г) Хотя сдача за деньги фактически уже равнялась продаже, но законодательство долго колебалось: допустить или нет открыто продажу поместий. Относительно лиц, состоящих на действительной службе, закон 1685 г. разрешил безденежное отчуждение половины поместья, но продажу воспретил. Однако продажа поместья за долги при несостоятельности, допущенная указами 1673 и 1678 гг., совершенно парализовала действие закона 1685 г. (впрочем, за долги продаются поместья не с публичного торга, а только или истцам, или родственникам должника).
Хотя все упомянутые сделки могли быть совершены не иначе, как с дозволения правительства, через поместный приказ, то и переход вотчин также утверждался в том же приказе; понятие "дозволения" сливается с понятием "утверждения" (в следующий период старые формы поместного права перешли в общие формы укрепления сделок о недвижимых имуществах). Во всяком случае, активной стороной при всех упомянутых сделках уже является частное лицо (пользователь), а не государство (собственник).
Так бытовым образом различие между поместьями и вотчинами исчезало само собою; законодательное свидетельство о приравнивании поместий к вотчинам дает указ о единонаследии 1714 г.
Древнерусское право залога
Из различных форм сочетания основных элементов права собственности (распоряжение, владение и пользование) наиболее важный вид представляет собой право залога.
Формы залога; залог недвижимости. По мнению, установленному Д. И. Мейером, древнерусское право залога имеет такое же значение, как древнеримское pactura fiducial, когда залогоприниматель получает вещь не только в свое владение и пользование, но и с правами распоряжения. Залогодатель сохраняет лишь надежду, что ему будет возвращена вещь, если он когда-либо удовлетворит залогопринимателя, заплатит ему. Так ках и купля-продажа совершалась в древнее время обычно с правом обратного выкупа, то между сделками купли-продажи и залога нет существенного различия. Такой взгляд на древнерусское право залога опирается на акты закладных сделок, сохранившиеся до нашего времени (см., например, ак. юрид., № 241, 422, 106 и др.), а также на некоторые узаконения Московского государства и на живое обычное право среди русских крестьян. Несомненно, что подобная форма залога существовала и существует; но а) в ней не следует усматривать таких преувеличенных прав залогопринимателя; б) в древнерусском праве существовали рядом с ней другие формы залога, напоминающие не только римское pignus, но приближающиеся к нынешней форме залогового права. Что касается первого, то залогоприниматель получает права владения и пользования, но не получает прав собственности на вещь; залог всегда отличается от купли-продажи, ибо по обыкновенной форме актов закладная кабала и купчая грамота противополагаются одна другой: "а не будут денги на срок (пишется в каждой закладной) и ся кабала - и купчая грамота"; т. е. глава собственности для кредитора возникают не с момента начала обязательства, а со времени его исполнения - просрочки; только тогда закладная превращается в купчую, а право залога - в право собственности. Далее, право пользования залогопринимателя истекает не из залоговых отношений, а из условий о росте, что прямо выражается в закладных и в узаконении 1558 г., по которому царь Иоанн IV предоставил должникам рассрочку платежей по закладным на 5 лет, с тем, чтобы кредиторы "тое вотчину за рост пахали" (Ук. кн. вед. казн. ст. IX). Правда, тот же законодатель тогда же запретил взимание роста при установленной им всеобщей рассрочке платежей (см. там же, ст. VII); но это уничтожение роста прямо отнесено им к обязательствам личным и не распространено на займы, обеспеченные залогом. Можно согласиться даже, что выражение "за рост пахати" превратилось в формулу, не имеющую буквального значения, подобно тому как в служилых кабалах до XVII в. постоянно (по архаической формуле) писалось: "за рост нам служити по вся дни", несмотря на то, что уже Судебник Иоанна IV прямо воспретил служить за рост (ст. 82); под этой устаревшей формой разумелось, что люди просто поступают в пожизненную кабалу; быть может, в конце XVI в. то же означает и вышеприведенная форма закладных. Но для исторического изучения закона в высшей степени важно, что первоначально право пользования на заложенную вещь возникло из условий о росте (иначе неоткуда было появиться и самой формуле); а стало быть, в первоначальном и древнейшем понятии залога в это право не включалось право пользования;
Рядом с указанной формой залога существовала со времен довольно ранних другая, при которой заложенное имущество не переходило ни в пользование, ни во владение кредитора; последний лишь получает в свои руки акты на это имущество и тем лишает собственника возможности отчуждать вещь или заложить ее другому (Пек. судн. гр., ст. 29 и 104). Такая форма залога, несомненно, существовала во Пскове, где присутствие ее может быть объяснено особенностями торгового быта этого города; но и в других частях государства существование ее несомненно из таких актов, в которых залогодатель пишет: "до сроку тою землею владети мне заимщику. А не поставлю заимщик на срок денег, и после сроку той землей владеть по сей закладной ему старосте" (кредитору: акт 1671 г.; см. Рус. ист. библ., т. XII; ср. Акты, отн. до юридич. быта X). Далеев некоторых закладных определяется, что кредитор получает право пахать за рост землю только в случае просрочки; очевидно, до того времени вещь остается во владении и пользовании должника (Ак. юрид. № 244). Закон Ивана IV 1558 г. о временной (на 5 лет) рассрочке уплаты долгов, обеспеченных закладными, с удержанием заложенной вотчины в руках должника, хотя является временной и исключительной мерой, но указывает на то, что в сознании людей того времени возможно было представление о залоговом праве без передачи владения. Полагаем также, что присутствие подобной формы залогового права доказывается и такими актами, в которых должник указывает кредитору на свое имущество как на поруку в своем долге, например,: "А заложили емся в сю кабалу в тех денгах... двор свой. А в серебре есмя и в росте - с двором один человек: кой нас заимщиков в лицах, на том денги и рост не развычивая" (ак. юрид., № 243,1); "а в серебре есмя и в росту подписали порукою двор свой" (там же, II). Мейер утверждает, что в подобных сделках вовсе не устанавливается залога, а лишь указывается кредитору, что у должников есть имущество, есть с чего взыскать; но в таком случае должник не специализировал бы имущества, отвечающего по обязательству (не говорил бы, что именно это, а не всякое его имущество отвечает по обязательству). Наименование заложенной вещи "порукой" совершенно ясно указывает на залоговое состояние ее.
Заклад движимых вещей окончательно утверждает нас в мысли о возможности такой залоговой сделки, при которой права собственности не принадлежат залогопринимателю; ибо, несмотря на большую разницу заклада и залога в древнерусском праве, общая сущность института остается той же. Заложенная движимая вещь (как и всегда) переходит в руки кредитора; но кредитор не получает права пользования и распоряжения ею: залогоприниматель при выкупе обязан возвратить вещь такой же, как получил; заклад рассматривается в законе на тех же основаниях, как и "поклажа"; приемщик освобождается от обязанности возвратить вещь только тогда, когда она украдена или погибла естественным путем (например, животное умерло) суменьшенным вознаграждением залогодателю (Пек. судн. грам. ст. 107; Улож. ц. A.M. X, 194 и 197).
Заклад личный (закупничество), имевший большое применение в эпоху Русской Правды, прекращен законом Иоанна IV; существенное значение его состояло в том, что кредитор получал, так сказать, права владения и пользования, но никаких прав распоряжения личностью должника.
Прекращение залоговых отношений наступает или при исполнении обязательства (что технически называлось "выкуп"), или при несостоятельности должника. В последнем случае заложенная недвижимая вещь переходила в собственность залогопринимателя, но не ео ipso, а через запись в поместном приказе, ввод и отказ. Движимая вещь, по указу Иоанна IV, сохраненному Татищевым, подлежала публичной продаже при следующих условиях: залогоприниматель не имеет права при наступлении срока продать или сбыть другим способом заложенную ему вещь без уведомления должника: он должен послать к последнему "мужей двух или трех", извещая, что если тот не заплатит долга в течение недели или двух, то он продаст его заклад. Если это не приведет к уплате, то залогоприниматель должен отнести заложенную вещь к старостеи целовальникам и продать заклад при многих людях (с публичного торга) по справедливой цене; из вырученной суммы кредитор получает сумму долга и процентов; остаток ее возвращается залогодателю. Если же вырученной суммы от продажи недостаточно для покрытия долга с процентами, то остающаяся часть долга взыскивается с должника (Ук. кн. вед. казн. ст. XII, примеч. 51). Полагают *, что этот указ есть не что иное, как интерполяция, заимствованная (отчасти буквально) из Эклоги (гл. 2, тит. 10, или по кормчей зач. 11, гл. I) и не принадлежащая законодателю; доказывается это тем, что означенная прибавка сообщается только в одном списке Татищева; далее тем, что эта мера не могла исчезнуть бесследно (в Уложении царя Алекс. Мих. о ней нет упоминания); наконец, тем, что вообще невероятна в XVI в. такая норма, до которой русское право не дошло и в действующем своде законов. На это заметим: заимствование законов из византийских источников для древнего русского права есть явление несомненное (примером служит Уложение); нет поэтому "снований предполагать в каждом случае интерполяцию частных лиц. Правда, иногда такие заимствования делались и частными лицами (дьяками в приказах), каковы, например, статьи из Литовского статута, приписанные к указным книгам (см. в нашей Хрестомат. вып. III, прибавления к уст. кн. Разб. Прик.; все приписанные здесь статьи вошли потом в Уложение): это - общеизвестное явление старинного права, т. е. субсидиарное пользование чужими законами, при этом путем постоянного применения чужой закон превращается, наконец, в законную норму. Впрочем, кормчая не была чужим законом для древней России; на нее могли и без того ссылаться как на свой закон. Выписка отдельных мест из кормчей дьяками указывает только, какие нормы они, судьи-практики, считали применяемыми. В данном случае нет признаков частной работы дьяка или переписчика, так как статья Эклоги не только переведена, то и переработана и выражена правильным законодательным языком того времени. Положение этой статьи в общем составе указа 1557 г. вполне нормально: закон говорит здесь, во-первых, о долгах кабальных, во-вторых, о долгах, обеспеченных закладом, и в-третьих, о долгах бескабальных (и, разумеется, без заклада). В Уложении царя Алекс. Мих. можно найти след анализируемого постановления в ст. 196, гл. X, которая изложена так: "А будет кто кому в долгу в деньгах, или в ином в чем-нибудь, заложит, что до сроку и кабалу закладную на тот свой заклад даст, а в кабале напишет: буде он того своего закладу на срок не выкупить, и на тот его заклад та закладная кабала - и купчая, и дав он такую кабалу, того своего закладу на срок не выкупит: и ему впредь до того своего закладу дела нет, а владети тем его закладом тому, кому он заложит, и вольно тому такой заклад продати, и заложить и в приданые дать". Таким образом, право собственности кредитора на заложенную вещь возникает при просрочке тогда, когда должник выразит это в своем обязательстве. А если он не напишет такого условия? Конечно, следует взыскание, обращенное на заложенную вещь (быть может, не совсем в форме указа 1557 г.). Что касается дальнейшей истории залогового права, то возможность колебаний в этом отношении и возвращения вспять наглядно засвидетельствована судьбой указа 1737 г., который установил обязательную продажу недвижимости и движимости по просрочке и оставление вещи за кредитором лишь в том случае, если на торгах предложенная сумма будет ниже долговой; такое узаконение, совершенно равняющееся закону 1557 г., однако, отменено вскоре - в 1744 г., когда было предписано опять возвратиться к правилам Уложения, но лишь относительно недвижимостей. Вопрос о движимых вещах остается открытым и тогда, но здесь очень важно (как и заметил Кассо), что и до указа 1737 г. в операциях монетной конторы по частным долгам ею под обеспечение драгоценными металлическими вещами была принята система оценки таких вещей по просрочке с выдачей излишка цены должникам (ук. 1733, П. С. 3., № 6300). Вообще о взысканиях по закладу движимостей мы не имеем узаконений (кроме ук. 1737 г.) до устава государственного заемного банка 1754 г., которым введена обязательная продажа заложенной вещи; если уставом о банкротах 1800 г. продажа предоставлена воле должника с риском для него доплатить сумму долга, если цена заложенной вещи не покроет ее всю, то из этого (по сопоставлению с приведенными прежними постановлениями) отнюдь не следует, что нормальным традиционным способом было превращение вещи в собственность кредитора по просрочке.
_______________________
* Кассо. "Понятие о залоге". Юрьев. 1888.
_______________________
Другие виды прав ш чужие вещи (сервитуты), обозначенные в Уложении: "право запрудить на реках (Ул. X, 238), право угодий на чужой вотчине (там же, 239-243), сервитуты городские (там же, 277-279) - большей частью заимствованы через Литовский статут из римского права, а потому и не заключают в себе ничего характерного для древнерусского права.
ПЕРИОД ТРЕТИЙ
Из предшествующего изложения истории права собственности в первом периоде и Московском государстве видим, что лицо хотя и медленно, но неуклонно идет по пути завоевания себе самостоятельности в сфере вещных прав. Вековая работа почти уже завершилась торжеством прав лица физического: оно получило возможность распоряжаться родовыми имуществами, оно поразило права общин в городах и, наконец, приобрело существенные вещные права по отношению к поместьям, оттеснив права государства. Но каждое пережитое состояние права оставляет по себе формы.которые бывают устойчивее самого содержания прав и способны жить дольше этого последнего. Законодательству предстояло снять с новых явлений права традиционную оболочку, задерживавшую их дальнейшее развитие, чего не решалось еще сделать московское законодательство; но это совершено законодательством империи, не отличавшимся уважением к историческим традициям.
Весь период империи может быть разделен в этом отношении на две половины: от Петра I и Екатерины до современного состояния законодательства. В первую эпоху закон отверг большую часть ограничений права собственности, унаследованных от древ них времен; но зато государство ввело массу новых ограничений, истекающих уже не из вотчинных прав государства, а из фискальных и полицейских целей. Во вторую эпоху уничтожены почти все ограничения последнего рода, а главное, право собственности частных лиц утверждено принципиально.
1. Время от Петра I до Екатерины II
Благодаря возрастанию прав частных лиц и уяснению частных прав самого государства прежние способы приобретения прав собственности, а именно пожалование, выходят из разряда главных, уступая место договорам между частными лицами и этих последних с казной (но договоры, по своему существу, не относятся к вещному праву). Из владельческих способов утверждается и точнее определяется (при Екатерине II) давность.
Обращаясь к дальнейшему утверждению прав лица на вещи в различных разрядах имуществ в указанную эпоху, следует главным образом иметь в виду это явление в сфере прав на недвижимые вещи. Только теперь все вещи этого разряда обобщаются в одну категорию и получают в законе наименование недвижимых вещей, именно в указе Петра I о единонаследии (23 марта 1714 г): "всех недвижимых вещей, т. е. родовых, выслуженных и купленных вотчин и поместий, также и дворов, лавок не продавать и не закладывать, но обращаться оным в род". Этим, no-первых, поместья приравнены к вотчинам, и хотя для обоих видов имущества постановлено новое общее ограничение, но такое, какое могло быть постановлено только относительно вотчин, но не поместий (в их прежнем значении), т. е. поместья признаны окончательно родовой собственностью. Ограничение, постановленное Петром, не удержалось: императрица Анна, отменив закон о единонаследии, оставила в силе уравнение поместий с вотчинами: "Повелеваем впредь с сего нашего указа как поместья, так и вотчины именовать равно одно - недвижимое имущество - вотчина"; таким образом, закон ясно истолковал, что новое понятие "недвижимое имущество" равняется прежнему понятию "вотчина". Но и это последнее понятие имело разнообразный смысле древнем московском праве. Какие же права распоряжения предоставлены вотчинникам на недвижимое имущество (и в том числе на бывшие поместья)? Уже закон о единонаследии разрешал продажу по нужде, отдачу в приданое и распоряжение на случай смерти. Но о прочих правах распоряжения и вообще о полном праве собственности на эти имущества закон молчит до Екатерины II. Итак, в этой существеннейшей области вещных прав еще не было достигнуто ничего, кроме уничтожения отдельного поместного права. Вообще права вотчинников во время Петра I и Анны Иоанновны подведены к среднему типу родовой вотчины, и если права на поместья возвысились, то права на купленные вотчины (благоприобретенные имущества) понизились.
Уже с конца XVII в. начинается утверждение принципа индивидуальной собственности на землю, окончательно завершенное в XVIII в. Право родового выкупа осталось единственным отголоском старины, но зато с отличиями весьма значительными от древних форм этого права. Все недвижимые имущества, кроме посессионных, подлежат праву родового выкупа. Только в 1799 г. сенат разъяснил, что выкупу подлежат родовые, но не благоприобретенные имущества. По законам же Петра оба эти вида имуществ были слиты в один: выкупу подлежали и благоприобретенные имущества. При господстве начала семейной собственности право выкупа не могло принадлежать (и не принадлежало) нисходящим; теперь (по указам 1737 и 1744гг.) это право прежде всего принадлежит нисходящим (по указу Петра, только главному наследнику) и не идет далее племянников продавца (последнее, впрочем, отменено указом 1766 г.). Затем срок выкупа сокращен с 40 лет на 3 года.
Земли лиц низших служб, прежде состоявшие в общинном пользовании таких лиц, подверглись рассортировке при Петре II (в 1727 г.) и при Елизавете Петровне (по межевой инструкции 1754 г.); большая часть таких лиц распределена по другим сословиям (в солдаты, в гражданскую службу, в торговый класс) и вместе с тем лишена прав на пользование землею: земли их признаны казенными. Те же из упомянутых лиц, которые попали в государственные крестьяне, продолжали пользоваться землей, но земля эта окончательно признана казенной. Но одна часть этих лиц составила новых разряд - однодворцев, за которыми была признана земля как их собственная, но не на личном, а на общинном праве с воспрещением владельцам всяких прав распоряжения этой землей. Люди, выслужившиеся из этих разрядов в офицерские чины, получают участки на личном праве. Одни из видов вечного владения без права собственности составляют наделы отставных поселенных солдат: их земли (по закону императрицы Анны) не подлежали отчуждению, а могли только переходить по наследству к сыновьям. Другой вид такого же права представлял владения землями, отведенными иностранным колонистам при Екатерине II (П. С. 3., № 12503 и др.). Форма, подобная чиншевому праву, установлена (указом 1702г.) на церковных землях, отданных в вечную аренду оброчникам. После присоединения Западного края к России появилось несколько новых форм условных вещных прав типа польско-литовского (ленное право и др.) *.
_____________________
* Об остатках древних форм ограничения права собственности на землю во времена Петра I и его преемников см. В. Якушкина "Очерки из ист. рус. позем, пол.". Приложения -VIII.
_____________________
Кроме этих видов ограниченных прав собственности, законами Петра и его преемников установлен особый вид их, так называемое посессионное право *, т. е. право вечного владения отведенными казной имениями и крестьянами, а также населенными имениями, которые приобретены лицами, не имевшими права владеть ими, даруемое фабрикантам и горным заводчикам с условием постоянной поддержки этих фабрик и заводов. По прекращении деятельности этих последних разрушались и права владельцев на имения и крестьян, приписанных к заводам и фабрикам. К такому результату могло привести даже уменьшение производства (П. С. 3., № 5116). Законы XVIII в. называли такие имения "казенными" и предписывали производить повсеместно "свидетельство о казенных землях и прочих посессиях, к частным фабрикам и заводам приписанных, точно ли они употребляются для тех надобностей, которые к непременному и действительному существованию заводов и фабрик необходимы" (ук. 1797 г. - П. С. 3., № 18211). Посессионный владелец мог продать деревни, приписанные к заводам и фабрикам, но лишь с последними и с разрешения коллегии.
______________________
* Есть мнение, что уже с XVI в. (в жалов. гр ам. Строгановым) следует видеть начало посессионного права (ср. В.А. Удинцева, стр. 9 и др.) и продолжение его в XVII в. (в грамот. Виниусу и др.; там же, стр. 16 и след.).
______________________
В отношении прав черных сельских общин на землю проведена резкая разграничительная черта между правами казны и частных лиц. По межевой инструкции 1754 г. вообще вся сельская земля, не состоящая за кем-либо из служилых лиц на вотчинном и поместном праве, признана казенной. Земли, отмежеванные вновь на целые общества, считаются казенными, состоящими лишь в пользовании общин. Частные лица, прежние члены общин, которые успели овладеть участками прежней общинной земли и распорядиться ими посредством продажи или отдачи в монастырь, не признаны собственниками: сделки их уничтожены и отчуждение ими земель, хотя бы оно совершено было 100 лет назад (т. е. после Уложения царя Алекс. Мих.), не признано законным; земли возвращены в казну; лишь сделки, совершенные крестьянами и посадскими одного уезда или города между собою, признаны действительными и, следовательно, отчасти утверждено законом частное землевладение, возникшее на развалинах общинного. Таким образом, общинное землевладение, существовавшее в особенности на севере России, вытеснено и отсюда частью правами отдельных лиц, а главным образом - правами государства.
Прежнее право государства, простиравшееся на всякие земли, и общинные и частные, окончательно отстраняется. Казна, как фиск, является частным (юридическим) лицом, наравне с другими субъектами имущественных прав, на земли, ей собственно принадлежащие.
В сфере прав городской общины произошел обратный переворот: здесь, по разрушении общины, берет перевес не право казны, а права частных лиц. Указ 1700 г. позволил свободное обращение дворов в городах между беломестцами и черными людьми, т. е. права последних совершенно уравнены с правами первых.
Нечто аналогичное изложенной борьбе прав казны, общин и частных лиц представляет внутренняя судьба церковных имуществ. Церковь выделяла своим служилым людям - архиерейским дворянам и детям боярским - поместья на таком же основании, как и государство. По межевой инструкции 1754 г. такие поместья отданы в собственность потомкам тех, кто получил церковные поместья, если только эти потомки остаются на службе церкви.
Но тогда же возник гораздо более существенный переворот: вопрос о секуляризации церковных имуществ разрешен в пользу государства. Вопрос этот колебался до Екатерины II: с 1701 г. до учреждения св. синода (1721 г.) Петр заявлял намерение совершенно отобрать церковные имущества; но, не приводя этого в действительное исполнение он отделил (указ 31 января 1701 г.) управление церковными имениями от прочих дел церковного управления, подчинив первое государству (в монастырском приказе). Это аналогично со взятием у собственника имущества в опеку: церковным учреждениям выдавалось определенное содержание, для чего были отделены определенные вотчины, а остальные находились в непосредственном распоряжении государства (так называемые "заопределенные вотчины"). С учреждением синода имущества опять переданы в заведование церкви, т. е. синода, но это только потому, что синод, по мысли Петра, был одной из государственных коллегий. Распределение доходов с этих имуществ на государственные и общественные потребности оставалось обязательным и для синода. Затем (после Петра, при императрице Екатерине I, указом 12 июля 1726 г.) учреждена коллегия экономии, которой переданы все светские дела церкви, в том числе управление церковными имуществ ами, что подтверждено при императрице Анне (ук. 1736 и П38 гг.). Следовательно, синод лишился своих прав на эти имущества. Но в 1744 г. при Елизавете синод испросил уничтожение коллегии экономии, обещаясь употреблять доходы с церковных имений по мысли Петра (на дела общественного призрения и народного образования). Однако императрица, несмотря на свое благорасположение к синоду, сама подняла вновь вопрос в конференции 30 сентября 1757 г. о судьбе церковных имуществ, заметив, что управление деревнями и сбор налогов есть суетность, несвойственная монашеству (Арсений Мащеевич приписывал себе честь отклонения императрицы от этой новой попытки секуляризации); но синод остался до некоторой степени самостоятельным органом церковного управления. Таким образом, церковные имущества были еще вполне церковными, только субъект права на них совершенно изменился: прежде ими владели церковные установления каждое в отдельности (монастыри, епископии), теперь владельцем их сделалась церковь, взятая в совокупности, что облегчило путь к последующей полной секуляризации церковных имуществ, совершенной при Петре III и Екатерине II. Екатерина, несмотря на то, что главная причина негодования на ее предшественника заключалась в акте секуляризации, тотчас по восшествии (1762 нояб. 29) учредила "духовную комиссию" по вопросу о церковных имуществах из трех духовных и пяти светских особ; комиссия выработала основания секуляризации, объявленные указом и манифестом 25 февраля 1764г.; целью реформы признано "обратить дар Божий на богоугодные дела". Всех крестьян было отобрано (по тогдашнему счислению) 910 866 душ. Реформа сопровождалась восстановлением коллегии экономии и изданием акта об учреждении церковных имений. Доходы имений назначены на содержание архиерейских домов и монастырей (назначение содержания белому духовенству лишь обещано), на содержание семинарий, церквей и на пенсии (офицерам и пр.). Те же меры секуляризации распространены на Малороссию в 1786 г.
Новые ограничения частных вещных прав, истекающие из полицейских и фискальных целей государства, возникали из следующих вопросов: принадлежит ли собственнику только право на поверхность земли или и на ее недра! Вопрос этот не ставится в допетровском праве: кто хотел, мог копать и добывать руду или камни беспрепятственно; таким образом фактически утверждалась мысль о принадлежности частному владельцу и недр земли. Петр I, заботясь о расширении рудокопного дела, в указе об учреждении берг-коллегии (1719 г.) выразил противоположный принцип: "нам одним", яко монарху, принадлежат рудокопные заводы"; хотя в том же указе выражено, что государь "милостиво соизволяет употребление их (т. е. рудокопных заводов) всем и каждому", но это обозначало только наилучший способ осуществления государством своего права: добыча металлов и минералов осталась привилегией казны; нашедший руду или минералы обязан объявить правительственным чиновникам, и если хочет устроить завод, то просить позволения на то. Каждый может отыскивать руду и устраивать заводы на чужой земле; в последнем случае собственник обязан предоставить предпринимателю участок в 250 саж. в длину и ширину. Но так как трудно разграничить право на поверхность земли от права на ее недра, то права заводчика и землевладельца разграничены так: заводчик обязан давать собственнику 32-ю долю дохода, но казна имеет преимущество: ей заводчик уплачивает 10-ю долю прибыли; кроме того, добытые металлы продаются заводчиками в казну по таксе, назначенной берг-коллегией, и лишь тогда, когда казна не захочет или не в состоянии купить, заводчик получает право вольной продажи. Всякий, утаивший руду на своей земле или не допускающий устройства завода, подлежит или телесному наказанию, или смертной казни и конфискации имения. Ясно, по мысли законодателя, частные предприниматели являются лишь промышленными агентами казны, которой принадлежит все, находящееся в недрах земли; уплата же собственнику 32-й доли прибыли делается не за добытые из земли сокровища, а за отнятие пользования поверхностью участка.
Право собственности на землю предполагает право на все естественные произрастания земли. Мы видели выше, что леса долго не были объектом частного вещного права, будучи признаваемы общей собственностью общин или государства; но мы знаем также, что в московском периоде частные права собственности на леса были уже признаны. Петр I (указом 1703 г. и инструкцией вальдмейстерам и обер-вальдмейстерам 1723 г.) ограничил права собственников лесов из видов государственных (для надобностей флота). Екатерина I смягчила было эти узаконения, но Анна Иоанновна (иностр. 1732 г.) еще усилила строгость петровских указов. Все леса в известных местностях объявлены заповедными; некоторые породы деревьев в этих местностях рубить собственниками совершенно воспрещалось. Такими местностями признаны берега Волги, Дона, Днепра, Западной Двины и их притоков, а также притоков Ладожского озера и Ильменя и рек, впадающих в Белое море и Северный океан; заповедная полоса простиралась по обоим берегам рек иа 50 верст от больших рек и на 20 верст от малых. Таким образом, почти все леса Европейской России являлись заповедными. Запрещенными породами в них считались: дуб, клен, ильм, вяз и сосна. Лишь некоторые из этих пород в незрелых экземплярах и лишь на крайние нужды позволялось собственнику брать из его леса. За срубку же заповедных деревьев все, в том числе и владельцы лесов, отвечали денежными штрафами, кроме порубки дуба; за дуб полагалась смертная казнь. Наказания эти усиливались или ослаблялись последующими узаконениями (по инструкции 1632 г. за порубку заповедных деревьев в 3-й раз полагалось наказание кнутом и каторжные работы Ha 10 лет) Зато казна получала полное право пользования частными лесами вообще (т. е. как заповедными, так и незаповедными), а именно не только казна и ее подрядчики, но и частные лица для государственных потребностей могли рубить всякие деревья, не платя ничего владельцу.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |