У меня в голове все встало на свои места, и лицо стало самим собой. Оно чувствовалось застывшим, и тяжелым, и совсем немного как лицо папы, когда он смотрел пристальным взглядом.
— Что собираешься делать? — он сделал еще два шага назад. Как будто готовился к взрыву.
Я посмотрела вверх. Дибс, мертвенно-бледный, смотрел на меня. Мы смотрели друг на друга в течение нескольких секунд — светлый оборотень и я.
Он уже выглядел безнадежным. И я собиралась сделать все еще хуже.
— Убирайтесь, — прошептала я.
Он смотрел на меня так, будто я разговаривала на иностранном языке. Я надеялась, что он не мог прочитать мое лицо. По крайней мере, кожа прилегала жестко и как маска к костям; возможно, это помогло бы удержать в секрете то, что я планировала сделать.
Я скользнула с кровати. Мгновение колеблясь, Нэт поддалась вперед, как если бы собиралась помочь мне. Моя рука промелькнула, и я ударила ее. Звук удара походил на то, как последний кусочек моего сердца распался на части.
Дибс издал мягкий, болезненный звук. Леон очень внимательно наблюдал за мной, его странной раскраски глаза сузились.
Я снова обрела дар речи.
— Убирайтесь. Все вы, вон!
— Миледи... — Нэт побелела, и я не хотела видеть вспышку боли в ее широких голубых глазах, никакого следа желтого свечения не осталось в радужке. Я не хотела видеть то, как она схватилась за руку, как если бы коснулась горячей духовки.
Или как если бы я причинила ей боль своей жалкой, человеческой силой. Поэтому я развернулась и указала на Пепла.
— Я сказала убирайтесь. И возьмите его с собой, — мои руки превратились в кулаки, и я опустила их.
Пепел серьезно смотрел на меня, его лицо со шрамом стало застывшим и бледным. Голова слегка склонена, и то, как его волосы упали на лицо, где шрам проходил возле челюсти, внезапно причинило мне боль. Неужели Грейвс станет таким же?
Сломленным?
О, черт нет! Все, что разрушилось во мне, снова собиралось воедино, острые края скользили вместе, как кусочки мозаики.
— Дрю... — теперь Леон. Он шагнул вперед, но я набросилась на него.
— Я светоча, — сказала я спокойно. — И я хочу, чтобы все вы убрались из моей чертовой комнаты. Черт возьми! Прямо сейчас!
Слова качнули его на пятки. Дибс пискнул и бросился к двери, возясь с замком, открывая его, и ушел. Я указала на Пепла.
— Ты. Вниз.
Он скользнул с кровати и присел на полу на корточки.
— Возьми его, Натали. Пепел, иди с Нэт. Не создавай ей проблем, — кто была та девушка, которая издавала приказы этим четким, холодным голосом? Это не могла быть я. Мое лицо застыло, и лед начал работать с остальной частью меня. Мне надо было, чтобы они убрались. Потому что как только спустятся сумерки, вернется Кристоф, и тогда пожелайте мне удачи с осуществлением плана.
— Миледи... — Леон снова предпринял попытки. Возможно, он думал, что сможет успокоить меня.
Этого не произойдет. Вся комната согнулась вокруг меня, внезапное наводнение исходило из моей кожи, и странное потрескивание пробежалось по поверхности моей кожи.
— Убирайтесь! НА ХРЕН! — последнее слово я прокричала, и Нэт выпрыгнула из стула. Она опустилась, ее пальцы прошлись по сальным волосам Пепла, и они вдвоем внезапно
оказались у двери. Пепел оглянулся, но Нэт дернула его за волосы, как если бы это был поводок, и они вместе вывалились в коридор.
Мы с Леоном смотрели друг на друга. Его плечи поднялись, но сильные признаки цвета выделялись на его щеках, и на его лице играла странная, твердая улыбка, которая больше походила на гримасу боли.
— Что ты собираешься... — начал он, но я сделала два шага к нему. Руки были настолько сильно сжаты, что издавали скрипящий звук, и я почувствовала в ладони иглы, которые не могли быть ногтями. Запястья болели — два пламенных браслета. Трансформация скользила по мне, маслянистая, теплая и успокаивающая, и на этот раз мне было все равно, что зубы покалывали и он почти мог видеть маленькие клыки, впивающиеся в нижнюю губу.
Я удержала его взгляд, а его болезненное выражение лица стало глубже, как ил возле здания, находящегося в чистом пруду.
Мне было все равно.
— Убирайся. Или я ударю тебя.
Он отошел назад, смотря на меня так, как обычно смотрят на сердитую гремучую змею. В течение одной единственной секунды я почувствовала вспышку вины. Нэт и Дибс, вероятно, никогда не простят меня за то, что я сошла с ума; я, вероятно, до чертиков напугала их. Поранила их чувства — большой успех. А Леон?
Кого волнует, что они думают? Теперь холод распространился внутри меня, решительность принимала форму. Это не важно. Что действительно важно, так это закрыть дверь и взять снаряжение.
Леон вышел за дверь. Его рука мелькнула, поймала ручку и закрыла дверь. Она закрылась с определенным звуком, и прежде чем я поняла, я пересекла комнату и закрыла каждый замок. Защелкнула металлическую задвижку и увидела, как тонкие синие линии защиты зашипели, когда пробежались по физической ткани стены и в середине двери вращались в сложном кельтском узоре. Они становились ярче, дрожа на краю видимого, и это подтвердило мои мысли. Дар стал сильнее. Я стала сильнее.
Что-то произошло со мной, соорудившись внутри. Некоторые изменения, как перемена потока. Что бы то ни было, мне все равно. Если наконец это было становление, то замечательно.
Теперь будет легче надрать кому-либо задницу.
Я стояла так в течение нескольких секунд, глаза подозрительно покалывало.
«Я не давлю на тебя, и я не лезу не в свои дела. Все, чего я прошу, это немного внимания».
Кристоф лежал прямо здесь, на кровати. Держал меня, пока я плакала. Целовал меня, и все это время знал, где находился Грейвс. Он знал. И скрывал это от меня.
От меня и из-за меня. Господи!
Я проглотила камень в горле. Я силой оттолкнула горячее покалывание в глазах. Клыки вышли наружу, настойчивые и болезненно нежные. Жажда крови дрожала в горле, и это заставило меня осознать, что именно я чувствовала. Это была целая сложная путаница, но самая большая собака в этой груде — это чистая, холодная злость.
Даже не злость. Ярость.
Я обернулась, осмотрела комнату. У меня была сумка для чрезвычайных ситуаций, мамины малайки висели в чехлах возле туалетного столика. Сумерки сгущались в окне, и Кристоф с Советом скорее всего вернутся в любой момент.
Действуй, Дрю. И я действовала.
Глава 19
Убраться с территории Школы без Нэт — детская игра, учитывая, что трансформация окутывала меня толстым слоем. Она бежала по коже усиливающимися волнами, скорее не теплыми, но ближе к горячим, как хороший, сильный душ. Нэт не заплела мне косу. Иногда кудри, свободно выскальзывавшие из неаккуратного хвоста, были с прожилками золота, длинные, свободные, шелковистые.
На этот раз волосы вели себя крайне сжато. Но я даже не могла позаботиться об этом.
Сумерки опустились — время смены охраны, бродящей на территории Школы, и я уверена, что это помогло. Я двигалась, когда никого не слышала, замирала и исчезала в стенах или кустарниках, когда слышала кого-то, и когда я добралась до стены, то прыгнула наверх, как если бы это был маленький стул. Нэт не было рядом, чтобы подать десять пальцев, но, учитывая, что со мной была трансформация, я не нуждалась в них.
Бедная Нэт!
Как только я вышла за территорию Школы, подошло время волноваться о транспорте. И теперь я столкнулась с проблемой — с малайками я не могла взять такси. Могла бы я спуститься в метро?
Я думала об этом и решила, что если я смогла справиться с кровососами в движущемся поезде, то, вероятно, смогла бы справиться с копами. По крайней мере, я смогла уйти, а это было достаточно хорошо.
Когда вы бежите с оборотнями, человек может даже не надеяться на то, чтобы поймать
вас.
Однако лучше оставаться невидимой. Если бы копы разговаривали по рации и кто-либо
слушал их болтовню, то можно было бы уловить исходящий от меня ветер. Прямо сейчас я не могла себе позволить это; я не могла позволить кому-то узнать, где я, до тех пор, пока сама этого не захочу. Поэтому я шла и пыталась оставаться вне поля зрения насколько это было возможно. Это было удивительно легко, учитывая то, что трансформация покалывала каждый раз, когда кто-то смотрел на меня, и инстинкт двигался под моей кожей, говоря мне ясными радиовзрывами, когда двигаться, а когда остановиться и подождать.
Я прошла целый путь к своей первой остановке. Я едва заметила пейзаж, потому что гнев внутри меня заставил сумеречную массу пахнуть как... ну, скажем так, проблема держать рот на замке никогда не была такой простой или сложной одновременно.
Ночь полностью наступила к тому времени, как я повернула за угол Бруклина и внезапно увидела знакомые) уличные, кирпичные, жилые дома, которые шли вниз по улице, черные мусорные мешки были свалены вдоль тротуаров. Выглядело точно так же, как годы назад, миг ностальгии подполз к горлу, на несколько секунд вытесняя гнев.
Небольшой винный погреб на углу выглядел по-старому. Красные и желтые пачки жевательной резинки и пачки сигарет аккуратно сложены, теснясь вокруг мужчины с блестящей лысиной и красной клетчатой рубашкой, вместо седовласой женщины со странным дыханием, которая всегда стояла у окна, когда я была здесь с Огги. Пиццерия, в которую я недавно ходила с Нэт и оборотнями, тоже находилась недалеко отсюда. Было приятно обнаружить, что мой навигатор все еще силен.
Я нырнула за переулок, глубоко вдохнула и уставилась на чистые кирпичные стены. Мусор валялся по углам, мусорные баки переполнены, вонь почти задушила меня, прежде
чем я запрятала ее. Что было легко сделать, учитывая то, что трансформация была близка к поверхности.
Пожарная лестница не была никакой проблемой, и мне даже удалось тихо залезть на нее. Все жилое здание напевало о том, что оно населено — все вернулись домой с работы и спят или делаю то, что люди могут делать ночью в квартире. Я достигла крыши и спрыгнула, ориентируясь даже раньше, чем кроссовки ударились о странную, песчаную поверхность.
Прохладный, весенний бриз скользил по крыше, другие здания сгруппировались так, что ветер отскакивал от них в разных направлениях. Он поднял прядь моих волос, бросая ее на щеку, и я уловила исчезающий, сжигающий поток знакомого аромата. Дар снова проснулся внутри головы, появился внезапно яркий мысленный образ Огаста, скользящего по этой же крыше, его желтые волосы зачесаны назад, жакет расстегнут, виден пистолет в кобуре. Передвигался он слишком быстро и уверенно, чтобы быть кем-то, кроме дампира.
Я тихо ступала по крыше, пока не достигла странного, трехстороннего промежутка между зданиями. Окна кухни Огги выходили только на пустой кирпич в этом треугольнике забытого городского пространства, он заставлял меня смотреть в окно так, что я могла бы увидеть опоры для рук и ног. Было смехотворно легко спуститься вниз, и с помощью отмычки я открыла окно — просто знала, куда надо нажать.
О, ужас! Огги, фу! Что-то воняло. Как гниющая еда и что-то еще. Я почти повисла в окне, было трудно пролезать с двумя рукоятками малаек на корточках, но потом я скользнула внутрь и спрыгнула со стола.
Его кухня находилась в безобразном беспорядке. Я и раньше видела разрушения вампиров, но каждый раз это... невероятно. Двери шкафа были вырваны, холодильник взорван, как будто туда положили динамит, и запах гниения исходил отсюда и из мусорного мешка, который был перевернут вверх ногами. Посуда была вся разбита.
Господи! Я сморщила нос, выглянула в гостиную. Его плазменный телевизор был сломан ко всем чертям, диван измельчен, но стена с парадной дверью осталась на удивление нетронутой. Они вошли через окно? Его атаковали после того, как я позвонила ему из Дакоты? Он не сказал ни слова о том, что его квартира была разрушена.
Тайник находился в спальной комнате, которая не была сильно повреждена. Узкую, односпальную кровать, на которой я спала, разорвали, старинный комод сломали на кусочки, одежду разорвали, двери шкафа уменьшили до размера спичек. К счастью, я смогла отодвинуть в сторону одну из сломанных дверей и достала оттуда знакомые клетчатые рубашки Огги, нашла потрепанный ковер. Я надавила справа; послышался щелчок и квадрат пола, накрытый ковром, приподнялся.
Спасибо, Господи, ничего не выстрелило!
Боеприпасы с серебряными пулями и запасное ружье — пригодная к эксплуатации 9- миллиметровка, основной вопрос арсенала Школы.
Это давало пищу для размышления, но ружье было механическим, и я взяла его.
Я взяла его и кобуру с креплением, опустошила сумку, полную наличных денег и переложила их в свою сумку для чрезвычайных ситуаций — брезентовый экземпляр, в который мне удалось вшить второе дно между тренировками в последние несколько недель. Большая часть наличных попала туда, но несколько рулонов я разложила по карманам и в верхнюю часть сумки, пальцы двигались с привычной легкостью.
Я взяла столько боеприпасов, сколько могла нести так, чтобы они не звенели, разложила зажимы в карманы длинного, темного плаща Грейвса. Там также был запасной
Медикит, самодельный, в котором был пенициллин и другая фигня, а также куча шприцов для подкожных инъекций.
— О, Огги! — прошептала я.
Вычищать тайник другого охотника — показатель дурных манер, но у меня не было выбора.
Внезапный звонок заставил меня подскочить. Сердце подпрыгнуло, как рыба из воды, и один клык уколол нижнюю губу. Я распробовала медную сладость своей собственной крови, прежде чем с трудом сглотнула ее и сделала глубокий вдох.
Это телефон.
Я вернулась к тайнику. Взяла другую карту и пару стеклянных ампул, в которых, должно быть, была святая вода. Эй, береженого Бог бережет! Телефон пронзительно зазвонил еще четыре раза, потом я услышала щелчок и шум.
Похоже у Огаста не было голосовой почты. У него был огромный плазменный телевизор, а он смотрел только черно-белые фильмы!
— Оставьте сообщение, — послышалось тонкое рычание, Огги произнес слова настолько устрашающе, насколько это было возможно. Длинная, статически-перегруженная пауза — и звуковой сигнал.
Я снова подпрыгнула, когда он заговорил.
— Дрю, кохана, если ты там, подними трубку.
Кристоф. Я пристегнула кобуру трясущимися руками. Как много раз это происходило?
Черт возьми, он очень умный. Как он догадался?
— Дрю! Подними трубку! Ты находишься в ужасной опасности! — казалось, он был в бешенстве, и я услышала позади него бормотания. Слабое жужжание, как вертолет.
О, это совсем не смешно. Я зарядила ружье, расширила круг. В тишине этот звук был очень громким. Как соседи Огги не слышали присутствия вампиров? Но, возможно, для вас это большой город. Никто не лезет в чужие дела — всяк за себя и к чёрту отстающих[20].
— Что бы ты ни думала, что бы тебе не сказали... Дрю, пожалуйста! Возьми трубку Позволь мне объяснить!
Объяснить? О, да. Конечно!
— Нет, черт возьми, Кристоф, — пробормотала я. Я была похожа на идиотку, разговаривая с автоответчиком, который даже не слышал меня. Я положила оружие в кобуру, проверила тайник еще раз. Дар слабо покалывал внутри головы.
— Пожалуйста, Дрю! Возьми трубку! Возьми телефон, кохана, милна, пташка моя птаха, пожалуйста...
Аппарат запищал и оборвал его. Я выдохнула, проверила свои часы. У меня была целая ночь, чтобы держать всех подальше от своего следа, найти особняк в Квинсе и до рассвета залечь на дно. Но сперва мне надо убраться отсюда.
Я не хотела пользоваться парадной дверью и не хотела снова вылезать через крышу. Никогда не используйте тот же путь к отступлению, который вы использовали для того, чтобы проникнуть в место, особенно если вы посещаете место, которое бы папа определенно назвал «ставившее по угрозу местоположение». Еще один его термин для этого начинался с
«роя» и заканчивался словом, которое рифмовалось с «глянь»[21].
Поэтому я встала на кровать, открыла окно — оно выходило на улицу, и я провела так много утреннего времени все те месяцы, когда папа пропадал, лежа на кровати и пытаясь уловить хотя бы проблеск неба — в то время как телефон снова зазвонил.
Я проверила улицу — чисто. Выбила окно отличным ударом.
— Дрю! — теперь Кристоф вопил в телефоне. — Дрю, пожалуйста, пожалуйста, возьми трубку!
Время идти. Я полезла ногами вперед в окно, поскольку призрак восковой, апельсиновой, сладкой опасности заполнил рот.
Глава 20
Я бежала до тех пор, пока сладкая опасность полностью не исчезла, и я осталась вместе с медным привкусом адреналина. Потом я прыгнула в метро — теперь не было причин не делать этого; теперь, когда я была подготовлена, они могли бы начать преследовать меня — и поехала на Таймс-Сквер, пока толпа не стала плотной. Я была близка к Главной Школе, что мне не нравилось, но в толпе было хорошее укрытие, и это последнее место, куда они пойдут искать меня.
Или я на то надеялась.
Я вышла из толпы, нашла ночную закусочную и заказала кофе и сэндвич, наблюдая в окне за тем, как движется толпа, в то время как я быстро съела еду и просмотрела распечатки и карты.
Я выбрала район на картах Огги и Кристофа, посмотрела все пути внутрь и наружу. Попыталась рассмотреть все это так же, как сделал бы папа. Углы нападения, побег — мне придется найти машину.
«Побеспокоишься об этом тогда, когда прибудешь на место. Здесь ничего не сможешь сделать, а если сейчас украдешь машину и возьмешь ее туда, то напросишься на проблемы. Спокойствие и легкость, Дрю, детка, так, как я учил тебя».
Папа когда-нибудь предполагал, для чего меня тренировал? Или он просто не думал об этом? Еще куча вопросов, на которые я никогда не получу ответы.
Я поняла, что тянулась к серьге Грейвса, перебирая череп, пробегая по краям скрещенных костей ногтем большого пальца. Не беспокойся, я в пути. Я иду.
Но тогда я волновалась, я выпила остатки кофе, убрала вещи, засовывая их в сумку с оружием. Что если они перевезли его? Насколько старой была эта информация? Если место кишело вампирами... Ну, я была достаточно быстрой, чтобы убить одного из них, не так ли?
Но что если будет больше, чем один? А также Сергей? Тебе нужен план получше, Дрю.
Когда я оплатила счет и вышла на улицу, план стал складываться. Я продолжала идти, и он развивался внутри моей больной головы. К моей спине привязаны две малайки, длинный, черный плащ блуждал вокруг меня, и никто не обращал на меня внимания. Правда, сейчас ночь в городе, и на улице присутствовали вещи страннее меня.
Большинство из них — даже люди.
Часть этого, должно быть, дар, пульсирующий внутри головы, заставляющий меня двигаться. Сквозь шум толпы я услышала мягкое хлопанье крыльев и иногда мельком видела сову, располагавшуюся на мигающем знаке «Девушки», кружившую в конце улицы, приземляющуюся на крышу припаркованных машин. Я даже уловила, как она расширяется, будто набросок углем, из-за чего я шла странствующим зигзагом, и это держало меня от неприятностей, а также от зеленой тишины Центрального Парка: смутно на север и немного на восток.
Все это время я думала, что это была бабушкина сова. Но теперь я чувствовала ее сердцебиение и ветер, проносящийся через перья, и я знала, что она часть меня. Точно так же, как я знала это в спортзале, когда стояла перед Анной. Когда сова ударила ее второе обличье в виде животного, черепаховая кошка присела у ее ног с болезненным хрустом континентального столкновения.
Значит, я сова, Кристоф — лиса, у Анны — кошка. А Грейвс — лупгару. Забавно. Только это совсем не так.
Иногда вспышки той ночи возвращаются ко мне, в основном тогда, когда я пытаюсь заснуть и у меня появляется то странное чувство падения. Я буду трястись, ожидая того, что снова окажусь на тротуаре, скользя мимо группы молодых мужчин с жесткими лицами, которые находились на углу, или сливаясь с потоком усталых взрослых, наводнивших ступени метро, видя мое отражение — бледные щеки, волосы отброшены назад, двойные рукоятки малайки утыкались в тонкие плечи, плащ развевался вокруг щиколоток. Я долгое время бродила по краям пирса, где проходила вечеринка, двигаясь бесцельными кругами, когда транс и электроника пульсировали в воздухе; потом где-то после трех я, как призрак, проскользнула через тихий Бэттери-Парк, и начала разрабатывать свой путь на север и восток, избегая часть Главной Школы в Манхэттене, как если бы она была чумой. Опасно находиться так близко, но снова же, это последнее место, где они будут искать меня.
Я также еще несколько раз поела. Как если бы не могла заполнить себя, и всегда находила те корзинки, в которых продавались соленые крендельки, или куриный сатай [22], или буррито, особенно возле центра города. Я не волновалась по поводу денег; я волновалась из-за огромной дыры под ребрами, которая только продолжала увеличиваться. Когда я свернула на пустынные улицы, то услышала треск, как статика. Он исходил из моей кожи, и я не была уверена, стоит ли мне волноваться об этом.
Я перемещалась по артериям города вместе с толпой. Так безопаснее, и мне нравились шум и суета. Даже глубокой ночью где-то что-то происходило. Вот почему представители Истинного мира в основном охотятся в больших городах. То есть в сельских местностях они тоже есть, но это уже другое дело. Более противные, остроформенные твари живут в городских джунглях.
Самое худшее время — между тремя и четырьмя часами утра, пока я прогуливалась с неопределенным намерением, это была длительная, медленная тишина перед рассветом. Я блуждала, притворяясь, что папа критикует мой план, и делая его настолько хорошим и цельным, насколько я могла бы, я надеялась, что охватила все.
Сейчас в Школе я бы кормила Пепла и возвращалась в комнату, позволяя Нэт расчесывать волосы, и ожидая, когда Кристоф постучит в дверь. Я стала беспокойной, проложив себе путь через реку к Квинсу и время от времени останавливаясь, так как призрак восковых апельсинов скользил по моему языку. Вот еще одна вещь, о которой стоит побеспокоиться — аура не была столь сильной. Все остальное — да, но сладкая опасность
— только призрак самой себя, поэтому не думаю, что это из-за того, что я находилась в большей безопасности.
Двенадцатью кварталами от особняка я обнаружила работающую телефонную будку. Это труднее, чем кажется: теперь есть сотовые телефоны, платежи в значительной степени выходят из моды.
Иногда папа ворчал насчет этого. Было не так уж тяжело приобрести телефон, который нельзя отследить, но тем не менее существовала проблема триангуляционных вышек[23], которые получали вызов. На самом деле, не намного хуже телефона-автомата, но папа был приверженцем старых идей.
Внутри груди сердце проделало забавное разрывающее движение, но я была слишком занята, чтобы беспокоиться о боли. Вот такая фигня. Если бы я когда-нибудь замедлило все то дерьмо, которое накопилось, то, вероятно, я бы плакала неделю.
Я вставила четвертаки — у меня имелось несколько, хотя остальные я отдала — и набрала номер. Обычно все номера находились в блокноте с Йодой на обложке, а не в моей голове. Но этот номер я могла бы рассказать в середине ночи, потому что это была моя личная, тайная линия для Братства, номер, который осветил бы их коммуникатор как сигнал бедствия.
Что означало, что звонок будут отслеживать. После того, как я всю ночь держалась в тени, надеясь, что никто не поймает меня, теперь я собиралась сказать «я здесь, придите за мной».
Я послушала звонок, прочистила горло и попыталась за раз смотреть везде и всюду. Улица была хорошей: этот мини-маркет через дорогу от помятой зелени Флашинг Парка находился в отличной форме, а линии на стоянке недавно были окрашены. Весь мусор подобран, и здесь не пахло мочей старика, что означало, это относительно хорошая часть города.
Полагаю, когда вы возле могилы, то хорошая — относительное понятие.
Два гудка. Три. Четыре. Поднялась трубка, и послышалась серия щелчков. Потом тишина, и в это время они прослеживали мое местоположение.
— Черт возьми! — сказала я слушающей тишине. — Скажи что-нибудь!
— Дрю, — Огаст казался невероятно усталым. — Какого черта ты делаешь? А что ты думаешь?
— Спасаю Грейвса. Кристоф знает где. Пусть он принесет копию. Я собираюсь зайти внутрь, на рассвете, что... — я проверила небо. — Будет очень скоро. Чем больше они отвлекут тех, кто держит моего мальчика-гота, тем в большей безопасности буду я.
— Дрю, детка, милая, послушай меня. Что-то происходит. Ты в беде, и...
— Да, черт возьми, я в беде, Огаст! Я доверяла Кристофу, и все, что он делал, это лгал мне. С меня хватит! Если Братство хочет чего-то от меня, то сделают все, что я скажу им, начиная с этого момента. И то, что я скажу им сделать, это заставить Кристофа признаться, что он знает местоположение Грейвса. И придти и помочь мне спасти его. В противном случае, они потеряют еще одну светочу, — я нервно облизала губы языком, смотря на улицу. На востоке небо становилось серым; я чувствовала, как приближался рассвет, как если бы из моей плоти тянулись тысячи крошечных нитей. Треск под кожей был интенсивным, почти на грани боли.
— Пожалуйста, Дрю! Пожалуйста, просто послушай меня... — теперь Огги умолял меня так, как не делал этого, когда я жила с ним. Конечно, тогда я была маленькой. Ему не приходилось умолять; он только говорил мне, что делать, и я делала это.
Черт! Я уже собиралась вести себя плохо.
— Я ничего, черт возьми, не буду слушать! — проинформировала я его, каждый дюйм меня пришел в готовность. Впервые я услышала в своем голосе призрак папиного сонного акцента. — Я слушала долгое время, но не получила ничего, кроме лжи, Огаст. Ты пойдешь и расскажешь им. Или, возможно, они слушают и уже все знают, — я проговорила вслух адрес так быстро, будто была прямо напротив него. — Я пойду внутрь и вытащу Грейвса. Если вы, ребята, хотите прийти поиграть, отлично. Если нет, тогда поцелуйте на прощание свою светочу.
Я нажала отбой. Дрожа, повесила трубку на телефон. Ноги были как резинка. Я подняла руку и снова услышала потрескивание. Маленькие штуки перемещались в моем запястье, треща и скользя. Кости перемещались. Отчасти как у оборотней, когда они собираются
превратиться, но с необычной музыкой. Как колокола.
Святое дерьмо! Я с трудом сглотнула. У меня был план, и я должна была придерживаться его.
Я на три четверти вышла из ограждения будки и принюхалась. Пахло выхлопами машин, влажной зеленью деревьев и лужаек и грязным запахом города. Люди сбились в кучку, как крысы, кроме этой части города, лачуги были более хорошими. Тем не менее здесь, у особняка, находились дома меньшего размера, которые прижимались к окруженной стеной территорией, пытаясь войти внутрь. Стоимость недвижимости здесь, вероятно, была достаточной, чтобы люди получили сердечные приступы.
Я снова фыркнула. Чувствовалось слабое дыхание гниения. Носферату. В окрестностях находились кровососы.
Также чувствовалась тонкая нить корицы, переплетавшаяся под всеми другими запахами и связывавшая их. Не окрашена яблоками, как у Кристофа, или гвоздично- цветочная, как у Анны. Она походила на большие липкие булочки с корицей и напомнила мне теплый парфюм мамы.
Это не то, о чем нужно думать. Потому что эта мысль делает ночь больше и темнее, давя между фонарями и на флуоресцентный яркий свет магазина. Несмотря на то что наступал рассвет, все еще была ужасная темнота.
Резкий звук ряби от приглушенного хлопанья крыльев — и сова спустилась. Она приземлилась на знак автозаправочной станции, расправила крылья и посмотрела на меня. Моргнула одним желтым глазом, потом другим. Ее когти немного царапнули — крошечный звук под гулом далекого движения, бормотанием города и напевом на самом краю моего сознания.
Дар свободно скользнул из головы. Тревожная статика, приближающаяся гроза. Я почувствовала вкус восковых апельсинов, но он был слабым. Краткий стеклянный, острый шип боли пронзил голову, и я снова вернулась в себя, глядя на сову так, будто она собиралась рассказать мне что-то.
Ну, я не буду удивлена, если она расскажет мне что-то. Но тем не менее.
Я коснулась сережки в виде черепа со скрещенными костями. Мамин медальон — кусок льда на груди, безопасный и уютный под майкой и толстовкой. Плащ Грейвса развевался вокруг щиколоток тревожным ветром. Мурашки пробежали по телу. Сам воздух стал электрическим.
Давай же, Дрю! Время действовать, а не пялиться!
Я направилась к краю стоянки. Сова мягко звала, но, когда я взглянула вверх, она взлетела с мягким взрывом перьев.
До рассвета я ступила из света в темноту. Они держали Грейвса в двенадцати кварталах от особняка, если его только не переместили.
А теперь время для шоу.
Глава 21
Первые несколько минут все шло достаточно хорошо. Я упала на другую сторону высокой кирпичной стены и не сразу посмотрела вверх, чтобы увидеть, что делал папа. Я почти забыла, на что это похоже выйти ночью, крадясь тайком в месте, где Истинный мир терся о материю повседневности.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |