его, мгновенно сменяясь на холодную струю чего-то, что Мэнни никогда ранее не
ощущал.
Ледяной страх окатил его с головы до пят, колени задрожали.
Неловкую паузу прервала суматоха в коридоре: люди проходили мимо в обуви на
мягкой подошве, они спешили к пациентам, катили корзины с грязным бельем или бежали
на завтрак… поправка, на ужин, конечно же… из комнаты в комнату.
– Я… собираюсь домой, – сказал Мэнни.
Его голос был спокойным и сильным как всегда, но выражение на лице коллеги
открыло всю правду: неважно, что он говорил себе насчет улучшения самочувствия, он
был уже не тем, что раньше. Он выглядел так же. Да. Его голос оставался прежним. Та же
походка.
Он даже пытался убедить себя, что совсем не изменился.
Но что-то случилось в те выходные, и Мэнни боялся, что произошедшее имеет
необратимые последствия.
– Хочешь, чтобы тебя отвезли? – осторожно спросил Голдберг.
– Нет. Я в порядке.
Потребовалась вся его гордость, чтобы не побежать, когда он отвернулся к выходу:
усилием воли он откинул голову назад, выпрямил спину, и принялся спокойно
переставлять ноги одну перед другой.
Странно, но пока он следовал тем же путем, каким заходил в больницу, он
вспоминал о своем старом профессоре по хирургии… его администрация колледжа
«отправила на пенсию» в семьдесят лет. Мэнни в то время учился на втором курсе.
Доктор Теодор Бенедикт Стэнфорд Третий.
Мужик был конкретным капитальным придурком, из разряда мудаков, с
нетерпением ожидающих неверного ответа студента на поставленный вопрос, ведь тогда
он получал возможность опустить незадачливого парня в унитаз. Когда администрация в
конце года объявила о его уходе, Мэнни и его приятели закатили прощальную вечеринку
жалкому ублюдку, все они напились, празднуя тот факт, что стали последним
поколением, обучаемым этой навозной лепешкой.
Нуждаясь в деньгах, Мэнни тем летом устроился уборщиком в колледж, и как раз
натирал коридор, когда грузчики выносили последние коробки из кабинета Стэнфорда… а
потом из-за угла вывернул сам старик, в последний раз проходя по коридору.
Он ушел с высоко поднятой головой, спустился по мраморным ступенькам и
вышел через парадный вход, гордо задрав подбородок.
Мэнни смеялся над высокомерием мужчины, неугасающим даже перед лицом
физической старости и морального износа.
Сейчас, уходя тем же образом, Мэнни сомневался, так ли было на самом деле.
Более вероятно, что Стэнфорд чувствовал себя так же, как и Мэнни сейчас.
Списанным на утилизацию.
Глава 17
Джейн услышала рвущийся звук, находясь в кабинете тренировочного центра. Он
разбудил ее, вынуждая поднять голову с импровизированной подушки в виде предплечий
и выпрямить спину.
Рвущийся звук… и хлопанье…
Поначалу она подумала, что это порыв ветра, но потом ее мозги включились. Под
землей не было окон. И только чертова гроза могла стать причиной такого шума.
Вскочив с кресла и обогнув стол, она выбежала в коридор, пулей устремившись к
палате Пэйн. Все двери были распахнуты именно по этой причине: хотя Пэйн была
единственным пациентом и преимущественно вела себя тихо, если что-то случится…
Что это за шум, черт возьми? Также раздавалось сопение…
Она завернула за дверной косяк операционной палаты и почти закричала в голос.
О, Боже… кровь.
– Пэйн! – Она кинулась к кровати.
Пэйн буйствовала, ее руки мельтешили в воздухе, пальцы вцепились сквозь
простыни в тело, острые ногти впивались в кожу плеч и ключиц.
– Я не чувствую! – кричала женщина, обнажив клыки, ее глаза были так широко
распахнуты, что все лицо казалось белым. – Я ничего не чувствую!
Джейн устремилась вперед и схватила Пэйн за руку, но та мгновенно выскользнула
из хватки, задевая кровоточащие порезы.
Пока Джейн пыталась успокоить свою пациентку, кровь забрызгала ее лицо и
белый халат.
– Пэйн! – Если это продолжиться, то порезы станут настолько глубокими, что
обнажат кость. – Прекрати…
– Я ничего не чувствую!
Ручка «Бик»48 возникла в руке Пэйн словно из ниоткуда… хотя, нет, магия тут вряд
ли виновата … Ручка принадлежала Джейн, она носила ее в боковом кармане халата. В
«Бик» является крупнейшим производителем шариковых ручек и других письменных принадлежностей.
мгновение, когда она увидела предмет, все яростные движения сюрреалистически
замедлились, и Пэйн уже заносила руку.
Удар был сильным, уверенным и неотвратимым.
Острая часть пронзила аккурат сердце девушки, она выгнула грудь, и
предсмертный вздох сорвался с ее губ.
Джейн закричала:
– Неееееееет…
– Джейн… проснись!
Голос Вишеса выбивался из картины происходящего. Но потом она открыла
глаза… навстречу кромешной тьме. Палату, кровь и хриплое дыхание Пэйн заменила
черная визуальная пелена, которая…
Зажглись свечи, и первое, что она увидела, – это жесткое лицо Вишеса. Он был
подле нее, хотя спать они отправились в разное время.
– Джейн, это был всего лишь сон…
– Я в порядке, – выпалила она, смахивая волосы с лица. – Я…
Тяжело дыша, она поднялась на локтях, не зная, был ли это сон или явь. Особенно
учитывая то, что Вишес лежал рядом с ней. Они не только не ложились в одно время; они
также не просыпались вместе. Джейн думала, что он спит в своей кузнице, хотя дело
могло обстоять иначе.
Она надеялась на это.
– Джейн…
В приглушенном свете, она услышала в его голосе тоску, которую Ви не позволил
бы выказать при иных обстоятельствах. И она чувствовала то же самое. Дни, в которые
они так мало общались, стресс из-за лечения Пэйн, отстраненность… эта гребаная
отстраненность… приносили столько горя.
Но здесь, в свете свечей, в их супружеской постели, все это исчезло.
Вздохнув, она повернулась к его теплому, твердому телу, и прикосновение
изменило ее: она обрела твердость, не прилагая усилий, тепло потекло между ними, делая
ее такой же реальной, каковым был Вишес. Подняв взгляд, Джейн посмотрела на его
жесткое, красивое лицо с татуировкой на виске, черными волосами, которые он всегда
зачесывал назад, резкой линией бровей и ледяным взглядом.
Всю прошедшую неделю она проигрывала в голове ту ночь, когда вся их жизнь
обратилась в хаос. Несмотря на все раздражающие и тревожные факты, одна вещь была
ясна наверняка.
Когда они столкнулись в туннеле, на Вишесе была водолазка. А он никогда не
носит водолазки. Ненавидит их из-за чувства скованности… какая ирония, учитывая, что
это ощущение иногда заводит его. Как правило, он носит майки или вообще ходит
раздетым. И Джейн не была глупа. Он мог быть жестким засранцем, но раны на его коже
появляются только от чьей-то чужой руки, не его собственной.
Вишес сказал, что ввязался в сражение, но он также был мастером рукопашного
боя. Синяки по всему его телу могли возникнуть только по одной причине: он сам
позволил это.
И Джейн гадала, кто сделал это с ним.
– Ты в норме? – Спросил Ви.
Джейн положила ладонь на его щеку.
– А ты? Они?
Он не моргнул.
– О чем был сон?
– Нам нужно о многом поговорить, Ви.
Его губы сжались в полоску. Он стиснул их еще сильнее, пока Джейн терпеливо
ждала ответа. Наконец, он сказал:
– Состояние Пэйн не изменилось. Прошла всего неделя…
– Не о ней. А том, что произошло в ту ночь, когда ты был один в городе.
Сейчас он откинулся назад, на подушки, сомкнув ладони на твердом прессе. В
приглушенном свете жесткие мускулы и вены на его шее отбрасывали резкие тени.
– Ты обвиняешь меня в том, что я был с другой? Я думал, мы разобрались с этим.
– Перестань отклоняться от темы. – Она упрямо посмотрела на него. – А если
ищешь сражения, вперед, найди себе пару лессеров.
Другого мужчину ее ответный наезд спровоцировал бы на открытый спор с
последующим драматизмом.
Вместо этого, Вишес повернулся к ней с улыбкой.
– Слушаю тебя.
– Скорее, это я слушаю тебя.
Сексуальный огонь, до боли знакомый Джейн, но который она не видела на
протяжении всей прошлой недели, вновь зажегся во взгляде Вишеса, когда он
перевернулся к ней лицом. Потом его веки опустились, и Ви посмотрел на ее груди под
простой футболкой Хэйнс49, в которой она уснула.
Она отвернула лицо, но, тем не менее, расплылась в улыбке. Отношения между
ними были очень натянутыми и напряженными. Это казалось нормальным.
– Ты не отвлечешь меня.
Когда его тело выпустило волну жара, ее супруг протянул руку и провел пальцем
по ее плечу. А потом он приоткрыл рот, и показавшиеся клыки стали еще длиннее, когда
он облизнул губы.
Простыня, укрывавшая его, каким-то образом начала сползать с рельефного
живота. Ниже. Еще ниже. Это фокус его руки, обтянутой перчаткой. И с каждым
обнажаемым дюймом Джейн становилось труднее смотреть куда-либо еще. Он
остановился прежде, чем показалась крепкая эрекция, продемонстрировав при этом адское
шоу: татуировки вокруг паха растягивались и возвращались в первоначальное состояние,
когда он вращал бедрами.
– Вишес…
– Что?
Рука в перчатке нырнула под черный атлас, и Джейн не нужно было лицезреть это
собственными глазами, чтобы знать, что он обхватил себя: то, что Ви выгнулся всем
телом, сказало Джейн все, что ей нужно было знать. Это, и то, как он прикусил нижнюю
губу.
– Джейн…
– Что?
– Ты собираешься просто смотреть, не так ли?
Боже, она вспомнила, как впервые увидела в его подобном состоянии,
растянувшегося на кровати, возбужденного, на грани. Она обтирала его губкой, а Ви
читал ее, словно открытую книгу: как бы ей не хотелось признаваться, но она отчаянно
жаждала увидеть, как он кончит.
И она убедилась в этом.
Чувствуя, что сама пылает, она склонилась над Вишесом, так, что ее губы почти
касались его.
– А ты все еще уклоняешься от…
Его свободная рука с молниеносной скоростью взмыла вверх и обхватила ее
затылок, удерживая девушку на месте. И его мощь прокатилась по телу Джейн, прямо до
ее бедер.
– Да. – Он скользнул кончиком языка по губе Джейн. – Но мы сможем поговорить
после. Ты знаешь, я никогда не лгу.
«Хэйнс» - товарный знак колготок, чулок, женских и мужских носков, а также нижнего белья. Известен
рекламный лозунг колготок фирмы, не менявшийся несколько десятилетий: «Джентльмены предпочитают
Хэйнс».
– Я думала, речь шла о том, что… ты никогда не ошибаешься.
– Ну, и это тоже. – Он низко зарычал. – И прямо сейчас… мы нуждаемся в этом.
Последняя реплика была произнесена без страсти в голосе, со всей серьезностью,
которую она должна была услышать. И, кто бы мог подумать, Ви был прав. Они топтались
на месте на протяжении последних семи дней, делая осторожные шаги, избегая наземной
мины в центре их отношений. Подобное соединение – кожа к коже – поможет им
восстановить близость и ощутить слова, которые должны быть высказанными.
– Так что ты скажешь? – прошептал Ви.
– Чего ты ждешь?
Он рассмеялась, низко и довольно, мускулы на его предплечье напрягались и
расслаблялись, когда он начал ласкать себя.
– Джейн, стяни простынь.
Хриплый приказ был предельно ясен для нее. Как и всегда.
– Сделай это, Джейн. Наблюдай за мной.
Она положила руку на его грудь и направилась ниже, чувствуя ладонью его ребра,
твердые кубики пресса, слушая шипенье, вырывавшееся, когда Вишес резко выдыхал
воздух сквозь зубы. Подняв простынь, Джейн жестко сглотнула, заметив головку члена в
его хватке с единственной кристальной слезинкой на вершине.
Когда она потянулась к нему, Вишес обхватил ее запястье, отстраняя.
– Смотри на меня, Джейн… – раздался стон. – Но не касайся.
Сукин сын. Она ненавидела, когда он так поступал. И все же любила.
Не отпуская ее запястье, Вишес продолжил ласкать свою эрекцию рукой,
обтянутой перчаткой, его тело явило изумительное зрелище, когда он подобрал нужный
ритм. Свет от свечи превратил само действо в некое таинство, но, с другой стороны… с
Ви не могло быть иначе. Джейн никогда не знала, чего ожидать от него, и не просто по
причине его божественной природы. Все время он был сексом на грани, с резкими углами,
хитрый, сложный, требовательный.
И Джейн понимала, что сейчас лицезрела лишь малую его часть.
В его тайном лабиринте были пещеры намного глубже, те, в которых Джейн
никогда не бывала и, может, не побывает никогда.
– Джейн, – сказал он резко. – О чем бы ты сейчас не думала – выбрось это из
головы… оставайся со мной, здесь и сейчас.
Она закрыла глаза. Она знала, за кого выходила замуж, какого человека полюбила.
Давно, когда она связала себя с ним на целую вечность, она была прекрасно осведомлена
о мужчинах, женщинах и том, как именно он спал с ними. Она просто не могла
представить, что это его прошлое встанет между ними…
– Я ни с кем не был. – Его голос был сильным и уверенным. – В ту ночь. Клянусь.
Внезапно он стал размытым из-за пелены слез в глазах Джейн.
– Мне так жаль, – хрипло сказала она. – Я должна была услышать это. Я доверяю
тебе, честно, но я…
– Шшш… все нормально. – Протянув руку в перчатке, он смахнул слезинку с щеки
Джейн. – Все хорошо. Почему ты не спросила, что происходило со мной?
– Это неправильно.
– Нет, это я поступаю неправильно. – Он сделал глубокий вдох. – Всю прошлую
неделю я пытался выдавить из себя нужные слова. Мне ненавистно это дерьмо, но я не
знал, что, черт возьми, сказать, не ухудшив при этом ситуацию до еще более
напряженной.
На каком-то уровне Джейн была удивлена испытываемому состраданию и
пониманию. Они оба были очень независимыми личностями, именно поэтому их
отношения хорошо сложились: он был замкнут, а Джейн не особо нуждалась в
эмоциональной поддержке, и обычно это уравнение решалось легко.
Однако, не на этой неделе.
– Мне тоже жаль, – пробормотал он. – Хотел бы я быть другим мужчиной.
Каким-то образом Джейн поняла, что он говорил не только о своей скрытной
натуре.
– Нет ничего, о чем бы ты не смог поговорить со мной, Ви. – Получив в ответ лишь
«хмм», она продолжила: – Сейчас тебя одолевает колоссальный стресс. Я знаю это. И
сделаю все, чтобы помочь тебе.
– Я люблю тебя.
– Ты должен был поговорить со мной. Единственная тактика, которая
гарантированно ведет в никуда – это молчание.
– Знаю. Но я словно смотрю в темную комнату. Я хочу все рассказать тебе, но не
могу… я не могу увидеть там, что чувствую.
Она верила в это… и распознала его переживания как нечто, с чем жертвы
жесткого обращения в детстве вынуждены были бороться в своей взрослой жизни.
Механизм выживания, который помог им все пережить, – это компартментализация: когда
все становится чересчур сложным для восприятия, они разделяют свои внутренние Я и
прячут эмоции далеко, вглубь себя.
Опасность, естественно, усиливала постоянно возрастающее давление.
По крайней мере, лед между ними тронулся. И сейчас они пребывали в тихом,
отчасти безмятежном пространстве.
По своему собственному желанию взгляд Джейн переместился на эрекцию, которая
лежала на его животе, достигая самого пупка. Внезапно ей захотелось его так сильно, что
она не могла выразить словами это желание.
– Возьми меня, Джейн, – прорычал он. – Делай со мной все, что пожелаешь.
А желала она взять его в рот, что не преминула сделать, наклонившись над его
бедрами и вбирая его до самого горла. Вишес издал животный стон, его бедра
взметнулись вверх, проникая в нее еще глубже горячей длиной. Потом он разогнул колено
так, что оказался не просто лежащим на спине, он растянулся на кровати, полностью
предоставляя себя Джейн, одной рукой обхватил ее затылок, когда она подобрала ритм,
доводящий его до…
Он быстро и плавно сменил положение ее тела.
С огромной силой в мгновение ока Ви перевернул Джейн кругом, смахнул
простыни со своего пути, так, чтобы приподнять ее бедра и направить вверх над своим
торсом. Раздвинув ее ноги над своим лицом, он…
– Вишес, – выдохнула Джейн у его эрекции.
Его влажный, теплый рот устремился к цели, сливаясь с ее лоном, захватывая в
ласке, прежде чем его язык скользнул в ее глубины. Мозг Джейн не просто выключился –
взорвался, больше нечем было думать, и она блаженно предалась тому, что происходило
сейчас и не случалось никогда раньше. Она чувствовала, что это ощущение захватило и
Ви… он был поглощен жадными ласками, пальцы впились в ее бедра, пока он стонал ее
имя у ее лона. И было чертовски сложно сконцентрироваться на том, что он делал с ней,
одновременно продолжая то, что задумала она, но разве это проблема. Эрекция у нее во
рту была горячей и твердой, его язык бархатом ощущался между ее ног, и чувства
доказывали, что, даже будучи призраком, ее физические реакции были теми же, что и в
период ее «жизни»…
– Черт, ты нужна мне, – выругался Ви.
Еще одно молниеносное усилие, и Вишес приподнял ее, будто Джейн весила не
больше простыни. Эта смена позиции не стала сюрпризом: он всегда предпочитал кончать
в нее, глубоко в ней. Он раздвинул ее ноги прежде, чем успел устроить девушку над
своими бедрами, головка члена толкнулась в лоно… и с размаху вошла домой.
Вторжение было не просто сексом, а предъявлением Ви своих прав на нее, и
Джейн это нравилось. Так и должно быть.
Упав вперед, оперевшись на его плечи, Джейн смотрела в глаза Вишеса, когда они
начали двигаться вместе. Ритм нарастал, пока они одновременно не достигли пика. Оба
застыли в момент его судороги внутри нее, ее лоно выжимало его. А потом Ви перевернул
Джейн на спину и устремился вниз, вдоль ее тела, возвращаясь в исходное положение, его
рот вновь слился с ее лоном, он крепко держал ладонями ее бедра, упиваясь ее плотью.
Джейн сильно кончила, но Вишес не дал ей передышки. Ринувшись вверх, он
раздвинул ей ноги и пронзил ее, проникнув уверенным движением. Его тело на ней было
огромной, поршневой машиной, связующий аромат бушевал в комнате, пока он жестко
кончал. Неделя воздержания была стерта в пыль одной фантастической сессией.
Пока он бился в конвульсиях страсти, Джейн наблюдала за ним, чувствуя любовь к
каждой его частичке, даже тем, что она желала однажды понять.
А потом он продолжил. Больше секса. Снова и снова.
Приблизительно час спустя, насытившись наконец любовными ласками, они
лежали на кровати в свете свечей, глубоко дыша.
Вишес перевернулся на спину вместе с Джейн и, оставаясь в ней, очень долго
изучал ее лицо.
– У меня нет слов. Шестнадцать языков, а слов не нахожу.
В его голосе звучала боль, сопровождаемая отчаянием. Он на самом деле был
неполноценным, когда дело касалось эмоций, и любовь к Джейн не изменила этого
факта… по крайней мере, не в ситуации колоссального напряжения, подобной
теперешней. Но это нормально… после их занятия любовью, это было нормально.
– Все хорошо. – Она поцеловала его грудь. – Я понимаю тебя.
– Я бы хотел, чтобы тебе не пришлось разбираться в этом.
– Ты же понимаешь меня.
– Да, но с тобой проще.
Джейн приподнялась на руках.
– Я – гребаный призрак. На случай, если ты не заметил. А это возбуждает не так
уж много парней.
Ви прижался к ее губам, быстро и жестко целуя.
– Но я заполучил тебя на всю свою жизнь.
– Это верно. – В конце концов люди не проживают даже десятой части того
времени, которое отведено вампирам.
Когда рядом с ними прозвенел будильник, Ви метнул в его сторону злой взгляд.
– Теперь я знаю, почему сплю с пистолетом под подушкой.
Когда Ви потянулся, чтобы выключить штуковину, Джейн была вынуждена с ним
согласиться.
– Знаешь, ты мог просто разнести его пулей.
– Нет. Тут же прибежит Бутч, а я не хочу держать в руке пушку, если он увидит
тебя голой.
Улыбнувшись, Джейн откинулась на спину, когда Ви встал с кровати и направился
в ванную. Он замер у двери и оглянулся через плечо.
– Я приходил к тебе. Каждую ночь на этой неделе я приходил к тебе. Не хотел
оставлять тебя в одиночестве. И не хотел спать без тебя.
На этой ноте он нырнул в ванную, и спустя мгновение Джейн услышала, как
включился душ.
Со словами у него дело обстояло лучше, чем он полагал.
Удовлетворенно вытянувшись, Джейн поняла, что ей тоже пора вставать… самое
время сменить Элену с ее дневной смены в клинике. Но, черт, ей бы хотелось пролежать
здесь всю ночь. Может, еще немножко…
Вишес ушел десять минут спустя на встречу с Рофом и Братством, и по пути к
выходу он поцеловал ее. Дважды.
Выбравшись из кровати, она посетила ванную, а потом остановилась у их общего
шкафа, открыв двойные двери. На вешалках висели кожаные штаны – его, простые белые
футболки – ее, белые халаты – ее, косухи – его. Оружие спрятано в огнеупорном сейфе;
обувь расставлена на полу.
Ее жизнь была по многим параметрам непостижима. Призрак замужем за
вампиром? Да ладно вам.
Но, разглядывая этот шкаф, своей опрятностью диссонирующий сумасшедшему
ритму их жизней, с аккуратно развешанной одеждой и расставленной обувью, ей
нравилось то, где они сейчас находились. «Нормальное» – не самое плохое слово в этом
безумном мире, не так ли.
Как его ни назови.
Глава 18
В клинике учебного центра Пэйн выполняла свои упражнения, как она их
называла.
Лежа в больничной койке с подушками под боком, она скресщивала руки на груди
и напрягала живот, медленно поднимая торс. Приняв перпендикулярное по отношению к
матрасу положение, она вытягивала руки, так и удерживая их, опускалась вниз. Даже
после одного подхода ее сердце колотилось, дыхание становилось отрывистым, но она
позволяла себе лишь небольшую передышку и повторяла упражнение. И еще раз. И снова.
С каждым разом требовалось все больше усилий, вскоре на лбу выступил пот, а
мышцы живота пронзила боль. Джейн показала ей, как выполнять их, и она считала это
прогрессом, хотя по сравнению с прежними ее физическими возможностями, это казалось
лишь искрой на фоне костра.
Да, Джейн пыталась помочь ей сделать гораздо большее… даже вкатила кресло,
чтобы сидеть в нем и передвигаться, но Пэйн не могла выносить вида этой вещи, мысли о
том, чтобы провести жизнь, катаясь от одного места к другому.
На прошлой неделе она отказалась от всех приспособлений в надежде на
единственное чудо… которое так и не свершилось.
Казалось, века прошли с тех пор, как она сражалась с Рофом… с того времени, как
чувствовала координацию и силу своих конечностей. Она так много принимала за
должное, и теперь скучала по той, кем была когда-то, со скорбью, которую, как
Пэйндумала, испытывают лишь к мертвым.
Опять же, она считала себя таковой. Ее тело просто было не достаточно
смышленым, чтобы перестать функционировать.
Выругавшись на Древнем Языке, Пэйн упала на спину и осталась лежать. Позже,
собравшись с силами, она нашла кожаный жгут, которым затянула верхнюю часть бедер.
Он был таким тугим, что перекрывал кровообращение, она знала это, но не почувствовала
ни сжатия, ни сладкого облегчения, когда расстегнула застежку, и кожа жгута с хлопком
повисла.
Так было с тех пор, как она вернулась сюда.
Никаких изменений.
Закрыв глаза, она вновь вступила во внутреннюю войну, где страхи вознесли мечи
над ее разумом, а результаты были еще трагичней. После семи смен ночей и дней, ее
армия рациональности страдала от жалкого отсутствия амуниции и глубокой усталости в
рядах ее повстанцев. Таким образом, течение меняло направление. Сначала она держалась
на оптимизме, но тот исчез, за ним последовал период твердого терпения, который тоже
длился не долго. С тех пор она пребывала на этой бесплодной дороге безосновательной
надежды.
Одна.
На самом деле, одиночество было худшей частью испытания. Столько людей могло
свободно приходить и уходить из ее комнаты, но она была совершенно оторвана от них,
даже когда те сидели и говорили с ней, или же заботились о ее основных потребностях.
Прикованная к этой кровати, Пэйн находилась в другой плоскости реальности, нежели
они, отрезанная широкой невидимой пустыней, которую она могла лишь ясно видеть, но
не в силах пересечь.
И это странно. Все утраченное становилось более болезненным, когда она думала о
своем человеческом целителе, что происходило так часто, что мыслям этим был потерян
счет.
Как же она скучала по этому мужчине. Много часов она провела, вспоминая его
голос, лицо и тот последний миг между ними… и воспоминания эти стали одеялом, под
которым можно согреться в течение долгих, холодных наплывов беспокойства и
волнения.
Но, к сожалению, во многом походя на ее рациональную сторону, одеяло
изнашивалось от частого использования, и восстановить его уже не представлялось
возможным.
Целитель не принадлежал к ее миру и никогда не вернется… теперь, когда она
проснулась, не оставалось ничего, кроме краткого живого сна, рассыпавшегося на волокна
и обрывки.
– Умолкни, – сказала она вслух самой себе.
С силой, сконцентрировавшейся в верхней части тела, которую она пыталась
поддерживать, Пэйн повернулась за двумя подушками, борясь с мертвым весом нижней
части, напрягшись, чтобы…
Равновесие вмиг было потеряно, и она покачнулась, даже лежа на животе, смахнув
рукой стакан воды со стоящего рядом столика.
Который, увы, весьма чувствителен к ударам.
Раздался звон стекла, и Пэйн закрыла рот, потому что только так могла сдержать
зарождающийся в легких крик. Иначе же он бы сорвал печать с ее губ, и она уже никогда
бы не замолкла.
Решив, что достаточно возобладала над собой, она взглянула через край кровати на
беспорядок на полу. Обычно все было бы просто – что-то разлилось, и кто-то все убирал.
Раньше она бы наклонилась пониже, вытерла лужицу, и дело сделано.
Теперь? У нее два варианта. Лежать здесь и звать на помощь, как инвалид. Или
хорошенько подумать и сделать попытку быть независимой.
Она не сразу просчитала силу рук и расстояние до пола. К счастью, капельницы не
были прикреплены, но катетер все еще оставался на ней… поэтому, вероятно, попытка
проявить самостоятельность была плохой идеей.
И все же ей претило унижение от бездейственного лежания. Она больше не солдат,
а лишь ребенок, не способный позаботиться о себе.
Это невыносимо.
Вытянув из коробки прямоугольные салфетки «Клинекс», как люди их называют,
она опустила перила кровати, вцепилась в них и перевернулась. Из-за бессильной дрожи
ноги разъехались в разные стороны, как у щенка, все движение было лишено какой-либо
грации, но, по крайней мере, она смогла добраться до гладкого пола с белой бумагой в
руке.
Напрягшись, Пэйн пыталась удержать сомнительное равновесие на краю кровати,
ведь она устала быть той, за которую все делают, с которой все нянчатся, моют и
вытирают как новорожденного младенца…
Ее тело повторило судьбу стакана.
Без предупреждения ее хватка соскользнула с гладких перил, а бедра – с матраса
настолько, что она почувствовала, как стремглав приближается к полу. Сила гравитации
слишком могуча, чтобы ее преодолеть. Выбросив перед собой руки, она растянулась на
мокром полу, но обе ладони ушли из-под нее, и она приняла силу удара на одну сторону
лица, дыхание вырвалось из легких.
И затем никакого движения.
Она оказалась почти в безнадежном положении – кровать поддерживала ее
бесполезные конечности Зацепившиеся за край постели, они оказались прямо над ее
головой и телом, неумолимо притягивая к полу.
Набрав воздуха, она выкрикнула:
– Помогите… на помощщщь…
Лицо было придавлено, руки начинали неметь, а легкие – гореть от удушья, ярость
закипала в ней, а тело сотрясала дрожь…
Все началось как скрип. Затем звук перешел в движение, когда щека начала еле-еле
продвигаться вперед по кафелю, кожа натянулась до такой степени, что, казалось,
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |