Книга Первая. Долина Уснувших. 7 страница

ГЛАВА 10

Руки и ноги стали замерзать, причиняя ноющую боль, но Томас продолжал идти, игнорируя желание повернуть назад и броситься домой. Он чувствовал себя сейчас как ребёнок, которому вдруг открылась ужасная тайна, и теперь он пытался убежать от правды куда глаза глядят. Он зачем-то свернул к озеру, хотя понятия не имел, какую цель пытается достичь и что настигнуть.
Вечер празднества, до этого такой тёплый, вдруг обернулся ночным холодом. Поднялся сильный ветер – Томас продрог до костей, но продолжал свой бессмысленный путь. Наверное, гуляющие уже разошлись, потушили костёр и скорее скрылись по домам от ветра и наступающей грозы.
Томас посмотрел наверх. Небо заволокло чёрными тучами. В воздухе явственно ощущалось скорое наступление грозы. Первая гроза в этом году. И так рано. Словно сами небеса, чувствуя, какие боль, гнев, разочарование и ненависть разъедают его душу, отразили всю бурю эмоций, царивших у него внутри. Томас ещё никогда не переживал столько чувств сразу: ни во время свадьбы, ни за три года женитьбы, ни даже когда она умерла…
Якобы…
Вот слово, которое перевернуло его жизнь в мгновение ока. Слово, взбудоражившее все его чувства и убившее его покой.
Когда Томас добрался до места, где на белом снегу он тогда обнаружил следы крови, теперь уже и не крови вовсе, он в оцепенении замер, словно вспоминая, зачем он пришёл сюда, потом опустился на землю и глубоко задумался.
Он ведь был абсолютно уверен, что она мертва! Уверен в этом, когда ставил крест на пустую могилу, когда снова женился, даже когда ему померещился её призрак несколько дней назад! Уверен в этом, как в том, что по утрам всегда всходит солнце. И даже когда он узнал её под маской, танцующую возле костра, он был уверен, что её нет в живых и что это он, Томас, потерял остатки разума! Но нет. Теперь всё было иначе. Призраки не скрываются в лесу с мужчинами и не занимаются с ними любовью…Это была она! Из плоти и крови, живая и невредимая! Более того, безмерно счастливая и хохочущая! Она кружилась у костра, полагая, что её не узнают, но только не он, человек, любивший её всё время! Их семейную жизнь вряд ли можно было назвать счастливой, но он любил свою жену. Эта женщина вонзилась в сердце так глубоко, подобно тончайшей игле, что, даже вынув её, рана затянется нескоро. Возможно, он забыл бы её через какое-то время, живя рядом со своей новой женой, спокойной и покорной, но не теперь, когда он узнал, что женщина, которую он хоронил со слезами на глазах и образ которой прогонял из головы бутылкой, снова и снова ненавидя себя за все причиненные ей обиды, жива! Снова кровь засочилась из той раны, что она оставила. Но если она жива, то зачем весь этот обман?!!
В который раз перед глазами возникала картина целующихся любовников. Конечно, озарило Томаса. Она бросила его, подстроив свою смерть, чтобы уйти к другому!
Шлюха!
Томас вздрогнул. Это слово, придя из ниоткуда, яркой вспышкой озарило его разум. Оно прозвучало так отчётливо и громко, что, казалось, кто-то чужой совсем рядом выплюнул его с презрением и ненавистью. Но вокруг не было ни души. Только тишина ночного леса. Или Томас сам произнёс его? Он не помнил.
Глубоко вздохнув, мужчина попытался унять дрожь, пробежавшую по телу неприятной волной.
Тебя обманули. Над тобой посмеялись, сделали из тебя глупца…Она виновата перед тобой. Она лгала, скрывала, обманывала. Бросила тебя. Оставила в дураках…И ушла к другому мужчине предаваться плотским развлечениям…
Томас стиснул зубы и замотал головой, но голос, так громко и явственно звучавший в голове, не уходил.
…Она ушла к другому, потому что ты был недостаточно хорош для неё. Ты не мог удовлетворить её развратные желания своей неуклюжестью…Она со своим новым любовником часто смеются над тобой…
- Нет! Хватит! – В ярости закричал Томас, вскакивая с земли и озираясь по сторонам в поисках обладателя настойчивого голоса. Голоса, который возбуждал в душе ненависть и разогревал её.
Но вокруг по-прежнему никого не было. Внезапно Томасу стало страшно. Лес, черный и угрожающий, казалось, сейчас проглотит его. К тому же, Томас ощущал чьё-то незримое присутствие. Повсюду. Чьи-то глаза наблюдали, куда бы он ни пошёл. Чей-то голос повторял грязные слова, ругательства, то, становясь оглушительным и разрывая голову, то превращаясь в еле слышимый, вкрадчивый шепот. Это было чем-то живым, пульсирующим, и оно окружало его со всех сторон.
Слабак! Вот почему она посмеялась над тобой! Ты слабак во всём! А она шлюха, которая в поисках новых приключений бросилась в объятия к другому!.. Уж поверь, они частенько смеются над тобой и твоими жалкими попытками удовлетворить её похоть!.. Убей её! Она заслуживает смерти! Накажи её!
Томас бросился с места, закрывая уши руками. Но голос не отпускал его. Он был внутри, извне – повсюду! Он, словно кислота, разъедал его мозг, сжигал последние остатки благоразумия, сея только сомнения, страх и ненависть. Он вторил одно и то же, настойчиво изобретал новые оскорбления и, в конце концов, звучал ещё громче, когда Томас поддавался губительной власти его слов.
Томас бежал все глубже в лес, не обращая внимания на холод и ветки, хлеставшие по лицу, словно злорадно дарившие ему пощёчины. Где-то в глубине души далёкий голос благоразумия пытался пробиться сквозь оболочку зла, медленно, но верно опутывающего рассудок мужчины, однако и этот сопротивляющийся виток был безжалостно раздавлен коварным злом.
Мысли Томаса словно обезумели, стали лихорадочно метаться в голове, и ни одна из них не задерживались в сознание надолго. Только настойчивый чужой голос не перестал твердить: «Убей её! Убей!»

Когда Марта, новая жена Томаса, увидела своего мужа в дверях, пропадавшего почти целую ночь, она невольно испустила крик ужаса.
Томас стоял на пороге, причём выглядел так, словно несколько дней слонялся по лесу без пищи и сна. Лицо осунулось, посерело, черты стали резкими и грубыми; под глазами появились круги, а волосы, растрепанные и грязные, казалось, потеряли свою силу, став тусклыми и безжизненными. Одежда была разодрана в нескольких местах. На рукавах была кровь.
- Томас… - испуганно выдохнула Марта, хватаясь за сердце. – Что ты…Чья это кровь?
Муж опустил взгляд и сухо сказал:
- Волк. Я встретил одного и прикончил.
Голос мужа был хриплым и равнодушным. Неузнаваемым.
Марта застыла в ужасе, не зная, что предпринять.
- Ружьё, - потребовал он. – Дай мне ружьё.
Тон был таким, что жена не посмела ослушаться. Она бросилась в спальню, схватила ружьё и принесла мужу. Она заметила, что руки мужа сотрясала мелкая дрожь, но сам он был тверд, решителен и…как-то странно равнодушен ко всему, будто всё вокруг его не касалось, будто кто-то другой, а вовсе не Томас, стоял сейчас перед ней.
Он резко развернулся и ушёл, ничего не объяснив.
Марте стало страшно. Её напугало поведение Томаса, но ещё больше – ненависть в его чёрных и словно неживых глазах…

За окном рассветало: Ханна улавливала изменения в воздухе задолго до восхода солнца, а уж когда появлялся свет, всё становилось другим: и воздух, и лес, и звуки за стенами. Ночь закончилась. Ночь, в которую ведьмы и колдуны справляли свои дикие шабаши и пугали простых смертных.
Но на душе по-прежнему было неспокойно. И Ханна чувствовала, как где-то в горах, в самой глубине чёрных пещер, ворочается, пробуждается Зло. А она-то думала, что Зло, однажды начав просыпаться, снова заснуло на долгие века. Но, видимо, Оно не желало больше спать. Слишком долго Оно скрыто в недрах Земли, и теперь пытается освободиться от сдерживающих его оков. Что за могучие силы наложили на Него эти оковы? С какой целью? И почему Оно просыпается?
Глубоко вздохнув, Ханна подумала, что скоро к ней придёт смерть. Многое она пережила, много страдала и наделала много ошибок в молодости. Сейчас предстояло пройти последний путь. Но страха не было. Страх стал для неё не более чем простым словом. Она ни о чём не жалела. Ни о своём замужестве, ни о том, что давным-давно приехала со своим мужем сюда, в далекий заброшенный Оверхюс. Она была хорошей женой и доброй матерью и бабкой. Единственное, что заставляло её мучить себя упреками, так это то, что она позволила своей внучке выйти замуж за нелюбимого. Томас никогда не стал бы ей парой: Роника слишком недосягаема для него со своими мечтами, фантазиями и любовью к свободе.
Но теперь Роника счастлива. И Ханна чувствовала атмосферу любви и заботы, царившую в частичке леса, среди окружающего их Зла.
Ханна закуталась в одеяла и закрыла глаза, желая поспать ещё чуть-чуть.
Но внезапно она почувствовала чью-то злость, и этот кто-то приближался. Спустя секунду в дверь громко, нетерпеливо постучали.
- Открывай, ведьма, иначе я снесу эту дверь! – Зло пригрозил голос снаружи, и Ханна поняла, кто это. Она не любила и презирала этого человека, смеялась над его ограниченностью и упрекала за отношение к её внучке, но даже тогда она никогда не ненавидела его. Но сейчас она ощутила что-то другое.
Даже если бы она хотела, она не смогла бы отворить дверь: тело её, старое и немощное, было приковано к постели. Но Томас, похоже, вовсе не собирался ждать. Сразу после своих слов он принялся выламывать дверь своим могучим плечом, и та, не вытерпевши подобного натиска, слетела вместе с петлями.
В избу коварно забрался ветер.
На пороге появилась огромная фигура мужа внучки. Но что-то с ним было не так, и вскоре Ханна поняла, в чём дело.
Его разум заволокло непроницаемой пеленой ненависти. И эту пелену напустило Зло.
- Что, ведьма? – Выплюнул, словно яд, Томас, глядя на беспомощную старуху своими безумными глазами. – Лежишь и смеешься над тем, как ловко вы провели меня, да?!
Ханна испустила короткий выдох.
- Да, ведьма, я знаю! Вы посмеялись надо мной! Но ненадолго! И вы заплатите за это: ты, бывшая женушка и её любовник!
Грозной глыбой ненависти Томас стал надвигаться на старуху, сжимая ружье так, что побелели костяшки пальцев.
- О чём ты? – Спокойно спросила Ханна. – Ты, видно, спятил.
- Роника жива! – Выкрикнул тот. – Жива и радуется жизни со своим любовником, смеясь надо мной и моими чувствами! Ты надоумила её?! Ты?!
- Моя внучка мертва, - ответила старуха. – А тобою завладело Зло, Томас. Ты должен бороться.
- Я убью её и её мужика! – Словно и не слыша, ревел обезумивший Томас, продолжая наступать. Он отбросил ружьё в сторону и расцепил трясущиеся пальцы.
- Но она уже мертва, - Ханну охватил страх, но не за себя, а за жизнь внучки. Она не могла предупредить Ронику и Калена о нависшей над ними угрозе, не могла даже шевельнуться или крикнуть, но она должна попытаться убедить обезумевшего в смерти внучки и достойно встретить неумолимую смерть, ибо этот человек и станет её причиной.
- Где они прячутся? – Продолжал реветь Томас. Ханна поняла, что он совсем не контролирует себя. – Где? Ты ведь знаешь! Скажи, не то я убью тебя!
Он схватил каменными руками старуху за плечи, приподнял с кровати и начал трясти её, словно куклу, вопя:
- Где они? Говори! Говори!
Ханна почувствовала, как у неё прихватило сердце. Изо рта вырвался хрип, а в глазах потемнело.
- Говори где! Немедленно! Иначе я убью тебя!! – Продолжая трясти несчастную старуху, кричал Томас. Его руки мертвой хваткой вцепились в плечи Ханны, не давая той ни малейшего шанса спастись.
Он тряс её ещё какое-то время, пока не почувствовал, как старуха в его руках обмякла. Её седая голова откинулась назад, а рот застыл в беззвучном крике. Только тогда Томас или тот, кем он являлся сейчас, понял, что ведьма мертва. Он отпустил её, и безжизненное тело упало назад. Кое-как расцепил старческие руки у себя на рукаве, потом поднял ружьё и пошёл прочь, не испытывая ни жалости, ни ужаса – ничего, кроме досады, что старуха умерла так скоро.
Ну и пусть. Он узнает, где скрываются беглецы и без помощи этой жалкой немощной старухи.

ГЛАВА 11

Кален уехал.
Эта мысль была первой, едва стоило Ронике проснуться. Рядом не было его крепкого, сильного тела, его тёплых рук и улыбки. Прошло уже четыре дня, как Кален уехал в Кристианию, чтобы устроить их приезд, и пройдёт ещё столько же, прежде чем он вернётся. Он уехал утром сразу же после праздника святой Вальпургии, где они так опрометчиво веселились. Но, слава Богу, все прошло хорошо.
Роника совершенно не знала, чем себя занять в его отсутствие. Она уже несколько раз прибирала в доме, мыла полы, посуду – делала всё, чтобы не позволить себе сидеть сложа руки. Но теперь она уже не могла ничего придумать. Она бралась за одно, передумывала, бралась за другое. И всё время из головы не выходили мысли о Калене, грудь сдавливала тоска. Что-то её тревожило, но причину своей тревоги она распознать не могла. Она желала, чтоб Кален скорее вернулся и забрал её с собой.
Наконец, Роника поняла, что должна сделать. При мысли, что она уже целую неделю не была у бабки, ей стало стыдно. Но когда ты счастлив, так легко забыть, что не все вокруг так же счастливы! Сможет ли она уехать отсюда с чистым сердцем? Нет. Бабушка Ханна будет нуждаться в ней. Если она уедет, то этим обречёт старуху на верную смерть. Но и оставаться здесь более было опасным. Не зная почему, но Роника была в этом просто уверена. А ехать с ними Ханна наотрез отказалась. Как же быть? Роника надеялась, что Кален что-нибудь придумает. Обязательно что-нибудь придумает, ведь он находит выход из любой ситуации.
Роника стала собирать продукты в корзину, делая это почти машинально.
Что её тревожит? Она что-то чувствует, какую-то опасность, но что именно? Она никак не могла понять. Это было чем-то неуловимым, постоянно ускользающим. Словно невидимая рука отгоняла чёткое осознание этой тревоги прочь.
Сев на стул, Роника невидящим взглядом уставилась в пол. Она ощущала, как что-то угрожающее витает в самом воздухе, совсем как тогда, когда пропали дети и она, влекомая голосом Калена, отправилась на их поиски. Кажется, так давно это было! Странно, но ведь она так и не узнала, что стало причиной их пропажи. Не Кален, в этом она была уверена. Но кто? Или что?
Тогда Кален позвал её, и она откликнулась на этот зов. Надо же, ведь она совсем позабыла, что он обладает способностями, ни ей, ни кому-либо другому недоступными. Он словно заложник своих собственных сил. Иногда это забавляло её, когда, например, он, казалось, читал её мысли и, ещё не слыша вопрос, уже отвечал на него. Он знал, чего она хочет. Знал, о чём думает, но никогда не комментировал её мысли: просто мягко улыбался, и в глазах его светилась настоящая нежность. Иногда же его силы пугали её. Однажды они, гуляя в лесу, наткнулись на волка-одиночку, голодного, скалящего пасть и явно вознамерившегося напасть на них, ибо голод ранней весной сводил его разум с ума, однако Кален прикончил его собственными руками! Тот даже не подумал нападать, бежать или сопротивляться – он словно замер на месте в тисках невидимой силы, не дающей ему возможности спастись. Тогда Роника страшно испугалась человека, которого любила. Она поняла, что со своими врагами он безжалостен. Но этим же вечером, тая в его объятиях, она позабыла обо всяком страхе. Она безмерно любила его, а он любил и понимал её.
Роника слабо улыбнулась. Однако при всех своих способностях Кален не смог разгадать её главную загадку. Мысли женщины не так просты, как могут казаться. А эти мысли, мысли об их будущем ребенке, она скрывала хорошо. Она хотела рассказать ему об этом, когда он приедет. И хотела, чтоб он узнал это из её уст, а не из её мыслей…
Но сейчас она ощущала тревогу иного рода. Роника рассердилась на себя. Они с Каленом скоро уедут и будут счастливы. Просто не может быть по-другому! Он, она и их будущее дитя – только вместе они преодолеют невзгоды. Только она сможет помочь Калену избавиться от своего проклятия. От Зла. Оно всё ещё не отпускает его, словно терпеливо поджидает, что он, наконец, снова поддастся его власти. Но Роника поклялась себе, что никогда не допустит этого. Она слишком любит Калена, чтобы позволить ему погубить свою душу.
Она сложила продукты в корзину и поставила её на стол.
Смутная тревога никак не хотела исчезать. Роника испугалась при мысли, что вдруг это Кален нуждается в ней: ведь они были связаны не столько физически, сколько духовно, и вполне могло случиться так, что, даже находясь здесь, вдали от него, она могла чувствовать то же, что и он. И всё-таки это было не то, что не давало ей успокоиться. Источником тревоги была сама Северная Долина, где они жили. И, казалось, она предупреждает о чём-то…
Роника резко поднялась. Ей показалось, что она услышала какой-то шум снаружи, не то крик, не то возглас.
Встревоженная, Роника осторожно выглянула в окно. Это не мог быть Кален. Он приедет только через три-четыре дня, к тому же, она бы не ощущала сейчас этот непонятно откуда взявшийся страх. Страх, который сковал сердце.
Чья-то тень мелькнула среди тающих сугробов – здесь, в глубине гор, они только-только начали таять. Роника всматривалась в то место, где, как ей показалось, что-то шевельнулось, до боли в глазах, но там было пусто.
Снова зашевелилась тень, но теперь она явно не собиралась прятаться, вышла из гущи леса и превратилась в человека. Роника вцепилась пальцами в раму. Этого человека она знала очень хорошо. И сейчас она испытала настоящий ужас, поняв, что означает его приход.
Роника отшатнулась от окна, словно её обдало жаром, и застыла посреди комнаты, лихорадочно соображая, что нужно делать. Но страх настолько парализовал её мысли, что она не могла ничего придумать. С минуту на минуту он будет здесь. Но что так напугало её? Она и раньше могла справляться с этим человеком, знала его слабости, отчего ей не справиться с ним сейчас? Но Роника боялась. Что-то подсказывало ей, что Томас пришёл сюда не чтобы говорить, а чтобы отомстить. За обман.
Эта мысль немного отрезвила рассудок, и Роника схватила охотничий нож, принадлежащий Калену.
«Кален! Кален? Почему тебя нет именно сейчас?...Мне дико страшно встречаться с этим человеком один на один!…»
Роника прислонилась к стене, держа в руке нож, готовая защищаться всеми силами. Бежать было некуда. Она всё же надеялась, что визит Томаса закончится всего лишь разговором, но как глупо было верить в это! Зная этого человека достаточно хорошо, человека, который не терпит обмана не потому, что считает его низким поступком, а всего лишь потому, что это уязвляет его самолюбие и заставляет чувствовать себя дураком, человека, для которого не существует великодушия и который никогда – никогда! – не мог понять мотивов ей поступков, - этот человек не ограничится разговором! Он пришёл сюда, чтобы бушевать.
Дверь с треском отворилась. Её просто выбили ногой…
Роника никогда не видела своего мужа таким. Его лицо, искаженное злобой, было неузнаваемо. Глаза горели дьявольским огнём. В руках у него было ружьё.
На несколько минут воцарилась такая тишина, что Ронике показалось, что она слышит бешеные удары собственного сердца. Эта тишина была более угрожающей, нежели всё происходящее. Женщина с ужасом глядела на лицо мужа, ища в нём хоть каплю человеческого, но тщетно: на нём были написаны только злорадство и жажда мщения. Кто сейчас стоял перед ней? Томас? Нет, это было само Зло.
Наконец, Томас прервал показавшуюся вечностью тишину и неузнаваемым, словно и не своим голосом вовсе, произнёс:
- Так вот где ты пряталась всё это время. Похвально. Мне понадобились четыре долгих дня поисков, чтоб обнаружить это место, хотя оно было у меня под носом! Ещё раз похвально. Надежнее укрытия не найти, если, конечно, искать буду не я.
Ронику не обманул его нарочито-спокойный тон. Она видела, что внутри него всё кипит от злости, и это показное спокойствие было лишь игрой.
Взгляд мужа упал на нож, который она сжимала в руке, и по лицу его расплылась ухмылка.
- Хочешь убить меня?
- Ошибаешься, - тяжело дыша, Роника всё же смогла придать голосу твердость. – Я лишь хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
- С ним?
- С ним, - не стала отрицать она. – Уходи. Оставь всё как есть. Иди к своей жене и будь счастлив с нею вдали отсюда…
Ухмылка на лице Томаса сменилась диким бешенством.
- Счастлив?!! – Гаркнул он так громко и резко, что Ронике почудилось, будто ей нанесли пощёчину. – Ну уж нет, моя милая! Ты заплатишь за свой обман двойной ценой!!
Роника сцепила кулаки сильнее. Лезвие ножа не наводило на Томаса ни малейшего страха, но она не собиралась сдаваться. Что происходит? Почему он так зол? Что овладело им? Неужели его уязвлённая гордость превыше любой морали? Неужели его жажда мести за обман – спасительный и для него, и для неё – была так велика, что он потерял благоразумие? Он безумен, поняла Роника. С ним случилось ужасное превращение, и если раньше это был спокойный, непоколебимый человек, то сейчас он стал комком боли, злобы и ненависти и не мог мыслить разумно. Что владеет им? Какая обида? Обида за то, что она избавила его от своей своенравности и любви к свободе? Обида за то, что она предоставила ему шанс жить так, как он считает правильным? Что им руководит? Что руководит любым мужчиной, собирающимся причинить боль когда-то любимой женщине?
- Ты хоть знаешь, как я мучил себя, думая, что ты мертва?! Знаешь, сколько боли я испытал, увидев на снегу кровь? Я каждый день проклинал себя за то, что не смог уберечь тебя! А ты…всё это время ты смеялась надо мной!
- Нет, Томас. Ты не прав. Я не хотела играть твоими чувствами, но ты не оставил мне выбора… - последними доводами Роника пыталась привести его в чувство, но он будто и не слышал её, надвигаясь и глядя на неё своими большими безумными глазами.
- Ты представить себе не можешь, что я испытал!
- Прости, Томас. Но всё обернулось намного лучше прежнего: у тебя новая жена, такая, какой ты всегда хотел видеть меня. Что же не так, Томас? С моей «смертью» ты стал счастливее.
Он не слышал её. Или не хотел слышать.
Роника поняла, что вернуть ему разум не удастся. Нужно спасать свою жизнь.
Когда он сделал по направлению к ней ещё один шаг, она напала первой. Она полоснула его по руке ножом, отчего он вскрикнул и на секунду потерял бдительность. Этой секунды было достаточно, чтобы оттолкнуть его и броситься к выходу. Но, видимо, злость настолько затмила его разум, что он и не почувствовал боли, только неожиданность её поступка застигла его врасплох и разъярила ещё сильнее.
Ронике оставалась пара шагов до двери, как вдруг его рука схватила её за волосы и дернула назад. Роника закричала от невыносимой боли и, потеряв равновесие, упала на спину, больно ударившись головой.
В глазах потемнело, мысли разбежались, и только одна билась, словно в лихорадке: «Всё пропало…О, Господи, всё пропало!!»
В следующее же мгновение Роника попыталась встать, царапаясь и кусаясь, но громадное тело мужа пригвоздило её к полу, и женщина с ужасом разгадала намерение безумца. Её охватили отвращение и отчаяние.
«Не-е-ет!!».
Она закричала что есть мочи.
«Нет! Если он осквернит моё тело, то что же станет между мной и Каленом? Сможет ли она смотреть ему в глаза?»
- Во имя Господа, пощади, Томас! – Как безумная, молила она со слезами. – Пощади если не меня, то дитя, что я ношу в своём чреве!!
Но она тут же поняла, что совершила страшную ошибку. Услышав об этом, Томас стал совершенно безумным.
Роника снова закричала, кусаясь, царапаясь, выворачиваясь, словно в припадке, но силы её быстро таяли. Её жалкие попытки причинить насильнику боль, царапая его лицо ногтями, были тщетными. Томас своей громадной лапищей обездвижил её руки, другой – рвал на ней одежду. Его рот пытался разжать её губы, но Роника мотала головой из стороны в сторону, потом вдруг позволила ему поцеловать себя и укусила за губу с такой силой, что, казалось, ещё немного, и она откусит её вовсе.
Томас взвыл от боли, руками унимая кровь.
Женщина попыталась столкнуть его и подняться, и это ей почти удалось, но вдруг тяжелый кулак опустился ей на лицо. Изо рта брызнула кровь. Женщина, оглушенная ударом, даже не успела перевести дыхание, как второй удар отбросил её к стене. Роника хотела зацепиться пальцами за стену, но вновь та же рука оторвала голову от стены и опустилась на лицо снова.
В этот миг Роника перестала сопротивляться, превратившись в безвольную куклу в руках чудовища. Она не запомнила, бил ли он её в лицо ещё, но сквозь маленькое оконце, отделяющее сознание от пропасти беспамятства, она с ужасом поняла, что один из ударов пришёлся на живот…
«Мой ребенок умер…Погиб. Погиб, я чувствую это…Господи, подари мне смерть…Скорее же!»
Но она не теряла сознание. Медленно она поняла, что уже лежит на полу, а Томас делает своё грязное дело. Нет, у этого человека, творившего такое зло, больше не было имени, и он перестал быть человеком, превратившись в жестокое зверя. Но даже у дикого зверя есть сострадание.
Тело женщины, осквернённое любящим её когда-то человеком, оставалось здесь, в то время как сознание её странным образом отделилось от материальной оболочки. Она увидела словно со стороны себя, лежащую неподвижно, беспорядок вокруг, брошенный в стороне охотничий нож – её жалкая попытка противостоять монстру - человека, завладевшего её телом, стонущего от похоти, а потом, удовлетворив свои низменные желания, тупо уставившегося в пол и словно не понимающего, что он натворил. И надо же – он плакал!! Слёзы бурным потоком лились из его глаз, но Роника не испытывала жалости! Лишь ненависть…Она хотела сказать ему об этом, но тут её подхватил ветер и вынес вон из дома…
На улице она увидела четверых мужчин из деревни. Они безмолвно стояли невдалеке от хижины, где свершалось преступление, потупили взор, чтобы спрятать друг от друга свой страх и отвращение.
«Такие жалкие, безвольные существа, - подумало сознание Роники с каким-то равнодушием. – Они знают, что в хижине свершается зло, но они, трусы, предпочитают закрыть глаза на жестокость…Они боятся посмотреть друг другу в глаза, сознают, насколько они жалки и ничтожны, но так и не сделают шаг для защиты слабого…»
Но вот ветер снова подхватил её, и на этот раз она увидела свою бабку, труп которой, окоченевший и посеревший, лежал в избе…Роника знала, что бабка достойно встретила смерть, и сейчас она, должно быть, уже с дедом, и они ждут её.
Несколько мгновений сознание Роники разглядывало распростертый труп, потом выскользнуло из избы и устремило взор на горы. Там, в самых недрах гор, оно ясно увидело Зло, которое уже проснулось и теперь ждёт следующего акта разыгравшейся драмы…
Но вдруг всё исчезло.
На секунду Роника вернулась в своё тело, чтобы тут же впасть в беспамятство, но уже от боли, стыда и разбившихся, растоптанных надежд…

Она должна была умереть. Она хотела этого так сильно, как ничто никогда в своей жизни.
Но она не умерла. И теперь каждый день каждый взгляд на свое тело будет напоминать ей о своем позоре. Каждый вид чужого ребенка будет мучителен – её сердце будет разрываться тысячами кусков, ведь свое собственное дитя она не смогла сохранить. После того, что случилось, ни одно дитя в утробе матери не выживет. И своего она больше не чувствовала. Теперь каждый взгляд на чужую любовь будет болезненным, ибо сейчас между ней и Каленом навсегда развернулась пропасть. Всё, что было ей дорого, растоптали и уничтожили. Почему она не умерла? Почему?!
Роника подняла тяжелые веки. Вместе с сознанием пришла нестерпимая боль в теле. Лицо горело от побоев. Во рту был отвратительный привкус крови.
Роника собралась с духом и приняла решение: Кален ни о чём не узнает. К его приезду Роники здесь не будет, следов трагедии – тоже, ничего, что указывало бы на случившееся. Пусть это причинит ему боль и станет предательством, но так лучше, нежели он обнаружит её избитое тело на полу и узнает, что их ребенок погиб. А он непременно узнает об этом, прочитав её мысли, почувствовав её боль и ненависть к своей беспомощности перед неизбежным, которые она уже не в силах будет скрыть. Сможет ли она смотреть ему в глаза после всего, что произошло? Она виновата, несмотря ни на что. Виновата, что не смогла уберечь их дитя. Зачем Калену об этом знать, если всё и так кончено?
Взор прояснился, Роника чуть повернула голову в сторону и тут же застонала не столь от боли, сколь от осознания, что ужасную правду теперь не скрыть.
Она лежала на кровати, заботливо укрытая одеялом, её раны были обработаны и перебинтованы, а у изголовья молча сидел Кален.
Роника решила, что он должен смотреть на неё с презрением и жалостью, но этого не было: на его лице было написано сожаление и что-то ещё, что-то, чего она никогда не видела в нем прежде.
Он сидел, склонив голову, отчего волнистые пряди упали на лоб, и его бледное с двумя яркими зелеными углями лицо было каменным, словно у человека, который смирился с судьбой грешника после страшного преступления.
Роника вдруг только сейчас поняла, что потеряла его. Она хотела сказать ему, как сильно его любит, но её губы были сухи и лишь слегка дрогнули, и он истолковал её движение по-другому.
Он молча поднялся, взял кружку с водой и помог ей выпить. Потом сел обратно.
- Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? – Вдруг сказал Кален и взял её руки в свои. – Прости…Я должен был это предвидеть, но не смог. Я слишком полюбил счастье беспечной любви. И мне нет оправданья. Из-за меня ты пострадала, и мне даже страшно подумать, как пострадала твоя душа…
Он мягко поцеловал её руку, потом далеким, отрешенным голосом произнёс:
- Я убил их. Убил всех до одного. А твоего мужа я убил с такой ненавистью и таким удовольствием, что мне самому стало страшно…
Роника почувствовала, как по её слабому телу пробежала дрожь.
- Два дня назад, когда это случилось, я вдруг почувствовал странное беспокойство, почувствовал страх и понял, что ты в опасности. Я немедленно уехал, но даже при загнанных лошадях я добрался сюда только через день. Уже во дворе я понял, что случилось страшное, а когда вошёл…
Он глубоко вздохнул, и продолжил своим спокойным тоном, отрешенным, словно речь шла о далеком-далеком прошлом. Роника поняла, что так испугало её в его голосе – странное смирение.
- То, что я увидел, повергло меня в ужас. То, что почувствовал, было кошмарнее всяких снов. Я убил их всех, и теперь хочу, чтобы ты увидела это, и чтобы поняла те слова, которые я скажу тебе после…
Прежде чем она успела возразить, даже понять или удивиться, он крепко сжал её руку и закрыл глаза, вызывая в памяти те картины, что произошли два дня назад.
Перед глазами Роники всё перевернулось. Она больше не лежала на кровати, беспомощная, израненная и отчаявшаяся, а наблюдала за развязкой этой драмы словно со стороны.
Он настиг их к вечеру. Странно, но они не смогли найти путь обратно. Заблудились и теперь плутали кругом, ища выход, но так и не находя его, словно сам лес проклял их. Хотя в этом не было ничего странного: их запутало Зло, до этого бывшее их союзником, а теперь предавшее их, чтоб Его хранитель и ученик, так опрометчиво и так надолго оставивший Его, сумел настигнуть преступников и убить. Всё это было задумано Злом.
Роника увидела, как Кален настиг их с левой стороны, он, который так хорошо знал этот лес и который был слишком зол и наполнен жаждой мести, чтобы потеряться. В его глазах горел тот же холодный огонь, как тогда, когда он убил волка собственными руками.
Он убил их безжалостно, одного за другим. Используя свою силу, возможности и ненависть, он настигал их по очереди, ломал шеи или перерезывал глотки. Ронике казалось, что она слышит хруст костей и ощущает запах крови, хлыщущей из перерезанных артерий. Кален скрывался от их взора, стал неуязвимым для их пуль, вгоняя их в суеверный страх и заставляя думать, что сам Дьявол из преисподнии явился за их душами. Он предал их безжалостной смерти с торжеством – Роника видела это в его глазах. Им управляла ненависть, и она не была хаотичной, нет, - она была целенаправленна, сделала его разум холодным и жестоким.
Быстро, чётко и тихо Кален совершил свои убийства, так, как делают это прирожденные злодеи и так, как делал это он и раньше, пока не отрекся от Зла. Но Оно вновь победило.
Роника видела, как её муж пытается убежать от преследующего его дьявола в недрах леса, но его движения медлительны, и Калену ничего не стоит догнать его. В глазах Томаса отражается неподдельный ужас, но вместе с ним – торжество, и Кален уже собирается нажать на курок и разнести ему череп, как в эту минуту лицо Томаса совершенно меняется. Взгляд его становится удивлённым и непонимающим, словно он только что очнулся от долгого сна и теперь понятия не имеет, что происходит. Роника поняла, что в этот момент его покинуло Зло. Она хотела закричать, чтоб Кален не убивал его, не разрушал то, что так долго пытался сделать – отречься от Зла. Она кричала, что со смертью этого человека он навсегда подпишет себе приговор, уничтожит то светлое, что зародила в его душе любовь. И хоть она сама ненавидела Томаса, она кричала, что его смерть перечеркнёт тот Свет, что она так старательно взращивала в душе своего любимого.
Но он всё-таки нажал на курок. Голова Томаса как-то нелепо качнулась, снесённая мощью выстрела, и тело его повалилось на окровавленный снег. Кален смотрел на мертвое тело ещё несколько мгновений, потом упал на колени и зажал лицо руками…
Когда Роника очнулась от этого видения, слезы непроизвольно вырвались из глаз. Она вспомнила слезы Томаса в момент свершения преступления, и зарыдала ещё сильнее. Боль накатилась на неё с новой волной, заглушая все её мысли, и, словно в наказание, оставляя одну: «Всё потеряно…Потеряно. Навсегда!»
Кален прикоснулся губами к её руке.
- Да, все потеряно, любовь моя. Для меня. Но только не для тебя. Знаешь, милая, я не жалею о своем поступке ни на секунду. Я заплатил им за осквернение твоего прекрасного тела и не менее прекрасной души. Они заслужили смерть. Все пятеро. Но теперь должен понести наказание главный виновный.
Роника молчала, не зная, что говорить. Она была поражена и удивлена, но не убийствами, а тем, что Кален решился на что-то. Он слабо улыбнулся, но в глазах его была печаль.
- Это я виновен во всем, - ровно произнёс он. – Виновен, что оставил тебя. Виновен, что не предвидел несчастья. Виновен, что не оставил тебя в покое, не позволил жить тебе спокойно и так, как подобает жене, так, какова была твоя судьба…И что из-за меня в твоей душе появилась огромная рана, которую время залечит ещё не скоро. Поэтому я должен понести наказание.
«Наказание? – Хотелось крикнуть ей. – За что? За то, что вызволил меня из клетки, в которой я жила? За то, что подарил мне счастье и показал, что значит быть любимой?..» Но она не произнесла этих слов, а он, похоже, уже принял решение и был слишком погружен в себя, чтоб услышать её мысли.
- Я ухожу. Туда, где я не смогу больше причинить Зла ни тебе, ни кому-либо другому. Это неизбежно, как то, что я люблю тебя. То, что я отрекся от Зла, ещё не значит, что я от него избавлен. Оно внутри меня и своей местью, хоть я ни капли не жалею, я вновь вернулся на тот путь, с которого сошёл однажды. Я был рожден для Зла, и искушение поддастся Ему слишком велико. К тому же, я уже в Его власти. Однако я смогу перебороть Его. Но только не рядом с тобой. Как ты не понимаешь? Я слишком люблю тебя, чтобы подвергать опасности, чтобы сдерживать свой гнев на обидчиков, что встретились и ещё встретятся в твоей жизни. Это замкнутый круг. Я всеми силами буду защищать тебя, не брезгуя злом и причиняя зло, но тем самым я стану опасным для тебя самой. Поверь, Роника, я защищаю тебя, отдаляясь от тебя. Потому что Зло всегда подкарауливает меня. Повсюду. Поэтому я должен уйти. Ты поймёшь меня рано или поздно.
Он грустно улыбнулся. Роника тем временем чувствовала, как проваливается в глубокую яму. Так или иначе, им было суждено расстаться. Развернувшаяся между ними пропасть слишком глубока, чтобы затопить её любовью. Когда-то она поклялась спасти его душу от зла любыми способами, но она не предполагала, что в их разлуке и будет его спасение. А теперь уже ничего не изменить. Он принял решение. Он хочет уйти. А ей ничего не остается, как отпустить его. Роника подумала, что, возможно, ребенок задержал бы его, не позволил вот так уйти, но и эта жизнь была оборвана. Растоптана ненавистью.
- Ты оставляешь меня? – Тихо спросила она из последних сил.
- Я защищаю тебя, - мягко возразил он. – Я вернулся не один. Со мной один человек, мой друг. Его зовут Маттиас. Он позаботиться о тебе, а через три-четыре дня заберет тебя с собой в Кристианию. Там ты будешь жить в его доме, а потом он поможет тебе устроиться в новой для тебя жизни. Это хороший человек. И он не бросит тебя.
- Ты оставляешь меня, - тихо повторила она, и он ничего не сказал.
Было ли это его наказанием? Может, наказанием было бы остаться с ней и каждый день, каждый час сдерживать свою силу, не поддаваться искушению Зла получить всё легким путем? Что за судьба у человека, если он лишен радости любить и быть любимым?
Но она так устала. А он так слепо верит в правдивость принятого решения.
Роника уставилась в потолок. Ей казалось, что часть её души уходит от неё, и она ничего не может поделать с этим. Только беспомощно лежать и испытывать боль. И пустоту. Ужасную пустоту внутри.
Кален склонился над ней и поцеловал в лоб. Роника пыталась запомнить каждую его черточку.
- Только с тобой, любимая, я узнал, что такое счастье, - прошептал он. – И, только потеряв счастье, можно понять всю его божественную красоту и мимолетность.
Роника ничего не ответила, но её глаза сказали ему о многом.
Он поднялся и ушел.
Женщина закрыла глаз. Надо поспать. Сейчас в душе была лишь пустота, но она знала, что боль придёт позже.
Пока нужно отдохнуть.

ГЛАВА 12

Роника глядела на медленно удаляющиеся горы, леса и холмы, которые были частью её жизни все это время. Теперь же её здесь ничто не держало. Никого не осталось, кого она покидала бы. Ханна умерла, Кален ушел только ему известным путем. А больше никого и не было.
Роника положила руку на живот и улыбнулась. Ну конечно же, у неё осталась жизнь, которая, как она полагала, оборвалась. Но она ошиблась. Каким-то чудом маленький росток жизни все же смог перенести случившееся. Это было настоящим чудом. Когда она поняла это, её первым желанием было броситься на поиски Калена, найти его, сказать, что всё изменилось. Но изменилось ли что-нибудь?
Роника глубоко вздохнула.
Повозка изредка натыкалась на камни, причиняя лежащей в ней женщине боль от ещё не затянувшихся ран, но настоящая боль была глубже – в самом сердце. Однако теперь есть надежда. Цель, ради которой стоит жить. У неё будет ребенок Калена. И это было самым главным.
Маттиас, правящий лошадьми, в который раз спросил, не нужно ли ей что-нибудь. Роника ответила отрицательно. Она провожала взглядом белые шапки гор, верхушки сосен и знакомые тропы. Впереди была новая жизнь.
И голос, который она научилась слышать, становился все тише и вскоре исчез. Зло так и не проснулось в Северной Долине. Пожертвовав своей любовью, они спасли свои души.
"…От меня не скрыться. Он принадлежит мне и он Мой раб, Моя жертва и Мой спаситель…Я заставлю его вновь стать Моим рабом. Нужно лишь время. Я буду строить козни, обманывать и уничтожать, предавать и похищать, но сделаю так, чтобы он стал Моим слугой и освободил Меня из недр этих проклятых гор…Я повсюду, в каждом человеке, в каждом существе, и Я одержу победу…"
Роника улыбнулась. Нет, Зло уже проиграло.
Словно в подтверждение её правоты, голос смолк совсем.
Она теплее укуталась в одеяла и закрыла глаза.
Она уезжает. Навсегда.

Дата добавления: 2015-09-29