Книга должна быть возвращена не позднее указанного срока 10 страница

¹ Бобрищев-Пушкин А. М. Эмпирические законы деятельно­сти русского суда присяжных. С. 28.

² Там же.

³ Там же. С. 615.

Другое интересное направление социологических ис­следований права в России составляли проводившиеся Русским географическим обществом (с участием видных юристов) социологические исследования народных юри­дических обычаев, основанные на анкетном методе сбо­ра информации. В ходе таких исследований изучались характер и особенности преступлений в данной кон­кретной местности, уровень правосознания населения этой местности, расхождения между действующим за­конодательством и народными юридическими обычая­ми, причины наиболее распространенных в данной мест­ности преступлений, состояние нравственности населе­ния и т. п.

В целом можно сказать, что эмпирические социологи­ческие исследования права в дореволюционной России были одним из заметных направлений юридической нау­ки и внесли большой вклад в изучение правовой практи­ки и углубление представлений о праве как социальном явлении.

Социологический подход широко применялся в этот период для исследования и таких форм девиантного (от­клоняющегося) поведения, как самоубийство, алкого­лизм, проституция и т. п. В этой области работали как юристы, так и специалисты другого профиля. Авторы, за­нимающиеся данной проблематикой, считают точкой от­счета социологического осмысления девиантных явлений в России доклад на тему «Изыскание о числе самоубийств и убийств в России за 1819 и 1820 годы», прочитанный академиком К. Германом на заседаниях Российской ака­демии в 1824 и 1825 гг. (за 70 лет до классического тру­да Дюркгейма «Самоубийство: социологический этюд»).

В докладе был сделан ряд глубоких и смелых для сво­его времени выводов. Во-первых, по мнению академика К. Германа, главные причины отклоняющегося поведе­ния в России связаны с тем, что общественная жизнь страны основана на крайностях: с одной стороны — ни­щета и дикие нравы, с другой — чрезмерное богатство и утонченная цивилизация. То же самое относится и к по­литической жизни: с одной стороны — анархия, с дру­гой — политический гнет. Другой вывод состоял в том, что динамика числа убийств и самоубийств за ряд лет «позволяет по крайней мере частью узнать нравственное и политическое состояние народа»¹.

¹ Социология в России. С. 486—487.

Доклад Германа не был опубликован, так как, по мне­нию тогдашнего министра народного просвещения, «подоб­ные статьи, неприличные к обнародованию оных, надле­жало бы к тому, кто их прислал для напечатания, отослать назад с замечанием, чтобы и впредь над такими пустыми вещами не трудился. Хорошо извещать о благих делах, а такие, как смертоубийства и самоубийства, должны погру­жаться в вечное забвение»¹. Работа Германа была опубли­кована лишь в 1832 г., причем на французском языке. Од­нако с этого времени исследования самоубийств в России начали развиваться. Из юристов в этой области особенно плодотворно работали А. Ф. Кони, М. Н. Гернет и др.

Большое внимание российские исследователи тради­ционно уделяли и проблеме алкоголизма. С историей изучения алкоголизма специалисты связывают одно из первых в России упоминаний о влиянии социальных факторов на отклоняющееся поведение. Московский врач М. К. Бриль-Крамер в работе «О запое и лечении оного» (1819) отметил, что большинство известных ему больных алкоголизмом заболели со времени Отечественной войны 1812 г., когда многие лишились своего покоя, имущест­ва, родственников; причем более высокая частота алкого­лизма наблюдалась у низших сословий, испытывающих постоянные лишения².

Всплеск исследовательского интереса к данной проблеме наблюдался в России в связи с введением 18 июля 1914 г. сухого закона. При этом отмечались тенденции, хорошо из­вестные нам по периоду горбачевской антиалкогольной кампании 1985 г.; на первых порах — снижение производ­ственного травматизма, пожаров и т. п., но затем, уже с конца 1915 г., — массовое потребление суррогатов, рост са­могоноварения, расширение контрабанды спиртного и т. д.³

¹ Социология в России. С. 487.

² Там же. С. 488.

³ Там же. С. 489—490.

⁴ Там же. С. 490. Подробнее см.: Обозненко П. Е. Поднад­зорная проституция Санкт-Петербурга по данным врачебно-по-лицейского комитета. СПб., 1896.

Проводились социологические исследования и в об­ласти проституции. Среди них выделяется исследование П. Е. Обозненко, основанное на опросе проституток. В ре­зультате исследования, в частности, были сделаны юри­дически значимые выводы о нарушениях нормативной регламентации занятия проституцией и содержания пуб­личных домов, а также об уровне коррумпированности полицейских чинов⁴.

§ 3. Социологические исследования в теории права в конце XIX — начале XX в.

К числу наиболее ярких теоретиков отечественного со­циологического направления в праве относятся С. А. Му­ромцев, М. М. Ковалевский, Н. М. Коркунов, Л. И. Пет­ражицкий, работы которых существенно расширили го­ризонты российской юридической науки и обогатили ее идеями новой, интенсивно развивавшейся социологиче­ской науки. Их научные труды, а также активная обще­ственная деятельность внесли заметный вклад в либера­лизацию общественно-политической мысли в дореволю­ционной России.

Сергей Андреевич Муромцев (1850—1910) принадле­жал к старинному дворянскому роду¹. После окончания юридического факультета Московского университета продолжил учебу в Германии, где прослушал курс лек­ций Р. Иеринга, оказавшего большое влияние на форми­рование его научных взглядов. В 1875—1884 гг. Муром­цев преподавал в Московском университете на кафедре римского права. Главные научные труды: «Определение и основное разделение права» (1870), «Очерки теории гражданского права» (1877), «Гражданское право Древ­него Рима» (1883), «Что такое догма права?» (1884), «Ре­цепция римского права на Западе» (1886). В 1881 г. во время студенческих волнений он был уволен из универ­ситета, после чего работал присяжным поверенным (ад­вокатом).

¹ Подробнее см.: Зорькин В. Д. С. А. Муромцев; Пятки-на С. А. Русская буржуазная правовая идеология. М., 1980. С. 14—32.

1904—1906 гг. — время его активной политической деятельности. Он был одним из руководителей партии кадетов, председателем первой Государственной думы. На открытии Думы С. А. Муромцев говорил о необходи­мости сочетания монархического и конституционного принципов правления в России в рамках конституцион­ной монархии. После разгона первой Государственной думы Муромцев, подписавший вместе с группой депута­тов «Выборгское воззвание», призывавшее население к гражданскому неповиновению, провел три месяца в тюрьме и был лишен политических прав. С 1906 г. он во­зобновил преподавательскую деятельность. На могилу Муромцева студенты возложили венок с надписью: «Пер­вому русскому гражданину от будущих граждан».

Будучи в значительной мере приверженцем взглядов Р. Иеринга, Муромцев полагал, что доктрину Р. Иеринга о борьбе за право (творческое начало) надо соединить с идеей эволюции, разработанной исторической школой права, совместив ее с философским позитивизмом. По словам Муромцева, социология Г. Спенсера, О. Конта и теория юриспруденции Р. Иеринга вышли на след реаль­ных сил, которые создают право. Развивая идеи о том, что право как продукт человеческой истории шире систе­мы норм, создаваемых государством, Муромцев считал, что нельзя изучать право силами одной юриспруденции, нужны социология, психология, политэкономия. Он ввел в ткань своего правового анализа такие используемые в социологии понятия, как интерес, социальная группа и т. п.

Исторический подход позволил Муромцеву выявить и проанализировать формы донормативного бытия права, проследить процесс генезиса права как нормы из индиви­дуальных фактов владения, сделки, индивидуальных правовых решений. Из исторического подхода выросла и его характеристика права как порядка общественных от­ношений. Рассматривая право как часть социальной ре­альности, Муромцев трактовал его как определенную систему общественных отношений со специфическими функциями.

Типология отношений, в своей совокупности состав­ляющих право, согласно Муромцеву, выглядит следую­щим образом:

— защищаемые отношения, к которым он относил от­ношения, возникающие из разнообразных интересов граж­данского общества (отношения собственности, отноше­ния, вытекающие из договорных обязательств, отноше­ния с государственной властью и т. п.). Эти защищаемые отношения Муромцев называл правовыми отношениями, отождествляя таким образом правовые отношения с фак­тическими общественными отношениями;

— защищающие отношения (отношения между орга­нами власти и нарушителями чужих прав, поставленных этой властью под защиту). Такие отношения он называл «вынудительными», «юридическими» отношениями. Каж­дое притязание, говорил он, «и, в частности, например, иск мы можем рассматривать как особое право, где воз­можность воздействия, предоставленная истцу, составля­ет защищаемое отношение, возможность воздействия, принадлежащая суду, — защищающее отношение; то и другое покоится на отношении, в котором состоит выс­шая общественная власть к отдельным лицам»¹.

Таким образом, идеи Р. Иеринга о праве как защи­щенном интересе преломились у Муромцева в трактовку права как юридически защищенного порядка обществен­ных отношений. Вместо совокупности юридических норм, подчеркивал он, под правом разумеется совокуп­ность юридических отношений (правовой порядок). Юри­дические нормы следует «считать лишь некоторым атри­бутом правового порядка, говоря точнее, фактором в про­цессе его исторического образования»².

¹ История русской правовой мысли. Библиографии, доку­менты, публикации. М., 1998. С. 190.

² Там же. С. 199.

Трактовка права как действующего правопорядка оп­ределила приверженность Муромцева идее свободы су­дейского усмотрения. Он считал, что судья, опираясь на знание законов, позиции юридической науки, обществен­ных воззрений на справедливость и нравственность и т. д., способен принимать решения в соответствии с требованиями правового порядка. По его мнению, при определенных условиях (избрание судей самой судейской корпорацией, независимость и несменяемость судей, кон­троль гласности и т. п.) правотворческая деятельность судов способствовала бы либерализации общественных отношений в стране.

Максим Максимович Ковалевский (1851 —1916) ро­дился в семье харьковских помещиков. После окончания юридического факультета Харьковского университета продолжал обучение за границей. С 1877 г. начал препо­давать на юридическом факультете Московского универ­ситета курс зарубежного государственного права и вско­ре стал одним из кумиров московского студенчества. На­ряду с преподавательской деятельностью много работал как этнограф и социолог, изучая общинное землевладе­ние, историю государства и права. В 1880 г. вышла его программная методологическая работа «Историко-срав-нительный метод в юриспруденции». В 1887 г. Ковалев­ский был уволен из университета «за отрицательное от­ношение к русскому государственному строю» и уехал за границу.

За рубежом он продолжал вести активную научную деятельность, принесшую ему мировую известность. Наиболее значительные работы этого периода — четы­рехтомное исследование «Происхождение современной демократии», а также первоначально трехтомная, а позд­нее доведенная до семи томов работа «Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хо­зяйства». К этому же периоду относится работа «Этно­графия и социология», начавшая цикл его специальных трудов по социологии. В период своей вынужденной эмиграции М. М. Ковалевский продолжал преподава­тельскую и просветительскую деятельность и, в частно­сти, был одним из организаторов, участников, а затем и директором Русской высшей школы общественных наук в Париже, лекции в которой читали ученые и политиче­ские деятели самой разной ориентации (С. А. Муромцев, П. Б. Струве, Г. В. Плеханов, В. И. Ленин, Г. Тард и др.).

После возвращения в Россию в 1905 г. Ковалевский был избран профессором Петербургского университета, где и работал до конца жизни. В этот период им были на­писаны двухтомный курс «Социология» (в одной из глав

курса, называющейся «Социология и право», в наиболее полном виде изложена юридико-социологическая кон­цепция автора), книга «Происхождение семьи, рода, пле­мени, собственности, государства и религии».

Большое внимание Ковалевский уделял пропаганде социологических знаний (им была издана серия работ о социологах того времени), организации российской со­циологии (он возглавлял первую в России кафедру со­циологии в Психоневрологическом институте), формиро­ванию традиций научного общения и сотрудничества российских социологов и т. д. Много сил отдал Ковалев­ский общественно-политической деятельности, был од­ним из основателей Партии демократических реформ, близкой по своей программе к кадетам, входил в состав первой Государственной думы от курии землевладельцев и лишь по воле случая не оказался в числе подписавших «Выборгское воззвание». Его политическим кредо было постепенное реформирование российской политической системы на основе принципов конституционализма, но с сохранением монархической формы правления.

¹ См.: Куприц Н. Я. М. М. Ковалевский. М., 1978. С. 31—32.

Теоретико-методологическую основу творческого на­следия Ковалевского составляла философия и методоло­гия позитивизма. Вместе с тем заметную роль в формиро­вании его научного мировоззрения сыграл также и К. Маркс, с которым он познакомился и близко общался в период своего обучения за границей и личность которо­го он оценивал очень высоко¹. Именно под влиянием К. Маркса Ковалевский начал впоследствии серьезно за­ниматься историей экономики. Однако он не стал сторон­ником материалистического понимания истории (т. е. не принял тезис об обусловленности социальной жизни ма­териальными производственными отношениями), считая такой подход односторонним. Он придерживался позити­вистской теории плюралистичности (множественности) факторов общественного развития, которая отрицает на­личие какого-то главного фактора, определяющего все остальные. Он был далек от марксизма и по своим идейно-политическим убеждениям.

Большой вклад М. М. Ковалевского в развитие методо­логии исследования социальных, в том числе и правовых, явлений связан с развитием им историко-сравнительного метода. При этом он подчеркивал необходимость сравне­ния лишь сопоставимых объектов. «Сравнение только то­гда будет плодотворным, — писал он, — если будут взяты законодательства двух или более народов, стадия развития которых тождественна. Можно поэтому сопоставлять ро­довые порядки кельтов, германцев или славян с римскими и греческими, хотя по хронологии эти народности и отсто­ят друг от друга на целые столетия и даже тысячелетия... но бесполезно для указанной цели (т. е. для выделения об­щих черт исследуемых явлений. — В. Л.) сопоставлять Русскую Империю с Империей Карла Великого или Свя­щенной Римской и классовые деления современных на­родностей Европы со средневековыми сословиями и рели­гиозными кастами древности»¹. Такой метод, основанный на сравнении сопоставимых эмпирических данных о со­стоянии и развитии различных обществ с целью выявле­ния черт сходства или различия между ними, он называл научным сопоставлением.

¹ Ковалевский М. М. Социология. СПб., 1997. С. 89.

² Там же. С. 83.

Юридико-социологическая концепция Ковалевского исходит из положения о том, что право — это продукт развития общества, обусловленный потребностью обще­ства в социальной солидарности. С этих позиций он по­лемизировал со сторонниками концепции естественного права. В частности, он писал: «Многие думают найти критерий для оценки действующего законодательства в каком-то метафизическом представлении об абсолютной справедливости и прирожденных человеку правах, слы­вущих под названием прав естественных... Но если при­рода обучила чему всех живущих, то отнюдь не праву, а бесправию, состоящему в том, чтобы жертвовать ближ­ним в интересах своего самосохранения»². Право же, по­лагал он, выросло в условиях борьбы за выживание из потребности людей объединяться с себе подобными, ру­ководствуясь инстинктом самосохранения. Вначале это были объединения в рамках стада, орды кочевников, племени и рода. Позднее, «когда под влиянием универса­листских религий и международного торгового обмена сфера солидарности начинает обнимать собою ряд наро­дов и государств, мнимоприрожденные нам понятия о праве и справедливости меняются так радикально, что взамен прежнего воззрения на чужеземца, как на врага, против которого все дозволено, постепенно развивается понятие о поставленном под защиту собственного очага и потому неприкосновенном госте, о брате-единоверце... наконец, и всего позднее вырабатывается в нашем созна­нии... отвлеченное представление о человеке вообще и его неотъемлемых правах»¹.

Говоря об обусловленности права и государства инте­ресами общественной солидарности, Ковалевский считал, что право возникло из необходимости солидарности до государства и независимо от него. Государство и право он рассматривал не как продукт борьбы классов, а как вы­ражение «замиренности» и социальной солидарности. Всякая группа, писал он, будь то «муравейник, пчели­ный улей, птичья стая, оленье стадо или толпа кочевни­ков, является, прежде всего, замиренной средой, из кото­рой устранены элементы борьбы; место борьбы занимает в ней солидарность или сознание общности преследуе­мых целей и взаимозависимости членов группы друг от друга»². Дальнейшее развитие человеческого общества определяется, согласно Ковалевскому, ростом солидарно­сти: от союзов бродячих орд до современного государст­ва. Перспективу же этого развития он видел во всемир­ном объединении.

¹ Ковалевский М. М. Социология. С. 84.

² Там же. С. 83.

В вопросе о природе государственной власти позиция М. М. Ковалевского была близка психологической школе права.

Николай Михайлович Коркунов (1853—1904) — вы­ходец из дворянской семьи, окончил юридический фа­культет Санкт-Петербургского университета. Читал лек­ции в Санкт-Петербургском университете на кафедре эн­циклопедии права, а затем курс государственного права иностранных государств, преподавал основы междуна­родного права в Военно-юридической академии. Основ­ная работа, в которой изложены его теоретико-правовые взгляды, — «Лекции по общей теории права». Кроме то­го, следует отметить и такие его труды, как «Лекции по энциклопедии права», «Сравнительный очерк государст­венного права иностранных государств», «Русское госу­дарственное право», «Указ и закон».

Уже в первых научных статьях Коркунов заявил о своей приверженности позитивизму. Он выступал против умозрительных методов анализа, отмечая, что теории ес­тественного права были основаны на ложном воззрении на природу человека как на нечто, данное готовым и не подлежащее сколь-нибудь существенным изменениям. Историческая школа права, по его мнению, также не да­ла науке права твердой, научной почвы.

Но в своей трактовке права он отошел от традицион­ного позитивизма в сторону психологической концепции. Ранний позитивизм пытался выводить социальные про­цессы из биологических (этот подход представлен прежде всего в работах Г. Спенсера). Но в конце XIX в. в социо­логической науке начинаются критика биологизма и движение в сторону психологической интерпретации со­циальных процессов с присущим такому подходу акцен­том на человеческое начало, человеческий фактор в об­щественных отношениях. Коркунов одним из первых уловил эту тенденцию и обратил внимание на необходи­мость изучения психологических аспектов формирова­ния и действия права. О психологической обусловленно­сти чувства права он писал, что сознание такой обуслов­ленной какой-либо общей идеей возможности требовать чего-либо от другого есть чувство права, а сама условная возможность такого требования и есть право.

Эти же идеи он распространял на природу государст­венной власти, подчеркивая, что государственная власть — это сила, обусловленная сознанием зависимо­сти от государства. Основой всякого государственного об­щежития, по Коркунову, является психологический мо­тив — готовность к подчинению. В этой связи он писал, что источником существования всякой власти является сознание зависимости от власти. Власть, подчеркивал он, должна казаться сильной, иначе она не будет действен­ной.

Но такая замена права на чувство права не давала по­нимания специфики правового начала. Из его психологи­ческой концепции неясно, почему одни формы отноше­ний закрепляются с помощью правовых, а другие — нравственных или иных норм. Он пытался дать ответ на этот вопрос с помощью категории интереса, видя специ­фику права в способе обеспечения возможности сосуще­ствования различных интересов в обществе путем их раз­граничения. Так, в отличие от нравственных норм, ори­ентированных на оценку интересов, правовые нормы отграничивают эти интересы друг от друга: «нравствен­ность дает оценку интересов, право — их разграниче­ние»¹. Таким образом, правовые нормы, писал он, уста­навливают, «насколько мы имеем или не имеем права осуществлять наши интересы при столкновении их с чу­жими интересами»².

¹ Коркунов М. Н. Лекции по общей теории права. СПб., 1898. С. 59.

² Там же. С. 39.

Преимущество такого подхода по сравнению с правом как защищенным интересом у Р. Иеринга Коркунов ви­дел в том, что охрана интересов предполагает более все­объемлющий контроль за ними со стороны государства, а разграничение интересов означает, что регулировать на­до только взаимное столкновение интересов. Здесь допус­кается больший простор для личной инициативы граж­дан, что он считал очень важным.

§ 4. Советская социология права

В первые годы советской власти и вплоть до середины 30-х гг. XX в. традиции социологического подхода, сло­жившиеся в российском правоведении до 1917 г., оказыва­ли живое и плодотворное влияние на формирование совет­ской юридической науки. Разрабатываемые советскими теоретиками права концепции права как порядка общест­венных отношений (П. И. Стучка), права как формы мате­риальных, экономических отношений (Е. Б. Пашуканис, И. Разумовский), классово-психологическая концепция права (М. А. Рейснер) в значительной мере представляли собой развитие идей и концепций С. А. Муромцева, М. М. Ковалевского, Н. М. Коркунова, Л. И. Петражицко-го и других российских ученых, работавших в этой облас­ти до 1917 г.

Кроме того, в этот период продолжало активно разви­ваться социологическое направление в сфере уголовного права. Так, в созданных в ряде городов кабинетах по изучению личности преступника и преступности осуще­ствлялась работа по таким направлениям, как изучение различных категорий заключенных с помощью анкетных опросов, исследования личности преступников в крими­нологических клиниках, анализ законченных судебных дел с последующей статистической обработкой материа­лов, изучение уголовной статистики и т. п.¹

¹ См.: Герцензон А. А. Введение в советскую криминологию. М., 1965. С. 96.

Важное значение для координации и развития крими­нологических исследований имело создание в 1925 г. в Москве Государственного института по изучению пре­ступника и причин преступности. Социологическими ис­следованиями уровня и причин преступности занимались и другие юридические научные центры. Например, Все­союзным институтом юридических наук был проведен ряд исследований по темам: «Растрата и растратчики», «Хулиганство и хулиганы», «Бандиты и бандитизм». В 1926 г. в связи с всесоюзной переписью населения бы-

ло осуществлено широкое юридико-социологическое ис­следование, в ходе которого, в частности, получены дан­ные о контингенте заключенных, карательной практике и т. п.¹

Продолжались серьезные исследования таких форм отклоняющегося поведения, как самоубийство, алкого­лизм, проституция и наркомания. Важную роль в иссле­довании этих проблем сыграло создание в 1918 г. в Цен­тральном статистическом управлении (ЦСУ) Отдела моральной статистики, который возглавил видный кри­минолог М. Н. Гернет. В 1927 г. по материалам, собран­ным Отделом моральной статистики, была издана книга «Самоубийства в СССР в 1922—1925 гг.», в которой срав­нивались показатели по СССР с данными ряда европей­ских государств, проводился сравнительный анализ дан­ных по различным городам страны, анализ самоубийств по социально-демографическому составу лиц, совершив­ших самоубийство, мотивам и способам самоубийств и т. д. По мнению специалистов, столь обширные сведе­ния о самоубийствах не публикуются в России до сих пор².

В 20-е гг. проводились исследования и проблем нарко­мании. В этой области работали М. Н. Гернет (им, в част­ности, были опубликованы такие работы, как «Нарко-тизм, преступность и уголовный закон», «Сто детей-нар­команов» и др.), А. Раппопорт, Н. К. Топорков и другие ученые.

¹ См.: Злобин Г. А., Тишенко В. В., Шлыков С. А. Социологи­ческие исследования в праве // Труды ВНИИСЗ. 1975. № 4. С. 39.

² См.: Социология в России. С. 494.

Что касается исследований проблем пьянства и алко­голизма, то их лейтмотивом по-прежнему являлся во­прос об эффективности антиалкогольных запретов. Дело в том, что антиалкогольная кампания, начатая еще в 1914 г. введением сухого закона, была продолжена боль­шевистским правительством, принявшим в конце 1919 г. постановление Совета народных комиссаров «О воспре­щении на территории РСФСР изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ». Правда, уже с 1921 г. пе­речень разрешаемых к производству и продаже напитков постепенно расширялся, а в 1925 г. официально было разрешено производство сорокоградусной водки.

Проводившиеся в этой области исследования полно­стью подтверждали выводы российских ученых, изучав­ших последствия «сухого закона» 1914 г., о неэффектив­ности запретительных мер. Вновь отмечался резкий рост самогоноварения со всеми вытекающими отсюда негатив­ными последствиями. Большой вклад в изучение данной проблемы на основе использования методов статистики внесли М. Н. Гернет, Р. Влассак, Э. Дейчман и др.

По-прежнему одним из основных направлений изуче­ния девиантного поведения оставалась проституция. В 1924 г. в Москве была создана Научно-исследователь­ская комиссия по изучению факторов и быта проститу­ции, силами которой был осуществлен ряд исследований, включающих и опросы проституток. Аналогичные иссле­дования проводились и в других городах страны.

В первые годы советской власти (20-е — начало 30-х гг.) социологический подход применялся и к изучению цело­го ряда иных юридически значимых проблем. В частно­сти, метод анкетного опроса использовался для изучения так называемого земельного вопроса, проблем семьи и брака, родовых и национальных отношений, быта рабо­чих и т. д.

Однако с 30-х гг. (после отказа от новой экономиче­ской политики) в стране начался процесс утверждения тотального господства большевистской идеологии и резко усилились гонения на все неидеологизированные иссле­дования в сфере обществоведения. В юридической науке, в частности, началась кампания против «буржуазного со­циологизма», результатом которой стало практически полное прекращение эмпирических социологических ис­следований. Эмпирическая социология, направленная на изучение фактов и реалий социалистической действи­тельности, была для властей не только ненужной, но и опасной. Социология могла устраивать большевистскую идеологию только в виде урезанного изложения догмати­зированного исторического материализма.

После XX съезда КПСС (1956) и критики «культа лич­ности Сталина» диктат идеологии несколько ослаб и науч­ная мысль заметно оживилась. В этих условиях начали возрождаться и эмпирические социологические исследова­ния правовых явлений. Однако для всего последующего советского периода развития социологических исследова­ний в праве характерно, что они касались весьма ограни­ченного круга тем и не затрагивали наиболее актуальных и принципиальных проблем социально-правового разви­тия страны. Дело в том, что в условиях административ­но-командной системы изучение многих действительных проблем теоретической и эмпирической социологии пра­ва (соотношение законодательства и реальной социаль­ной практики, подлинные цели законодательной поли­тики, ее адекватность социальным ожиданиям и т. п.) неизбежно оказывалось вне узких рамок официально дозволенного. Юридико-социологическим исследованиям (теоретического и эмпирического характера) в такой си­туации оставалось, не затрагивая основ сложившейся сис­темы, заниматься вопросами ее частичного, незначитель­ного совершенствования, «механизмами» ее эффективного функционирования и т. д.

Показательно, что в 50—60-е гг. социологические ис­следования в праве были ориентированы главным обра­зом на изучение и обобщение практики реализации уже принятого законодательства. «Целью конкретно-социо­логических исследований права, — писал в тот период

Дата добавления: 2015-10-21