Красная Королева. Он имел в виду Анну. Хотя это не было в ее стиле.
— Возможно, — Кристоф переместил вес. Я видела его ботинки, когда он прислонился к двери кабинки, в раздевалке для девочек. Они через дверь кабинки вручили мне сухую одежду, пока очищали там все. Я слышала бормотания, кто-то резко отдал приказ. — Или оппортунист. Невозможно сказать.
У Хиро было столько же вопросов, сколько у меня.
— Как она отбилась?
— Я пока не знаю, — сказал он так, будто держал нетерпение на поводке. Я знала Кристофа достаточно хорошо, чтобы услышать это, если не в его тоне, то по тому, как он двигался возле двери кабинки. — Она была... расстроена.
Расстроена?! Я почти была готова нанести удар тому, кто пришел за мной! Кристофу потребовалось два полотенца и несколько минут разговора нежным голосом, чтобы вытащить меня из кабинки, и я отказалась оставить нож.
Он выглядел так, будто понимал меня. Он закутал меня в полотенца, послал кого-то за сухой одеждой и оттащил меня от кабинки, чтобы высушить и успокоить.
И это после того, как я обращалась с ним как полная задница. Это отчасти заставило меня полюбить его еще больше. Но это сбивало с толку.
Хиро не принял приуменьшение в качестве намека.
— Конечно, она должна быть расстроена! Это уже десятая попытка покушения на ее жи...
— Заткнись! — Кристоф резко отпрянул от двери, весь его вес сконцентрировался на пятках, как будто он собирался нанести удар.
Я вытянула влажные волосы из-за ворота футболки. Было тяжело одеваться трясущимися руками, как будто я была старой миссис Хэтфилд — бабушкиной ближайшей соседкой много-много лет назад.
— Десть чего? — слова отразились эхом немного более пронзительно, чем предполагалось. — Хиро? Десять чего?
— Попыток покушения на вашу жизнь, миледи. Начиная с неприятностей с... миледи, — верно подмечено, он выдал последнее слова с такой саркастической злостью, что у меня не было вопросов по поводу того, о ком он говорил. Он использовал одно и то же слово для меня и Анны, но действительно произносил его с уважением, когда обращался ко мне.
Я делала заметки о том, как он это делал.
— Хиро, — сказал Кристоф, и все предупреждение в мире собралось в таком простом слове. — Нет нужды...
О, черт, нет!
— А я говорю, есть нужда! — было облегчением чувствовать нечто другое, чем тошнотворный, шаткий ужас. Чувствовалось раздражение, будто я имела своего рода контроль над этой ситуацией. — О какого рода покушениях мы говорим?
— О стандартных. Все, что вы можете ожидать, учитывая защиту светочи. Убийцы,
ловушки, одна особенно безвкусная попытка со стороны команды чисто человеческих наемников... — послышался скрежещущий звук, и Хиро прекратил говорить. Ноги Кристофа не двигались, но я могла увидеть, что он смотрел сверху вниз на дампира, а его изящная рука сжалась в кулак.
Я торопливо застегнула джинсы и открыла дверь. Руки перестали трястись, но я все еще чувствовала себя немного странно. Я взяла четыре полотенца, чтобы вытереться насухо, главным образом потому, что я продолжала видеть на себе следы красного, и терлась так сильно, пока кожа не стала болеть.
— Подожди секунду — подожди. Господи, Кристоф! Почему ты не рассказал мне?
— Тебе не следует беспокоиться, — он поверхностно осмотрел меня, голубые глаза были темными и задумчивыми. — Большинство из них даже не стоили внимания. И теперь за тобой хорошо наблюдают.
Да, если ты следуешь за мной даже тогда, когда я на пробежке с оборотнями, то возможно это так. Полагаю. Что-то внутри меня пыталось сказать мне, чтобы я успокоилась. Это вряд ли был папин голос, что, вероятно, хорошо.
Я не думала, что могла терпеть подобное, даже внутри собственной головы.
Позади него группа старших студентов-дампиров очищали затопленную раздевалку. Такое ощущение, что кто-то отправился на М80[13], полную красного пищевого красителя. Некоторые плитки были сломаны и обесцвечены, и одна из ванн — ближайшая к двери, та, которой я никогда не пользовалась — была сухой. Выглядело так, будто из нее вылетела всемогущая, большая вещь, ломая плитку и разрушая ее края, истекая повсюду красным. У другой группы, на этот раз оборотней, были совки и тачки, и вывозили они похожие на желе красные щупальца. Выражение их лиц будто говорило, что кто-то пахнет чем-то противным. Я не винила их. Та тварь воняла, как старая медь и что-то, что я чувствовала только в нескольких местах возле залива — когда само море начинает гнить, и туман сходится со всех сторон. Соленая, разлагающаяся вонь, которая через несколько часов въедается в вашу одежду, а потом ее чертовски тяжело вывести даже с помощью горячей воды и боракса[14].
Я зажала нос, прежде чем могла что-либо сделать. Кристоф выглядел позабавленным, уголок его рта приподнялся. Это было лучше, чем то дразнящее лицо, которым он одаривал всех остальных, но не очень. Это было не то лицо, которое я бы хотела нарисовать.
Я была слишком занята, чтобы рисовать, уже целую вечность! Я скучала по этому. Иногда пальцы зудели и покалывали... но я боялась того, что смогу нарисовать, учитывая то, каким сильным был дар.
Я подумала о том, чтобы кинуть в него влажные полотенца, которые несла, но решила, что это будет ребячеством с моей стороны.
Бенжамин находился у двери, его темная эмо-бой челка — в этом году это был популярный стиль — прилипла к бледному лбу. Он выглядел нормально, но гнев исходил от него бесцветными волнами, и он был забрызган красной фигней. Майка и джинсы были полностью в ее брызгах. Трансформация скользнула по нему, взлохмачивая влажные волосы и заставляя его клыки выйти наружу и обратно скрыться. Они мерцали, и когда он увидел, что я наблюдала за ним, то застенчиво выпрямился.
— Я бы сказала, что это именно та вещь, о которой мне следует беспокоиться, — я начала скручивать полотенца вместе, чтобы скрыть, что я снова дрожала, и остановить себя, чтобы не кинуть их в него. — То есть я корчилась перед ними все это время и ничего не знала? И люди... твари... что бы то ни было, пытались убить меня? И ты не сказал мне?
Кристоф отмахнулся, как будто я не должна беспокоить его такой мелочью. Его часы, серебряная вещь, которая выглядела как Роллекс, блестели. Это что-то новое — раньше он никогда не носил ничего даже близко к драгоценностям. И я не видела их на нем в течение спарринга.
— Тебе следует волноваться о других вещах. Иметь дело с убийцами — моя работа. Это традиция.
Голосок внутри головы пытался сказать мне, чтобы я успокоилась.
— Тогда в чем заключается моя работа? Быть счастливой и не обращать внимания на тварей, пытающихся убить меня? Почему они... — мне не нужно было продолжать. Я знала.
Сергей. Он хотел, чтобы я была мертва. Кристоф сказал, что он боялся меня. Это смешно — король вампиров (или ближайшая вещь к званию короля, какое есть у вампиров) боялся меня!
Из-за того, кем я была или кем стану, когда пройду становление.
Но в последнее время я не думала об этом. Слишком много. Истинный мир становился больше и хуже, чем я могла предположить, и я подумала, что, может, не одни вампиры хотят видеть меня мертвой. Особенно после того, как мы с папой отправились по шестнадцатиштатной одиссеи, чтобы избавиться от тварей, которые вылезли наружу в ту ночь, после того, как умерла бабушка.
Должно быть, папа приобрел каких-то врагов, не считая короля вампиров, правильно? Что означало, теперь они становились моими врагами. И вот я просто шла своим путем, тупая и счастливая, а опасность скрывалась за каждым углом. Ради Бога, если бы я знала, то была бы более осторожной!
Например, я бы спряталась под кроватью и съежилась бы. Прямо сейчас эта идея казалась очень даже привлекательной.
— Мы не просто охотимся за носферату, — Хиро, как всегда, не говорил так, будто я была тупой. Он просто казался... задумчивым. Его лицо было напряжено, и я даже могла увидеть, как трансформация потрескивала вокруг его очертаний, ожидая, чтобы вырваться на свободу. — Хотя, очевидно, они распустили слух о вашем существовании. Покушения, которые мы наблюдаем сейчас, доказывают это.
Ну не было ли это замечательно-потрясающим?
— Папа держал меня в секрете шестнадцать лет, — я не могла остановиться, я просто кричала и ткнула осуждающим пальцем в Кристофа. — Потом появляешься ты, и вдруг все узнают обо мне! Супер, Крис! Спасибо! Чудесная работа!
Это было несправедливо, он не имел никакого отношения к смерти папы или к тому, что Сергей разузнал обо мне. Но при этом, с его стороны тоже было несправедливо бить меня палками, а потом выглядеть самодовольным. Ничего из этого не было справедливым.
Я ненавидела, когда меня держали в неведении. Я ненавидела все это.
Кристоф слегка склонил голову, изучая меня. Хиро сделал полшага назад, и я бы поклялась, что он выглядел так, будто наслаждался всем этим. Его лицо снова стало бесстрастным, как обычно, когда он замечал, что я смотрела на него; короткие, темные волосы стояли торчком и были украшены каплями влаги, серый шелк начал слегка обвисать из-за влажности.
Я бросила полотенца. Они упали с мокрым хлопком, который был бы забавным, если бы мне не хотелось тошнить. Было ни капельки не забавно кричать на Кристофа; а он просто смотрел на меня. Как будто было очень интересно наблюдать, как я вышла из себя, но в
конце концов, не очень важно.
Все стало только хуже.
В конце концов, после длинной паузы, которая заставила меня почувствовать себя пятилетней девочкой, бьющейся в истерике, Кристоф скрестил на груди руки. Его абсолютно идеальное лицо стало белым и напряженным, и даже при том, что он не трансформировался, клянусь, его глаза блестели.
Он говорил сквозь сжатые зубы, каждое слово — опасность.
— Мне жаль, что ты недовольна мной, Дрю.
Можно принести извинения, даже не извиняясь. И это больше похоже на пощечину. Вы можете услышать много подобного от людей, проживающих ниже линии Мейсон-Диксон, особенно если вы тусуетесь с девчонками.
Однако Кристоф, наверное, смог бы давать частные уроки даже принцессам.
— Это даже хуже! — я взорвалась. — Ты мог бы, по крайней мере, иметь это в виду, когда говоришь, что тебе жаль!
Его глаза вспыхнули.
— А когда я не имел этого в виду? — теперь он говорил строго, как учитель, отчитывающий студента. По крайней мере, я напугала его. Это уже что-то.
Во мне появилась нелогичная, кипящая ярость, особенно после того, как я голая горбилась в душе, боясь за свою жизнь. Даже если кто-нибудь что-нибудь скажет, лучше не станет.
— Ты никогда не говоришь, что на самом деле сожалеешь! — мне было все равно, что я кричала на него перед группой парней. — Никогда!
На щеке Кристофа дернулась мышца. И все!
Я издала крик разочарования и протопала мимо него. Было тяжело делать это голыми ногами, и мне пришлось пройтись по луже, полной гадости, чтобы добраться до двери. По крайней мере, все остальные убрались с моей дороги. Подергивающихся частей в тачке было достаточно, чтобы заставить меня радоваться, что я еще не съела обед.
Бенжамин открыл рот. Он смотрел на меня так, будто у меня выросла вторая голова или что-то типа этого. Но он не сказал ни одного чертова слова — просто спешно отошел от стены и последовал за мной, когда я грандиозно вышла босиком, и выглядел он совершенно нелепо.
Глава 10
— Конечно мы знали! — Бенжамин опустил поднос. — Кристоф сказал позволить тебе приспособиться ко всему и не беспокоить. Когда он говорил это, то идея казалась хорошей. Плюс, ты же знаешь: это традиция. Работа Куросов — защита.
Кафетерий был пустым, так как время обеда прошло. Что еще классно относительно Школы, так это когда ты появляешься в кафе, там всегда есть еда. У некоторых учителей довольно нерегулярный график. Плюс мы находимся рядом с голодными оборотнями достаточно долгое время. Гарантирую, в том, что еду ставят на стойки, есть здравый смысл.
— Это совсем не круто! — мои ноги стали холодными, но это была самая мелкая из всех моих проблем. Я посмотрела на свой собственный поднос — тяжелая, лакированная древесина вместо пластика, который находился в другой Школе. — И когда же меня посвятят в дела?
Бенжамин опустился на стул рядом со мной.
— Полагаю тогда, когда ты посвятишь нас в свою привычку убегать в течение дня, чтобы мы не следовали за тобой по пятам, как невидимки, — но он смотрел вниз на тарелку.
— Или когда случится то, что мы не сможем скрыть. Как, например, сегодня. В любом случае, как ты отбилась от той штуки? Я ничего не слышал — это и насторожило меня. Было слишком тихо. Я даже не слышал звука воды.
Я вздрогнула. Замечательно! Я подумала, что было очень умно с нашей стороны выйти на улицу и сделать глоток свежего воздуха. Внезапно обернутый в целлофан сэндвич, который лежал на подносе, не выглядел столь аппетитно, поэтому я открыла черничный смусси и сделала большой глоток. Он быстро опустился вниз и, слава Богу, не был земляничного вкуса. Это было бы слишком.
— Я нашла место, откудо оно черпало силу, и перекрыла ему доступ к магии. Моя бабушка... — я даже не могла начать объяснять. Боевое колдовство дампиров отличается от того, чему меня учила бабушка, и здесь учат этому только с четвертого года обучения.
Здорово! Еще одна веселая вещь!
— Ты счастливая. Дрбарнак — те штуки — противные, — он расставил нож и вилку с чопорной точностью, взял вилку и накрутил на зубцы спагетти. Паста, пропитанная маринарой[15], извивалась, как будто была живой.
Я не хотела думать об этом. И если он больше не собирался говорить о дневных пробежках, то я тоже буду молчать. Я пойму, когда мне предложут перемирие.
— Счастливая! — я старалась не смеяться, рыгнула и издала странный сдавленный шум.
— Да. Слушай, Бенжамин...
— Да? — он копался в пасте, отхлебывая ее. Его взгляд продолжал двигаться, охватывая каждую поверхность кафетерия. Он выбрал место, где был виден вход, стена позади нас и закрытые с обеих сторон двери.
Осознание того, почему он сделал это, не улучшило ситуацию. Папа точно так же выбирал, где сидеть. Обычные люди не думают об этом.
Я хочу выбраться! Я хочу убежать!
— Ничего.
Для парня, который с такой чопорностью расставлял вилку, он ел, как бандит. Он проглотил порцию спагетти, достаточно большую, чтобы ее можно было сплавить по
Гудзону на барже.
— Ты же знаешь, что Кристоф не будет злиться на тебя. Ты можешь делать в значительной степени все, что хочешь. Он, гм. Ты же знаешь. Он такой вот. Старомодный.
— Старомодный, — я взяла целлофан. С чем был этот сэндвич? Я даже не помнила.
— Да. Он думает, что мы должны защищать... Ты же знаешь, что тебе не следует беспокоиться о всякой всячине, пока ты тренируешься.
— О всячине в лице людей, пытающихся убить меня? — я также положила на поднос банан. Он, по крайней мере, не напоминал мне обо всем, что пыталось убить меня. Можно ли убить кого-то бананом? Кажется, это невозможно. Но, может, одержимым бананом. Раньше я видела одержимых домашних животных, но не фрукты. Но держу пари, что где- нибудь такое есть. — Или другой всячине?
Он кашлянул, накрутил еще больше спагетти.
— Да ладно, Дрю! Если Рейнард принимает решение относительно кого-то, то он верен ему. Я никогда не верил тем слухам, что он работает на своего отца.
— Да. Он ангел, конечно! — я обратно положила банан. Живот больше не принимал пищу. Теперь я была не только голодной и неспособной поесть, но также чувствовала себя идиоткой, крича на единственного человека, которому была способна доверять. Разве он не доказывал это множество раз?
Он всегда приходил в самый последней момент. И временами он делал такие вещи, как...
Как, например, держал нож у груди и говорил мне не бояться. Как, например, заставлял меня пить свою кровь после того, как Анна стреляла в меня, а я лежала и умирала.
Как, например, целовал меня так сильно, что я чувствовала это пальцами ног.
Ну и что из этого? Он обменивается с тобой слюной, а потом внезапно ты больше не с мальчиком-готом? Как ты думаешь, что ты чувствуешь сейчас? Грейвс находится в неизвестном месте, где его, вероятно, пытают, и он надеется на то, что ты найдешь его. А ты заигрываешь с Кристофом. Ты же сказала ему, что тебе даже не нравится Кристоф!
О, Боже. Теперь я начинала задумываться и об этом, и запуталась даже еще больше. Я отодвинула стул.
— Я пойду в комнату. Нет, оставайся здесь и ешь свои спагетти. Бенжамин уже вскочил на ноги.
— Я должен...
— Леон там, — я указала в сторону коридора, где чувствовала скрывающегося дампира. Дар подсказал мне, кто это — это как определять, где в Америке находились радиопомехи.
— Я уже лучше определяю вас.
Бенжамин немного расслабился. Он медленно опустился и кинул беглый взгляд на тарелку. Он практически всегда был голодным. Другие дампиры из его команды были точно такими же — почти как оборотни, пытающиеся перекусить при любой возможности.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я...
— Я уверена. Я просто хочу подняться и закрыться в комнате, — и заплакать. Или попытаться заплакать. Забавно, что я не пустила ни слезинки. Только комок в горле и помутнение в глазах из-за воды.
Он не выглядел убежденным, но положил в рот еще одну порцию спагетти. Я чувствовала его глаза на себе, пока шла через пустой кафетерий, каждый стол стоял близко к стульям, как курица, заботящаяся о цыплятах.
Коридор, на который я указала, выглядел пустым, конечно. Тяжелые, зеленые, как охотник, бархатные шторы, мраморные бюсты, обшитое, темное дерево и участок стены с несколькими дверями кричали: «Не смотри на меня!»
— Я вижу тебя, Леон. Поэтому давай покончим с этим, — я даже не потрудилась посмотреть на него, когда пронеслась мимо.
Он легко догнал меня, отбрасывая со лба мышиного цвета волосы. Из всей команды Бенжамина, он был единственным, кто не имел классической красоты. Он был бы милым, если бы не боролся с этим настолько сильно.
— Ты становишься лучше, барышня. Вскоре мне надо будет стараться спрятаться.
— Пошел ты, — я действительно чувствовала себя дикой. На самом деле тяжело дуться, не имея при этом на ногах обуви.
— Ни в коем случае! У Кристофа случится истерика, — он издал саркастический смешок, и я немного увеличила шаг. Тепло подкралось к щекам. — О, понятно. Проблемы в раю?
Ему даже не не надо было анализировать меня!
— Разве я не сказала только что «пошел ты»?
— Что на тебя нашло? — он вздохнул. — Кроме того, что ты подверглась нападению щупальцев, пока принимала душ. Или это нечто другое? Что-то, что пропало? Что-то вероятно, высокое, не сильно волосатое, с зелеными глазами?
Я повернулась к нему, кулаки зудели, а зубы дрожали. Леон отступил назад, поднимая руки.
Это не была злобная улыбка. Он выглядел смертельно серьезным, если вы когда-либо видели худощавого, черноволосого, среднего роста дампира серьезным, вы знаете, что это не утешительно. Особенно, если вы видели его в действии. Кристоф вел себя с ним как с равным, что давало пищу для размышления.
— Полегче светоча. Я не слепой, и не тупой. Однако я очень догадлив.
— Они не могут найти его! — слова вырвались из меня. — Они не могут найти его, и я даже не знаю, действительно ли они ищут его. Они даже не могут найти Анну, и она вряд ли будет вести себя сдержанно. Они должны знать, где находится Сергей, или, по крайней мере, у них должно быть хорошее предположение по этому поводу. Но Кристоф сказал, что, чтобы подготовить меня, нужны месяцы. Месяцы! То же самое он говорил месяц назад!
Леон кивнул, его руки упали. Он ничего не сказал, только ждал, пока я закончу. Я ценила это. Но он не был тем, с кем я хотела поговорить.
Я хотела Грейвса. Я хотела своего мальчика-гота, в длинном, черном плаще, с его чертовыми сигаретами, саркастическими отступлениями, зелеными глазами и с тем, как он заставлял меня чувствовать себя так, будто я могла справиться со всем этим дерьмом. Я хотела слышать, как он дышит ночью, лежа в спальном мешке. Я хотела видеть его утром, когда он дразнил меня из-за того, что я всегда опаздываю. «Девушка никогда не может вовремя выйти», «не беспокойся, Дрю», «первый раз бесплатно», и все те вещи, что он делал. Как, например, клевал меня в щеку, перед тем, как шел на уроки.
О чем это говорит? Что имеем — не храним, потерявши — плачем? Да. Конечно. Я даже не знала, что происходило между нами, пока он находился рядом!
Я с трудом сглотнула.
— Он может быть Сломленным. Или мертвым, — я смотрела на узкую грудь Леона. И это моя ошибка.
— Поэтому мы должны быть уверены, что ты не присоединишься к нему, — Леон не пожал плечами, но его тон был пренебрежительным.
— Конечно, он ведь всего лишь лупгару, правда? Не совсем оборотень, но и не совсем человек, — я отбросила назад влажные волосы, скручивая их. Они бы раскрутились, как только я сделала бы несколько шагов, но я свернула их в пучок, туже и туже, они скользили сквозь пальцы. Чем туже я скручивала их, тем больше мне нравилась почти-боль. — Я знаю счет, Леонтус. Я одену какие-нибудь туфли и пойду навещу Пепла.
Он пожал плечами.
— Если ты навестишь Сломленного, то это не заставит тебя почувствовать себя лучше.
И разве у тебя не назначена встреча с Тафтом и мастерством перевоплощения?
— Какой смысл? Я еще не прошла становления, Кристоф будет искать меня, потом у нас опять будет бой, он даже не позволяет мне выйти из комнаты без охраны, и держу пари, они даже не ищут Грейвса, и все это чертовски бесполезно!
Я кричала. Снова. Как будто это могло решить проблемы.
Он склонил голову, точно так же делают старые дампиры. Именно так можно понять, кто старый — то, как они неподвижны, как кошка, замершая с одной лапой в воздухе, рассматривающая что-то. Как будто они забывали, что их тела находились здесь, в то время как внимание обращалось внутрь. Когда он был вот таким тихим, можно было увидеть, что он мог бы быть красивым, если бы сменил стрижку и прекратил свои игры с желтофиолем. Даже Бенжамин, казалось, иногда забывал, что Леон был поблизости, пока тот не открывал рот и не оставлял маленький, саркастический укус.
И мне нравилось это в нем.
Когда он закончил думать, его подбородок опустился на миллиметр, и он посмотрел на меня.
— Есть простой способ узнать, действительно ли они ищут его, Дрю.
Я ничего не могла с собой поделать. Я нервно оглянулась через плечо, проверяя, чтобы быть уверенной, что в коридоре больше никого не было. Бенжамин не мог услышать нас с другой стороны кафетерия, и, в любом случае, он был бы больше заинтересован в своих спагетти.
Леон издал полуфырканье-полусмешок.
— Не волнуйся, я один из тех нескольких, кому Рейнард доверяет. Ну, ты заинтересована?
Я отпустила волосы, влажные кудри скользнули сквозь пальцы. Желудок опустился, как рыба, бросившая сражение и утопающая в мелководье.
— Я вся во внимании.
— Формально, возложи на меня, как члена твоей охраны, ответственность за то, чтобы я начал поиски, — на его лице появилась не имеющая чувства юмора улыбка — его губы никогда не расслаблялись; они все время были белыми и тонкими. Отчасти было похоже на то, что он постоянно сосал что-то вяжущее. — Это частное поручение, отданное светочей Куросу, который поклялся ей в подчинении. Конечно, если ты мне доверяешь настолько сильно.
Мой рот закрылся. Я долго думала насчет это, следя за ним.
— Замечательно. Прекрасно. И как мне сделать это?
Его рот дернулся. Он осторожно повел назад своими плечами. Его джинсы выглядели поношенными, кроссовки не лучше — интересно, Бенжамин не трясся над ним насчет
одежды. Или Натали.
— Считай уже сделано. Дай мне неделю на разведку. Ты можешь подождать столько?
В обычном случае, я бы прыгнула на него. Но я стояла в течение еще нескольких секунд, рассматривая его.
— Очень хорошо, — наконец сказал он. — Ты начинаешь взвешивать поступки людей, вместо того, чтобы судить их исключительно инстинктивно. Это облегчение.
Чудеса никогда не прекращались!
— Ты же не собираешься развернуться и рассказать обо всем Кристофу, не так ли?
Потому что он, кажется, знает все, что я делаю.
Он на самом деле выглядел удивленным. По крайней мере, в уголках его глаз появились морщинки.
— Я был бы в еще большей беде, чем ты могла бы себе вообразить, если бы он узнал, что я даже предложил тебе это. Я буду считать это формальным поручением. Да ладно, давай найдем тебе хрустальные туфельки, чтобы ты смогла пойти пообщаться со своей верной собачкой.
Я пошла рядом с ним. Было ли то, что я испытывала, облегчением? Та легкость в сердце, прямо возле пустой дыры, которая открывалась, когда я понимала, что папа не вернется?
— Каждый раз, когда я думаю, что ты мне нравишься, Леон, ты говоришь, что-то наподобие этого.
— Это не заставит вас сильно полюбить меня, миледи, — он потряс головой, и волосы снова упали ему на лицо. — У тех, кого вы любили, кажется, было ужасное время.
— Пошел ты, — пробормотала я, и это заткнуло ему рот. Хотя это было забавно. Я все еще чувствовала облегчение.
Глава 11
Тяжелая, запертая железная дверь была покрыта ржавчиной, но тем не менее оставалась твердой. Стены здесь были каменными и не обшиты панелью. Никаких бархатных драпировок, никаких мраморных бюстов, никаких книжных полок или шкафов. У каждой школы есть технические места, о которых они даже не беспокоятся. Обычно это отличные места, чтобы можно было проскользнуть незамеченным, если вы не хотите, чтобы вас увидели.
Но я была здесь по другой причине.
Дверь была заперта, ключ висел на гвозде. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы достать его. Он был на такой высоте, что изменившиеся парни-оборотни могли легко дотянуться до него.
Леон отступил. Низкое, пульсирующее рычание прогремело через огромную, железную дверь, но я была не в настроении.
— Прекрати! — отрезала я, и рычание прекратилось. — Ты же знаешь, что это я. Боже!
— Он реагирует на меня, — Леон отступил дальше и прислонился к стене в добрых пятнадцати шагах. Он закрыл глаза и, судя по всему, слегка задремал.
Меня не обманывали, но я действительно ценила уединенность.
Я толкнула дверь. Она застонала, несмотря на то, что я смазала маслом петли в первую ночь, когда мы привезли его сюда. Было слишком тяжело сделать что-нибудь еще.
По крайней мере, по ночам он больше не бросался на стену. И он поправился после того, как сражался сразу с тремя вампирами. Это была опасная ситуация, но он справился со всем.
Я чувствовала себя хорошо из-за этого, даже при том, что не имела к его выздоровлению никакого отношения. Это все Дибс: он латал его и боролся за его жизнь.
Пепел поприветствовал меня низким хныканьем, опуская свою узкую голову. Бледная полоса, бегущая вдоль левого виска, пылала в свете, исходящем из коридора. Покрытая коркой челюсть, куда я выстрелила папиной серебряной пулей, медленно заживала. Никто не был уверен, находилось ли серебро все еще в его плоти и кости, мешая контролю Сергея, или призыву, как сказал бы мрачно Кристоф. Если серебро вышло из его тела, а я была одна с ним в комнате...
... ну, они звали его Сломленным по определенным причинам. Сломленный по воле короля вампиров. Я смотрела на то, кем мог стать Грейвс, только он не был бы волосатым и не был бы способен превратиться в парня.
Никто не мог сказать мне, что произойдет. Даже Нэт, а она была, вероятно, единственной личностью, к которой я могла прийти и рассказать все. Хотя я еще не подходила к ней. Я работала над этим.
У меня даже была записка в ванной, запертая в ящике туалетного столика с небрежным почерком Сергея, сделанным грубыми, ржаво-красными чернилами: «Раз ты забрала моего Сломленного, я сломлю другого».
Комната являлась фактически клеткой. Там была длинная, узкая, металлическая полка, которая служила кроватью, и он не раскромсал одеяло, которое я принесла в последний раз. Миска с едой была облизана дочиста и стояла в углу, и это тоже было прогрессом. Там был унитаз, но я не смотрела на него. Вместо этого я прошла в клетку к полке-кровати, подняла
одеяло и взбила его, потом быстрыми движениями сложила его.
— Ты больше не рвешь их. Это здорово!
Пепел сел на задние лапы. Почти восемь футов оборотня, которого сложно остановить, рассматривало меня, склонив голову на бок. Он рассматривал весь мир, как золотистый ретривер, который хочет поиграть, но боится подойти к хозяину.
— Все виды удовольствий! Сначала меня избивают, потом на меня нападает Монстр Спагетти. Только не так уж приятно и забавно отбиваться от множества спагетти, когда ты голый в душе. С тобой когда-нибудь случалось нечто подобное? Вероятно, нет, — я упала на кровать, неловка держа тяжелое одеяло. Я небрежно сложила его; края были грязными. Бабушке не понравилось бы это.
Возможно, теперь я могла бы даже занести матрас. Здесь очень весело — со мной и со Сломленным. Мы оба бесполезные. По крайней мере, он бесполезен для Сергея. Или мы так надеялись.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |