***
Пригород хмурился. Суровый ветер трепал безвольные дождевые облака, заставляя их заслонить собою солнце. Странная погода здесь явление весьма привычное. То реденький дождь, то невыносимая жара с сумасшедшими порывами ветра. Впрочем, жители этого места уже смирились. Вот и Билл, не обращая внимания на сумрачный пейзаж вокруг, твердо шел по асфальту, перешагивая через широкие трещины.
То, что творилось в голове у юноши, ему самому казалось до невозможности легкомысленным и смешным. Он весь день представлял своего соседа. Его темные глаза, широкие ладони, жесткие косички, нелепую походку и все остальные мелочи, которые в целом создавали безукоризненный образ мужчины, которого он ждал пусть и недолгую, но всю свою сознательную жизнь. Розовая каша бурлила и заполняла собой череп, утопив в себе мозг. Ни усталость, ни болезненный дискомфорт в заднице, весьма утомленной за ночь, не возымели власть. Танцоришка был счастлив, как бывает счастлив человек, получив то, о чем долго мечтал. И это было не ребячество, как в старших классах, когда один классный парень забрал Билла из школы на своем мопеде на виду у всех. Это было что-то дорогое, можно сказать, бесценное, которое не хотелось показывать никому, ни единой душе в мире. Восторг, радость и умиротворение переполняли Билла. Он не чувствовал под ногами твердую поверхность, потому что его тело парило над землей.
Язык чесался рассказать Тому, как он соскучился по нему, что думал о нем весь проклятый рабочий день. И не забыть обязательно взять у него номер телефона, чтобы в следующий раз не сходить с ума, а хотя бы позвонить в перерывах между работой и поболтать.
Все эти мысли делали юношу счастливым, и он цеплялся за них, не желая расставаться с этим почти забытым чувством. Уже много времени его жизнь казалась бессмысленной, одинокой и скучной. Теперь все должно измениться! Чистый лист бумаги лежит перед ним, остается лишь взять в руки карандаш и нарисовать все заново, как давно хотел и мечтал.
Сначала Билл не заметил ничего такого в молчаливом приветственном кивке. И когда его аккуратно сняли с колен, попросив не лезть, – тоже. Мир по-прежнему казался чудесным. При виде Тома Билл испытывал то же, что и в детстве, когда засовывал в рот несколько фруктовых жвачек. Самому было смешно от такого сравнения, но он не мог заставить себя мыслить трезво.
Но когда Хромой сказал, что уходит, а вот куда и зачем – Биллу знать не обязательно, все стало так, как задумал жестокий и бессердечный режиссер, сидящий где-то там, над облаками. В груди неприятно кольнуло, и косой насмешливый взгляд Ингрид заставил почувствовать, что все его хрупкие мечты трещат по швам.
- Том? – взволнованно спросил Билл, глядя, как сосед завязывает шнурки. – В чем дело? У тебя какие-то проблемы?
«Ты моя проблема, черт тебя дери», - про себя ответил Хромой, стараясь не сталкиваться взглядом с обеспокоенными глазами Танцоришки.
- Все в порядке, - соврал он.
- Тогда, может быть, я поеду с тобой? – с надеждой задал еще один вопрос Билл, цепляясь за последнюю ниточку.
Он не мог отпустить Тома вот так: без глубокого поцелуя, который бы означал, что когда Том вернется, все будет замечательно и вчерашнее приключение продолжится. Но его глаза были холодны и равнодушны. Это заставляло Билл чувствовать себя беспомощным, как рыба, выброшенная на берег.
- Просто останься дома, и все, - сказал Хромой с сухой интонацией.
- Без проблем, только скажи, когда ты вернешься…
- Не знаю.
- Хотя бы приблизительно? Я думал, мы погуляем или… Выпьем чего-нибудь. Я собирался сегодня остаться дома…
И тут Хромой поступил так трусливо, как никогда раньше. В юности, когда полицейские догнали Тома и его приятеля с украденной магнитолой, он не чувствовал и половины того ужаса, что наполнял его сейчас. Он просто выскочил за дверь и стремительно направился к своей машине, будто за ним гнались черти из самой преисподнии.
Хромой не предпринял ни единой попытки себя оправдать. Он прекрасно понимал, как жалко выглядит его поступок со стороны. Но у него не было слов, чтобы объяснить все то, что с ним происходит. Слишком неожиданно он понял, что Билл стал для него не просто одной из однообразных фигур, встречающихся на пути.
Выехав на пустую дорогу, Том вдавил педаль газа в пол и помчался вперед, из последних сил сдерживаясь, чтобы не развернуться. Очень хотелось возвратиться к Биллу и, ничего не объясняя, прижать к себе и пообещать, что все будет хорошо. Но дорога звала вдаль, переманивая глупое сердце на путь одиночества и тоски.
Почти всегда в будние дни «Susse Jam» пуст. После бурных выходных, проведенных здесь, посетители в течение недели заходят редко, и то, на час-другой, чтобы выпить чего-нибудь в баре, без особой надежды на веселье. В одиннадцать или даже в десять вечера, бармен, наделенный полномочиями от владельца клуба, распускает официантов и, закрыв все двери, покидает рабочее место. До пятницы жители соседних домов могут наслаждаться ночной тишиной.
Музыкальный центр на барной стойке издает скучные мотивы. Официанты лениво курят за отдельным столиком, не обращая внимания на посетителей, а те, в свою очередь, сонно цедят напитки и негромко переговариваются между собой. Биллу никогда не нравился клуб в такое время. Слишком тихо, просторно и неуютно. Стоит чуть повысить голос, и сразу оказываешься в центре внимания. Поэтому он закрывался в служебном помещении и занимался своими делами: репетировал, подбирал музыку на ноутбуке Роберто, которым тот скрепя сердце разрешал пользоваться в его отсутствие, придумывал новые движения, а иногда дремал, устроившись в кабинете босса на жестком диване. Совсем другое дело - выходные, когда через толпу танцующих приходиться пробираться подняв руки. Когда душно и воняет чужим потом, когда куда не посмотри – везде довольные счастливые лица. Неожиданно Билл задумался о том, как вообще он все это терпит? Зачем позволяет трогать себя кому попало, почему тусуется с незнакомыми людьми, мотивация которых сводиться к заполучению его тела на ночь. Почему не может без «Susse Jam»? Отчего его тянет сюда, для какой цели? Привычка? Зависимость? Деньги? Тоскливо посмотрев на потрескавшиеся ручки сумки, сиротливо висевшей на крючке возле столика, Биллу вдруг стало противно, как, пожалуй, никогда в жизни. Использованный, брошенный, одинокий, нищий.
«Это все я, я, я… Ничтожество! Поверил еще одному мудаку!» - закусив от обиды губу, думал Танцоришка, пытаясь держать себя в руках, чтобы не закатить истерику. Ведь так просто разрыдаться, бить кулаками о стену, кричать и требовать, чтобы кто-нибудь изменил его жизнь хотя бы на один градус в лучшую сторону. Только факт остается фактом – ты одинок и никому в этом мире не нужен. Люди слишком заняты решением своих проблем, зачастую придуманных, но, тем не менее, не маловажных для них. Все самые сладкие надежды оборачиваются горько-соленым обманом. Надеяться не на что. Это так же бессмысленно, как закопать себя в пустыне и ждать, что кто-нибудь тебя найдет.
Танцоришка знал, что ему нужно сейчас сделать: отставить початую бутылку ликера, взять сумку и, пока он еще не совсем пьян, пойти в зал, где проходят репетиции, и еще раз прогнать с начала и до конца вчерашний номер, который ему не дали исполнить. Это был хороший план, но юноша не мог заставить себя пошевелиться. Он неподвижно сидел, уныло склонив голову, и смотрел в одну точку. В памяти возникали разные воспоминания: нелепый танец, который он пытался исполнить вчера в гараже, плотно зажмуренные глаза Хромого во время их поцелуя, пустые улицы, мелькающие за окном, утреннее васильковое небо и теплые чужие руки, которые аккуратно ложились на живот. Еще недавняя восхитительная реальность медленно становилась воспоминанием.
Старый «сименс» ожил, приглушенно вибрируя. Увидев на дисплее имя своего друга, которому десять минут назад скинул сообщение с просьбой перезвонить, Билл схватил телефон.
Не успел Фридрих поприветствовать собеседника, как тот тут же принялся что-то говорить, лишь изредка прерываясь на всхлипы и тяжелые вздохи.
- Я ведь все понимаю… и я не прошу романтики или денег, мне вообще ничего не нужно! Только… Вот скажи мне, что во мне не так? Почему я такой неудачник? Почему?
- Билл, ты только без глупостей там, ладно? – не особо надеясь, что к его словам прислушаются, Фридрих все же совершил попытку позаботиться о своем расстроенном друге.
Тот, не обращая внимания, продолжал заплетающимся языком - то ли из-за ликера, то ли из-за сдерживаемых слез – рассказывать о произошедших событиях за последние сутки, свободной рукой подливая в бокал густой напиток, от которого тащило спиртом и чем-то приторно-мятным.
- Меня выкинули как гандон в форточку! Что за проклятье такое!
Лысый мужчина с угрюмым лицом за соседним столиком обернулся и уставился на Билла. Тот, в свою очередь, показал ему средний палец и продолжил, не сбавляя тона.
- Я думал, все будет нормально. Хотя бы раз в жизни… А тут… Еще хуже чем когда-то.
- Так и знал, что он окажется куском дерьма, - прокомментировал Фридрих. – А ведь я говорил, чтобы ты сначала присмотрелся к нему, как следует…
Возможно, истерзанную душу можно было вылечить разговором с другом и бутылкой ликера, но телефон вдруг запищал и, оповещая о разрядке батареи, отключился.
- Ну, блин, - расстроено протянул Танцоришка, глядя на серый экран.
Окружающий мир нереально бесил. Билл чувствовал себя паршиво, он рассыпался, переставая контролировать свои мысли.
Не обращая внимания на непонятливые взгляды окружающих, он устало опустил голову на сложенные руки, пытаясь укрыться от раздражающего мутного света и чужих голосов.
- Билл, ты идешь репетировать? – раздался через некоторое время отдаленно знакомый голос, заставляя Билла тут же мысленно послать интересующегося.
- Нет, - мрачно ответил он, не желая, чтобы с ним заводили беседу в ближайшие 24 часа.
- Можно присесть?
Билл лениво поднял голову и, увидев стоящего напротив худого блондина с косой челкой, поморщился. Парень смотрел в ответ с напыщенной уверенностью, но невооруженным взглядом был заметен смущенный румянец на его щеках.
- Катись отсюда, - проговорил Билл, показывая все свое нежелание вступать в диалог.
Даже если бы его горячо любимый Джонни Депп подошел и спросил, не хочет ли он поболтать, он, не раздумывая, послал бы его к черту.
Пару секунд помявшись на месте, блондин, вопреки антигуманному пожеланию Билла, все же присел за столик и приготовился услышать несколько матерных предложений в свой адрес. О скверном характере Дивы знали все, кто был в клубе больше одного раза. Опозорить и обругать стриптизер мог с профессиональным изяществом, не дав вставить и слова.
- Роджер, я понимаю, ты задница, но не мог бы ты съебат*ся? Я не хочу видеть твою кривую рожу, по крайней мере, сейчас.
Пропустив мимо самолюбия услышанные слова, Роджер, выпалил на одном дыхании:
- Билл, пожалуйста, выслушай! Мне очень нужно с тобой поговорить. Я мог вообще не подходить, но…
- Так! – раздраженно вскрикнул юноша, вновь поднимая растрепанную голову. На этот раз он выглядел до предела злобно и раздраженно. Длинная челка закрывала половину лица, делая его внешний вид еще более агрессивным.
Роджер выступал в его глазах, если обращаться к метафоре, микроскопической зеленой гусеницей. Не было никаких причин. Просто глядя на этого парня с выжженными аммиаком волосами, щенячьим взглядом и пухлыми детскими губами, хотелось сделать две вещи: приласкать, погладив по голове или дать хорошего пинка. Билла склоняло больше ко второму. Он не мог объяснить себе, почему новый стриптизер вызывал раздражение. Казалось, того обманули, пригласив на должность детского воспитателя, но вместо этого забрали паспорт и заставили крутить задом у шеста.
- Я не в настроении, усек? – гаркнул он, заставив парня вжать голову в плечи.
К удивлению, блондин, спрятав неловкость и страх, неторопливо произнес:
- Знаешь, это ты ведешь себя как настоящая задница. Роберто предупреждал, так что я подготовился. Я знаю, что не нравлюсь тебе, но, между прочим, хочу чтобы ты знал мое отношение к тебе: ты классно танцуешь, и я тебе очень завидую. Ты настоящий профи.
Челюсть Билл стала медленно опускаться, но он быстро совладал с собой. Недоверчиво взглянув на Роджера, он выпрямил спину и сложил руки на груди. Склонив голову набок, он попытался распознать, что задумал этот отважный бойскаут. Впрочем, ему не особо это удалось, окружающие объекты расплывались, и невозможно было сосредоточить взгляд на чем-то одном дольше пары секунд.
- Окей, ты подлизал мне зад, я польщен. Теперь ты оставишь меня?
Роджер нахмурился.
- Вообще-то это не все, - сказал он, надув губы, и это действие неожиданно умилило Билла.
Подперев подбородок кулаком, он с интересом уставился на собеседника.
- Роберто сказал, что у меня есть будущее здесь, если ты дашь мне пару уроков.
- Если тебе удастся раскрутить меня на это, - поправил Билл, усмехнувшись.
Блондин неуверенно кивнул и продолжил:
- Я понимаю, что тебе это не нужно, ты же уже состоялся как великий и прекрасный Билл Каулитц, но мне не у кого просить помощи. Ты единственный, кто может помочь здесь зацепиться. Мне нужна эта работа.
Возможно, раньше бы Биллу польстили эти слова, он обожал, когда о нем говорили как о классном танцоре. Как-никак, он действительно был профессионалом своего дела: выступал всегда с четко отрепетированными номерами, умел завести публику, устраивал фееричные шоу-программы, когда боссу нужна была солидная прибыль за вечер. Но сейчас у него не было никаких моральных сил, чтобы думать над этим и язвить.
- Так и быть, - выдержав интригующую паузу, сказал он и опрокинул в себя остатки ликера. – Я преподам тебе урок. Можешь записывать, если хочешь.
По виду взволнованного Роджера, можно было подумать, что он и правда достанет блокнот с ручкой и станет усердно конспектировать речь Билла.
Он хотел, было, подвинуться ближе, но будущий «наставник» состроил такую гримасу, что Роджеру пришлось остаться на месте.
- Чтобы добиться чего-нибудь в жизни нужно четко знать, кто ты. Ты должен быть уверен в этом на двести процентов, чтобы ни один ублюдок не смог тебя переубедить. Запомни: работаешь здесь, значит ты стриптизер. Не мальчик по вызову, не кто-либо другой. Будь готов, тебя будут приглашать за столик, будут угощать дорогими напитками и предлагать хорошие сигареты. Особо чокнутые могут присылать цветы или нижнее белье. Так вот, сладенький, будь готов послать их всех к чертовой бабушке! Ты можешь познакомиться с классным парнем на улице, в автобусе, в приемной уролога, но не в этом месте. Здесь тебя хотят видеть голым, и только. Если у тебя особо тонкая и чувствительная душевная организация, попрощайся с ней. Здесь тебя превратят в такого, как я. Будь готов меняться в худшую сторону. Когда начнешь крыть матом всех подряд и пить виски из горла - не удивляйся. По-другому никак, иначе съедешь с катушек, потому что ноги об тебя в этом чертовом месте будут вытирать как о коврик в туалете.
У Билла не было цели выставить себя пафосной, прожженной нелегкой жизнью всезнайкой. Он говорил минут десять, глядя на дно бокала, что вертел в руке. Отяжелевший язык мешал говорить, а пьяный мозг не позволял формулировать речь, из-за чего из уст юноши вылетали матерные слова, которые тот, впрочем, не стеснялся произносить.
- Я слышал, ты берешь полтинник за отсос, - неуверенно пробормотал блондин, отдаленно соображая, что этой фразой может задеть своего собеседника.
Глаза Танцоришка потускнели, но он сохранил невозмутимое лицо. Лишь дрогнувшие губы показали, что его все же неприятно цепляет молва о его репутации, которую он заработал в клубе.
- Мое преимущество в том, что я знаю себе цену. А теперь иди, репетируй. Я сегодня пас.
Роджер поднялся с места, не решаясь задать остальные вопросы, которых у него набралось приличное количество. Каким бы вредным и горделивым не был Билл Каулитц, он вызывал непреодолимое желание узнать, что же творится в его красивой голове. О чем он думает, когда так тяжело смотрит? О чем мечтает?
- Ты порепетируешь со мной? – с надеждой спросил блондин, глядя на черно-белую макушку.
- Может быть, - буркнул Билл, наполняя бокал до краев.
Сейчас ему хотелось оплакивать свое несостоявшееся счастливое будущее.
***
Быстрая езда успокоила нервы. Хладнокровность, присущая характеру Тома, вернулась, и теперь можно было принимать решение для дальнейших действий. Навернув несколько кругов по автобану, Том возвратился в свое временное пристанище. Он чувствовал себя спокойнее, но скользкое и противное ощущение вины не отпускало. Пока перед глазами не маячил полюбившийся образ Танцоришки, держать себя в руках практически удавалось. Получится ли выдержать второй раунд с совестью в лице своего соседа, ставилось под большой вопрос.
Сигаретами пропахла одежда. Наверно, даже от шнурков Хромого тащило куревом. Но быть иначе не получалось – как только заканчивалась сигарета, руки сами тянулись за следующей. Саднящие горло и легкие требовали передышки, но Тома не так просто было напугать угрозой здоровью. Ему казалось куда более привлекательным получить по почкам, чем встретиться один на один с красивым влюбленным Танцоришкой. В мозгах складывался вывод, что лучше бы его нашел Йост в ту самую первую ночь, чем ситуация сложилась таким образом. Любить Билла становилось все больней и опасней.
Хромой не ожидал увидеть своего соседа, который смотрел бы телевизор и делал вид, что ничего произошло. Чутье не подвело – парень обиделся и ушел. Узнав у Бобби, куда отправился его брат, Том задумался. Стоило ли ехать за ним в клуб? Если да, то зачем? Сказать, что он скотина, не способная на чувства? Можно подумать, Танцоришка не додумался до этого самостоятельно. Его остроумия хватило бы подобрать еще несколько десятков скверных эпитетов.
Словами ничего не докажешь – в этом Хромой был уверен с детства. Если хочешь чего-нибудь добиться, или доказать, что ты способен на что-то, то надо совершать поступки. Сейчас же обстоятельства требовали другой тактики. Мысли рождались в мучениях. Ничего стоящего Том не мог сообразить и поэтому злился. Какие слова он должен подобрать, чтобы все объяснить Биллу? Задача казалась не решаемой. У Тома вообще было мало опыта в общении. В компании так называемых друзей, он быстро уставал. С Густавом, Георгом и Андреасом общался охотнее и то, если был в хорошем настроении. Что касается знакомств с противоположным полом или парнями, на которых непривередливый глаз обращал внимание, то здесь дело находилось на отметке «удовлетворительно». Том закупоривал все входы и выходы в собственный мир и лишь кидал осторожные взгляды на понравившийся объект. Впрочем, если объект делал первый шаг к знакомству, он мог проявить свои наигранные компанейские качества, которыми, конечно же, не обладал. С Биллом все было по-другому. Перекинутые между ними ниточки взаимопонимания можно было потрогать, ведь они стали почти что материальными. С Биллом хотелось делиться мыслями, слушать его комментарии. С ним можно было оставаться самим собой и не строить из себя мачо. Для Тома по-прежнему оставалось загадкой, как он, замкнутый, с дохлым чувством юмора да вдобавок ко всему с кривой ногой, мог понравиться такому совершенно противоположному Танцоришке?
Стрелки часов двигались с извращенной медлительностью. До тех пор пока окончательно стемнело, Том выпил около десяти кружек кофе и несколько раз прокрутил в голове предстоящий разговор с Биллом. Но тот не торопился домой, и Том не находил себе места, пока, наконец, не задремал в гостиной, под тихий шелест звуков из телевизора.
Наутро шею разрывало от боли. Том всю ночь проспал на продавленном диване, упираясь затылком в изгиб подлокотника. Желание видеть окружающий мир находилось на отметке минус сто – Том чувствовал себя неспособным дарить любовь окружающему. Вдобавок Ингрид недовольно сообщила, что он должен будет уплатить дополнительно за электроэнергию, так как телевизор работал всю ночь. Вид женщины с накрученными на бигуди волосами, щеголяющей в коротком халате, ничего кроме подступающей тошноты не вызывал. Возможно, Ингрид считала себя привлекательной в эту минуту, но вот Тому хотелось сбежать подальше от нее как можно быстрей.
Только он стал подниматься на второй этаж, чтобы продолжить сон в тишине, как входная дверь открылась, и перед сонной семьей Каулитц предстал Билл, неуверенно держащийся на ногах.
Он был хмур, бледен и в целом имел потасканный вид. Дреды неряшливо спутались, макияж вокруг глаз въелся в кожу, тушь осыпалась на щеки. Пахло от него соответствующе: перегаром, сигаретами и чужим одеколоном. Где и с кем он таскался всю ночь, можно было только догадываться, что весьма ревностно задело Тома в груди.
Ингрид стала что-то причитать, злобно глядя на сына. Тот, в свою очередь, не обращая на нее внимания, побрел вдоль стены, держась за нее. Его голова склонялась все ниже и ниже, будто должна вот-вот соскользнуть с шеи.
Том, не раздумывая, спустился и попытался взять Билла за локоть, чтобы помочь. Но тот выдернул руку и хрипло выкрикнул:
- Отвали!
- Билл…
- Я говорю, руки убрал! – решительно-обиженный взгляд больно обжег.
Почувствовав выступающую острую косточку, Хромой сжал руку более бережно, стараясь не смотреть в темные глаза, которые метали опасные молнии. От соприкосновения с тонким телом, в памяти тут же проснулись томные воспоминания. Голова странно закружилось. Да, это была любовь, та сама, которая превращает людей в обезумевших слепых глупцов.
- Ты еле стоишь на ногах! Я просто хочу тебе помочь подняться, давай попробуем вместе…
- Ты хочешь, чтобы я тебя послал?
- Билл, просто позволь помочь…
- Я вижу, ты хочешь, чтобы я…
- Заткнись, пожалуйста, окей?
- А ты иди на хрен и не возвращайся, понял?!
Юноша дернулся и оказался в двух шагах от растерянного Тома.
- Твой завтрак воняет, будто его уже отрыгнули, - бросил он матери, которая с удовольствием наблюдала за перепалкой. – А ты, - он обратился Фреду, который вышел из туалета под аккомпанемент смывающейся воды. – Жирный мудак!
- Вот черт! – застывшая в дверях Ингрид бросилась на кухню, чтобы снять с огня сковородку с едой. Действительно, аромат вареной рыбы и тушеной капусты стремительно усиливался. Фред округлил свои маленькие глаза, но не успел ответить, так как пасынок показал ему средний палец.
Невесело усмехнувшись, Танцоришка вновь направился к лестнице, хватаясь за перила. Его шатало, но он упрямо поднимался по ступенькам, не обращая внимания на Тома, который по-прежнему изучающее смотрел на него, и остолбеневшего отчима, пытающегося понять, за что на него наорали.
- Все окей, детка, твоя жизнь удалась! – вдруг громко запел Билл. – И это солнце светит для тебя-я-я! Ты счастлив-а-а-а-а и это будет длиться вечно-о-о…
Удивленный таким поведением, Бобби стоял, повиснув на ручке от двери в свою комнату, и смотрел на брата. Он не решался подойти к нему и, также как и Том, молча наблюдал. Во-первых, Ингрид строго настрого запретила приближать к Биллу, когда тот «не в себе», а во-вторых, потому что он выглядел настолько отвратительно, что мальчик засомневался – его ли это брат? Билл всегда улыбается, от него приятно пахнет и не бывает такого, чтобы он не обратил внимания на своего маленького братишку.
Билла не волновало, как он выглядит со стороны. Добравшись до спальни, он сбросил с себя футболку, расстегнул джинсы и рухнул на кровать лицом вниз. Хромой вошел следом, угрюмо его оглядывая.
Время не самое подходящее для разговора, но совесть стала сжимать свои щупальца на беспомощной шее, лишая спасительного дыхания. Том ненавидел себя. Если бы не его позорное поведение вчера, Билл сейчас не находился в таком ужасном состоянии. Что, если он наглотался какой-нибудь гадости? Или связался с каким-нибудь ублюдком?
- Я просто хочу, чтобы ты не влезал в дерьмо, в котором я по уши нахожусь. Хочу, чтобы с тобой ничего не случилось. Я вернусь зимой. Мы могли бы… Если хочешь, вместе уехать. Слышишь? Я вернусь за тобой.
Билл сполз с кровати и не спеша выпрямился. Выражение его лица демонстрировало высшую степень оскорбленности. Ошалело посмотрев в глаза стоящего возле окна Тома, Билл театрально отвесил поклон.
- Благодарю вас, вы так любезны! Чтобы я делал без вашего одолжения!
- Это не одолжение! – жестко сказал Хромой. – Если тебе не все равно, то соглашайся.
- А тебе, Том? Тебе не все равно?
- Мне - нет.
- Тогда как ты можешь оставить меня одного на такую чертову кучу времени?! Что мне по-твоему делать до проклятой зимы? Я ведь доходчиво объяснил как мне здесь ху*ево! Да я не доживу до того момента, когда ты соизволишь приехать! – возмущенно выкрикнул Танцоришка, импульсивно взмахивая руками.
- Объясняю для тупых: опасно сейчас выезжать за пределы города. Меня могут повязать на первом же посту. Хочешь проблем? Как только все утрясется, я вернусь и заберу тебя. У меня будут деньги, я заработаю достаточно, чтобы нам хватило на двоих. Ты не в чем не будешь нуждаться…
- Если ты сбежал вчера от обычного разговора, ничего не объяснив, то что тебе стоит нае*ать меня еще раз? Я не верю в то, что ты тут гонишь!
Том сжал кулаки. Все планы, на которые возлагались большие надежды, катились к черту. Ему нечего было ответить, ощущение собственной никчемности заставляло чувствовать себя полным неудачником.
«Что ж, если откажется, оно и к лучшему» - подумал он. – «По крайней мере, цел будет. А остальное… Пройдет».
- Мне нечего тебе больше предложить, извини. Это все, - взяв со стола связку ключей, Том вышел из комнаты, оставив задетого и растерянного Танцоришку одного.
- Я наложу на себя руки! Слышишь?! Наглотаюсь таблеток и сдохну! Моя смерть будет на твоей совести, понял? – отчаянно крикнул он, распахнув дверь.
Не зная наверняка, был ли услышан крик его души, Билл, всхлипнув, расстроено опустился на кровать, накрывая голову подушкой. Сейчас ему очень хотелось либо покончить с собой, либо отоспаться.
На распутье.
***
Питер Хоффман, вот уже несколько недель существующий благодаря таблеткам успокоительного, вскочил с кресла, когда в его кабинет вошел Том.
- Ты что здесь, мать твою, делаешь? – прокричал он, в ужасе выкатив глаза.
Закрыв за собой дверь, Том без приглашения опустился в кресло и уставился на серые от пыли носки своих кроссовок. Выглядел он подавленно, задумчиво и был похож на человека, ожидающего свою очередь к зубному врачу.
- Я хочу узнать, когда мы получим свои деньги, Питер, - сухо проговорил он.
Нервно сглотнув, Хофман закрыл жалюзи и бросил раздраженный взгляд на него.
- Мой человек вернется завтра вечером, если все пойдет по расписанию. Мы же договорились, что я тебе сообщу! Какого черта ты рискуешь, хочешь, чтобы замели всех? Решено было сидеть тихо и не высовываться! – взмах нервно дрожащей руки и темные сальные волосы, упавшие на лицо, были откинуты назад. Взору стали видны глубокие морщины на лбу, визуально подкидывая Хоффману еще пару лет.
Хромой не хотел этого. Все, чего требовали его душа и тело, так это оказаться как можно дальше от пригорода, где за последнее время ему стало физически и душевно тяжело находиться. После неудачного разговора с Танцоришкой, который своим недоверием убил в нем веру в светлое будущее, Том чувствовал смертельную апатию. Без страха он поехал в город, даже не думая о том, насколько это угрожает его безопасности. Если завтра решится вопрос с деньгами, то это очень хорошо. Он собирался уехать как можно быстрей из этого проклятого города.
Молча достав ключи от своей квартиры, он бросил их на стол, заваленный различными бумагами и журналами.
- Там продукты остались, мусор, холодильник включен… Ты последи за квартирой, я туда еще не скоро вернусь.
Немного смягчившись, мужчина кивнул головой.
- Что планируешь делать?
- Не знаю. Хорошо бы сдать квартиру, но это сейчас нереально. Не удивлюсь, если всякие гости туда часто наведываются. Еще и замок эти с*уки расшатали… С наших домов сейчас не слезут. Не знаю, что Густаву делать, у него сестра с ребенком должны вернуться в конце месяца. Как думаешь, на что способен Йост?
- Не могу сказать, я с ним никогда до этого не связывался. В любом случае, он не станет светиться, сам знаешь, кто его жена. Их семье не нужны слухи, - босс машинально отодвинул с края стола пепельницу и стал вертеть в руках коробок спичек. - Том, я заплачу вам хорошие деньги! Вы можете уехать куда угодно! Просто сделайте это, об остальном я позабочусь, – уверительно сказал он.
- Мы родились и выросли в этом городе, думаешь, так легко все бросить? – без красок в голосе ответил Том. Впрочем, говорил он скорее за Густава с Георгом, чем за себя. Единственное, что держало его в Дуйсбурге, это могила родителей, на которой он так и не поставил памятник и не убрал засохшие венки. Ну и одни безмозглый брюнет, с которым он недавно переспал и, надо сказать, сделал бы это еще сотню раз, если бы тот включил адекватное мышление и согласился на его условия.
Питер все прекрасно понимал. Но его терпение и нервы тоже не были железными, и продолжать жить в страхе он не собирался.
- Делайте что хотите, но вас здесь быть не должно, пока не уляжется вся эта херня. Иначе я сам лично отобью вам задницы. Ты меня понял? Передай всем своим. Чтобы духу вашего здесь не было.
Хромой кивнул, сделавшись еще мрачней.
- А тот пацан? Ну, которого Георг обработал. Он жив?
- У него сотрясение и он до сих пор в больнице. Больше ничего не известно, газеты особо не стрекочут, - вздохнул Питер. Его уставший блеклый вид, говорил о том, что он не высыпается. Все его мечты упирались в то, чтобы бессонница оставила его в покое. А сейчас Питера безумно напрягало нахождение в его кабинете главной причины всех проблем.
- А Андреас? О нем что-нибудь слышал?
Босс отрицательно покачал головой и склонился над стопкой счетов, которые просматривал, пока его не потревожили.
Если честно, Тому было плевать на бывшего друга. Необходимо было выяснить, как далеко может зайти Дэвид Йост в своем наказании. Если Андреас мертв, то дело принимает серьезный оборот. Одними синяками, в случае чего, не отделаешься.
Неожиданно в голове сформировалась прелестная мысль, и Том почувствовал, как его тело в предвкушении оживилось. Решив не посвящать босса в свои планы и тем самым сохранить его нервные клетки, он сухо попрощался и вышел из кабинета. Теперь дело за удачей, которая должна смиловаться и помочь.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |