркало видел? – Сандро чувствовал, что по телу его друга медленно растекается ядовитое вещество, постепенно пожирая его «ячейки». – Это зелье опасно, ты знаешь?
- Ничего страшного, я просто устал. Потом отдохну. Ты получил почтовую горгулью? И я тоже. Я должен показать лорду Гарусу своё открытие, - под действием отравы его глаза из светло-голубых стали бледно-серыми, как слабеющий дымок над истлевшим поленом. Когда он заговорил о своём открытии, они заблестели. - Это целая новая наука, не меньше! И мы с тобой её родоначальники! Сейчас я тебе кое-что покажу.
В этот момент в лабораторию вошёл лорд Гарус. Он был не один: вслед за ним на механическом кресле въехал странный больной человек. Сандро не успел сказать ни слова, как его разум забетонировало осознание того, что этому инвалиду было от силы лет четырнадцать. Сухая блёклая, но не морщинистая кожа плотно обтягивала кости и атрофичные мышцы, потухшие, но живо бегающие глаза увеличивались толстыми - с ладонь - линзами очков, тощие кисти с длинными пальцами казались двумя демоническими пауками, нервно перебирающими костлявыми лапами по бесполезным парализованным ногам.
- Приветствую вас, молодые люди, - с радостью в голосе с улыбкой на лице поздоровался герцог Оспурсии. Он разглядел Милнуса, и его улыбку как ветром сдуло. – О, Милнус, ты себя хорошо чувствуешь?
Милнус помотал головой:
- Всё в порядке, лорд Гарус, мне просто нужен отдых.
- Мы придём к вам в другой день…, - сказал лорд.
- Нет! Ни в коем случае! – запротестовал Милнус. – Пожалуйста, взгляните на это. Сначала мы вам всё покажем, а уж потом отдохнём.
Милнус был очень настойчивым, и лорд с долей сомнения всё же согласился:
- Хорошо. Позвольте представить вам моего сына Гирина.
Изо рта странного человека вырвался молодой мальчишеский голос:
- Приветствую вас. Я Гирин. Приятно познакомиться.
Его лицу словно были чужды эмоции. Складывалось впечатление, что это знакомство ему было абсолютно безразлично.
- Он тоже маг, как и я, - говорил лорд. При этом он улыбался, но это была улыбка смущения, которое он никак не мог пересилить, будто на самом деле его побеждало горькое разочарование в сыне-инвалиде. - Я рассказал ему, чем вы занимаетесь, и он очень заинтересовался вашей работой.
От этого Милнус приободрился:
- Конечно-конечно, я вам сейчас всё продемонстрирую, у меня всё готово! Взгляните, вот это мёотвый поросёнок. Принц запретил умертвлять животных, поэтому мы используем тех, кого убили не мы, или кто умер сам. Сандро… мой принц, поднимите пожалуйста, этот объект!
Сандро без усилий внедрился своими потоками жизни в мёртвую плоть. Поросёнок встал и заходил по столу, почти как живой.
- Тоже мне чудо, - скептически произнёс Гирин, - вы просто точечно используете обычные заклинания. Я тоже так могу, - он достал свою волшебную палочку и направил её кончик на мёртвое животное. Сандро в этот момент оставил поросёнка без своей силы, и тот шмякнулся абсолютно замертво. У Гирина же, как он ни старался, получалось очень неуклюже, хотя ноги и даже хвост-крючок он приводил в движение раздельно. – Заставить так двигаться можно любого, нужно только потренироваться.
- Ага, - отметил Милнус, - я тоже так думал. Но я нашёл способ понять, как это получается у принца Сандро, - он взял этого же поросёнка, поместил в стеклянный шкаф, полил его небольшим количеством своего зелёного вещества и герметично закрыл шкаф.
Вещество полностью впиталось в мёртвую плоть, но больше ничего не происходило. Из всех присутствовавших только Сандро почувствовал, как вещество начало равномерно заполнять безжизненные «ячейки». Гирин уже махнул рукой и хотел что-то сказать, как вдруг он ощутил нечто: в поросёнке возник некий вакуум, который притягивал магическую энергию. Это привело Гирина, равно как и его отца, в изумление. Милнус был доволен их реакцией.
- Чувтвуете? – с наслаждением сказал алхимик. – В принципе мой рецепт мало чем отличается от тех, что использовались царями Казэ или магами для создания джиннов….
- Ерунда, - снова вставил Гирин, - такое же вещество мог сделать любой алхимик!
Милнус этого как раз и ждал:
- Да, но не сделали! А знаете почему? Потому что они не знали мага, который бы смог его проверить в деле. А я знаю – наш принц Сандро. Я делаю это только благодаря ему! – с этими словами из его волшебной палочки вылетел пучок магической энергии, который привёл к взаимодействию мёртвых тканей поросёнка с зельем. Глаза животного стали цвета мякоти киви и засветились. Живые животные в виварии обезумели от страха. – Теперь, - торжествующе продолжал Милнус, - магией я могу вдохнуть в него подобие души, - что он и сделал. Поросёнок поднялся и начал самостоятельно ходить, двигать головой, к нему вернулась часть чувств, и он даже похрюкивал.
От удивления Гирин чуть не уронил волшебную палочку. Лорд Гарус пошатнулся и воскликнул в недоумении: «Но как вам это удалось?»
- Только благодаря принцу Сандро, - зардевшись от гордости, повторил алхимик. – Я долго наблюдал за ним. Я назову это вещество в его честь: сандрин!
Долго поросёнок не прожил - магическая сила у Милнуса была не велика и быстро иссякла, реакция мёртвых тканей с сандрином закончилась. Сандро был в шоке. Он воспринимал эту фальшивую душу как бледно розовую субстанцию, текущую подобно жизненным потокам. «Милнусу действительно удалось, - думал он, - ненадолго, но удалось, объект прожил несколько секунд!»
Милнус чувствовал себя на коне:
- Сандрин преобразует магическую энергию в жизненную. Если убить какое-нибудь существо, то оно также позволяет захватить высвободившуюся жизненную субстанцию – или называйте её душой – и законсервировать в этом же или в теле другого мёртвого существа, - свои слова он подкреплял наглядным примером: полил сандрином на хлорофитум, и тот сразу же завял. Сандро уловил, как жизненная сущность быстро покидает умирающее растение и концентрируется вокруг капель вещества с его именем. Милнус аккуратно собрал капли пипеткой и перенёс их на того же самого поросёнка. А потом вновь оживил его и уже на большее время. И хотя тело поросёнка напоминало светящуюсю лампу с зелёным абажуром, в остальном он был как живой! – Это новая школа магии, возникшая на стыке с алхимией!
- Я читал Наргибридха, - сказал лорд Гарус, разглядывая поросёнка в стеклянном шкафу, - он утверждал, что живые тела - это сосуды, в которых есть два типа каналов: через одни жизненная сила проникает в тело, через другие она выходит.
- Именно, - подхватил Милнус, - и если «выходов» открывается слишком много, как, например, при старении, существо умирает и наоборот. Но как это узнать….
- Смерть – это не одномоментное явление, - перебил их Сандро. – Определённые части тела ещё пытаются жить, даже если их отделить друг от друга. - Все уставились на принца. Усомниться в его словах было теперь невозможно. – Я сам не читал Наргибридха, но согласен с ним. Это вещество, - называть зелье своим именем ему было как-то неудобно, - открывает «выходы», но в момент гибели тело пытается открыть как можно больше каналов «входа», чтобы впустить в себя максимально возможный объём жизненной силы, чтобы как можно дольше оставаться живым. И такое соотношение «входов» и «выходов» остаётся до конца, пока остатки тела не будут… полностью уничтожены. Магическая же энергия заставляет зелье вступать в реакцию и замуровывать «выходы», после чего остаются одни только «входы».
- Наполнить которые теперь можно той же магией! – заключил герцог.
- Да! – радостно вскрикнул Милнус. – Мой рецепт обладает двумя свойствами сразу: убивает, а под действием определённого заклинания оживляет!
- Ну а что же это за заклинание? - нетерпеливо спросил Гирин.
Милнус почесал за ухом:
- Этого я пока точно сказать не могу. Но если ещё пару деньков поупражняюсь, то смогу что-нибудь вывести.
- Нет, - возразил лорд Гарус. – Пока никаких упражнений, вам нужно отдохнуть. Вы и так проделали колоссальную работу, и, пожалуй, никто, кроме вас, не справился бы с этим лучше. Поздравляю, мой принц, вы приблизились к разгадке тайны бессмертия.
- Но даже джинны даровали его лишь самым достойным. Бессмертие может пошатнуть саму ценность человеческой жизни, – отметил Сандро.
- В итоге – да. И это сделает человека лчше.
Дыхание Сандро участилось:
- То есть как лучше?
- Мой принц, а совершенен ли человек? – веки лорда вопросительно сузились в щелочки, голос зазвучал по-преподавательски. – Сущность человека – это разум. Наш разум - наше главное орудие в борьбе с жестокой природой. Мы победоносно шествуем по всему Ацвегу, и благодаря разуму научились плодиться быстрее, чем умирать. Но разум наш лишь иногда проглядывает сквозь нависающую над ним глыбу страхов и желаний. Человек изобретателен, но в массе своей глуп. Из-за нашей слепой жалости мы загнаны в порочный круг: наша цивилизация позволяет одним выживать за счёт других и плодить новые такие же тупые баласты. И так до бесконечности. Чтобы обеспечить себе процветание, растущее население будет завоёвывать всё новые территории, даже выходя за рамки своего привычного обитания, люди будут вгрызаться в твердь Ацвега, выворачивать его наизнанку, обрекая своё потомство на ужасные, всё возрастающие муки борьбы за выживание. Дети будут наследовать от родителей всё более кошмарный мир. Человек человеку станет сущим злом. Борьба за жизнь источит все мировые ресурсы, а миллиарды новых вечноголодных ртов будут рады захватить даже другой мир. Их борьба за выживание, лишённая смысла и радости, сделает их безжалостными потребителями. Чем не демоны? Их милый мирок начинал так же. Нет, из-за груза инстинктов и чувств человек не совершенен, а подобен глупому зверю.
- Но чувства и делают человека прекрасным! – горячо возразил Сандро.
- Я просто рассуждаю, мой принц, - лорд сделался осторожным, как змей. – Возможно, джинны не задумывались о перенаселении, в их времена люди были не столь многочисленны. Моё же сердце исполосовано шрамами из-за этой проблемы. Жизнь нашей цивилизации наполнена страданиями, как мучения безнадёжно больного старика. Сама наша жизнь и есть корень всех наших проблем. Значит, разумно этот корень пресечь. Беда джиннов в том, что, даже будучи бессмертными, они оставались живыми и их разум был затуманен бременем чувств. Поэтому бессмертие не должно быть вечной жизнью, чтобы в будущем человек не поддавался чувствам и инстинктам и прекратил свою бессмысленную борьбу за выживание.
- Что же тогда хорошего в бессмертии, если Ацвег уже перенаселён? – недоумевал Сандро.
- Неужели вы не поняли? – возмутился Гирин. В своих высказываниях он был не столь осторожен, как его отец. – Прекрасен в человеке только разум, всё остальное – рудименты, они тянут человека назад в пещеру. Наконец-то наука выйдет на такой уровень, чтобы осуществить свою главную задачу: очистить разум и сделать его вечным. Представьте: сама вечность в распоряжении совершенного человека.
Сандро ответил Гирину с сочувствием:
- Да уж тебе есть за что на жизнь обижаться. Видимо, очистить ноги ты уже отчаялся.
- Человек сам должен осознать необходимость себя обуздать, - огрызнулся инвалид. - Только когда он победит свою ненасытную сущность, только тогда произойдёт триумф разумной природы, только тогда материя достигнет высшей точки своей интеграции – победы над временем.
- По-моему, вас далеко занесло, лорд-магистр, - сердито сказал Сандро.
- О, мой принц, уверяю вас, это всего лишь философия. Простите, если моё мнение разошлось с вашим, - сказал лорд.
- А мне эта идея нравится, - сказал Милнус.
- Эти речи неприятны для моих ушей, - Сандро вспомнил, как, бывало, отец ругал придворных, а также вспомнил, что извинение за свои мысли часто бывает маской предательства. – Было время, когда я тоже запросто распоряжался жизнями других, так вот теперь я об этом жалею. Жизнь прекрасна. Вам бы послушать королеву Нилу, она-то умеет убеждать. И от себя скажу, что раз человек разумен, то он и при жизни найдёт способ удовлетворять свои потребности без вреда другим. Лично я верю в человека и в свой разум. А в смерти нет ничего хорошего.
Повисло молчание, как затишье после кровопролитной сечи. Нарушил его Гирин:
- Королеве Ниле будет не до лекций. Она отправляется в Керплан на Праздник жизни.
- Праздник жизни?
- Да, мой принц, - подтвердил лорд Гарус. – В начале каждого года эльфы отмечают Праздник жизни, на который собираются многие обитатели Ацвега.
И тут в голове принца сверкнула молния: ведь Серена тоже хотела при первой же возможности вернуться в Керплан! Это стало важнее всего остального.
- Кто ещё туда отправляется?
- Королева хочет восстановить древнюю традицию обмена опытом между магами и друидами. Некоторые из магистров уже покинули Первемунт. Остальные отправятся завтра. Им придётся двигаться небольшими группами, чтобы было легче избежать имперских патрулей. В их числе ещё несколько студентов и великий визирь Раджалл.
- Интересно. А почему мне ничего не сказали? Я сейчас же полечу к королеве Ниле.
- Прошу прощения, мой принц, но это слишком опасно, - предостерёг лорд Гарус. – Внизу вас могут засечь храмовники и передать вас регентам. Мы не можем вами так рисковать.
- Благодарю за заботу, но это мне решать: куда мне ехать и когда мне рисковать собой.
Он торопливо попрощался и на крыльях своей горгульи полетел в дортуар в надежде ещё застать Серену.
День истлевал последними солнечными лучами. Сандро постучался в дверь Серены. За дверью послышались лёгкие шаги. Там была другая девушка.
- Вечер. А Серена дома?
- Нет. Она вышла, может быть, час назад. Хотела с кем-то попрощаться. А что?
- Нет, ничего. Спасибо.
Сандро рванул вниз к своей горгулье. «С кем она хотела попрощаться? – думал он, спускаясь в лифте и мечась между стен. – Уж не со мной ли? Ох, и с чего я так в этом уверен? Я хочу, чтобы она в последнюю минуту вспомнила обо мне? Возможно».
А думал он об этом не зря. По вечерним улицам Серена дошла до его дома. Адрес она спросила в Академии после того, как Исар предложил ей всю весну и лето провести в её родном Керплане. Она охотно согласилась и была безмерно благодарна великому визирю. Но расставаться с Сандро, не попрощавшись, ей не хотелось. Она долго стояла у запертой двери его дома. От мысли, что Туринг может позабыть о ней и их дружба может прекратиться, ей стало нехорошо. Вечер склонялся к ночи, а нужно было ещё успеть собрать вещи. Она развернулась и нехотя побрела в дортуар. Через десять шагов она обернулась, но дверь по-прежнему была закрыта. Ещё через пятнадцать шагов она услышала, будто кто-то зовёт её по имени. Она встала, огляделась по сторонам, но никто не бежал ей навстречу, никто не звал её. Глаза заблестели от слёз. Больше она не оглядывалась. Успокаивал её лишь ласковый ветерок.
Сандро нёсся над городом и высматривал Серену. Ему хотелось её позвать, но это желание не пошло дальше мысли, так как он боялся, что о нём могут подумать как о ненормальном. Над своим домом он взял пониже, попытался почувстввовать её жизненную сущность, но так её и не обнаружил. На улице было слишком много людей. Отчаявшись, он направил горгулью к своей последней надежде: к Ниле. К его счастью, она оказалась ещё в Морском дворце. Между бассейнов у входа собралось несколько магов с тюками и пара рабочих големов с целой горой всякой поклажи. Двери дворца распахнулись, навстречу им выползла королева наг. Даже собираясь в тайное путешествие, она выглядела настоящей королевой: в длинных тёмно-синих одеждах с коралловой тесьмой и в блистательных украшениях в виде морских звёзд. Её змеиные головы заметили Сандро раньше, чем он успел её позвать.
- Мальчик мой! – как всегда Нила была очень рада его видеть. – Как хорошо, что ты прилетел! А я как раз собиралась заглянуть к тебе, чтобы с тобой попрощаться.
- Вечер, Королева, - Сандро встретил её поклоном. – Рад, что застал вас. Я знаю, что вы отправляетесь в Керплан. Я хочу с вами.
- Ох, прости, Туринг. Рядом с тобой моё сердце бьётся веселее, но, боюсь, тебе со мной нельзя.
- Что?! Как? Почему это? – растерялся Сандро. – Мне виднее, куда мне можно, а куда нельзя!
- Ах, как ты мил, когда горячишься. Типичный пыл молодого человека. Мой дорогой Туринг, я прекрасно тебя понимаю, но внизу слишком опасно, - она медленно проводила его во дворец и закрыла за собой дверь. – Сандро, это недопустимо! Раджалл строго-настрого запретил даже говорить тебе об этом, зная, что ты ни за что не останешься в Первемунте.
- Но ты сказала, что хотела попрощаться со мной!
- Попращаться, но не рассказывать! Послушай, великий визирь отчасти прав. Если нас засекут храмовники, то у нас будут большие проблемы. Мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось. Я вернусь, как только улажу кое-какие дела с эльфами. Мы, знаешь ли, с ними давние друзья. Среди них есть те, с кем я не виделась почти сто шестьдесят лет. Ах, как я жду этой встречи!
- Подожди, ты сказала, что вернёшься? А другие?
- О, я так и думала! Ты волнуешься насчёт Серены, так? – она заулыбалась шире прежнего, а у Сандро на щеках выступил румянец. – Не переживай, она пробудет там только полгода, ей же ещё надо доучиться здесь. Ты, наверное, уже и сам знаешь, что она мечтает связать свою жизнь с друидами. Она такая умница. Эх, разгуляйся дикий шторм, поговорила бы я сейчас с тобой, но некогда. Мне пора, - они не спеша покинули дворец и обнялись на прощание. Ко дворцу уже подлетели три больших горгульи, в одну из которых поместилась Нила. – Увидимся осенью, Туринг! – крикнула она, помахав ему на прощание тремя руками.
Горгульи вскоре скрылись из виду, а Сандро только и думал, как бы отправиться за ними. Но, как обычно в таких случаях, думал он недолго. Поддавшись зову сердца, прыгнул в свою горгулью и с высокого неба сорвался вниз вдоль отвесной стены основания города. Титаническая конструкция гудела подобно рою гигантских пчёл, давя на уши. Стрелой пронзая воздух, юный маг помнил, что лучше бы ему оставаться незамеченным и до горгулий с Нилой держать дистанцию. Ночь была звёздной. Сандро увидел три большие крылатые статуи и снизил скорость, чтобы их пасажиры его не заметили. Они летели горизонтально над седыми охапками облаков. Вдруг в пустом безоблачном воздухе перед ними образовался золотистый искрящийся круг с идеально ровными краями. Через него, как сквозь горящий обруч, пролетели три крупных горгульи, и после этого он начал быстро сужаться. Сандро догадался, что так в защитном барьере Первемунта открылся проход для зачарованного камня. Теперь он подогнал горгулью, но та почему-то стала тормозить. Ближе к кругу её начало трясти, крылья заработали несинхронно, с перебоями. До золотистых искр оставалось всего несколько десятков метров. И в этот самый момент каменное изваяние, бессильно свесив крылья,окончательно заглохло и, как подбитая птица, начала пугающе крениться к земле. Сандро охватил леденящий страх разбиться. Время будто остановилось, секунды растянулись на минуты – так быстро начинает работать восприятие до смерти напуганного человека. Юный маг панически захлестал по горгулье волшебной палочкой, наперебой произнося все заклинания, которые он знал. Но камень не слушался. В ушах Сандро усиливался свист воздуха, становясь кошмарным воем вестника смерти. Всё сознание съёжилось в один жалкий комок, втянувший в себя всё, даже желание кричать. Неожиданно тяжёлые крылья встрепенулись, вся горгулья вспыхнула красным огнём – это подействовали все наложенные на неё чары - и быстрее звука рванула к блестящему кругу. Сандро и понять не успел, как его горгулья врезалась в невидимую стену, а сам он проскочил через круг прямо перед тем, как тот полностью исчез. Он оказался один в чистом небе в нескольких верстах от земли. Расстопыренные пальцы судорожно схватились за воздух…. В свободном падении свист в ушах превращался в страшный рёв, глаза закрывались напором воздуха, но Сандро всё равно чувствовал, как быстро приближается земля. Последнее, что всплыло в его голове – «вааш пачхлаад!» («зависни!») - но вместо него он произнёс «вааш жазир!» и в песке под ним разверзлась воронка, от которой после заклинания «зависни!» он отлетел, как мяч. Толстая дюна смягчила его падение.
В себя Сандро пришёл не сразу, его сознание ещё некоторое время блуждало вокруг. Отплевавшись от песка, он уловил волшебный след преследуемых горгулий. Они приземлились невдалеке. Он, пошатываясь, начал красться за ними и вдруг услышал хруст – сломалась его волшебная палочка.
Глава VIII
Праздник жизни
Зима ещё и не думала выпускать Святослово из холодной снежной хватки. Морозной ночью в ясном чёрном небе мерцали замёрзшие звёзды. На крышу сторожевой башни Императорского замка поднялись две тёмные фигуры. Одна – прямая, стройная – уверенно шла впереди. Вторая – сутулая, старческая – семенила сзади. Некогда неспящий город просматривался отсюда очень хорошо: во всей своей мощи и красе светился собор, одинокими огоньками обозначались жилые кварталы, огромными прогалинами чернели площади.
- Посмотри на них, моя дорогая Изабель. Видишь, чем они являются? Видишь их суету? – вопрошал сильный волевой женский голос из-под первого капюшона.
- Да, госпожа Белед, - подчинённо простонал тонкий измученный голос из второго.
- Очень хорошо. Ты выросла и жила в богатстве и не знаешь даже толики всех бед простого люда. Посмотри, вся их возня имеет для них какой-то смысл. Они живут, работают, размножаются, умирают и видят в этом великую цель своей жизни. А если посмотреть на всё это со стороны, то что же получается? Чуть свет они торопятся к своим делам, работе, чтобы обеспечить свою жизнь, потом возвращаются домой, чтобы подготовится к следующему, точно такому же дню. И так у них проходит день, проходит два, год – вся жизнь. И получается, что их жизнь лишена смысла! Что они видят? Что новое они узнают? Да, их жизнь – это вечная череда страданий, которые они по наследству передают своим потомкам.
- Но, госпожа Белед, наверное, в их жизни есть и какие-нибудь радости? Вот, например, дети – это же счастье. Смотреть, как они растут, скажут первое слово, научатся ходить. Или когда есть любимый человек, который дарит ласку и заботу. На которого можно положиться. Ведь приятно же, когда ты кому-то нужен!
- Нет! – гаркнула Октавия. – Они живут ради того, чтобы существовать и всё! Большего им не надо. Или у тебя заканчивается действие зелья? – она заглянула в непроглядную темень капюшона принцессы и там нашла то, что ей было нужно: чистый человеческий страх.
- Нет, госпожа Белед, я вас, кажется, понимаю, - виновато призналась Изабель.
И ответить иначе она просто не могла, ведь на её сердце легла тяжёлая тень самого зла. И злом этим была Октавия Белед. Её глаза – искры демонического пламени – горели на снежно-бледном ухмыляющемся лице. Две чернильно-чёрных полосы холодеющих губ изогнулись в угрожающую улыбку, через которую вместе с ней улыбались все демоны Ошия.
- Крики и стоны в камере пыток могут приесться, - зашевелились губы зла. – А вот когда человек сам осознаёт бессмысленность своей жизни, то он произносит такие чертыханья, которые никогда не надоедят. Слушала бы их и слушала! Запомни, деточка, что суть зла в неосознаваемой обречённости. Эти людишки внизу бросаются на каждодневные истязания, потому что им просто хочется жить. Жить ничтожно, как букашки. И они ценят это просто за то, что это жизнь! Какой абсурд! Чем всю жизнь терпеть муки, лучше умереть, не так ли? Но это у них сейчас есть выбор, а очень скоро они уже не смогут умереть сами. Каждый из них будет страдать вечно!
- Поэтому они и молятся Создателю! – словно тонкая берёзка, сбросившая с себя шапки снега, встрепенулась Изабель.
- Как отвратительно! Ничего, скоро ты научишься слышать молитвы совсем иного рода, а также их ругательства на несправедливую жизнь. Кто что понял – тех уж нет. Но, как бы они ни молились, приходят-то они всё равно к одному финалу. Ведь и их молитвы тоже не от хорошей жизни, а это хорошо: ведь, реально от своих мучений таким способом они не избавятся!
- Значит, жизнь – это лабиринт мучений, из которого есть только один выход – смерть? – робко сказала Изабель. Крупица доброты в ней никак не хотела умирать, но зло захлёстывало её неукротимым огнём, рвущимся извне.
- Блестящие слова. А мучения одного – это триумф другого. Ведь он победил, избавился от соперника. И ему вдвойне приятно, если он растоптал само его достоинство ещё при жизни. Это куда больнее телесных мук. И он радуется своей победе, он доволен, что восторжествовал над ненавистным врагом. В нём так и вскипает гнев! Вроде бы приятное облегчение для одного является бедствием для другого. И это есть торжество зла. Вот в чём можно узреть смысл жизни: во зле! Ибо такое зло есть подлинное счастье. Тебе, деточка моя, предстоит ещё многое узнать, а сейчас я покажу тебе, как одно зло падает ниц пред другим – абсолютным злом.
Лицо Октавии расплылось улыбкой. От зимнего холода её кожа стала мраморной и вокруг рта и носа поросла кристалликами инея. Она казалась совсем неживой, но кто-то управлял ею изнутри, кто-то беспредельно злой. Октавия застонала в предвкушении демонического экстаза, изогнула дугой своё изящное нестареющее тело и страстным рывком сорвала с себя чёрный плащ, под которым осталось только тонкое красное платье. Между грациозными бёдрами замерцал огонь, и через мгновение из огненного потока появилось маленькое хрупкое тельце. Для Изабель это мгновение растянулось на ужасные часы, она не могла смотреть на это, но какая-то издевательская сила гнездилась у неё в голове и не позволяла даже закрыть глаза. В луже застывающей лавы она увидела младенца: худого, скорчившегося от холода, с ярко-красной воспалённой кожей, плотно обтянувшей чересчур большую голову. На руках у него были тонкие пальцы-когти, которыми он ненавистно царапал воздух, ноги оканчивались острыми копытцами, между которыми было зажато нечто, напоминавшее не то пуповину, не то хвост. Кошмарное дитя лениво потянулось, в чёрной бездне зевающего рта мелькнули длинные изогнутые зубы. Кровь в жилах Изабель превратилась в лёд, сердце натужно замерло, пытаясь её протолкнуть, сквозь позвоночник ударил леденящий ток. А у Октавии её исчадие вызывало только самые нежные чувства. Она что-то прошипела на непонятном языке, от которого у принцессы волосы встали дыбом, и поманила его рукой. Существо медленно встало на длинные кривые ноги и повернулось в сторону Изабель. Под плотно сжатыми полупрозрачными веками бегали огромные глаза, как у ещё не оперившегося птенца. Оно часто дышало, раздувая ноздри, втягивая сладковатый для него запах человеческого страха. Его мать указала в сторону Изабель, и бес, стукнув копытами о камень, крепко вцепился в лицо принцессы своими когтями, обвил хвостом её шею. Болезненные вскрики девушки были для него материнским молоком. Она пыталась избавиться от него, но боль была нестерпимой и подчиняла, заставляла не сопротивляться. Когда бес закрепился, он с хрустом выворачивающихся шейных позвонков развернул свою голову. В пролысине на его затылке прорезались тонкие белёсые нервоподобные щупальцы, которые оплели глаза его пленницы.
- Смотри, - шорохом осенних листьев раздался голос Октавии.
И бес разомкнул свои растянутые веки – открылись его огромные глаза. Вокруг антрацитово-чёрных вертикальных зрачков загорелось неистовое зелёное пламя, в этом взгляде читалась жажда страданий. Теперь несчастная Изабель смотрела на Ацвег его глазами, теперь она не упускала ни одного жестокого деяния, которые сейчас во множестве происходили в Святослове: мать душила своего только что родившегося ребёнка, потому что была не в силах его прокормить, где-то в харчевне насмерть подрались пьяные мужики, дети забрасывали камнями котёнка, на площади перед собором зажигали костры инквизиции, по окрестностям пополз запах горелого мяса, виселицы трещали от трупов. В тёмной подворотне притаилась группа разбойников. Какой-то неудачник попал в их засаду, получил перелом рёбер, сломанную челюсть и был обчищен до нитки.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |