Автор:bellatrix_lestrange87 2 страница

Драко озверел, в несколько шагов он преодолел расстояние до нее.

- Ну, разве ты не шлюха? – он умолял, умолял согласиться с ним и покончить с его терзаниями, - Потоскуха с печатью позора. Маггловское отродье.

Его глаза были закрыты, Драко брюзжал на нее горячей слюной, но девушка и не подумала отвернуться. Он сомкнул пальцы на ее локтях, сминая кожу, продвигаясь к запястьям. Обводя пальцем подарок тети Беллы, очерчивая изогнутые буквы слагающие «Грязнокровка». Два проклятых шрамоносца. Воспоминание о Поттере в клочья рвало сердце. Он чувствовал его запах. Хвои и дерева. Так пах Поттер. Сильный древесный смрад, окутал ее тело. Впитался в ее кожу, где руки грифиндорца с особой тщательностью ласкали молодое тело.

- Ты смеешь ложиться под него? Дрянь! – он ударил ее о стеллаж, вызывая новую волну боли, ушибы костей.
Ей казалось, он кричит, извергая на нее потоки брани и претензий. Но голос Драко не поднялся ни на октаву. Он все также тихо шипел ей в ухо свои проклятья. Топя ее в море своего уязвленного мужского самолюбия. Малфой чувствовал себя обворованным, обманутым. И даже не представлял, как сильно он просчитался.

Грифиндорская заучка, зубастая зубрила. Неужели они думали, что это видят в ней все?

Влажным лбом, он терся о ее висок, крепко сжимая шею руками. Задушить бы ее. – Когда, скажи мне Грейнджер, когда я упустил эти нити?

- Когда меня обставили в первый раз? – она слышала его отчаянье, видела его насквозь, так же как и себя. А платить по счетам всегда должны двое.

- Хочешь, я напишу эссе и ты до дыр будешь зачитывать его перед сном утирая слюни своим шелковым платком? Хочешь, я распишу его на сто страниц? – смелая безрассудная девчонка.

- Ненавижу! – руки сильнее сжались, уменьшая доступ кислорода.

Пустая секция. Без пятнадцати девять. Только уставшая и увлеченно читающая мадам Пинз.

- Я разорву его на части, - его голос хрипит, повторяю фразу ставшей для него, как мантра. – Нет, Грейнджер. Не тебя. Я уничтожу его.

- Отпусти руки, ты делаешь мне больно, - парень сжал зубы и втянул со свистом холодный воздух.

- А когда больно мне! Когда больно мне, где твое сочувствие, где? Твое проклятое сочувствие, когда больно мне, Грейнджер? – он пустил ее шею, почти теряя сознание от блаженства. Он касался ее.

Драко упал на колени перед ней, вжимаясь лицом в плоский живот. Пуговицы царапали его щеки, но он терся о них, не чувствуя ничего. Сильнее прижимаясь к ней, запрокидывая глаза, глубоко вдыхал эти сладкие ноты ванили.

- Ты делаешь мне больно, Грейнджер, - прошептал он. – Я заслужил, да? Я заслужил. – Он схватил ее бедра, вдавливая пальцы в мягкую плоть.

- Заслужил, - как приговор звучал ее ответ. – А он заслужил меня. – Тихо, но он не мог не услышать.
- Нет! – крик вырвался из горла. – Нет, нет, нет…
- Разве? – от сарказма, от правды его затошнило. Слюна потекла по подбородку, сглатывая, из последних сил боролся с ней. – Ты знаешь, что это так!
- Скажи мне, дрянь? - он вскочил, пронзая ее диким ошалевшим взглядом. – Магглосвкие потаскухи стонут так же, как волшебницы? - его красивое лицо исказила нечеловеческая гримаса отвращения. – Вы стонете так же, мугродье?

- Я расскажу тебе, что волшебник кончает так же, как обычный посредственный магл. Так же, как кончает любой, - повторила она, усмехаясь. Торжествуя.
- Сука! – ногти вонзались в плечи. Тонкая струйка, теплая и вязкая, текла по лопатке.

Гермиона Грейнджер никогда не строила из себя девственницу, и никогда не давала повода сплетням. Зубрила и серая мышь, озлобленная на друзей и слизеринского принца, охотно дарила свое внимание в мире людей. Там где сын родительских друзей, Марк, студент старшей школы на новеньком железном коне, считал ее красавицей и любил искренне, пока не забыл ее. Одним пасмурным днем Гермиона Грейнджер перестала существовать в его спокойной перспективной жизни, перестала существовать в жизни всех, кто ее знал. Грифиндорка не любила его, но помнила, как помнят своего первого мужчину особенно нежного и чуткого. Но для всех, включая и Гарри Поттера, прошлое героини войны было негласным Обливиэйтом. Забыто навсегда.

Только лорду Малфою повторять дважды не было надобности. Драко все понял, даже успел вообразить.
- Не устроил ответ, Малфой? – ядом сочился ее тон.
- Ты хуже…Ты хуже последней швали в Лютном переулке. Я ненавижу тебя, - он боялся ее нечаянно убить.
- Разве?

Девушка внимательно смотрела на него. Кожа от гнева стала серее. Глаза темные, белок налитый кровью лопнувших сосудов. Парня по-прежнему трусило. И эта дрожь отдавалась и ей, как и жар его тела. Такой жестокий и потерянный. Одна боль, вот все что девушка получала от него все восемь с лишним лет, только сплошь страдания.

Оправдание ненависти и презрения - то за, что ее никогда не осудят. Как ей оправдать вот это, она не знала. Как объяснить самой себе немую сцену, в которой его мокрое лицо прижималось к ней, как остановить сердце удар за ударом бьющееся в ее груди. Живое, сокращающееся ложью и правдой. И Гермиона погрязла в ней давно, слишком много лет назад. Там в Малфой меноре, когда он содрогался при каждом ее вскрике, когда умирал вместе с ней на полу богато обставленной гостиной. Ложь была и тогда, когда он вжимал ее в стену спиной, наставив палочку на Макнейра. Когда, он лежал на койке, приняв Сектумсемпра от Гарри, закончилась и правда. Правда навсегда исчезла из ее жизни, когда в ответ Гарри услышал «Все хорошо!». Потому что «Хорошо», уже не будет никогда и в его жизни.

Глава 4

- Ты делаешь мне больно, - шевелясь, мягкие губы касались его скул. Острых, высеченных из камня, как на фресках жестокого Аида. - Малфой? – Она жалобно звала его, охрипший голос вопрошал о милосердии.

Но Драко, ослепленный яростью, поверженный, еще сильнее вдавливал ослабшее девичье тело в тонкие деревянные перегородки. Он не слышал ее просьб, точно в вакууме, его тело лишилось всех чувств, ощущений и желаний. И единственным светом в конце длинного туннеля была последняя здравая мысль, единственное, что еще удерживало его на поверхности пучины безумия. Не совсем светлое, но такое необходимое желание. Убить. Вкусить крови и совсем неважно чьей.

Она едва дышала, стальными тисками боль сжимала ее легкие, маленькими вздохами, сквозь зубы, девушка вдыхала спасительный кислород. Теряя сознание, Гермиона думала, как сильно ненавидит себя за свое рождение. За то, что получила однажды злосчастное письмо, за то, что пошатнула привычный, идеальный мир этого невыносимого человека. Как долго они все же смогли играть свои роли? Сколько сил ушло на создание этой видимости? Она не хотела знать ответ.

А ведь девушка никогда не мечтала о таком внимании. Ей вовсе были чужды любовные похождения. Еще не так давно она мечтала хорошо закончить обучение, мечтала о роботе в министерстве, о маленьком домике на окраине Лондона, о муже, простом и добром магле, не познавшем испытаний в этом жестоком волшебном мире. А судьба… У судьбы были другие планы. Война уничтожила последнюю надежду. И ей не осталось ничего, как просто смириться, идти дальше, жить дальше в мире, где она, по сути, была инородным телом, изгоем, пусть негласно, но и этого хватало сполна. И так было всегда.

Еще не очень привлекательной девочкой, лохматой с ужасным прикусом и зубами. Девочкой, которая восполняла грязную кровь стремлением к знаниям. Справедливо окрещенной заучкой и мисс всезнайкой. Как обидно, также и правдиво. Только доброе сердце, искреннее и наивное, нашло отклик, а после и нашлись друзья. Непутевые, шаловливые мальчишки, жестокостью войны, взращенные, как пшеница под солнцем, в усталых молодых мужчин со шрамами и беспокойными снами. Так время неумолимо шло в постоянной борьбе со злом и его приспешниками. А за стенами замка девочка продолжала бороться со страхами, с комплексами и с ним.

И вроде сказки и так хватало в ее жизни, этого неимоверного волшебства, которое волнами растекалось по ее телу. А ведь она на самом деле была самой сильной ведьмой своего поколения. Сильная грязнокровная Грейнджер. Мерлин смеялся над ней, когда со страниц магловской сказки гадкий всезнающий утенок за лето вырос в симпатичную, обворожительную уточку. Лебедем она себя назвать так и не посмела. Волосы также вились, только чем старше становилась Гермиона, тем тяжелее было ее лохматое гнездо. Теперь под своей тяжестью они волнами спадали до талии, самые невзрачные каштановые кудри. Без зелий и магии, она всегда оставалась естественной. Выровнять недостатки рта, обычным стоматологическим методом. Довольный отец усердно работал все лето. И тогда на четвертый курс, в школу чародейства и волшебства Хогвартс, вернулась обычная девочка подросток. Комплексов стало меньше, а внимания? Внимания и так никогда не было. Только вопреки ожиданиям, она вызвала интерес. Для мальчишек девушка по-прежнему оставалась «библиотекой» полной ценных собраний. Библиотекой, что всегда под рукой. За то он, отрывался по полной, только на сей раз его издевательства все чаще пугали Гермиону.

Она хорошо помнила чемпионат мира по кввидичу, помнила его первичный интерес, слова беспокойства, сквозившие в его голосе, тогда она могла поклясться, что хорек переживал о ней. Его угрозы, больше походили на высказанное вслух желание, чтобы она поскорей убралась от туда восвояси, пусть даже с ненавистными Уизли и Поттером. Вспоминая тот год, она никогда не могла удержаться от улыбки. Виктор. Угрюмый, красивый и слишком взрослый. Что стало с ним после всего? Первый парень, разглядевший малость- девушку в худенькой, лишенной округлостей гриффиндорке. Только бал он тоже испортил. Испепеляя ее взглядом, наверняка убив не единожды в своих мечтах. А время все неумолимо шло, и золотая девочка став еще милее забыла об опасности. Слишком беспечная магла.

Это случилось в очередное ничего не предвещающее утро, скорый завтрак в шумном зале. Вокруг все смеялись, улыбались и наслаждались детством. Рон беззастенчиво обнимал Лаванду и слушал ее болтовню, пока Гарри увлеченно рассказывал подруге о встречах с Дамблдором. Сначала в обычном разговоре, отпивая сок и временами пережевывая тосты. Но его голос становился тише с каждым последующим словом, Гарри придвинулся ближе, сохраняя их разговор от невольных слушателей, и медленно зашептал ей продолжение своего тяжелого странствования по воспоминаниям Тома Риддла. Она, пожалуй бы, не заметила ничего необычно в его позе, действиях и поступках, если бы не почувствовала на себе тяжелый взгляд. Девушка подняла глаза, в ужасе приоткрыв губы. Это был самый злобный взгляд в его арсенале, из тех, которые ей доводилось видеть. От него она наяву чувствовала физическую боль - ребра неприятно сдавило от нахлынувшего страха. Малфой смотрел не на собеседника Гермионы и даже не на девушку. Он, не отводя глаз, следил за каждым движением губ ненавистного героя. Совершенно неосознанно горячие, слегка влажные уста Поттера, касались ее ушной раковины, а нижняя губа задевала меленькую мочку с золотым гвоздиком в ней. Гермиона продолжала смотреть на слизеринского принца, который похоже с трудом удерживал себя на месте. Парня трясло в беззвучной злобе. Его серые глаза обещали ей все муки ада, если девушка не утихомирит увлекшегося друга, сильная грудь которого уже прижималась к ее телу, а рука по привычке легла на ее маленькую ладошку.

Поттер вполне закономерно считал ее своей территорией, и Гермиона могла бы и согласится, поступаясь своей гордостью и самостоятельностью, что в какой-то мере она на самом деле его. Но тогда, именно в ту минуту она испугалась своих мыслей и претензий парня напротив. Испугалась своей догадки, внезапно ставшей шокирующей правдой. Малфой на самом деле был готов швырнуть в очкарика авадой, наказать плебея за наглость, содрать живьем кожу с его рук, с его рта, с каждой части тела, которая когда либо, касалась всезнайки. В тот день Гермиона Грейнджер поняла истину, проповеданную отцом Коулманом с кафедры поместной церкви, куда ее водили родители. Все тайное неизбежно становится явным. Драко Малфой вполне осознано позволил ей узнать эту тайну, подписав приговор под чертой ее жизни. Он сам окрестил себя и судьей, и палачом. С каждым последующим днем, с каждым уроком совместным с слизеринским факультетом, и даже после смерти Дамблдора, она не забывала, не позволяла себе забыть его первый открытый взгляд.

Грязнокровка вызвала интерес наследника древнейшего рода, интерес, обреченный на провал в угоду родителям и чистоте крови. Скорее он убьет ее сам, чем позволит ей прожить долгую и счастливую жизнь с кем бы то ни было. Убьет без сомнений и сожалений, потому что ему никто не позволит быть с ней, ее бы он и не спрашивал.

Гермиона добровольно вычеркнула себя из жизни родных ей людей, она сама решила идти за Гарри до конца и смогла уберечь его от смерти, оградить от боли подарив то, в чем он всегда нуждался. Как на алтарь она принесла ему свою жизнь, любовь, ласку - свое будущее. Светлое будущее, выстраданное в лишениях, в болезненных ранах и войне, бок о бок. Ведь Гермиона не знала, что с ним стало, где он и какая участь постигла его. Пока Гарри не рассказал о своем милосердном поступке, о Нарциссе и ее сыне. Пока девушка своими глазами не увидела его на платформе 9 ¾. Живого, возмужавшего и вроде позабывшего маленькую гриффиндорку.

Он упирался лбом в ее ключицу, - Малфой, умоляю, отпусти меня.

Вглядываясь в его лицо, она пыталась понять, в каком отрезке их странных отношений девушка приняла его. Приняла его, как еще одного мужчину в своей жизни. Как обыденность, потому что выкинуть его самой не было сил, а помощи от него ждать не приходилось. Приняла, и смело смотрела ему в глаза, бояться его уже не было смысла. Он защищал ее от проклятий пожирателей, прикрывая собой в последней битве. Не иначе, как желая самому прикончить после ее отказа.

Она откажет, посмеется и разобьет мечты. Грифиндорка не позволила бы прикасаться к ней, не позволила играть ее жизнью, если бы ее спросили. Но Драко Малфой не спрашивал, он брал, и отвоевывал. И сейчас он хотел отобрать у Поттера заслуженный приз. Шрамоносцу и победы над Лордом будет достаточно. Драко был тем же жестоким Аидом, укравшим желанную женщину. Только Гермиона ни как не могла понять, почему роль Персефоны в этой комедии абсурда достался ей.

- Зачем ты делаешь это? Для чего ты играешь с судьбой? – голос Драко почти выровнялся, с каждым вдохом он приходил в себя. Успокаивался.

- Мы давно уже не играем, Малфой, мы продолжаем жить!

- Я не позволю тебе делить жизнь с ним.

- Быть может легче лишить меня ее, Малфой? Я не спрошу тебя, позволишь ты или нет. Я уже с ним. Только с ним.

- Закрой рот. Закрой рот, пока я не свернул тебе шею.

- А чего ты ждал? Ты придешь, такой чистокровный, богатый, красивый и я, как любая дура паду к твоим ногам. Очнись, Малфой. Мы не сказочные герои. Мы враги, мы всегда ими будем. Ты унижал меня, втаптывал меня в грязь каждым словом, вытирал об меня ноги. Как ты смеешь, кидать мне в лицо все это дерьмо?

Он ударил ее. Легко, кончиками пальцев, - Не смей выражаться, как какая нибудь магла.

- Очнись, говорю! – закричала она. - Я и есть магла. Грязнакровная магловская шлюха. И это ее ты сейчас держишь в свои руках, - Гермиона оплевывала себя всей той грязью, которой он, не уставая, обливал ее все годы совместного обучения.

- Я не спрашивал тебя, слышишь? Не спрашиваю твоего мнения. Ты, боггарта задери, женщина и будешь слушаться.

- Ты сошел с ума! Ты на самом деле спятил, Малфой. – Гермиона качала головой, не в силах поверить в ту чушь, что он нес.

Он приблизил свое лицо к ней, бесцеремонно, желая урвать поцелуй с ее пересохших губ.

Грифиндорка оттолкнула его из последних сил, и вырвалась из стальной хватки.

- Мне жаль тебя, Малфой, - девушка стояла за его спиной, он чувствовал ее взгляд на своем затылке.

- Прибереги свою жалость, Грейнджер. Прибереги ее для своего героя, - он резко обернулся к ней и выплевывая слова, приближался. – Я Малфой, идиотка! Малфои не бросают слов на ветер, Грейнджер. Я уничтожу его, и тогда, тебе будет кого жалеть.

Девушка слышала его шаги, слышала глухой удар закрывшейся дубовой двери. Слышала оглушительный стук своего сердца. Она выбежала из библиотеки и помчалась к башне львиного факультета. Только бы увидеть Гарри. Убедиться что он здоров, улыбается и шутит сидя в кресле с Роном. Без забот, наконец, свободный от бремени друг детства. Друг, брат, парень. Разве этого недостаточно для жертвы. Алтарь она выстроит сама, своими руками. Алтарь, на который положит свою жизнь.

Глава 5

Когда-то мать говорила ей, что женщина это лицо мужчины. Его статус, самый главный объект его гордости. Гермиона не спорила, пожалуй, даже соглашалась, взирая на ухоженное лицо матери, на тонкую талию в сорок лет с нескрываемым восхищением. И точно каждый раз убеждалась в ее правоте, когда отец особенно нежно и трепетно одевал теплое кашемировое пальто на плечи матери. Он гордился своей женой, возносил ее, целуя тонкие кисти, тронутых морщинами, рук. И могла ли у таких людей получиться не образцово воспитанная дочь? Не могла. Гермиона Грейнджер заслужила громкого звания «идеальной девушки» если бы не все те внутренние «но». И самое первое из них сейчас отражало зеркало в спальне бордово-золотых тонов. Разве девушка в зеркале отображала статус героя магического мира? Разве она могла быть лицом пусть и вспыльчивого, но должно быть самого доброго и честного человека их мира? Клочья не расчесанных волос, тусклых колтунов, лишенных блеска. Отвратительные мертвецкие круги под глазами и обветренные шершавые губы. Жалкое подобие женщины. Это не могла быть Гермиона Грейнджер, но это, несомненно, была она.

Субботний день окрасил Хогварт в сиянии солнечных лучей. Высокие каменные стены просохли и нагревались, даря немного тепла и комфорта. Ветер впервые за месяц непогоды больше не свистел в опустевших коридорах, не взметал мантии младшекурсников снующих от безделья по территории. Старшие курсы давно весело проводили досуг на шумных улицах Хогсмида.

Она долго сидела в ванной, просто запрокинув голову, наслаждалась долгожданным спокойствием и тишиной. Голова не гудела от множества одновременных мыслей, сомнений и чувства вины. Наконец назойливая пульсация в висках уступила место забытью. Эйфория. Абсолютная пустота. Гермиона глубоко вдыхала аромат ванили, любимой эссенции всегда добавляемой в воду. Нежилась в ласковых объятьях пушистой разноцветной пены.

- Наверное, это грех, чувствовать себя счастливой, когда все так паршиво, - от долгого молчания голос охрип и в тишине высоких сводов громким эхом бил по барабанным перепонкам. – И зачем я только обещала ему прийти чуть позже. Теперь тащиться туда одной, а потом улыбайся и делай вид, что жизнь сладкий зефир. Ненавижу проклятый зефир.

О том, что вода давно остыла, и теперь доставляет больше дискомфорт, нежели приятное расслабление девушка поняла, только резко поднявшись. Гермиона поежилась и скорее завернула исхудавшее тело в просторный махровый халат.

- Для чего вообще нужны эти бессмысленные вылазки в Хогсмид, давным давно выросли, а все, как третьекурсники уже к десяти утра сорвались туда, - от гнева ее щеки пылали, в суматохе и спешке она не могла найти любимые узкие джинсы и водолазку, как назло вещи куда-то запропастились. Девушка швырнула кеду ногой и громко чертыхнулась.

- Ненавижу весь этот послевоенный синдром, литры сливочного пива и часовые байки о тяжкой судьбе военного поколения. Пустозвоны. Вместо кислых рож, лучше бы восстанавливали былое единство магического общества. Учились, в конце концов, столько времени упущено, теперь всю программу нужно догнать. Лодыри. Лодыри и бездельники.

Она сама не понимала своей внезапной агрессии. Недовольства, своего пессимизма. Ей просто не хотелось туда идти, смотреть счастливыми глазами на Гарри и врать ему, чертов десяток раз о том, что все прекрасно и ему не о чем беспокоится. Врать и смотреть в лицо своему страху. Смотреть и заливаться краской стыда и вины. А ведь ей было чего стыдиться, и самое страшное, что он доподлинно это знал. И он будет там. Сидеть и прожигать ее своими отвратительно холодными глазами. Опускать ее, заставлять сомневаться и дрожать. От безысходности, от правды, которую он не уставая, изливал на нее день от то дня. Но на сей раз, у Гермионы не было выхода. Она дала Гарри слово, и сдержит его, потому что там, сейчас, она единственный человек, которого он ждет. Ждет и любит. Нет от жалости, не от страха перед смертью и войной, а просто любит.

Дверь трех метел скрипнула и не без труда приоткрылась, впуская хмурящуюся девушку в душное помещение бара. Забитые школьниками «Три Метлы» встретили ее кислым запахом сливочного пива, смесью не самых приятных женских и мужских парфюмов. Гермиону затошнило, голод отзывался смрадной рвотной волной, поднимающейся со дна желудка. Она едва успела глотнуть слюну и сдержать горечь желчи. Девушка окинула бар долгим изучающим взглядом и нашла компанию самых старших студентов Грифиндора за дальним столиком у окна.

- Эй, Гермиона, - рыжая голова Рональда Уизли ярким пятном привлекала к себе всеобщее внимание. Лучший друг неторопливо поднялся, призывая девушку левой рукой. Правая, миро покоилась на плече улыбающейся Лаванды Браун. Война изменила каждого и некогда глупая блондинка Лав-Лав теперь представляла собой более спокойную и рассудительную копию Молли Уизли. Уже слегка пухлая девушка вовсю готовилась стать хорошей женой и конечно образцовой матерью. Гермиона невольно улыбнулась в ответ. Пожалуй, лучшей партии Рону не сыскать. Слава Мерлину, он быстро выкинул из головы идею помочь Гермионе сменить фамилию.

Она медленно проходила, минуя забитые столики, множество стульев и резвящихся подростков. Ее взгляд невольно упал на Джинни, весело щебечущей Гарри на ухо должно быть новости из мира квиддича. Дин Томас перебирая рыжие волосы изредка вставлял пару слов, отвлекаясь от не менее интересной беседы с Финниганом. Сердце Гермионы радостно забилось и погнало горячую кровь быстрее по венам. Они выжили. Почти все, пережили войну, расставания и новые увлечения, перешагнули обиды и не отпустили друг друга. Большая и дружная семья львиного факультета где только Луна с сережками виде маленькой бордовой свеклы могла похвастаться шарфом другой расцветки, но целующему ее Невиллу похоже было плевать.

- Гермиона? – заботливый голос, участливый и нежный. Его зеленые глаза искрились счастьем, столько любви в них было, столько всепоглощающего обожания. Девушка вздрогнула, вспомнив глаза отца, такие же влюбленные. Гарри Поттер гордился ей, восхищался и усадил в золотой трон своего маленького мира. Она могла называться королевой, потому что был тот, кто безоговорочно поклонялся ей.

- Привет, - ее ладонь невесомо притянула слегка небритое лицо. – Скучал? – Она поцеловала его коротким скорее дружеским поцелуем и Гарри внимательно посмотрел ей в лицо, когда девушка отвлекшись снимала курточку с плеч.

- Что-то случилось, - огрубевший давно переживший ломку голос Гарри звучал настороженно. От проницательного и очень чувствительного грифиндорского героя скрыть, что либо, было непосильной задачей. А Гермиону он и подавно мог раскусить в считанные секунды. Давнишняя подруга, боевой товарищ, а ныне любимая девушка, всегда была для него изведанной картой очень схожей с мародерской. Только вместо имен и фамилий, на карте девушки Поттер видел чувства, переживания и страхи. Все, как на ладони. И своими врожденными способностями вовсю пользовался, предугадывая настроение, раскрывая тайные мысли и сокровенные мечты.

- Все отлично, почему ты вдруг спросил, - девушка натянула улыбку и приняла новую бутылку сливочного из рук Симуса.

- Твой голос дрожит, Гермиона! – Поттер осуждающе посмотрел в глаза любимой девушки, предостерегая ее от новой лжи.

Она отпила, искривив брови в насмешливом жесте и обезоруживающее улыбнулась Финнигану. – Спасибо, Симус. Жажда замучила меня пока я сюда дошла.

Она почувствовала резкий рывок за рукав, и удивленно посмотрела на Гарри, - Нам нужно поговорить, отойдем. – Он не спрашивал, но и приказным тоном говорить себе не позволил. Это скорее прозвучало, как утверждение, поэтому под вопросительными взглядами друзей девушка поднялась и вложив свою руку в широкую и сильную ладонь квиддичного ловца направилась вслед за ним.

Если вздернутые брови Симусу Финнигану и Невиллу сидящим напротив показались лишь смешным жестом вроде «отмашки», то Гарри Поттер легко уловил волнение девушки и нервную наигранность этого жеста. Жеста совершенно несвойственного его Гермионе Грейнджер.

- Может, ты объяснишь мне свое состояние сейчас, когда нет лишних свидетелей? – Гарри нетерпеливо сжал ее ладонь и подтолкнул к стене разделяющей женский и мужской туалеты.

- Я уже сказала тебе, - девушка устало отвела глаза и прислонилась затылком к прохладной каменной кладке. – Все отлично, тебе не о чем беспокоиться.

И только с этого места, затемненного в дальнем конце зала, она смогла рассмотреть ранее скрытый от ее глаз столик. Девушка застыла, а ее гортань подрагивала.

Блейз Забини, как всегда чертовски красивый увлеченно размахивая руками рассказывал Паркинсон очевидно смешную историю, потому что девушка, наплевав на приличия задорно смеялась, вытирая ухоженными пальчиками капельки счастливой влаги собравшейся в уголках глаз. Дафна Гринграс смеялась с ней, прильнув к груди Теодора Нотта. Последний, вел тихую беседу с Гойлом временами целуя руку своей красивой невесты. И лишь Драко Малфой не мигая, в молчании, спокойно взирал не действо, развернувшееся перед его глазами. Случайный, но счастливый зритель. Драко сделал глоток из тяжелого граненного стакана, в котором о края плескался теплый Огденский виски. Он с отвращением смотрел на Поттера слишком тесно прижавшего к телу грейнджер. Смотрел на их сплетенные пальцы и мечтал адским пламенем сжигать кожу на ладонях избранного. Ненависть слишком слабое чувство чтобы описать его отношение к герою магической Британии.
Ненависть пресная. Нет, он не мог назвать это ненавистью, Малфой вовсе не мог найти название буре, что билась внутри него, тайфуном скручивая печень, расщепляя легкие, вырывая рваное булькающее дыхание из саднящего горла.

- И ты считаешь, я должен в это поверить? – Дркако не сдержал презрительной усмешки. И это потомок Певералла. Вспыльчивый, резкий и невоспитанный сын грязнокровки и предателя крови. Слишком дурна была кровь Эванс.

- Гарри, - от ее мягкого голоса, трепета с каким она произнесла ненавистное имя, Драко хлестнула по сердцу нестерпимая боль. Острыми шипами терна она впивалась в упругую мышцу, разрывая предсердия в клочья. Он мог бы захлебнуться собственной кровью, если бы она на самом деле хлестала из восходящей аорты. Но фантомная боль Дрока лишь топила душу в чаше страданий, в то время, как сердце продолжало свой бешеный танец жизни.

- Гарри, - ее маленькие ручки обхватили лицо Поттера и невысокий гладкий лоб прижался к шраму грифиндорца. – Почему ты просто не можешь поверить мне? Я гов…

- Потому что это ложь, - он скинул ее руки, и отстранил девушку от себя.

«Прирожденный аврор, не так ли, Поттер?» Драко гадко улыбался, предвкушая раздор в сомнительной идиллии героической пары. Что теперь, ты намерена делать, Грейнджер? Как ты на сей раз объяснишь своему ревнивому параноику свои дрожащие коленки и бегающие в испуге глаза. Ты лгунья, Грейнджер, паршивая магловская лгунья!

- Послушай!

- Это ты меня послушай, Гермиона! – Гарри бесцеремонно оборвал ее и прижал холодные пальчики к губам. – Если тебя, тревожит что, ты должна сказать об этом. Я вижу, понимаешь, просто чувствую, - Поттер нервно выдохнул. – Ты не обманешь меня, Гермиона!

Усталость сквозила в его голосе. Усталость от фальши и игры. И Поттер ни как не мог взять в толк причину, по которой его честная и открытая девочка вдруг решила что-то утаивать от него. Словно забыла о том, кто он. И дело не в звании мальчика-который-троеточие, а в прочной нити связывающей их.

- Я и не пыталась, Гарри, - неуверенно возразила девушка, - ты слишком мнителен.

- Мнителен? Ты на самом деле так думаешь, Гермиона? Или ты просто пытаешься сделать из меня дурака, щадишь мои чувства, - гневно прошипел Гарри в ответ.

- Успокойся, прошу тебя, - она сделала медленный шаг в его сторону и кончиками пальцев ухватилась за край любимой байковой рубашки, - прошу тебя.

Ее губы приблизились к приоткрытому рту парня. Из груди вырывалось горячее дыхание. Она шептала просьбу в его уста. Касаясь его кожи, сводя Поттера с ума. Хрупкая, совершенно обычная девушка. Обычная, но до дрожи в руках желанная.
Когда язык Поттера скользнул в ее рот, равнодушное лицо лорда Малфоя исказилось ужасающей маской гнева. Как чертов мазохист он смотрел за каждым движением их губ, за сладким поцелуем, вскружившим Поттеру голову. Драко отчетливо видел, как грифиндорец терял контроль, не соображая где находится, смело просовывал руки под ее тонкий джемпер оголяя плоский живот. Когда его пальцы скользнули за пояс джинсов, лишь на дюйм, слизеринский принц потерял контроль.
Блейз лишь заметил мелькнувшую фигуру друга, как услышал грохот упавшего стула. В считанные секунды Драко оказался в закоулке, скрытом от глаз веселящееся публики, но Забини хорошо видел немую сцену, назревающий скандал.

Ничего не видящим взглядом он смотрел, как Поттер прижимает ее к себе. Смотрел и давился собственным ядом, своей змеиной отравой, выжигая жгущие раны глубоко в глотке.

- Может ты прямо здесь ее трахнешь, а Поттер? – его голос даже не дрогнул.

Гермиона отскочила от Гарри, мгновенно узнав голос. Законченная идиотка. Знала же, что все закончится именно этим.

- Отвали, Малфой иди куда шел? – Гарри не удостоил Малфоя простого взгляда.

Дата добавления: 2015-09-30