|
— Нана была в аббатстве, когда Книга вырвалась на свободу?
Она ни слова не сказала об этом в ту ночь, когда мы с Кэт были в ее коттедже у моря. Нана только назвала меня Алиной, рассказала, что ее внучка, Кайли, была лучшей подругой Ислы и членом Хевена и что она чувствовала тьму под землей.
Дэни покачала головой.
— Это потом выплыло наружу. Якобы ей сказали кости, что бессмертная душа ее дочери может пострадать.
— То есть внучки, Кайли.
— Нет, дочери, — хихикнула Дэни. — Ро.
У меня отвисла челюсть.
— Ровена — дочь Наны?
Я поперхнулась. Ровена была матерью Кайли? Что еще скрыла от меня Нана О'Рейли?
— Старушка ее не любит, да это и понятно. Кэт и Джо обыскали коттедж Наны, пока та спала, и нашли детские фотографии. Нана считает, что Ро причастна к побегу Книги. Кайли вроде бы говорила ей, что создала свой маленький Хевен, о котором Ро не знает, и его глава живет не в аббатстве. Называла имя — Тесси, Телли… типа того. Это было сделано на тот случай, если с Хевеном в аббатстве что–то случится.
У меня голова шла кругом. Это невероятно. Если бы я не решила отпраздновать день рождения Дэни, я бы этого просто не узнала. И снова эта загадочная Телли, о которой упоминали папа и Бэрронс! Она была главой тайного совета. Она помогла моей маме сбежать. Нужно ее найти. «Вы уже нашли Телли? — вспомнила я слова Бэрронса. — Подключите больше людей». Он опять меня опережал. Он за ней охотился. Но почему? Откуда он узнал о Телли, что именно узнал и почему не сказал мне об этом?
— И?..
— Твоя м… Ну, ты у нас вроде не человек, так что она тебе не мама… Исла выбралась живой. Нана видела ее в ту ночь. И ты ни за что не угадаешь, с кем!
Я не доверяла своему голосу. С Ровеной. Старая мерзавка наверняка убила ее. Была Исла моей матерью или нет, но я чувствовала с ней странную связь, желание защитить ее.
— Нет, ну попробуй угадать? — Дэни дрожала от радости.
— С Ровеной, — сухо сказала я.
— Вторая попытка. У тебя реально крыша поедет. Нана не узнала бы его, если бы не видела тебя с ним. Ну, она не называет его «он», она говорит «это».
Я уставилась на нее.
— С кем?
— Нана видела, как Исла садится в машину с тем, кого она называет Проклятым. Чувиха, прикинь, двадцать с лишним лет назад единственного выжившего члена Хевена увез Бэрронс.
После всего сказанного я просто не могла успокоиться, свернуться клубочком на диване и смотреть кино, как собиралась.
К тому же во мне было столько сахара, что я уже начинала вибрировать.
Сбросив «бомбу» о Бэрронсе, Дэни снова запустила фильм и опять принялась за еду, Этот ребенок был непробиваем.
А я сидела, уставившись на экран, и ничего не видела.
Почему Бэрронс не сказал, что был в ту ночь в аббатстве? Почему он скрыл, что знал Ислу О'Коннор, мать моей сестры? Я еще могла отказаться от матери, которую никогда не знала, но сестра оставалась сестрой. Родная или нет, Алина мне сестра. И точка. Конец.
Я вспомнила, как спускалась по лестнице и слышала его разговор. Бэрронс тогда сказал: «После того, что я узнал о ней в ту ночь». Он говорил о той ночи в коттедже? Его, как и меня, удивило, что Нана считала женщину, покинувшую аббатство, моей матерью?
И он отвез ее к Телли, которая спасла нас с Алиной, найдя усыновителей в Америке? Если Исла ушла из аббатства живой, то почему, как и где она погибла? Она добралась до Телли, чтобы сказать ей, как поступить с детьми в случае ее смерти? Какую роль сыграл в этой истории Бэрронс? Он убил Ислу?
Я ерзала на диване. Бэрронс видел торт и знал, что я собираюсь праздновать день рождения Дэни. Он ненавидел дни рождения. И сегодня явно не покажется.
Я отковырнула кусочек шоколадной глазури. Огляделась. Посмотрела на рисунок на потолке. Потеребила кашемировое покрывало. Собрала крошки с дивана и положила их в ряд на тарелке.
Ровена была дочерью Наны. Исла и Кайли практически выросли вместе. Исла была главой Хевена. Они считали, что нужно создать другой Хевен за спиной Ровены. Кто–то еще жил за стенами аббатства. Исла руководила формальным советом, загадочная Телли — тайным. Все эти годы мою маму — Ислу — считали виновной в исчезновении Книги, но теперь похоже, что за всем стояла Ровена.
Она обвиняла всех: сначала Ислу, затем Алину, а после меня.
«А у двоих из Древней Расы нет шанса исправить наши дела, потому что они не захотят этого сделать».
Я вздохнула. Проведав маму с папой в Ашфорде и узнав, что я могу погубить мир, я почувствовала себя обреченной. Затем Кэт и Джо показали мне пророчество — подправленную версию — и я испытала облегчение.
Чтобы снова вернуться к обреченности. Мне нелегко было смириться с мыслью о том, что чем раньше нас с сестрой убьют, тем лучше будет человечеству.
Если бы Алина выжила, выбрала бы она Дэррока? Я поддалась отчаянию и хотела разрушить и переделать мир, чтобы вернуть Бэрронса. Мы обе фатально испорчены? Нас изгнали ради мира? Поэтому глазастик дал мне карту «Мир»? Предупредил, что я могу уничтожить его, если не буду осторожна? Что мне нужно посмотреть на мир, увидеть его? Кто он вообще такой?
Попав в Дублин и начав выяснять о себе новые вещи, я чувствовала себя главным героем эпического повествования.
Теперь же я надеялась, что не слишком облажаюсь. Большие проблемы требовали серьезных решений. А как я могла доверять себе, если даже не знала, кто я?
Я скрестила ноги. Затем опустила их на пол, пробежала пальцами по волосам.
— Чувиха, ты смотришь фильм или гимнастикой на диване занимаешься? — обиделась Дэни.
Я взглянула ей в глаза.
— Хочешь пойти убить пару тварей?
Она просияла. У нее были шоколадные усы.
— Блин, я думала, ты никогда этого не предложишь!
Каждый раз, когда мы с Дэни дрались спиной к спине, был золотым воспоминанием, которое я любовно закрепляла в альбоме памяти.
Я не могла не думать о том, как бы все сложилось, если бы Алина доверяла мне и мы стали бороться вместе. Уверенность в том, что моя спина надежно прикрыта, что мы — команда и не бросим друг друга, прорвемся сквозь любой вражеский лагерь, бесценна. Знать, что в какие бы проблемы ты не вляпался, за тобой придут и тебе всегда помогут, — это любовь. Возможно, мы с Алиной были слабыми, потому что нас разделял океан. Если бы она выжила, мы бы сейчас были вместе.
Я могу никогда не узнать, кто я, но выбрать себе семью я могу, и Дэни, бесспорно, относится к членам моей семьи. Джек и Рейни полюбят ее, как только увидят.
Мы летели по скользким от дождя улицам и убивали Невидимых. Мстили. С каждым ударом я все больше убеждалась в том, что я не Король. Будь я им, я бы испытывала хоть что–то: угрызения совести, вину. Король не хотел лишиться своих сумрачных детей. Я не чувствовала гордости создателя, не чувствовала любви. Я не чувствовала ничего, кроме удовлетворения от того, что уничтожаю бессмертных паразитов и спасаю людей.
Мы встретили Джайна и хранителей, помогли им справиться с теми, кто мог телепортироваться. Мы видели, как охотятся Лор и Фейд. Мне показалось, что я заметила на крыше Келтара — в темноте мелькнули татуированные мускулы.
Ближе к рассвету мы подобрались к «Честерсу», и я решила, что на сегодня, пожалуй, хватит. Я наконец устала так, что мне захотелось спать, и понимала, что должна быть в форме для поимки «Синсар Дабх».
Сегодня все наконец закончится. Мы навсегда запечатаем Книгу, а потом я соберу свою жизнь по частям и восстановлю ее. Я продолжу поиски убийцы Алины, выясню, кто я, но главное — мне снова станет легче дышать. Я получу время для самой себя, для жизни… для любви.
— Давай вернемся в магазин, Дэни.
Ответом мне был странный звук.
Я обернулась и захлебнулась воздухом. Я не думала. Я просто рванулась вперед и ударила ладонями, заморозив эту мерзость.
Серая Женщина застыла, но я опоздала.
И могла только с ужасом смотреть. Пока я предавалась размышлениям, гнилая пожирательница красоты телепортировалась к нам, схватила Дэни и начала ее поедать. Это происходило за моей спиной, а я даже не заметила этого!
И могла подумать лишь: «Но она же так не делает, она предпочитает мужчин!»
Дэни хотела стряхнуть ее и не могла.
— Чувиха, насколько все плохо?
Я взглянула на нее и ахнула. Такого не может быть. Я не могла потерять Дэни. Что–то дикое и темное рвалось из меня.
— Ой, блин, да убери ее от меня!
Я попыталась это сделать, но не смогла. Руки Серой Женщины присосались к Дэни, слились с жертвой до тех пор, пока она сама не решит отпустить добычу. Я била чудовище ладонями снова и снова, не давая ожить, использовала эффект Нуля, тянула время, пытаясь прочистить мозг и понять, что же делать. И то и дело косилась на Дэни. То, что осталось от ее волос, больше не было огненным. Видны были залысины и язвы. Глаза на бескровном лице запали. Она вся была покрыта язвами и потеряла почти половину веса.
— Я должна была догадаться, — жалобно сказала Дэни. — Эта тварь все время тут шастает. Она любит «Честере». Я за ней охотилась. И она это знала. Ой! — Дэни прикоснулась ко рту.
Ее губы потрескались, из ран текло. И зубы, казалось, вот–вот выпадут.
Слезы жгли мне глаза. Я ударила Серую Женщину ладонями и закричала:
— Отпусти ее, отпусти!
— Поздно, Мак. Ведь поздно?
Я вижу это по твоим глазам.
— Никогда не поздно. — Я вытащила копье и прижала его к горлу Серой. — Делай, что я скажу, Дэни. Не двигайся. Просто доверься мне. Я позволю ей оттаять.
— Она меня прикончит!
— Нет. Верь мне. Держись.
Я зажмурилась и открыла свой разум. И оказалась на черном берегу у темных вод. Глубоко внизу что–то бурлило, приветствовало меня, радовалось мне. «Я скучало по тебе. Возьми вот эти, тебе их хватит. Но возвращайся скорее, здесь есть еще». Я это знала. Я чувствовала. Озеро было как потайной ящик, хранивший то, с чем я боялась встретиться. Нужно было разбить цепи, поднять крышку. Руны, которые я брала, сочились из щелей. Но однажды мне придется вернуться в это место силы и заглянуть вглубь. Я зачерпнула алые руны из черной воды. Открыла глаза и прижала одну ладонь к щеке Серой Женщины, а вторую — к ее гнилой груди.
Я ждала.
Оттаяв, Серая тут же попыталась сбежать, но черное озеро сдержало обещание, а руны помешали телепортации. И я поняла, что они действительно были фрагментом Песни Творения, как говорил Бэрронс, и частью тюремных стен. Чем больше сил прилагал Фейри, чтобы выбраться, тем сильнее становилось сопротивление.
Серая Женщина оторвалась от Дэни, пытаясь сорвать руны с кожи, и завопила. Похоже, они жгли. Хорошо.
Дэни осела на землю, тонкая, белая, как лист бумаги, жутко истощенная.
Я ударила Серую. Сильно. И продолжала бить ее.
— Исправь то, что сделала!
Тварь перекатилась и зашипела.
Я подняла кулак, истекающий кровью и рунами, и бросила в нее третью порцию.
Серая Женщина завопила и сжалась.
— Я сказала, исправь!
— Это невозможно.
— Не верю. Ты высосала из Дэни жизнь. И можешь вернуть ее. А если не можешь, я запру тебя в твоей гнилой шкуре для вечной пытки. Думаешь, ты сейчас голодна? Ты понятия не имеешь, что такое голод. Я заставлю тебя почувствовать боль. Я запру тебя в ящик, и моей миссией будет…
Зарычав от ярости и боли, Серая Женщина снова перекатилась и прижала ладони к лицу Дэни.
— Свободный выход. — С ее губ слетали капли крови.
— Что?
— Ты не убьешь меня, если я это сделаю. Мы с тобой — как там говорится? — ослабим напряженность. Станем союзниками. Ты будешь мне должна.
— Я подарю тебе жизнь. Этого достаточно.
— Я могу убить ее.
— Да хватит трендеть! — закричала Дэни. — Прикончи эту мерзость. Ты ничего ей не должна, Мак.
Но что–то меня беспокоило.
— Ты не убиваешь женщин. Почему ты пришла за Дэни?
— Ты убила моего самца! — зарычала Серая Женщина.
— Серого Человека?
— Он был единственным представителем нашей касты мужского пола. Теперь я причиню тебе боль. Убери это от меня!
— Верни Дэни то, что ты забрала. Сделай так, чтобы она выглядела, как раньше, и я уберу руны. Иначе я тебя в них запеленаю.
Серая Женщина извивалась на брусчатке.
— На счет три. Раз, два…
Она подняла тонкую, покрытую язвами, сочащуюся гноем ладонь.
— Поклянись, что дашь мне свободу, иначе она умрет. — Чудовище горько засмеялось. — Мы с ним разделились, вырвавшись из тюрьмы. Собирались охотиться и убивать вместе. Кто знает? В этом мире мы могли бы даже завести детей. Я больше не видела его живым. Выбирай. Я устала от тебя.
— Пошли ее! — вскипела Дэни.
— Мне нужна не только ее жизнь. Ты не причинишь вреда никому из моих. Я не стану объяснять тебе, кто из них мой. Просто если тебе покажется, что я знаю человека, на котором ты пытаешься кормиться, отвали, иначе нашему договору конец. Понятно?
— Ни ты, ни те, кого ты считаешь своими, не будут за мной охотиться. Понятно?
— Ты уберешь все следы своего влияния.
— Однажды ты окажешь мне услугу.
— Согласна.
— Нет, Мак! — закричала Дэни.
Я прижала ладонь к ладони Серой Женщины. Почувствовала ее жалящий рот, скрепивший клятву кровью.
— Исправляй, — сказала я. — Быстро.
— Поверить, на фиг, не могу, что ты это сделала, — в десятый раз пробормотала Дэни.
Ее щеки порозовели, глаза сияли, рыжие кудряшки были пышнее, чем обычно. Она даже казалась здоровее, словно под кожу добавили пару слоев коллагена.
— Кажется, Серая Женщина вернула больше, чем взяла, Дэни, — поддразнила я.
И я не отрицала такой вероятности. Кожа Дэни казалась почти прозрачной, глубина зеленых глаз завораживала. Рубиновые губы капризно изгибались.
— У меня, кажется, сиськи выросли, — хмыкнула она. И тут же всхлипнула. — Но ты должна была позволить ей убить меня, и ты это знаешь.
— Никогда, — сказала я.
— А ты заключила сделку с этой жуткой тварью.
— И заключила бы снова, не задумываясь. Но с этим разберемся, когда придет время. Ты жива, это главное.
Дэни постоянно сдерживается. Очень редко она позволяет эмоциям отразиться на лице. Зато у нее огромный арсенал ухмылок и ужимок, она освоила все нюансы дерзости и нахальства, а Убийственный Взгляд натренировала, наверное, к пяти годам.
И вот теперь ее лицо было беззащитным, открытым. В глазах сияло детское обожание.
— Это мой лучший день рождения! Никто никогда для меня такого не делал, — сказала она. — Даже мама…
Дэни осеклась и поджала губы.
— Две «Мега» — горошины, — сказала я, ероша ее кудряшки. Мы как раз входили в аллею за магазином. — Я тебя люблю, ребенок.
Она вздрогнула, но тут же скрыла изумление за самоуверенной улыбкой.
— Чувиха, я прощаю тебе это слово. Слушай, а я правда стала красивее? Не то чтобы это важно для меня, просто интересно, как это: стать еще лучше, чем раньше. Танцор получит хороший…
— Принесссла нам вкусссный напиток, быссстрая? Прошшшлый был сссладким.
Я обернулась, выхватив копье. Они либо переместились, либо прятались в тени без движения, но, испытав облегчение, мы опять забыли об осторожности.
Пара Невидимых из касты, которая мне раньше не встречалась, стояла у мусорного бака возле черного хода в «КСБ». Одинаковые, с четырьмя руками и четырьмя тонкими ногами. По три головы у каждого. Десятки ртов на жутких плоских лицах скалились тонкими иглами зубов. По краям торчали более длинные и тонкие зубы, и я откуда–то знала, что эти зубы они используют как соломинки.
В теле моей сестры не обнаружили костного мозга, эндокринные железы были высосаны, глаза запали, в позвоночнике не осталось жидкости. Коронер был совершенно сбит с толку.
А я нет. Больше нет.
Я знала, какая каста убила Алину. Кто впивался в ее плоть и медленно, аккуратно высасывал жидкость, наслаждаясь ею, как деликатесом.
Их слова дошли до меня с опозданием.
«Принесла нам вкусный напиток, быстрая? Прошлый был сладким».
Я застыла от ужаса. Нет, это же не могло означать… Дэни была быстрой. Что… Почему… Мой мозг отказывался это воспринимать.
Они с надеждой смотрели мне за спину.
— Она нашшша тожшше? — Шесть ртов говорили, как один. — Ты должшшна отнять у нее копье для нассс. Сссделать беспомощшшной, как ту, другую блондинку. И ссснова оссставить с нами на улитссе.
Дэни. Я открыла рот. Но не смогла издать ни звука.
Я услышала ее задушенный всхлип.
— Не уходи, быссстрая! — закричали шесть ртов. — Вернисссь, покорми нассс ссснова! Мы так хотим ессссть!
Я обернулась и уставилась на Дэни.
Ее лицо побелело, глаза казались огромными. Она пятилась от меня.
Если бы она вытащила меч, все было бы просто.
Но она этого не сделала.
— Вытащи меч.
Она помотала головой и снова попятилась.
— Вытаскивай свой гребаный меч!
Дэни прикусила губу и опять помотала головой.
— Не буду. Я быстрее. Я не буду тебя убивать.
— Ты убила мою сестру. Почему же не хочешь убить меня?
Черное озеро в моей голове закипело.
— Это не так.
— Ты привела ее к ним.
Дэни скривилась от злости.
— Ты обо мне ни хрена не знаешь, дура ты идиотская! Ты ничего не знаешь!
Я услышала сзади шелест, влажные кожистые звуки, и обернулась. Уроды, убившие мою сестру, пытались воспользоваться моментом и сбежать.
Ни за что. Вот ради чего я жила. Ради этого мига. Ради мести. Сначала они, потом Дэни.
Я прыгнула им навстречу, выкрикивая имя своей сестры.
Я колола, резала, рвала.
Начала копьем и закончила голыми руками.
Я обрушилась на них, как животная форма Бэрронса. Моя сестра умерла на аллее от зубов этих монстров, и теперь я знала, что это не была быстрая смерть. Мне казалось, что я вижу Алину с побелевшими от боли губами. Она знала, что умирает, и выцарапывала подсказку на камнях. Надеялась, что я приду, и боялась этого. Верила, что я справлюсь с тем, с чем не смогла она. Господи, как мне ее не хватало! Меня поглотила ненависть. Я наслаждалась местью, упивалась ею, сама становилась местью.
Когда я закончила, от Невидимых остались клочки размером меньше моего кулака.
Я дрожала, пытаясь отдышаться. Меня покрывали клочья мяса и серая субстанция из их черепов.
«Покорми нассс ссснова!» — требовали они.
Я согнулась пополам. Меня вырвало. Рвота перешла в сухие позывы, которые все длились, а у меня уже звенело в ушах и жгло глаза.
Мне не нужно было оборачиваться. Я знала, что Дэни ушла.
Я наконец получила то, за чем приехала в Дублин.
Теперь я знала, кто убил мою сестру.
Девочка, которую я начала считать сестрой.
Я сжалась в клубок на подъездной аллее и заплакала.
Я вышла из душа и заметила свое отражение в зеркале. Жуть.
За время пребывания в Дублине, несмотря на все ужасы, я ни разу не видела у себя такого выражения лица.
Я казалась одержимой. Загнанной.
И чувствовала себя такой же.
Я приехала сюда ради мести. Опершись ладонями на раковину, я наклонилась к зеркалу, изучая себя.
Кто там, за моим лицом? Король, готовый не задумываясь убить четырнадцатилетнюю девочку, которую я люблю? Любила. Теперь ненавижу. Она завела мою сестру на аллею к монстрам, которые ее уничтожили.
А я не могла даже понять почему. И это было не важно. Она это сделала. Res ipsa loquitur, как сказал бы мой папа. Дело говорит само за себя.
У меня не было сил сушить волосы и наносить макияж. Я оделась, сползла вниз и рухнула на диван. В свинцовом небе загрохотал гром. День был дождливым, и даже полдень казался ночью. Сверкнула молния.
Я слишком много потеряла. И мало обрела.
Дэни я считала находкой.
Осознание того, кто убил мою сестру, вернуло всю остроту боли. Я слишком ярко все представляла. Раньше я убеждала себя, что Алина умерла сразу и, что бы с ней ни делали, это было уже после ее смерти. Теперь я знала наверняка: чудовища медленно осушали ее, а моя сестра выцарапывала мне записку. Я сидела и мучила себя мыслями о ее страданиях, словно пыталась найти в этом что–то, кроме боли.
Остатки торта на столике словно насмехались надо мной. Нераскрытые подарки лежали рядом. Я испекла торт для убийцы своей сестры. Я заворачивала для нее подарки. Красила ей ногти. Что я за монстр? Как можно быть настолько слепой? Какие улики я проглядела? Дэни хоть раз оступилась? Выдала себя каким–то замечанием об Алине, а я просто не заметила?
Я уронила голову на руки, сжала виски, дернула себя за волосы.
Страницы из дневника!
— У Дэни дневник Алины, — удивленно сказала я.
Страницы, которые появлялись, не имели смысла. Они появлялись ни с того ни с сего. Например, когда Дэни приносила мне почту. В толстом конверте, который могла бы использовать корпорация Ровены.
Но зачем Дэни подбрасывала их мне? Там шла речь о…
— О том, как Алина меня любила. — Слезы жгли мне глаза.
Звякнул колокольчик.
Мои мускулы и так были напряжены, но живот сжало от предвкушения. Я откинулась на спинку.
Такую реакцию вызывал у меня только Иерихон Бэрронс.
Я потерялась в горе и боли, я ненавидела жизнь. И все равно хотела встать, раздеться и заняться с ним сексом прямо на полу. Вот и весь смысл моего существования? «Я мыслю, следовательно, я существую» было мне недоступно. У меня было: «Я существую, следовательно, хочу трахаться с Иерихоном Бэрронсом».
— Вы намусорили у черного хода, мисс Лейн.
Не так сильно, как хотелось бы. Я с радостью оживила бы этих Невидимых уродов и убила бы их снова. Как мне теперь сделать то, что я должна?
Может, просто привести Дэни на аллею и скормить ее каким–то монстрам? Ее сложно поймать, но мое темное озеро бурлило, шептало, предлагало помощь, и я знала, что сил мне хватит. На все, что я захочу. Во мне было нечто холодное. Всегда было. И теперь я радовалась ему. Я хотела проморозить эмоции до такой степени, чтобы во мне вообще ничего не осталось.
— Дождь все смоет.
— Мне не нравится мусор на моем…
— Иерихон! — Это был плач, мольба, молитва.
Он резко замолчал. Возник у крайнего шкафа и уставился на меня.
— Можешь произносить это слово в любой момент, Мак. Особенно когда ты обнажена, а я сверху.
Я чувствовала, как скользит по мне его взгляд, как он пытается! понять, что случилось.
Я не понимала себя. Я просто умоляла его не трогать меня сейчас. Сарказм меня уничтожил бы. Я молила разделить мою боль, потому что знала: Бэрронсу известно, что такое боль. Он словно стал для меня божеством. Я подняла глаза. Он был с моей предполагаемой матерью в аббатстве, сбежал с ней в ночь исчезновения Книги. И не сказал мне об этом. Как я могу его боготворить? Но у меня не было сил ему противостоять. Известие о том, что Алину убила Дэни, проткнуло меня, как игла — воздушный шарик.
— Почему ты сидишь в темноте? — спросил наконец Бэрронс.
— Я знаю, кто убил Алину.
— Ах. — Одним словом он выразил то, на что другим людям понадобилось бы несколько предложений. — Ты уверена?
— Абсолютно.
Бэрронс ждал. Не спрашивал. И я внезапно поняла, что он и не спросит. Такова его природа. Бэрронс чувствовал, и чем сильнее было чувство, тем меньше вопросов он задавал. Я улавливала его напряжение даже на расстоянии. Он ждал моего ответа. Если я не отвечу, он просто пройдет дальше и молча исчезнет из виду.
А если я отвечу? Что, если я попрошу его заняться со мной любовью? Не трахать меня, а именно любить?
— Это сделала Дэни.
Бэрронс так долго молчал, что мне начало казаться, будто он не расслышал. Потом он устало выдохнул:
— Мак, мне очень жаль.
Я посмотрела на него.
— Что мне делать? — Я с ужасом слышала, как ломается мой голос.
— Ты еще ничего не сделала?
Я покачала головой.
— А что ты хочешь сделать?
Я горько рассмеялась и чуть не заплакала.
— Притвориться, что ничего не знаю, и жить, словно всего этого не было.
— Вот так и поступи.
Я недоверчиво подняла глаза.
— Что? Бэрронс, великий мститель, советует мне забыть и простить? Ты никогда не прощаешь. Ты никогда не бежишь с поля боя.
— Мне нравится сражаться. Тебе иногда тоже. Но не думаю, что сейчас именно тот случай.
— Это не то… я… это… Боже, как все сложно!
— Жизнь вообще сложная штука. И временами чертовски дерьмовая. Как ты относишься к Дэни?
— Я… — Я чувствовала себя предательницей, отвечая ему.
— Давай перефразирую: как ты относилась к Дэни, пока не узнала, что она убила Алину?
— Я любила ее, — прошептала я.
— И ты думаешь, что любовь просто так уйдет? Исчезнет, как ни в чем не бывало, только потому, что тебе стало слишком больно?
Я смотрела на него. Что Иерихон Бэрронс знал о любви?
— Хотелось бы. Хотелось бы ее выключить. Но она не фонтанчик. Она чертова река со взбесившимся течением. И только природная катастрофа или дамба может остановить поток — но чаще всего просто изменить его направление. Обе меры экстремальны и так меняют картину мира, что потом удивляешься, зачем тебе это было нужно. И как теперь ориентироваться без привычных меток? Выжить можно, лишь найдя новые способы искать направление в жизни. Ты любила ее вчера, ты любишь ее сегодня. Она делает что–то, что разрушает тебя. Ты будешь любить ее завтра.
— Дэни убила мою сестру.
— По злобе? Умышленно? Из–за жестокости? Жажды власти?
— Откуда мне знать?
— Ты любишь Дэни, — прямо сказал Бэрронс. — Значит, ты знаешь ее. Когда кого–то любишь, видишь этого человека насквозь. Спроси свое сердце. Дэни хороший человек?
Иерихон Бэрронс советует мне прислушаться к своему сердцу. Странности в жизни бесконечны?
— Как думаешь, ее могли заставить это сделать?
— Она могла отказаться!
— Дети считаются недееспособными.
— Ты ее оправдываешь?! — зарычала я.
— Оправданий нет. Я лишь указываю на то, на что стоит указать. Как Дэни обращалась с тобой со дня вашего знакомства?
Мне было больно говорить.
— Как со старшей сестрой, на которую равнялась.
— Она была верна тебе? Поддерживала тебя, не глядя на остальных?
Я кивнула. Даже когда Дэни думала, что я связалась с Дэрроком, она оставалась на моей стороне. Она пошла бы за мной даже в ад.
— Она знала, что ты сестра Алины?
— Да.
— И на каждую встречу с тобой шла, как на казнь.
Я говорила Дэни, что мы с ней как сестры. А сестры прощают друг другу все. Я помню, как заметила в зеркале выражение ее лица, а Дэни не знала, что я на нее смотрю. Оно было жалким, и теперь я понимала почему. Потому что она думала: «Ага, как же. Мак убьет меня, как только узнает». И она все равно приходила ко мне. Я только сейчас поняла, что она не нашла и не прикончила тех Невидимых, чтобы уничтожить доказательство своей вины.
Бэрронс долго молчал, затем спросил:
— Она сама убила Алину? Своими руками? Каким оружием?
— Почему ты спрашиваешь?
— У всего есть своя степень.
— Думаешь, как лучше лишить ее жизни?
— Я знаю разные способы.
— Смерть — это смерть!
— Согласен. Но убийство не всегда убийство.
— Я думаю, Дэни отвела Алину туда, где она погибла.
— Не слышу уверенности в том, что Алину убила Дэни.
Я рассказала ему, что случилось ночью, что сказали Невидимые, как выглядело тело Алины и как исчезла Дэни. Когда я закончила, Бэрронс молча кивнул.
— И что мне делать?
— Ты просишь у меня совета?
Я собрала все силы, чтобы пошутить.
— Только голову мне не откусывай. У меня была тяжелая ночь.
— И не собирался. — Бэрронс присел передо мной на корточки и заглянул в глаза. — Это тебя доконало, да? Это хуже всего, что произошло с тобой. Хуже, чем состояние при–йа.
Я пожала плечами.
— Ты что, шутишь? Когда я была при–йа, у меня был регулярный секс, я не испытывала ни вины, ни стыда. По сравнению с моей нынешней жизнью это было блаженство.
Он долго ничего не говорил. Затем:
— Но это не то, что тебе хотелось бы повторить в здравом уме.
— Это было… — Мне не хватало слов.
Он ждал.
— Как Хеллоуин. Когда начались беспорядки. Люди взбесились. Безумствовали.
— Ты хочешь сказать, что, став при–йа, ты была в отключке?
Я кивнула.
— Так что же мне делать?
— Вытащить голову из… — Бэрронс оскалился в беззвучном рычании и отвернулся. И снова надел маску цивилизованности. — Решить, с чем ты можешь жить. И без чего ты жить не сможешь. Вот что.
— Ты хочешь сказать, смогу ли я жить, убив Дэни? Смогу ли примириться с собой после этого?
— Я имею в виду, сможешь ли ты жить без нее. Убив Дэни, ты уничтожишь ее навсегда. Ее больше не будет. В четырнадцать лет ее жизнь закончится. У нее были возможности, она облажалась, проиграла. Ты готова стать ее судьей, присяжными и палачом?
Я проглотила комок в горле и уронила голову. Мне на лицо упали волосы. Хотелось спрятаться за ними.
— Хочешь сказать, что я себе не понравлюсь?
— Я думаю, ты отлично с этим справишься. Найдешь, по каким полочкам все разложить. Я знаю, как ты рассуждаешь. Я видел, как ты убиваешь. Думаю, смерть О'Банниона и его людей далась тебе тяжело только потому, что это было впервые. Но в итоге ты смирилась с их смертью. На этот раз все будет иначе. Это будет преднамеренное убийство. Сознательное. Ты станешь по–другому дышать. И чтобы плавать в этом море, придется отрастить жабры.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |