Дик предложил отметить завершение работ, и мы отлично посидели в подсобке, заедая брагу шоколадными сухариками и громко обсуждая, чем станем заниматься на Гебе. Я подробно рассказал, какой дом построю для Рады, какой для мамы, а какой для нас с Нором. Дик спорил, доказывая мне, что надо сразу строить большой дом для всех, чтобы все могли друг другу помогать в случае необходимости. Я возражал – дома должны быть разные, чтобы никому не мешать, но недалеко, поскольку мало ли что может случиться. К общему мнению мы не пришли, но расстались вполне довольные друг другом.
В каюту я ввалился, счастливо улыбаясь и предвкушая, как расскажу Нору о нашем новом доме. Честное слово, я буквально видел его – большой, светлый, с огромными окнами, из которых видны море и высокие, до неба, деревья.
Но Нор не захотел ничего обсуждать. Посмотрел так, что я почувствовал себя слизью на дне танка, сказал сквозь зубы:
- Ты невыносимо мерзкий, когда пьяный. Смотреть противно.
Я хотел объяснить, что я не пьяный – просто сегодня на фермах праздник, а раньше у меня болели спина и ноги. Хотел, но неожиданно для себя обиделся. Конечно, Нору тоже наверху доставалось, однако он не таскал на себе неподъемные тюки и ящики. Не скреб танки, счищая мерзко воняющую клетчатку, не задыхался от паров антисептика. Сидел в учебном зале - чистенький, аккуратный, - дышал прохладным воздухом и жрал в перерывах мандарины. Конечно, почему бы и нет, если папа постарался и пристроил на теплое место. А мой отец оставлял для рейдеров ящики потяжелее, потому что кто из нижних, кроме нас, умел таскать на себе грузы?
В общем, я так ему и сказал, хотя язык у меня слегка заплетался, и больше всего мне хотелось упасть в постель и уснуть. Но Нор стоял между мной и кроватью, щуря красные от усталости глаза и кривя губы в какой-то странной гримасе. Я шагнул вперед, отодвинув его с дороги, сел на стул и принялся стаскивать с себя тяжелые ботинки. Узел на одном как-то неудачно затянулся, мне никак не удавалось его развязать, тогда я плюнул и завалился на одеяло в одном ботинке. Не было у меня сил с ним возиться.
Нор молчал, наблюдая за моей борьбой со шнуровкой. Это ужасно раздражало, и я уже хотел крикнуть, чтобы он не таращился на меня так, словно у меня две головы или по десять пальцев на каждой руке. Но тут Нор повернулся и вышел из каюты, аккуратно прикрыв за собой дверь. У меня перед глазами покачивалась лампочка – вместе с потолком, – и от раскачивания как-то сразу замутило. Я перевернулся на живот, ткнул кулаком подушку, выругался и закрыл глаза. Я не сомневался, что Нор скоро придет. Побегает по коридорам и вернется.
84.
Я не намеревался возвращаться.
По крайней мере, сегодня.
Отвратительное ощущение – словно в тебя не просто плюнули, а еще и растерли потом, - не оставляло ни на секунду. Мне некуда было идти, но ложиться в постель с пьяным Веном, так и не сумевшим раздеться, я тоже не собирался.
Удивительно, как мало надо, чтобы волшебное чувство нежности сменилось стойким ощущением брезгливости и неприятия. Всего лишь увидеть пьяные глаза и кривую ухмылку. Всего лишь услышать запинающийся голос, ставший на полтона или тон выше, озвучивающий то, что, наверное, вертелось на языке и по-трезвому. Всего лишь понять, что ты – никому не нужный дурак, навоображавший себе незнамо чего.
Пространство знает, как я бежал сегодня домой. Как ждал встречи. Как мне это было нужно, черт возьми!
Нас в группе осталось шестьдесят два, и пять минут назад мы закончили последний тест, результат которого «Отличная посадка!» еще мерцал на моем мониторе.
Теперь Доннован Уайт называл фамилию, номер шлюпки, к которой приписывался пилот, и назначение самого пилота. Сначала озвучивались первые пары пилотов – те, что заступали на вахту при старте с Корабля, затем – вторые и третьи. Список бортинженеров уже лежал в специальной директории в сети – их распределили вчера вечером. Имена звучали одно за другим, моего все не было, и согруппники уже начали поглядывать на меня с ухмылками – мол, ну что, обломился, штрайб? тебя все-таки выкинули?..
- …Септимус Мелета – шлюпка номер десять, первый пилот. Эхойя Дранг – шлюпка номер десять, второй пилот, - закончил перечисление третьей смены Уайт.
Это были пятьдесят девятый и шестидесятый. Все. Распределение закончено. Можно было вставать и уходить. Но я сжал зубы и сидел, упрямо глядя на преподавателя. Для чего-то же все это было надо – безумная усталость, ломота в костях, сводимые судорогой пальцы, песок в глазах и мерцающее «Отличная посадка!»? Для чего-то я изучал, как работают радиоизотопные двигатели, как использовать их для торможения и поворота, как потом отстреливать с минимальной отдачей, как на бороводородных реакторах при неизвестных погодных условиях производить снижение… Для чего-то же я до обиды упорно бился в закрытые двери!
- Поскольку на последнем занятии глупо отчислять лишних, - Уайт отвел от меня глаза и щелчком стряхнул невидимую пылинку с рукава темно-синего кителя, - Морриган Сейл и Аденор Раду назначаются запасными пилотами. Сейл приписывается к пятой шлюпке, у Раду – шлюпка номер три, первый борт.
Первый борт! Плазмапатрон ему в задницу! Адмирал. Опять Адмирал! Позаботился.
- Простите, сэр, - я поднялся с места, - есть ли возможность перевести меня на другую шлюпку? Ведь запасной пилот…
- Вы слишком много себе позволяете, Раду, - скривив губы, Уайт в очередной раз окинул меня презрительным взглядом. – Запасных пилотов берут не для количества, если вы не в курсе, а чтобы избежать любых случайностей. На пятой шлюпке будет эвакуироваться лазарет. На третьей – командование. Никаких осечек и неожиданностей там случиться не может: какая бы нежданная хворь не сразила пилотов, эти шлюпки должны опуститься на Гебу целыми и невредимыми со всеми пассажирами на борту. Ясно?
- Сэр, тогда могу ли я поменяться с Морриганом?
- Нет, - отрезал он. – Личная просьба Адмирала назначить вас под его командование.
Так я и знал! Дальнейший спор не имел никакого смысла. Я опустился обратно на стул.
- Что, штрайб, папашу стесняешься? Лажануться боишься? – прошипел слева Дранг.
- Разговоры! – прикрикнул Уйат, едва я развернулся к шептавшему. – Все свободны. Дранг, Мелета, Паркер, Робардис, Кидс, Гувер - останьтесь.
Задвигались стулья, зашумели люди, поднимаясь и направляясь к выходу. Я вышел последним. И почти сразу увидел его – в углу коридора, под вьющимися зеленым кустом, жался Крис. Я по привычке улыбнулся, собираясь шагнуть навстречу – давно не видел, соскучился, а перегруженный мозг совершенно отказывался вспомнить, почему мы до сих пор не встретились. Но едва он поднял на меня виноватые голубые глаза – на меня головной болью обрушилось воспоминание. Наверное, я сразу переменился в лице, потому что Крис тут же зажмурился.
- Если хочешь ударить – ударь! – предложил он взволнованным и отчего-то снова ломающимся голосом, хотя, насколько я помнил, эту подростковую проблему он уже преодолел.
- Нет, не хочу, - сказал я. Странно, вообще-то, с чего он решил, будто я его буду бить – я никогда ничего подобного не делал. – Ты зачем пришел?
- Я… Норик, мне бы… Мама говорит, что… ну, я извиниться.
- Мама послала извиниться? – перевел я. – Не стоит, правда. Только из-за мамы – не стоит.
Он потеребил завязки на серой куртке учащегося и глухо спросил:
- А если… из-за меня? Ты бы простил?
- Не знаю, Крис. Мне надо подумать. Я сейчас плохо соображаю. Извини.
- Ладно, - не стал возражать он, только ссутулился еще больше. Помолчал. Я устало привалился к пластику стены рядом с ним. – Мама по тебе скучает.
- У меня завтра свободный день. Я собирался зайти, помочь паковать вещи.
- Хорошо, - он кивнул – беленький, светлый – самый светлый из всех Раду. – Норик… а это страшно?
- То, что меня предал родной брат? – уточнил я.
- Нет, - у него хватило совести покраснеть, и завязки опять задергались в пальцах. – Быть мутантом – страшно?
- Нормально. Я привык, - и нетерпеливо поинтересовался. – У тебя все?
- Да, Норик. Пока. До завтра.
- До завтра, – бросил я и пошел прочь.
Никакого настроения разговаривать у меня не было. Я слишком хорошо изучил его хитрые речевые обороты, чтобы не заметить, что прощения «от себя» он так и не попросил.
- Тебя поздравить? – догнал меня у столовой Май.
- С чем? – неприязненно бросил я. – С тем, что Адмирал снова обо мне позаботился? Пристроил на место запасного пилота в своей шлюпке?
- Слушай, я тебя не понимаю… - задумчиво проговорил Май. – Разве это плохо, что отец о тебе заботится? Мой вытащил меня из Полиса сюда – лично я ему очень благодарен. Твой тоже делает что может. Какие претензии могут быть, Нор?
Я резко остановился и развернулся к нему:
- То есть ты считал бы вполне нормальным, если бы твой отец опозорил тебя перед всеми, зарезервировав место в тылу? Ты бы учился, надрывался, терпел издевательства согруппников, а потом… вместо настоящего назначения с радостью получил бы запасное местечко за троном?
Май быстро огляделся, вероятно, проверяя, нет ли свидетелей нашего разговора. Но коридор был пуст.
- Ну ты же не отказался, когда он предложил тебе учиться, правда? Видимо, после твоего согласия Адмирал решил, что все в порядке. Он бережет тебя как умеет, Норик.
- Да не надо мне такой бережливости! – возмутился я. – Я думал, все будет по-честному! Хоть в этот раз. Он же такой принципиальный – даже не попытался меня подбодрить после того, как Совет постановил выслать меня вниз. Правильно – субординация, закон одинаков для всех, преступник не заслуживает жалости и сочувствия… Так зачем теперь? Что за внезапно открывшееся стремление меня упрятать за спину? Если бы меня тогда грохнули в Черном коридоре – кого бы он сейчас пристраивал?
- Норик… - Май задумчиво покусал губу и положил руку мне на плечо. – В Черном коридоре, конечно, был риск тебя потерять. Но незначительный.
- Незначительный? – неверяще переспросил я. – Четверо охранников с излучателями на одного меня – это незначительный риск?
- Они бы не стали применять излучатели. А забить тебя им бы не дали. Техник, который передал тебе ультразвуковую хлопушку… помнишь?
Я и правда припомнил, хотя сейчас те события казались совсем давними – слишком много всего произошло с тех пор.
- Ну и что? Что могла изменить одна хлопушка?
- Расчет был на то, что хлопушка задержит охрану на какое-то время – и ты успеешь добежать обратно, до поста. Нашлись бы люди, подтвердившие, что на тебя покушались. Началось бы расследование, ты бы благополучно проходил по нему свидетелем – какое может быть изгнание при таких условиях? Потом всплыли бы и другие махинации Первого офицера, всем бы стало не до тебя, а потом Адмирал собирался объявить дорасследование происшествия с Перксом… Короче, вывернулись бы. На вполне законных основаниях. Только ты, глупыш, побежал не туда. Никто не ожидал, что ты помчишься в сторону от Полиса. Какой-то у тебя неправильный инстинкт самосохранения, - Май криво улыбнулся. – Видел бы ты, как Адмирал рвал и метал, когда ему доложили, что в Черном коридоре лежат четыре мертвых обобранных охранника, а тебя и след простыл…
Я смотрел на него, глупо открыв рот. Черт возьми, мне даже в голову не приходило, что Адмирал собирался использовать мое изгнание для расправы со своим противником Ричардом Мором. Вот надо же – все на службу собственным интересам…
- А если бы я не убил тогда Перкса, - медленно проговорил я, - как бы Адмирал планировал свалить Мора?
- Ну-у, - судя по его виду, Май немного смутился. Впрочем, если бы я знал его меньше, ничего не почувствовал бы. - Тут главным был не конфликт с Мором, а вытащить тебя из передряги. Снять с должности Первого офицера – бонус ситуации. Мы просто знали, что он не оставит тебя в покое, и когда Адмиралу доложили о готовящемся на тебя покушении, он решил это использовать.
- Еще одна сказочка для глупого мальчика, - кивнул я. – Конечно же, первым делом Адмирал заботился обо мне, ага.
- Что бы ты ни думал, Норик, ты – действительно одно-единственное больное место Адмирала, - твердо сказал Май. – Хотя нет. Есть у него еще одно – он ненавидит, когда его называют по имени.
Я не выдержал и расхохотался – до того все это было абсурдно. Я мучился, переживал, едва не отдал концы, потом с трудом осваивался в мире нижних, а, оказывается, всего-навсего требовалось повернуть обратно к кордегардии, чтобы остаться в шоколаде. Еще и героем бы сделали – в соответствии с планом человека, стеснявшегося своего имени. Хотя на свете есть множество более забавных и глупых вещей, чем имя Бонифаций.
- Ладно, Май, - отсмеявшись, сказал я и стряхнул с плеча его руку. – Как бы то ни было, я нисколько не благодарен папочке за такую заботу. Можешь так ему и передать. А теперь я домой, извини, - и пошел от него к атриумам.
Только по пути меня осенило, зачем все-таки Май тогда приходил меня проводить – по-видимому, он и должен был стать тем самым человеком, способным подтвердить мой рассказ о нападении в Черном коридоре. Небось, материализовался бы в кордегардии сразу же, едва заслышал крики. Вот тебе и добрые чувства Мая Свенсона, по велению которых он сторожил меня у границы Полиса…
На душе становилось все более мерзко и муторно. Единственное, чего до боли хотелось – поскорее оказаться дома, по боком у Вена, наконец-то заняться с ним любовью, и больше ни о чем не думать. А потом, когда после долгожданного оргазма мы будем жаться друг к другу, время от времени тыкаясь губами куда придется, рассказать ему все. Поведать о всех-всех своих несчастьях, освобождаясь от них. И Вен обнимет крепко, прижмет к себе и простит за все, в чем я не виноват. Он один умеет меня принимать и прощать за самого себя. Я не умею, а он умеет. За всю мою глупость, самоуверенность и наивность. За то, что вокруг меня постоянно плетутся какие-то интриги, а я барахтаюсь в них и никак не могу освободиться…
Один только Светлый Путь знает, как я его ждал! От нечего делать и чтобы не заснуть, навел порядок в каюте – последнее время мне немножко некогда было этим заниматься. Сделал все дела в душевой, перестелил белье на постели, принес из столовой ужин в каюту…
Я так живо предвкушал то, что состоится между нами, когда Вен переступит порог флата, что его пьяная физиономия напрочь выбила меня из равновесия. Я и забыл, что последние дни от него частенько попахивало спиртным, и ждать иного сегодня – с какой бы стати? Напротив, расслабление идет по нарастающей, не так ли?
И мне стало смертельно обидно. Даже здесь, с Веном, у меня ничего не получалось. Недаром он ищет спасения в выпивке. Ну и, конечно, разочарование ударило по полной – я ведь ждал от него поддержки, а вышло… Вышла ссора, от которых я уже как-то успел отвыкнуть.
Вылетев за дверь, я мысленно перебирал брошенные Веном слова – о теплом местечке, на которое пристроил папаша. От острой жалости к себе, беспокойно коловшейся в груди, на глаза наворачивались слезы. Потому что ведь так оно все и было.
То, что при желании определить меня на по-настоящему теплое место, без ответственности за жизнь людей, Адмирал запихнул бы меня в группу бортинженеров, можно было не вспоминать – отец наверняка догадывался, что я не соглашусь. Поэтому пошел более изощренным путем – предложил то, от чего я не мог отказаться. Заставил поверить, что я сумею чего-то добиться сам, а потом решительно задвинул в угол, раздавив малейшее самоуважение. Да нет, вообще уважение – в других по отношению ко мне тоже.
Я брел по знакомым коридорам Даунтауна, изредка сторонясь, чтобы пропустить торопящихся куда-то людей – кого с вещами, кого с пустыми руками, - и не мог решить, куда же мне податься. Очень хотелось остаться одному. Не для того, чтобы поплакать – вот еще, я никогда не плачу! я не такая уж и барышня, за которую меня держат, - а просто. Наконец сообразил – в тренажерный зал. У людей сейчас нет недостатка в физических нагрузках, вряд ли там кто-то обретается. И даже если ради металла разобрали тренажеры, маты наверняка оставили там – не хватало еще тащить с собой на планету разную ерунду, - так что мне не придется спать на голом полу.
Я повернул, собираясь так и поступить, когда меня окликнули. Недоуменно оглянулся – Рада. Подошла – все еще тонкая, какая-то звенящая, в рабочем комбинезоне, коса переброшена через плечо.
- Привет. Давно не виделись. Совсем забыл, да? Вот Вен, в отличие от тебя, нас навещает, а ты…
Я покраснел.
Действительно – с тех пор, как Раду выписали из лазарета, я ее ни разу не видел, разве что мельком в столовой. Как-то… ну, неловко мне было к ней подходить, да и она не стремилась к общению. Не скажу, будто сильно расстраивался из-за нашего отчуждения – мне хватало известий, которые время от времени приносил Вен. Хотя новость о том, что Рада перебралась в каюту к Бену, меня одновременно и порадовала, и насторожила. Порадовала, потому что частично снимала с меня ответственность – я ведь, все-таки, переживал за Раду и ее ребенка, пусть и не имел на то никаких особых оснований и прекрасно это осознавал. Насторожила – потому что это был Бен, и он не казался мне надежным человеком. Несмотря на убеждение Вена в обратном. А уж в то, что меня там могут ждать, я и вовсе не верил. Но вот Рада, оказывается, ждала, надо же…
- Друзья огорчаются, когда про них не вспоминают, - пробасил появившийся словно из-под пола за ее плечом Бен.
Друзья? Я с сомнением поглядел на них. Неужели и правда у меня есть люди, которых я могу назвать друзьями? Даже не так – которые сами готовы назвать себя моими друзьями? Причем один из них – Бен?
А потом вспомнил и его широкую спину между мной и собиравшимися меня растерзать людьми, и короткие рыжие лохмы человека, несущего меня в лазарет после приступа в Лабиринте…
- Простите, - искренне сказал я. – Просто у меня нет опыта. Я совершенно не умею дружить. Я вообще ничего не умею. Вон и Вен… - я вовремя прикусил язык. Незачем им знать.
- И что Вен? – тут же насторожилась Рада.
- Ничего, - помотал я головой, отводя глаза.
- Опять напился? – проницательно поинтересовалась Рада.
Я пораженно уставился на нее.
- Он заходил на днях, - пояснила Рада, - навеселе.
- О-о! – растерянно протянул я.
- Терпеть не могу, когда он уходит в запой, - призналась она. – Хочется его чем-нибудь пристукнуть.
- Зря вы так, ребята, - вмешался Бен. – Вену не позавидуешь. Я всего-навсего в мастерской грузы потягал, и то очень хочу расслабиться, а ему больше месяца каждый день приходилось грязные танки отскребать. Это такая работа, что просто жуть. На фермах почти все пьют, особенно кто чисткой и стерилизацией занимается.
Я промолчал. Потому что понял – сегодня я снова не подумал о Вене. Только о себе. О том, что нужно мне – ласка, тепло, понимание, которые я рассчитывал получить. В то время как у моего партнера не оставалось сил даже на себя..
- Пошли ночевать к нам? – предложила Рада. – Что-то мне подсказывает - ты сегодня не собираешься возвращаться в каюту.
Первым порывом было согласиться. Я и правда не смог бы сейчас заставить себя лечь в нашу кровать, а моего замечательного спальника уже не существовало. Но потом я сообразил: Рада с Беном, судя по всему, только-только идут из мастерских, где тоже целый день паковались, а завтра – последний день перед высадкой, и что там получится и как – неизвестно. Без сомнения, им хочется побыть наедине - не меньше, чем мне с полчаса назад хотелось того же с Веном. И стало стыдно.
- Нет, я в лазарет, - отказался я. – Может, там чем помочь надо…
- Ну смотри, - пожал плечами Бен. Уговаривать он точно не собирался. – Пойдем? – это Раде. – Честно говоря, я бы весь завтрашний день с удовольствием проспал. С тобой в обнимку, конечно, - тут же спохватился он, а Рада улыбнулась.
Потом все-таки еще раз взглянула на меня:
- Но если передумаешь – предложение в силе, заходи.
- Спасибо, - поблагодарил я, и они отправились дальше по коридору.
Бен обнял Раду за талию и, склонившись, зашептал на ухо что-то забавное, но наверняка неприличное, потому что она фыркнула и легонько ударила его по руке.
Я посмотрел им вслед и действительно повернул к лазарету. Ну а вдруг и правда пригожусь? А то позор – все вокруг надрываются, а я только в кнопочки тыкаю, да еще теперь и в запасных сидеть буду, как крыса какая.
По пути думал о том, что Рада действительно выглядит гораздо лучше – глаза у нее перестали быть совсем мертвыми. И если этому поспособствовал Бен, я согласен простить ему любые пошлые шуточки – хоть про меня, хоть про кого угодно. Впрочем, он стал гораздо сдержаннее на язык…
В лазарете Нора медленно укладывала лекарства в коробки, стараясь ничего не перепутать.
- Помощь нужна? – спросил я с порога, мимоходом обрадовавшись, что Блича нет. Мне только с ним не хватало объясняться.
- Ох, Нор! – она слабо улыбнулась. – Ты меня напугал. Я не слышала, как открылась дверь, - она распрямилась, держась за поясницу.
- Слушай, - сказал я, пристально на нее поглядев. – Иди-ка ты домой, а? А то, наверное, Ив с Патриком скоро забудут, как ты выглядишь.
- Не забудут. Вот высадимся – так я им так перед глазами примелькаюсь, что даже надоем, - слабо улыбнулась Нора.
- Иди-иди, - продолжал настаивать я. – Я тут все дособеру. Читать я умею, и коробки отмаркированы.
- А дежурство? – слабо возразила она. – Вдруг что-нибудь срочное?
- И подежурю, - кивнул я. – На самый крайний случай – добегу до Блича, он тут поблизости живет.
- Блич пошел к Каролине и дочери.
- Ну вернется же потом. Да я надеюсь и сам справиться. Дежурил ведь уже – и ничего… А ты вон как устала.
- Устала, - призналась Нора. – Соображаю плохо, от букв и цифр в глазах рябит.
- Тем более в таком состоянии ты тут нараскладываешь, - притворно нахмурился я. – Да и будущему жителю Гебы вредно, когда мама переутомляется! Тебе просто не видно, а я чувствую, как он возмущен!
На самом деле ничего такого я не чувствовал – я ведь даже не прикоснулся к Норе, но это сработало – она погладила свой живот и вздохнула:
- Я правда могу идти?
- Еще как можешь!
- Спасибо, Нор, - она протянула мне руку, и я поцеловал ее тонкие пальцы. На этот раз Нора не стала особенно смущаться. – Удачи тебе. Нам всем – удачи!
- Передавай привет Айвану, - сказал я.
Она кивнула и пошла к двери.
Занятые руки не мешали думать, и я размышлял. Обо всем сразу – об измученном нетрезвом Вене, который не знал другого способа расслабиться. О Раде, потерявшей дорогого человека, но все равно нашедшей в себе силы обогреть такого неприкаянного парня, как Бен. Об измотанной Норе, которую дома с нетерпением ждут муж и сын. О Мае, который спал где-то наверху и понятия не имел, что такое настоящие друзья и неподдельные чувства. Или имел, но не по отношению к людям, от которых могла зависеть его карьера. Об Адмирале, который считал, что может все и за всех решать. О себе, который, если разобраться честно, был даже рад оказаться в роли запасного пилота.
Да-да, рад. И за это мне тоже было стыдно. И злился я больше всего, оказывается, из-за этого – и на других, и на себя.
Потому что я боялся. Никак не меньше, чем все обычные люди. А трус-пилот в рубке – это, знаете ли, нечто.
Я изо всех сил гнал от себя страх и давил недостойные порывы, но теперь-то, наедине с собой, можно было признаться – глубоко внутри я тихо паниковал с самого Поворота. Потому что именно в тот момент ощутил со всей неотвратимостью: мой мир, мир Корабля, в котором мы жили столько лет – ненадежен.
Раньше подобные мысли никогда даже близко не прокрадывались в сознание. Все вокруг казалось незыблемым и прочным. Хотя я знал, что мы все находимся в титанитовом корпусе, несущемся в бесконечном Космосе. Неоднократно видел звезды из рубки, от чего немного захватывало дух. И все-таки - все-таки до конца в голове не укладывалось, что из-за какого-нибудь пустяка весь наш мир может разлететься на куски.
И только во время Поворота, когда все вокруг дрожало, скрипело, скрежетало, стонало и готово было лопнуть от напряжения, а я кричал от поднимавшегося откуда-то из желудка ужаса, до меня это по-настоящему дошло…
А шлюпка ведь гораздо меньше Корабля. И хотя умом я понимал, что дело, конечно, не в размерах, вести эту скорлупку в огромном равнодушном пространстве, где никто тебе не поможет, было страшно. Гораздо проще забиться в одно из кресел в противоперегрузочной сфере, попросить снотворного и отключиться, положившись на профессионализм кого-то там – кого-то более умного и надежного: уверенного в себе Уайта или спокойного Лайтинга… Хотя вот, пожалуй, Дрангу я бы не стал так безоговорочно доверять… Впрочем, даже если пилот моей шлюпки не справится – я не успею ни о чем узнать и пожалеть.
Я и спорить-то с назначением полез из-за страха. Наперекор ему хотел положить руки на рычаги управления. И посмотреть – кто кого. И первая мысль, мелькнувшая при словах Уайта – кто-то узнал о моей трусости, и именно поэтому меня отстранили, - обдала еще большим ужасом…
И зачем только мне приспичило обучаться пилотажу? Впору было проклинать себя, правда. Все равно ничего хорошего из моего обучения не вышло – на занятии перед всеми опозорили, доверия к пилотам лишили, а теперь я еще и с Веном поссорился…
Я вздохнул, упаковал последнюю коробку, оглядел опустевшую комнату, где уже не светился экран терминала, а к голым стенам жались ящики с оборудованием и медикаментами. Потом улегся на одну из коек в лазарете, оставив открытой дверь в приемную – чтобы услышать стук посетителей. Сначала некоторое время горько пялился в потолок, мягко освещенный одиноким синим ночником, а потом заснул – как в яму провалился.
85.
Утром я проснулся с невыносимой головной болью. Затылок ломило так, словно мне опять врезали по голове. Я шепотом позвал Нора, но в каюте было тихо-тихо. С трудом сев на кровати, я потер виски и открыл глаза.
Судя по всему, ночевать Нор не так и не пришел. А я, как выяснилось, так и спал всю ночь в одном ботинке и в одежде…
Я вспомнил, что наговорил вчера, и почувствовал, как лицо заливает краской. Язык мой – враг мой. Я ведь совсем не считал, что Нору наверху хорошо и весело. Он иногда упоминал, как относятся к нему другие пилоты. Да и уставал не меньше моего. И глаза у Нора болели постоянно, и голова…
Пошарив в шкафу, я отыскал алюминиевую полоску с таблетками. Выпил сразу две, развязал проклятый шнурок, стащил провонявший потом комбинезон и пошел мыться. На душе было муторно.
В столовой я Нора не увидел – видимо, он уже успел позавтракать и поднялся наверх. После Поворота часть мутантов по-прежнему ежедневно поднимались в Дансити: помогали грузить шлюпки, проверяли работоспособность электронных систем там, где невозможно было их проверить иным способом, восстанавливали разрушенные энергоконтуры. Нор уходил с ними, но возвращался много позже, через атриумы.
Получив свою миску с завтраком, я оглянулся, отыскивая свободное место, и увидел, как из-за дальнего столика мне машет рукой Блич. Рядом с ним сидел Рей, и я поспешил к братьям.
- Напился вчера, - вместо приветствия тут же определил Блич. – Глаза красные, морда помятая. В кого ты такой обалдуй, Невен?
- Да ладно тебе, - пробасил Рей и хлопнул меня по плечу. – Что, Вен, братец никак не может привыкнуть к тому, что ты у нас совсем взрослый мужик?
- Не-а, - я тоже дружески ткнул его кулаком в грудь. – Не может. Я тебя не видел чертову уйму времени. Как дела?
- Неплохо, - Рей ухмыльнулся. – Разобрали мою плавильную мастерскую до последнего болта. Как представлю, что потом это все снова собирать - волосы дыбом встают. А уж работы будет - на всю оставшуюся жизнь. Не грузить же синтезаторы всякими гвоздями-скобами. Да и неизвестно, сколько они протянут после всех наших переездов-перелетов. Базиль говорил, на Гебе станем потихоньку разбирать и переплавлять детали шлюпок. Не всех, конечно. Ну и руду искать тоже придется, конечно, а как же.
- Жутковато, - Блич передернул плечами. – Не представляю, как мы будем там обустраиваться. Какая там природа, есть ли животные? Кто из них опасен, кто годен в пищу. Что нам там грозит?
- Болезней опасаешься? – Рей глубокомысленно покачал головой. – Ну да, вирусы там, бактерии…
- Вот как раз этого я не боюсь, - Блич поджал губы. – Опасных для нас вирусов там быть не может. Бактерии – да, но у нас есть все для выделения штаммов и создания вакцин и соответствующих антибиотиков в нужном количестве. Я, брат, боюсь неизвестности. Представь на минуту, что на Гебе существует жизнь, но ее форма нам просто неизвестна. Эксперты основывались на том, что не зафиксировано никаких типов излучения, характерных даже для примитивного уровня цивилизации. Но вдруг жизнь там существует в океане? Под землей? Или она вообще основана на неизвестных нам энергиях? Или…
- Блич, - я положил ладонь на его запястье и несильно сжал. – Это все имело бы значение, будь у нас выбор. Но ты ведь сам знаешь, что Корабль обречен. Если там есть живые существа – попробуем с ними договориться.
Брат посмотрел на меня с непонятной жалостью, и я почувствовал себя рядом с ним глупым мальчишкой, ничего не знающим о жизни.
- Много с нами верхние договаривались, пока не приперло? – тихо спросил Блич. – Если там есть жизнь, они без сомнений начнут ее уничтожать, чтобы освободить себе жизненное пространство. Это в их природе, Вен. И вот этого я боюсь больше всего.
Было немного жутковато смотреть, как техники начинают отсоединять от танков питательные шланги с блоками. Наш примитивный самопал, конечно, на Гебу не брали. Собственно, и с верхних ферм предполагалось погрузить на шлюпки детали только одного танка – чтобы при необходимости быстро вырастить клетчатку для антибиотиков и вакцин. Но за час до старта шлюпок с Корабля вся энергия будет перенаправлена на накачку стартовых фазеров, чтобы двигатели получили максимальный тормозящий импульс. Поэтому все контуры ферм перезамыкались на десантные блоки, так как плантации и являлись самыми крупными потребителями энергии.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |