Мы не знаем никого из продвигающихся к мясу, и потому для нас они однообразны совершенно, но я на миг представляю на моем месте кого-нибудь из местных жителей, который в этих одинаковых фигурах узнавал бы своих приятелей, соседей, родичей — и должен был бы их класть недрогнувшей рукой. Мне-то и то неприятно, а они для меня всего-навсего незнакомые соотечественники, которым не повезло и которые сделают все, чтоб не повезло и мне тоже.
Добираемся до улицы Восстания. Она идет по всему северному побережью Кронштадта. Длинная, как бесконечность. И такие же бесконечные вереницы и кучки покойников, бредущих в ловушку. Наконец поворот. Улица Зосимова, потом начинаем крутиться по кварталам. Красивый город Кронштадт — совершенно неожиданно стукает в голову. Отстрелял шесть рожков. У остальных то же самое. Связываемся со старшиной.
Через несколько минут стоим у того самого уголовника с плакатом. Тут открытое пространство. Рядом маячит патруль. Но осторожный Андрей предлагает все же проехать на пирс, а нам размять ноги, пока это можно.
Следующие пятнадцать минут проветриваем кунги, а то уже дышать там тяжело. Набиваем рожки, сами приходим в норму. Все в достаточной степени угнетены, один Свин Домашний в восторге и рад до невероятия такому приключению. Впрочем, оказывается, его вчера повысили в звание Кот-Рыболов за подвиги во время сбора глушеной рыбы.
Его все приводит в восторг, а несколько сияющих желтой латунью и розовой медью патрончиков он припрятал в карман. Мы посмеиваемся — завтра патрики уже окислятся и потускнеют. Но пусть порадуется пока. Через это проходил каждый, когда впервые держал в руке сияющий, словно золотой, патрон, консервированную Мощь и Смерть в таком сверкающем виде…
Прикидываем, сколько упокоили мертвецов. Оказывается, три тысячи четыреста одиннадцать…
Надо продолжать.
К вечеру мы совсем одурелые. Башка гудит, ноги устали, и руки тоже. Мы еще несколько раз останавливались на проветривание и выгребание гильз. На то, чтоб перевести дух. Когда крутились вокруг 36-й больницы, я отпросился навестить своих коллег и глянуть на больных. Николаич дал на все про все пятнадцать минут. С трудом успел.
Звали отобедать, но не хотелось терять ритм, да и кусок в горло бы не полез. Только-только успел задать им дурацкий вопрос, навеянный еще и происшествием с Сашей. Получается, что укушенный зомби в конечность человек обречен. Но ведь можно тут же жгутом остановить кровообращение. И ампутировать конечность выше места укуса.
Также интересно, можно ли добиться эффекта прижиганием ранки тут же.
Может, есть резон провести эксперименты. Вон тех же уголовников расстреляли, а могли бы и пригодиться, если б дали согласие в обмен на сохранение жизни после удачной ампутации…
Коллеги задумались.
По-моему, на меня посмотрели косо.
Как на Менгеле…[29]
А, черт с ним… Я сегодня и так как Дирлевангер…
Прощаюсь и возвращаюсь в кунг. Говорю об этом Николаичу. Ухмыляется: ишь врачи-убийцы…
Но я вижу, что он задумался. И мне кажется, что он думает на предложенную тему по дороге в свою машину.
К вечеру машины становятся точно как душегубки. Даже Андрей с Ильясом стали мазать. По подсчетам получается, что мы свалили сегодня пять тысяч восемьсот восемьдесят девять зомби. Проехали практически по всему городу. И зомби видим заметно меньше. Тех, кого видим, кладем. Андрей и Ильяс спокойно работают на дистанциях до двухсот метров. Я так далеко не стреляю, жду подошедших поближе. Их тоже хватало. Правда, старшина возил нас там, где моряки не особенно-то и постарались — руки не дошли.
По дороге заезжаем в штаб. Змиева нет, но часовые передают нам под расписку ручной пулемет Калашникова и деревянный ящик с винтовочными патронами. К тем восьми ППШ дополнительно. Не шибко щедро за день каторжной и какой-то палаческой по ощущениям работы. Оставляем Змиеву рапорт. Дежурный спрашивает, — сколько упокоили. Показываем цифру. Очень сильно удивляется. Признается, что ожидали вполовину меньшего результата. Николаич приписывает к рапорту просьбу отдать завтра катерникам трупы уголовников — могут пригодиться для отвлечения внимания в ходе десантной операции.
В городе не должно быть мертвяков. На кладбище они должны быть. Тем более что кладбище тут занимает чуть ли не треть острова… Есть место.
До крепости добираемся на двух небольших катерах. Ничего не понимаю в этих агрегатах — вроде как их называли «Фламинго». Николаич называет их гидрографическими судами. Ну ему виднее.
Приткнулись там, где нам предложили, кто где — и как провалились. Как плыли до крепости — не знаю. Отсидел во сне ногу и еле вылезаю. Нашу безобразную высадку заценить явился Званцев. Правда, удивляется, увидев у нас пулемет. Осторожно спрашивает:
— Понравилось ли снаряжение?
Потом удивляется еще больше, когда мы заявили, что никакого снаряжения, кроме пулемета, не было. Я его таким озадаченным еще не видел. Подтянутый и выдержанный каптри неожиданно для всех брякает:
— Вот же фундель толстоголовый!
Помогает тащить ящики. По дороге объясняет Николаичу, что на чердаке дома наискосок от штаба должны были организовать пулеметное гнездо — для взятия под контроль всей улицы. Вот этот РПК как раз предназначался туда. Значит, логически мысля, раз пулемет у нас, в пулеметном гнезде сидят сейчас без пулемета, но со всей снарягой, предназначенной нам. И, очевидно, удивляются, с чего это им вручили с десяток разгрузок, пистолетов Макарова и прочего добра мешок.
Каптри обещает немедленно разобраться.
В «Салоне» нас ждет приятный сюрприз — Саша полностью оклемался и выглядит хоть и жидковато, но уже вполне прилично. Я, правда, по-прежнему ничего не понимаю. Дарья Ивановна говорит, что у Саши и раньше бывали такие температурные свечки, особенно когда поволнуется.
Здороваемся. Улыбаясь как-то по-детски, он стеснительно признается, что сегодня днем рассердился на меня:
— Мне приснился сон, будто я умею летать. Здорово так. И попадаю на инопланетную базу. Инопланетники меня за своего приняли — я ж замаскировался. Они что-то там делают на своей базе, а я ничего понять не могу — что тут, чем они заняты. Прилетел сюда домой — ты мне живот почесал, я засмеялся и упал. И больше не смог летать. А ты мне потом не верил, что я умею летать. Я проснулся рассерженным…
Посмеялись тихонько.
Спрашиваю, с чего это он ночью на голубей ополчился.
Задумывается. Потом выдает:
— Мне сны сегодня всякие снились. Один точь-в-точь по Говарду. Ну этот, «Голуби преисподней». Читал?
— Нет, я этого автора не помню вообще.
— У него написано, что зомби — это так, туповатая быдла. А есть еще зувемби. Это элита черной магии вуду, ожившие после серьезного ритуала мертвецы совсем с другими способностями — они разумны и даже могут приказывать трупам делать то, что хотят; они быстры, могут прикидываться живыми, но весь их разум направлен только на зло и убийство — высшая радость для них.
— Приятные новости…
— Так это только у Говарда… Может, нафантазировал мужик…
— Хорошо бы…
— А то у зувемби и сверхъестественные способности были — могли создавать мороки, сгущать темноту и науськивать живых друг на друга.
— М-да… Хорошо бы, чтоб это было фантазией автора. А зувемби — это штучный товар или массовое производство?
— Да их вроде б считаные единицы. Ну словно как короли зомби. Только они не руководят толпой зомбаков. Они сами по себе. Ибо страшны и велики.
Похоже, что наша компания траванулась сегодня в этих кунгах. Говорю об этом Николаичу. Тот соглашается, что мы отравились, только его удивляет, почему я величаю кунгами обычные грузовые фургоны на «газонах».
— Мы сегодня ездили не в кунгах, доктор. В обычных фургонах. Надписи «Хлеб» не хватает. А так была бы ващще «кровавая эбня». К слову, помнится, вы говорили, что у вас была какая-то история с палачеством и крысами? Не поделитесь?
Отчего же не поделиться. Это запросто, тем более перед ужином еще время есть, да и чистка оружия не мешает трепотне, а нам свои «Судаевы» сегодня чистить и чистить.
— В подготовку медиков курсе на втором входит такой предмет, как патологическая физиология. На первом курсе просто физиология, то есть изучение того, как вообще работает организм; тут резать лягушек приходится. Рефлексы, сокращение мышц, тыры-пыры. Заодно вырабатывается определенная отстраненность от объекта работы. Вот, например, когда надо было на той же физиологии проткнуть скарификатором палец соседу по парте, чтоб взять и сделать анализ крови, мой друг-эстонец предложил себя в виде кролика. Сейчас уверен, что просто еще больше он боялся мне колоть палец. Ну и я сначала три раза не мог ему кожу продырявить, а потом собрался с духом и, как швейная машинка, аж три дырки просадил рядком… руки дрожали. Вот чтоб такого не было, в ходе учебы медиков и дрессируют: сначала на лягушках, на втором курсе: уже на млекопитающих — белых крысах. Живность эта очень отличается от диких братьев — меланхоличные, медлительные. Ничего инфернального. Симпатичные вообще-то зверушки. Вот на них мы и работали. Приходишь на занятия, а там уже лаборанты каждому по крысе подготовили — растянута животина андреевским крестом брюхом кверху на специальной дощечке и приколота за лапы. И спит под эфирным наркозом. В соответствии с задачей вскрываешь животину и потрошишь с той ли иной целью. Изучается реакция организма на то или иное воздействие. Потому как реакция одинакова — что у крыс, что у человека. Ну а когда занятие заканчивается и скотинка начинает просыпаться, ее надо умертвить, потому как она потрошеная и органы у нее, как правило, в недостатке или повреждены за время изучения.
Способ ликвидации простой, такая примитивная вещь, как провод с двумя оголенными концами. Один конец к носу, другой к хвосту. Сердечко дрыг — и останавливается. Ну и кому-то надо быть внештатным палачом. У нас в группе только я после армии, остальные либо девчонки, либо молокососы, либо хитрые и пачкаться не хотят. В первый раз мы так заспорили, что у животин наркоз кончился и они от боли пищать начали. Я не выдержал и плюнул на спор. Ну вот с того времени и кончал крыс после занятия. Надо сказать, что у нас две группы на занятие объединяли. Наша была смешанная, а другая чисто девичья. И девушки там такие подобрались, ну просто все на пьедестале и сверху вниз смотрят. Рядом не стой, близко не сядь. Деликатного воспитания и не нам, быдлам, чета. А я, повторюсь, после армии, да и до этого воспитывали меня в глубоком уважении к Женщине, так что, в общем, относился к ним с изрядным пиететом, аж самому сейчас смешно. Но это сейчас. А тогда мое общение с девушками было в основном сугубо приятным. Вот когда с ними поработаешь, тогда разум просветляется. Именно поработаешь изо дня в день. Оказывается, что мужики гораздо лучше. И порядочнее, и надежнее. Правда, в постели женщины лучше, тут кому как, а мне мужики не нравятся… Но это я отвлекся. Естественно, что девушки из девчачьей группы на меня смотрели как на грязного выродка и паскудного маньяка-убийцу. А тут как раз наша чахоточная погода сообразила, что вообще-то уже май месяц.
Мы сидим на занятии, потеем, потому как топят основательно, а за окном солнце, тепло и зеленые свежесделанные листочки от здоровенной липы прямо в кабинет лезут. И запах от них такой, что начинаешь понимать пчел и даже хочется полететь. Преподавательница ненамного старше нас, молодая, крепенькая, этакая лошадка, но не в смысле лошадеушка, типа Ксюши, а в хорошем смысле — смотришь на такую бабенку, и приятно, что она такая ладненькая, и двигается красиво, и крепенькая вся… Ну никак такую телкой не назовешь — кобылка, и все тут. И видно, что ей из кабинета хочется на волю в пампасы, и все ее поведение такое, что мы, студенты мужеска пола, перемигивались и переглядывались, потому как видно невооруженным глазом любому — мыслями она уже там, где ее такой же жеребец поджидает. Ну может, и не жеребец, а, наоборот, ботаник какой, но насчет того, куда спешит, никаких сомнений. Больно глаза блестят. И как принято нынче говорить, аура соответственная. Остается до конца занятий где-то полчаса, она нам и вещает:
«По учебному плану мы должны еще сегодня сделать практическую работу, но она очень сложная и делать ее придется долго. Я вам сейчас расскажу, в чем она заключается, а вы скажете, достаточно ли вам изложения, или будем проводить работу на практике. Суть работы заключается в наглядном показе того, что эмбрион крысы более вынослив к кислородному голоданию, чем взрослая особь. Берем беременную крысу, извлекаем из ее матки эмбрион, вводим ему в сердце канюлю[30] и засекаем по колебаниям конца канюли частоту сердечных сокращений эмбриона. После этого помещаем под стеклянный колпак эмбриона с канюлей и взрослую крысу. Откачиваем воздух: сначала от кислородной недостаточности погибает взрослая крыса, и только потом эмбрион, потому что его организм более приспособлен к недостатку кислорода — чтобы нормально перенести перипетии родов. Все ли понятно, надо ли вам показывать дополнительно?»
А у самой глаза говорят, ну неужели вам, ослам тупым, непонятно, что я тороплюсь?!
Наша группа, естественно, ответила таким вечевым единодушным гулом, в смысле что яснее не бывает и даже десять показов не будут столь доходчивы, чем ее изложение, и в таком плане. Она аж порозовела от радости и только было собралась сказать, что занятие окончено, как встает самая спесивая сучонка из девичьей группы — Мариной звали, на удивление у нее были волосатые ноги, к слову, — и заявляет таким примерным голоском такой пай-девочки:
«Но вот как же, спросит у нас на экзамене профессор: „Вы видели эту практическую работу или нет?“ — а нам придется сказать, что не видели…»
И глазками так невинно хлоп-хлоп. Мы чуть не подавились от злости — прямо целой группой. Наши-то девчонки в мужском коллективе нормальными были. А тут так доносцем пахнуло… Преподавательница и потухла. Вот за секунду. Необратимо. И потом мы полтора часа смотрели, как она дрожащими от злости руками не может попасть в сердце крохотному розовому комочку эмбриона, и только на четвертом эмбрионе это у нее получилось. Ну какого размера-то сердце у эмбриона! Да, так все и вышло, как она рассказала, — и под стеклянным колпаком от удушья сначала сдохла взрослая крыса, а потом тоненький стальной стерженек, дергавшийся все чаще и чаще, тоже замер. Преподавательница очень сухо попрощалась и вышла вон. Мы стали собираться, а меня как черт дернул, и я повернулся к Марине:
«Слушай, а вот женщины и мужчины — они совершенно равны? Во всем?»
Для современной деушки такой вопрос оказался диким. Она посмотрела на меня как на барана и снизошла до ответа:
«Ну разумеется. Просто странно, что ты такое спрашиваешь».
«Это я для уточнения. Так вот честно признаюсь, что я с удовольствием бы сейчас вместо беременной распотрошенной крысы сунул бы один конец этого провода от электроприбора тебе в пасть, а другой — в жопу, мелкая ты пакость».
«Ты что себе позволяешь?!»
«Мы же равны, не забыла?»
«Я девушка, и ты обязан вести себя пристойно!»
«Я и веду себя пристойно. Была бы ты парнем, набил бы тебе харю. Но ты не парень. Во всяком случае, держись от меня подальше, дрянь недоделанная…»
Разумеется, после этого инцидента между нашими группами пробежала не то что черная кошка, а цельная черная пантера… И всякий раз, когда мне попадалась на дороге эта самая Марина, я не упускал случая сделать ей гадость. Не потому, что злопамятный. Просто не люблю, когда такая вшивота чувствует себя комфортно.
Андрей усмехнулся и вдруг сказал:
— А я тоже был подопытной крысой.
— Это как?
— Лежал на излечении тут, в ВМА. Но не слишком хорошо выздоравливал. Однажды подходит ко мне лечащий врач со шприцем, сам делает укол. Даже странно.
— Что это вы, товарищ майор, сами укол делаете?
— Да понимаешь, какое дело, тут нашего изобретения препарат. Но он еще не прошел утверждение наверху. Его вроде бы как и нет. Но тебе должен помочь. Так что, если не возражаешь, я тебе курс проколю.
А мне уже так тошно от того, что у меня и раны толком не заживают, и пневмония не проходит, что на что угодно согласен. Ну и действительно, после этого курса стало куда лучше, подняли на ноги, можно сказать.
— А от чего лечили-то? — немножко неуместно влезает в разговор Кот-Рыболов.
Андрей смотрит на него и неохотно отвечает:
— Полез куда не надо. Позиция оказалась — заглядение. Ну и не выполнил старое правило — больше двух выстрелов с одной позиции не делать. Увлекся — там же они были как на ладони, не удержался. На втором магазине меня и засекли, и смотаться не успел — попал под взрыв. Приложило меня качественно — ни охнуть, ни пукнуть. Первые сутки еще держался, боялся, что если начну стонать, то могут меня найти.
— Чего плохого-то, если б нашли? — Кот-Рыболов аж ближе подвинулся. — Помогли бы!
— Эти помогли бы так, что я долго бы жалел, что не убило сразу… Они на этот счет мастаки были…
— А! — понимает Демидов.
— А дальше я три дня валялся практически без сознания. Хорошо, наши вернулись, отыскали. Вот после этого и лечился. Там еще и от крысьих укусов лихорадка добавилась, и пневмония. Еще хорошо, что раны чистые были: помощники смерти тогда удивлялись — сам грязнее грязи, а раны — чистенькие.
— Опарыши? — догадываюсь я.
— Они самые, — степенно кивает Андрей.
— А, это я видал, — радостно заявляет Кот-Рыболов. — У бомжа по кличке Рожа они водились, я сам видел!
— Кличка хорошая.
— Это он всем говорил, что болезнь у него такая — рожа. А всамделе ноги гнили.
— Ну так это и есть рожистое воспаление, рожа.
— Тему для разговора вы выбрали… А нам ужинать скоро… — недовольно замечает Серега.
— Тема как тема. В нынешнее время, можно сказать, актуальная весьма. Да и не прикидывайся, Сережа, сам ведь рассказывал, как вы с похмелья утречком свою же наживку сожрали? Лучше дай-ка масленку.
— Держи! Это не я жрал. А так да, было, спутал с пловом с похмелухи… Похоже, не только у нас такое было, слышал и от других. Но все равно буэ-э-э-э, а не тема для вечерней беседы, — стоит на своем вологодский.
— А почему это — актуальная?
— Собсно, этот метод чистки ран, особенно нагноившихся, сложных в обработке или при отсутствии оказания квалифицированной помощи, может быть использован (не дай бог, конечно, чтоб до такового дошло) в наше время. Суть простая — пищеварительная система опарышей приспособлена к перевариванию только разлагающихся тканей. «Живое мясо» им не по зубам, а вот гной, мертвые участки кожи и мышц — самое то. Соответственно в открытую рану мухи тут же откладывают яйца, ну и дальше идет процесс очистки. Выглядит это для неподготовленного человека тошнотворно, но определенно приносит пользу. Уничтожая мертвые ткани, опарыши уменьшают интоксикацию раненого, и если сравнивать раненого с опарышами в ране — его состояние будет лучше, чем у того, кто лежит с неочищенной раной. Искренне надеюсь, что это никому не пригодится, но если что — в жаркое время и в катастрофической ситуации, — имейте и это в виду. Хотя грамотная хирургическая обработка раны, безусловно, лучше.
— А я в Инете видел японца, так его в госпитале личинками лечили — у него мозги торчали. Так они, похоже, боялись инструментом там колупаться, потому этих личинок туда запустили… — замечает Саша.
— Да, была такая публикация, тоже видел.
— Кому как, а мне больше подорожник или зверобой нравится.
— Андрею в городских руинах подорожник со зверобоем искать было бы натужно…
— Тоже верно. Но мухи же могут заразу в рану занести.
— Могут. Потому, когда опарышей используют в официальной медицине, то их выращивают в стерильных условиях. Хотя при огнестрельной ране заразы там и так полно — и куски одежды грязные, и пуля нестерильная. А то еще и земля, и прочая грязь влетает. Особенно при разрыве.
— Хорошо, опарыши вкусно питаются в ране, а вопрос вот в чем: как на рану влияют отходы их жизнедеятельности? Они-то по ходу в ту же рану испражняюцца…
— В рану гадят опарыши серой мухи. Ее еще вольфартовой называют. Редкая сволочь. Ее личинки в ране вредят от души, могут дел наворочать. А зеленой и синей вообще не гадят — у них все при себе остается, такое устройство. Вот эти помогают. Потом окукливаются — вот там все вместе с оболочкой и остается. Причина в том, что у зеленой и синей мух опарыши очень брезгливые и свое дерьмо им аппетит портит, вот они его в мешок и складывают.
— Серьезно?
— Не совсем. Там на самом деле все немного сложнее, но что я вам тут голову морочить буду. Говоря проще, разные виды паразитирования — одним нужно, чтоб хозяин выжил, другим это по барабану. Соответственно разные паразиты по-разному себя и ведут в гостях.
— А в хирургии когда опарышей медики используют?
— Это делают при пересадке кожи, особенно на обожженных участках тела, когда отмершие ткани препятствуют приживлению трансплантата. Ну и в ряде случаев, когда инструментальная обработка раны опасна — как у японца этого.
— Раненому-то небось противно?
— Ну как я от коллег слыхал, которые воевали и таковое видали своеглазно, личинки жрут первоочередно мертвую ткань и потому особого беспокойства раненым не причиняют, пациенты жаловались, что щекотно или чешется. А вот когда личинки смолотят все мертвое и начинают пытаться жрать «живое мясо», тут жалобы другие: больно, дергает или режет. Андрей, так?
— Не знаю. Плохо помню. Щекотали — да, было вроде.
— Ладно вам, а? Похоже, у нас такого не будет. Доктор есть свойский — без опарышей обойдемся.
— Вот никак не пойму, ты же рыбак заядлый — руками этих опарышей перешшупал сотни. А тут тебя вон как корчит.
— Так ужинать же будем!
— Тут такой нюанс — мы ж невероятно цыфилизованны. У нас такого быть физисески не могет. Как же ж, опарыши! Ужасти ужасные! — фыркает сердито Ильяс.
— Вот-вот! Потом попадает такой пациент или, не дай бог, боевые действия — молодежь в ужасе и либо корячится сама, либо, если рядом есть старшие, оказывается, что старшие с таковым сталкивались, только рассказывать неудобно было… Самое грустное, в Великую Отечественную ровно та же хрень была. Учили одному, а получилось совсем другое — от отношения к медперсоналу солдат противника до использования подручных средств.
— А я в Инете читал, что скоро бы и опарыши не понадобились — вещество под названием сератицин синтезирует обыкновенный опарыш. Исследование показало, что сератицин эффективен против двенадцати штаммов одной из самых устойчивых к антибиотикам бактерии — метициллин-резистентного золотистого стафилококка. Ученые напоминают, что еще на заре медицины опарыши применялись для лечения ран. В ближайшее время исследование продолжится, вполне возможно, что в скором будущем продукт жизнедеятельности опарышей можно будет приобрести в виде мази или таблетки.
— О, память! Мне б такую…
Саша смущается…
— Доктор, как думаешь, мясо лучше сохранится с опарышами или нет? — Вовка прост, как винтовка-трехлинейка, и, как я успел убедиться, сугубый практик во всем. — Обычно свежак в крапиву заворачивают, чтобы оно не протухло, а если такая «потемкинская» тема начнется, может, оно еще лучше сохранится? Тухлятину съедят, а чистенькое останется.
— Ну вообще-то по аналогии — да. Они ж жрут что подтухло с большим аппетитом.
— Тьфу ты! Вы потом морально это мясо есть сможете?
— Да вообще-то жрали. Доводилось. Как сказал приятель-грузин: «Не тот червь, что ты ешь, а тот — который тебя ест!» Нормально, обмываешь, обрабатываешь уксусом и горчицей — и ниче так. Если жрать охота, а взять негде. Правда, контингент был — кто и воевавший, а кто просто служивший…
— Ирландцы вообще тухлое мясо жрут, как и наши северяне — ферментная система у них слабая. Еще и гордятся своим ирландским рагу из тухлятины.
— Смех смехом, а жрать захочешь — и не такое съешь. Чтобы это понять, нужно поголодать. Не дома возле холодильника, а серьезно, по-настоящему денька два-три. Тогда и китайцы становятся понятны, когда они жрут все, что шевелится или уже отшевелилось. Эй-эй! Это мой затвор, куда потянул! Твой вот лежит!
— Не сползайте с темы. Меня этот вопрос в принципе интересует, с высоты, так сказать, вучености. Опарыши — это же не трихинеллез, мясо очистить не особо сложно, но вот как оно при этом сохраняется? Вот это вопрос.
— Ну как мне говорили умные люди, главное — яиц мушиных не нажраться. А опарышей-то частенько жрут, особенно рыбаки на рыбалке да по пьяни… Насчет мяса — тут, боюсь, только экспериментальным путем.
— А что мешает его засолить? — Начитанный все же человек Саша. Кто ж еще сейчас про солонину-то помнит?
— Ты когда-нибудь засолкой мяса занимался? И потом его ел?
— Нет.
— То-то и оно. Свеженина против солонины… Сравнения нет. Никакого, ни разу.
— Вряд ли доктор здесь поможет… Один известный доктор своим новаторством довел команду не менее известного броненосца до бунта… «Мясо вполне пригодно для пищи. Да оно само за борт лезет!» — цитирую из Сергея Эйзенштейна «Броненосец „Потемкин“». — Ну не поняли тогда матросы, что такое «макароны по-флотски»… Вы будете смеяться, но опарыши на мясе действительно не являются препятствием для использования его в пищу. Это я вам точно говорю, мне камарат рассказывал, а он ветеринарно-санитарный эксперт был. Надо смыть опарыши водой, сварить мясо — и всех дел.
— Эх, не было нас на «Потемкине»… Глядишь, история по-другому бы пошла…
— Сильно же вы оголодали, — это Дарья входит и в комнату, и в разговор, — о такой дряни заговорили. Оружие почистили? Давайте ужинать!
— Что сегодня на ужин?
— Тушеная медвежатина в специях. На всякий случай тушила пять часов. Немного рыбкой попахивает, но мягчайшая — и свежая, без всех этих ваших гадостей.
Перед началом трапезы Николаич разливает водку, пользуясь своей чаркой — я ее раньше видел, но теперь вблизи замечаю, что она серебряная и вроде старинная.
— Николаич, а что это за чарка?
— Копия чарки для раздачи винной порции на флоте в царское еще время.
— А покажите поближе?
Тут уже все заинтересовались, стали смотреть.
— Одна сотая часть ведра, — читает Ильяс. — Это сколько? Сто грамм, похоже?
— Сто двадцать три.
— Старинная!
— Нет, к сожалению. Это один из мастеров местных делает — из Монетного. Реплика, называется. Но мне все равно нравится.
— Да, красиво.
— Давайте выпьем. Тяжелый был день. Давайте выпьем за живых, чтоб нас побольше осталось!
Выпиваем. Надо бы водку получше охладить, нельзя сказать, что теплая, но похолоднее бы хотелось.
А мясо в самый раз получилось. Рыбного запаха практически не чувствуется, хотя он должен бы быть, но специи Дарья умело применяет.
— А похоже на медвежатину.
— И на китятину.
— Так это и есть медвежатина!
— Так белая все же…
Заканчивается трапеза кофеем из каких-то эрзацев и потому без кофеина.
— Надо бы овощей раздобыть, — говорит Дарья, после того как ее многоголосо отблагодарили за ужин.
— Тут рынок поблизости был. Там должны быть и овощи, и фрукты.
— Померзли, наверное.
— Не должны бы. Морозов сильных не было. Другое дело, там ведь, похоже, все продавцы с покупателями остались?
— Скорее всего, да. И лучше бы туда на броне добираться. Как там у артиллерийских с бээрдэмами? Что слышно?
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |