Эрик улыбнулся, почувствовав, как губы короля коснулись его волос в нежнейшем поцелуе. Губы Эрика скользнули по влажной бархатистой кожи груди короля и замерли над одним из крупных сосков, потом острый язычок юноши пощекотал его, дразня и будоража, и Винсент тихо застонал. Он вряд ли был способен сейчас возбудиться настолько, чтобы возжелать повторения любовных игр. Этой ночью они изрядно вымотали друг друга, доводя ласками до исступления и поистине неистовой разрядки, так что теперь могли только слегка поддразнивать друг друга. Именно поэтому в ответ на шаловливую нежность Эрика, король скользнул рукой по зацелованным ягодицам юноши и легонько сжал одну из них своей ладонью.
Эрик поднял голову и жадно впился в губы короля.
– Нет ничего приятнее и легче, чем дарить счастье тому, кто любит. Бог мой, как бы я хотел, чтобы вы никогда не смогли разлюбить меня! – вздохнул он, слегка отстраняясь, однако Винсент потянулся за ним и осыпал его лицо нежными поцелуями.
– Но я и не смогу разлюбить тебя, мое солнце. Я слишком сильно люблю тебя для этого, – сказал он, перемежая слова ласками.
– Слишком сильно не бывает, – с легкой печалью отозвался Эрик. – Я хочу, чтобы вы любили меня всегда, – в серебристых глазах мелькнули слезы. Он вдруг представил себе с ясностью, повергшей его в ужас, что король узнает о нем всю правду. Теперь, когда он понял, что любит Винсента, Эрика более всего страшила разлука с ним. Он даже не боялся смерти, считая ее вполне заслуженной карой за обман. Изгнание из Монкье было для него гораздо страшнее. Юноша уже не представлял себе, как сможет жить без этого прекрасного и сильного мужчины, лучшего на свете, дарившего ему такое неземное наслаждение.
Заметив слезы в любимых глазах, Винсент встревожился.
– Что? Что случилось, Эрик? – он стиснул юношу в объятиях и зарылся лицом в белокурый шелк волос, аромат которых сводил его с ума. – Поверь, мой единственный, я никого не любил так, как люблю тебя. Эрик… – король чуть отстранился и заглянул в лицо своего фаворита. Юноша улыбнулся ему, однако эта улыбка не смогла обмануть короля, и он стал целовать мокрые от слез серебристые глаза, соленые щеки и губы, которые он просто боготворил. – Эрик, ты изменил все в моей жизни. До встречи с тобой все было иначе. Моя жизнь не имела никакого смысла, а ты… Ты стал смыслом моей жизни, мой бесценный дар небес. Я не могу жить без тебя… и не хочу тебя терять…
Эрик, силясь улыбнуться, уткнулся мокрым от слез лицом в шею короля.
– Я тоже не хочу терять вас, сир, – глухо отозвался он, – ибо наша встреча изменила не только вашу жизнь, но и мою…
ГЛАВА 17
читать дальше
Теперь они были неразлучны. Эрик сопровождал короля повсюду; на всех балах и торжественных приемах юноша был поблизости от него, и Винсент чувствовал себя на вершине счастья. Он не помнил, чтобы хоть когда-нибудь прежде был так счастлив. Ни один из его фаворитов не был ему так бесконечно дорог. Даже Этьен и Александр, которых он любил более других, не вызывали в его душе того сладостного томления и невероятного ощущения счастья, которые владели им с момента появления в его жизни этого хрупкого белокурого мальчика с серебристыми глазами. Винсент просто растворился в своей любви и даже не пытался скрыть ее от посторонних глаз, понимая, что ему это все равно не удастся. И это было весьма благоразумно, ибо все прекрасно видели, как страстно влюблен их государь в своего обворожительного фаворита. Однако при этом придворные не могли не отметить безупречное поведение юного дворянина.
Эрик Д’Эркье был неизменно вежлив и доброжелателен со всеми, его отличало поразительное спокойствие, и он одинаково корректно относился ко всем людям, что окружали его, – от самых высоких сановников королевства до самого последнего слуги. При этом у Эрика было множество поклонников, пылко влюбленных в него, но юноша не давал никому из них ни малейшей надежды на взаимность. А его нежелание вмешиваться в государственные дела и диктовать свою волю королю, который обожал его и сделал бы все, чтобы угодить своему фавориту, было столь очевидно, что почти никто не смел обращаться к юноше с какими-либо просьбами. Правда, поначалу некоторые придворные, узнав о том, что король по просьбе Эрика помиловал его старшего брата и еще двух юношей, уже приговоренных к казни, обрушили на королевского фаворита целый поток слезливых просьб. Однако Эрик чрезвычайно вежливо, но и столь же твердо дал всем понять, что никогда не будет посредником в отношениях между придворными и королем, ибо его задача заключается не в том, чтобы указывать королю, как ему следует поступить в том или ином случае, а только лишь в том, чтобы доставлять государю удовольствие и делать его счастливым.
– Представляешь, он так и сказал, – смеясь, рассказывал ночью Этьену Готье, – мол, если все фавориты его величества начнут указывать своему государю, что ему делать, вместо того, чтобы услаждать своими ласками его плоть, в стране начнется хаос.
Этьен только вздохнул. Мальчишка вел себя безукоризненно, этого не мог не признать даже он. Этьен все время ждал, когда Эрик оступится, выдаст себя или сделает что-то, что откроет всем его истинное лицо мошенника и лжеца и отвратит от него всех его восторженных почитателей. Однако время шло, а юношу по-прежнему нельзя было упрекнуть ни в чем, кроме, пожалуй, одного – его постоянного присутствия рядом с королем. Правда, граф де Фийе понимал, что этим юноша просто потакает королю, который не желал расставаться со своим юным фаворитом ни на одно лишнее мгновение.
– Почему ты вздыхаешь? – удивился Готье. – Или ты до сих пор считаешь этого маленького ангела мошенником?..
– Разве у меня недостаточно причин думать так? – отозвался Этьен мрачно. – Я же рассказывал тебе о том разговоре, который мы с королем подслушали, – у Этьена никогда не было тайн от своего любовника.
– Но, ты говорил, король отнесся весьма безразлично к тому, что узнал об Эрике, – возразил Готье, – тогда как ты все время заостряешь на этом внимание, Этьен. А может быть, ты и в самом деле просто ревнуешь короля к нему?
– Не говори глупости! – отозвался граф сердито. – Просто я не могу отделаться от мысли, что мальчишка бессовестно играет с Винсентом, как кошка с глупой мышью, не испытывая никаких серьезных чувств. Если бы я был уверен в том, что он действительно любит Винсента, я первым предложил бы ему свою искреннюю дружбу. Но тот подслушанный разговор не дает мне покоя.
Готье улыбнулся. Сам он относился к Эрику с благоговением, смешанным с определенной долей влечения, правда, тщательно подавляемым Готье. Эрик был любовником короля. И не просто очередной игрушкой в руках пресытившегося мальчиками государя, а обожаемым, боготворимым возлюбленным, смыслом жизни короля, и Готье, лучше многих других зная Винсента, понимал, что ни у него, ни у кого-либо еще нет ни малейшего шанса завоевать благосклонность юноши, который был в этом отношении столь же безупречен, как и во всех прочих. Не то чтобы из-за этого юноши Готье стал меньше любить своего любовника, нет. Этьен был бесконечно дорог Готье, и молодой человек не мыслил свою жизнь без него, но устоять перед красотой и очарованием Эрика, было невероятно сложно.
– Кстати, – сказал Готье, – сегодня королева изволила появиться на приеме.
– И ты, конечно, считаешь, что она сделала это только из-за мальчишки? – скептически протянул Этьен.
– Конечно, – уверенно отозвался Готье. – Слухи о нем заполонили дворец и, вне всяких сомнений, уже успели просочиться в опочивальню ее величества.
Этьен с сомнением покачал головой, хотя в глубине души он был согласен с любовником. Появление нового фаворита не могло оставить королеву равнодушной, поскольку еще ни об одном из любовников ее могущественного супруга не говорили столько, сколько об этом, последнем. Все разговоры были только о красоте, уме, самообладании, такте и прочих достоинствах юного Эрика Д’Эркье. Естественно, женское любопытство сыграло свою роль, и Жозефина захотела взглянуть на юношу, покорившего короля.
Она присутствовала на приеме не более получаса, и все это время ее глаза были прикованы к фавориту короля. Странное дело, но Этьену показалось, что королева осталась довольна выбором своего царственного супруга. Во всяком случае, на прощание она улыбнулась Эрику весьма милостиво. И Этьен вынужден был вновь отдать должное королевскому фавориту. Эрик не выставлял напоказ свою близость с королем и держался в тени, весь вид его выражал почтительность и доброжелательность, что не могло не нравиться королеве, тем более что все прежние любимцы короля, кроме самого Этьена, окатывали ее ледяным равнодушием, граничившим порой с непочтением. Даже Александр в этом отношении не был исключением. Прелестный юноша, безукоризненный практически во всем, в этом Александр был далеко не совершенен. Жозефину он терпеть не мог…
Этьен вновь тяжело вздохнул. Ему вовсе не хотелось так легко отказываться от своей ненависти к Эрику, но теперь это начинало казаться ему неизбежным.
* * *
И все же Эрик не всегда сопровождал короля. Юноша категорически отказывался присутствовать в кабинете короля во время советов и тайных бесед последнего с министрами и советниками, хотя Винсент и пытался убедить юношу, что он совсем не помешает им. Однако Эрик был уверен в том, что его присутствие на подобных советах вызовет лишь недовольство и недоумение у самых высокопоставленных лиц королевства и, без сомнения, подорвет престиж повелителя Эльмайры.
Винсент вынужден был смириться, и эти часы без Эрика были для него своеобразной пыткой, которую он терпел только ради того, чтобы утешиться потом в его же нежных объятиях. Меж тем Эрик проводил это время в окружении своих восторженных поклонников. Он не избегал их, считая это смешным и нелепым и боясь показаться невежливым и заносчивым. Однако его спокойная доброжелательность никого не могла обмануть, все прекрасно понимали, что у них нет ни малейшего шанса завоевать привязанность этого юноши, во всяком случае, пока он оставался фаворитом короля. И потому поклонники Эрика довольствовались тем, что развлекали юношу, пока король был занят делами.
Более других старался Альфиери. Музыкант видел, что прекрасному королевскому фавориту нравится его виртуозная игра, и его скрипка пела для Эрика с особым чувством.
Этьен, заставший однажды Эрика наедине с Альфиери, пришел в ярость. Эрик сидел в кресле, слегка откинув голову назад, и слушал музыку. Альфиери играл для него, устремив на юношу горящий взгляд. Именно этот взгляд привел Этьена в бешенство, ибо в нем светилась ничем не прикрытая страстная любовь. Если бы кто-то только посмел взглянуть так на Готье… Однако при этом граф де Фийе не мог не признать, что самого Эрика менее всего волновал взгляд Альфиери. Его серебристые глаза были закрыты, и наслаждался юноша только музыкой.
Тем не менее Этьен не удержался и в тот же день заметил королю как бы между прочим:
– Тебе надо гнать Альфиери в шею из Монкье, поскольку тот явно влюблен в твоего чудесного мальчика.
Винсент взглянул на друга и невесело рассмеялся.
– Если я выгоню всех, кто влюблен в Эрика, в Монкье останешься только ты, – отозвался он.
– И все же…
– Я не могу выгнать Альфиери, – сказал король, вздыхая. – Эрику нравится его игра, а я не могу лишить его того, что ему нравится.
– А если ему понравлюсь я? – ядовито поинтересовался Этьен.
Винсент пожал плечами.
– Я говорил тебе, что вынесу все, чтобы только не потерять его… даже твою измену, – в спокойном, казалось бы, голосе короля прозвучало отчаяние, и Этьен тотчас же почувствовал себя виноватым.
– Прости, я сказал глупость. Я никогда не изменю тебе, Винсент… не предам.
– Я знаю, – Винсент улыбнулся другу. – На свете нет никого, кто был бы верен мне так, как ты, мой бесценный друг. И ты знаешь, Этьен, как я люблю тебя. Но то, что я испытываю к Эрику, не выразить никакими словами… – голос Винсента слегка дрогнул, но он лишь вновь улыбнулся. – Я знаю, ты не хочешь понимать это, но я никогда и никого еще не любил так, как люблю его.
– Да, – согласился Этьен, почти не кривя душой. – Я не совсем понимаю, чем так тебя пленил этот простолюдин, но поверь, я хочу понять, и я стараюсь…
* * *
А недели через три после помилования Шарля, ближе к вечеру, из Алькамо пришло письмо, адресованное Эрику. Слуга, доставивший его, объявил, что ему велено дождаться ответа. Эрик велев слуге ждать за дверью, нетерпеливо вскрыл конверт и, мрачнея на глазах, прочитал послание. Король, сидевший рядом с ним и внимательно следивший за выражением лица своего фаворита, пока тот читал, осторожно коснулся руки юноши.
– Что случилось? – с тревогой спросил он, предчувствуя беду. Эрик потерянно взглянул на короля, и в его глазах блеснули слезы.
– Что с тобой? – еще больше встревожился король, притягивая юношу к себе поближе и заглядывая в его лицо. – Эрик, скажи мне, ради всего святого, что произошло, – юноша закрыл глаза, и по его щекам медленно покатились две слезинки. Король пришел в отчаяние. – Эрик, – прижимая любовника к себе, страстно произнес он, – ты знаешь, что на свете нет ничего, что бы я не сделал для тебя. Тебе достаточно шевельнуть мизинцем, и я выполню любое твое желание, любой каприз…
– Увы, сир, – тихо отозвался Эрик, привычно ткнувшись заплаканным лицом в шею Винсента, – есть вещи, над которыми не властны даже короли.
У Винсента сжалось сердце. Смерть. Пожалуй, только над ней он был не властен.
– Да, мой единственный, – отозвался он, кусая губы, – но я так люблю тебя… Мне нестерпимо больно видеть твои слезы.
– Я знаю, сир, – Эрик судорожно вздохнул, пытаясь успокоиться, – и я бесконечно благодарен вам за все. Но сейчас вы ничем не можете помочь мне. Умер человек, которого я любил… – голос юноши дрогнул, – как родного отца. Он был очень добр ко мне, и я… – Эрик отстранился и, закрыв лицо руками, попытался отвернуться. Ему было стыдно за свою слабость, за свои слезы, но он не мог справиться с ними, слишком печальным было известие из Алькамо, слишком дорог ему был этот человек, которого не стало…
– Эрик, – король притянул юношу в свои объятия, – я соболезную твоему горю. Скажи мне, что я могу сделать для тебя?
– К сожалению, ничего, – отозвался Эрик, отнимая от лица руки, которыми тут же завладел король, слегка сжимая в своих, пытаясь хоть так передать юноше всю свою любовь и свое искреннее сочувствие. – Он был стар, но когда я уезжал из дома, ничто не предвещало беды… Он выглядел вполне здоровым, и я сказал ему только «до свидания»… Я не думал, что не увижу его больше.
Винсент заглянул в лицо Эрика.
– Он был так дорог тебе, этот человек? – тихо спросил он, и Эрик молча кивнул. – Он был твоим родственником?
Эрик отрицательно покачал головой.
– Он был садовником, – отозвался он, опуская глаза, в которых все еще стояли слезы, – но я очень любил его.
– Садовником?.. – Винсент едва сумел сдержаться, чтобы не выдать себя. Но теперь он понимал причину отчаяния Эрика и всю глубину его горя. Когда у Винсента умер отец, он так же не мог долго придти в себя, хотя и не любил отца так нежно, как, по всей видимости, Эрик любил своего.
Эрик решительно поднялся. Король растерянно смотрел на него снизу вверх и юноша, ласково улыбнувшись, вздохнул.
– Я должен ехать. Немедленно. Завтра похороны, и я должен быть там.
– Я не могу поехать с тобой? – неуверенно спросил Винсент, заранее зная ответ, но все же надеясь на что-то. Однако юноша только молча покачал головой.
* * *
– Почему ты не поехал с ним? – спросил Этьен, когда утром следующего дня застал короля сидящим в кресле у камина и смотрящим в одну точку. На нем была та же одежда, что и накануне вечером, и выглядела она так, что сразу становилось понятным: эту ночь король провел, не раздеваясь и не смыкая глаз, а на вопрос Этьена, что произошло, едва слышно выдохнул: «Вчера вечером Эрик уехал в Алькамо».
– Это было невозможно, – ответил Винсент с горечью. – Он уехал на похороны.
– И кто же умер?
– Садовник, – со вздохом отозвался Винсент.
– Садовник?! – воскликнул Этьен изумленно. – То есть… его отец?..
– В том-то и дело, – король провел рукой по лицу, словно снимая усталость и тревогу, – если бы я отправился с ним, он не смог бы оплакать отца должным образом и вынужден был бы скрывать от меня свои истинные чувства.
– Как же ты переживешь разлуку с ним? – поинтересовался граф де Фийе, пряча невольную усмешку. Ему казались немыслимыми и поведение короля, и эта глухая тоска в его янтарных глазах.
Винсент, почувствовав скрытую иронию, с упреком посмотрел на друга.
– Я не знаю, – тихо сказал он. – Возможно, это забавно, но теперь я не представляю свою жизнь без него.
Этьен вскоре понял, что король тоскует еще сильнее, чем казалось на первый взгляд, что для его лучшего друга жизнь словно остановилась, едва его фаворит покинул Монкье. Тоска рвала сердце Винсента в клочья. Он не мог думать ни о чем, кроме одного: Эрик уехал. Все попытки Этьена развеселить или хоть немного расшевелить друга были безуспешны, и это приводило графа де Фийе в ярость. Так томиться по этому простолюдину было глупо. В конце концов, они с Готье тоже разлучались, и надолго. И несмотря на то, что он скучал по своему любовнику, он продолжал жить.
Винсент тоже продолжал жить. Но, казалось бы, время для него, как и он сам, замерло в ожидании возращения Эрика. Он не воспрял духом даже тогда, когда Эрик прислал со слугой сообщение, что вернется на следующий день.
Выслушав слугу, король опустил глаза и произнес про себя:
– Еще одна ночь без него…
– Не стоит так переживать, – заметил Этьен хмуро. – Вернется завтра утром твой ненаглядный.
– Мне кажется, завтра никогда не наступит, – в ровном и практически безжизненном голосе короля Этьену послышались отчаянные нотки, и это разозлило и без того недовольного поведением друга графа де Фийе еще больше.
– Может, тебе все же стоит немного отвлечься от мрачных мыслей? – поинтересовался он.
Король взглянул на него, вопросительно вскинув брови, и Этьен лукаво подмигнул ему:
– Я мог бы прислать тебе симпатичного мальчика, того же Луи де Сен-Мийеля, например, и эта ночь прошла бы для тебя совершенно незаметно.
Винсент устало покачал головой.
– У меня нет ни сил, ни желания даже для того, чтобы разозлиться на тебя.
– Разозлиться? – удивился Этьен. – За что? Неужели только за то, что я – из лучших побуждений, заметь! – предложил тебе красивого невинного мальчика?..
Король вздохнул и сжал виски руками.
– Мне не нужен никто, кроме Эрика, – глухо сказал он.
– Этот лживый сын садовника лишил тебя не только разума, но и способности радоваться жизни, – Этьен покачал головой. – Меж тем он сам, наверняка, не теряет времени даром. Как нам известно, в Алькамо у него даже не один, а два любовника. Спорим, он переспит с обоими?
Король вскинул голову, и Этьен осекся, увидев застывшие в самой глубине его янтарных глаз слезы.
– Если это доставит ему удовольствие, – почти спокойно отозвался Винсент, – он может переспать со всем Алькамо, да и с Монкье тоже. Однако это не сможет изменить моих чувств к нему.
– Винсент! – Этьен ошеломленно взглянул на друга. – Что ты говоришь?!
– Я говорю, – начиная терять терпение, отвечал король, – что люблю его больше жизни, больше всего на свете. Я говорю, что для меня самое главное – быть с ним. Я был бы счастлив, даже если бы он никогда не позволил мне обладать им. Просто быть с ним рядом, всегда и везде – вот что такое счастье в моем понимании. И я уже устал повторять это тебе. Почему ты не хочешь понять, что я люблю его?! Что для меня просто невозможно придумать пытку ужасней, чем разлука с ним?! Что я умру, если он бросит меня?.. Этьен, ты всегда понимал меня лучше других, лучше всех на земле, иногда нам даже не нужны были слова. Какая гармония царила в наших отношениях! Но теперь все изменилось. Я не могу объяснить тебе, а ты не хочешь понять…
– Да я и не хочу понимать тебя! – взорвался Этьен. – Этот лживый и порочный мальчишка-простолюдин водит тебя за нос, делая из тебя посмешище, а ты словно не понимаешь этого! Он вьет из тебя веревки и кичится этим!
– Уходи! – рявкнул король, едва сдерживая гнев. – Я предупреждал тебя, чтобы ты не смел дурно отзываться о нем, но ты не хочешь понимать… Что ж, наверное, нам следует признать очевидное – наша дружба умерла!
Этьен вскинул голову.
– Она никогда не умерла бы, если бы не сын садовника, убивший ее! – выкрикнул он сердито.
– Ты так и не понял, – отчеканил Винсент ледяным тоном, – что Эрик здесь совершенно ни при чем, что нашу дружбу убил ты! Но теперь это уже не имеет значения, потому что изменить что-либо мы с тобой не в силах. Уходи.
Этьен помедлил несколько мгновений, пытаясь поймать взгляд короля, но тот демонстративно уставился в огонь, пылающий в камине, твердо решив не обращать на друга внимания, и граф де Фийе вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
ГЛАВА 18
читать дальше
Эрик, разумеется, не знал, что происходит в Монкье между королем и графом де Фийе. У него хватало и других поводов для тягостных раздумий.
Он возвращался в Алькамо, терзаемый самыми разными чувствами. Слуга, сопровождавший его, сладко спал, свернувшись на сиденье напротив, а юноша даже глаз сомкнуть не мог. Известие о смерти человека, которого он считал отцом большую часть своей жизни и которого он любил, несмотря на суровый нрав мужчины, причинило ему боль. Терять отца ему было не внове. Однажды Эрик уже потерял его, когда умирающая мать открыла, кто был его отцом в действительности.
По дороге в Алькамо Эрик вновь и вновь вспоминал то время. Ему было четырнадцать, когда его мать внезапно заболела и слегла. К этому моменту он уже год был любовником графа де Гийнн. Морис всегда относился к нему, как к сыну, заботился о нем, лично занимался его воспитанием и образованием. С ранних лет Эрик помнил Мориса рядом с собой, но мальчик и представить себе не мог, что в один из дней, когда ему будет тринадцать, и его детская угловатость сменится очарованием подростка, Морис взглянет на него другими глазами. Нет, граф не насиловал растерянного мальчика, но его настойчивость и ненасытность ошеломила Эрика, и он даже не пытался сопротивляться. Уже потом, лежа рядом с ним, Морис сказал, что никогда прежде ни один мальчик и, тем более, ни один мужчина не привлекали его внимания. Граф всегда любил женщин, и вот… Но Эрик был так похож на свою мать.
Уже тогда Эрик мог бы заподозрить, что граф де Гийнн был когда-то увлечен прелестной женой своего садовника, но мальчик был слишком напуган и растерян в тот момент, чтобы думать о чем-то еще. Лишь год спустя Эрик вспомнит эти слова. Вспомнит и ужаснется. А в тот, самый первый раз Эрик и предположить не мог, что эти мучительные и постыдные пытки руками и губами, эта нестерпимая боль, когда вглубь его тела проталкивается нечто чуждое, большое и твердое, это ощущение бессилия станут для него привычными, и он даже полюбит своего мучителя и будет радоваться, видя, что то, чем они занимаются, доставляет Морису радость и удовлетворение. К четырнадцати годам Эрик превзошел своего учителя и постиг все тонкости искусства дарить наслаждение, завладев и сердцем, и плотью Мориса безраздельно. Тот и не представлял свою жизнь без этого изящного белокурого мальчика.
Они старались не выставлять напоказ свои отношения, но совсем утаить то, что они любовники, им все равно не удалось. Однако в большинстве своем обитатели Алькамо считали, что хозяин всего лишь решил заботиться о сыне садовника, коли уж его собственный сын, по традиции семьи, воспитывается в монастыре. Не знала об их связи и Амелия – мать Эрика, и после того, как она на смертном одре рассказала сыну, что его отец – не садовник, а сам сиятельный граф де Гийнн, подросток был счастлив, что она не пережила того, что пришлось пережить ему, когда он узнал, что его любовник и его отец – одно и то же лицо. Он занимался любовью с собственным отцом!..
Ужаснее этого, как ему казалось, нет ничего, и Эрик стал избегать Мориса, тот ничего не понимал. Граф тоже не знал, что Эрик – его сын. Когда же мальчик рассказал ему об этом, Морис впал в отчаяние. Он не знал, что ему делать. Временами ему казалось, что даже собственного сына и наследника он любил меньше, чем Эрика. И ни одну женщину он не любил так, как Эрика. Это были ужасные дни для обоих, и прежде чем им удалось примириться с тем, что они – отец и сын, им пришлось преодолеть многое. Как бы то ни было, они были любовниками еще два года, а потом из монастыря вернулся Шарль. Тому было двенадцать, когда отец, по традиции семьи де Гийнн, решил придать духовность врожденным чертам характера сына. Во время пребывания в монастыре Шарль нередко навещал отца, благо Сант-Майе находился всего в десяти верстах от Алькамо, и граф де Гийнн с гордостью видел, как меняется его мальчик, впитывая в себя философию кротости и смирения, постигая таинство общения человека с богом, обогащая душу благородством и мудростью.
Во время визитов Шарля Эрик скрывался в своей комнате со стопкой книг и проводил время с пользой для себя. То, чему Шарля учили в монастыре, Эрик постигал самостоятельно. Философские трактаты и исторические хроники, коими была весьма богата библиотека графа, были прочитаны им от корки до корки. Ему не хотелось мешать общению отца и сына, и Морис был благодарен мальчику за это. Уже потом Морис думал, а не предвидел ли его незаконнорожденный сын того, что произошло потом, после возвращения Шарля. Отец рассчитывал дать юноше отдохнуть год-другой, а затем отправить на службу к королю. Для человека, носившего славное имя де Гийнн, не было цели благороднее и почетнее, нежели служение короне.
Шарль вернулся окрепшим и духовно, и физически. Это был обворожительный восемнадцатилетний молодой человек, благородный и честный. Увидев Эрика, он погиб. Худосочный белобрысый мальчишка, сын садовника, с которым все время возился его отец, превратился за эти шесть лет в невероятно красивого юношу. Шарль понял, что без Эрика ему не видать счастья, и, улучив удобный момент, признался юноше в любви. Эрик был ошеломлен. Он никак не мог ожидать, что все мужчины семьи де Гийнн будут желать его. Но сколь ни лестно это было для него, он любил Мориса, или думал, что любил, и испытывал к его сыну, а своему сводному брату лишь только жалость и сочувствие. Шарль очень тяжело переживал его отказ. Юноша сох на глазах, и Морис встревожился, стал допытываться, что гложет его единственного наследника, а узнав причину печали сына, пришел в отчаяние. Он любил Эрика и не представлял свою жизнь без него. Но и сына он тоже любил. Любовник и отец в его душе боролись долго и мучительно, и отец победил. Ему стоило немалого труда уговорить Эрика ответить на чувства Шарля, и последний был на вершине счастья почти год, пока Эрик был с ним. Эрик же, оскорбленный до глубины души предательством Мориса, пожертвовавшего их любовью ради счастья сына, тоже делал вид, что счастлив с Шарлем, и это причиняло Морису невыносимые страдания. Как он ни старался, он не мог забыть Эрика и не мог не ревновать его. Морис даже завел себе любовника – шестнадцатилетнего слугу по имени Эбер, но это помогало плохо. Когда же ревность заставила Мориса впервые подумать об устранении соперника, он ужаснулся, осознав, что может убить собственного сына и наследника. Именно тогда он и поспешил отправить Шарля в Монкье.
– Обещай, что ты приедешь! – заклинал Эрика Шарль на прощание. – Я буду жить только надеждой на нашу встречу, любимый!
– Приеду, – обещал Эрик со снисходительной усмешкой, даже не предполагая, что ему придется выполнить данное обещание, и именно это изменит всю его жизнь.
* * *
За этими мыслями путь до Алькамо показался юноше втрое короче. Выехав из Монкье, когда на землю только-только стали опускаться сумерки, ранним утром Эрик со слугой были уже в Алькамо. Пастухи, звонко щелкая кнутами, выгоняли стада в луга, поднимая по дороге клубы пыли, так что путешественникам пришлось плотно зашторить окна кареты, чтобы не задохнуться.
Дюжий привратник, встретивший их в Алькамо, сочувственно посмотрел на Эрика. Выйдя из кареты, юноша приветствовал его вежливым кивком головы.
– Где отец? – поинтересовался Эрик. Привратник мотнул головой в сторону сада.
– В своей сторожке, – сказал он, – говорят, просил перед смертью провести там свою последнюю ночь. Тебя не было, и его милость господин граф не решился нарушить волю покойного.
Эрик молча кивнул и, отпустив своего спутника, направился в сторожку – маленький домишко в укромном уголке сада, где проводил почти все свое свободное время человек, которого Эрик всю свою жизнь называл отцом. Садовник Жорес был замкнутым и достаточно суровым человеком, но Эрика он любил, хотя и догадывался, что мальчик – не его сын. Впрочем, он был не только хорошим отцом, но и хорошим мужем. Он не винил свою жену в измене, в которой, по большому счету, и не было ее вины. Жорес понимал, что вряд ли кто-то смог бы воспротивиться хозяину, возлежавшему свою служанку, и ни разу и ни в чем не упрекнул Амелию, а после ее смерти так и не смог оправиться от горя.
Жорес проводил с Эриком довольно много времени, и именно он привил мальчику любовь к природе и музыке. У Жореса была старенькая скрипка, доставшаяся ему еще от отца. Конечно, простой садовник никоим образом не мог тягаться с Альфиери в виртуозности исполнения, но именно его незамысловатые мелодии научили Эрика понимать и любить музыку. А их совместные прогулки по лесу и работа в саду приучили юношу в каждом цветке видеть чудо природы. Жорес много дал Эрику, и юноша был благодарен ему за это.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |