Я откручивал шланги с проводами и трубами, сдвигал их, рассоединял контакты и думал о том, как после включения систем накачки Корабль погрузится в абсолютную тьму. Перестанут работать воздушные генераторы, прекратится подача воды в охладительные контуры реактора, начнут постепенно размагничиваться ловушки коллайдера… Корабль будет умирать несколько недель. За это время он уйдет очень далеко от Гебы, но верхние сказали, что вспышку взрыва мы с планеты, скорее всего, увидим. Если, конечно, Геба повернется к Кораблю нужной стороной.
Я представлял, как все это разлетится в пространстве радиоактивными обломками – шахты, фермы, наша с Нором каюта, – и к горлу подкатывал болезненный комок, заставлявший щуриться и украдкой смаргивать совершенно непрошенные слезы. Все-таки Корабль был нашим домом – моим, Нора, Гренделя, Рады, Бена, Лейна, да даже Марципана и его мерзкого сыночка. Ломать свой дом своими же руками казалось противоестественным.
Похоже, такое же настроение преобладало у всех остальных – техники работали молча, не перебрасываясь шуточками и подколками, как-то очень бережно перетаскивая помпы, укладывая на пол свернутые в рулоны кабели и шланги. Дик несколько раз бегал в подсобку, один раз позвал меня, но я отказался. Не хотелось мне сегодня пить – и не из-за Нора, не из-за смертельно болевшей сегодня с утра головы. Просто само состояние было таким, что выпивка могла его только усугубить, а не снять напряжение.
Закончили мы ко вторым послеполуденным склянкам. Я так устал, что даже есть не хотелось, но Дик очень жестко потребовал, чтобы все шли в столовую. Наверное, он был прав – за час до окончания работ на фермы прибежал Лео и сообщил, что всех освободившихся после ужина ждут у складов. Там в коридоре скопилось большое количество тюков, приготовленных к отправке. Погрузку предполагалось закончить к полуночной рынде, когда будет отключена грузовая лебедка в лифтовой шахте. Так что до десяти вечера я еще таскал на спине коробки и ящики, и до своей каюты добрался уже совершенно без сил.
Нор, как ни странно, до сих пор не появился. Я, конечно, допускал, что им там, наверху, дают последние инструкции, но все равно мне стало немного не по себе. Выпив тоника, я принялся собирать в сумку наши с Нором вещи. В общем-то, у нас их было совсем немного. Несколько комплектов белья и комбинезонов, несколько кристаллов для визоров – на Гебу эвакуировали синематеку и только общие мониторы, но я все равно решил положить пару коллекций – с любимыми романами и стихами Нора и с видами Земли. Сунул во внутренний карман десяток тюбиков с любрикантом, бреющую пасту, выгреб из шкафчика в душевой все нужные нам с Нором гигиенические мелочи.
И только когда поставил сумку у кровати вспомнил, что у мелкого сегодня день полного отдыха – и он должен быть здесь, в каюте.
До рынды я успел побывать у Гренделя, у Рады, в кают-компании и в лазарете. Но единственным, кто хоть что-то знал, оказался Блич. Он сказал, что предыдущую ночь Нор провел в лазарете, на одной из пустых коек. В восемь утра ушел, и его никто больше не видел. Коридоры пустовали – люди разошлись по каютам, намечался очень ранний подъем, – и я побежал назад, надеясь, что Нор уже дома.
А его опять не было. И тогда я очень четко понял: Нор ушел наверх и остался там. Конечно, он был в своем праве – после моей вчерашней пьяной выходки. Наверху Нора ждала мама, ждал младший брат. О Свенсоне я старался не думать, хотя получалось плохо. Наверняка Нор решил провести последнюю ночь на Корабле со своими близкими – он ведь был уверен, что я и сегодня напьюсь. А кому нужен пьяный дурак, болтающий всякую чушь, не способный даже расшнуровать ботинки и лечь спать по-человечески, не в грязной одежде?
От отчаяния мне хотелось заорать и разломать что-нибудь, разбить, разнести вдребезги. Опомнился я, только когда под моим кулаком хрустнул и прогнулся столик.
Действительно дурак, даже трезвый. Не умею сдерживать эмоции, не умею контролировать себя, ничего не умею, кроме как обижать и задевать близких мне людей. И прощения просить тоже не умею, хотя за двадцать пять лет стоило научиться этому в первую очередь. Мы могли бы сегодня провести ночь вместе, занимаясь любовью и думая о будущем, а вместо этого – по моей вине – опять оказались на разных уровнях. Только теперь я совершенно не представлял, где искать Нора.
Уснуть я так и не смог. То мотался по каюте от стенки к стенке, воображая себе приключившиеся с Нором несчастья. То падал на кровать, убеждая себя, что с ним все в порядке, он просто обиделся и спит где-нибудь, решив меня проучить. То садился к столу и наливал себе воды в тщетной надежде успокоить разыгравшееся воображение, упорно подсовывающее мне одну и ту же картинку – Свенсона в обнимку с Нором.
Когда вместе с первыми склянками раздалась сирена подъема, ни думать, ни пугаться, ни ревновать сил у меня уже не осталось. Я хотел только одного: увидеть перед стартом Нора и убедиться, что с ним все в порядке.
В столовой Тамир, Лина и несколько добровольцев из кланов раздавали всем термосы с жидким шоколадом и укрепляющим бульоном. Наверх кланы должны были подниматься группами, мы все еще два дня назад получили списки с точно обозначенным временем посадки в лифт. Наша с Нором очередь была в самом конце, и я потратил больше двух часов на беготню по уровням в попытках его найти. Ко вторым полуночным склянкам я убедился, что Нора никто не видел. Каролина обмолвилась, что вчера утром он поднялся вместе с ее группой наверх, и я окончательно уверился в том, что из Дансити Нор не спускался.
И все же я вернулся в каюту. Даже не знаю, почему я все еще надеялся, что он где-то внизу и перед подъемом придет сюда. Сумка с нашими вещами стояла у кровати, я поднял ее, устроил у себя на коленях и уткнулся в нее лбом, слушая равномерное тиканье метронома из динамика громкой связи.
Уснуть я не боялся – каждую четверть часа объявляли номер группы, которая должна была готовиться к посадке в лифт, и время начала подъема. Нас внизу жило чуть больше двух тысяч, за час наверх отправлялось где-то по пятьсот человек - к восьми Даунтаун должен был окончательно опустеть. Уходили кланами, чтобы никто случайно не оказался забыт, но, на мой взгляд, это была совершенно лишняя предосторожность. Разве что кого-то намеренно оглушат и запрут в каюте или где-то еще. Что скрывать, в Даунтауне хватало мерзавцев, способных на подобное. Собственно, потому я и бегал по уровням – в попытке нащупать ментальный отклик Нора, если вдруг он попался Марципану или кому-то из Реттисси.
В восемь утра назвали номер моей группы. Я встал, повесил на плечо сумку, прицепил на запястье радарчик Нора. Не потому, что он мог мне понадобиться - просто это была вещь, напоминающая мне о нем. Больше у меня все равно ничего не оставалось.
В дверях я задержался, оглянулся. Свет в каюте оставался тусклым, ночным, но все равно можно было разглядеть смятую постель, серый экран визора в изножье кровати, забытую миску на столе. Мой дом – единственный дом, который я знал и с которым прощался навсегда. Горло перехватило, и я торопливо отвернулся.
Можно было не закрывать дверь – сюда уже никто не мог больше прийти. Но я все же задвинул створку и дождался мягкого щелчка замка.
86.
Вообще, я собирался встать пораньше, чтобы поймать Вена перед уходом на работу – проверить, как он себя чувствует. Но проспал все на свете. Разбудил меня Блич, пришедший в лазарет утром.
- А ты здесь почему?
- Нору подменял, - ответил я, зевая. – Помог немного, а потом остался дежурить… Сколько времени?
- Восемь, - ответил Блич, и меня подкинуло с койки.
- Как восемь? Уже?
Короче, собираться пришлось стремительно, в лучших курсантских традициях, а потом буквально бежать, иначе я опоздал бы на лифт. А подниматься в Скайпол по шахте… Нет, на такой подвиг в одиночку я не способен. Даже ради мамы.
Воспоминание о том, как Вен это сделал ради меня, отдалось теплой волной, прокатившейся по всему телу. Надо будет сказать дылде, что я на него не злюсь. А чтобы больше не пил, научить его расслабляться как-нибудь по-другому. С помощью меня, например… Тут меня опять накрыло воспоминанием, чем обычно заканчиваются наши сеансы лечения, и я опустил глаза в пол.
- Ты чего так раскраснелся? – спросил Гордон.
Мы с ним познакомились в свое время в Школе и даже несколько раз болтали, так что когда Линч обнаружил, что меня спокойно принимают теперь наверху, без стеснения возобновил знакомство, однажды заговорив со мной во время подъема. Было очевидно, что он умирал от любопытства. В конце концов, Гордон каждый день поднимал и спускал в лифте мутантов, и ему ужасно хотелось узнать, что это за создания. Несколько раз я замечал, как он украдкой щупает кусочек чьей-нибудь одежды, или пристально изучает лицо. Конечно, по меркам Скайпола подобное выглядело неприлично – так открыто демонстрировать свой интерес. Но с нижними Линч не слишком стеснялся. По-моему, он был совершенно заворожен людьми, которые живут внизу, и тем, насколько действительность отличается от россказней Полиса.
- Жарко, - ответил я, демонстративно помахав на себя рукой.
В кабине и правда было жарковато, хотя теперь, когда основная работа закончилась, в смену выходили не шестьдесят, а только двадцать пять человек, и сегодня в лифте при желании можно было даже танцевать.
- Завтра тоже ты будешь дежурить? – спросил я.
- Не только. Подъем начнется часов с четырех утра, не позднее – старт ведь приурочен к третьим склянкам.
- А как люди будут знать, куда идти? Ведь далеко не все в курсе, где находятся шлюпочные шлюзы.
- Так уже все решено. На выходе в Полис будут стоять офицеры, принимать приехавших и распределять в шлюпки по спискам. Чтобы никого не потерять. Наши вчера полдня стрелочки в коридорах рисовали. Разноцветные. По ним люди и пойдут. Ничего, все погрузимся… Слушай, а все-таки странно, да? – у Гордона даже тон изменился. - Вот жили-жили, а теперь…
Тут лифт остановился, и я, кивнув в знак понимания – мол, да, странно, и не говори, - выскочил вслед за остальными наружу. О всяких странностях и о тоске по тому, что, вроде, еще никуда не ушло, а ты уже начинаешь по нему скучать и чувствовать себя неуверенно, я лучше с Веном рассуждать буду, чем с веснушчатым Линчем. Оно мне как-то приятнее. А сейчас побыстрее бы у мамы с делами управиться – и домой.
Во флате я сразу понял, что побыстрее не получится – оказывается, мама еще даже не начинала укладывать вещи.
- Не могу, - призналась она. – Все из рук валится.
- Волнуешься? – понимающе спросил я.
- Немного. Страшно, конечно, все бросать, а взамен получить неизвестность… Но, главное, Крис пропал.
- Как пропал? – удивился я. – Я его вчера видел. Он меня ждал у класса.
- Да? – заволновалась она. – И что?
- Ничего. Поговорили просто.
- Ты его ничем не обидел?
- Мам, ты действительно считаешь, что я по-прежнему должен заботиться о его чувствах и обидах? – напрямик спросил я.
- Должен, Норик, - неожиданно твердо ответила она. – Ты его старший брат… Ты ему наговорил каких-то гадостей?
- Ничего я ему не наговорил, - признаться откровенно, мне было обидно, но я постарался не показать. – Мы нормально расстались. Ну, на мой взгляд.
- Так где же он?
- Откуда мне-то знать? – возмутился я. – Я домой пошел, а он в коридоре остался.
- Конечно, Крис последнее время часто ночует у приятелей… ну, наверху, - задумчиво проговорила она. – Но обычно или предупреждает, или прибегает с утра перед занятиями, чтобы я не волновалась…
- Что, местечко себе в Скайполе обустраивает? – усмехнулся я.
- Норик!..
- Ну чего ты так нервничаешь? Значит, опять у кого-то остался – вот и все. Скоро вернется. Не торопится, поскольку не горит желанием паковаться. И знает, что я должен прийти.
- Крис – хороший мальчик!
- Разумеется, - проворчал я. – Ты мне лучше скажи, как ты собираешься протянуть первое время на Гебе. Сказано же было – сразу ничего не будет, синтезаторы еще установить надо, наладить снабжение энергией, так что о личных вещах на первое время каждый заботится сам. Со складов возьмут только необходимое. Или ты так и собираешься недели две проходить в одном платье?
В общем, худо-бедно мне удалось ее расшевелить, и мы занялись сборами. Я немного удивился, что нигде не нашлось абсолютно ничего из маминых скайпольских вещей – ни одного платья, ни одного украшения. Я думал, они где-то припрятаны, но ошибался. А ведь даже списанные в Полис, женщины с элитного этажа уходили не с пустыми руками, а забирали нажитое с собой. В том числе, кстати, и мебель, и светильники, и ковры…
- Меня же не просто списали, - ответила на это мама, продолжая методично складывать в косметичку свои женские штучки для наведения красоты, - меня выгнали. С позором. И не разрешили забрать ничего.
- Из-за меня?
- Не из-за тебя, а из-за того, что мой сын совершил убийство, - поправила она, хотя, откровенно говоря, я не видел большой разницы. – Наша каюта была открыта, и меня заставили смотреть, как другие дамы разбирают то, что им понравилось… Больнее всего оказалось, когда они хватали подарки Бони. Ты же знаешь – твой отец никогда не скупился, и мои украшения были самыми дорогими… - она замолчала.
Я на секунду представил это – стаю жадных расфуфыренных крыс, разносящих наш флат по кусочкам, с визгом и драками вырывающих друг у друга понравившуюся драгоценность или безделушку…
- И Мари? – мрачно поинтересовался я.
- Что Мари? – приподняла голову мама.
- Мари там тоже была?
- Пришла, конечно. Хотя я бы сама ей все отдала, если бы мне только позволили… Ей досталось синее платье и диадема.
Я снова ощутил неприязнь по отношению к сестре. Ну неужели она не могла обойтись без любимых маминых вещей?
- Думаю, она взяла их на память, - продолжила мама.
- Ага, как же. И теперь повесила в шкаф, иногда открывает и страдает по временам, когда жила в родном доме.
- Норик, я не против, чтобы она это платье носила. Вещи созданы для того, чтобы ими пользоваться, а не смотреть на них.
- Дело не в этом, мам, - ну как она не понимает? – Мне, чтобы тебя помнить, не надо твоих платьев. И скажи… Мари хоть раз навестила тебя тут?
Мама промолчала, сделав вид, что заинтересовалась стоящими на тумбочке кремами. Но я и так знал ответ.
В полдень прибежал какой-то запыхавшийся мальчуган – передал, что преподаватель с подготовительных курсов отловил Криса и попросил помочь с упаковкой учебного оборудования, так что он вернется не скоро, а, возможно, и снова не придет ночевать. После этого мама немного успокоилась – а то все чаще замирала с какой-нибудь вещью в руках, глядя перед собой пустыми глазами и кусая губы.
И все-таки мы даже к первым послеполуденным склянкам не управились. У меня вообще создавалось ощущение, что не успевал я уложить какую-нибудь сумку, как парой минут позже она оказывалась пустой, и надо было все начинать сначала. Пару раз мама поднимала панику, взял ли я какую-то безумно нужную ей вещь, и приходилось разбирать сумку почти до дна, чтобы показать ей и успокоить. А еще через час в дверях появился подвыпивший тип в зеленой форме техника и потребовал его обслужить. Мама беспомощно посмотрела на меня, прижимая к груди ворох одежды.
- Так, - решительно сказал я, - извини, парень, но сегодня ничего не получится. Мы готовимся к высадке, и…
- Все готовятся к высадке, - развязно заявил он, голубые глаза навыкате смотрели нагло. - Я только что со смены, и мне нужен секс, чтобы расслабиться.
- Послушай, - я понадеялся его убедить, - посмотри в других флатах, а? Может, там уже управились и смогут тебе помочь.
- Не собираюсь идти куда-то еще. Я уже пришел, а тебя тут вообще не спрашивают, мутантское отребье, - и он попытался решительно отодвинуть меня с дороги.
Не знаю, выпивка ему прибавила смелости, или он действительно не боялся мутантов. Я устоял. А мама за моей спиной негромко проговорила:
- Норик, я… - по голосу было слышно, что она уже собирается уступить, раз посетитель так настаивает.
Я тряхнул головой – мол, не вздумай, - выпихнул желающего потрахаться за дверь и прошипел:
- Ты, мразь! Тебе отказано по уважительной причине, и катись отсюда, пока я не занялся тобой по-настоящему. По-мутантски, - и слегка придушил его – так, для острастки. Всего лишь, чтобы он почувствовал мою хватку на горле. – Хочешь?
Парень захлебнулся воздухом, закашлялся, потом поднял на меня разом протрезвевшие глаза и зло выплюнул:
- Я уйду. Но вернусь. И не один. Никто еще не смел отказывать Эдварду Берку. А ты не будешь сторожить эту бабу вечно, - и отправился восвояси, слегка покачиваясь и периодически поднося ладонь к горлу.
Зайдя в каюту и поймав испуганный взгляд мамы, я улыбнулся:
- Все в порядке, не беспокойся, он ушел.
Вместе со вторыми склянками, когда сборы подходили к концу, в дверь опять постучали.
Я открыл, заранее настроенный воинственно – я не собирался никого допускать к своей матери, по крайней мере, пока я тут, а она так устала. Но за дверью обнаружился Барк Престон.
- Тебя хотят видеть, - уведомил он.
Я изумился – откуда Адмиралу известно, что я здесь? Кажется, я никому не сообщал о своем намерении подняться. Но даже если предположить, будто о моем визите в Полис доложил Линч – разве так очевидно, где именно я буду? Хотя… Я оглянулся на маму. Она виновато пожала плечами:
- Бони просил сообщить, если ты появишься у меня.
Ага. Ну вот теперь понятно. И я шагнул за порог.
Адмирал снова был мной недоволен. И хотя теперь желваки не ходили на скулах, его недовольство ощущалось очень четко. Он на меня совсем не смотрел – даже головы не поднял от бумаг, когда я постучал, вошел и объявил о своем присутствии. Адмирал молчал, поэтому мне пришлось тихо стоять у двери.
Наконец, все так же глядя в стол, он неохотно проговорил:
- До меня дошли слухи, что ты недоволен своим назначением. Даже пытался поменяться с другим пилотом. Могу я узнать, почему?
Интересно, ответ «потому что я трус» можно считать правильным?
- Если мне не доверили стать основным пилотом, то запасным можно быть на любой шлюпке, не обязательно штабной. Сэр.
- Тебе поручили очень ответственный пост. То, что ты пытался от него отказаться, не делает тебе чести.
Я не ответил. Впрочем, его реплика и не требовала ответа.
- Как ни странно, борту номер один тоже нужны пилоты. И кому я могу доверить свою жизнь и жизни высших офицеров Корабля, как не своему сыну? Я попросил назначить тебя на мою шлюпку в надежде, что в таком случае смогу чувствовать себя более спокойно. И если ты решил, будто таким образом тебя отстраняют от активной работы, то ты трижды неправ. Должность запасного пилота – вовсе не синекура, как ты себе, судя по всему, вообразил. Ты заступишь в первую же вахту и будешь внимательно наблюдать за действиями пилотов. Контролировать. Ясно?
- Так точно, Ваше Превосходительство, - послушно отозвался я.
Он наконец-то поднял глаза:
- Я надеюсь на тебя, сын. У меня много недоброжелателей, и нет никакой гарантии, что в число пилотов не просочился диверсант. А ведь на капсуле будут не только военные, но и гражданские лица. Тысяча человек – это большая ответственность, и поэтому…
Примерно отсюда я перестал слушать. Потому что ни на секунду не поверил ни в его паранойю, ни в то, что он действительно настолько озабочен жизнями гражданских. В конце концов, будь все так – на каждую шлюпку назначили бы запасного пилота, а не на две из десяти.
И стал думать о Вене – это всегда меня колоссально отвлекало от остального. Надо бы попросить прощения у дылды. Не за то, что ушел – в конце концов, после нашей ссоры мне ничего другого и не оставалось. А за то, как его вчера встретил. Мог бы и промолчать, да. И постараться понять и помочь. Он же и правда не титанитовый, мой Вен. А очень даже живой и горячий…
- Чему ты улыбаешься? – резко ворвался в мои мысли голос Адмирала, и я тут же вернул на лицо бесстрастное выражение:
- Ничему, сэр.
- Тебе все понятно?
- Так точно, сэр!
Он поднялся на ноги, выпрямился.
- Завтра в семь утра вы заступаете на вахту, пилот Аденор Раду. И я жду от вас самого качественного выполнения своих обязанностей.
- Есть, сэр. Разрешите идти?
- Идите!
Я вышел.
Коротко кивнул Барку, собираясь отправиться дальше, когда он меня окликнул:
- Эй, малец, - я обернулся. – Знаешь, я тоже рад, что нашу шлюпку поведешь именно ты.
Я удивился:
- Я всего лишь запасной пилот, Барк. И наблюдатель от Адмирала.
- Все равно, - упрямо мотнул он головой. – Я рад.
Я пожал плечами, улыбнулся ему – такому же большому, как рейдеры, только не в комбинезоне, а в черной форме с нашивками личного охранника, и седому, - и пошел прочь от кабинета.
Откровенно говоря, я так и не понял, для чего же Адмирал меня вызывал – просто-напросто пропесочить мозги? Мелковато и не сильно помогло – не убедил потому что. И благодарен я ему по-прежнему не был.
С другой стороны – он же ничего не делает просто так. И после нашего последнего разговора, закончившегося пощечиной, мы больше ни разу не виделись. Так с чего бы теперь меня вызывать?
Так ничего и не придумав, я добрался до маминого флата. И выяснил, что она опять слегла со своей поясницей. Неудивительно, конечно – нервное напряжение, да еще и тяжести потаскала. Пришлось лечить.
А едва мама заснула, как в дверь снова стал ломиться Эдвард… как его там? Берк, кажется. На сей раз не один, а с двумя приятелями, и еще более пьяный, чем был. Пришлось выйти к ним. Сначала я пытался договориться мирно, объяснил, что мама плохо себя чувствует. Но слушать меня, разумеется, не собирались. По-моему, все, что им требовалось – повод меня отмутузить. Даже секс интересовал меньше.
В общем, через минуту я обнаружил, что при ударе в солнечное сплетение теряю способность сосредотачиваться, и никого придушить уже не в состоянии. А могу только беспомощно открывать рот в надежде сделать хоть глоток воздуха.
Конечно же, они меня бросили на пол. И принялись пинать ногами – я, с трудом сделав вдох, порадовался, что ботинки у верхних не такие тяжелые, как рейдерские. Попытался встать, но тут же получил по голове и упал обратно. Очередной удар пришелся в скулу, и правую половину лица будто огнем обожгло, зубы клацнули, а в следующую секунду ботинок врезался в живот. Превозмогая боль, я схватился руками за этот ботинок, дернул его к себе, и один из нападавших сверзился на меня сверху. Я от души с силой мотнул головой назад и вверх, не знаю, куда попал, но парень взвыл.
- Что тут происходит? – требовательно поинтересовался кто-то, и через несколько минут я и Берк сотоварищи, отряхиваясь, стояли перед Маем.
- По какой причине произошла драка? - оглядев нас, Май кивнул на Берка. – Рассказывай ты.
- Нечего рассказывать, сэр, - буркнул тот. – Я пришел к этой дамочке за тем, что мне полагается. За сексом. А этот тип… уж не знаю, кто он – незаконный любовник или кто еще, но мутантам рассиживаться у верхних женщин не положено – точно!.. Он меня не пустил. Я и того… рассвирепел. Пашешь-пашешь, как проклятый, а теперь еще и женщину из-под носа уводят!
- Я объяснил тебе, что дама плохо себя чувствует! – не выдержал я, держась за бок. – И не обслуживает сегодня. Зайди к другой!
- Стану я слушать всякое отребье!
- Молчать! – рявкнул Май, и мы тут же заткнулись. – Так. Эдвард Берк, о вашем безобразном поведении будет доложено вашему высшему офицеру. И о вашем, господа, тоже, - он повернулся в сторону спутников Берка в таких же зеленых кителях техников. – Причина отказа была уважительная, и неважно, кто ее озвучил – житель верхнего или нижнего уровня, с которыми, как вы знаете, у нас перемирие. Однако, господа, даже если вы не поверили – почему позволили себе распустить руки? Подождали бы несколько минут – и увидели, что мутант говорит правду.
- Это каким же образом? – проскрипел один из техников. – Сэр?
- К здоровым врачей не вызывают, - отрезал Май, - а меня сюда вызвали. Честь имею, господа, - и выразительно посмотрел на них.
Помявшись, недовольные техники все-таки побрели восвояси.
Конечно, они не опасались врача, пусть и первой категории. Но знали, что неприятности тот может устроить им нехилые. Впрочем, это мог сделать любой офицер Скайпола.
Почему-то больно мне стало только сейчас, да так, что я схватился за живот и согнулся.
Май поддержал меня левой рукой – в правой у него был неизменный лекарский чемоданчик – и, нажав на сенсор, помог войти в каюту.
- Мама спит, - просипел я, - не разбуди.
Он кивнул, провел меня в соседнюю комнату, уложил на кровать Криса и достал диагност.
- Сильно они тебя?
- Терпимо, - сказал я. – Сейчас пройдет.
Я закрыл глаза и попытался отдышаться. Боль отпускала медленно, неохотно. Май возился рядом, протер зачем-то мою руку.
- Что с Делией?
- Как всегда, спина. Я уже принял меры.
- Хорошо, одной заботой меньше.
Почувствовав укол, я дернулся.
- Лежи! - велел Май.
- Что это? – спросил я.
- Снотворное, - сквозь зубы ответил Май. – Поспишь – и все ушибы пройдут.
- Я не могу спать! – запротестовал я. – Мне завтра в семь утра на вахту!
- Успеешь, - Май похлопал меня по плечу.
- Но мне надо домой!
– А вот этого уже не успеешь… Помочь тебе раздеться?
По накатывающей на меня теплой дремоте стало понятно – и правда не успею. Видно, снотворное было сильным.
- Я сам разденусь…
Черт, там Вен опять будет с ума сходить.
- Май, передай, пожалуйста, вниз, что я остался ночевать у мамы, а? Поймай кого-нибудь из наших у лифта, пусть скажут Вену. Только про драку не говори!
- Если будет возможность, - недовольно ответил Май. – У меня, знаешь ли, нет времени караулить лифты.
Он встал и вышел из комнаты. А я, чувствуя, как тяжелеют веки и отказывает тело, медленно стащил с себя одежду и завернулся в одеяло. Успел еще подумать, как все нелепо получилось. И какой я все-таки неженка.
А больше ничего не помню.
Только сон – о каких-то жарких руках. И губах, сводящих меня с ума. О том, как ко мне прижимались и ласкали. И приятная тяжесть в паху, которую вытягивали из меня умелые губы, и судорога, скрутившая низ живота при оргазме.
- Вен! – шептал я, нашаривая его, чтобы потянуть на себя. – Вен!
Глаза почему-то не открывались, а мне так нужно, так нужно было увидеть его. И еще что-то сказать… я же собирался что-то ему сказать…
- Вен!
Наконец-то пальцы запутались в чужих прядях, но сказать я ничего не успел – упал в темную бездну сна без сновидений, на секунду ощутив ужас. Потому что что-то было не так.
87.
Проснулся я с ощущением, что выспался на неделю вперед. С удовольствием потянулся, слушая равномерные щелчки метронома, доносящиеся в комнату, открыл глаза… И тут меня подбросило на постели – это же не моя каюта!
Второпях натянув штаны и схватив рубашку, я выскочил за дверь комнаты.
- Норик? – окликнула мама, - иди завтракать.
- Какие завтраки, мам, ты что! Там Вен! А я!
- Вторые склянки сейчас пробьют. Вниз ты все равно не успеешь. Только позавтракать – и на вахту, - спокойно сообщила она, наливая в кружку тоник.
- Почему ты меня не разбудила?! – закричал я, судорожно пытаясь всунуть руку в рукав.
- Май велел не беспокоить. Сказал – доза снотворного такова, что ты сам проснешься в нужный момент.
Ах ты, черт! Еще и Май же здесь был, да. Очень вовремя подоспел. Впрочем, он постоянно появляется очень вовремя, этот Май Свенсон. Прямо незаменимый тип.
- Норик, что с твоим лицом? – ахнула мама.
Тьфу ты! А я ведь и забыл почти… Глянув в зеркало, я обнаружил живописный фиолетовый синяк на правой половине лица. М-да, красавец, ничего не скажешь. С таким лицом только в пилоты адмиральской шлюпки…
- Неудачно упал, мам. Май посмотрел – сказал, жить буду… Как твоя спина?
- Хорошо. Даже, можно сказать, замечательно. Словно заново родилась.
Приятно. Значит, все-таки кое-чему я научился с тех пор, как стал развивать свой дар.
- Ма, - запихнув кусок хлеба в рот, промычал я, - а ты не знаешь, Май передал вниз, что я здесь?
- Не интересовалась, - равнодушно отозвалась она. – Ты поможешь мне донести вещи до шлюпки?
- Тоже борт номер один? – поинтересовался я. – Какая палуба?
- Третья.
Удачный выбор, господин Адмирал. Не среди женщин, пользующихся особым вниманием высших офицеров, но достаточно близко, чтобы мама не чувствовала себя брошенной.
Словно угадав мои мысли, она проговорила:
- Твой отец замечательный человек, он всегда заботился о нас, и мне очень жаль, что ты…
- Пошли! – перебил я, решительно поднимаясь. – Здесь я больше рассиживаться не намерен.
На самом деле я все-таки собирался добежать до лифта – ну а вдруг мне повезет, и я встречу кого-нибудь из наших? Лучше бы, конечно, Вена, но на такую удачу рассчитывать сложно.
- Не забудь переодеться, - указала мама не терпящим возражения тоном – кажется, ей по-прежнему был не по нраву мой комбинезон. – Тебе прислали форму.
- И так сойдет, - попытался упрямиться я.
- Не сойдет, - не уступила она. – Специально для пилотов сшили.
Пришлось облачаться в светло-серые штаны и куртку на заклепках. Вот удивительно – в Скайполе совсем не практиковались пуговицы, а в Даунтауне, напротив, они были в большом ходу. Может быть, дело в том, что наверху их просто некому было пришивать?
Значок на нагрудном кармане тихо звякнул, столкнувшись с клепкой. Ну да, я понимал, что это глупость, однако где-то глубоко внутри плескалась радость от сопричастности – я снова имел право на форму. От привычки так легко не отмахнешься – это внизу люди обращали мало внимания на одежду, а меня учили гордиться принадлежностью к своему классу и, как следствие, - положенной в таких случаях формой…
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |