«Воздушный мост над Ладогой: Сборник очерков и воспоминаний / Сост. В.И. Краснояров, М.И. Ялыгин. Ленинград: Ленинград, 1984. – 256 с. 1 страница

«Воздушный мост над Ладогой: Сборник очерков и воспоминаний / Сост. В.И. Краснояров, М.И. Ялыгин. Ленинград: Ленинград, 1984. – 256 с.

М. Таиров. «Хвойная. Докладывает уполномоченный Военного Совета...»

О том, что меня утвердили членом комиссии Ленинградского обкома партии по руководству северовосточными районами области, я узнал глубокой ночью 8 сентября. Находился в тот момент я у себя в рабочем кабинете на Литейном проспекте, 37. Здесь располагался земельный отдел облисполкома. Мне, как заведующему отделом, пришлось в те дни с большой группой работников облисполкома осуществлять чрезвычайно ответственные мероприятия по эвакуации сельскохозяйственных предприятий обширной территории области (в современных границах Ленинградской, Псковской и Новгородской областей).

В час ночи раздался характерный звонок смольнинского телефона. Моментально проснувшись, схватил трубку.

— Готов к отъезду?

— Кто у телефона? — спросонок я не узнал голос секретаря обкома Г. Г. Воротова.

— Воротов. Ты что же, не знаешь о постановлении бюро обкома?

Я никак не мог взять в толк, что же стряслось, какое принято постановление, куда и зачем я должен выехать.

Григорий Григорьевич Воротов коротко объяснил, что фашистские войска вышли к Неве и замкнули блокадное кольцо. Поэтому на рассвете комиссия по руководству северо-восточными районами области, созданная решением бюро обкома, должна вылететь с Комендантского аэродрома в Тихвин. 27 районов оказались отрезанными от Ленинграда. Комиссии, наделенной правами бюро обкома, предстояло взять на себя [10] полное руководство этими районами на время блокады города. Меня: включили в ее состав.

Объем, масштаб, всю сложность работы комиссии я ощутил уже несколько дней спустя. А тогда, еще до того как ночь сменилась рассветом, с тревожным чувством я прибыл на аэродром. С момента разговора с Воротовым прошло несколько напряженных часов.

Миновав контрольно-пропускной пункт, я увидел неподалеку махину (по тем временам) — пассажирский самолет ЛИ-2, который ждал команды на вылет...

Стали собираться члены комиссии, с которыми мне предстояло лететь в Тихвин. Все разговаривали почему-то шепотом, словно боялись кого-то потревожить; в этой утренней тишине.

Я нет-нет да поглядывал на взлетную полосу: аэродромные постройки, за которыми виднелись серые громады городских зданий.

— Товарищи, на посадку, пора в самолет.

Эти слова произнес командующий ВВС Ленинградского фронта генерал А.А. Новиков. Он был в числе пассажиров ЛИ-2 — летел по срочному военному заданию под Тихвин.

От него узнали, что мы первые пассажиры, которым предстоит пересечь линию фронта, проложить воздушный путь из блокированного Ленинграда на, Большую землю.

Нас предупредили, что над Ладожским озером можно ожидать нападения вражеских самолетов. Действительно, уже вблизи восточного берега Ладоги появились «мессершмитты». Но наши истребители вступили в бой и не дали нас в обиду. Мне позднее много раз пришлось пересекать Ладогу по воздушной трассе, и я всегда видел, как яростно отбивали советские «ястребки» нападения воздушных пиратов с крестами на фюзеляже.

Тогда у меня ив мыслях не было, что через два месяца, в связи с падением Тихвина, я, сугубо гражданский человек, буду назначен уполномоченным Военного совета Ленинградского фронта по воздушным перевозкам и судьба, свяжет меня с авиацией, с воздушным мостом, по которому первый раз я летел в качестве пассажира.

Но вернусь к том: у памятному сентябрьскому утру. Мы благополучно долетели до Тихвина. Обосновались в здании райкома партии и сразу же приступили к исполнению своих обязанностей. [11]

Первоочередная наша задача состояла в том, чтобы оказывать всяческое содействие партийным и советским органам северо-восточных районов области, непосредственно отвечающим за поставку в Ленинград продовольствия, строительство базовых полевых аэродромов, бесперебойную работу пунктов питания и обогрева для эвакуируемых на Большую, землю ленинградцев.

Прежде всего требовалось экстренно создать сеть аэродромов, расположенных на сравнительно небольшом от Ленинграда расстоянии, откуда можно было бы совершать за сутки 2–3 рейса на ЛИ-2.

В первую очередь наша комиссия приняла меры для быстрейшего строительства взлетно-посадочных полос, приспособленных для транспортных самолетов.

В распоряжение начальника строительства выделили нужное количество рабочей силы и гужевого транспорта, организовали питание для строителей аэродромов. Под свой контроль комиссия взяла поставку кирпича и гравия с ближайших заводов и карьеров.

Когда с авиабаз начались регулярные полеты транспортных самолетов в Ленинград, комиссия постоянно докладывала обкому о работе аэродромных служб, о сооружении вспомогательных построек, необходимых для эксплуатации взлетно-посадочных полос в зимних условиях.

Поздним вечером 27 октября, буквально за неделю до эвакуации комиссии из Тихвина, мы обсуждали вопрос о доставке в Ленинград на самолетах имеющихся запасов мяса, масла, сыра и сгущенного молока. Время было крайне тревожное. Мы понимали, как осложнится положение Ленинграда, и без того крайне тяжелое, если враг захватит Тихвин. Каждая тонна продуктов спасала жизнь тысячам горожан. Важно было обеспечить максимальную загрузку самолетов и не допускать ни одного случая отправки в Ленинград недозагруженных самолетов. Эту установку неукоснительно выполняли экипажи ЛИ-2, которые убрали из самолетов все лишнее. Продукты старались подвозить к самолетам заблаговременно, чтобы погружать их ночью, задолго до вылета, успев проверить, полностью ли загружен каждый самолет.

Райкомам партии и райисполкомам Пестовского, Любытинского, Мошенского, Боровичского и Опеченского районов предстояло в первой декаде ноября [12] организовать доставку в Хвойную продуктов для отправки в Ленинград. Однако уже в конце октября в связи с резким ухудшением погоды и перебоями в подвозе продуктов установленное суточное задание — доставлять воздухом в Ленинград до 100 тонн продуктов — выполнялось с огромным трудом. В первых числах ноября объем суточных перевозок снизился до 70, а иногда и до 20 тонн.

Я должен был уже выехать в Хвойную, куда в те дни стекались продукты из восточных районов области, чтобы на месте посоветоваться с руководителями района и с летчиками, как увеличить отправку продовольствия в Ленинград. Но случилось так, что через несколько дней я прибыл туда уже в качестве уполномоченного Военного совета Ленинградского фронта по воздушным перевозкам. Изменились мои обязанности, но цель оставалась та же — максимальное использование воздушного сообщения для снабжения продовольствием осажденного города.

5 ноября последовало распоряжение Ленинградского обкома партии — срочно всему составу комиссии перебраться в райцентр Ефимовский. В Тихвине уже рвались снаряды. На рассвете неожиданно появился секретарь Ленинградского обкома Терентий Фомич Штыков. Обнял нас на прощание. Находясь позднее в Вологде, Штыков проделал поистине гигантскую работу, чтобы по воздушному мосту и по ледовой дороге бесперебойно отправлялись продовольственные грузы в Ленинград.

Через два дня мы встретились с Т. Ф. Штыковым в Ефимовском. Я обратился к нему с решительной просьбой отправить меня в действующую армию или в партизанский отряд.

Но Т. Ф. Штыков вручил мне радиограмму, подписанную А. А. Ждановым, в которой мне предписывалось немедленно выехать в Хвойную, где базировались эскадрильи транспортных самолетов, обслуживающих воздушный мост, и притупить к обязанностям уполномоченного Военного совета Ленинградского фронта по воздушным перевозкам.

Так началась новая страница в моей биографии военного времени.

...И вот Хвойная. Несмолкающий гул самолетов... Прямо над головой пронеслось в сторону Ленинграда звено ЛИ-2, за ним с небольшим интервалом еще одно, потом еще. [13]

Секретарь Хвойнинского райкома Е. И. Зверев и председатель райисполкома И, С. Сергеев встретили меня очень приветливо. Евгений Иванович Зверев сразу располагал к себе. Держался он просто, без тени начальственности. Но вскоре я убедился, что мягкая улыбка не мешает ему быть требовательным руководителем. Совсем другим характером обладал Сергеев. Порывист, подчас даже крут. Мне не раз приходилось умерять потом его нрав. И тем не менее я сразу подружился и с ним тоже. Мы понимали друг друга с полуслова. Оба, и Зверев и Сергеев, стали моими надежными помощниками. Уже в первые минуты знакомства Зверев подвел меня к карте и показал все населенные пункты и дороги района, по которым подвозили грузы к аэродромам.

Хвойнинский район стал опорным районом базирования транспортных самолетов. Сюда стекались грузы из Пестовского, Мошенского, Любытинского, Ефимовского и других районов. Здесь же располагались питательные пункты для эвакуированных на самолетсх ленинградцев. Хвойнинцы отвечали также за своевременную доставку продовольствия расположенным в районе эвакогоспиталям.

В районе Хвойной базировались эскадрильи ЛИ-2 В. А. Пущинского, С. Н. Шарыкина и К. А. Бухарова. С ними я встретился в общежитии летчиков. Все трое сказали, что их беспокоят темпы подвоза продуктов. Самолеты иногда вынуждены вылетать недогруженными.

Из Ленинградского обкома партии мы получили строжайшее предписание — довести ежесуточную норму переброски продуктов по воздуху в Ленинград до 150 тонн. Где же взять продукты?

Райком партии и райисполком обратились к населению Хвойнинского и соседних районов с просьбой оказать максимальную помощь ленинградцам продовольствием.

Весь партийный и советский актив Хвойнинского района, а также прибывшие в Хвойную представители из Ленинграда разъехались по колхозам, чтобы провести там общие собрания колхозников с повесткой дня «О сдаче в фонд помощи блокированному Ленинграду общественного поголовья скота и о сборе продуктов питания от населения».

Долго агитировать не понадобилось. Когда колхозникам рассказали о положении в Ленинграде, они [14] выразили единодушную готовность немедленно сдать в фонд помощи личные запасы продуктов. Не было семьи, которая бы а приняла участия в сборе продовольствия для трудящихся города Ленина и защищавших его бойцов.

Колхозы и колхозники только одного Хвойнинского района отдали в фонд помощи ленинградцам более 6 тысяч голов крупного рогатого скота, свиней, овец, а также различные продукты. Все это доставили на аэродромы и отправили на самолетах в Ленинград. Стар и мал, кто мот хоть как-то править лошадьми, везли сани, груженные продовольствием, к аэродромам. Обозы двигались ночью, чтобы к рассвету самолеты были загружены и могли уже лететь в Ленинград. Сколько лет прошло с тех пор, а я не могу забыть санных обозов, того патриотического подъема народа, не могу забыть, как встречали нас на сельских сходах.

...В конторе Мошенского сельсовета, куда я приехал поздно вечером, негде повернуться. От курева дым стоит коромыслом. Я мысленно повторяю слова, с которыми хотел обратиться к присутствующим. При тусклом свете керосиновой лампы вглядываюсь в лица людей — открытые, доверчивые лица стариков, женщин, подростков, без которых обычно ни один сход не обойдется... Сами собой пришли простые слова, идущие от сердца. Я говорил о Ленинграде, откуда только что вернулся, о беде, постигшей его население и защитников. Передал просьбу Андрея Александровича Жданова — безотлагательно перебросить в Ленинград как можно больше продуктов, мяса в первую очередь.

— Все, что можете, везите к аэродромам в Хвойную, — сказал я.

В ответ услышал голос пожилого колхозника-инвалида, кормильца многодетной семьи:

— Завтра привезу на санях свою корову. Мы тут как-нибудь перебьемся.

— А теплые вещи — шерсть, валенки, к примеру, возьмут летчики? — спросила сухонькая старушка.

— Возьмут, а как же, — заверил я.

— А туши как вести: — целиком или разделанные? — продолжались опросы.

— С рогами и: копытами везите. Из них же студень получается. И кожу сдирать не надо. Она тоже пригодится. [15]

На следующий день и ночью по дорогу в Хвойную двигались длинные санные обозы с различным продовольствием.

Стоял я у пропускного пункта аэродрома и не мог сдержать волнения и радости. Спрашиваю:

— Откуда вы?

— Из Мошенского. А везем, дорогой товарищ, продукты для ленинградцев.

Попытался на глаз прикинуть, сколько же саней снарядили мошенские колхозники, да потерял им счет, — только этот обоз растянулся не меньше чем на километр.

Вслед за мошенскими потянулись длинные обозы из Пестовского, Любытинского, Боровичского и других районов.

Чтобы в морозную погоду не задерживать людей подолгу при приемке продуктов, неподалёку от взлетного поля расставили столы, у которых установили весы и оформляли приемку продуктов. Квитанций никто не хотел брать. Многие говорили:

— Зачем обижаешь? Оставь себе эту квитанцию. Я не продавать привез, а людей от голода спасти.

Обозы все шли и шли. В тот день мы отправили из Хвойной 80 тонн продуктов, на следующие сутки уже 100 тонн, на третьи — 110. Были дни, когда мы уже смогли отправлять по 150 тонн в сутки.

Через несколько дней на станцию Хвойная прибыл первый эшелон с продовольствием из Вологды.

Вскоре я вылетел в Ленинград для доклада Военному совету о проделанной работе и о возможности интенсификации перевозок по воздушной трассе. Перебирая в памяти впечатления о днях, проведенных в Хвойной, я не заметил, как мы пролетели над замерзающим Ладожским озером и оказались над Ленинградом. Приземлились благополучно. Не прошло и часа, как я прибыл в Смольный.

А. А. Жданов встретил меня очень приветливо. Я чуть не с порога начал свой доклад, но Андрей Александрович усадил меня в кресло и велел принести чай, так как видел, что я изрядно продрог.

Доклад мой был не совсем обычным: цифровые выкладки перемежались эпизодами из жизни наших аэродромов. Я подробно рассказал о том, как сдают колхозники продукты для ленинградцев, делятся зачастую последним, урезают в питании собственных детей. Я видел, как был взволнован, растроган этим [16] рассказом Андрей Александрович. Он просил меня передать колхозникам, летчикам, работникам авиабаз сердечную благодарность.

В этой беседе мы затронули вопрос и о том, как встречают на Большой земле эвакуированных из Ленинграда. Поясню, что, хотя я и был уполномоченным Военного совета Ленинградского фронта, обязанностей члена комиссии обкома по руководству северо-восточными районами области с меня никто не снимал. Мне приходилось заниматься не только организацией отправки грузов в Ленинград, но и налаживать работу питательных пунктов для прибывающих из Ленинграда, следить за размещением в госпиталях больных и ослабших людей.

Вернувшись в Хвойную, я первым делом посетил пункты питания, выяснил, сколько хлеба отпускают в сутки на человека. Выяснилось, что только 300 граммов. Не было и двукратного питания. И как раз в этот день позвонили мне из Ефимовского, куда, как я уже упоминал, переехала после падения Тихвина комиссия обкома партии, и зачитали мне проект постановления о работе пунктов питания и обогревания эвакуированных ленинградцев.

— Есть замечания? — спросили меня.

— Нужно, — ответил я, — после слов «в питательных пунктах должны быть кипяток, хлеб», вставить слова: «из расчета 400 граммов в сутки на человека при двухразовом питании».

Через несколько дней у меня состоялся телефонный разговор с руководителями Ефимовского района. Речь шла о заготовке для ленинградцев сушеных овощей и картофеля. Пестовскому, Боровичскому, Хвойнинскому и Мошенскому районам было дано задание заготовить 165 тонн сушеных овощей и картофеля для отправки самолетами.

— Ваше предложение насчет хлебной надбавки и двухразового питании на пунктах принято, — сообщили из Ефимовского.

...По железной дороге продукты бесперебойно доставлялись на авиабазы.

По долгу службы мне приходилось ежедневно часами находиться на аэродромах, и я видел, с какой самоотверженностью летчики, авиатехники, работники аэродрома, бригады грузчиков из местных жителей — все, кто обеспечивал деятельность этой воздушной коммуникации, несли свою бессменную вахту в [17] воздухе и на земле. Ни днем ни ночью не смолкал гул самолетов над Хвойной. Летчики старались доставить в осажденный город как можно больше драгоценных продовольственных грузов. А тем временем под воздушной трассой рождалась, обкатывалась другая трасса — ледовая. И вот пришел день, а если говорить точно, ночь, когда меня разбудил командир авиаэскадрильи В. А. Пущинский.

— Получена радиограмма, — сказал он, — завтра на рассвете нашей эскадрилье и эскадрильям Бухарова и Шарыкина приказано вылететь в Москву.

Жаль было расставаться с замечательными людьми, с которыми мы так сдружились за эти напряженные дни работы воздушного моста. Но к этому времени ледовая дорога уже стала надежной коммуникацией, а эскадрильи ЛИ-2 были нужны в сражениях под Москвой.

— Ничего, — сказал мне на прощанье Пущинский, крепко пожимая руку, — пока блокада не прорвана, все равно будем летать в Ленинград, не отсюда, так из Москвы.

Аэродром Хвойная продолжал оставаться базовым для транспортных самолетов, но объем воздушных перевозок сократился.

Не прошло и недели, как я получил распоряжение немедленно прибыть в Тихвин, из которого уже изгнали фашистов. Комиссия обкома партии снова находилась там, и я приступил к привычным для меня обязанностям члена комиссии и заведующего земельным отделом Леноблисполкома.

В. Легостин. Завтра встречайте «Птичек»

Ранним утром 8 сентября 1941 года вместе с командиром Особой северной авиагруппы (ОСАГ) А. А. Лаврентьевым мы спешили на Комендантский аэродром. Ему и мне, в ту пору комиссару этой авиагруппы, поручили встретить гостя из Москвы.

Наша «эмка» миновала контрольно-пропускной пункт, и мы подъехали к стоянке наших ЛИ-2. В этот момент приземлился такой же самолет, только принадлежавший Московской авиагруппе особого назначения. [18]

Среди пассажиров мы сразу заметили коренастого человека среднего роста в кожанке. Это был первый заместитель начальника Главного управления ГВФ, полковой комиссар М. Ф. Картушев, которого нам и поручили встретить. Поздоровавшись с нами и договорившись о будущей встрече, он распрощался и поспешил в Смольный.

По пути в штаб мы с Лаврентьевым строили предположения о цели прилета Картушева. Мы хорошо знали о тяжелом положении на фронтах под Ленинградом. В этот день, 8 сентября, пал Шлиссельбург. Кольцо блокады замкнулось.

Мы понимали, что скоро начнутся жестокие штормы мы на Ладожском озере, которые затруднят навигацию, и без того проходившую в тяжелейших условиях жестоких налетов вражеской авиации. А там наступит ледостав, когда навигация совсем замрет. Значит, единственной ниточкой связи осажденного города со страной останется авиация.

Как только город оказался в кольце блокады, фашистские летчики буквально повисли над Ладогой, подвергая баржи и суда с грузами для ленинградцев бомбардировкам и обстрелам.

В этой обстановке требовалось решить задачу первостепенной важности — обеспечить ленинградцев продовольствием, медикаментами и боеприпасами, а также найти возможность как можно быстрее эвакуировать не успевших выехать квалифицированных рабочих и специалистов Кировского, Ижорского, Металлического заводов и ряда других предприятий, которым предстояло наладить в Сибири и на Урале производство танков, орудий.

Надо отдать должное исключительной оперативности Военного совета Ленинградского фронта, партийным и советским руководящим работникам города. Они быстро оценили ситуацию и в короткий срок приняли меры к тому, чтобы уже в середине сентября начал действовать воздушный мост, связывающий блокированный Ленинград с Большой землей.

Но расскажу все по порядку. О цели прибытия в город представителя Главного управления ГВФ М. Ф. Картушева мы узнали на следующий день. Поздним вечером 9 сентября у начальника штаба Ленинградского фронта полковника Н. В. Городецкого состоялось совещание, на которое пригласили М. Ф. Картушева, меня и А. А. Лаврентьева.[19]

Нас ознакомили с проектом постановления Военного совета Ленфронта об организации транспортной воздушной связи Ленинграда со страной. Городецкий сказал, что постановление будет подписано в течение двух-трех суток. Вечером 13 сентября нас вызвали к А. А. Жданову.

Я чуть не опоздал к назначенному времени, так как улаживал дела с эвакуацией семей летчиков. В Смольный ехал, как говорится, «с ветерком». В приемной увидел начальника штаба ВВС фронта полковника С. Д. Рыбальченко и своего командира Особой северной авиагруппы А. А. Лаврентьева. Вскоре нас пригласили войти.

Андрей Александрович поднялся из-за стола, поздоровался с каждым за руку, а потом представил вошедшим М. Ф. Картушева, который уже находился у него в кабинете. Предложил сесть. Я обратил внимание на длинный стол вдоль стены, на котором лежали образцы автоматов, головки реактивных снарядов (эресов), мины. Невольно подумал о том, какая огромная ответственность за судьбу города, фронта легла на плечи А. А. Жданова. Когда же он отдыхает? Андрей Александрович выглядел утомленным, но в каждом его слове чувствовалась твердая вера в нашу победу.

Прежде чем начать читать проект постановления Военного совета Ленинградского фронта, А. А. Жданов предупредил С. Д. Рыбальченко как начальника штаба ВВС Ленинградского фронта, а в его лице и командование военно-воздушными силами, о необходимости усилить патрулирование истребителей над Ладогой в зоне прохождения судов и барж и сказал, что практически есть решение правительства без промедления наладить воздушную связь осажденного Ленинграда с центром страны.

После этого Жданов достал читать проект постановления Военного совета. Одним из главных был пункт об аэродромах базирования транспортных самолетов. Многие из них находились в зоне артобстрела и в непосредственной близости от линии фронта. Комендантский аэродром, названный в проекте в числе одного из основных, мог в любой момент подвергнуться обстрелу вражеской артиллерии. Для того чтобы найти выход из этого трудного положения, в ходе обсуждения проекта был назван аэродром Смольное, расположенный неподалеку от станции Ржевка. Речь шла [20] о том, чтобы скрытно от врага в сжатые сроки завершить уже начатое на бывшем колхозном поле строительство нового полевого аэродрома. Этот аэродром должен был стать центральной авиабазой для транспортных самолетов, когда полностью прекратится навигация по Ладожскому озеру.

Забегая вперед, скажу, что гитлеровцы так и не сумели обнаружить этот аэродром, который в отдельные дни октября — ноября 1941 года принимал за сутки до 70 транспортных самолетов.

Трудноразрешимой была и проблема горючего. Запасов бензина в городе оставалось на считанные дни, а без бензина самолет в воздух не поднимешь. Но и из этого положения нашли выход: транспортные самолеты решили отправлять из Ленинграда с минимальным запасом горючего, достаточным только для того, чтобы они могли долететь до промежуточных полевых аэродромов, а там дозаправиться и продолжить полет.

Очень серьезно и всесторонне обсуждался вопрос о сопровождении транспортных самолетов истребителями. Жданов спросил у Рыбальченко, достаточно ли двух авиаполков истребителей для сопровождения транспортных самолетов. Тот ответил, что на первых порах хватит, но нужны укомплектованные, боеспособные полки. В скором времени, очевидно, понадобится как минимум еще один авиаполк истребителей. К тому же к охране воздушной трассы будут периодически привлекаться и другие полки истребителей ВВС Ленинградского фронта и КБФ.

Целесообразное расположение аэродромов, заправка горючим, техническое обслуживание самолетов являлись необходимыми условиями для существования воздушного моста. И все же главным, решающим было наличие самих транспортных самолетов, укомплектованных опытными летчиками. Между тем к моменту того сентябрьского совещания, когда обсуждался проект создания воздушного моста, наша Особая северная авиагруппа располагала немалым количеством легких самолетов, а вот транспортных, способных взять на борт до 2,5 тонны груза, было мало.

Где же взять нужное количество транспортных самолетов, чтобы ежесуточно доставлять в город 100–150 тонн груза? А именно эта цифра значилась в проекте постановления Военного совета. На этот вопрос А. А. Жданов попросил ответить М. Ф. Картушева.[21]

Вот тут мы и узнали, зачем прилетел к нам первый заместитель начальника Главного управления ГВФ Картушев. Он доложил, что Московская авиагруппа особого назначения (МАОН), в состав которой вошло 7 крупных эскадрилий, уже получила предписание Государственного Комитета Обороны выделить в Ленинград 3 эскадрильи ЛИ-2 общей численностью до 30 самолетов.

Мы узнали также, что Главное управление ГВФ, его начальник В. С. Молоков в ближайшие дни командируют в Вологду, где были расположены крупные продовольственные склады, комиссара Московской авиагруппы И. М. Карпенко для того, чтобы выяснить возможность организации рейсовых полетов ЛИ-2 в Ленинград с тыловой авиабазы. Выбор пал на аэродром в Хвойной, И. М. Карпенко, договорившись в Вологде о поставке нужного объема продовольствия, выехал в Хвойную, где встретился с командующим оперативной группы ВВС Ленинградского фронта полковником И. П. Журавлевым и обсудил все вопросы, связанные с прикрытием ЛИ-2 истребителями.

Итак, на основании предварительного сообщения М. Ф. Картушева на совещании было решено обратиться в ГКО с просьбой о выделении 30 самолетов ЛИ-2 и подразделения тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 для усиления воздушной связи с Ленинградом.

Когда дошли до пункта об уполномоченном Военного совета по воздушным перевозкам, А. А. Жданов решил посоветоваться по телефону с членом Военного совета, секретарем Ленинградского горкома партии А. А. Кузнецовым. Была названа кандидатура Н. Я. Панарина, волевого, решительного человека, опытного руководителя.

Всю ответственность за организацию приема и отправки транспортных самолетов Военный совет возложил на командование нашей авиагруппы. В ее распоряжение передали аэродромы Комендантский и Смольное, военные комендатуры, отвечающие за погрузочно-разгрузочные работы, своевременный вывоз грузов с аэродромов по назначению и их сохранность, батальоны аэродромного обслуживания и передвижные авиамастерские.

После обсуждения проекта постановления Жданов вышел из кабинета. Минут через десять он вернулся и сообщил нам, что постановления Военного совета Ленинградского фронта подписано и вступило в силу. [22]

На следующий день М. Ф. Картушев и А. А. Лаврентьев вылетели в Москву. Мне вместе с заместителем командира авиагруппы Б. Л. Местомом, главным инженером Н. И. Москвиным и другими руководящими работниками авиагруппы, не теряя ни одного часа, надлежало начать подготовку аэродромов к приему самолетов ЛИ-2, которые должны были подключиться к работе на воздушных трассах со дня на день.

Постановление Военного совета довели до сведения каждого командира, политработника, всего личного состава авиагруппы — летчиков, штурманов, авиамехаников, младших авиаспециалистов. По-деловому прошли во всех подразделениях авиагруппы партийные и комсомольские собрания, посвященные обеспечению бесперебойной воздушной связи Ленинграда с Большой землей.

Особое внимание обратили на расстановку командных кадров. Авиабазы возглавили испытанные командиры с большим стажем работы в аэрофлоте. Начальником авиабазы аэродрома Смольное стал бывший начальник Ленинградского аэропорта в Шоссейной М. И. Цейтлин. На Комендантском аэродроме начальником авиабазы назначили работавшего до этого старшим диспетчером Ленинградского аэропорта А. М. Макаревича. Комиссарами этих авиабаз стали опытные политработники И. С. Смирнов и С. Л. Окунь.

К исходу 15 сентября 1941 года все было готово к приему самолетов Московской авиагруппы. Надо отдать должное управлению тыла Ленинградского фронта. Находившиеся в его ведении военные комендатуры позаботились о срочной доставке различных ценных грузов для отправки на Большую землю.

Днем 16 сентября мы получили из Москвы от Картушева и Лаврентьева кодированную радиограмму: «Завтра встречайте „птичек».

Помню эту бессонную, тревожную ночь. Еще и еще раз обошли мы на Комендантском аэродроме стоянки ЛИ-2 и истребителей сопровождения, дотошно проверили готовность аэродромных служб к приему и отправке самолетов. Договорились, что бензо — и масло-заправщики должны находиться рядом со стоянками. К утру диспетчерская, радиостанция, передвижные авиаремонтные мастерские, столовая, санчасть были подготовлены к работе с любой нагрузкой.

И вот тревожные часы ожидания «птичек». Из диспетчерской сообщили: «Девятка ЛИ-2 уже прошла [23] мыс Осиновец, станцию Ручьи. На подходе и вторая девятка».

Наконец со стороны Удельнинского парка донесся характерный звенящий гул летевших строем самолетов. Этот гул был для нас, ожидающих, поистине ласкающей слух музыкой. Мы наблюдали, как один за Другим заходили на посадку самолеты. Не успели они зарулить к стоянкам, как к ним устремились автомашины с грузом. Неподалеку от самолетов стояли со скромным багажом первые пассажиры — рабочие и специалисты Кировского завода.

На разгрузку и погрузку ушло немногим более получаса. Самолеты уже собирались выруливать ка взлетную полосу, как над аэродромом появилась вторая девятка.

Как раз в этот момент прибыл на аэродром уполномоченный Военного совета Н. Я. Панарин. Он высказал беспокойство, как бы пребывание на аэродроме такой большой группы самолетов не привлекло вражескую авиацию, а также не вызвало бы обстрел тяжелой артиллерией.

Тревожное предчувствие не обмануло Панарина. Спустя две-три недели Комендантский аэродром действительно подвергла обстрелу вражеская артиллерия. В конце ноября пришлось работу на нем прекратить.

Дата добавления: 2015-09-30