Все молчали. Вздымались и обрушивались на берег волны.
— Кто, я спрашиваю?
— Араминта… — пробормотал отец.
— Вот что она сумела сделать для своего народа! А МОЙ СЫН, КОГДА ПРИДЕТ ЕГО ВРЕМЯ, ТОЖЕ НАЙДЕТ СПОСОБ ПОМОЧЬ СВОЕМУ НАРОДУ.
Она опустила руки.
Картина поблекла, исчезли море, и птицы, и голубовато-серый свет, а комната снова стала обыкновенной комнатой.
А девочка вернулась с отцом на их баржу в Краснолунье. Помощи от него было, как от козла молока — он только орал да ругался, а она тем временем сделала всю работу по дому.
Наконец отец, сбив ногой керосиновую лампу, рухнул на топчан.
Девочка прикрыла люк. На цыпочках пробралась в трюм. Отыскала остатки вчерашнего ужина и на скорую руку перекусила.
Сегодня вечером отец был даже хуже, чем всегда. Уснул, наконец?
Нет. Не спал.
Лежал и смотрел на нее.
Широко раскрытыми глазами.
Очень страшный.
Девочка замерла.
— Ты такая же, как она, — прошептал он. — Те же заносчивые ведьмовские глаза.
И тогда девочка закрыла свое лицо. Сделала его мертвым и неподвижным — этому она научилась уже давно. Теперь ему будет не за что на нее кричать.
И оттуда, из глубины мертвых глазниц, смотрела, как он засыпает.
Время шло. Мальчик и девочка выросли.
Данте
На Ответной улице наступило утро.
Альберт Тиш не спал всю ночь, а на работу ушел еще до того, как к Отто пришла Алиса.
В Городе Среди Деревьев не было школ. Люди, когда вырастали, сами выбирали, чему они хотят научиться. Основы наук, правда, дети постигали у себя дома, и для этого к ним приходили специальные преподаватели. Они всегда были добрыми и веселыми, и всегда их звали Алиса или Фьюми.
Отто с учительницей сидели за кухонным столом. Над головой летали, крутясь и жужжа, сложные заводные мобили, которые Отто нарочно запустил к приходу Алисы. Алису, однако, нелегко было сбить с толку.
— Твое естествознание продвигается очень хорошо, — прокричала она сквозь несмолкающий гул.
— Ты видела вчера по телику Мэра Крамба? — спросил Отто.
— Да.
— Как думаешь, он говорил правду?
— Знаешь, Отто, если Мэр что-то говорит, то кто я такая, чтобы с ним спорить? И какое отношение это имеет к таблице умножения на восемь, которую ты обещал мне выучить?
— Как думаешь, от волшебок есть какой-то вред?
— Шестью восемь — сорок восемь, — сказала Алиса.
После уроков Отто пошел в Дом Искусств — в Часовой Город. Там располагалось множество студий и мастерских, в которых каждый желающий мог смастерить всё что душе угодно.
В Доме Искусств Отто собирался встретиться со своим другом Данте, они вместе строили ветряную мельницу.
Данте уже поджидал приятеля.
— Мой отец потерял работу, — с ходу сообщил он. — Там, где он работал, шахта обрушилась. Хорошо еще, сам жив остался.
— И что он будет теперь делать?
— А что ему делать? Он всегда работал только в шахтах, больше нигде. Нам, наверно, придется переехать. Может, в Дом Мастеров, там дешевле…
— Я буду тебя навещать.
— Туда путь не близкий… Всё из-за этих проклятых волшебок. Их всех надо посадить под замок. Ненавижу их! Только и делают, что болтаются по улицам с ошалелым видом. Никакого понятия о порядке. И никогда не работают. Ничего делать не умеют.
Данте сплюнул. Человек, работавший за соседним столом, бросил на него укоризненный взгляд.
— Может, дело не в них, — возразил Отто. — С какой стати волшебки будут делать нам пакости? Они раньше никогда не безобразничали. Мой папа…
— Ну, уж ему-то не грозит потерять работу, — перебил его Данте. — Нашел себе тепленькое местечко и в ус не дует. У нас не так. Помяни мое слово, Башмак, если на то пошло, мой отец ни перед чем не остановится. Многие шахтеры настроены решительно.
Данте всегда называл Отто «Башмаком». Почему — непонятно.
— Пойдем, Башмак, погуляем, надоело мне возиться с этой штуковиной.
— Что ты хочешь сказать — «если на то пошло»? На что — «на то»?
— Ну, не знаю. Например, если дело дойдет до драки или типа того.
Они вышли из Дома Искусств и отправились в парк. Так уж у них было заведено: часами бродить по городским кварталам, глазеть по сторонам, болтать…
— Мой отец считает, что всё еще можно уладить, — сказал Отто.
— Ты что, не видел ям? Если уж тебе дела нет до шахт, то, надеюсь, дороги-то тебя волнуют? Их разрушили волшебством, больше нечем. И могучим волшебством. Вон, как раз одна, смотри, не свались…
Большая дыра зияла в мостовой возле Ползучего Леса — вереницы детских площадок, которые еженощно сами по себе раздавались ввысь и вширь. Прошлым летом мальчики проводили здесь целые дни. Сейчас, проходя мимо, они заметили знак: «Осторожно! Повреждено волшебками!»
— Просто он говорит, что всё это неправда, — сказал Отто.
— А я говорю, что он книжек слишком много читает. А может, есть и другая причина. Может, в вашем семействе когда-то были волшебки. Ты знаешь, они у многих в роду есть.
— Нет, вряд ли. Не думаю, не может быть! — Отто и вправду был потрясен.
— Да ладно, расслабься, я пошутил. Ты слишком Добропорядочный, живешь в роскошном квартале, на Ответной улице.
Отто не нашелся что ответить. Данте жил в Часовом Городе. Как почти все шахтеры.
— Знаешь, Отто, я всегда считал, что ты парень умный, только мелковат, говоришь мало и одеваешься не по моде. Но я ничего против тебя не имею, потому что ты никогда не порешь горячку и любишь добираться до сути. Мозги у тебя хорошие. Но сейчас ты не прав. Смотри, что вокруг творится… И кончай повторять на каждом шагу, что именно сказал твой любимый папаша. А то шахтеры и без того сердиты.
Некоторое время они шли молча, потом Данте увидал ребят из Часового Города, сидевших у фонтана.
— Мне пора. Они все из шахтерских семей.
— Я их не знаю, — сказал Отто упавшим голосом.
— Конечно, не знаешь, Башмак, откуда тебе? С тех пор, как это началось, дела у нас пошли туго. Вот мы и стараемся держаться вместе. Если переедем, я дам тебе знать. Сообщу новый адрес.
Он зашагал прочь, а Отто остался стоять, понуро глядя ему вслед.
Но Данте ни разу не оглянулся.
Зебораи Гепсиба
Отто вернулся домой.
Гепсиба стояла в манеже и держалась за поручень. Отто уселся рядом с сестренкой, как вдруг девочка весело улыбнулась и оторвала от пола сначала одну, а потом и другую ножку. Ноги болтались в воздухе у нее за спиной, а сама она висела горизонтально, будто пловец у бортика бассейна.
Потом брыкнула пяткой и хихикнула.
— Мама! — даже не сказал, выдохнул Отто, потому что у него внезапно сел голос.
Из кухни доносился плеск воды и звон посуды.
— Что случилось? — крикнула Долорес.
Гепсиба выпустила поручень.
Отто вцепился сестренке в руку. Девочка была как воздушный шарик, который всплывает к потолку, едва отпустишь.
— Гепси летает, — завопил Отто.
В дверях гостиной появилась Долорес.
В этот миг Гепси высвободилась из рук брата и ласточкой взмыла в воздух. Ее явно занимали изящные хрупкие мобили, которые мистер Тиш делал для жены. Грациозная и невесомая, она протягивала к ним тонкие ручонки. Малышка была удивительно красива.
— Лови ее! — завизжала Долорес.
Но до Гепси было не дотянуться. Пока ее мама и брат метались по комнате, крича и размахивая руками, она вспорхнула к высокому потолку.
— Она упадет! Упадет! — кричала Долорес, залезая на диван.
Из кухни, сжимая в обеих руках по печенью, выглянула привлеченная шумом Зебора. Она подняла глаза, увидела Гепси и засмеялась.
Отто хорошо знал сестренок. Он выхватил у Зебби печенье, подбежал к Гепсибе и замахал сладостью над головой.
— Печенье, Гепси, печенье, — звал он девочку.
— Спускайся, спускайся, спускайся! — надрывалась Долорес.
Гепси заметила печенье и, взмахнув в воздухе ручками, поплыла к любимому лакомству. Подоспевшая Долорес схватила девочку за руку.
Отто озадаченно уставился на потолок. Он любил докапываться до сути вещей, и сейчас перед его мысленным взором вставали проволочки, магниты и прочие возможные объяснения случившемуся. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил, чем занята Зебора: у него за спиной она вскарабкалась на спинку папиного кресла, шагнула в воздух и, медленно кружась, вылетела на середину комнаты. При этом она увлеченно грызла печенье.
Из окна потянуло сквозняком, и под потолком ожили любимые мобили мистера Тиша. Зазвенели крохотные колокольцы, вокруг бумажного солнца закружились зеленые, розовые и белые засахаренные орехи.
— Закрой окно! — завопила Долорес, заметив Зебору.
В библиотеке
А тем временем Альберт Тиш сидел за столом в самом укромном уголке самого тихого кабинета в подвале Центральной Городской Библиотеки.
Мистер Тиш любил книги и любил свою работу. Он всегда хотел заниматься именно этим. Упорным трудом он заслужил золотой значок, который вот уже три года красовался на лацкане его пиджака:
И, разумеется, мистер Тиш больше, чем кто-либо другой, знал о хранящейся в Архиве коллекции старинных документов.
Один из этих документов лежал сейчас перед ним.
Для кого-то это была дурацкая поделка волшебок, не имеющая ни малейшей ценности, но по причинам, ведомым лишь ему одному, Альберт перерисовывал документ на бумагу со всей возможной тщательностью. Он не был силен в рисовании, и работа предстояла нелегкая, особенно если учесть, что сделать ее надо было быстро и втайне. В библиотеке, конечно, имелась фотокопировальная машина с педальным приводом, но она сильно размазывала картинки.
Где-то над головой прогрохотал трамвай.
Зазвонил пыльный телефон на стене.
Кто мог знать, что он здесь?!
— Мистер Тиш?
Ну да, конечно, это Младший Помощник Библиотекаря, мисс Чёлкинс. Каким-то непостижимым образом она всегда знает, где его искать.
— Да, гм, это я, я тут кое-что проверяю…
— Мистер Тиш, звонит ваш сын. Соединить?
— Да, пожалуйста.
В трубке раздался треск и щелчки, потом послышался голос Отто, какой-то странный и едва слышный на фоне прорывающихся сквозь него тревожных криков и грохота.
— Отти, это ты?
— Папа, пап, ты не мог бы вернуться домой поскорее?
— Что случилось? Где мама?!
— Она здесь, в гостиной.
Издалека донесся голос Долорес. Она что-то прокричала, но Альберт не разобрал слов.
— Отти, я хочу с ней поговорить. Позови ее к телефону.
Молчание.
Какой-то шум. Грохот…
Что она делает? Купает близнецов? Но не в гостиной же!
— Она застряла.
— Что?!
— Папа, приходи поскорее!
— У вас всё в порядке? Что значит — «застряла»?
— Она сидит под столом с Гепси и Зеб. Мы стараемся держать их под столом, но им там уже надоело, и они хотят полетать.
В трубке снова раздались далекие крики. Он расслышал голос Долорес — жена просила его вернуться как можно скорее. Внезапно мистер Тиш почувствовал, как стены библиотечного подвала закружились вокруг него.
— Папа! Папа!
— Всё в порядке, — борясь с накатившей слабостью, прошептал он. — Я сейчас приеду.
— Что случилось, мистер Тиш? Вы плохо себя чувствуете? — спросила мисс Чёлкинс, когда он брал с вешалки плащ. Мистер Тиш никогда не уходил с работы без самой уважительной причины.
— Да, есть немного, — отозвался Альберт потерянным голосом — У меня дома неприятности, мне срочно нужно туда.
Он вышел из боковой двери огромного библиотечного здания и, придерживая на голове шляпу, неуклюже побежал.
Его путь лежал по широкой мостовой, обсаженной раскидистыми липами. Свернуть за один угол, потом за другой. В начале Ответной улицы он чуть было не попал под трамвай. Кричали люди, трубили рожки машин. Наконец он позвонил в подъезд Гершелского Дома.
— С вами всё в порядке, мистер Тиш? — спросила миссис Шкваллингс (не потому, что ее интересовало его здоровье, просто она любила совать нос не в свои дела).
— Нет, — пробормотал Альберт, захлопывая за собой дверь старинного лифта. Кабина медленно поплыла вверх.
Вот, наконец, и дверь квартиры.
Внутри было темно. Наверно, шторы задернуты. Он окликнул жену, в ответ раздались приглушенные голоса. Мистер Тиш включил свет — вспыхнувшие лампы выхватили из темноты Отто и Долорес. Они сидели под столом в гостиной, держа на руках спящих близняшек.
Многочасовая борьба наконец-то утомила Гепсибу и Зебору.
Подгоревший хлеб
Наутро, проснувшись, Отто вспомнил, что его сестренки умеют летать, вскочил с постели, торопливо оделся и побежал на кухню. Там царила суматоха.
Мама держала Гепси за щиколотку, а другой рукой запихивала куски хлеба в тостер.
Порхающая над столом Гепси хохотала и брыкалась.
Зебора старательно отпечатывала на потолке свои маленькие ладошки. На полу валялись разломанные заводные мобили.
Долорес и Альберт, вконец измученные, не сразу заметили сына.
— Как ты мог такое сказать? — возмущалась Долорес — Давай позвоним доктору Смаггиту! Может, это вирус?! Помнишь тот вирус Прыгучей Болезни? Когда я давала уроки современного танца, два человека из моего класса выпрыгнули прямо в окно. Хорошо еще, студия находилась на первом этаже. Помнишь? А когда наш сосед с нижнего этажа вскарабкался на дерево и не мог слезть, тебе пришлось вызывать пожарную команду. Помнишь?
— Мне почему-то не кажется, что это вирус, — тихо сказал Альберт.
— А помнишь ту лихорадку, из-за которой люди ходили задом наперед? — не унималась Долорес — Моя мама перенесла ее очень тяжело. Ты должен помнить! Это определенно была заразная болезнь. Она без конца натыкалась на стены, на фонарные столбы, на лошадей и верблюдов…
— Мне почему-то не кажется, что это лихорадка, — сказал Альберт.
— Ну, хорошо, значит, они съели что-нибудь. Врачу виднее! Может, мы перекормили их витаминами. Может, это аллергия. Надо сделать аллергические пробы.
Из тостера пошел дым. Наверно, хлеб пригорел. Впрочем, заметил это один Отто.
— Не хочу я ничего рассказывать ни доктору, ни кому-то еще, — упрямо сказал Альберт.
— Так что, мы так и будем сидеть сложа руки?! — взвилась Долорес. Она резко обернулась, нечаянно выпустила Гепси и увидела, что на нее снизу вверх, моргая, как совенок, глядит Отто.
— Смотри, Альберт, что ты натворил. Отто напугал, — сказала Долорес.
— У тебя хлеб сгорел, — сообщил Отто.
Альберт и Долорес спорили весь день. Альберт, который редко бывал требовательным, категорически настаивал, что о произошедшем не нужно рассказывать ни врачу, ни Службе Семьи и Ребенка, ни симпатичной женщине из аптеки, ни другим знакомым, кандидатуры которых без устали выдвигала Долорес. Он заявил, что доктор всё равно ничего не поймет, а ненужная суета не пойдет близнецам на пользу. Может быть, через пару дней всё само собой рассосется…
КармидийскаяБАШНЯ
На следующее утро Долорес и Отто отправились погулять. Близнецов крепко-накрепко привязали к коляске ремнями, в общем-то предназначенными для того, чтобы дети не выпадали.
Долорес, сердитая и красивая в своем любимом малиновом платье, решительно вышагивала по мостовой. Отто предложил надеть на близнецов уздечки и пустить их летать, как воздушные шарики, но мама не одобрила его идеи.
— Не нужно никому об этом знать, — сказала она. — Папа считает, мы должны хранить это в секрете.
Они направлялись на Бульвар — в самый роскошный и красивый торговый центр во всём огромном Городе Среди Деревьев. Отто спросил, нельзя ли ему посидеть на скамейке возле Кармидийской Башни — в его любимом уголке. Раньше он часто гулял здесь с Данте.
Долорес купила всем мороженого, и они отошли в сторонку, чтобы без помех съесть его. К ним, окруженный толпой вежливых слушателей, подошел бульварный гид, один из тех, кто рассказывает людям о достопримечательностях Города. На гиде был традиционный наряд птицы-упаковщика. (Птицы-упаковщики изображены на Городском гербе. Они немного похожи на огромных журавлей.)
— Перед нами — знаменитая Кармидийская Башня, — говорил гид (огромный птичий клюв чуть-чуть заглушал его слова). — Как видите, она сделана из резного камня и от подножия до самой верхушки покрыта изображениями животных и птиц, стоящих друг на друге. Башня необычайно высока, выше всех остальных зданий на Бульваре, и заканчивается шпилем. Кверху она сильно сужается.
Он стоял спиной к Отто, Долорес и близнецам. Близнецы с интересом разглядывали застежки-«молнии» на его мохнатых оранжевых штанах.
— В самом низу мы видим трех слонов, огромных, как двухэтажные трамваи.
Все посмотрели на слонов. Каждый желающий мог пройти под Башней — прямо между слоновьих ног — и выйти с противоположной стороны.
— На этих величественных слонах стоят носороги, гиппопотамы, затем тигры, царь зверей — лев, пантеры… — Гид зачитывал длинный список, и толпа шаг за шагом отступала назад, задирая головы, чтобы разглядеть Башню всё выше и выше.
— Гориллы, страусы, фламинго… волки, динго, утки… домашние кошки, морские свинки, хомячки… — перечислял гид. И вдруг замолк.
— А что на самом верху? — вежливо спросил кто-то из толпы.
Гид театральным жестом воздел к небу большие зеленые крылья.
— Никто не знает, леди и джентльмены. Никто не знает! Башня так высока, что верхушка отсюда не видна. Взбираться наверх выше, чем на три четверти, опасно, потому что Башня сужается и становится тонкой, как палка. Даже в бинокли мы не можем рассмотреть самые верхние изваяния. Мешают деревья. Полагают, что там изображены многочисленные мелкие грызуны, а затем, возможно, жуки и прочие насекомые.
— Большая птичка! — завопила Зебора, в порыве восторга отбрасывая мороженое. Мороженое прилипло к длинным перьям на хвосте гида.
— Пошли отсюда, — шепнула Долорес, быстро глянув на Отто.
— Большая птичка! Большая птичка! — хором вопили близнецы. Гид недовольно покосился на них через плечо.
— А кто построил эту Башню? — поинтересовался еще один вежливый слушатель. Чтобы быть услышанным, ему пришлось кричать.
— Как полагают, Башня была первым каменным зданием в нашем Городе, — пояснил гид. — Нам неизвестно, кто ее построил и зачем. Происхождение названия тоже окутано тайной. По-видимому, можно считать чистым совпадением то, что точно такое же название — Кармидийцы — носит населяющий Краснолунье и Тигродом народ. Вряд ли волшебки могли иметь отношение к такому великолепному произведению искусства.
По толпе прокатился тихий смешок.
За спиной у гида раскрасневшаяся Долорес тщетно пыталась совладать с разбушевавшимися близнецами.
— Большая птичка! Большая птичка! — вопили близнецы.
Малышки скакали и рвались из пут, едва не опрокидывая коляску.
— Вернемся домой другим путем, переулками, — нервно сказала Долорес. Коляска такая легкая! Вдруг им удастся взлететь вместе с ней?!
— Да, это очень большая птичка, — шепнул Отто Зеборе. — Очень-преочень большая птичка. — Близняшки аж завизжали от восторга.
Они вошли под своды Башни. Со всех сторон их окружали слоны, в воздухе стоял запах сырости, кругом валялись разорванные пакетики из-под чипсов. Вдруг из полумрака выступила и преградила им путь высокая фигура — человек в длинном поношенном плаще.
Коляска резко остановилась, и близнецы перестали смеяться. Руки матери обхватили Отто за плечи.
Мальчик вгляделся в лицо незнакомца. Оно было покрыто морщинами, но почему-то казалось знакомым.
— Долорес, — хрипло сказал человек. — Я Корнелиус, отец Альберта. — Он говорил с тем же акцентом, что и жители трущоб на реке. Не иначе волшебка!
Отто понял, что мать не на шутку перепугалась. Она попыталась обогнуть незнакомца, выйти из царящего под Башней полумрака на яркий солнечный свет.
Бульварный гид и его благодарные слушатели, завершив осмотр Кармидийской Башни, направлялись к Городской Ратуше. С хвоста гида капало подтаявшее мороженое. Его большие ноги шлепали по земле, как тюленьи ласты. Долорес чуть ли не бегом направилась вслед за ним, ища спасения в толпе.
— Выслушай меня, Долорес, — умолял незнакомец, с трудом поспевая за ней. — Я в самом деле отец Альберта. У него возле левой подмышки родинка в форме бабочки. Иногда во сне он тихонько напевает.
— Давным-давно, когда мы только познакомились, он сказал мне, что не хочет рассказывать о своей семье, — холодно отрезала Долорес. — И я уважаю его желание.
— Но неужели ты никогда не интересовалась, откуда у него такое имя?
— Я не нахожу в фамилии Тиш ничего необычного, — фыркнула Долорес.
Отто заметил, что сероватое лицо человека побледнело еще сильнее. Маленькие глаза стали как камушки.
Гид и его слушатели остановились у бара с прохладительными напитками и мороженым.
— Угощайтесь всем, чем только пожелаете, — призывал гид, стараясь перекричать грохот проезжающего трамвая. — Персики, сливы, мороженое…
Долорес тоже остановилась.
— Я не нахожу в фамилии Тиш ничего необычного, — повторила она.
Мимо спешили прохожие. Под цветущими вишнями и каштанами плясали солнечные блики.
— Если он предпочел сменить имя, это его дело. Возможно, он просто стыдится, — сурово сказал незнакомец. — Но я должен попросить вас передать ему вот что… Пусть знает, что, если ему хоть до чего-нибудь есть дело, если он помнит, кто он такой, то ВРЕМЯ ПРИШЛО! Он единственный, кому поверят! Хоть это и несправедливо…
Долорес изумленно уставилась на него.
Человек приподнял шляпу, обнажив львиную гриву волос, очень густых и ослепительно белых. Затем слегка поклонился и исчез в толпе.
Долорес развернула коляску, толкнула встречную женщину в лодыжку и, даже не извинившись, зашагала к сверкающим витринам.
Долорес шла очень быстро. Отто пришлось перейти на бег. Они рассекали толпу, как акула — косяк мелких рыбешек.
— Этот человек и вправду мой дедушка? — на бегу спросил Отто.
— Не знаю, — отрезала Долорес.
Наконец, когда Бульвар остался далеко позади, Долорес без сил опустилась на скамейку.
— Мама, мы домой идем?
— Через минуту, — рассеянно отозвалась она. — Только дыхание переведу.
В тот вечер, решив, что Отто уснул, Альберт и Долорес страшно поссорились.
А Отто не спал. Правда, всего, что они друг дружке наговорили, он расслышать не смог, потому что оба беспрестанно ходили взад и вперед.
Мать, казалось, кипела от негодования.
Отец старался ей что-то объяснить.
— Почему ты не сказал мне всей правды? — возмущалась Долорес. — Что, по-твоему, я сделала бы?
— Я не знал, когда придет время тебе открыться. А когда узнал тебя достаточно хорошо, чтобы доверять, мне показалось, что уже поздно. Да и что сказали бы твои родители?
Долорес пробормотала что-то неразборчивое.
— Вот уж не сомневаюсь! — откликнулся Альберт.
— И подумай о наших детях, Ал. Они даже не знают своего собственного… — и дальше что-то совсем неразборчиво.
Притихший Отто лежал на спине. Лунный свет струился по его постели, на стенах плясали знакомые тени мобилей в виде драконов и пауков.
— Вот видишь, — донесся до него голос отца — Именно это и сказали бы люди вроде твоих отца и матери. Ты сама это говоришь! И это доказывает, что я прав. — Альберт Тиш не кричал. Отто вообще не помнил, чтобы его отец когда-нибудь повышал голос. Долорес была куда более импульсивной.
— Все знают, Ал, что они не такие, как мы, что они вытворяют странные вещи и не имеют нормальной работы. Их всегда можно узнать по акценту и по тому, что они не выговаривают слова «лимон». Болтаются без дела и попрошайничают. А теперь еще эти ужасы с обвалами в шахтах и ямами на дорогах.
— Ради бога, Долорес, — взорвался Альберт (видно, он всё-таки умел кричать). — Ты говоришь точь-в-точь как этот идиот Крамб, повторяешь расхожие глупости. Как ты можешь судить о людях только по их акценту, теперь, когда…
— Мне казалось, мы с тобой уже пришли к общему мнению о таких вещах. И если уж на то пошло, МИСТЕР ТИШ, или как там твое НАСТОЯЩЕЕ имя, что-то я не помню, чтобы ты со дня нашего знакомства хоть раз произнес слово «лимон»! Ты можешь его произнести, Ал? Так, как произносят Добропорядочные люди? ДУМАЮ, НЕТ!
Отто догадался, что отец вышел на кухню. Скрипнула дверца холодильника. Последующие слова Альберта явно предназначались для ушей молока и йогурта.
Заплакала Гепси.
— Ты лгун! Ты нас всегда обманывал! Как я теперь могу верить твоим словам? — кричала Долорес — И объясни, ради Бога, что он там говорил про то, что ВРЕМЯ ПРИШЛО? КАКОЕ ВРЕМЯ?! Что всё ЭТО значит?!
Отто выскользнул из-под одеяла и осторожно приоткрыл дверь. Вгляделся в потрясенные лица родителей. Потом прошел мимо них в комнату близнецов. Он был слишком мал и не мог достать их из кроваток, но сейчас это не имело значения, потому что полусонные близнецы летали по комнате, горестно плача и сталкиваясь на лету.
Тотчас же вокруг малышей засуетились Альберт и Долорес. Они успокоили близнецов, дали Отто чашку молока, печенье и кусок яблока, хотя он вообще-то не был голоден.
Когда он доел, а близнецы уснули, Долорес отвела Отто в его комнату и долго суетилась, взбивая подушки и поправляя одеяло.
Тем временем Отто выглянул в окно и увидел черного единорога с серебристым рогом. Единорог неторопливо трусил по середине улицы.
Стук его копыт эхом отзывался в стенах домов.
Потом, совсем неподалеку, Отто разглядел небольшой ковер. Он летел по воздуху в нескольких футах над землей, и на нем сидела маленькая девочка. Всё это произошло так быстро, что Отто не успел ничего толком разглядеть. Он только заметил, что девочка одета в платье из черных и зеленых лоскутов, а за ее спиной струятся длинные светлые волосы.
— Ложись скорее, Отто, — сказала Долорес. — Нам всем пора спать.
Следующим утром за завтраком всё вокруг продолжало оставаться странным и страшным. Отто случайно уронил бутерброд на пол. Никто не сказал ему ни слова. Поначалу родители вообще не разговаривали друг с другом. Надевая пальто, Альберт Тиш ласково щелкнул сына по носу.
— Я видел единорога, — сообщил Отто.
— В самом деле? — спросил Альберт.
— Отти, единорогов не бывает, — сказала Долорес.
— Но он шел по улице, мимо наших окон.
— Тебе это приснилось.
— Нет, не приснилось. Он был черный, а рог у него блестел.
— Если он говорит, что видел, может, так оно и есть, — сказал Альберт. — Раньше их было полным-полно.
— Единорогов не бывает, — повторила Долорес. — На днях Мэр давал интервью о таких вещах. Если ты и впрямь что-то видел, наверно, это была рогатая лошадь.
Альберт Тиш изумленно ахнул.
— Ты что, серьезно?
— Конечно, серьезно. Их так и называют — рогатые лошади. И если ты видел рогатую лошадь, надо сообщить в полицию. Ее поймают и отпилят ей рог.
Отто, всеми позабытый, наклонился под стол за оброненным бутербродом. Бутерброд упал вареньем вниз.
Почему-то Альберта особенно ужаснула новость о рогатых лошадях.
— Нельзя их трогать, — тихо сказал он. — Это всё равно что убийство. Нельзя так!
— Да ну тебя, Альберт, чушь какая! Лошадь с рогами — это урод, и лучше удалить рог, чтобы сделать ее такой же, как другие лошади. Куда хуже быть неискренним со своей семьей, вырастить детей в неведении о том, кто они такие на самом деле. Они считают себя Добропорядочными людьми, а на самом деле…
— Они СОВЕРШЕННО НОРМАЛЬНЫЕ! — взорвался Альберт.
Сидя под столом, Отто обнаружил, что к намазанной вареньем стороне бутерброда прилипли крошки, волосы и всякий мусор. Сам виноват, что уронил…
— Я говорю о крови, Альберт, о крови, которая течет у них в жилах. ТЫ оказался не тем, кем я тебя считала до вчерашнего дня. И ОНИ тоже. Скажешь, нет? Что ты можешь возразить?
Отто видел ноги отца — тот размашистым шагом вышел из кухни. Заскрипели половицы в коридоре, грохнула входная дверь. Некоторое время в кухне царила тишина.
— Отто, я пойду разбужу близнецов, — сказала, наконец, мать, и мальчику показалось, что она чуть-чуть (едва слышно) всхлипнула. — Если их сейчас не поднять, они вечером не уснут.
Отто остался один. Он тихонько сидел в своей пещере между ножками стула, отгороженный от внешнего, внезапно ставшего таким враждебным, мира спускающимся до самого пола краем скатерти. Ему ужасно хотелось остаться здесь, получить новый бутерброд и снова стать маленьким, таким, как раньше. Хорошо бы пожить здесь, под стулом, подольше, подумал Отто.
Семья ТишУ СЕБЯ ДОМА
Если вдруг выясняется, что твои сестры умеют летать, жизнь, надо полагать, уже никогда не станет прежней, и к этому надо приспосабливаться.
Семья должна сплотиться.
Действовать слаженно.
Объединиться перед лицом трудностей.
У семейства Тишей это никак не получалось.
Первое время Альберт и Долорес постоянно ссорились. Потом слегка поостыли и стали спокойнее. Альберт проводил долгие часы в библиотеке, часто оставаясь работать и в выходные. Времени строить мобили вместе с Отто у него уже не было.
Долорес перестала следить за собой. Изо дня в день она ходила по дому в одной и той же одежде. Ее прекрасные черные волосы превратились в гриву спутанных косм. Она с неохотой делала домашнюю работу, а иногда звонила матери и плакала.
Они перестали включать верхний свет, потому что хрустальные висюльки люстры под потолком действовали на Гепси, как красная тряпка на быка. Шторы приходилось держать задернутыми, а окна закрытыми, чтобы малышки, не дай Бог, не врезались в стекло или, того хуже, не выпорхнули прямо в небо над Ответной улицей. Каждая прогулка оборачивалась кошмаром. НИКТО не должен был знать, что близнецы умеют летать. Квартира Тишей превратилась в тюрьму.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |