С древнейших времен до конца XX века 27 страница

ГЛАВА 10 Кубанцы в условиях сталинской «революции сверху»

На рубеже 1920 - 1930-х годов сталинское руководство совершает резкий пово­рот во внутренней политике, сутью которого были отказ от нэпа и немедленная коллективизация сельского хозяйства. Этот поворот по-разному именовался в официальных документах и выступлениях вождей большевизма: «революция сверху», «наступление социализма по всему фронту», «великий перелом».

Это был конец старой крестьянской России. Рушились устои деревенской жиз­ни, уничтожались вековые традиции.

Кубань была одним из ведущих сельскохозяйственных регионов страны и ста­ла одной из первых жертв насильственной коллективизации.

§ 44. Кубанская земля становится «опытным полем»

Отсчет форсированной коллективизации принято вести от решений ноябрьс­кого (1929 г.) пленума ЦК ВКП(б). Намечая «великий перелом», большевистское руководство разделило территорию страны на три «очереди коллективизации» и установило сроки ее осуществления. Кубань попала в число районов первой очере­ди и стала своеобразным «опытным полем».

Даешь колхозы! Коллективные хозяйства не были чем-то новым для земле­дельцев. Часть казаков и крестьян имели опыт участия в кооперации, хотя после­дняя существенно отличалась от колхозов. Да и колхозы, если они были организо­ваны добровольно, на разумной основе, не вызывали отторжения со стороны зем­ледельцев. В 1928 г. в Кубанском округе было 1048 колхозов (коммуны, артели, товарищества по совместной обработке земли), объединявших около 14 тыс. крес­тьянских хозяйств и 64 тыс. человек. Доля обобществленных хозяйств на Кубани была выше, чем в целом по России. Колхозы были небольшими (10-15 хозяйств), объединяли преимущественно бедноту, имели средние показатели по производ­ству продукции, примерно такие же, как и у середняцких хозяйств. В колхозах сеяли, выращивали и собирали урожай, при необходимости нанимали и отпуска­ли работников, арендовали и сдавали в аренду землю и т. д. Власть называла колхозы социалистическими предприятиями, но это было преувеличением. Как и крестьянские хозяйства, колхозы являлись мелкотоварными ячейками, функцио­нировавшими в многоукладной «нэповской» экономике.

К концу 1920-х ггодов власть решила, что многоукладная экономика «рождает капитализм». Задача была сформулирована предельно просто (отныне все задачи формулировал только вождь): «... насаждать в деревне крупные социалистические хозяйства в виде совхозов и колхозов» (И.В. Сталин).

Коллективизация сразу же приняла характер соревнования между регионами, а вернее - их руководителями. Так, секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) А.А. Андреев заявил сначала об окончании коллективизации к лету 1931 г., но этот срок показался В.М. Молотову слишком растянутым, и он призвал завершить коллективизацию на Северном Кавказе летом 1930 г. Андреев решил «не мелочить­ся» и пообещал выполнить решение партии весной 1930 г.

Уже в январе - марте 1930 г. в колхозы было вовлечено около 80 % крестьянски хозяйств. Работа районных руководителей оценивалась по количеству вступив ших в колхозы. Поэтому в ход шли угрозы, нажим, применение силы. Обратимся ] конкретным фактам. Пишет комсомолец из станицы Апшеронской: «... в наше] станице эти мероприятия [коллективизация] проводятся неверно. Во-первых, на сильственно загоняют в колхоз: а то мы вас все равно заставим... а иначе все будет* в Соловках, как вредный элемент».

А вот отрывок из письма казака, адресованного за рубеж: «Дорогой братец когда думаешь домой, имей в виду, что Россия уже погибла безвозвратно, нас си­лой, как овец, гонят в коллективы гуртом работать и с одного котла похлебк} кушать... Мы живем хуже, чем когда-то жили крестьяне у помещиков».

«Как живут все кубанцы - ты бы ужаснулся. Настроение жителей угнетенное. Все убиты каким-то горем. Все больны неврастенией. Хозяйства разрушаются. Дворы пустуют. Плетни и заборы валяются», - говорится в другом письме.

Подобные письма тысячами шли в Москву. С осени 1929 до весны 1930 г. на имя И.В. Сталина поступило не менее 50 тыс. писем, на имя М.И. Калинина за этот же период пришло примерно 85 тыс. жалоб. Но письмами-жалобами дело не ограничилось. Начались массовые стихийные выступления крестьян против кол­лективизации. Так, в станице Темиргоевской Армавирского округа на собрании по созданию колхоза «Гигант» (10 января 1930 г.) жители потребовали прекратить коллективизацию, раскулачивание и хлебозаготовки. На площадь вышли 6 тыс. человек. В станицу прибыл кавалерийский отряд, но он был блокирован восстав­шими. Волнения крестьян и казаков продолжались целую неделю.

Аналогичное выступление имело место и в станице Махошевской Майкопско­го округа. На собрание под звуки церковного колокола собралось больше тысячи человек, потребовавших прекратить грабительские хлебозаготовки. Сторожа, зво­нившего в колокол, арестовали, людей, в большинстве женщин, усмирили вызван­ные в станицу красноармейцы.

Всего по Северному Кавказу в 1930 г. власти зафиксировали более 1000 массо­вых выступлений, в которых приняли участие более 220 тыс. крестьян и казаков.

Как же реагировала власть на крестьянские протесты, прокатившиеся не толь­ко по Кубани? По решению ЦК И.В. Сталин выступил в «Правде» со статьей «Головокружение от успехов». Вина за «перегибы» в ней возлагалась на местные власти. Насильственные меры по вовлечению в колхоз вождь назвал головотяп­ством. Началась кампания по исправлению «перегибов», в результате которой часть земледельцев вышли из колхозов. Однако осенью насильственная коллективиза­ция возобновилась под названием «новый прилив крестьян в колхозы».

Раскулачивание. Вместе с насильственной коллективизацией власть провоз­гласила политику «ликвидации кулачества как класса». В.И. Даль определяет кулака как перекупщика, переторговщика, живущего обманом. В.И. Ленин - как деревенского эксплуататора. И.В. Сталин связывал понятие «кулак» с размерами хозяйства, что давало простор для произвола.

Основной удар был направлен против зажиточных хозяйств, в число которых попадали и середняцкие, и даже бедняцкие. Во время раскулачивания сводились счеты со всеми нелояльными и неугодными. Иначе говоря, никаким классом кула­ки не были, но власти важно было придать борьбе с ними политический характер.

Первые попытки «ликвидировать» кулаков были предприняты еще в период «военного коммунизма». В годы нэпа развитие зажиточных («культурных) хозяйств некоторое время даже поощрялось. К концу 1920-х годов, в связи со сломом нэпа, отношение к зажиточным крестьянам стало враждебным. Линия на ликвидацию кулачества как класса была официально закреплена в постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 5 января 1930 г. «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству».

Детали проведения раскулачивания были разработаны в постановлении По­литбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в райо­нах сплошной коллективизации». Кулаков разделили на три категории. В первую попал так называемый кулацкий актив - организаторы террористических актов. Их следовало заключать в концлагеря, «не останавливаясь... перед применением высшей меры репрессии». Ко второй категории были отнесены «остальные эле­менты кулацкого актива», подлежавшие высылке в отдаленные местности СССР; к третьей - кулаки, которых переселяли в границах района на участки «за предела­ми колхозных хозяйств».

Постановление ориентировало регионы на «среднюю» цифру подлежащих «лик­видации» кулаков -3-5% (это больше, чем количество кулаков даже по офици­альным данным - 2,3 %). В процесс раскулачивания вовлекались партийные ра­ботники, увеличивалась численность войск ОГПУ, широко применялись меры репрессивного характера.

16 января 1930 г. секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) А.А. Андреев телеграфировал И.В. Сталину: «Мы приступаем к практическому переселению кулаков за пределы края. Нужна санкция ЦК:

а) выселить около 20 тыс. наиболее махрового элемента, из них 2 тыс. национа­лов; переселение желательно провести на Север (колонизация); выселение одной четверти кулаков из края лучше всего подействует на оставшихся;

б) необходимо отбор подлежащих выселению произвести постановлением сель­совета и собранием колхозников;

в) уже теперь дать указание ОГПУ наметить отбор;

г) желательно ускорить переселение...»

Из 20 тыс. человек, намеченных к выселению по Северному Кавказу, около 8 тыс. составляли кубанцы. Но этим числом дело не ограничилось. Предписывалось про­должить выявление кулаков, в том числе в городах Черноморского побережья.

В специальном постановлении бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) от

8 января 1930 г. содержались указания, как проводить раскулачивание. В хозяй­ствах, подлежащих ликвидации, конфисковались жилье и хозяйственные пост­ройки, сложный сельскохозяйственный инвентарь, крупный и мелкий рабочий и продуктивный скот (оставляли одну лошадь и одну корову на хозяйство), посевы, фураж, запасы хлеба, денежные средства, превышающие 3 тыс. рублей.

Для проведения раскулачивания в округах и районах создавались «тройки» из председателя исполкома, секретаря окружкома или райкома и председателя мест­ного органа ОГПУ. В работе «троек» участвовали и представители прокуратуры.

Все осуществлялось в сжатые сроки: учет «кулацких» хозяйств необходимо было завершить к 5 февраля 1930 г.; 10 февраля - начать операцию, предоставив раскулачиваемой семье семь суток на продажу оставшегося имущества; 20 февра­ля начать и 1 марта завершить эвакуацию выселяемых. Контроль за процедурой выселения осуществляли органы ОГПУ.

Нельзя без содрогания читать составленные наскоро предельно жесткие инст­рукции, но когда обращаешься к свидетельствам очевидцев, то убеждаешься, что

16 Заказ 0119 жизнь была еще ужасней. Эшелоны с раскулаченными шли на север и восток. В дороге люди болели, нередко умирали.

До осени 1930 г. в четырех округах Кубани (Кубанском, Армавирском, Майкопс­ком и Черноморском) было раскулачено около 13 тыс. хозяйств. По данным властей, кулацких хозяйств в четырех округах на начало 1930 года было около 19,5 тыс. (циф­ра преувеличена не менее чем на треть). Раскулачили большую часть хозяйств. Остальные кулаки, по мнению властей, «распылились», т. е. уехали в город, рас­продав свое имущество, перебрались в другие села. По отношению к ним употреб­лялось и другое слово - «самораскулачивание». Репрессировав, выселив «кула­ков», власть не прекратила борьбу с ними. В течение 1931 - 1933 гг. кулаков про­должали «выявлять», разоблачать, уничтожать. Если верить документам, то полу­чается, что количество кулаков в станицах и селах Кубани не уменьшалось, а даже росло. В ноябре 1932 г. постановлением ЦК с Кубани необходимо было выселить 2000 семей «кулацко-зажиточных, злостно срывающих сев». Вскоре из станиц Полтавской, Тимашевской, Тихорецкой отправили на север и в Казахстан пять эшелонов, в которые «загрузили» 6926 человек. Ответственные за отправку посето­вали, что не смогли обеспечить нужной одеждой детей, но выразили удовлетворе­ние в связи с отсутствием провожающих.

14 июня 1935 г. председатель ОГПУ Г.Г. Ягода издал директиву о выселении из края 1500 кулаков с семьями, «продолжающих вести в колхозах антисоветскую, антиколхозную и вредительскую работу». В начале 1941 г. в станицах Кубани было арестовано свыше тысячи человек, часть из них приговорены к расстрелу.

Обратимся к документу - отчету о работе политотделов МТС Северо-Кавказс­кого края за 1933 г.: «Кулацкие контрреволюционные элементы, своевременно сма­неврировав при проведении сплошной коллективизации на Северном Кавказе, су­мели попасть в колхозы, пробрались не только в ряды учетчиков, счетоводов, зав­хозов, кладовщиков, сторожей, бухгалтеров, механиков, трактористов, ремонтных рабочих, но и сплошь и рядом на командные посты в руководство колхозов, МТС, кооперации, сельсоветы и др. организации». Невольно возникает вопрос: кто-ни­будь, кроме кулаков, в колхозах работал? Обратим внимание на то, что документ ориентирован на перспективу. «Охота на ведьм» прекратится только со смертью «вождя народов».

В 1932 г. Кубань не справилась с планом хлебозаготовок. Причины были раз­ные, но руководство увидело одну - кулацкий саботаж. Отсюда - репрессивные меры, запугивание людей, натравливание их друг на друга. Так, в Ейском районе сформировали «рабочий» полк из 500 колхозников и бросили на борьбу с разбега­ющимися. Такой же «трудовой» полк создали в Лабинском районе.

«Черные доски». Насильственная коллективизация привела к дезорганиза­ции сельского хозяйства страны. В засекреченных документах появляется термин «продзатруднения». Люди выходят из колхозов (в Лабинском районе - 1300 хо­зяйств, в Краснодарском - 2900 и т. д.), отправляются на заработки (из Лабинско- го района - 16 770 человек, из Краснодарского - 3800, из Кущевского - 4100 чело­век и т. д.). В колхозах идет падеж скота (в Славянском районе - 110 лошадей, в Лабинском - 305, в Краснодарском - 300 и т. д.). Имеют место массовые протесты крестьян.

Для наведения «порядка» в Северо-Кавказский край в 1932 г. направляется комиссия во главе с Л.М. Кагановичем. Один из результатов ее деятельности - постановление бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) «О ходе хлебозагото-

ж ж и сева по районам Кубани». На содержание этого документа стоит обратить шшмание.

В преамбуле констатировался «позорный провал» хлебозаготовок и озимого ггиа и тут же формулировалась задача - «сломить саботаж», организованный

- кулацким контрреволюционным элементом, уничтожить сопротивление части сельских коммунистов, ставших фактическими проводниками саботажа». На пос­мел нее стоит обратить особое внимание: проводниками саботажа стали сельские коммунисты.

Далее речь шла о наказаниях. Три станицы (Ново-Рождественская, Медведов- «кая и Темиргоевская) заносились на «черную доску».

В отношении станиц, занесенных на «черную доску», применялись следующие меры:

а) немедленное прекращение подвоза товаров и полное прекращение коопера-

I инной и государственной торговли на месте, вывоз из кооперативных лавок всех наличных товаров;

б) полное запрещение колхозной торговли, как для колхозов, колхозников, так п для единоличников;

в) прекращение всякого рода кредитования и досрочное взыскание кредитов и других финансовых обязательств;

г) очистка органами РКИ колхозного, кооперативного и государственного ап­парата от всякого рода чуждых и враждебных элементов;

д) изъятие органами ОГПУ контрреволюционных элементов, организаторов саботажа хлебозаготовок и сева.

Жители «провинившихся» станиц предупреждались, что в случае продолже­ния саботажа они будут выселены из пределов края, а сюда привезут «добросовес­тных» колхозников.

Прокуратуре и суду предписывалось «в ускоренном порядке» рассматривать дела о расхищении колхозного и государственного имущества. При этом задавался (хюбый темп, «чтобы в 5-дневный срок было рассмотрено не менее 20 дел с опубли­кованием приговоров в печати». В особом дополнении к постановлению - «не для печати» - предлагалось в «пятидневный срок заслушать 5-10 дел о коммунистах, организаторах воровства и хищений хлеба». В связи с этим, в частности, было рекомендовано пересмотреть дело Котова и «применить высшую меру».

Н.В. Котов был секретарем партячейки станицы Отрадной. В колхозе им. Пер- иой Конной армии по инициативе Котова колхозникам было выдано на трудодень до 1 килограмма зерна вместо установленной в крае нормы в 491 грамм. Суд приш­порил Котова вместе с председателем колхоза М.А. Цыбровым, тремя членами правления и кладовщиком к 10 годам тюремного заключения. Позднее Котова, 11,ыброва и кладовщика П.А. Гиталова расстреляли. Всем не исполнилось еще и тридцати лет.

Количество станиц, заносившихся на «черную доску», росло. Не миновала эта участь и станицу Полтавскую, которую ОГПУ квалифицировало как одну «из наиболее контрреволюционно активных» на протяжении «всех лет существования Советской власти». Репрессии в Полтавской проводились в течение 1928 - 1931 гг. В 1932 г. из станицы выселили почти всех жителей. Их дома передали досрочно демобилизованным красноармейцам, вслед за которыми были выписаны их се­мьи. Часть из них попытались уехать, но сделать это было нелегко, так как они находились под постоянным присмотром.

Голод. Открытая и скрытая война с народом, каковой фактически была на­сильственная коллективизация, не могла пройти без последствий. Самым трагич­ным результатом стал голод 1932 - 1933 гг., охвативший районы Кубани, Украи­ны, Поволжья, Казахстана. Кубанская земля, поставлявшая огромное количество хлеба и продуктов на европейский и российский рынки, стала полем голодомора.

Первые признаки наступающего голода стали проявляться в 1930 - 1931 гг., но их игнорировали, называя «продзатруднениями». Развалу сельского хозяйства удивляться не приходится. Спешная организация колхозов, утрата всяких стиму­лов к работе, «выкачка» хлеба, массовые репрессии, раскулачивание наиболее тру­доспособных хозяев - все это не могло пройти бесследно. Урожаи снижались, а планы государственных заготовок росли. Голод не заставил себя ждать.

Но руководство страны, вместо того чтобы трезво взглянуть на вещи, продол­жало проводить прежнюю линию. В январе 1933 г. в директиве ЦК ВКП(б) и СНК СССР массовый выезд крестьян за продуктами в другие районы называется «кон­трреволюционной затеей», организованной врагами советской власти (это - эсеры и агенты Польши). Бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) принимает сроч­ные постановления. В них - запрет на выдачу билетов, распоряжение об организа­ции вооруженных заслонов и о создании фильтрационных пунктов. В конце янва­ря 1933 г. Л.М. Каганович делает запись (со слов первого секретаря Северо-Кавказ­ского крайкома партии Б.П. Шеболдаева) о 100 случаях смерти от голода; из бояз­ни открыто сказать о голоде он именует их «этими случаями».

Лишь в марте 1933 г. секретно-политический отдел ОГПУ информирует руко­водство о голоде в ряде районов Северо-Кавказского края (более 2000 умерших), констатируя случаи людоедства и трупоедства.

Об ужасном случае рассказала 3. Петрова, жительница станицы Некрасовс­кой: «В 1932 - 1933 году люди поели кошек, крыс, мышей, лягушек... В станице Тенгинской жила одна семья - женщина с тремя детьми. Эта женщина, доведен­ная голодом до безумия, убила свою маленькую дочь и питалась ее мясом. Бродя­чая собака вытащила голову девочки и с головой побежала по станице. Вот так жители узнали, что случилось с этой девочкой. Женщина эта умерла...» Количе­ство трагических примеров можно множить и множить.

Всего по стране от голода умерли 7-8 млн человек (это примерно соответству­ет другой цифре: население СССР с осени 1932 по апрель 1933 г. сократилось на 7,7 млн человек). Число жертв голодомора на Кубани историкам еще предстоит установить.

Таков был результат антикрестьянской политики большевистской партии. Руководство всячески скрывало факты и практически ничего не делало для борьбы с голодом. При этом оно несло прямую ответственность за происходящее. Закон от

7 августа 1932 г. (закон о «пяти колосках»), по которому граждане за расхищение колхозного имущества приговаривались к смертной казни (инициатор и автор - И.В. Сталин); постановление о паспортной системе от 27 декабря 1932 г.; директи­ва вождя от 22 января 1933 г.; ряд выступлений Сталина с обоснованием репрессий против крестьянства - все это «законодательная основа» народной трагедии.

Вождь болезненно реагировал на все, что могло привести к разглашению фак­тов голода. Так, 19 февраля 1933 г. он писал Молотову и Кагановичу: «Не знаете ли, кто разрешил американским корреспондентам в Москве поехать на Кубань? Они состряпали гнусность о положении дел на Кубани. Надо положить этому конец и воспретить этим господам разъезжать по СССР. Шпионов и так много в

(< (Р. И. Сталин». В правом верхнем углу записки есть угодническая резолюция: >то безобразное дело. Надо обсудить в ЦК. Молотов, Каганович».

Пиррова победа. Сталин и советское руководство добились своего: в стране установился колхозный строй - с невысокими урожаями, слабой сельской инфра- • I руктурой, покорными колхозниками, получающими нищенскую натуроплату по фудодням.

Гак, по данным полномочного представительства ОГПУ, обследовавшего в м'кабре 1933 г. 2032 колхоза в Северо-Кавказском крае, размеры оплаты оказались (ледующими: ничего не платили на трудодень в 159 колхозах; до 1 кг зерна - в МЯ колхозе; до 2 кг - в 347 колхозах; от 2 до 5 кг - в 663 колхозах; свыше 5 кг - в (Ш колхозах. Проверяющий заключил, что в трети учтенных колхозов либо совсем не платят хлебом и другими зернопродуктами, либо выдают зерно в счет натура- iwiicob, которые к зиме оказываются уже израсходованными колхозниками.

О «победе» надо было оповестить мир. 23 июня 1932 г. Сталин поручает Кага- поиичу опубликовать в «Правде» статью (передовую) о победе колхозного строя.

11 ри этом в телеграмме, отправленной из Сочи, даются конкретные указания, какой должна быть статья: «... в статье надо обругать грубо и резко всех лакеев капита­лизма, меньшевиков, эсеров и троцкистов, а также правоуклонистов, сказав, что попытки врагов трудящихся вернуть СССР на капиталистический путь опреде­ленно разбиты и развеяны в прах, что СССР окончательно утвердился на новом,

(оциалистическом пути, что решительную победу социализма в СССР можно счи­тать уже завершенной». Так фабриковались идеологические стереотипы.

Что же касается колхозников, то они по-крестьянски честно трудились на кол­хозном поле и вдвойне старательно - на приусадебных участках, которые в 30-х годах давали, по подсчетам экономистов, больше половины продукции, спасая семьи колхозников и горожан.

§ 45. «Большой террор» на Кубани

Причины террора. Политические репрессии - метод, который начиная с 1917 г. большевики активно использовали для реализации своих целей. В 1930-х годах репрессии приняли массовый характер, стали подлинной национальной трагеди­ей. Очередной виток гражданской войны, начатой партийно-государственной но­менклатурой против населения страны, был связан с фабрикацией сотен тысяч дел в отношении «врагов народа». В репрессивных органах, получивших в середи­не 30-х годов чрезвычайные полномочия, шло настоящее соревнование по «досроч­ному» выполнению заданий по обезвреживанию «шпионов», «контрреволюционе­ров», «террористов». Кровавый маховик быстро набирал обороты. В 1937 - 1938 гг. жизнь страны определялась репрессивной политикой органов НКВД, вершивших «правосудие» от имени и в интересах ВКП(б).

Политические репрессии в годы коллективизации. Даже простое перечисле­ние некоторых дел, сфальсифицированных репрессивными органами на Кубани, наставляет задуматься о масштабах и последствиях «большого террора».

Так, в 1929 - 1930 гг. органами ОГПУ была «раскрыта» «контрреволюционная повстанческая организация» в Мостовском районе. 105 хлеборобов-единолични- ков были приговорены к расстрелу, различным срокам лишения свободы, подле­жали высылке.

В январе - феврале 1930 г. Армавирским окружным отделом ОГПУ была арес­тована группа казаков-единоличников, которых обвиняли в причастности к «кон­трреволюционной повстанческой организации «Самозащита казачества». По 58-й статье было осуждено 35 человек, из которых восемь были приговорены к расстре­лу, а остальные - к различным срокам лишения свободы.

В 1930 - 1931 гг. по обвинению в причастности к так называемой «казачьей контрреволюционной повстанческой организации «Вызволение» был репрессиро­ван 331 человек из шести районов Кубани. Все они являлись крестьянами-едино- личниками и никакой опасности для сталинского режима не представляли. Сфаб­рикованные дела в отношении крестьян-единоличников были тесно связаны с на­чалом широкомасштабного ограбления деревни, названного большевиками «сплош­ной коллективизацией».

В декабре 1930 - январе 1931 г. Кубанским оперсектором ОГПУ была «вскры­та» и «ликвидирована» «контрреволюционная повстанческая организация «Лига освобождения казачества», якобы возникшая в станице Елизаветинской и имев­шая филиалы в Краснодаре, других населенных пунктах. Члены организации (их к моменту «ликвидации» насчитывалось 48 человек) обвинялись в подготовке во­оруженного восстания против советской власти, свергнуть которую намеревались при помощи иностранных государств. 23 июня 1931 г. члены «Лиги» были приго­ворены к различным срокам лишения свободы.

В ноябре - декабре 1932 г. органами ОГПУ было сфабриковано дело о так называемой «повстанческо-вредительской организации». Оно явилось еще одной преступной акцией большевистского режима, направленной против сельских тру­жеников. Всего было арестовано 83 человека (подавляющее большинство из них - крестьяне), в основном из шести станиц: Курганной, Староджерелиевской, Пол­тавской, Анастасиевской, Таманской, Ивановской. Все они были приговорены к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в Ростове-на-Дону.

В январе 1933 г. сотрудниками ОГПУ Северо-Кавказского края в ряде районов Кубани, Дона, Ставрополья, Черноморья, Терека и Дагестана была «вскрыта» и «ликвидирована» «монархическая церковно-повстанческая организация», руковод­ство которой осуществлялось нелегальным «Южно-Русским Синодом». После­дний якобы являлся преемником «Временного Высшего Церковного Управления на Юге России», созданного по инициативе А.И. Деникина. Только на Кубани из привлеченных по этому делу были расстреляны 19 человек.

В январе 1934 г. сотрудниками ОГПУ Азово-Черноморского края был «обезвре­жен» и «ликвидирован» Северо-Кавказский филиал «контрреволюционной орга­низации «Российская национальная партия». Руководство Северо-Кавказского филиала якобы состояло из профессоров Краснодарского пединститута. Обвине­ние инкриминировало им «создание руководящих пропагандистских кадров из националистически настроенных преподавателей и учащейся молодежи; массо­вую пропаганду и индивидуальную агитацию «идеи национального освобождения большевистской России»; широкое использование в интересах организации ле­гальных возможностей в борьбе за распространение национал-фашистского влия­ния; формирование повстанческих ячеек из кулацко-белогвардейского казацкого элемента». Эти обвинения не были подкреплены никакими доказательствами. В уголовном деле отсутствуют какие-либо материалы о конкретной подрывной дея­тельности «контрреволюционной» организации. Всего по делу о «филиале» было арестовано 7 человек, в их числе - профессора Краснодарского пединститута Р.К. Войцик, Г.Г. Григор, доцент Е.Н. Егоров, профессор истории М.В. Клочков, работавший до ареста консультантом в хозяйственных органах. Пятеро были при­

шпорены к заключению сроком на три года, двое - к ссылке в Среднюю Азию и Казахстан на тот же срок.

«Конвейер» репрессий. Характерной особенностью ведения следствия в цен- 11X• и на местах в 1937 - 1938 гг. являлось применение методов физического воздей­ствия на подследственных. По свидетельству А.И. Солженицына, управление 11КВД по Краснодарскому краю^[23] считалось одним из самых жестоких в СССР.

!)то объяснялось тем, что, по мнению властей, на Кубани со времен Гражданской пойны тлел очаг контрреволюции. Фактически массовые аресты в крае стали сво­еобразным продолжением политики большевиков периода Гражданской войны.

Вот как, например, пытали летом 1938 г. секретаря Сталинского райкома ВКП(б) г. Краснодара М.С. Галанова. Следствие по его делу вел начальник 4-го отдела управления госбезопасности УНКВД М.Г. Бироста.

«Бироста, вызвав меня... предложил вызвать арестованного Галанова, - свиде­тельствовал старший оперуполномоченный того же отдела Н.И. Кладко на допро­се по делу своего бывшего начальника, арестованного в 1939 г. - Мы пришли в кабинет Бироста, который предложил Галанову сознаваться, но так как последний отказался, то Бироста предложил мне все время держать Галанова на «стойке»^[24] до тех пор, пока не сознается. Я и тов. Аношкин дней 5-6 дежурили около Галанова».

11о арестованный отказывался оговаривать себя. «Через несколько дней, - сооб­щал Кладко, - Бироста снова потребовал, чтобы я ему вызвал Галанова на допрос,;>то было в час или в два ночи... Бироста забрал его у меня и куда-то повел, откуда его приволокли.... Впоследствии я узнал, что Галанова водили в кабинет Сербино- ма\ Вызвав меня, Бироста заявил: «Вот, смотрите, как нужно допрашивать». При;>том он начал опрашивать Галанова, когда и кем он был завербован. Галанов зая- иил, что он завербован в троцкистскую организацию в 1936 году, при этом он еле шевелил губами.

После этого Бироста предложил мне не отпускать Галанова в камеру до тех пор, пока он не закончит давать показания».

В арсенале следствия был также прием «корректировки». Суть его в том, что следователь, ведущий допрос, интерпретировал слова допрашиваемого при зане­сении в протокол таким образом, что показания приобретали нужный следствию характер. Так, вместо «критика отдельных недостатков управления» могло быть записано «клевета на партию» и так далее. Зачастую протоколы переписыва­лись уже после допросов. Так, начальник 1-го отделения 8-го отдела У ГБ УНКВД края М.А. Беликов приносил печатать «откорректированные протоколы того или другого следователя... Написанное следователем все было перечеркнуто». Маши­нистка Королева на партийном собрании осенью 1939 г. свидетельствовала о том, что при проведении очной ставки Беликов, «не задавая вопросов арестован­ным, диктовал мне вопросы и ответы, а арестованные в это время между собой ругались».

Важным направлением в деятельности управления НКВД по Краснодарскому краю была борьба с «вредительством» в народном хозяйстве. Все неудачи и просче­ты в хозяйственной деятельности теперь связывались с конкретными виновника­ми. На I краевой партийной конференции в июне 1938 г. начальник управления НКВД по Краснодарскому краю И.П. Малкин, характеризуя обстановку в крае, указал, что «враги народа» пробрались в партийные, советские и хозяйственные органы, пытались уничтожить Хадыженские нефтепромыслы, организовали круп­ное вредительство в цементной и маргариновой промышленности края, заражали скот, портили зерно, выводили из строя сельхозтехнику.

Дата добавления: 2015-10-21