* * *
В местах заключения есть закон. Если у кого-то нет образования, то он обязан учиться в вечерней школе. Первый срок, я окончил седьмой класс. Второй срок я тоже обязан ходить в школу. Представьте моё положение; у меня нет чистой одежды, один комплект и тот, при работе с чугуном замазан до неузнаваемости.
Ходить в грязной одежде, в присутствии вольнонаёмных учителей, мне было стыдно, и я мечтал; чтобы кто-то из заключённых, которые отбыли срок заключения, оставил бы мне при освобождении, старую, но пригодную для ношения одежду. Об этом я не молился, а просто мечтал но нужду видел Господь и ответил. Всего полгода я работал токарем и ходил в школу в грязной одежде.
Начальник цеха, видя мою способность правильно затачивать резцы перевел меня в инструментальную кладовую, а инструментальщику, по виду его работы положено иметь спецодежду. Халат и фартук. Работа спокойная, чистая. К тому- же, я имел на подотчёте, 20 комплектов одежды для вновь пришедших в промзону. Так что я в школу ходил не в грязной, а в чистой одежде. За два срока заключения, я закончил 11 классов и получил аттестат зрелости.
* * *.
Преподавательскому составу ШРМ, ИТК № 9. с искренним уважением
АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
Тому, кто ведёт по тропинкам к вершине Кто к свету ведёт через дебри и тьму. Кто вёл меня с детства, ведёт и доныне Я эти стихи посвящаю ему.
Последний рубеж в школе общей науки Одиннадцать классов закончены мной. Держу аттестат; от волнения руки Дрожат. Тридцать лет пролетели волной.
Я в тридцать восьмом сел впервые за парту, Но я и сейчас помню радостный миг: И школу, и класс, даже классную парту, Повсюду, всегда помню в мыслях своих.
Война. Фронт подходит, а я лишь в четвертом На старых газетах диктанты писал. Голодный, разутый, в пальтишке, потёртом Со школы родной, «зажигалки» - бросал.
Но нет. Я не спас нашей школы любимой. Разбили. Ученье моё прервалось. Под звуки сирен. Среди взрывов и дыма. С Тринадцати лет, мне работать пришлось
Но я не застрял как беглец в перепутье. Сегодня и я получил аттестат.
Давно я мечтал вот об этой минуте “Сей камень наук мною в приступе взят. ”
Эх! Мне бы его получить в восемнадцать Глядишь, институт бы закончить успел. Уж стали виски сединой пробиваться А по аттестату я только созрел.
В тяжёлой борьбе пробиваю науку С тюрьмой сочетая учёбу свою. Учитель! Всю жизнь ты меня вёл за руку Тебе я признанье своё отдаю
* * *
Необходимо отметить одну из удивительных особенностей Божьего провидения. Я уже писал, что во время войны в 1943 году наш сосед пришедший с фронта больным, организовал в своём дома мастерскую ширпотреба, и взял меня в ученики. Он паял, лудил кастрюли, делал вёдра, а мне постоянно отдавал мне на ремонт поломанные замки. Так вот: когда меня поставили инструментальщиком, то сразу же пришёл в инструментальную кладовую оперуполномоченный и спросил: могу ли я отремонтировать поломанные замки и делать к ним ключи.
Я сказал могу. Где он только их находил. Видимо собирал со всего города. Однажды приходит и говорит: ты знаешь баптист, что я нашёл и подал мне моё же Евангелие, которое я давал читать заключённому. Опер, который призван отбирать, принёс мне моё Евангелие! Но я не об этом: Что же получается. значит Господь предвидел, что придётся быть в заключении, и Он с детства учил меня замки ремонтировать и делать к ним ключи да? * * *
ПАМЯТИ ОТЦА
Если в пути я устану порою И утомлённый забудусь во сне. Умер давно уж отец, но не скрою Часто на помощь приходит ко мне.
Еси печалью судьба обернулась Он мне советы даёт до утра. Как-то на днях мне немного сгрустнулось Я его снова увидел вчера.
Плачу от счастья, отца обнимаю. Жалуюсь – «тяжко, я очень устал!» Он говорит «успокойся, я знаю Ты то, давно ли об этом узнал?».
Только теперь, – я на это ответил. Встал он, волнуется, китель одел. Белый, парадный, как солнышко светел И говорит: есть и в скорби предел.
К Богу пойду! Он направился к двери Сам передам Ему плач твой и стон Так и скажу: Сын мой стонет безмерно. Стой! Не ходи! Почему? Знает Он!
Правильно сын. Он ко мне повернулся. Вижу, усвоил ты этот урок. Нежно в глаза посмотрел: - улыбнулся. Помощь пребудет в назначенный срок.
Сядь отдохни, успокойся немного Но опасайся беспечно уснуть. Ты посвящён в соработники Богу. Смело свершай Благовестника путь.
* * *
ИЮНЬ 1969 ГОДА.
Чтобы отправить партию конных граблей в Якутию, нужно изготовить деревянную упаковку. Начальник цеха деревообработки заверил адми- нистрацию, что у него все сушилки заполнены досками и с работой цех справится быстро, а когда надо изготавливать упаковку, оказалось, что все сушилки пустые. Начальника цеха посадили в ШИЗО, и отправили работать в карьер.
Если до конца августа продукция отправлена не будет, то лагерь будет платить большой штраф. Начальник лагеря, собрал на срочную планёрку, администрацию и начальников цехов, и объяснив ситуацию спросил кто может взяться за такую работу. Тиунов предложил меня. Начальник лагеря даже встал. Как! Баптиста! В карьер!
Но Тиунов ответил: Гражданин начальник, я предложил, и верю, что он справится. Утром после развода на работу меня вызвали в кабинет начальника лагеря. У него разговор был короткий. Баптист, принимай
цех деревообработки. Я отказался, потому, что ругаться не умею, и командовать над заключёнными, тоже. Удар кулаком по столу, и - «Я приказываю». Я попросил: - уж если так, то разрешите мне подобрать рабочих. Он дал своё согласие. Я подобрал около двадцати пожилых заключённых. Они были очень довольны тем, что я сумел их вытащить из карьера.
Два с лишним месяца, в две смены, я не выходил из цеха. Самому приходилось, заняться регулировкой оборудования, следить за пило-рамой, изготавливать упаковку и всё равно с работой цех не справился бы, если бы, не два случайных факта. Ящики делали по чертежам. Они были такие огромные, что мы сумели упаковывать в один ящик по двое граблей. Я подал рацпредложение, и мы изготавливали меньше в два раза, упаковки для этих самых граблей.
Мне до сих пор непонятно: Для чего в Якутии конные грабли? Что в Якутии собирать то. Там, кроме ягеля, нет никакой травы. Впрочем, это не новость, в наше время, удивления не может быть. И всёже я видел, что с работой мне не справиться. Я посоветовался с нарядчиком, «Что делать? Он подсказал хорошую мысль, – просить штрафной изолятор.
ШИЗО. «Нарушителей лагерного порядка закрывали на ночь, под замок в штрафной изолятор, а днём все они, работали в карьере». Начальник лагеря дал согласие брать на три часа заключённых ШИЗО после того, когда они возвратятся с работы в карьере. Я сразу пошёл на кухню, и рассказал, что мне разрешили взять на три часа ШИЗО, и попросил их, остатки ужина не выбрасывать, а сливать в флягу.
На первый день согласились немногие. Когда пришли в промзону, то я, в первую очередь сказал, чтобы они один час отогрелись в сушилке и покушали, потом два часа работали. На второй день камеры ШИЗО кричали: (баптист возьми меня!) С работой цех справился вовремя.
В начале сентября меня вызвал начальник лагеря, теперь не строго, а вежливо поблагодарил за работу, а потом сказал, что он не может держать меня начальником цеха, и предложил на выбор, любую работу в лагере. Я попросился в инструментальную кладовую. Он разрешил выбрать себе помощника.
Два последних месяца, я почти не работал, и открыто беседовал с заключёнными о Боге. Разумеется, оперуполномоченному стукачи всё доносили, но меня, до конца срока заключения, ни разу не вызывали в кабинет. Незнаю, или оперуполномоченный благодарил меня за замки или ещё что.
Один заключённый мечтал о крещении, но, в лагерных условиях это выполнить было невозможно. Спустя три года, он искал меня, но я уже был не в Челябинске, а в Молдавии
СВОБОДА
Нас всех раскидала безбожная вьюга На горе и муки по разным местам. На долго, друзья потеряли друг –друга Но память в разлуке осталась чиста.
В карьере в промзоне, три долгие года Ходил под конвоем, лопатой звеня. Мой Ангел хранитель, к желанной свободе. Живым и здоровым доставил меня.
Тоска и обида - немало их было За время суровых, безрадостных дней. Но ваша молитва меня сохранила. Увидел я снова любимых друзей.
Увидел я снова любимую Церковь. Волненье: - поверьте,- унять не могу. Сыновьей любовью наполнено сердце Подобно весенним цветам на лугу.
Приветствовать вас я от сердца желаю. Любимою песней и рифмой стихов. Сердечное счастье предела не знает. При встрече исчезли печали оков.
* * *
Пётр Стальмаков и Василий Черных, свой двухлетний срок отбыли полностью, а Борис Евтихиевич был освобождён условно досрочно, Он освободился раньше, и мне это показалось странным. Когда я работал начальником цеха, мне приходилось писать ходатайство на условно досрочное освобождение заключённым, которые работали в цеху, где мы изготавливали ящики для конных граблей. Я должен был указать, о том, что они твёрдо встали на путь исправления.
Христианин, не может сказать, что он встал на путь исправления и верить в Бога и ходить на богослужения не будет. Поэтому, зная его прошлые промахи духовной жизни, я после отбытия срока заключения спросил: - на каких «условно досрочных» условиях, его освободили. Я высказал много случаев его неблаговидного поведения в надежде, что он покается, но как трудно это бывает сделать!
Совесть его мучила, и он дважды был отлучен за пьянку, но так и не покаялся. Ну а я, в течение пяти лет даже не знал о том, что моя спина сильно замазана грязью. Видимо ему с его тяжёлой биографией было практически почти невозможно сорваться с крючка атеистов. «Но увы». «нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано». Матфея 10:26.
* * *
1970 ГОД.
МОЁ РАССТАВАНИЕ С РОДНОЙ ЦЕРКОВЬЮ.
Магнезитовый карьер, это такое место, что вокруг него все деревья примерно на двадцать километров, сгорели от пыли. Её после взрыва разносит ветром. Если невзначай появится царапина, то это место два, три месяца гниёт, и не заживает пока рана не затянется.
Моё пребывание в магнезитовом карьере отрицательно сказалось на здоровье. Кроме травмы на позвоночнике. я заработал артрит. До сих пор, у меня болит спина, а тогда боли были, просто невыносимые. К тому же, были сильные боли в голове, и я не мог спокойно прочитать главу из Библии, то появлялись какие-то тёмные круги, прочитывал страницу, то не мог сосредоточиться и понять смысл прочитанного.
Я думаю, что когда я расслабился, то после перегрузки сдали нервы Врачи советовали поменять климат. Тогда мы решили переехать, или в Украину, или в Молдавию. Расставание с церковью было тяжёлым. Нас отпускали с большим трудом, в надежде, что мы, рано или поздно, но всеравно вернёмся обратно в Челябинск.
Для того, чтобы нам узнать Божию волю, мы поставили практически невыполнимые условия: Мы там остановимся, где примут на работу, не спросив о прописке. В Челябинске мы не выписались, даже не зная где мы остановимся. В Украине нас просили прежде прописаться.
Так мы доехали до Кишинёва. Но почему-то автобус на котором мы ехали, встал у министерства строительства. Мы вышли из автобуса и пошли в отдел кадров министерства. Я сказал, что мы приехали из Челябинска, Кишинёв для нас незнаком, и мы просим Вас, помочь нам устроиться на работу.
Работник отдела кадров спросил какая у меня специальность. Я ему ответил: крановщик широкого профиля. Он сказал, что они начали ст-роительство элеватор, но на высотном кране никто не хочет работать. Я сразу дал согласие, он тут же кому-то позвонил и нас из министерст-ва, повезли на стройку элеватора в Флорештский район, сказав, что работник отдела кадров стройуправления приедет потом и оформит необходимые документы.
Через месяц, или полтора, приехала женщина из отдела кадров, взяла трудовую книжку, паспорт и, удивилась, как приняли на работу без прописки, а потом сказала: - «раз министерство направило, то у меня никаких возражений нет». Так мы поняли, что это был ответ на молитву. * * *
На богослужение, мы ездили в город Бельцы, где и познакомились с братом Сергеем Штирбу. Он с семьёй жил недалеко от строительства элеватора в селе Чануша, и мы постоянно приходили к ним в дом для общения и молитвы. Со временем в его дом стали приходить знакомые и неверующие родственники. Так у нас образовалась домашняя группа в которую потом стали приходить и верующие из посёлка Флорешты. Эти благословенные общения, навсегда остались в моей памяти, как самые счастливые минуты из всей моей жизни на этой грешной земле.
* * *
1971 ГОД. ПУШКОВ ЕВГЕНИЙ НИКИФОРОВИЧ.
В наш первый отпуск мы поехали в Челябинск. Богослужение было в Локомотивном посёлке, в доме моих родителей, их дом, как всегда был переполнен. Все столы и стулья вынесены во двор. Я стоял на кухне. рядом с Борисом Евтихиевичем В средине богослужения, вошли двое; молодые муж и беременная жена. Я слышал, как Борис, сразу же тихо сказал своей жене: «Маша, узнай, откуда они приехали». Она спросила мою жену Полину, кто те, которые только что вошли? Полина ответила: - я не знаю. У брата Жени, как мы его называли, с первого дня приезда начались серьёзные проблемы.
1972 ГОД.
Мы каждый свой отпуск ездили в Челябинск, чтобы посетить наших родных, и родную церковь. Но, в очередной приезд мы почувствовали холодное отношение. Как ни парадоксально, но Борис, на второй день нашего приезда, приехал в Челябинск вместе с братом Скорняковым. На сердце было тепло и приятно; особенно оттого, что приехал Брат из Совета Церквей. с которым я не виделся несколько лет. Борис, после богослужения попросил церковь остаться. Меня они пока побеседуют, просили на время выйти в другую комнату. Что ж думаю, теперь я уже не член моей любимой церкви.
Я понял, что они будут беседовать обо мне. Но церковь меня любит. Посожалевают о том, что я уехал, но учитывая моё больное состояние, отпустят с миром. Около двух часов, они советовались. Сквозь глухую стенку были слышны громкие разговоры, особенно брата Скорнякова. Что они так долго рассуждают –думал я? И что меня удивило? Мне не предъявили мотивы моей вины, а попросили меня выйти. После столь долгих рассуждения, мне ничего конкретного не сказали. Я то, по своей наивности думал, что приехал Борис, и члена Совета Церквей привёз, чтобы по-братски отпустить меня в Молдавию.
Борис был благовестник и я, поднять руку на помазанника Божия, не посмею. А он работника Совета Церквей ввёл в грех, убедив его поехать в Челябинск, чтобы опозорить меня перед церковью, более того, было нарушено Евангельское правило. Иоанна 7:51. «Судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его, и не узнают, что он делает». Господи Боже! Как часто мы ошибаемся в святости как нам кажется, друзей. Более того; они видимо боялись обличить меня перед церковью и, выдворив меня за дверь; решали мою судьбу, не сказав, о чем будете беседовать.
Они не дали возможности сказать слово, в защиту, но я, почему-то Бориса, всёже любил братской любовью. Мы совместно трудились в объединении, я уважал его как образованного человека, и старшего по годам. Скажите, за что он так жестоко мне отомстил? Может за то, что я много напоминал ему о его поступках? Всёже одно явление запомнил я на всю мою жизнь. Мне его сказали после их рассуждений.
Евгений Никифорович Пушков сказал: «Братья, а почему вы судите брата Сашу, не предъявив ему причину его вины? На его слова ответа не последовало. Я никогда не забуду его чистосердечное отношение к моей судьбе, да благословит его Господь. Так мы расстались с родной нашей церковью. Только через пять лет, я узнал, что рассуждали они не о том, чтобы отпустить меня с миром, а судили Но за что не знаю. Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спа-сения. Выходит, дух его, и он возвращается в землю свою; в тот день исчезают все помышления его».
. * * *
Порою болит зуб и ноет. Ночами теряешь покой. И чтоб эту боль успокоить Ты вырвешь, махнувши рукой.
Служил зуб надёжно и долго. Безропотно пищу жевал Но, вот заболел. Что в нём толку. Я тут же его вырывал.
Ещё один зуб раньше срока Качаться начал у меня. Болел он, в нём небыло прока. Вчера удалил его я.
Теперь моя речь шепелявит. Был зуб, а теперь пустота. Язык без привычки шепелявит И, кажется, пища не та.
А сколько ещё мне осталось,
При жизни зубов потерять.
Десяток, иль самую малость Ушедших безвременно, зря.
Беречь бы мне зубы и холить. С любовью за ними следить. А если он болен, тем более Лечить и лечить, и лечить
Бывает подобное в жизни. Теряем мы лучших друзей. Мешает, и мы с укоризной
Его удаляем скорей.
А после сидим одиноко. Без друга и жизнь не мила. Друзей мы теряем и сколько Себе этим делаем зла?
О, Боже! Даруй нам отныне. Надёжными, верными быть! И, чтоб не другие, а сами
Друзей научились любить.
* * *
1973 ГОД.
Три случая в моей жизни переменили в корне все мои понимания. На одном совещании Совета Церквей ЕХБ, которое проходило в Десне в доме Якименко, Геннадий Константинович Крючков, во время беседы сказал Братья, я сегодня утром размышлял над одним очень важным вопросом. По всему видно, что наше движение Господь благословля-ет. Пройдёт лет пять, Церковь одержит победу, и вся наша борьба. закончится. И если кто-либо вдруг спросит, а кто же начинал это движение за свободу церкви, то чтобы никто не мог вспомнить ни одного имени».
С того дня, простота скромность и глубокий смысл сказанного, стали эталоном всей моей христианской жизни. После того, когда я встретил к себе холодное отношение Совета Церквей ЕХБ, я перестал понимать разницу между регистрированными и не регистрированными церквами.
Я, не обращал внимания на то, где является членом церкви тот или иной верующий. Господь открыл мне духовные очи, и я стал различать христиан не по названию, а по христианской жизни. С того памятного дня и доныне, основным девизом моего служения стали слова Иисуса, сказанные в Первосвященнической молитве, в Гефсиманском саду.
Второй случай был зимой 1969 года. После отбытия второго срока заключения, мне пришлось «добровольно по повестке» беседовать с Колесниковым. Он вёл от органов КГБ наблюдение за верующими. Он напомнил о регистрированной церкви. Я ему в ответ сказал: но это же хорошо. Богослужение было в одном месте, а теперь в двух.
Он с сарказмом ответил, что я забыл римское правило разделяй и властвуй. Подобные беседы мне порядком наскучили в лагере, я ему в
ответ, парировал лагерным методом; получается, что вы применили к церкви довоенный лагерный метод? Видимо он не понял и попросил разъяснить. Я ответил: чтобы уничтожить преступный мир, разделили заключённых искусственно на воров и сук. Воры отказывались ходить на работу, а тех, кто соглашался работать, называли ссученными. Они потом вырезали друг друга ножами». Вы думаете, что и мы друг друга уничтожим, да?» В ответ он, как-то неудобовразумительно высказался и замялся.
Спустя десять лет, эти слова мне пришлось услышать на Северном Кавказе. Работник органов был грузин. Любят они выражаться прямо и конкретно. Он вёл разговор в откровенной форме, и с акцентом и резко выраженным голосом сказал: - Ми болшэ вас судыт нэ будэм. Ми так здэлаэм, что ви саамы, друг другу горло пэрэгризэтэ».
Господи! Как мы слепы и доверчивы. Нам кажется, что мы боремся за чистоту в церкви, но до сих пор не можем понять, что все деления, и все расколы идут от диавола. Он просил сеять нас как пшеницу. видно По всему: - мы забыли, что завещал Христос - Петру. О, сколько было оклеветано невинных христиан в годы суровых преследований!
Нам то казалось, что мы боролись за чистоту Евангелия. Не могли до конца различить, чей голос нашептывал, чтобы обвинять своего брата, в предательстве в то время, когда все, не устоявшие в истине христиане, давали в органах подписку следить за церковью и всё им доносить.
Четвёртый, случай был в Америке. Нас посетил один видный брат из Совета Церквей, его имя из уважения к нему я не скажу. Одна наша сестра попросила совета, как ей быть. В их городе есть Русскоязычная церковь ВСЕХБ, имеющая 200 членов и только она из отделённых. Он сказал: Сестра, если в доме мертвец, то, что вы будете делать? Она, в ответ сказала: - его надо хоронить. А у вас в церкви 200 мертвецов!
«достойный ответ» достойного служителя. Не пора ли вспомнить те слова Геннадия Константиновича, которые я уже упомянул выше, да и возвратиться к 1960 году. В те суровые годы гонений нашим девизом было побуждать жаждущие души к очищению и освящению. Тогда мы не выходи из состава церкви, нас выгоняли те, кто боялся, что, из-за этих крикунов, как они нас называли - закроют церковь.
ПРОРОК
Создатель! Для чего Ты мне Открыл глаза пророка? Я плачу, я горю в огне Дряхлею раньше срока.
Когда чекисты били нас Стократ свободней было… Свобода, кажется сейчас Но на душе уныло.
Расколом церковь увлеклась, Для многих стал я скучен, Здоровой проповеди глас, Осмеян и заглушен.
В беспечности мои друзья. Раскол их не пугает. Нежна их проповедь, а я И отдыха не знаю.
Устал, устал, устал смотреть Как церковь умирает. А дьявол в порошок стереть Меня живьём желает.
Удар, удар, ещё удар! Бьёт дьявол, братья - тоже…. Я изнемог, ослаб, устал Мне больно! Слышишь, Боже,
Создатель! Отзовись молю Услышь, Любвеобильный! Я еле на ногах стою – Я падаю в бессильи!
Но Бог сказал: «Не смей молчать Кричи, бичуй пороки!
Пиши, когда нет сил кричать!..»
Пусть стонут эти строки.
* * *
1974 ГОД.
ПРЕСВИТЕР ЦЕРКВИ В ГОРОДЕ БЕНДЕРЫ.
Молдавское братство нас встретило неприветливо. Я замечал их не очень желательное, но какое-то холодное отношение к нам. Три года,
В Молдавских общинах Совета Церквей мы чувствовали, неприязнь. На вопрос, почему я вижу холодное отношение к нам? мне отвечали - «Ты знаешь». В родную Челябинскую церковь мы ездили каждый год и что меня удивило. Когда мы приезжали в отпуск, то нас в своей родной церкви, тоже встречали холодно. Господи! Скажи нам, в чём же дело?
В Молдавии, почти в каждом селе есть церковь баптистов, и церкви СЦ ЕХБ я стал посещать реже, В регистрированных церквах я всегда наблюдал приветливое и доброжелательное отношение. Поэтому я не стал разбирать как называется церковь, регистрированная она или регистрированная – отделённая, но ездил по всем церквам Молдавии, и где чувствовал тёплое отношение, тех посещал чаще.
Я перестал различать как называются верующие, но посещал всех. Проповеднику поле для труда обширно. Однажды я с решил посетить церковь в городе Бендеры. Молдаване, очень громкий и горячий народ, Когда мы подходили к дому молитвы, то услышали громкий разговор.
Они решали вопрос о замене пресвитера. Когда мы вошли, громкий разговор стих, и они предложили мне быть пресвитером. Я отказался, сказав, что я из отделённых. Они ответили, что они меня знают и этого вполне достаточно. Решиться на такой шаг мне было трудно, я просил их, дать мне отсрочку на два месяца, пока я не узнаю волю Божию. Мы также, как при переезде в Молдавию, поставили в молитве практически невыполнимые условия.
«Если для нас будет квартира в городе, то значит это от Господа». В то время мы жили в ведомственной квартире, в совхозе, в котором мне пришлось работать во время ремонта их винзавода. за 30 километров от Бендер. Обмен ведомственной квартиры без ордера, практически то невозможен. да и на государственную квартиру, и всёже помолившись мы подали объявление и стали ждать Божьего решения. Через месяц нашлись желающие на обмен, но у меня не было ордера на квартиру. Помолившись Богу, я пошёл к директору совхоза, и объяснил ему, что монтажное управление, в котором я работаю, находится в Бендеры.
Работа связана с командировками, и мне трудно добираться к месту работы. Я прошу Вашего разрешения на обмен квартиры. Он подумал и дал согласие, написав в райисполком распоряжение. Там молодая
девушка, прочитавши письмо директора совхоза, не сказав ни слова, выписала ордер на квартиру и понесла на подпись. Когда узнали, что я поменял квартиру, то все удивились, сказав, что они такое встречают впервые, чтобы можно было ведомственную квартиру, да ещё в глухом совхозе, поменять на квартиру в городе. Но для Господа всё возможно. Поняв, что это был ответ на молитву, я дал своё согласие на служение пресвитером: но была трудная борьба с власть имущими атеистами.
Должен отметить, что в те годы. Подавляющее большинство служи-телей. Порой и среди отделённых были на крючке у органов власти. Но, всёже пресвитером я стал. Правда, я дал согласие временно, пока Господь не пошлёт достойного служителя. На этих условиях, они дали своё согласие быть служителем без подписки сотрудничать с ними.
* * *
ОСЁЛ ГОСПОДА БОГА.
(Сегодня я стою перед вами как тот осёл на котором Христос въезжал в Иерусалим внимательно посмотрите на меня. Своим служением я несу Христа народу).
(услышанное мною из проповеди).
* * *
Япотомок от осла Иерусалимского. Я без отдыха тружусь, уж нету сил. Я устал от обращенья рабски низкого А мой предок на спине Христа носил.
Когда шёл он, то ему стелили веточки. Он был всех ослов почётнее в Израиле. Аллилуйя и Осанна пели деточки. А моя спина побоями изранена.
Облегчи мне Боже долю рабски тяжкую Чтоб и мне воздали почести достойные. Чтоб ремнём меня хлестали, а не пряжкою. Чтоб овёс, а не солому ел у стойла я.
Проповедника возил я на служение Выполняя все его команды в точности. До сих пор дрожит мой хвост от унижения. Приписал себе ослиные он почести
Два часа болтал впустую пустослов. Повнимательней просил смотреть в его лицо. «Я не просто проповедник, я осёл Христов». Наградит меня Создатель золотым венцом.
Для спасенья грешным людям, я несу Христа И в четверг, и в Воскресенье на своей спине. Там у Господа исполнится моя мечта. Мне и честь на небе будет и почёт вдвойне.
Надоела его речь пустая длинная. Я устал от болтовни и пустословия. Забурлила в сердце кровь моя ослиная И я выразил ослу своё условие.
Дал копытом я пинка ему под задницу.
Заревел и носом в лужу полетел осёл.
Чтоб узнал «святой осёл» - меж нами разницу.
Я его хвостом по морде высек,- вот и всё.
* * *
ПРЕДАТЕЛЬ.
Только через пять лет, я получил ответ на молитву о холодном ко мне отношении, в моей родной церкви и в братстве СЦ ЕХБ Молдавии. Я понимал, что всё это допущено Богом для моего же блага. Но сидеть сложа руки в бездействии я не имею права, ибо я благовестник. Меня, регистрированные церкви, принимали с радостью, а СЦ ЕХБ смотрели пренебрежительно. Бендерская церковь нас полюбила, богослужения проходили благословенно, но, однажды вечером зашли к нам четыре брата и сказали печальную новость. Нас посетил из Одессы, Павленко Виктор. Я раньше с ним не встречался и не знал его Увидев меня, он распространил среди членов церкви молву о том, что я предатель. Это известие было как гром среди ясного неба. Я попросил братьев, чтобы они повезли меня к нему в Одессу. Вот что он нам рассказал: Когда он приехал навестить свою мать, в небольшом городе нашей области то его сразу в этот день арестовали. В те годы было сильное гонение; или - соседи, да и «стукачей, было в церкви не мало», за домами верующих следили и обо всех приезжих доносили в органы власти. Следователь спросил его: кого он знает из Челябинских верующих. Он ответил, что знает Филиппова и Еремеева. Вот его и благодари, сказал следователь в ответ, Ты ещё не приехал, а мы уже знали, что приедешь, вот, его показания. Я спросил у Виктора, читал ли он показание?
Он ответил, что не читал. Расстояние от следователя до него, было около двух метров. На вопрос знает ли он мою подпись, он ответил, не знает. Но как, же ты узнал, что это я донёс на тебя? Он нам сказал, что поверил на слово. Я не могу обвинить Виктора, потому что он впервые был у следователя.
Он не знал всех тонкостей атеистического метода дознания, не знал всех уловок, которые применяют следователи во время допросов. Он не был служителем, ни членом Совета Церквей, и доносить о приезде к матери было наивно и бессмысленно. Он был рядовым верующим, и в нашей совместной беседе, он понял, что следователь поймал его на крючок, чтобы узнать у него, что-либо, о нашей церкви.
Или он имел другие, какие-то цели: Кого-либо опорочить или что-то ещё. Следователь сделал своё дело, а я узнал, что моя спина грязью измазана. Я не хочу ни каких дознаний. И это допустил Господь, чтобы ещё больше укрепить меня в моём следовании по Его стопам. Слава Ему вовек. После беседы и совместной молитвы, мы распрощались с Виктором по-братски. и в полном единстве и понимании. Но кому было выгодно, или кто заставил опорочить меня. Это трудный вопрос?
* * *
РОЗИН АРТУР ИГНАТОВИЧ
Я не ошибусь, если скажу, что в каждой поместной церкви, бывают конфликты среди хористов, и причина в том, что талантливые хористы гордясь своим талантом порой находятся на низком духовном уровне, и наоборот: христиане, имеющие высокий духовный уровень, бывают менее талантливы. В таком случае, имеющие талант превозносится, и от этого страдает не только хор, но и вся церковь.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |