Смех один, с этим компасом вышел, представляю, как веселились «зрители» над моими потугами. Я бы на их месте тоже посмеялся, только ведь, гусь свинье не товарищ, как подумаю, какого дурака из меня сделали, кулаки свинцовыми становятся. Ну, если это правда, отыграюсь на всю катушку, живо на гляделки резкость наведу, не одна бригада реаниматоров над ними попотеет, лучше им, после этого шоу, меня сразу в клетку запереть. Честно говоря, меня это даже обрадовало, примета такая, если начал злится, все пойдет на лад, голова у меня в таком состоянии, лучше варит. Короче, упаковал я этот компас, и засунул его, так аккуратненько, в такую же коробку, из какой и брал. Только, вот в чем дело ребятки, коробка-то оказалась той самой, я же помню, как ее вскрывал, меня даже мороз по коже пробрал, выходит, все это время я тут круги нарезаю. Какого спрашивается рожна, я тут выплясываю, а главное, как они все это устраивают? Это как, во сне что ли? Сплю я значит, губенками своими причмокиваю, сны там разные, кошмарные просматриваю, и где – нибудь, на третьей серии, подходят ко мне шестеро амбалов, аккуратненько так матрасик, с моим бренным телом, приподнимают, и бегом, бегом на исходную позицию. И так, каждую ночь. Бред какой – то, скорее со мной разные штучки проделывают, спецэффекты на мне проверяют, умники хреновы, ботаники чокнутые. Знаю я таких, сидит тихоня, тихоней, кнопочками пощелкивает, очечками поблескивает, башка, что твой огурец, все-то он знает, обо всем судит. Из таких, самые садюги и вырастают, нормальный пацан он что, если ему кто не понравился, вывел, поговорил, не понял, пятак начистил. А этот, обязательно какую-нибудь пакость придумает, да не просто, а с вывертом, да так, чтоб до седьмого колена помнили. Тихушники, взять такого за грудки, в штаны напустит, руки об такого марать. Короче, решил я развлекать их поменьше, пусть поскучают, но идти все равно продолжаю, понимаю, смысла нет, но делать – то, что-то надо, да и думать легче на ходу. Захотелось мне, на велосипеде покататься, не прошло и пяти минут, пожалте набрел на целый склад, да что там склад, велобазу. Столько разных велосипедов я в жизни не видел, всех видов и направлений: от горных монстров, до трековых изящных и легких как перышко, а уж шоссейники, о таких только мечтать можно. Я брал их в руки, гладил изящные зализанные рамы и упругие узкие седла, я не мог налюбоваться этой хищной красотой.
Мне было всего одиннадцать, когда я пришел в нашу велосекцию. Обычно туда брали ребят постарше, но я, по росту был выше многих старшеклассников, и меня приняли без вопросов. Поначалу было очень трудно, шеф, наш тренер заставлял нас бегать кроссы до посинения, а потом еще приседания до упаду, и никаких тебе катаний, а я так мечтал прокатиться на спортивной машине. У меня и обычного то велосипеда отродясь не было. Мы с Армяном вдвоем на его раздолбанной колымаге два лета подряд раскатывали, я на раме за рулем, он педали крутит, чего только не вытворяли, пару раз чуть под машину не попали, один раз с насыпи моста съехали, чудом шеенки себе не посворачивали. У Армяна все сразу хорошо пошло, видно не зря он педали крутил, а вот я чайник-чайником, что на велосипеде, что на беговой дорожке. Пришлось мне дополнительно на бег приналечь, выйду по темноте на окраину, даром, что недалеко и айда, по лесной дороге, пока ноги не отсохнут. А зимой шеф, самым старательным, выдал велосипеды домой, вот тут мы с Армяном оторвались по полной, ноги к педалям примерзали, носы по отмораживали, все нам не почем. Короче весной, я только Армяну и проиграл. Четыре года веселились, сначала Россию, потом Союз объездили, уже на мастеров нацелились, да только в неудачное время мы родились, нам бы лет на двадцать пораньше, а так, одно слово «демократия». Прикрыли у нас велоспорт, дорого говорят, денег не хватает – конец сказке. Разбрелись кто куда, я в качки подался, Армян каратистом заделался, в общем, кто во что горазд. Шеф, вот только, усох как-то сразу, будто воздух из него выпустили, на даче целыми днями пропадает, крыжовник, говорят, у него самый вкусный в округе. В общем, нашел, наконец, свое призвание, а то так и помер бы, не узнав, кто он есть. Вспомнились мне наши старенькие, незамысловатые ХВЗ, В-542, В-555. Представил, как все эти «Пежо», «Кольнаго» грузят в гигантскую фуру, и прямиком в наш городишко, на нашу старую облезлую велобазу, а там шеф, руки по локоть в литоле, вот выкатил бы глаза старый … Тошно мне вдруг стало, захотелось сесть на пол, положить голову на колени и завыть во весь голос. Не дождетесь, я вам такой радости не доставлю, я еще жив, знать бы, кто из шефа садовника сделал, я б его, голыми руками … Короче, взял я себя за шиворот, встряхнул и принялся за работу. Давно я так не отдыхал, душой, разложил я ключики вокруг себя, ключики-то все не простые, сплошной хром-ванадиум, серебром переливаются, ладони ласкают. И пошло-поехало, разобрал я, приглянувшийся мне «Кольнаго» до последнего винтика, шарики все раскатал, мечта, пальцы все сами помнят. Глаза закрою, и на ощупь, словно вчера это было, а ведь четыре года прошло, как «крутить» перестал, из башки все давно выветрилось, а тело помнит. Работал, не спеша, и действительно, куда торопиться, зачем себя удовольствия лишать, так, по крайней мере, человеком себя начинаешь ощущать. Все протер, бензинчиком промыл, а потом в душ. Хороший у них здесь душ, в кабинку втиснешься, а там все стенки, потолок и пол, сплошь одни дырки. Не успеешь дверцу захлопнуть, как даст, только глаза успевай прикрывать, словно тебя из пулемета расстреливают сразу со всех сторон, больше минуты вынести не возможно, выскакиваешь, красный как рак, словно в жерновах побывал. Полнейший отпад, полчаса блаженства на диване. Снова весь вечер радио мучил, исходило бедное свистом и хрипом, но знакомые станции давать не хотело, все пыталось мне всучить концерт по заявкам покорителей Голконды. Под конец я смирился, пусть себе поют, только песни все незнакомые, то есть слова-то, вроде, все понятные, а смысл от меня ускользает, хоть кол на голове теши. Нет, любовь там, сюси-пуси, тоже присутствует, но уж больно многу туману напущено, толи дело у нас, как запоют, и ежу понятно чего они хотят. Но это еще полбеды, а вот как затянут рулады на счет покорителей звезд или героев следопытов, тут хоть вешайся. Ладно, достали, перейдем на новости. Ага, новости, одна другой смешнее, сколько вспахали, сколько отлили, нет, чтоб налили, а они и дальше гнут в ту же сторону, юмористы. Нет, ей-богу, на полном серьезе солидный мужик, судя по голосу, сообщает об открытии санатория для детей на Луне, и не просто, а с красивым видом на Море Спокойствия, под мягким, успокаивающим сиянием восходящей Земли. А, вот на Марсе, наконец-то освоили промышленную разработку залежей льда чистейшей воды. Вот так, не меньше и не больше, а я тут сижу, припухаю, когда вокруг такие дела. Обидно. Так и хочется крикнуть: «Братцы, а обо мне кто вспомнит, я что – лысый, мне может тоже хочется в космонавты и следопыты, пиявок пострелять, будь они не ладны, водички марсианской хлебнуть, чистейшей миллионолетней выдержки, а потом на лунный курорт, Землицей любоваться». С этими мыслями я и заснул, приемник так и не выключил. Не знаю, что он мне там набормотал, но сны мне снились похлеще новостей. Дел я там натворил, на три пожизненных хватит, аж самому жутко стало, проснулся весь в холодном поту, все не верилось, что это понарошку. А приемник давай себе наяривает органный концерт, у меня лысина дыбом встала, дрожащей рукой я его вырубил и, наконец, заснул сном праведника.
Гость вел себя на удивление тихо, конечно, это не означало, что он сутками просиживал в позе «лотоса», в созерцательности его было трудно упрекнуть, нет, скорее он был похож на случайно забредшего путника в чужое жилище. Не хватал руками все подряд, брал только самое необходимое, и вообще, не делал лишних движений, если не считать, его попыток найти выход во внешний мир. В слух, почти не разговаривал, так, пару фраз в самом начале, об эмоциях судить, было трудно, сплошная невозмутимость. Марку он сразу понравился, он так и сказал: «Всех бы вас, болтунов, променял на одного такого, общаться с ним одно удовольствие, люблю молчунов, если у них нет мыслей, они, по крайней мере, не мешают думать другим». В группе, спектр отношения к гостю колебался, от жалости – «попал парень как кур, в ощип», до восхищения – «хорошо держится», у Чайки, от его вида, мороз по коже, он ей, напоминал волка, в лабиринте. Бегает, серый, по незнакомым коридорам, принюхивается, присматривается, с виду расслаблен, даже равнодушен, но в любой момент, может взорваться и пустить клыки в дело. Хищник, настоящий хищник, видела она его в деле, выпусти такого на волю.… Как- то раз, зайдя в операторскую, она застала там незнакомого парнишку, лет семнадцати. Он тихо переговаривался с Сысоевым, увидя ее, вежливо поздоровался и тут же ушел. Чайка не обратила на него особого внимания, мало ли всяких школяров здесь бывает. Иногда, косой десяток за день навещает, целое паломничество устроили. Но вот Сысоева, буквально распирало, Чайка специально не стала спрашивать причину, сидела себе, тихо графики перебирала, с «Наиной» дискутировала, но боковым зрением наблюдала за Сашкой. «Мучается бедолага, ждет, когда меня любопытство одолеет, не дождешься, сам как миленький приползешь с весточкой в зубах». Десять минут продержался, Сысой, рекорд.
- Знает ли досточтимая, кто, только что, посетил нашу скромную обитель? – тоном дворцового интригана, театрально закатив глаза, на ухо Чайке прошептал Сашка.
- Очевидно, тень отца Гамлета, на худой конец, резидент архипелага Сину-Чау, - равнодушно отреагировала Чайка, и внезапно, резко изменив тон, рявкнула голосом рассерженного Атоса. - Хватит тянуть кота за хвост, колись, пока на «дыбу» не вздернули.
- Не вели казнить, ваше белокрылое высочество…- Взмолился он.
Чайка запустила в него авторучкой, Сысоев ловко поймал ее на лету.
- Этот дар, я буду хранить вечно, в знак вашего особого расположения, - встав на одно колено, торжественно продекламировал Сашка, держа авторучку как меч. Но Чайка была непреклонна.
- Слушай, Сысой, полегче на поворотах, я сегодня не в настроении, если есть что сказать, выкладывай. А трепаться в пустую, у меня времени нет.
- Поразительно, какие в наше время прагматичные женщины, умерла романтика, - вздохнул Сашка. Так вот, я должен сообщить вам, пренеприятное известие, нас навестил куратор.
- Когда?
- Да ты только что с ним поздоровалась.
Чайку словно обухом по голове … -«Мальчишка, школяр - куратор?!».
- Это шутка?
Сысой ухмылялся, довольный произведенным эффектом. Он торжествовал, словно кот, объевшийся ворованной сметаной.
- Я бы тоже не поверил, да только его, сам Атос, буквально под ручку привел. Видела бы ты, как он перед ним расшаркивался. Представляешь зрелище – Атос, расшаркивается!
- Представляю, - улыбнулась Чайка, - ты- то, поди, вообще пал ниц, туфлю-то хоть дали поцеловать?
- Бери выше, удостоен был рукопожатия, видишь руку, теперь неделю мыть не буду,- благоговейно продекламировал Сашка.
- Лучше в гипс, и на стенку - потомкам на память, - в тон ему продолжила Чайка.
- Что-то ты не в духе сегодня, завидуешь, поди, сама виновата, меньше спать надо, да почаще с начальством общаться. Оно, ведь, не любит, когда подчиненные его игнорируют, оно, ведь, и обидеться может. Уволит без выходного пособия, - Сысоев скорчил нравоучительно – постную физиономию.
- Хватит лирики,- Чайка, аж ногой притопнула - Сысой, лучше выкладывай, о чем вы тут с ним шептались?
- Должен тебя разочаровать, за целый час наш милейший куратор умудрился выдавить всего пару фраз, насчет погоды и последнего сольника Иветты,- Сысоев даже руками развел. - Впечатление такое, что ему наши проблемы «по барабану». Я ему, конечно, все, как положено, обрисовал, по всем темам прошелся, а он бродил здесь, словно пятый угол искал, кивал рассеянно, да на «гостя» поглядывал, впрочем без особого интереса. Так и подмывало ему нахамить, мол, что ты здесь мил человек забыл, аль заблудился ненароком, так мы дорожку тебе покажем, ступай себе с богом, не отвлекайся по пустякам.
- Забавно, мальчишка-куратор, а он кто вообще?- Задумчиво произнесла Чайка.
- Могу помочь! - раздался голос «Наины».
Сысоев от неожиданности аж подпрыгнул, Чайка фыркнула: «Умеет подруга пошутить».
- Послушайте, «Наина», так ведь и заикой стать не долго, Вам никто не говорил, что бесцеремонность порок?- Воскликнул Сашка.
- Так мне продолжать, или будем заниматься моим воспитанием?- Ледяным тоном произнесла «Наина».
Сысоев горестно воздел руки.
- Господи, с кем мне приходится общаться, Чайка, милая, где ты таких подруг находишь, она же кого хочешь, до инфаркта доведет.
- Мне непонятно Ваше обращение «Господи», что касается Вашего сердца, то согласно медицинской карточки оно у Вас абсолютно здорово, - в том же духе продолжила «Наина».
Сысоев яростно потряс кулаками и бессильно опустился в кресло. Чайка тихо млела, наблюдая эту сценку – «Наина» развлекалась. «Наина», тем временем, изменив тембр голоса на более мягкий, выдала справку.
- Тот, кого вы называете «Куратор», - Павлов Николай Николаевич, возраст, примерно, семнадцать локальных лет. Приемный сын Председателя КомКона, академика Астровского Петра Федоровича, более известного, как Командор. Имеет научную степень доктора наук, занимается экспериментальной историей, тема: «Локальное микро-воздействие с целью совершенствования социума».
- Подумаешь новость! - Сысой презрительно выпятил нижнюю губу.
- Ты мне лучше другое поясни, какого лешего в нашу епархию занесло историков экспериментаторов, над кем они здесь собираются эксперименты ставить, над нами чтоль?
- Не знаю как над Нами, а над тобой стоило бы! – отрезала «Наина».
- Я тебя тоже люблю! – парировал Сысой.
- Не в этом суть, здесь не Парагиум и не Штоблер, историкам у нас нечего делать.
- Значит, есть, - вмешалась Чайка.
- Атос ничего зря не делает, человек он занятой, по пустякам отвлекаться не любит. Чует мое сердце, этот вундеркинд доставит нам не мало «радостных» минут.
«Кольнаго» полностью оправдал ожидания, блаженство неописуемое. Соскучился я по настоящей работе, а тут такая машина, три часа, пахал от души. Стеллажи замелькали в бешеном ритме, вытянулись в одну сплошную линию, на поворотах скорость почти не сбавлял, пару раз чуть не вмазался боком об стальной угол, пронесло. Господи, здорово то как, словно заново родился, сердце радостно восприняло нагрузку, застоялся я, мохом оброс. Я словно сбросил пять лет, как тогда в первой в своей жизни гонке. Помню трясло меня на старте, холод собачий, конец марта, на обочине еще снег лежит. Мы с Армяном приехали на старт в своих школьных пальтишках, все так и повалились со смеху, и правда, кругом красивые парни и девчата, все в шерстяных спортивных костюмах, обтянуты, приталены – настоящие спортсмены, а тут два «колхозника». Но это еще пол беды, вот когда я перед стартом предстал перед всеми в материнской кофточке, тут уже дело до икоты дошло, в общем, веселились ребята. Да только недолго их веселье длилось, на пятом километре мы с Армяном оторвались от группы и финишировали с пятиминутным отрывом, это на двадцатке то.
Вечером, только и смог, что лежбище себе организовать, на все остальное, уже просто не было сил, упал как подкошенный и сразу отрубился. Утром долго не мог понять, куда попал, как в старом анекдоте про Чапаева не мог с кровати слезть, а тут еще ноги, так свело, словно деревянные. Пока вставал, кряхтел, словно старый дед, слезающий с печи, с голодухи кишки свело. Включил радио, узнал, что на Радуге все, слава богу, обошлось, правда, придется эвакуировать всех, кто непосредственно не задействован в проекте «Нуль-Т». Порадовался я за них, особенно за тех, кого эвакуируют, правда, на другой волне меня огорчили сообщением о смерти нашего дорогого, всенароднолюбимого Леонида Ильича. В общем, завтракал в траурном настрое, гоняться сегодня совсем не хотелось, прокатился часик, потянуло расслабиться. Нашел шикарный надувной диван, прямо облако, настолько удобно и мягко. Ноги раскинул, гудят, словно телеграфные столбы, круто я вчера оттянулся, отдохнул, так сказать, душой. Вот только ноженьки мои в это счастье верить не хотят, в несознанку ударились, ну да ладно, времени у меня все равно вагон, привыкнут. Сам не заметил, как уснул, сон приснился яркий, прямо впечатался, настолько все реально.
Озеро лесное, вода ласковая, дождь идет – теплый, пахнет свежескошенной травой, я с арбалетом крадусь в зарослях красной смородины, она большими гроздьями свисает над головой, так и просится в рот, прелесть, хорошо сбивает оскомину после малины. Где-то впереди затаился Истермийский шпион, я должен первым его засечь и взять живьем, стрелять нельзя, нужен язык. Да только сделать это почти невозможно, слух у Карабаса тот еще, таежник в десятом поколении, у меня никаких шансов, поэтому Натка и послала меня вперед, как приманку. Я не в обиде, Натка все-таки, вот только получить лишний раз резинкой в лоб не очень хочется, у меня еще с прошлого раза ссадина с правой скулы не сошла, Карабас бьет без промаха. Единственный шанс, оставаться постоянно под защитой кустарника, до момента, когда Натка дикой кошкой прыгнет на спину несчастному Карабасу, у нее это не плохо получается. Так и есть, Карабас взвыл дурным голосом, совсем не там, где я ожидал, обошел меня, мерзавец, сзади. Сегодня мне повезло, Натка играла на моей стороне, бегом устремляюсь на зов Карабаса, вот он голубчик, распластанный среди примятой травы и раздавленной земляники, без карабина, над ним, широко расставив ноги, гордо возвышается Натка, Карабасов карабин у нее в руках, ствол его беспощадно упирается ему между лопаток. Карабас лежит тихо, не дергается, знает, Натка шутить не любит, может и пальнуть… Дальше обрывается, потом вечер, солнце садится прямо в озеро, Карабас жарит шашлык из грибов, Натка колдует над котелком с ухой, меня послали за сухим валежником. Комары все больше наглеют, пришлось включить пищалку на лацкане куртки, сразу отстали, зато больной зуб заныл, Натка тут же предложила выдернуть его старинным способом, вместо суровой нитки предложила леску, Карабас обозвал ее садисткой, за что тут же получил от нее по шее. Вечер выдался просто великолепным, уха получилась на славу, грибы не очень – горчили, Натка заявила, что грибы наверняка ядовитые и жить нам осталось всего ничего, поэтому посоветовала всем срочно составить завещание в ее пользу. На что Карабас ехидно заметил, что скорее всего Натка нас траванула своей ухой, он сам видел, как она туда какие-то травки бросала, в подтверждение своей версии, он повалился на траву, и забился в конвульсиях, я естественно его поддержал, Натка скакала между нами, изображая танец живота, показывая, как она будет танцевать на наших поминках. Мы обиделись, и дружно поклялись навсегда ее забыть, в ответ Натка, залезла в «Стрекозу», захлопнула фонарь кабины. Мы попытались штурмом взять глайдер, но Натка, пригрозила, что взлетит вместе с нами на фюзеляже. Тогда, мы с Карабасом, деловито погасили костер, собрали вещички, вскинули рюкзаки на плечи, и молча, направились в обход озера домой, топать предстояло километров пятнадцать. Тем временем, стало совсем темно, снова пошел дождь, Карабас включил налобный фонарь, я пристроился за его спиной. Лес стоял, черной непроницаемой стеной, яркий свет фонаря, пробил в нем узкий тоннель, дождь все усиливался, мокрые ветки били нас по щекам, трава поднималась выше пояса, если б не комбезы, давно бы вымокли до костей. Арбалет, прицепленный к рюкзаку, цеплялся за ветки, пришлось, перекинуть его через шею, на грудь, я положил на него руки, стало полегче. Так мы шли, минут пятнадцать, пока над головой не зафырчала «Стрекоза», зависнув над нами, ударила сверху прожекторами. Мы продолжали молча идти, игнорируя ее. Натка сменила гнев на милость, но на нас это никак не подействовало, тогда, она принялась заботливым голосом увещевать нас, мы молчали. Я бы уже давно сдался, но Карабас, закусил удила, к тому же глайдеру, все равно негде было сесть, а до ближайшей поляны ходу не меньше десяти минут, можно было еще подержать паузу.
Проснулся свежий, настроение приподнятое, посмотрел на часы, оказывается спал всего пол часа, ага, пол часа, как же, глянул на численник и обомлел, сутки дрых.
Целую неделю, полное столпотворение, физики-пространственники навезли кучу разной аппаратуры, устанавливали, подсоединяли, носились по коридорам как угорелые, спотыкаясь о собственные кабели, спорили до хрипоты, пили кофе ведрами, не спали сутками, сердобольные лаборантки кормили их буквально с ложечки, хозяев полностью игнорировали, особо назойливых вежливо просили не мешать. Марк воспользовался ситуацией, усадил теоретиков обрабатывать отчеты, а сам, слинял вместе со следопытами, только его и видели. Чайке совсем не улыбалось кабинетное затворничество, она уговорила Сысоева взять ее с собой, хотя от нее, как от следопыта толку было мало. Сысой, сопротивлялся, как мог, но Чайка, включила все свое обаяние и он сдался, только попросил больше «гостей» с собой не приводить. Инвертор белым облаком окутал их, легкий вихрь взметнул ее волосы, и вот она Земля Бета. Ночь, кромешной темнотой ударила по глазам, она закрыла глаза привыкая. Опушка леса, Чайка стоит по колено в траве, вслушивается, где-то рядом протекает маленькая речушка оттуда, раздается лягушачий хор, рядом, пробежал ежик, весь в заботах где-то далеко просигналила электричка, это, кстати, до ближайшего полустанка по прямой, десять минут ходьбы, если не мешкать, можно успеть, до ближайшего города три часа езды. Раннее утро, вагон переполнен, подавляющее большинство едут на работу. Чайка осторожно прощупала эмоциональный фон,
ничего нового, сплошная усталость и равнодушие. Город встретил ее запахом пыли, этот запах перебивал все. Если б ее спросили, чем отличается ее родной мир, от Земли Бета она бы не задумываясь, ответила, пылью. Просто удивительно как можно жить в таком пыльном мире, а главное как можно ее не замечать. Она не любила большие города, уровень усталости и равнодушия здесь просто зашкаливал, он буквально подавлял, заражал, пропитывал ее этой усталостью и пылью, словно радиацией. Дисциплина заставляла ее бродить по его проспектам, посещать магазины, музеи, даже больницы, пропускать через себя эмоциональный фон, ощущать все, что ощущают они, сочувствовать, радоваться, возмущаться, болеть вместе с ними. Сысой прав, не гожусь я в следопыты, слабовата для такой работы. Более, менее сносно она чувствовала себя в окружении детей, они еще не были поражены безнадежностью, от них исходила энергия и оптимизм так похожий на эмоциональный фон ее соотечественников. Их было жалко больше всего – бедные маленькие заложники системы. Пройдет всего несколько лет, и ваш оптимизм погаснет, и вы сольетесь с общей серой массой, припорошенной пылью. В этих городах жили люди похожие на ее друзей, в большинстве своем сильные и красивые, мужчины и женщины, но только внешне. Внутри их жил страх. Страх потерять близких, здоровье, работу и даже жизнь. Этот страх подавлял в них все остальные чувства, заставлял отталкиваться друг от друга, словно одинаково заряженные частицы. Больные люди в больном обществе. Не хотелось верить, что такое возможно, она, словно присутствовала на съемках исторического фильма, казалось, в следующую минуту, режиссер воскликнет: «Стоп кадр, всем спасибо, все свободны!» и все статисты сразу сбросят с себя эту серость и снова станут нормальными людьми – веселыми, все понимающими, готовыми вовремя протянуть руку, подставить плечо, оценить чужую шутку. Наверное, будь она историком – профессионалом, ей было бы проще понять происходящее. Понять, но принять никогда, слишком велико было различие ее мироощущения с этой действительностью. Чем больше она погружалась в проблемы этого мира, тем меньше оставалось надежды помочь им, слишком далеко зашла болезнь. Она очень надеялась, что ошибается, что слишком неопытна и молода для подобных выводов. Думать об этом было тяжело, обсуждать с кем-либо она не решалась, разве что с «Наиной». Она, конечно, выслушает, помолчит для приличия минуту и самым мягким тоном заявит, что объективных данных мало, вместо них превалируют эмоции. Сашка Сысоев, тоже выслушает, глядя на нее, вдруг погрустневшими глазами, потом вздохнет, взъерошит ее волосы и скажет: «Это у тебя от усталости, возьми «Дельт», полетай над морем, ветер развеет твою грусть, ваше белокрылое высочество». Слава богу, рядом с ней работают люди повидавшие виды, уж они-то наверняка давно все распланировали и учли. Мудрый Марк, несгибаемый Атос, где-то там, маячит тень Командора снисходительно улыбающегося дедушки. Хотела бы я знать, да и не только я, что скрывается за этой улыбочкой, прямо Сфинкс какой-то? Больше всего ей нравилось путешествовать автостопом, случайные попутчики, особенно, старше сорока, кладезь информации. Этим есть, что рассказать. Однажды ей повезло проехать в стареньких «Жигулях» целых пятьсот километров в компании школьного учителя пенсионного возраста. Он ехал в госпиталь за сыном. Учитель физики оказался настоящим интеллектуалом, к тому же большим любителем фантастики, мыслил весьма нетрадиционно, обо всем имел свое мнение, удивительный оказался человек. Люди пожилые привыкли часто жаловаться, на судьбу, на нынешнюю власть, «Учитель», так она называла его про себя, обо всем судил жестко, «без соплей»,машину вел так же – жестко, повороты проходил почти не снижая скорости, но страха не было, такому, можно было доверится, в общем, тот еще дедок. Говорить с ним было одно удовольствие, разница в возрасте не ощущалась, она была благодарным слушателем, а ему хотелось выговорится, потом полил дождь, как из ведра, пришлось снизить скорость, но «Учителя» это нисколько не огорчило, им было слишком хорошо вдвоем. Фантастику, он любил беззаветно, мог говорить о ней часами, тасуя словно карты, имена, названия книг, известных и совсем для нее неизвестных авторов. Она тоже любила фантастику, и как ей казалось, хорошо знала предмет, но тут она буквально «поплыла». Авторы большей частью ей были известны, но вот произведения? Названия многих, ей не о чем не говорили, она буквально проклинала себя за то, что не нашла времени на местную беллетристику. В конце концов, ей надоело выглядеть двоечницей, и она, попросту придумав на ходу имя автора, просто стала рассказывать о своей жизни, о друзьях, о том, что их окружает, заодно выложила все свои познания по курсу истории за последние сто лет. Дед ее внимательно слушал, кивал, иногда даже поправлял, а потом, похвалил ее за хорошее знание Стругацких, посетовал, что нынешняя молодежь мало интересуется советской фантастикой. Чайка была заинтригована такой реакцией, и для себя, решила поинтересоваться творчеством странных фантастов. Насколько она помнила, у них таких авторов не было, хотя, если судить строго, таких неизвестных набиралось больше десятка. Все правильно, другой мир, другие условия. «Учитель» очаровал ее, ему бы с Марком пообщаться (не плохая мысль, кстати, надо подкинуть Марку), в благодарность она, в качестве теории, изложила ему постулаты Меркуловой. Он долго «переваривал» услышанное, но теория ему понравилась, особенно в ключе «Миров Стругацких», потом пожалел гипотетических пришельцев. Чайку это удивило, она поделилась с ним своими впечатлениями и выводами, «Учитель» со многим согласился, но очень критически отнесся к вопросу о ее жалости. По его мнению, жалость, в данном случае, бессмысленна, те, кто пытается противостоять «власти желудка»,в жалости не нуждаются, остальных просто не надо принимать во внимание, это их выбор, они получили все что хотели, и даже больше.
Огромный черный джип, на обгоне обдал их потоками жидкой грязи, да видно не рассчитал, на встречной полосе в лоб ему, несся грузовик, джип заметался, пытаясь втиснуться обратно, в поток, его зад, замаячил перед самым капотом Жигулей «Учителя». Чайка обмерла: «Кажется, на этом наша беседа кончается, и не только беседа». От бессилия, что либо предпринять у нее все сжалось внутри, и похолодело. «Учитель» действовал удивительно хладнокровно, словно всю жизнь занимался автокроссом, руки его, работали с бешенной скоростью, выворачивая «баранку». Маневр был безупречен, он смог пропустить джип, не получив при этом удар сзади по багажнику, и все было бы хорошо, вот только водитель джипа оказался «жидковатым» лихачом. Не справившись с переживаниями, он попросту взял, и резко затормозил, «Учитель» вильнул и выскочил на обочину, а ехавшая сзади «Тойота» аккуратно, вмяла задний бампер джипа, превратив свой капот в подобие «гармошки». Что тут началось, из обеих машин, матерясь на чем свет стоит, словно тараканы из под шкафа полезли «братки», звеня цепями, кастетами, пистолетами, разборка предстояла крутая. Чайка, понемногу приходила в себя, деда разбирало злое веселье при виде «богатырской» схватки, да только браткам быстро наскучило пересчитывать друг другу ребра. Нужен был виновник всех их бед и его быстро нашли, деда мгновенно выдернули из салона, да только не на того напали, через секунду, двое уже барахтались в кювете, третий «уснул» на капоте. Братки оторопели, в следующий момент, они, словно стая бродячих собак, набросились на него. Их было слишком много, здоровых, упитанных парней, каждый из которых, чуть ли не вдвое тяжелее «Учителя», и все равно им пришлось туго, еще трое оказались на земле. Пора было вмешаться, Чайка перешла на более высокий уровень восприятия, сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, время, как будто остановилось, воздух сделался необычайно плотным, движения давались с трудом, словно приходилось идти на встречу урагану, окружающие двигались, как в замедленной съемке. И все равно она не успела, глазами она все видела, но ее тело двигалось, слишком медленно, среда, ставшая такой упругой, сковывала его. Чайка видела, как один из братков достал пистолет, он успел выстрелить всего один раз, но этого оказалось достаточно, пуля прошла навылет сквозь шею «Учителя», в следующий момент, она вырвала этот пистолет, сломав подонку запястье. Остальных троих она вывела из строя ударом в гортань ребром ладони, Чайка оглянулась, дед медленно заваливался назад, отброшенный ударом пули, она осторожно посадила его на заднее сиденье. После этого с трудом, боясь разорвать пополам, вскрыла аптечку, выдавила из тюбика биоколлоид прямо в рану, и залепила оба пулевых отверстия биопластом. Взглянула на часы, прошло всего две секунды, выдохнула воздух и вернула нормальное восприятие, приладила датчики анализатора «Учителю» на виски. Время решало все, его катастрофически не хватало, еще пара минут и дед начнет задыхаться. Чайка села за руль: «Господи, ну и сундук, как они только справляются с этими примусами на колесах, и времени учиться нет, главное отъехать отсюда подальше, ну что ж, положимся на зрительную память!», машина послушно завелась и тронулась. Через пару километров показался большой лесной массив, Чайка сразу же свернула туда, съехала с дороги, загнала машину в самую чащу: «Главное, чтобы нам в ближайшие час, два никто не помешал». Теперь можно было заняться «Учителем», она сделала ему инъекцию регениума, анализатор, голосом «Наины», одобрил ее действия, однако настоятельно посоветовал поместить «пациента» в клинику, Чайка затребовала полевой режим.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |