Я закрыла глаза и вздохнула: — Да, Джейк, вам придётся поработать над хорошим поведением вампиров.
— Нам? – не поверил своим ушам индеец. – А как же вы?
Я невесело засмеялась.
— Если ты забыл, все мы закончили школу, поэтому максимум этим летом мы уезжаем из города.
— И куда вы поедете? – тихо спросил Джейкоб.
— Мы уже сделали целый план действий, — встряла Элис. – Я сейчас, — и на секунду исчезла. Когда она снова появилась на кухне, у неё в руках была большая карта, Элис подошла к столу, и разложила её. Как оказалось, это была огромная карта мира: — Вначале, Джейк, запомни – мы будем учиться только в больших и людных городах – чтобы тебе было проще найти нужный город на карте. Если ты захочешь к нам наведаться, запоминай: Сан-Франциско, Лас-Вегас, Лос-Анжелес, Сан-Диего, Линкольн, Канзас-Сити, Альбукерке, — тут Эдвард многозначительно посмотрел на меня. Ну вот, наверняка Альбукерке выбрал Эдвард!, — Хьюстон, Майями, Мехико, Вашингтон, Нью-Йорк, Бостон, Портленд и Колумбия. Ну, потом мы подумаем, как быть дальше.
— А как же солнце? – Блэк нахмурился. – У вас же кожа…
— Не бойся, мы позаботились об этом, сказал Эдвард. – У нас есть специальные костюмы для таких случаев – они очень тонкие, и напоминают вторую кожу. Даже если бы я не закупил парочку таких костюмов, мы могли бы просто перебраться в Канаду – она не солнечная, и идеально нам подходит. К тому же, Гренландия, Арктика, Антарктида и Аляска с распростёртыми руками примут нас, даже не заикнувшись – ведь там-то мы сможем ходить в школу каждый день! Конечно, эта перспектива не должна нас радовать, но всё же это помогает нам. Ежедневное посещение школы как — будто протягивает нам нить к человеческому существованию. Понимаешь Джейк, есть тысячи ниточек, привязанных к человеческой жизни. Каждый человек, как только рождается, ловит все эти нити, и ему это проще, чем тебе, скажем, убить комара.
Мой друг хмыкнул.
А вот вампирам после перерождения поймать все нити не просто – я бы даже сказал невозможно. Каждая ниточка разная, и каждая из них по-своему тяжела. Поедание попкорна, походы в кино, поездки в разные страны, вязание – всё это своеобразно. Я читал легенды вампиров – да и Карлайл знает их предостаточно – и в одной рассказывалось о вампире, который всё в жизни – или, точнее, существовании – перепробовал. К примеру, он ел человеческую еду, он научился спать – нашёл какой-то древний метод, он не пил человеческой крови – это потребовало огромной жертвы – он пожертвовал своей возлюбленной, — тут Эдвард пристально посмотрел на меня. – Но я бы так не поступил даже ценой своего существования…Ну так вот, он общался с людьми, потому что после того, как он перестал пить человеческую кровь, этот вампир потерял способность быстро передвигаться, ослеплять, пугать, и он потерял силу, но ему это очень нравилось…В конце концов, он делал всё, что делал настоящий человек, кроме одного – он всё ещё не старел. Это очень мучило старого вампира, и он провёл много часов над разгадкой этой тайны. В то время, как он был занят – а продолжалось это несколько десятков лет — люди заметили, что он не стареет, и заподозрили в колдовстве. Это было в 16 веке, поэтому люди не очень удивились – у них каждый третий был колдуном! «Этот вампир вовсе не сопротивлялся, когда его забирали из дома, и несли к центру города» — писал очевидец Дарвин Амбаре. Он писал, что считает, как будто этот вампир не сопротивлялся из-за нехватки силы. Но, как бы там ни было, мне кажется, что он мог сопротивляться, если бы хотел, но видно этот вампир вовсе отчаялся из-за того, что не может стать человеком, и сдался. В итоге он ничего не получил – сам умер, и возлюбленную погубил.
Кухня погрузилась в тишину. И тут я услышала тихий, но грозный цокот каблуков. «Розали!» — со страхом подумала я. Украдкой посмотрев на Эдварда, Элис и Карлайла, я поняла, что они тоже услышали шаги Розали, в отличие от Джейка. Ох, бедный мой друг – они же друг друга не переваривают!
Тут двери резко открылись, и в кухню гордо вошла блондинка-красавица. Её волосы были аккуратно уложены, а сама девушка была одета в шёлковую кофточку и короткую джинсовую юбку. На её ногах красовались красивые туфли с платформой в 15 сантиметров. Не смотря на такой ухоженный вид, лицо Розали пылало от гнева.
— Что здесь делает эта псина, и почему у нас в доме находятся шестеро человеческих и совершенно незнакомых мне детей? И объясните мне, почему от одной девочки не пахнет человеком, у неё бледная кожа, красные глаза и не бьётся сердце? Если это вампир, я вас убью! И вы не отвертитесь!
Мы уже хотели ответить, но тут в кухню влетел Эмметт с довольной улыбкой на лице:
— Вы привели обед? Мы ведь не пьём человеческой крови! А вы в курсе, что они не очень-то аппетитно пахнут? Если бы вы привели взрослых…
— Ты вообще в своём уме? – заорала вдруг Розали. Я удивилась – она так любит Эмметта…Я ни разу не слышала, чтобы она на него кричала…
Видно, услышав крик Розали, Джаспер забеспокоился, потому что через одну тридцатую секунды двери кухни вновь распахнулись. Джас пристально посмотрел на блондинку – видно, решил использовать свой дар – но она ни на каплю не успокоилась. Почему она так злится? Ей надоело воевать, и рисковать жизнью Эммета – я её понимаю. Ну почему вся моя семья должна чувствовать себя обязанной драться, если опасность вновь и вновь настигает только меня? Я закрыла лицо руками, и вышла из кухни. Не успела я пройти даже трёх шагов, я услышала крики, а затем рычание. Кроме того, что нас настигла напасть из 20-22 сильных вампиров, так ещё и Розали с Джейкобом борются друг с другом, можно сказать, на смерть. Эта борьба уже не объяснялась ревностью к Ванессе – моя дочь была довольно взрослой, чтобы решать самой, с кем проводить своё свободное время…
— А эта фотография была сделана в мои пять лет. Это мой папа, а это – мама. Вот эта светловолосая – моя тётя Розали. Тот, что рядом с ней – видите? – это мой дядя Эмметт. Это дядя Джаспер, а это – моя тётушка Элис, которую часто называют эльфом…А это мои дедушка и бабушка по папиной линии – Карлайл и Эсми. Эсми лучшая бабушка в мире – она такая добрая! К сожалению, здесь нет моего дедушки и моей бабушки по маминой линии – они были очень заняты.
Ах, ну конечно, Ванесса показывает своим друзьям нашу семейную фотографию, которая на самом деле была снята всего три месяца назад. Но сейчас меня не волновал быстрый рост Ванессы – у меня были дела поважнее. К тому же, я знала, что ровно в 7 лет она будет выглядеть на 18 и перестанет взрослеть. Сейчас мне больше всего хотелось отдохнуть, и почитать что-нибудь из книжек, которые мне подарил Эдвард. Когда я зашла в комнату моего мужа, я разлеглась на кровати, и открыла книгу «Гамлет», которую прихватила, выходя из кухни. Став вампиром, я начала не только быстро бегать, но и читать, поэтому уже через десять минут я читала 66 страницу, и меня зацепил один кусочек:
"Косматый Пирр — тот, чье оружие черно,
Как мысль его, и ночи той подобно,
Когда в зловещем он лежал коне, -
Свой мрачный облик ныне изукрасил
Еще страшней финифтью ныне он -
Сплошная червлень весь расцвечен кровью
Мужей и жен, сынов и дочерей,
Запекшейся от раскаленных улиц,
Что льют проклятый и жестокий свет
Цареубийству; жгуч огнем и злобой,
Обросший липким багрецом, с глазами,
Как два карбункула, Пирр ищет старца
Приама".
Это очень напоминало Вольтури – убить женщин, мужчин и детей ради крови. Хм, а ведь когда-то они были людьми. Интересно, какими они были – добрыми или кровожадными как сейчас? А возможно это власть сделала их такими…Прочитав ещё пару страниц, меня поразили слова Гамлета:
Мать, умоляю,
Не умащайте душу льстивой мазью,
Что это бред мой, а не ваш позор;
Она больное место лишь затянет,
Меж тем как порча все внутри разъест
Незримо. Исповедайтесь пред небом,
Покайтесь в прошлом, стерегитесь впредь
И плевелы не удобряйте туком.
Простите мне такую добродетель;
Ведь добродетель в этот жирный век
Должна просить прощенья у порока,
Молить согбенна, чтоб ему помочь.
Вот уж правда… «Такая мазь замажет рану коркой, а скрытый гной вам выест всё внутри» — точно то же, что было со мной и Эдвардом перед моим прыжком со скалы. Те семь месяцев я вспоминала с болью, и мне было больно именно так – я скрывала свою боль, никому её не выказывала – но всё же она была…А последние слова: «…как в наше время просит добродетель прощенья у порока за добро, которое она ему приносит…»выражали наше с Эдвардом прошлое. Прошлое, когда я сама ещё, будучи человеком просила прощения у Эдварда за то, что порчу ему жизнь. Как он делал то же самое. Но всё это было неправдой – а просить-то прощения не за что, все должны быть на равных. Пролистнув ещё два листа, я снова наткнулась на понравившуюся мне фразу – эта книжка действительно была прекрасным источником мудрых фраз:
Идем, Гертруда, созовем друзей;
Расскажем им и то, что мы решили,
И что случилось; так, быть может, сплетня,
Чей шепот неуклонно мчит сквозь мир,
Как пушка в цель, свой ядовитый выстрел,
Минует наше имя и пронзит
Неуязвимый воздух. О, иди!
Страх и смятенье у меня в груди.
Меня так захватили эти слова, что я начала читать и читать, не замечая, что происходит вокруг:
Не стану спорить: ты любил отца;
Но, знаю сам, любовью правит время,
И вижу на свидетельстве примеров,
Как временем огонь ее притушен.
Таится в самом пламени любви
Как бы нагар, которым он глушится;
Равно благим ничто не пребывает,
И благость, дорастя до полноты,
От изобилья гибнет; делать надо,
Пока есть воля; потому что воля
Изменчива, и ей помех не меньше,
Чем случаев, и языков, и рук,
И "надо" может стать как трудный вздох
Целящий с болью.(слова короля)
Зной, иссуши мне мозг!
Соль семикратно жгучих слез, спали
Живую силу глаз моих! — Клянусь,
Твое безумье взвесится сполна,
Пока не дрогнет чаша. Роза мая!
Дитя, сестра, Офелия моя! -
О небеса, ужель девичий разум
Такой же тлен, как старческая жизнь?
В своей любви утонченна природа -
И вот она шлет драгоценный дар
Вослед тому, что любит.(слова Лаэрта)
Поучительность в безумии: думы в лад воспоминанию.(слова Лаэрта)
Мне так нравились эти выражения, что я вспомнила о словах Ромео:
Болезнью шутит тот, кто ран не ведал.
(Джульетта показывается у окна).
Но тише! Что за свет в окне мелькнул?
О! то — восход! Джульетта — солнце!
Встань, солнце красное! Убей ты месяц
Завистливый, поблекнувший с печали,
Что, жрица месяца, его ты краше.
Не будь же жрицей ты его, когда он
Тебе завидует. Покров его весталки,
Болезненно-туманный, сбрось с себя ты!
Вот, вот моя царица, вот моя любовь!
Когда б она лишь знала!.. Что-то шепчут
Ее уста... но не слова. Что нужды?
Взгляд говорит и я отвечу... нет!
Я слишком дерзок, — не ко мне те речи!
Две самых ярких звездочки небесных,
Куда-то отлучившихся, велели
Очам ее блистать до их возврата.
А что, когда бы точно были очи
На месте их, — они же там, где звезды?
Померкли б эти звезды перед блеском
Ее ланит, как меркнет перед светом
Дневным лампада; очи же с вершины
Небес такой бы разливали свет
В воздушных высях, что запели б птицы,
Принявши ночь за день... Вот, вот она
Склонилась на руку щекою...
Ах! если б быть перчаткой этой ручки,
Коснуться этой щечки!
Говорит!
О, говори же, светлый ангел! Блещешь
Ты в этой тьме над головой моей,
Как блещет неба посланец крылатый,
Когда пред изумленными очами
Во прах повергшихся людей опережает
Он облаков тяжелый ход
И по воздушной выси реет.
Такие чудесные, полные романтизма слова…Мои чувства к Эдварду я могла выразить только словами Шекспира. Все строки Вильяма имели окраску нежно-розового или светло-голубого. Как ни странно, Шекспир писал так, как никто до него. Впервые я узнала и прочитала «Ромео и Джульетта» когда мне было лет десять, и вот уже девять лет я восхищаюсь этим великим писателем. Не то, что бы я не перечитывала «Грозовой перевал», но у Шекспира рассказы заканчивались так трагично, что мне каждый раз хотелось плакать. Вильям писал очень реалистичные сцены его века. Он оценивал всё мудро – со стороны холодной правды – не всегда в нашей жизни счастливые концы…Но то, как боролись за своё счастье Ромео Монтекки и Джульетта Капулетти, было очень похоже на нашу с Эдвардом борьбу – мы были готовы отдать всё друг за друга. Я превратилась в вампира ради Эдварда, а он не убил ни одного, пусть даже плохого человека – и всё ради меня. И он готов был точно так же, как и Ромео, последовать в могилу за мною – и Италия тому доказательство. И я была уверена, что поступила бы точно так же. Как и Джульетта. Ну а Парис? Парис попросил Ромео умереть возле Джульетты, но я так и не поняла, действительно ли Парис любил Джульетту, или это было только из-за красоты. А если бы Джейк не влюбился в Ванессу, он бы умер возле меня? Если бы он не нашёл никого, и продолжил бы любить только меня? Наверное, да. И тут я представила себе три могилы: «Джейкоб Блэк. 1993-2009.», «Белла Каллен. 1991-2009.» и «Эдвард Каллен…1901-2009.» — ага, просто отлично! Все будут приходить и смотреть на эту умопомрачительную цифру…А я уверена, что Карлайл поставит его могилу – его пустую могилу – возле моей из-за того, что он знает глубину чувств Эдварда не хуже самого Калена.
Я замотала головой – рассуждать на такие темы очень жутко и опасно. Каждый человек или вампир имеет шанс для второй попытки – пережить жизнь заново, начать жить с нового листа. Но только я уже начала – я переродилась в вампира, и в любую секунду меня могут разодрать на миллион кусочков и сжечь в костре. А вот Эдвард и Джейкоб могут жить. Они должны и имеют право существовать, так как не совершали ничего такого, за что должны были поплатиться. А я должна нести этот тяжёлый груз, но я это заслужила – причинила столько боли. И всё равно, больнее всего мне было расстаться с Эдвардом:
* * *
«Мне показалось, что была зима,
Когда тебя не видел я, мой друг.
Какой мороз стоял, какая тьма,
Какой пустой декабрь царил вокруг!
За это время лето протекло
И уступило осени права.
И осень шла, ступая тяжело, -
Оставшаяся на сносях вдова.
Казалось мне, что все плоды земли
С рождения удел сиротский ждет.
Нет в мире лета, если ты вдали.
Где нет тебя, и птица не поет.
А там, где слышен робкий, жалкий свист,
В предчувствии зимы бледнеет лист»
* * *
«Мои глаза в тебя не влюблены, -
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.
Ушей твоя не услаждает речь.
Твой голос, взор и рук твоих касанье,
Прельщая, не могли меня увлечь
На праздник слуха, зренья, осязанья.
И все же внешним чувствам не дано –
Ни всем пяти, ни каждому отдельно –
Уверить сердце бедное одно,
Что это рабство для него смертельно.
В своем несчастье одному я рад,
Что ты — мой грех и ты — мой вечный ад»
* * *
«Любовь — недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
Мой разум-врач любовь мою лечил.
Она отвергла травы и коренья,
И бедный лекарь выбился из сил
И нас покинул, потеряв терпенье.
Отныне мой недуг неизлечим.
Душа ни в чем покоя не находит.
Покинутые разумом моим,
И чувства и слова по воле бродят.
И долго мне, лишенному ума,
Казался раем ад, а светом — тьма!»
И тут мои глаза наткнулись на ещё одну прекрасную сонету:
Ее глаза на звезды не похожи
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
Прямо слова Эдварда… И какие красивые… Я читала, и понятия не имела, что возле меня сидел мой муж. Лишь когда он дотронулся до книги, и спросил: «Можно?», я поняла, что нахожусь в комнате не одна. Я подняла глаза, и посмотрела на Эдварда.
— Привет.
— Привет, — грустно улыбнулся он.
— Ну и что вы решили? А как там Джейк? – спросила я, смотря в окно.
— С Джейком всё в порядке – мы с Карлайлом скрутили Розали, и вывели её из кухни, — усмехнулся Эдвард, а потом снова дотронулся до книжки: — Так можно взять?
Я снова посмотрела на своего мужа, на его божественное совершенство, и немного смутилась – лишь бы он не прочитал то, что было написано на странице, которую я открыла. К сожалению, он всё же посмотрел на эту страницу, и быстро прочитал сонету. Затем он улыбнулся, и нежным взглядом посмотрел на меня:
— Да, иногда Шекспир выражается просто прекрасно…
Я отвела взгляд, и ответила на его вопрос:
— Да, конечно, — а затем отдала книгу. Затем я подняла голову, и прислушалась — что делают дети?
— Ну вот, смотри, к этой фотке больше подходят сердечки, — голос Ванессы.
— Да нет, рамка с цветами больше! – голос незнакомой мне девочки. Тут я поняла, что они занимались фотошопом.
— А что если применить и то и другое? – голос мальчика. В его голосе звучало безразличие, и, видимо, он лишь пытался успокоить девочек.
— Нет, так не выйдет… — перебила его Ванесса. — Тогда давайте выберем…
— …например, черепа, — закончила уже другая девочка. Тихий, какой-то приглушённый и подавленный голос – он отличалась от голосов детей, которых я услышала. Дети были всегда полны энергии, а эта девочка была как будто…мёртвой. Я содрогнулась от этого слова, но это было правдой – голос девочки был похож на шёпот ветра, и какой-то серый. У Ванессы, да и у других девочек, голоса были яркими, и подходили под цвета радуги. Если у человека застенчивый голос – золотистый или пурпурный цвет подходил больше всего. Если в голосе звучала зависть – зелёный, горе – коричневый или тёмно-фиолетовый, радость – салатовый или красный, ненависть – синий и…белый – ненависть ничего не важного не содержала, в отличие от других чувств. Радость – это всегда серебристые искры, любопытство – розовые разводы, непонимание – бирюзовые крапинки, а любовь…Любовь всегда выражала больше, чем есть. Любовь содержала и оранжевые молнии – разлуки, и чёрные дыры – измены, и красные цветы, и розовые тона, и светло-жёлтые поля – времена счастья. Любовь – это не то, чем кажется. Любовь – это намного больше, чем маленькое, безобидное слово или временное чувство. Любовь – если это настоящая любовь – остаётся в нашей душе навсегда. Она обязательно оставит свой след, и, к сожалению, не всегда приятный.
— Белла, ты читала этот кусочек? – тихо спросил Эдвард. Я медленно повернула голову, и посмотрела на страницу. На ней были написаны слова Гамлета:
Быть или не быть — таков вопрос;
Что благородней духом — покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством? Умереть, уснуть -
И только; и сказать, что сном кончаешь
Тоску и тысячу природных мук,
Наследье плоти, — как такой развязки
Не жаждать? Умереть, уснуть. — Уснуть!
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
Какие сны приснятся в смертном сне,
Когда мы сбросим этот бренный шум, -
Вот что сбивает нас; вот где причина
Того, что бедствия так долговечны;
Кто снес бы плети и глумленье века,
Гнет сильного, насмешку гордеца,
Боль презренной любви, судей медливость,
Заносчивость властей и оскорбленья,
Чинимые безропотной заслуге,
Когда б он сам мог дать себе расчет
Простым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,
Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,
Когда бы страх чего-то после смерти -
Безвестный край, откуда нет возврата
Земным скитальцам, — волю не смущал,
Внушая нам терпеть невзгоды наши
И не спешить к другим, от нас сокрытым
— И что же, Эдвард?
— Вот что значит умереть – сном забыться. Ты много раз задавала вопрос – почему я хотел умереть, как только умрёшь ты. Вот и ответ – я хотел забыть обо всех земных привязанностях, и просто уснуть глубоким сном.
Я опустила голову, и задумалась – да, это было бы чудесно. Уснуть…и видеть сны. Не думать ни о чём. Побыть хотя-бы час – другой в мире, полностью изолированном от всех неприятностей. А что нас ждёт в этом мире? Справиться с 20 хорошо подготовленными вампирами (а возможно их будет больше)…Они хитры и умны. Они ловки и коварны. Они знают наши трюки, но мы не знаем их способности.
— Эдвард…
— Да, Белла?
— А что, если отвезти Дейзи к Вольтури? – я замолчала, боясь издать даже самый тихий звук. Я знала, как Эдвард относится к Вольтури. Он относился к ним так же, как и все Каллены(в том числе и я конечно) – с неприкрываемой неприязнью. Вольтури сделали так много плохого, но нам придётся поступить так – ради них же. Конечно, с этими вампирами могла бы справиться и Джейн, но я не уверена, что среди такого количества вражеских вампиров нету хоть кого-то, кто имеет талант точно как у меня. А это значит, что кто-то, возможно, сможет точно как и я не чувствовать боли при атаках Джейн или Алека – её брата – близнеца.
— Белла, ты знаешь, почему в военных походах самый лучший из нас Джаспер?
— Ну, — я задумалась, и осторожно сказала: — Из-за того, что он бал военным, и потому что он знает о новорождённых всё?
— Нет, — Эдвард покачал головой. – О новорождённых я знаю точно столько же – из головы Джаспера. Подумай ещё, радость моя.
Я нахмурилась, но тут Эдвард быстро ответил сам себе: — Джаспер знает, когда нам или нашим противникам лучше всего нападать. Сейчас мы – самые сильные после Вольтури, а поэтому…
— Подожди секундочку, мы знаем, что эту вампиршу прислал какой-то сильный главарь – он явно против Вольтури, Элис же сама сказала. Я что-то запуталась, о чём мы говорим.
— Ну, это и вправду мог быть кто-то из Вольтури – один сильный охранник, которому надоело подчиняться Аро, Марку, Каю и остальным. На 100% я уверенным быть не могу, но предполагать мне никто не запретил.
— А ты, что же, не можешь прочитать мысли Дейзи?
— Могу, конечно, но она об этом не думает, — грустно сказал Эдвард. – Наверное, девушку предупредили о моих способностях, но только как главарь этой банды узнал, что я умею читать мысли? А самое главное – как это у них выходит?
— Что выходит? – недоуменно спросила я.
— Ты же знаешь, Белла, что вампиры могут думать обо всём сразу – ну, о многих вещах одновременно, и это не прекратить. А вот они нашли какой-то метод думать как люди и оборотни – об одной вещи. И прямо сейчас каждый из них думает о всяком бреде – о курсах вышивания, чемпионате по теннису, гонках во Франции, об участии в Олимпийских играх 2012, о поездке на море.
— И что же нам делать? – грустно спросила я.
— Остаётся надеяться на предвидения Элис, нашу удачу и силу, — ответил Эдвард намного пессимистичнее, чем я хотела бы. Затем он замолчал, и мы две минуты сидели в тишине. Когда я встала, мой муж подался за мной, но я остановила его: — Я сама – лишь проверю как там дети.
— Я с тобой, — сказал Эдвард, взял меня за руку, и спокойно – с человеческой скоростью – вывел меня из комнаты. Когда мы оказались на первом этаже, я увидела, что сейчас в фотошопе дети переделывали семейную фотографию.
— А почему это у меня такие огромные ногти? – громко сказала я, и дети даже подпрыгнули, а затем повернулись ко мне.
— О, мама, привет! – бодро сказала Ванесса.
— Здравствуйте, миссис Каллен, — так же живо сказала рядом сидящая девочка. – Меня зовут Эмма, — у этой девочки были русые волосы, серовато-голубые глаза и персиковая кожа.
— Здравствуйте, мисс и мистер Каллен, — низким и немного хриплым голосом произнёс мальчик, который стоял возле окна. У него была смуглая кожа, короткие чёрные волосы и глубоко посаженные карие глаза – прямо маленькая копия Джейка. – А меня зовут Коул. Коул Хьюстон.
— Приятно познакомиться, Коул и Эмма, — вежливо сказал Эдвард. – А как зовут ваших друзей?
— Это Дейзи, — сказала Эмма, указывая на невысокую темноволосую девочку с сиреневыми глазами. Насколько я помнила, глаза Хайди были точно такого же цвета – из-за смешивания голубых линз и гранатовых глаз. К тому же, ё кожа была так же бледна, как и наша, а черты лица и фигура идеальны. – А это моя лучшая подруга – Сьюзан.
Сьюзан оказалась весёлой девочкой со светлыми волосами, собранными в два хвостика. У Сью были зелёные глаза, светлая кожа и ямочки на щеках, поэтому мне было приятно смотреть, когда она улыбается. А ещё её нереально длинные ресницы напоминали мне Эдварда.
— Меня зовут Дэниэл, — сказал высокий мальчик с серыми глазами, чёрными волосами, которые были подстрижены ёжиком, и со шрамом на руке – шрам очень напоминал отпечаток копыта. – А его зовут Мэтью, — сказал Дэниэл, небрежно указав на мальчика, который стоял возле дальней стены. Он был очень несчастным, бледным, и стоял с таким видом, как будто он сейчас сползёт на пол или его вырвет. Более того, он был очень тощим блондином с бегающими зрачками, а уж его голос, я была уверена, звучал очень тихо и неуверенно. Все уже было отвернулись от него, но тут он всё-таки отошёл от стенки, нетвёрдой походкой подошёл к Несс, и, вытянув из кармана шоколадку, протянул её ей. А затем он, запинаясь, сказал:
— Эта… эту… шоколадку сде… сделала моя ма… ма – она раб… работает на шок… коладной фаб… рике. Попробуй!
Я знала, что иногда Ванесса бывает грубой – но только когда ей это выгодно. Например, сейчас она легко может отшить этого слабого мальчика – лишь что бы покрасоваться перед друзьями. Что бы спасти Мэтью, я мысленно позвала свою дочь, так что у нас начался немой диалог:
«Несс, Несс, пожалуйста!»
«Что ты хочешь, мам?»
«Пожалуйста, возьми этот шоколад. Посмотри на этого бедного мальчика!»
«Если ты забыла, мама, это хранитель Дейзи! Она сосёт из него силы, вот он и слабенький такой»
«Всё равно возьми. Ему осталось жить не больше шести месяцев!»
«Мам, ну почему ты хочешь всех облагородить? К тому же, он сам виноват – кто его просил лезть в мир сверхъестественного?»
«Ну я тебя умоляю!»
«Ладно, мам. С тобой спорить как город двигать!»
Я улыбнулась: «Спасибо, солнышко»
— Э-э-э… Спасибо, Мэтью, — сказала Ванесса, и взяла его шоколад. – Я обязательно попробую его.
— Ребята, ребята, — радостно защебетала Сьюзан. – А давайте танцевать!
— Давай, — согласилась Эмма. – Только где нам взять музыку?
— Мой папа умеет играть на фортепиано, а моя тётя Элис отлично поёт, — сказала Ванесса.
— О, это же отлично! – захлопала и запрыгала от радости Эмма. – Я обожаю балет!
— Папа, сыграй нам что-нибудь красивое, — попросила моя дочь, а затем он повернулась к друзьям и сказала: — Так, девчонки идут переодеваться вместе со мной – я найду вам подходящие наряды – а вы, мальчики, оставайтесь здесь, и ждите нас.
Мальчики согласно кивнули, и сели на диван, а девочки, включая Несс, быстро побежали наверх – в комнату Эдварда. Так как я, Ванесса и мой муж обычно проводили время здесь, Элис решила купить большой шкаф и поставить его в комнате Эдварда. Шкаф был довольно красивый – с цветами, узорами, звёздами, сердечками – и очень вместительный.
Через 5 минут к нам спустились четыре прекрасных девушки, и я не сразу узнала в самой высокой девочке свою дочь. Ванесса была одета в красивое фиолетовое платье. Оно было очень коротким – даже до колена не доставало (видно родство с Элис), с большим вырезом спереди и огромным бантом сзади. Эмма была одета в голубое платье, всё обшитое бисером, и без рукавов, в отличие от платья Несс. Сьюзан выбрала розовое платье с серебристым поясом и бежевой молнией. Ну а Дейзи – наша дорогая Дейзи – выбрала готический стиль – чёрное платье, чёрный обруч, чёрные браслеты и чёрный ошейник. Я даже не говорю о том, что её платье было самым длинным – в пол – и имело самые длинные рукава.
— Ну что, пап, ты готов нам играть? – весело спросила Ванесса.
— Конечно, — широко улыбнувшись, ответил мой муж, и сел за пианино.
— Внимание, девчонки, танцуем! И раз, и два, и три! – отсчитала Несс, а затем полилась музыка, и начался танец. Я не могла сравнивать мою дочь с обычными девочками, ведь она была полувампиром, но Ванесса танцевала прекрасно. На одно мгновение для меня исчезли все посторонние дети – остался только прекрасный танец Несс, мелодичный голос Элис и порхающие над пианино пальцы Эдварда. Рай…посреди ада.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |