Прикольно было бы ответить: «Да, вы абсолютно правы, он – голубой». – Наверное, она ему не понравилась. Она слишком много про себя мнит. – Ну, тогда понятно. А я уже занервничала. Как мальчик в его возрасте может отказаться от дружбы (тётя несколько покраснела) с такой милой влюблённой девочкой, которая имеет полное право много про себя мнить. Сейчас такое время, ни в чём нельзя быть уверенной. Ведь с мальчиками он дружит?
Я быстро сообразила, что тётя не оставляет попыток выведать, каковы нынче приоритеты у племянника. – Он с ними не дружит. Он с ними тренируется, – надеюсь, мой ответ её не разочаровал.
Кирилл молчит, когда мы разговариваем с тётей. Переводя взгляд с меня на неё, он выглядит как старый кот на нагретом солнцем подоконнике. И улыбается точно так же. А когда мы одни, он частенько ехидничает на счёт эмо. Только его ехидство какое‑то неяркое, как будто ему по барабану все эмо вместе взятые. Его забавляет моя горячность, а сам он спокоен до безобразия. И тут до меня доходит, что у него должна быть какая‑то тайна. – Ты – гот! – вырвалось у меня. – Ты чёртов гот. И просто издеваешься надо мной, прикидываясь таким добреньким пай‑мальчиком.
* * *
Как‑то так получилось, но я вдруг заметила, что меня не тянет общаться с прежними друзьями. Вайпер? Он снова забьёт мне голову новыми теориями, а мне сейчас с собой бы разобраться. Аль? Она подарит мне пару самодельных снэпов и расскажет, как ездила в Англию к своему бойфренду. Катька? Говорят, она вся в любви, как карась в сметане. Мне не хочется сейчас пустопорожнего трёпа. Я не хочу выслушивать чужие истории. Мне пора обзавестись собственными.
В моей жизни происходит что‑то важное. Я боюсь из этого важного пропустить хоть одно мгновение. Хотя Катьку с её вечной боязнью сближения я вспоминаю слишком часто. Она так боялась, что её заставят страдать. Если я привяжусь к Кириллу, то из этого ничего хорошего не получится. Он скоро уедет. Он – из другого мира. Я не верю в сказку про Золушку и принца. Золушек как грязи, а принцам грязь на фиг не нужна. Хотя они порой не прочь в ней вываляться, чтоб потом отмыться и чистенькими пойти под венец с ровней.
Ну и пусть. Я же не собираюсь в него влюбляться?
* * *
Тем временем мать Смирнова, которая гинеколог, умудрилась растрезвонить своим знакомым, что Стася невинная девочка, у которой мать – тупая сука.
А Смирнов все это слышал и решил никому не говорить.
А Танго добыл проволочную яйцерезку и научился наигрывать на её хромированных струнах пару мелодий. Главное не это. Главное – он при этом ещё и напевал!
А Сурикат ему аккомпанировал на губной гармошке. Рефлекторно стуча ею по кастрюле.
А Вайпер вспомнил, что его предки не уделяли внимания его половому воспитанию. И загнал их за шкаф требованием возместить этот пробел.
Катька от скуки терроризировала интернет своими фотографиями. Надеясь вызвать ревность в своём новом бойфренде.
А интернет в ответ терроризировал Катьку унизительными комментариями.
Аль наметила на завтра сигануть в воду с вышки, но не решила с какой высоты.
А Кирилл пытался объяснить себе, что такого особенного в лице Стаси.
Митька решил, что жизнь не задалась, потому что ему не дали конфету.
Что делала Дочечка, неведомо никому. Но до того она участвовала в обхаивании лица Катьки.
* * *
Понадобилось некоторое время, чтоб Кирилл позволил мне посмотреть его фотографии из другой, прежней жизни. Странное дело, моих знакомых хлебом не корми – дай показать фотки. А тут ещё упрашивать пришлось. И ждать черт знает сколько времени после «ладно, как‑нибудь потом». – Раз ты так настаиваешь, – на экране ноутбука появилось первое изображение.
Я была почти права в его отношении. Как только он перестал выглядеть угловатым долговязым ботаником, Кирилл сменил с десяток увлечений. То он на полусогнутых позирует, стоя на роликах, то падает с горного велосипеда, то мучается в гипсе после тренировок на скейте, то кидает дротики. Впрочем, дротики он метал по случаю великого сидения в гипсе.
А потом он как‑то сразу изменился внешне. Наверное, и внутренне. По его словам, именно тогда бокс перекрыл все прочие хобби. Правда, в голосе крылся намёк на какое‑то событие, предшествующее желанию научиться бить морды. – А почему на фотографиях ты постоянно среди мальчишек? – всполошилась я, но ответа так и не дождалась.
Следующая серия фотоснимков относилась к общению с готами. Она поразила меня своей театральной замысловатостью. Фильм «Интервью с вампиром» тихо отдыхает.
Русские готы – самые готические готы в мире!
Глядя на таинственные вычурные наряды девушек, я с ужасом поняла, что дико завидую. Конечно, такую красоту в ближнем магазине не купишь. Тут явно поработал классный модельер. Они были такие необычные, умопомрачительные в этих потрясающих корсетах. И у них были особенные, средневековые выражения лиц. Хотя, быть может, тут всё дело в гриме? Я впилась в фото одной особенно удивительной девушки, наверняка моей ровесницы. Гладкие чёрные волосы, бледное лицо, нежное, словно фарфор, кроткие чуть шлюховатые глаза. От снимка сочился изощрённый завуалированный эротизм.
За рассматриванием готических принцесс я напрочь забыла про Кирилла. Который внимательно следил за моей реакцией. – А ты тут где? – Да вот же! – Презрительный палец ткнул в кошмарное полумёртвое лицо на заднем плане.
Клянусь, я бы его ни в жисть не узнала. Придурок придурком. Лицо выбеленное, волосы длинные, такими пушистыми кудрями по плечам. По‑честному, неудачный вампир из ужастика. – А такая шевелюра боксу не мешала? – Нет, – сухо уточнил Кирилл. – Я хвост завязывал. – И куда он девался? – «Девался»? Сам отрезал, – в голосе сквозит горечь.
Я бы тоже расстроилась, если бы пришлось отрезать чёлку. Я бы так расстроилась, что чертям тошно стало.
Кирилл машинально поправил волосы на затылке. Я вспомнила поговорку, которую иногда говорила моя бабушка про свои ноющие десны: «Челюсть по зубам тоскует». – Слушай, а вот что мне интересно. Вы все тут такие гламурные (специально так сказала, чтоб позлить). А если, к примеру, жарко. Солнце шпарит, асфальт плавится, а на небе ни тучки.
– И что? – обеспокоился Кирилл. – Так в чём же тогда рассекать несчастному готу? Сказать, что он развеселился, – ничего не сказать. – Ты искренне считала, что готы – полные дебилы, которые таскаются повсюду в гадах, не снимая даже в постели кожаного плаща? Поясняю для особо одарённых, готы – не чукчи. Они намного адекватнее малолетних эмо. Которые обморозятся, но даже зимой вырядятся как летом. Хотя в чёрной одежде в жару выжить реально. Сама знаешь. Потно, но реально. У нас девчонка была одна, так она при плюс тридцати рассекала в чёрной юбке‑саркофаге и топе. И ничего. – А кто из них твоя девушка? – заинтересовалась я. – Понравились? Что у тебя за манера западать на яркие картинки?
Яркого там не было в помине. Все снимки – черно‑белые. Или выглядели таковыми, что сути не меняло. Стиль – вот чем они берут. Продуманный отточенный стиль. И плевать, откуда он выкран, зато красиво. Интересное дело, а у тру‑эмо, которые придерживаются правил здорового образа жизни, стиль тяготеет к антикрасивости. Не то чтоб отвратительно одеваются, но, скажем, в стиле «полный ботан». Нарочито убого. По принципу – внешность не главное. Пускай такой подход – крайность. Но что‑то в этом есть.
Хотя у меня кишка тонка решиться выглядеть убого. Я не понимаю, зачем напяливать старушечье тряпье сейчас, вот стукнет мне лет этак восемьдесят – тогда запросто. Хотя правильные эмо умудряются изыскивать шмотки, которые словно затаскивают нас в прошлое. Так одевались давным‑давно, когда меня и в проекте не было.
Я снова с сожалением уставилась на снимки милой, нереально красивой девушки в корсете. Выражение её лица намекало на утомлённость и растерянность, словно у обиженного порочного ребёнка. Который снисходительно намекает на ущербность всех прочих представительниц женского пола. Если бы мы встретились, как бы я себя почувствовала? От расстройства у меня испортилось настроение.
Кириллу показалось мало моего смущения, и он тут же открыл папку с фото в обнимку с мулатками в сумасшедших перьях. Там были такие лица, такие попы, а грудь – закачаешься! Если бы меня природа одарила такими пропорциями и улыбкой – я бы давно рванула в шоу‑бизнес. И преуспела бы там. – Страдай, страдалица. Обращаю ваше внимание. Все тётки чернокожие, а перья розовые. А уж эмоций – зашибись. – Это где?
– На карнавале. И, заметь, тут тоже нет моей девушки. – А где есть? – А почему бы тебе напрямую не спросить, была ли она вообще? – вкрадчиво спросил он. – Рискнёшь?
По‑моему мнению, у такого парня, да ещё при таких родителях просто обязана быть толпа влюблённых девушек. Я думала, что такие как он меняют девушек, как носки. – Ты что, даже ни разу не был влюблён? – Нет. Все по правилам. Ты должна задать вопрос. – Я уже задала. – Сердимся? – обрадовался Кирилл. – Вот ещё! – Значит, тебе не интересно?
Мне было интересно, но признаваться в это мне не хотелось. Хотя, что такого, если он ответит? – Хорошо. Мне интересно: была ли у тебя девушка? – В каком смысле? – Ну ты гад! Все. Мне ни разу не интересно, – я запуталась и обиделась, а он ещё и улыбается.
Просмотр картинок сразу был прекращён, что означало моё нетактичное вторжение в личную жизнь. – Это все безумно дорого! – вырвалось у меня. – Ты про готов? Точно. Там вообще все безумно. – А ты сейчас кто? – Вот дурочка. Я есть я, – мне для убедительности продемонстрировали фас, анфас и профиль.На мой взгляд, утверждение требовало уточнения: – Тогда за что тебя к нам загнали? – Так, – мягко захлопнулась крышка ноутбука. Ну и как с ним разговаривать? – Не стыдно? Тебе не стыдно морочить мне голову? Мы все‑таки почти подружились, и все такое. – Не верещи, – Кирилл не спеша добрался до дивана и вальяжно развалился на нём.
Ничего пошлого или вульгарного. Просто ему нравится лежать, если выдалась такая возможность. Он мастер располагаться с максимальным удобством где угодно. Пусть даже доведётся очутиться в поле или в лесу. Он и там не растеряется. Развалится с комфортом и начнёт погружаться в самосозерцание. Хотя остаётся проблема комаров и прочей всякой нечисти. Но он и руками будет размахивать небрежно. – Очень кратко. Слушай внимательно. Второй раз повторять не стану.
Приставив руку к уху я изобразила статую, превращённую в слух. – Родители поначалу ухо завесили и не обращали на меня никакого внимания. Отец весь в бизнесе, маманя пытается контролировать его личную жизнь.
А потом вдруг им приспичило вспомнить, что у них имеется ребёнок. А тут такая неприятность. Выхожу я весь в чёрном. Шутка юмора. В общем, им крайне не нравилось, что я гот. Родители не видели разницы между готической модой и сатанизмом. Не спорю, в тот вечер я выглядел несколько неоднозначно. Они, естественно, взбесились. А я просто пробовал, моё это или нет. – И что? – Оказалось – нет. Хотя я нашёл среди готов много отличных друзей. «И подруг», – мысленно прибавила я, вспомнив девушек с фотографий. Была бы я парнем, точно бы втрескалась по уши во всех по очереди. А потом по второму заходу.
Надеясь дождаться продолжения, я привычно устраиваюсь на полу у стены. Мне так нравится. Я вообще люблю сидеть, прислонившись к стене. В этом есть что‑то успокаивающее, надёжное. Не зря говорят: за мужем как за каменной стеной. Муж ещё неизвестно когда будет, а стена всегда найдётся.
Кириллу приходится сменить позу, чтоб видеть, с кем разговаривает. Мне это тоже нравится. Теперь в поле моего зрения видно его лицо. Слегка заинтересованное. У него такие потрясающие глаза! Я пытаюсь определить, какого они цвета. Иногда кажется, что серые, особенно когда он сосредоточен. Но сегодня они прибавили бирюзы. Такие серо‑бирюзовые. Для мальчишки слишком жирно. Ресницы, правда, могли бы быть потемнее. Но когда я попыталась восхититься цветом глаз, он тут же упрекнул меня в отсутствии оригинальности. Наверное, ему все скопом твердят, что зелёные глаза – это красиво. Чтоб сменить тему, я продолжаю расспросы: – Значит, твои родители сбрендили, решив, что ты таскаешься по кладбищам, распиная на крестах несчастных чёрных кошаков? – И упорно коллекционируя чугунные котлы, – усмехнулся Кирилл.
При чём здесь котлы, я не поняла, но приготовилась слушать дальше не перебивая. – Когда они начали меня контролировать, то пришлось несколько затаиться. Тогда я стал много читать и анализировать. И твёрдо решил, что мне требуется своё собственное мировоззрение. – Круто! А оригинально‑то как! Так многие думают. – Сомнительный комплимент. Ты вот что мне скажи – ты что сейчас слушаешь? – Тебя, – удивилась я. – Я не «что». Я «кто».
Наверное, он ожидает услышать от меня, какую музыку я предпочитаю. Скажи, что ты слушаешь, и я скажу, кто ты. Ха!
– Эдит Пиаф и немного Меркури, – честное слово, их, и только их.
Не исключено, что завтра стану слушать кого‑то другого. У меня куча музыки на любой случай и настроение.
Кириллу мой ответ показался более чем странным. Он даже приоткрыл глаза, чтоб повнимательнее посмотреть на обладательницу таких записей.
Хорошо, что он не догадался спросить, какую группу я слушала вчера. Таня Буланова вряд ли произвела бы на него такое впечатление. Я каждый день подбираю музыку под настроение, а если настроение неопределённое, то под погоду. Так некоторые эмо цепляют значки, чтоб окружающий мир узнал, как у них дела. Правда, если настроение швах, то значок весёлый, чтоб это настроение поднять. Такой принцип поддержки. Хотя можно, не утруждаясь, приколоть призыв познакомиться. Или наоборот, мол, у меня уже есть любимый. Хотя я не очень понимаю смысл надписи: «свободен». Не то тебя только что послали, не то ты одинок и ждёшь встречи.
Кирилл театрально откашлялся, таким образом стараясь привлечь моё внимание. О чём мы с ним говорили? Вроде как про музыку. Вечно я отвлекаюсь. – А ты что слушаешь? – Ты будешь смеяться, но – ничего. Хотя против Меркури ничего не имею. Да и Пиаф стоит того, чтоб изредка подкачаться эмоциями. – Вот и славно! Трам‑пам‑пам.
Решив не останавливаться на достигнутом, я спела песенку про бабочку, которая крылышками «бяк‑бяк‑бяк». Не выдержав, Кирилл рассмеялся. Я посчитала это не только хорошим признаком, но и своей маленькой победой. Он действительно анти‑эмо, во всяком случае, в отношении проявления радости. Ничего, он ещё меня плохо знает. Как‑нибудь под настроение я изображу ему букву «Ж». От такого зрелища он не сможет не рассмеяться. Знаете, если расставить ноги, немного присесть, а потом руки в стороны и согнуть их в локтях – получается именно «Ж», а потом надо проскакать боком по комнате туда и обратно. Такая бодрая буква получается, правда, почему именно «Ж», я сама не знаю.
Кирилл снова задумался. А потом попросил снова показать мои рисунки. Я теперь всегда ношу их с собой в самостоятельно пошитой холщовой сумке, чтоб мама чего не вытворила. – Я уверен, что тебе просто необходимо учиться на художника. Давай я покажу своему другу. Он в этой теме рубит.
Зачем отказываться от минутной славы? Я согласилась. Мне не жалко.
Мы установили штатив, Кирилл снимал, а я переставляла на стуле листы с рисунками. – Света не хватает.
– А что тебе больше всего понравилось? – пристала я.
Кирилл просмотрел работы и крепко задумался: – Да, пожалуй, вот это. Про поход к гинекологу. – Это потому, что ты там ни разу не был! – обрадовалась я. – А ещё? – Про меня. Там, где я тебя спасаю. Экспрессивно получилось. И я такой героический. Я вообще жутко скромный, – счёл нужным уточнить он.
Это уж точно. Такой скромный – с пьедестала не слезает. Так и сидит на нём, словно увековеченный символ неподражаемой скромности. – А ты потом кем хочешь стать? Ну, в смысле работы. – Ландшафтным дизайнером, – после некоторых раздумий призналась я.
Мне кажется, у меня получится. Кроме того, я хочу объездить весь мир, а эти самые садовые модельеры наверняка сначала много путешествуют по всяким дворцовым паркам. Чтоб было откуда слизывать самые красивые планировки. Я вообще люблю все живое, цветы, деревья. Без них нельзя прожить. Хотя в пустыне и городе без них как‑то обходятся. Но я в пустыне работать не собираюсь. А в городе шансов на озеленение ещё меньше, чем в пустыне.
Кирилл выслушал меня и заволновался: – Обалдеть. Упасть и не встать. Держите меня четверо, как выражаются твои подружки, – старания Кирилла изобразить крайнюю степень изумления получились не очень убедительно. – Враки. Мои подружки выражаются гораздо образнее. И что тебя так поразило? – Даже не знаю как тебе сказать. Я, видишь ли, обязательно поступлю на архитектора. Я сам так решил. Так что не исключено, что мы сможем создавать законченные шедевры загородных нескромных усадеб. Если ты не против совместной трудовой деятельности, то тебе придётся снова ходить в школу, – жизнерадостно заявил он. – Если соберёшься поступать в институт, нужен нормальный аттестат. И не кривись, теперь я стану тебе помогать.
Какое вопиющее самодовольство! Я что, дура, что ли? Он решил, что я полная дура? Сам такой! – Ты что, считаешь меня дурой? – Не стоит так волноваться. Я понимаю – ты здорово отстала, но все поправимо.
Нет, это неслыханная наглость! Он думает, у меня в голове вакуум. Щас, размечтался. Я ему ещё покажу, как у меня с учёбой. Но хвастать заранее не буду. – Давай лучше про тебя поговорим. Ты сказал, что придумал собственную философию. Так в чём суть? – Суть? Кажется, никакой. Просто мои родители, да и друзья в том числе, считают главным не жить, а играть. Когда на меня предки наехали с воспитательным приступом, я решил показать им, как надо играть. Чтоб со стороны на себя посмотрели. Говорят «слушайся» – я так прилежно выполняю их требование, что у них пот холодный и мурашки по коже. Просто само послушание. Они чуть не свихнулись. А мне понравилось. Я с той поры ни разу не был раздражительным, я – сама любезность и вежливость. Ко мне вообще невозможно придраться. Но они чувствуют, что я над ними смеюсь. Молча. Соглашаюсь, но чаще поступаю как считаю нужным.
Такая вот ботва. Теперь понятно, почему сбесились его родители.
* * *
Иногда я умудряюсь влюбиться несколько раз за пять минут. Пока еду в транспорте. Столько симпа‑тяшных лиц. Мои глаза обращают на себя внимание. Если глаза подведены правильно, то они производят мощный притягательный эффект. Впрочем, я повторяюсь.
Еду и представляю, как мы, например, вон с тем белобрысым парнем познакомимся. Типа, он заметит меня, такого неземного ангела, пускай и рыжего, бросится следом, пока ещё не знаю как, догонит и скажет… А потом начнётся другая, счастливая жизнь. Полная всяких неясных, но приятных моментов.
А парень в этот момент взял да выковырял козявку из носа. Бррр. Я его вмиг разлюбила.
Бывает ещё хуже. Некоторые мальчишки зубами выгрызают до мяса ногти. Не обращая внимания на то, с кем рядом находятся. То есть на меня. Правда, мама как‑то сказала, несчастные дети, у них какая‑то замудреная психическая болезнь. Типа врождённой склонности к истерии. Усугублённой подавлением собственного «я». Интересный компот, а какая сволочь их довела до такого состояния? Мама говорит, что наверняка передние зубы тоже не в порядке. Но согласитесь, даже если я уговорю совершенно незнакомого человека оскалить передние зубы, мне от этого знания легче не станет.
А ещё в мальчишках есть несносная черта вести себя так, будто они самые умные и никогда не ошибаются. Хотя и я себя порой веду точно так же.
Я не понимаю, почему совершенные ошибки постоянно портят мне жизнь. Из‑за них я часто не знаю, как правильно себя вести. Мне все кажется, что скажу что‑то не то или ещё что похуже. И из‑за этих самых страхов часто веду себя как полная дура. Или стесняюсь там, где надо быть поактивнее.
Впрочем, фиг с ними, со страхами этими.
То, что нас не убивает, – делает нас сильнее. И злее, подлее, равнодушнее. Лучше бы убило, блин.
Интересное кино, теперь когда я ездила в метро, то бессознательно сравнивала всех приятного вида мальчишек с Кириллом. Похож – не похож. Лучше – хуже. Слишком самоуверенный или слишком забитый. Критериев много, а вывод один. Кирилл прочно засел у меня в голове. С чего бы это? Он же не эмо. И вообще он не такой, каким я представляла свой идеал. Скорее даже наоборот. Антигерой. Антиэмо. Анти что? Да ничего. Не хочу так часто о нём думать. Вот так!
* * *
Как вы догадались, я стала постоянно появляться в школе. Удивительное дело, некоторые девчонки мне даже обрадовались. Когда выдавался случай, они подходили ко мне, рассказывали всякие истории и мы веселились вовсю. Или грустили, если истории к тому располагали.
Даже провели совместный тренинг по хоровому скриму. Купили в зоомагазине юную крыску. Посадили её в ящик учительского стола. Алгебраичка каждый раз перед уроком его открывает, отлично зная, что он пустой. Учительница солировала, мы тоже визжали. Хорошо получилось. Лёгкие прочищены, энергетика на высоте, крыска не пострадала. Только временно оглохла. Прикол был потом. Алгебраичка после скрима снова открыла ящик, подумала и забрала крыску себе. Даже имя ей придумала – Серость. Утверждает, что живности с ней будет прекрасно жить: – Давно собиралась обзавестись. Сегодня же куплю ей клетку. Они невероятно умные и прекрасно приручаются.
Я поменяла своё мнение о суперстрогой училке. А девчонки были просто в восторге от затеи. Мальчишкам крысиная возня показалась чересчур девчачьей. Они с нами не визжали. Они снисходительно посматривали на все происходящее глазами опытных садюг. В младших классах они уже оторвались на ниве издевательства над учителями. Тогда в дело шли кнопки, клей и прочие спецсредства, включая петарды и горящую пластмассу. Случался даже перцовый баллончик. Из‑за которого кого‑то исключили из школы.
Кирилл тоже не слишком восторгался моей затеей, хотя смеялся, вспоминая, как крыса накакала на плечо алгебраичке. Мальчишки почему‑то веселятся от таких глупостей. Даже мой папа. Бывало, пукнет и радуется. Особенно если кто‑то от этого испугается и сбежит в другую комнату. Он ещё оглушительно чихать умеет. Так что соседи тарелки роняют.Девчонки такого юмора не понимают. – Стася. Повеселились? А теперь – к доске, – алгебраичка быстро переключилась на учебный процесс. – Не дрейфь, – подбодрил меня Смирник, которому было удобно подсказывать с первой парты.
Оказывается, пока я варилась в собственном соку, много воды утекло. Я умудрялась не обращать внимания на одноклассников, а они изменились. Равнодушие в моменты классных собраний объяснялось просто. Никто не воспринимал войну с эмо всерьёз. Никто, кроме учителей. Аребята считали меня хоть и странной, но не страннее их самих. – С тобой прикольно. Ты такая весёлая! – радовалась пухленькая Жаркова, когда я помогла ей сделать несколько удачных снимков для интернета. – Немного фотошопа, и ты будешь королева красоты.
Жаркова взволнованно наблюдала за моими манипуляциями. Преображение продвигалось в нужном направлении. Смягчить пару теней и убрать несколько прыщиков. – Я думала, все эмо – придурошные психопатки с кучей комплексов, – Жаркова искренне раскаивается.
Вот тебе и раз. Оказывается, не стоило замыкаться в себе. Жаркова тоже эмо, только пока не знает об этом. Её с младшего класса обижали все мальчишки. Потому что она была тяжелее остальных. Она так бесилась, кошмар! А им того и надо было. Но теперь старые обиды забылись, и Жаркова стала вполне приятной жизнерадостной девчонкой, за которой ухаживает долговязый баскетболист из соседней школы. Фотографии понадобились для него. – Пусть любуется на меня красивую. Апочему у тебя до сих пор никого нет? Или ты теперь с новеньким? У вас там серьёзно? Ты поосторожнее. Он какой‑то замороженный. С такими надо ухо держать востро. Поверь моему опыту. Лучше, когда все эмоции не прячутся. Прикинь, мы ссоримся и миримся иногда по два раза в день. Классно! А давай я тебя с другом моего парня познакомлю. Соглашайся. Это так прикольно, когда твой парень выше тебя в два раза. Открывается столько возможностей!
Посчитав её подход к выбору парня не единственно верным, я вежливо отказалась. Тогда она ещё больше уверилась, что между мной и Кириллом что‑то есть.
Первые приличные отметки вызывали шок в рядах педагогов. Особенно упорствовала физичка. Сначала она больше тройки не ставила по принципиальным соображениям. Так и говорила:
– Ну и что с того, что написана контрольная правильно? Я всё равно знаю, что ты лентяйка. Если такая умная – почему раньше не старалась? Может, ты списываешь?
Меня несколько раз обыскивали. Кроме тату на копчике, ничего познавательного не нашли. Но за татуировку не ругали. И я даже знаю почему. Я фи‑зичке прямо сказала, что если она заикнётся про увиденное, то я подам на неё в суд за рассматривание аппетитных детских жопок. – Кто тебе поверит! – А как вы объясните всем, откуда вам известно про тату?
В общем, мы достигли мирного соглашения. Как ни странно, после осмотра тату в журнале появилась первая четвёрка.
В классе все просто обалдели. А Кирилл только умеренно усмехался, вновь предлагая помощь перед особенно сложными контрольными.
Ирка, понимая, что с Кириллом ей не светит, вдруг с какого‑то перепуга решила, что он её не отверг, а бросил. Хотя между ними ничего не было и быть не могло. Она бессовестно распространяла всякие пошлые слухи. Что он пытался её соблазнить курнуть травки. Но тут ей даже свита не поверила. Тогда она сменила тактику пассивного преследования. Заявилась к нему домой под вечер. Там всё спать уже собирались. А она чуть не рыдает, мол, у меня проблемы с учёбой, и все такое. Мол, Кирилл такой умный, но забывчивый, он пообещал помочь, а завтра контрольная. Наврала, в общем. Они её пожалели и пустили.
А я в этот день у себя дома была. Мне пришлось с Митькой нянчиться. Он такой молодец, мы с ним весь вечер рисовали всякие приключения человека‑паука. А почти ночью позвонила Ирка и сказала, что меня уроет. И на три буквы меня послала. Так и сказала, без всяких объяснений. Трубку потом бросила. Митька уже спал, поздно было. Я так удивилась, что даже не знала, что подумать. А потом Кирилл позвонил: – Стася, ты не спишь? У меня тут караул. Война и немцы. Эта девочка, Ирина, она случайно не того? – Откуда я знаю?
Сначала он не хотел колоться, что у них там произошло. Но потом рассказал, «чтоб не было недоразумений». Когда Кирилл ушёл принести Ирке кофе, она срочно разделась и, как только он вернулся, врезала по подносу с чашкой. И начала орать во всю глотку. – Прикинь, дядя врывается в комнату, а там голая Ирка и я весь в кофе. – А он что? – Ничего. Помог ей одеться и отвёз домой. Даже провёл воспитательную беседу с её родичами.
– А откуда он узнал, что ничего такого не было? Кирилл состроил умное лицо и выдал версию, что дядя ему доверяет. – Он нормальный мужик. Всё понимает, кроме того – мент, – с некоторой долей гордости сообщил Кирилл. – А вы долго там одни были? – Ревнуешь? Зря. Ирка не в моём вкусе. Хотя фигура у неё ничего. Только коленки какие‑то толстые.
Я не ревновала. Мне вдруг показалась странной вся эта история. Особенно то, что дядя так уверенно решил, что Кирилл к ней даже не притронулся. Что‑то тут было не то. Что – и сама не знаю. Но я насторожилась. – Что с Иркой делать будем? – Ты меня спрашиваешь? Ты, специалист по показному равнодушию и вежливости?
Ему хватило совести промолчать. – Делай вид, что ничего не произошло. Тебе не впервой. – А ты? – А я‑то что? Я же не твоя девушка. Мне истерики закатывать нечего. – А если бы была моя, закатила? – Ещё какую! – Хорошо, что мы просто дружим, – успокоился Кирилл.
Мне казалось, он должен был сейчас возразить мне, сказать, что нет, я ошибаюсь, у нас серьёзные отношения. Хотя какие, к чёрту, серьёзные отношения? На мой взгляд, это даже дружбой назвать пока нельзя. – Кирилл, я давно хотела тебе сказать…
Он отчётливо засмеялся, предполагая, что именно сейчас услышит. – Ты абсолютно прав. Между такими как мы не может быть ничего, кроме дружбы.
Смех резко прекратился. Наверное, Кирилл ожидал узнать что‑то другое.
Ирка три дня не появлялась в школе. Говорят, больняк взяла. Гарик просто бесился, исподлобья глядя на Кирилла. Не знаю, что она ему наплела, но дело шло к банальной разборке с элементами мордобития. В один прекрасный день атмосфера накалилась до критического состояния. – Пойдём выйдем.
Кирилл спокойно встал и проследовал за Гариком прочь из класса. Я точно знаю, что в намерения Кирилла не входили ни драка, ни рассказ про Иркино поведение. Он сам мне так сказал. – А что, собственно, произошло? – Алка быстро пересела ко мне. – Я не в курсе. – Как же! – Алка вся тряслась от любопытства. – Кроме тебя, кто знает? Говорят, Ирку на ментовской машине ночью домой привезли! Ещё говорят, что она травилась какими‑то таблетками, но её вовремя откачали! Что молчишь? Тоже мне – лучшая подруга!
Была.
Раньше.
Давно.
В прошлой жизни. И то неправда.
Алка ни разу не сказала мне доброго слова, когда меня травили. Почему я должна с ней откровенничать? Особенно если Кирилл не хочет, чтоб про эту тупую историю кто‑то узнал?
А в это время в школьном дворе молодой охранник разнимал Кирилла и Гарика. Который так ничего и не понял. Он просто как истинный влюблённый решил показать всему миру, как он отстаивает честь своей девушки. Которая побрезгует пить из его чашки. – Вот зараза! – ругался охранник, когда я сломя голову примчалась выяснять обстановку. – Сам такой! – пискнула Жаркова из‑за моей спины.
Кирилл аккуратно уворачивался от ударов Гарика, попутно контролируя наскоки неуклюжего охранника. – Прекратите! – отчаянно заорала я. Как ни странно – драка закончилась. – Примите мои глубокие извинения, – Кирилл заправил рубашку в брюки. – А ты напрасно психанул. Ирина – отличная девчонка. И ей сейчас плохо. Самое время навестить, утешить. – И не забудь цветы купить, – посоветовала Жаркова, помогая Гарику привести одежду в опрятный вид.
Послав всех на три буквы, Гарик гордо удалился. За ним, мелко семеня полными ногами, припустила Жаркова, что‑то втолковывая. Как выяснилось, они, недолго размышляя, рванули в ближний цветочный. Выбрали самый громоздкий букет. Гарику пришлось одолжить немного у добровольной помощницы. Которая психованным голосом требовала навертеть побольше ленточек с завитушками. – Девушка! Вы не понимаете! Должно быть так, чтоб она ахнула! – Ахнет. Я бы точно восхитилась. Молодой человек, а вам нравится?
Гарику резаные цветы казались гораздо хуже, чем выращенные в горшке, но он предполагал, что Жарковой лучше знать, с чем ходят мириться. Про её любовные страсти‑мордасти все были в курсе. Она считалась опытным экспертом на ниве примирений.
Ходили слухи, что Ирка была благосклоннее, чем ожидал Гарик. Наверное, так и было. Потому что на другой день у него был сияющий вид.
– Дала, – цинично спошлила Жаркова.
После инцидента сначала всё было нормально. Гарик не отходил от Ирки ни на шаг, сияя взором собственника. А она где‑то через неделю начала на него злиться, а потом просто ненавидеть. Неизвестно за что. Гарик просто места себе не находил. Продолжал дарить цветы и мелкие подарки, но они не умилостивили гневную красавицу. Её теперь бесило в Гарике буквально все. Не так смотришь, не так дышишь, и руки у тебя грязные – не смей ко мне прикасаться. Бред, и только! – Точно дала, – удовлетворённо заключила Жаркова.
От нас на время отстали. У всех были собственные личные дела. Кто влюбился, кто собрался влюбиться, кто‑то подсел на пиво, и ему было все по барабану, кого‑то угостили травкой. Те, у кого надежд влюбить в себя не было, действительно учились и ненавидели остальных.
Нам с Кириллом нравилось быть самим по себе. Учителя быстро донесли до сведения директрисы положение дел в классе. Она посчитала такой расклад идеальным. Теперь она была уверена на все сто процентов, что я не стану оказывать пагубного влияния на милых невинных деток. А Кирилл человек в нашей школе случайный. Главное, чтоб его родичи были довольны, а от них тревожных сигналов не поступало.
* * *
Меня мучили странные, незнакомые ранее мысли. Например, какая у меня фигура? Не с точки практического применения. Ноги‑руки на месте, живот плоский, и вроде ничего не болит. Так что вроде беспокоиться не о чем. Но возникает вопрос, а как воспринимается выданное природой с точки зрения противоположного пола? Ответа я не знала, а у кого спросить – непонятно.
Сейчас модно носить неподъёмные сиськи. Чего у меня не предвиделось в перспективе. Хотя для тощей фигуры они и так великоваты. Но могли бы быть и побольше. Может, сделать пластику? Девчонки считали, что большая грудь – залог успеха. И у кого её не было, обречены на прозябание в одиночестве. Предполагались ещё варианты соблазнения с помощью поролоновых чашечек. Некоторые брали на размер больше и что‑то туда напихивали. Говорят, это «что‑то» вываливалось в самый неподходящий момент.
Я бдительно следила чуть ли каждый день, не мал ли мне лифчик. А потом поняла, что, раз ничего не прибавляется, надо циклиться на нижнем белье. Раньше я не придавала большого значения красивым бюстикам и трусикам. А теперь мне захотелось купить что‑нибудь сногсшибательное. Неважно для чего. Или кого. Я даже самой себе не признавалась, какого лешего толкусь в магазинах, выискивая самые особенные бюстгальтеры.
После первого приобретения я, невероятно восхищённая собой, шла по улице, выгибая спину. Я даже курточку распахнула, хотя было прохладно, пусть и солнечно. Мне казалось, что на меня все смотрят, особенно на грудь. В смысле – мужчины. И поглядывала, чтоб не пропустить восхищённых взглядов. Отчего эти самые мужчины решили, что я восторгаюсь ими. И в ответ стали поглядывать на меня с конкретным интересом. Некоторые даже приглашали неплохо провести вечерок, другие просто знакомились. Но телефона я никому не дала.А Кирилл, похоже, ничего нового во мне не заметил. Только спросил, почему я всё время ёрзаю. Вот дурак какой! Я страшно разочаровалась. Как же это так? Все, ну почти все, так на меня смотрели. А он ничего не углядел. – Ты чего скуксилась? – Ты не обращаешь на меня внимания! Я для тебя пустое место!
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |