- Профессор, - Малфой приветственно склонил голову. – Мне понадобилась одна книга. Я шел в надежде взять ее, и прочесть ответ на интересующий меня вопрос.
Как двусмысленно прозвучала эта фраза в спину Гермионы, которая все еще стояла в дверях, Драко отчетливо ее видел.
- Я думаю, уже поздно искать ответы, мисстер Малфой. Я уверенна, вы справитесь с поставленной задачей. Ваш факультет не сможет начать, если хотя бы одного ученика не будет на месте. Не стоит переживать, труднее всего было факультету Пуффендуй – вечера они первые сдали выпускные тесты. Пойдемте.
Драко не сдвинулся с места, продолжая испепелять гневным взглядом перепуганную девушку, трясущуюся от волнения, как осиновый лист.
- Мистер Малфой, дважды я повторять не стану, - не терпящий возражений тон директора, заставил Драко попятиться назад. Раздосадованный, он не оглянувшись, удалился. Профессор смотрела ему вслед, когда за ее спиной послышался тихий облегченный вздох. МакГонагалл обернулась, на ее всегда сдержанном лице читалось неподдельное удивление.
Лучшая ученица школы, Гермиона Грейнджер, стояла у двери, закрыв глаза, прижимаясь лбом к теплому дереву.
- Мисс Грейнджер, с вами все в порядке? – женщина сделала уверенный шаг в ее сторону.
Девушка лишь кивнула в ответ.
- Что произошло, мисс Грейнджер? Мистер Малфой, он…
- Все в порядке, директор!- не дав прозвучать вопросу вслух, Гермиона прервала любимую учительницу на полуслове.
- Вы уверенны? Мне так не кажется.
- Мистер Малфой оказался здесь по чистой случайности, - ее голос дрогнул ото лжи.
Минерва подозрительно посмотрела в глаза спокойной и рассудительной девочки.
- Что ж! Раз вы утверждаете. Мне придется поверить вам. – Гермиона смотрела куда угодно, только не в голубые глаза преподавателя. – Ваш экзамен завтра. Я уверена с моим факультетом не будет проблем?
- Нет, конечно, нет. Насколько мне известно, все готовились. Мы сдадим, профессор. Вам не о чем беспокоится.
Директор утвердительно кивнула. Вытянувшись во весь невысокий рост, держа спину прямо, Минерва заинтересовано взглянула девушку.
- Весьма интересный разговор состоялся между мной и мистером Поттером, - голос МакГонагалл был по-прежнему строг. – Я думаю это замечательная идея. Это честь для нас, Гермиона. Мы с радостью разделим с вами такой знаменательный день.
Тон пожилой женщины смягчился, но шокированная девушка не нашла слов благодарности.
- В эту субботу, двадцать девятого мая, все антиаппарационные чары замка спадут, чтобы ваши гости могли беспрепятственно аппарировать прямиком в замок. – Гермиона хотела возразить. – Это ваша заслуга, мисс Грейнджер. Школе, как и магической Британии больше ничто не угрожает. Я знаю, вы хотели разделить торжество со всей школой. Однако, - от гримасы тоски и боли, и без того суровое лицо, стало еще более мрачным. – Во избежание конфликтов, ученики других факультетов вольны покинуть замок сразу после оглашения результатов экзаменов – то есть на следующий день.
- Все хорошо, профессор. Быть может это даже к лучшему, - слегка обрадованная этим известием Гермиона, с надеждой взглянула на женщину.
Невольно, Минерва вспомнила о молодом человеке, с горящим взглядом зверя, еще несколько минут назад стоящим перед ней. Не одна сказка, выдуманная ученицей, не переубедит умудренную опытом женщину.
Драко Малфой был здесь из-за нее. Преследовал и почти нагнал. Быть может это на самом деле к лучшему.
- Удачи вам, мисс Грейнджер. Мне было приятно обучать вас, - директор улыбнулась, взметнув полами зеленой мантии, поспешила в сторону учебного крыла.
Гриффиндорка стояла на месте, смотря вслед человеку, которого безмерно уважала и любила.
Спустя два дня, когда пять часов тяжелейших вопросов и задач были позади, львиный факультет сидел в классе трансфигурации в предвкушении, ожидая результатов тестирования. В крепкой ладони Гарри Поттера была зажата тонкая ручка Гермионы. Он гладил нежную кожу большим пальцем, изредка поднося к губам руку, целуя тыльную сторону ее ладони. Гермиона молчала.
- Нервничаешь? – спокойный грубоватый голос Поттера вырвал ее из невеселых мыслей.
- Нет, - просто ответила она.
- Я не спрашиваю о результатах.
- Я знаю. Нет. Я не нервничаю.
- Осталось два дня, Мерлин, всего два дня, - Гарри не веря, кивал головой.
- Да, время быстро пролетело, - она боялась показать ему свое волнение - он и так его чувствовал.
Гарри хотел подбодрить ее, сказать, что он рядом и не допустит, чтобы случилось хоть что-нибудь не по плану, но произнести свою речь не успел. В кабинет вошла профессор, стопка пергаментов в ее руках уменьшалась по мере продвижения женщины по классу.
Белые листки опускались перед своими обладателями на парту. Класс зашумел, наполняясь восторженными возгласами. Они выросли. Они переступили рубеж, теперь впереди их ждало только светлое, лишенное войны и потерь, будущее. Гермиона прижималась к Гарри, тихо всхлипывая от счастья, на его надежной и такой родной груди. Ей казалось, что все проблемы, воспоминания о войне исчезнут, как только школа останется позади. Она надеялась, но ожидания обманули ее. Войны не всегда ведутся за власть.
Впереди их должно было ждать только счастье. Должно было.
Широкие поленья, охваченные ярким оранжевым пламенем, потрескивая, сгорали в большом мраморном камине. Пол перед ним, застилал черный ковер длинного волчьего ворса. На мягком мехе лежали босые бледные ступни. Драко зарывался пальцами в теплую шерсть, жар камина опалял ноги, но он не спешил убрать их. За его спиной возвышались колоны двуспальной кровати, тяжелый зеленый полог скрывал белоснежные шелковые простыни и изголовье с витиеватой буквой «М» на нем.
Второй день, затхлая спальня в Малфой меноре, не видевшая ни солнечного света, ни сквозняков служила ему убежищем и камерой пыток. Драко отхлебывал большими глотками из горла полупустой бутылки. Тошнотворный запах немытого тела, перегара и табака витал в воздухе. Разбросанная лохмотьями дорогая одежда валялась на полу. На письменном столе, поверх пергаментов исписанных урывками из книги, стоял прокисший дурно пахнущий, так и не съеденный чизкейк. Он вышвырнул домовика спустя час после прибытия домой. Запечатал дверь - родовая магия хозяина поместья не пускала даже мать в его личные покои. Опрокинутые пустые фляги, коллекционные бутылки валялись около удобного кресла, обтянутого черным бархатом.
Тусклый свет падал на складки задернутого красного балдахина. С противоположной стены, нависая над камином, на него игриво смотрела грязнокровная Грейнджер. Или не Грейнджер вовсе, а просто бредовый портрет, вознесенный им самим до ранга идола и божества.
Драко сплюнул разжеванный табак. Он сглатывал горькую слюну, заливал ее обжигающим глотку огневиски. Охмелевший, больше походящий на бродяг с Лютного, он раз за разом кидал полные ненависти взгляды на изодранный холст Ренуара. Сколько заклятий было послано в сторону ни в чем неповинной картины, сколько раз он каялся и собирал ее волшебством воедино? Он потерял счет часам и минутам, не замечал ни яркой холодной луны на черном небосводе, не теплых солнечных лучей, бликами, играющими на поверхности лакированного красного дерева. Два дня в заточении. Две ночи ужаса и боли.
Ничего не изменилось с того дня, когда он впервые повстречал их в вагоне Хогвартс-Экспресс. Быть может, изменилось многое, но не он сам. Драко остался таким же. Трусливым сынком, так боящимся разочаровать папочку. Человеком без мнения, совести и чести. Не это ли всегда было жирной чертой между ними? Она не могла полюбить его. Он сам не любил себя. Только признать это, малодушному человеку всегда сложно. Он не признал - признало огневиски.
- Открой дверь, Драко! – Звонкий голос Нарциссы Малфой, послышался за закрытой дверью.
- Будьте добры оставить меня одного, мама, - язык не слушался, его несвязная речь лишь сильнее разозлила женщину.
- Немедленно.
Когда спустя пять минут не последовало никакого ответа, женщина, призвав всю свою силу, заставила дверной замок щелкнуть, управляя магией поместья. Она дернула дверь на себя и резко отпрянула назад. Жуткий смрад и дым, окутавший ее, вызвал у чувствительной аристократки тошноту.
- Мерлин, и это мой сын! – вспыльчивая натура Блэков все чаще вырывалась наружу без строго присмотра Люциуса. – Что ты сотворил с собой?
- Не кричите, мадам, - он укоризненно посмотрел на нее. – Извольте держать себя в руках.
- И это говоришь мне ты? Да, что вообще произошло, Драко? – он удивил ее своим внезапным появлением на закате среды. Картина, представшая перед ее глазами сейчас, повергла ее в шок. – Это неподобающе, сын. Твое поведение аморально.
- Избавьте меня от своих нравоучений, мама. Сожалею – мне не до них.
- Должно быть слишком много выпитого! Тили! – домовой эльф вмиг материализовался в комнате. – Принеси господину отрезвляющее зелье. Мигом!
Разгневанная Нарцисса стояла в странном одеянии для обыденного утра.
- Вы уходите, маман? – наглый заплетающийся голос Драко выводил из себя.
- Если ты забыл, нам прислали приглашение. И отказаться от него, мы не вправе, - эта надменная женщина все еще помнила и ценила помощь национального героя. – Ты немедля приведешь себя в надлежащий вид и со мной отправишься в Хогвартс на бракосочетание мистера Гарри Поттера и мисс Гермионы Грейнджер!
- Нет! – его громкий крик, отрывистый, слишком грубый не на шутку испугал мать.
- Драко! – эта сцена, первая несдержанная выходка сына, смутила ее.
- Я сказал нет! – последующий ответ звучал еще тверже. – Отправляйся на этот спектакль сама. Меня оставь в покое.
- Неужели, твоя детская неприязнь к Поттеру? Это глупо, Драко!
- Да, что ты знаешь? – это фамильярное тыканье, так редко проскальзывающее в этом доме, заставило Нарциссу заткнуться.
- Я не пойму…
- Вам и не следует понимать, мама. Отправляйтесь на торжество, и оставьте меня, наконец, одного! – его тяжелый взгляд и суровые слова возымели эффект. Женщина, шурша подолом темно-синего парчового платья, вышла вон из комнат сына. Он еще долго слышал цокот ее каблуков по мраморным ступеням главной лестницы холла.
- Сэр? – дрожащий голос домовика отвлек Драко.
- Поставь на стол и убирайся, - прикрикнул он.
Драко схватился за голову, опускаясь коленями на пол. Он и забыл, что время никогда не останавливает свой бег. Забыл, что как далеко не бежал бы от себя, утро субботнего дня двадцать девятого мая настигло бы его в любой точке земли. Должно быть, и в самом аду он бы вспомнил об этом дне.
С каждым часом Хогвартс преображался. Большой зал, заставленный скамьями вдоль, с белой атласной дорожкой, ведущей к сцене, был главным действующим местом. Десятки ваз с белыми лилиями, каллами и розами, с ярко фиолетовыми крокусами, колокольчиками. Букеты, перетянутые белоснежными лентами. Воздушные шифоновые банты, петли из мелкого мягкого фатина. Зал благоухал ароматами цветов, сиял свадебной белизной. За закрытой дверью все еще трудились Лаванда, Флер и Молли. Они поправляли, довешивали, отрезали и прикрепляли все новые и новые украшения. Хрустальные шары, связки жемчужных бусин, свечи в широких стеклянных подсвечниках. Этот день каждая из них хотела сделать идеальным, запомнить его радостным и светлым, каким свадьба Билла и Флер так и не стала.
Они знали, что в гостиной полно народу, знали наверняка, что Рон и Симус играют в шахматы, а другие просто болтают в попытке, как можно веселее скоротать оставшиеся два часа. В спальне девочек часы на стене показывали одиннадцать утра. Ровно через два часа мир, должен бы, изменится навсегда - не для всех. Через два часа мир рухнет для четырех людей.
- Ты когда-нибудь выйдешь из ванной? – одетая только в один комплект сиреневого цвета Джинни, не прекращая, донимала невесту.
- Эй! Дай мне поваляться в ванной, - донесся обиженный голос Гермионы сквозь громкие всплески воды.
- Ты сошла с ума. Это платье я буду шнуровать полдня. Почему ты запрещаешь использовать магию, не будь жестокой Гермиона!
- И не думай! К моему платью не прикоснется ни одна волшебная палочка.
- Вылезай! – рявкнула в гневе Уизли.
Руки подружки невесты дрожали, она рассыпала шпильки по столу. Нервничая, пытаясь поднять их длинными отросшими ногтями, девушка тихо шипела ругательства себе под нос.
- Мерлин, Джинни, магию нельзя применять к платью. Это не касается всего остального.
Девушка нахмурилась, но собрала шпильки с помощью палочки.
- Я готова, - Гермиона бодро улыбалась, осматривая свое худое тело в высоком напольном зеркале.
- Садитесь, мадам – рыжая гриффиндорка кокетливо улыбнулась.
- Не ерничай, - заливистый смех Гермионы звучал надрывно и искусственно. Джинни посмотрела на нее странным взглядом.
- Все нормально. Просто нервы.
- Как скажешь. Садись! – подруга еще раз указала на стул.
Гермиона внимательно следила за каждым плавным движением своей подруги в отражении. За легкими уверенными взмахами кисти с рассыпчатыми румянами нежного золотистого цвета. Весь ее бледный макияж, едва заметный, преображал ее до неузнаваемости. Естественный, он только сильнее подчеркивал ее молодость и природную ненавязчивую красоту. Длинные накрашенные реснички, подведенные тонкой черной линией.
Волшебной - такой Гермиону видела в зеркале Джинни.
- Ты принцесса, - локон к локону, собирая пышные, густые волосы, девушка нарушила тишину.
- Можно, я промолчу, - с надеждой спросила Грейнджер.
- Можно, - прикалывая длинную фату, Джинни усмехнулась на эту извечную скромность и застенчивость. Она взяла в руки широкую диадему и закрепила ее в волосах, тонкими невидимками. – Я закончила. Давай наденем платье, думаю, тебе не помешает собраться с мыслями. Я выведу их всех из башни.
- Спасибо, Джинни! – Гермиона вдохнула, позволяя подруге туже шнуровать корсет.
- Еще немного, потерпи, - токая тесьма, заканчивалась бантом на мелкой пуговке. – Готово.
Уизли прижалась к ее спине, слегка обняв за плечи.
- Я пойду.
- Иди, - сияла благодарная улыбка. – Покомандуй там.
Девушка задорно улыбнулась, застегивая молнию своего платья. С маленьким букетом из крокусов и мелких роз, она вышла в коридор, притворив дверь.
Гермиона долго смотрела на себя в зеркало. Это платье, о котором мечтает любая девушка, на самом деле сделало из нее принцессу. Никогда прежде она не была так красива. Она не видела Гарри со вчерашнего вечера, когда он обещал ждать ее в назначенном месте. Эта шутка далась ему нелегко, она видела сомнения и страх в его зеленых глазах, но он всячески его скрывал. Если и была дорога назад, то они давно свернули с этой тропы и найти этот путь уже не смогли бы. Им не оставалось ничего, как просто двигаться вперед и совершать те поступки, которые им совершить уготовано.
Гермиона подхватила края фаты, перекинув легкий фатин через голову.
И лишь внутри себя, так глубоко, что и самой себе она часто не верила, она знала – ночи никогда уже не будут спокойными. Он был где-то там. Возможно, очень далеко отсюда, но она чувствовала его каждой клеточкой своей души.
Он был в ее жизни, как бы сильно она не хотела этого изменить. Она знает, терпкий запах его тела не прекращал чудиться ей в каждом уголке этого замка. Он останется в ней, даже через много десятков лет. Это не пройдет, потому что этого, впрочем, никогда и не было.
Гермиона прижала руку к груди, борясь с истерикой и слезами. Она ощущала его, где бы он ни был. Чувствовала его боль, злость и разрушительную ненависть. Чувствовала, потому что с легким хлопком аппарации, в зеркале отражались, горящие лютой яростью, серые глаза Драко Малфоя.
Глава 14
Ее горячее дыхание бесформенным пятном расползалось и тут же исчезало на ровной зеркальной поверхности. Гермиона не двигалась, боясь сделать шаг, малейшее неосторожное движение. В отражении, она видела его изучающий взгляд - Драко не отводил глаз от длинного шлейфа платья, лежащего у его ног.
- И все это для него? – он так и не взглянул на нее, будто множество фатиновых складок самое интересно, что ему когда-либо доводилось видеть. – Любопытно!
Гермиона молчала, не найдя слов в ответ на его пропитанные смертельным ядом слова.
- Я решил первым поздравить невесту! – он сделал шаг в ее сторону. – Ты ведь не против, Грейнджер?
- Зачем ты здесь? – ее голос дрожал.
- Ты не оставила мне выбора! – тихий ответ полоснул душу прочным кнутом. Со всей силы она жмурила глаза, сквозь плотно стиснутые ресницы просачивались слезы ее обреченности.
- Между нами никогда не стоял выбор. Зачем ты пришел, Малфой? – она обернулась к нему, стоя в считанных сантиметрах, скрытая от него тонкой прозрачной фатой.
- Ты не можешь! Мерлин, ты не можешь продолжать эту ложь, - осунувшийся, с опухшим лицом, он выглядел слишком жалко для того привычно Малфоя, которого она знала много лет. – Послушай, Грейнджер!
- Нет, - она остановила его громким протестом. – Я не хочу. Я не стану слушать тебя потому что, чтобы ты ни сказал ничего не изменить. Мы враги, Малфой. Мы звери из разных стай и в конечном итоге одному уготовано загрызть другого. Мы чудовища, Малфой. Звери – слишком разной породы.
- Неужели я мало сделал, неужели недостаточно сказал?
- Достаточно! – закричала Гермиона. – Ты сделал так много, что и за годы не отмоешь своих рук. Выбор? Да, что ты знаешь о выборе?
Малфой смотрел на силуэт ее лица, не смея, коснутся Грейнджер и пальцем.
Он высох целиком, в той пустоте, что поселилась внутри, не осталось ровным счетом ничего. Он потерял себя в этой погоне за призраком. Все казалось сном, этот проклятый год, высосавший из него все силы.
- Какая же ты лгунья. Лгунья – выплюнули его губы, презрительно кривясь. – Что ты будешь делать? Что сделаешь, когда ничего вернуть не сможешь?
- Замолчи!
- Я люблю тебя, Грейнджер! Здесь и сейчас. Я люблю тебя!
- Нет! – она отступила на шаг.
Эти слова не могли звучать вслух. Не могли быть явью, потому что вели их к неминуемой погибели. Но сколько бы раз она не мотала головой в неверии, прогоняя из мыслей назойливого червя правды, проклятые слова не влетят в Малфоя назад – не воротятся. Все, что было сейчас в его глазах, этот разгоревшийся костер его агонии, не оставляло сомнений. Один из них врал, врал долгое время, под мишурой и фарсом, скрывая подноготную правду. Врал, не стыдясь и себе. Один из них, но не Драко.
- Ты слышишь, Грейнджер, нет ничего, чтобы сейчас остановило меня. Я люблю тебя, - его рука дернулась к ней.– Мне плевать, сколько вы пережили, плевать на то, что было до. Это жизнь, Грейнджер, и я не выбирал ни ее, ни последствия. Но я выбрал, выбрал среди всего этого дерьма тебя! Ты не можешь так поступить.
- Замолчи! – Гермиона схватилась за голову, пальцами сдирая тонкие невидимки, распуская пышные кудри. – Замолчи!
- Ты можешь, Грейнджер! Скажи правду, прекрати, наконец, лгать.
- Нет! – темными грязными пятнами размазанная тушь пачкала белую фату.
Драко сжал ее плечи, притягивая к себе.
- Ты должна, пойми это, должна! – Гермиона оттолкнула его из последних сил. – Это счастье? Ты так видишь свою жизнь? Неужели, твоя жалость заведет тебя так далеко. Ты не любишь его, Мерлин, да любила ли ты его хоть когда-то? Он взрослый мальчик, хватит играть его мамочку. Хватит приносить себя в жертву. Она бесполезна, Грейнджер. Бесполезна, понимаешь? Ни кому не нужна. Отпусти его. Неужели ты не видишь, что он убивает тебя, пожирает своей однобокой любовью. Отпусти его, Грейнджер, или в этой могиле похоронишь нас всех.
Слова неконтролируемым потоком лились из него. Он задыхался от спазмов пересохшего горла, но хватался за последнюю спасительную соломинку. Не мог упустить шанс, потому что другого уже не будет. Он кричал бессвязные обвинения, умолял одуматься, но слышал только себя – Грейнджер молчала в ответ.
Сквозь тонкую ткань он видел ее заплаканные глаза, видел в них одну лишь боль, борьбу. – Скажи, что не любишь меня? Скажи, что ничего нет и я навсегда уйду.
- Для чего ты пришел? Для чего ты делаешь это? – он чувствовал биение пульса на запястье ее правой руки.
- Скажи, что я ничто! Скажи, Грейнджер, - его голос сорвался. Мольба надрывными хрипами вырывалась из горла.
- Я не верю, - она отпрянула к самой стене. – Я не верю тебе!
Ее душераздирающий крик не могла услышать ни одна душа, кроме той, что сама сейчас сокрушаясь, кричала рядом.
- Грейнджер! Ответь, на чертов вопрос.
- Я не верю тебе! Никогда не поверю, - она не слушала его, не хотела слышать. С сорванной фатой, с клочьями волос, на ковер сыпались мелкие камни диадемы. Она раздирала пальцы в кровь об острые края украшения.
- Мерлин, что ты делаешь! Что ты делаешь с нами, Гермиона! – он нерешительно позвал ее по имени. Хотел коснуться, но окровавленные пальцы, выставленные вперед, дрожащие и хрупкие, остановили его.
- Ты уничтожил меня. Как ты мог так поступить со мной?
Опустившись на пол, закрывая ладонями лицо, она оплакивала разбитую вдребезги жизнь родного человека. – Ты разрушил нас, ты хуже смерти.
Столько боли и горечи звучало в ее словах. Столько стыда перед тем, кого и не было сейчас с ними.
- Я разрушил? Только я виноват? – Драко растоптал ногой обломок свадебной короны. – А Поттер выходит просто так? Выходит ангел, Грейнджер! Да, как ты можешь быть такой слепой. Как можешь ты, обвинят меня в том, что сама сделала? Своими руками. – Он смотрел на обломки разбитой куклы у его ног - выбравшей свою безвольную роль самостоятельно.
- Убирайся! Я ненавижу тебя! – и ненависть в ее глазах не оставила ему выбора.- Ненавижу!
В ворохе кружев подола, ее острые плечи содрогались в конвульсиях.
Как жить дальше, если последнюю нить, связывающую тебя с ним, не потрудились перерезать, а острыми зубами перегрызли пополам. Что делать ей? Испорченной прогнившей невесте. Женщине, так и не сумевшей поделить свое сердце на части. Он ждет ее там, на самом краю белой дорожки. Красивый парень, в безупречном смокинге, наверняка приветливо улыбающийся собравшимся гостям. Ждет и не знает, как низко она падает в тот же час. Стоит в ожидании того, что никогда уже не придет в его руки. Была ли в этом и его вина? Или он просто тот, кому вечно суждено ждать счастья. Он не обрел, так и не получил то, что никогда до конца не было его.
- Уходи!
- Я не могу, Грейнджер! – он склонился к ней, коснувшись влажной щеки рукой. – Ты во мне, Грейнджер. В моем сердце, в моем доме, ты всюду и я просто не знаю, что с этим делать. Я люблю тебя! Я не могу есть, не могу спасть – жить не могу.
Она прижималась к его руке, чтобы ощутить это последнее касание. Льнула к его ладони, чувствуя, как обрывается что-то внутри и непосильным грузом падает вниз, прижимая ее к земле. Обожженными обломками разрушался храм ее души, когда она собирала остатки сил в апогее этой катастрофы.
Он привел ее к погибели, перерубив на корню. Оторвал от почвы, бросив под палящие лучи солнца своих чувств. Сжег ее дотла и не оставил ничего после себя. Пустыню – без жизни и надежды.
Она не мечтала о нем, никогда не принадлежала ему. Гермиона Грейнджер никогда не любила его. Он просто был в ней, внутри, прикованный цепями к ее душе, ее плоти, замурованными в ее мыслях. Драко Малфой был всюду и не был нигде.
Ее взгляд скользнул по его лицу. Она запоминала его. Каждую черту, каждую морщину. Острые скулы, тонкие поджатые губы. Запоминала себя в его серых глазах.
Гермиона лежала на дне, с детства умевшая плавать и выживать. В один миг предавшая себя - опустив руки. Она тонула, не барахтаясь, не спасая свою жизнь. В толще воды наступил покой, мужской голос больше не звучал отчетливо, не различались слова его молитвы, отчаянной мольбы. Только прикоснуться ко дну, отдохнуть в тишине и ждать когда сердце перестанет биться. Не падать, хоть песчаное дно разверзается под ней и тянет вглубь, к бурлящей лаве центра Земли. Там, где от нее не останется и воспоминаний.
Уходят ли воспоминания? Там на другом конце, где раскинулись широкие зеленые поля. Где небо яркое, а солнце греет не губя землю. Там, где ждут и не спросят. Уходят ли воспоминания там?
Если хоть что-то в мире важнее, чем жизнь. Просто вдох с восходом солнца. Просто свет, слепящий глаза. Они заслужили ее. Они заработали это право - жить.
- Уходи! Навсегда, слышишь! – Гермиона смотрела в его глаза, не отрываясь, забирая последнюю надежду прямо из рук. – Уходи!
- Не отпуская меня! – он тянулся к ней трясущимися руками. Закрывал глаза, плотно стискивая зубы.– Не отпускай, прошу!
- Уходи, - закричала прямо в лицо.
Его очертания рассеивались, слишком быстро для человеческих глаз. Он исчезал в черном дыме аппарации, как просила она.
Исчезал навсегда, потому что этот выбор был ее.
Гермиона сделала его, пусть слишком поздно, но сделала.
В исцарапанной ладошке, она держала маленькую хрустальную голубку на тонкой белой ленточке. Подвеску, которую не видел ни кто, кроме того, кто сам наколдовал ее.
В пустой комнате гриффиндорской башни не осталось ничего, чтобы напоминала о ней. Ничего, что принадлежало бы девушке, которую не щадящий холодный лондонский дождь хлестал по лицу. Все что осталось в стенах девичьей спальни, все это было возлюбленной Гарри Поттера - мужчины так и не сумевшего понять.
Намокшее тяжелое платье затрудняло шаг. Гермиона спотыкалась на мостовой, куда решила аппарировать, забрав из шкатулки подвеску. Она скиталась по улицам, уставшая, промокшая насквозь. Волосы липли к лицу и шее, холод тысячами мурашек бежал по коже. Грязный подол, заляпанный болотом, волочился по асфальту. Куски шлейфа цеплялись о камни, отрывались, лоскутками оставаясь на пройденном пути. Брела, не заботясь о цели. В слезах, едва разбирая дорогу за пеленой дождя, она не знала, куда идти в родном городе, где все было чужим. Ее не ждали. У нее не осталось никого. Гермиона Грейнджер никогда не рождалась в этот мир людей. Ни записи, ни родового листа, ни воспоминаний родителей. Человек, которого никогда не было.
Посреди пустой улицы девушка остановилась под проливным дождем. Выбор – он есть всегда. Устрашающие раскаты грома, после которых тяжелые капли посыпались быстрее, раздались высокого в черном небосводе над совершенно пустым проулком, в котором уже никто не стоял.
Яркий свет огня освещал его силуэт. Высокую мощную фигуру в темном кабинете замка. Он стоял у окна, всматриваясь вдаль своих обширных владений. Распивал дорогой коньяк, производимый на его земле, с гроздей виноградников, растущих на ней. Белая рубашка, с расстегнутым воротом заправленная в серые брюки, обтягивала широкие плечи. Он проводил свободной рукой по коротко стриженым волосам, стараясь не думать о злосчастном листке на столе. Приглашение на свадьбу года, на которое он даже не удосужился ответить. Он смотрел на звездное небо, вспоминая вечера разделенные с ней. В тихом замке, только треск поленьев нарушал тишину, да всплески коньяка о края бокала.
Только от этого, человек, привыкший к абсолютной тишине, выхватил палочку при первом и единственном постороннем звуке. Он обернулся, направляя заостренный кончик строго вперед, выпуская граненый стакан из рук. В звоне битого стекла растворился ее сиплый оклик.
Она стояла перед ним. Не воображаемая, а самая настоящая. Стояла и смотрела на лужи грязной воды, стекающие с порванного платья на ворс дорогого ковра. Смотрела, обнимая вздрагивающие плечи, шепча не понятные слова посиневшими губами. Он не мог сделать шаг, не мог сказать ничего, пораженный ее внезапным появлением.
- Прости меня, прости!- она хрипела. Кашель душил ее, но превозмогая его, она просила прощение и помощи.
- Мне некуда идти. У меня больше никого нет. Ты сказал тогда, что я могу воспользоваться ей, - на раскрытой ладони лежала голубка - портключ, - сказал, что она приведет меня к тебе, где бы ты ни был, где бы не находилась я. Прости меня, Мерлин, я не знаю, что здесь делаю…
- Гермиона, - он сделал самый важный шаг в своей жизни уверенно, не колеблясь, тот шаг, что многим важнее первого, тот шаг, что вел его на встречу к жизни. – Гермиона.
Она не могла остановить истерику, не могла справиться с ней сама. Хватала руками лохмотья, некогда красивой пышной юбкой свадебного наряда.
- Сними его с меня, ради всего святого, сними его с меня.
Мужчина оказался рядом в несколько шагов. От сильного рывка, петли корсета треснули, и разошлись. Он сорвал холодную жесткую ткань, стягивая по ногам платье. В нижних юбках и тонком корсаже, она осела в его объятья, почти теряя сознание.
- Сними его, умоляю, сними, - ее глаза закатывались. Нежное лицо пылало, на горячем лбу проступали холодные капли пота. Ее босые ледяные ноги он растирал набранным в ладони коньяком, вливал его в приоткрытые губы прямиком из горла. Она захлебывалась, но его строгий голос приказывал глотать.
Обнаженное холодное тело, завернутое в колючий плед козьей шерсти, он баюкал на руках, сидя у самого камина на полу. Напевал в ее разгладившееся лицо одному ему известную песню – колыбельную любимой няни. Пел, не задумываясь, почему жизнь сжалилась и этим поздним теплым вечером привела к нему ту, что никогда не покидала его мыслей. Он не хотел знать, почему снимать ему пришлось мокрое изодранное подвенечное платье, не хотел знать, почему она здесь в день свадьбы, которая похоже так и не состоялась.
После стольких лет молчания и спокойствия он просто мечтал увидеть ее здоровой, живой и улыбающейся.
В ту ночь он еще не знал, что всем его мечтам было суждено сбыться. Даже тем, что он никогда не произносил вслух на свет Божий. Сильные мужчины умели мечтать.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |