Я была в ужасе.
— Они лишали его жизни каждый день на протяжении года? И тебя наняли его убить?
— Мы знали, что он один из нас. Мы все могли изменяться. Знали, кем стал мой сын. Я надеялся, что это именно он. — Бэрронс скривил губы. — Я действительно надеялся, что это мой сын. — В его глазах был голод. — Сколько он пробыл ребенком сегодня? До тех пор пока он не напал?
— Несколько минут.
— Я не видел его таким столетиями.
Я догадалась, что Бэрронс вспоминает, когда это было.
— Они его сломали. Он не мог контролировать изменения. Я видел своего сына всего несколько раз, словно он мог познать мир лишь на мгновения.
— Тебе не удалось дотянуться до него? Научить?
Бэрронс мог научить кого угодно.
— Часть его разума исчезла. Он был слишком мал. Слишком напуган. Они его уничтожили. Мужчина мог бы выстоять. У ребенка не было шансов. Я часто сидел у его клетки и говорил с ним. Когда позволили технологии, я записывал каждый миг, чтобы увидеть в нем моего сына. Сейчас камеры выключены. Я не могу просматривать записи и искать его. Но я должен держать своего сына в клетке. Если мир обнаружит его, его снова убьют. Снова и снова. Он дикий. Убивает. И только.
— Ты кормишь его.
— Иначе он страдает. Сытый, он может иногда отдохнуть. Я убивал своего сына. Пробовал яды. Учился колдовству. Магии друидов. Я думал, что Глас сможет заставить его уснуть, а то и умереть. Некоторое время получалось нечто вроде гипноза. Он прекрасно адаптируется. Идеальная машина для убийства. Я учился. Я собирал Объекты Силы. Две тысячи лет назад я пронзил его сердце твоим копьем, как только узнал об этом оружии. Я заставил Принцессу Фейри приложить все усилия. Не сработало. Там, где он потерялся, он в постоянной, вечной агонии. Для него она никогда не заканчивается. Его вера в меня беспочвенна. Я никогда не смогу…
Бэрронс не сказал «спасти его», и я тоже, потому что пыталась не заплакать. Для Иерихона время слез прошло тысячи лет назад. Он просто хотел освобождения. Хотел позволить сыну отдохнуть. Попрощаться с ним навсегда.
— Ты хочешь отменить его существование.
— Да.
— Сколько все это тянется?
Бэрронс ничего не сказал.
И не скажет. А я поняла, что количество лет не важно. Горе, которое он ощутил в пустыне, не старело. Теперь я понимала, почему его люди готовы меня убить. Это не только его тайна.
— Вы все возвращаетесь в то место, где умерли впервые.
Он напрягся. Я поняла.
Они убивали, чтобы не повторить судьбу сына Бэрронса. Место, в которое они возвращались на рассвете после смерти, было их единственной слабостью. Враг мог поджидать их там и убивать снова и снова.
— Я не хочу знать, где находится это место. Никогда, — заверила я его. — Иерихон, мы добудем Книгу. Найдем заклятие развоплощения. Обещаю. Мы подарим твоему сыну покой. — Меня затопила злость. Кто сделал это с ними? Почему? — Клянусь. Так или иначе, но мы справимся.
Он кивнул, заложил руки за голову и откинулся на подушки, закрыв глаза.
Миг спустя я увидела, как его покидает напряжение. Я знала, что он медитирует, чтобы вернуть самоконтроль. Невероятная сдержанность.
Сколько тысяч лет Бэрронс заботился о своем сыне, кормил его, пытался убить и избавить от боли, пусть хоть на несколько минут?
Я снова вернулась в пустыню, но не потому, что он меня туда отвел. Я просто не могла забыть лицо его сына.
Его глаза говорили: «Я знаю, что ты успокоишь боль».
Бэрронс так и не смог этого сделать. Боль не уходила. Для них обоих.
Ребенок, смерть которого уничтожила его, с тех пор уничтожал его каждым днем своей жизни.
«Умирать, — сказал однажды Бэрронс, — легко. Тот, кто умирает, уходит, только и всего».
Внезапно я обрадовалась, что Алина мертва. Она отдыхает.
А его сын — нет. И сам он тоже.
Я прижалась щекой к груди Бэрронса, чтобы послушать биение его сердца.
И впервые со дня нашей встречи поняла, что его сердце не бьется. Разве я никогда раньше не чувствовала, как бежит в нем кровь? Как стучит сердце? Как я могла этого не заметить?
Я подняла глаза и увидела, что Бэрронс наблюдает за мной с непостижимым выражением.
— Я давно не ел.
— И твое сердце перестало биться?
— Пульс становится болезненным. Со временем придется измениться.
— А что ты ешь? — осторожно спросила я.
— Не твое дело, — мягко ответил он.
Я кивнула. Переживу.
* * *
Здесь, в подземелье, Бэрронс двигался иначе. И не пытался ничего скрывать. Здесь он был собой и казался неотъемлемой частью мироздания. Гладко, как шелк, совершенно бесшумно он перетекал с места на место. Если я переставала следить за ним, то тут же теряла его из виду. Оказалось, что он прислонился к колонне — и я спутала его с колонной, — скрестив руки и наблюдая за мной.
Я исследовала его логово. Не знаю, сколько он жил, но было ясно, что бедствовать ему не приходилось. Когда–то Бэрронс был наемником, в иное время, в другом месте, неизвестно, насколько давно. Ему уже тогда нравились красивые вещи, и с тех пор его вкус не изменился.
Я нашла его кухню. Это была мечта шеф–повара — все новинки техники из нержавеющей стали. Много мрамора и красивых шкафов. Морозильная камера и холодильник забиты до отказа. За винный погреб можно было умереть.
Пережевывая сыр и хлеб, я представляла, как Бэрронс проводил ночи, когда я мирно спала наверху, то на четвертом, то на пятом этаже. Он мерил шагами подземелье, готовил себе обед или ел сырое мясо, упражнялся в черной магии, делал татуировки, уезжал на одной из машин. Все это время он был так близко. Обнаженный, на шелковых простынях… Я бы с ума сошла, если бы раньше знала то, что мне известно сейчас.
Бэрронс чистил манго. А я размышляла, где он сумел достать фрукты в Дублине после падения стен. Манго истекало соком. Я слизала сок с ладоней Бэрронса. Затем повалила его на спину, съела мякоть с его живота, опустилась ниже, и закончилось это тем, что моя задница оказалась на холодном мраморном столе. Он снова вошел в меня, а я обхватила его тело бедрами. Бэрронс смотрел так, словно пытался запомнить мое лицо, словно не мог поверить, что я здесь.
Он делал мне омлет, пока я сидела на столе. Мои душа и тело изголодались. Сожгли больше калорий, чем могла восполнить еда.
Одеваться Бэрронс не стал. Я любовалась его спиной и плечами, его ногами.
— Я нашла второе пророчество, — сказала я.
Он рассмеялся.
— И почему вы вечно тянете, прежде чем сообщить о важном?
— Кто бы говорил.
Бэрронс поставил передо мной тарелку и протянул вилку.
— Ешь.
Доев, я продолжила:
— Амулет ведь у тебя, верно?
Он показал мне кончик языка и улыбнулся с видом: «Я тут самый крутой, и лучшие игрушки у меня».
Мы возвращаемся в спальню, и я достаю страницу из дневника Безумной Мори, а с ней и карту Таро.
Бэрронс смотрит на карту.
— Откуда, говоришь, это у тебя?
— Из «Честерса». Парень с чудесными глазами отдал ее мне.
— Кто?
— Привлекательный студент, работает там барменом. Бэрронс вздрагивает, как змея перед нападением.
— Насколько привлекательный?
Я смотрю на него. Его глаза холодны. «Если ты хочешь такой жизни, убирайся из моего дома немедленно», — говорят его глаза.
— Он и в подметки тебе не годится. Бэрронс расслабляется.
— И кто же он? Я его знаю?
Я говорю, где и как они виделись, описываю внешность глазастика, но Бэрронс кажется удивленным.
— Никогда такого не встречал. Пару раз, когда я приходил за тобой, там разливал напитки старик с жутким ирландским акцентом. Но под твое описание он не подходит.
Я пожала плечами.
— Дело в том, что для первого пророчества уже поздно. — Я протянула ему страницу. — Дэррок был уверен, что только он сможет использовать амулет. Но я прочитала перевод и думаю, что это удастся тебе или Дэйгису. Другие тоже могут подойти под описание.
Бэрронс взял пергамент и просмотрел его.
— С чего Дэррок взял, что речь идет именно о нем?
— Потому что там говорится «тот, кто не тот, кем был». Дэррок был Фейри.
Бэрронс перевернул листок, посмотрел на перевод Дэррока, потом снова взглянул на пророчество Мори.
— Дэррок не владел гэльским, когда я обучал его, и с тех пор явно плохо учился. Его перевод неточен. Здесь редкий диалект и пол не указан. Тут написано: «Тот, кто одержим… или захвачен».
— Об этом говорилось в первом пророчестве.
Бэрронс посмотрел на меня, вскинув бровь. Я быстро поняла ход его мыслей.
— Ты считаешь, что речь идет обо мне.
И меня это почему–то не удивило. Словно часть меня всегда знала, что в конце концов дело дойдет до противостояния между мной и «Синсар Дабх». И победитель получит все. Предопределенность. Я ненавидела судьбу. И не верила в нее. Вот только она, сволочь, в меня, похоже, верила.
Бэрронс шагнул к сейфу, спрятанному за картиной, и достал амулет. В его руках амулет был темным, но по мере приближения ко мне слабо запульсировал.
Я потянулась к нему. Стоило мне прикоснуться к амулету, и он тут же засиял. Я хотела заполучить его, как только впервые увидела.
— Ты «уайлд кард», Мак. Я с самого начала это знал. Эта вещь считает тебя выдающейся. Я тоже.
Какой комплимент. Я держала амулет в ладонях. Он был мне знаком. Я попыталась уйти в себя. Сегодня я многое узнала о Бэрронсе, о себе. В этом месте я была бесстрашной. Ничто не могло коснуться меня, навредить мне. На меня снизошло спокойствие, которого я уже давно не испытывала. Если я смогу использовать амулет, я найду заклятие для сына Бэрронса. Я смогу прекратить его страдания.
«Покажи мне истину», — мысленно сказала я и сбросила шоры с глаз. Я перестала пытаться приукрасить правду, я позволила ей показать меня. От чего я пряталась? Какие монстры ждали моего взгляда?
Я закрыла глаза и открыла свой разум. Частицы забытых времен скользили так быстро, что я видела только размытые пятна. Я позволила сердцу вести меня и дать мне знать, когда остановиться.
Образы замедлились, стали статичными, и я очутилась в ином месте, ином времени. Все было так реально, что я чувствовала запах роз. Мне нравился этот запах, он напоминал о ней. Розы сопровождали меня повсюду. Я оглянулась.
Я в лаборатории.
Круус ушел.
Я смотрел, как он уходит.
Он любит меня, но себя он любит больше.
Четвертый амулет я заканчиваю без него. Первые три были неидеальны. Этот способен на то, чего я хочу.
Он уравновесит весы.
Она будет сиять в ночном небе, как я. Гиганты выбирают гигантов или живут в одиночестве.
Я сам отнесу его любимой.
Я не могу сделать ее Фейри, но дам ей все наши силы иным способом.
Возможно, я совершаю глупость, даруя ей амулет, способный обмануть даже меня, но моя вера в любовь не ведает границ.
Мои крылья касаются пола. Я огромен. Я сингулярен. Я вечен.
Я Король Невидимых.
Фиолетовые сумерки резкие и четкие.
Танцору понравилась бы эта мысль. Он поэт, у него здорово выходит обращаться со словами. Вчера он написал поэму про «убивающие часы», которые нас обманывают, заставляя жить прошлым, а не сегодняшним днем. Раньше такая ерунда меня напрягала, но теперь Мак все знает, и я считаю, что фиг с ним, я избавилась от камня на шее.
Я переминаюсь с ноги на ногу, глядя на «КСБ». У входа стоит лимузин. Он подъехал несколько часов назад и с тех пор торчит там. Все нервничают. Готовы отгрызть друг другу головы.
Книга словно сошла с ума. Превратила какого–то парня в ходячую бомбу, привела его в «Честере». Много людей погибло, пытаясь его вытащить, потому что он рванул. В аббатстве у всех паранойя. Считают, что теперь их очередь. И никто не может выследить эту штуку, потому что Мак пропала.
И Бэрронс тоже.
А без них мы застряли. Никто не может учуять Книгу, пока она сама не придет. Танцор считает, что однажды она устроит ядерный взрыв и убьет всех. И что надо успеть ее остановить.
Я сижу на водонапорной башне, обняв колени, и наблюдаю. Никто не заглядывает так высоко.
Я в тупике. Ро не подпустит меня ни к одному делу. Кэт и Джо не знают, что я убила Алину. Мак об этом неизвестно, потому что я сама только что это выяснила, но есть и третье пророчество. Что–то насчет отражений в Зеркале, и сыновьях, и дочерях, и монстрах, которые не монстры. Джо еще не закончила перевод, но она очень взволнована. Кажется, чем дольше Книга на свободе, тем мизернее наши шансы.
Я слышала, как Ри–О говорил белоголовому мужику с жуткими глазами, что Мак умрет. Но не раньше, чем Книга будет запечатана. Он реально разозлился из–за попытки взорвать его клуб. Ага, никто не шутит с Ри–О.
Своих чуваков он загнал на крышу магазина. Они странно двигаются.
Джо торчит на крыше дома через несколько зданий, с ней Кэт и кучка доверенных ши–блеющих. «Бэ–э–э», — тихонько говорю я. Они таращатся в бинокли, но не смотрят в мою сторону. И видят только то, что хотят видеть. Что она хочет, чтобы они видели. Дуры. Включите мозги. Нюхните овечьего дерьма.
Узнайте то, что знаю я.
Шотландцы устроились на крыше пятиэтажки в Темной Зоне. Тоже с биноклями.
А моим глазам помощь не нужна. Я суперзаряжена, супернаряжена, супер–Д! Всевидящая, всеслышащая, всесшибающая!
Я чую запах В'лейна. Пряности на ветру. Не знаю, где он, но тоже где–то рядом.
Мак и Бэрронса нет уже пять дней. С той ночи, когда они пытались поймать Книгу.
Ро во всем обвиняла Мак. И сначала радовалась, что Мак пропала. Говорила, что нам она не нужна. Но очухалась, когда Книга пришла в «Честере». Ро, видите ли, была внутри, когда Книга приперлась в корсете из динамита, а больше всего на свете Грандмистрис любит свою морщинистую задницу. Пфе. Вот без этой картинки мое воображение могло бы и обойтись.
Ри–О во всем винит друидов. Говорит, что они неправильно колдовали.
Шотландцы винят Ри–О. Что, мол, зло нельзя победить злом.
Ри–О хохотал и спрашивал, кто же тогда они.
В'лейн вообще на всех злится. Обзывает глупыми жалкими смертными.
Я хихикаю. Чуваки, вот именно. Я мечтательно вздыхаю. Думаю, В'лейн на меня запал. Надо спросить у Мак, что она…
Я распечатываю протеиновый батончик и, морщась, жую. Ну что я себе думаю? Я ведь уже ни о чем никогда не смогу ее спросить. Надо было выследить тех засранцев, которые убили Алину. Надо было от них избавиться. И Мак ни о чем бы не узнала. Я улыбаюсь, думая об их убийстве. И морщусь оттого, что не сделала этого сама.
— Колеблешься, ребенок?
Этот голос режет, как нож. Я съеживаюсь и пытаюсь свалить, но он хватает меня за руку и не отпускает.
— Отвали! — Я плююсь крошками шоколада и орешков, думаю: «Ну кто пользуется такими словами?» Но я знаю кто, и он беспокоит меня не меньше Книги. — Ри–О, — говорю я.
Он улыбается, как сама Смерть, одни клыки и ледяные глаза, в которых никогда не было ни капли…
Я резко вдыхаю и давлюсь арахисом. Горло перехватывает, я не могу дышать и бью себя по груди.
Он что, одет в костюм для Хеллоуина? Так ведь рано.
Стучать по груди бесполезно, я знаю. Ко мне нужно применить прием Геймлиха, но сама я не смогу этого сделать, разве что Ри–О отпустит меня, чтобы я могла во что–то врезаться. Я использую суперсилу, чтобы вырвать руку, и чуть не выворачиваю ее из сустава.
Он все еще меня держит. Не собирается отпускать.
Сжимает мое запястье длинными пальцами и наблюдает. Смотрит, как я давлюсь. Спокойный урод. Смотрит, как я пускаю пену, как стекленеют мои глаза. Да у меня слюна течет! И это вообще не круто.
Я тут и умру, на водонапорной башне, подавившись долбаным батончиком. Да еще и свалюсь на брусчатку. И все увидят.
«Мега» О'Мелли умрет как дура!
Да ни за что.
У меня уже начинает кружиться голова, но тут Ри–О бьет меня кулаком по спине и я плююсь остатками батончика. Еще с минуту я не могу дышать, потом получается… Воздух еще никогда не был таким вкусным.
Ри–О улыбается. Зубы у него опять нормальные. Я таращусь на него. У меня галлюцинации? Наверное, я посмотрела слишком много фильмов.
— У меня есть для тебя работа.
— Ни за что, — тут же говорю я.
С этой толпой я не вожусь. От них потом не отвяжешься. Как от камня на шее, придется опускаться на самое дно. А у меня свои дела.
— Я не спрашиваю, ребенок.
— А я не работаю с теми, кто называет меня ребенком.
— Отпусти ее.
Я поворачиваюсь и морщусь.
— Кто сегодня продает билеты на мою башню? — Я злюсь. Ну что случилось с приватностью?
Из тени выплывает один из Келтаров. Я видела его только издали. Не знаю, как он умудрился незаметно пролезть сюда. И меня это пугает. У меня суперчувства, а они меня обманули.
Шотландец смеется. Но он уже не похож на шотландца. Он выглядит как… Я присвистываю и мотаю головой. Прямо как Принц Невидимых.
Обо мне забывают, играя в гляделки. Ри–О скрещивает руки на груди. Шотландец тоже.
А я пользуюсь моментом. Мне на фиг не надо ждать и выяснять, какую работу для меня придумал Ри–О. А если какой–то чувак решит податься на темную сторону и сыграть со мной в ангела–мстителя, так у меня для него плохие новости.
Мой билетик в ад уже прокомпостирован, чемоданы на борту, и слышен свисток к отходу.
Мне все равно. Я точно знаю свое место.
Я ускоряюсь.
Ни ночи. Ни дня. Ни времени.
Мы растворились друг в друге.
Что–то происходит со мной в этом подземелье. Я перерождаюсь. Впервые в жизни я в мире с собой. Нет больше раздвоенности. Я ничего от себя не скрываю.
Страх истощает. И я решаюсь принять правду вместо страха.
Я — Король Невидимых. Я Король Невидимых.
Я снова и снова повторяю это.
И принимаю.
Я не знаю, как или почему это случилось, и могу никогда не узнать, но теперь я могу взглянуть на темную часть себя.
Все это время существовало лишь одно объяснение.
Теперь мне почти смешно. Все время я размышляла о других, а сама была главным гадом на арене.
Темное стеклянное озеро во мне было им. Мной. Нами. Вот почему оно меня пугало. Я смогла как–то разделить свою душу и отдалиться от него. Если я вообще рождена женщиной–человеком, часть меня была куда старше двадцати трех лет.
Я не могла придумать другого объяснения тому, чем являюсь. Воспоминания были истинными.
Я действительно стояла в лаборатории почти миллион лет назад. Я создала Реликвии, я любила фаворитку, и я породила Невидимых. Все это сделала я.
Возможно, именно поэтому мы с Бэрронсом противостояли друг другу. У нас обоих были свои монстры.
— Ты правда считаешь, что зло — это выбор? — спрашиваю я.
— Не только зло. Все. Каждый миг. Каждый день.
— Я не спала с Дэрроком. Но была готова переспать.
— Не важно. — Бэрронс двигается во мне. — Я же сейчас здесь.
— Я собиралась выведать у него наиболее быстрый способ заполучить Книгу. Чтобы потом стереть этот мир и создать другой, где ты был бы жив.
Бэрронс замирает. Я не вижу его лица. Он за мной. И это одна из причин, по которой я смогла это сказать. Глядя ему в глаза, я бы не решилась.
Я не собиралась уничтожать мир ради сестры, которую любила всю жизнь. Его же я знала всего несколько месяцев.
— Для первой попытки творения это чересчур. — Бэрронс старается не рассмеяться.
Я призналась ему, что хотела уничтожить человечество, а он едва сдерживает смех!
— Это была бы не первая попытка. Я профи. Ты ошибался. Я действительно Король Невидимых.
Бэрронс снова двигается. И спустя время переворачивает меня, чтобы поцеловать.
— Ты Мак, — говорит он. — А я Иерихон. Все остальное не имеет значения. И никогда не будет иметь. Для меня ты вне правил и ограничений. Понимаешь?
Я понимаю.
Иерихон Бэрронс только что признался мне в любви.
— Каков твой план? — спрашиваю я позже. — Как ты собираешься добыть заклятие, когда мы остановим Книгу?
— Невидимые никогда не пили из котла. Все они знают Изначальную Речь. Я заключил пару сделок, так что мы справимся.
Я качаю головой и хмурюсь от того, что иногда упускаю очевидное.
— Но теперь у меня есть ты.
— Я смогу ее прочитать.
Это жутко. Но я по крайней мере знаю, откуда у меня такая негативная реакция на «Синсар Дабх». Под ее обложкой были собраны все мои грехи. И эта проклятая штука просто так меня не оставит. Я пыталась сбежать от вины, а у вины хватило сил ожить и начать охотиться за мной.
Я понимала, почему «Синсар Дабх» меня преследует. Когда она стала разумной — разумом без ног, без крыльев, без способа передвижения и без кого–либо похожего, кроме меня, — а мне она очевидно не нравилась, — Книга должна была меня возненавидеть. А поскольку она была мной же, она не могла меня не любить. Книга, которую я написала, была одержима мной. Она хотела причинить мне боль, но не убить.
Потому что хотела моего внимания.
Теперь, приняв свою суть, я многое поняла.
Раньше я удивлялась, почему мне так сложно в Зеркалах. Проклятие Крууса, на самом деле брошенное другими Принцами, пыталось избавиться от меня. И естественно, что я знала дорогу по черному замку и аду Невидимых. Это был мой дом. Каждый шаг был сделан инстинктивно, потому что я миллионы раз ходила по ледяным дорожкам, приветствовала обрывы, оплакивала жестокое заточение моих детей. Я понимала, почему воспоминания фаворитки проходили у меня перед глазами, но Король в них не присутствовал. Ну и пусть я была Королем, по крайней мере я была «хорошим» Королем. Я предпочитала считать себя Королем Светлых, поскольку избавилась от своего зла. Одержимый маньяк, который экспериментировал со всем, до чего мог дотянуться, чтобы достичь своих целей, был заперт в Книге, а не во мне, и это слегка утешало. Я решила избавиться от своего зла — сделала выбор, как говорил Бэрронс, — и с тех пор пыталась уничтожить самые темные части своей личности.
Бэрронс что–то произнес. А я и забыла о нашем разговоре.
— Я рассчитываю на то, что ты сможешь прочитать Книгу. Это все упрощает. Осталось только выяснить, как поймать ее с тремя камнями и без друидов. Будь я проклят, если снова подпущу к ней этих мудаков.
Я смотрела вниз на серебряную с золотом цепочку, на камень в изысканной оправе. А нужны ли мне камни и друиды для того, чтобы поймать мою Книгу, или достаточно амулета, за которым я охотилась? Я идеально подходила под определение «одержимая, или захваченная». Я была Королем Фейри в женском человеческом теле.
Интересно, как фаворитка потеряла амулет? Кто отнял его, кто предал меня? А если кто–то похитил ее, инсценировал ее смерть, а потом утащил ко Двору Светлых, пока я сходила с ума от горя и избавлялась от грехов?
Она бы никогда не сняла амулет по собственной воле, но он здесь, в мире людей. Что, если кто–то пришел за ней и она предпочла избавиться от амулета, чтобы он не попал не в те руки, и терпеливо сеяла подсказки в надежде, что однажды события выстроятся как надо, я все вспомню и мы сможем избежать своей судьбы и снова быть вместе? Жаль, что я не хотела снова быть с ней.
Королева всегда ненавидела иллюзии. Высаживая сады и достраивая Белый Особняк, она пользовалась только проверенными способами. Двор Фейри отрекался от всего, чего нельзя было достичь методами Фейри. Белый Особняк был создан иначе и выдержал проверку временем, без помощи извне.
Как она стала Королевой Светлых? Кто похитил ее, заточил в гробницу изо льда, оставил медленно умирать в аду? В какие игры он играл, какие цели преследовал? Я знала о терпеливости бессмертных. Кто из Фейри решил выбрать идеальный момент, чтобы отомстить?
Время следовало подобрать идеально.
Все Принцессы Видимых и Невидимых должны быть мертвы, а Королева должна погибнуть в нужный момент — не оставив претендентов на престол по женской линии, — когда тот, кто сольется с Книгой, получит все ее знания и силу.
Всю силу Светлой Королевы и Короля Невидимых.
Я содрогнулась. Этого нельзя допустить. Того, кто обретет такую силу, невозможно будет остановить. Он (или она) станет непобедимым, неконтролируемым, бессмертным. Станет богом. Или сатаной, в зависимости от предпочтений. Мы можем оказаться на грани гибели.
Они считали меня мертвой? Ушедшей? Отрешившейся? Считали, что я позволю этому произойти? Или неизвестный враг в ответе за мое нынешнее состояние — человеческое и запутанное?
Моя сила и магия Королевы. Кто стоит за всем этим? Один из Темных Принцев?
Возможно, это был Дэррок, пока Книга не раздавила его голову, как виноградину. Возможно, Дэррок был лишь марионеткой, которой управлял более умный и опасный враг.
Я помотала головой. Магия не пошла бы к нему, и он это знал. Недостаточно было просто есть Фейри. Наследник магии Фей сам должен был быть Фейри.
Фаворитка, очнувшись, сказала, что ее заточил незнакомый Принц, который называл себя Круусом.
По словам В'лейна, Круус был убит истинной Королевой, причем у меня на глазах.
А я это помню?
Я погрузилась в воспоминания, пытаясь найти то, что мне необходимо.
И схватилась за голову, когда нахлынули образы. Смерть Крууса не была легкой. Он был в ярости, он орал, он был изувечен. Он отрицал, что это он выдал меня Королеве. Я стыдилась его.
Но кто инсценировал смерть моей фаворитки?
Как меня обманули?
Предали.
В этом ключ?
«ПО СВОЕМУ ПЛАНУ МОНСТР ПАДЕТ» — гласило пророчество.
Ограниченная своей формой, Книга могла стоять за этим планом? Как ей удалось пробраться и обмануть?
Ее сутью была иллюзия. Она обманывала людей, заставляя их видеть то, что ей нужно.
И поэтому фир–дорча — возможно, некогда мой добрый друг, но сейчас у меня нет времени копаться в памяти — передал мне карту Таро, чтобы указать на амулет?
Амулет мог обмануть даже меня.
Именно поэтому меня беспокоило решение отдать его фаворитке. Какая невероятная любовь и полное доверие.
Книга была лишь тенью меня.
Я была реальна, я была Королем, создавшим Книгу.
И теперь у меня был амулет, способный нас обмануть.
Все просто. В поединке моя победа бесспорна.
От волнения у меня кружилась голова. Все мои догадки оказались верны. Все стрелки указывали на север. Я знала, что нужно сделать. Сегодня я смогу раз и навсегда запечатать Книгу. Полная победа над монстром. И уничтожение.
После того как я добуду для Бэрронса заклятие. Забавно: я отдала все заклинания Книге, чтобы избавиться от них, а теперь мне нужно одно вернуть.
И когда я его получу, я найду предателя, убью его или ее и восстановлю фаворитку на посту Королевы Видимых (потому что она мне не нужна и все равно ничего не помнит), после того как она достаточно окрепнет. И оставлю Фейри разбираться с их проблемами.
А сама вернусь в Дублин и стану просто Мак.
И чем скорее, тем лучше.
— Кажется, я знаю, что делать, Иерихон.
— Чего бы ты хотела, будь ты Книгой, а она — Королем?
— Я думала, ты не веришь, что я Король.
— Не важно, во что я верю. В это, похоже, верит Книга.
— И К'врак, — напомнила я.
А еще парень с чудесными глазами. Когда я спросила его, не Король ли я Невидимых, он ответил: «Не больше, чем я». Он одна из моих частей?
— Кризис личности может подождать. Сосредоточься.
— Я думаю, Книга хочет, чтобы ее приняли, оправдали — признали и все такое. Она хочет вернуться в меня, хочет, чтобы разделение было признано ошибкой, чтобы мы снова стали едины.
— Я тоже так думаю.
— Но меня беспокоит упоминание о монстре внутри, которого нужно победить, чтобы выиграть у монстра снаружи. Что за монстр внутри?
— Не знаю.
— Ты всегда все знаешь.
— Не в этот раз. Это твой монстр. Никто не может знать чужого монстра и уж тем более поймать его. Только ты сама способна с ним справиться.
— Объясни, — потребовала я.
Бэрронс слабо улыбнулся. Ему нравилось, когда я пользовалась его словами.
— Если ты Король Невидимых — причем отметь слово «если», поскольку я в этом не уверен, — пророчество может предполагать в тебе слабость к злу. Когда ты получишь «Синсар Дабх», у тебя возникнет соблазн дать ей желаемое. И вместо того чтобы запирать ее, ты захочешь вернуть былую мощь, избавившись от человеческого тела. Впитать все ее заклятия и снова стать Королем Невидимых.
Никогда. Но я уже научилась никогда не говорить «никогда».
— И что затем?
— Я буду там и остановлю тебя. Но я не верю, что ты Король.
Тогда как же еще все это объяснить? Бритва Оккама, критерий проверки моего папы и моя собственная логика были заодно. Но с Бэрронсом, который мог заорать на меня и вернуть к нормальной человеческой жизни, я ничего не боялась. То, чего хотела я, было здесь, в человеческом мире. А не в ледяной тюрьме с бледно–серебристой женщиной, опутанной сетью придворных интриг.
— Меня больше заботит то, что твой внутренний монстр может оказаться не Королем. Идеи есть?
Я покачала головой. Не важно. Бэрронсу сложно смириться с тем, кто я такая, но он не знает всего, а у меня нет времени на объяснения. Каждый день, каждый час, который «Синсар Дабх» проводит на свободе, на улицах Дублина гибнут люди. Я не сомневалась, что Книга опять приходила в «Честере». Она хотела убить моих родителей. Хотела уничтожить все, что было мне небезразлично, оставив только себя и меня. Словно пыталась силой заставить принять ее. Обрадоваться возвращению тьмы и единению. Теперь я верила, что Риодан был прав: Книга пыталась заставить меня сменить сторону. Она думала, что, если отнимет у меня достаточно, от боли и горя я плюну на мир и буду желать только власти. Тогда–то она появится и скажет: «Вот я, возьми меня, используй мою силу, делай, что пожелаешь».
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |