Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Я считаю, что у каждого человека есть своя история. Поэтому, как мне кажется, неинтересных людей нет. Зато есть неинтересные истории, которые этим людям принадлежат. А это значит, что не человек 24 страница



- Нормально, - парень опешил даже, не поняв, к чему это она.

- Ммм… - миссис Сникет решила больше не приставать, поняла, что его не расколоть. А жаль, а жаль…

* * *

Геза проснулся у себя дома, где, собственно, и засыпал ночью. Рокки, помнится, довез его до дома, пришлось выползать, едва одевшись, уныло шатаясь и чувствуя тупую, навязчивую боль. Второкурсник на прощание только усмехнулся, но очень беззлобно, проводил взглядом удалившуюся к дому фигуру и подумал, что теперь знает адрес патлатого первокурсника. А это уже много.

Собербио старшая проснулась, как ни странно, раньше, чем обычно, ибо протрезвела. Она почесала бедро, поправила сексуальные трусы, зашла на кухню, через арку в стене которой было прекрасно видно гостиную. Геза спал на диване, по лестнице он явно подняться вчера не смог, но мать это не волновало. Она включила телевизор на кухне, включила электрочайник, причесалась пятерней и улыбнулась, начав пританцовывать под музыку из клипа какого-то рэпера, которого показывали по МТВ. Геза проснулся. Он открыл глаза, поднял голову с диванной подушки, которую нежно обнимал, пошевелился и охнул незаметно, почувствовав ровно то же самое, что чувствовал еще несколько часов назад.

Воспоминания были, что надо, он даже усмехнулся, решив, что окончательно свихнулся. Надо бы завязать пить, наверное, а то еще не такое натворит. С другой стороны, у парня был серьезный шок, потому что извечной мысли: «О, БОЖЕ, Я ЖЕ НАТУРАЛ, ЧТО Я НАДЕЛАЛ?! ПЕРЕСПАЛ С МУЖИКОМ» не было. Даже ее следа не было, потому что парню было наплевать. Ему понравилось, нельзя было отрицать, он не перестал любить девчонок, но и к Рокки проникся очень глубокой симпатией. Особенно Геза был благодарен за то, что мог шевелиться, что в него не кончали, что был дурацкий блеск какой-то девчонки, а не сплошная грубость и суровость, как он себе представлял. Короче, голубой секс его не разочаровал, он просто оправдал чуть больше, чем были надежды. И это было однозначно весело.

- Доброе утрецо, - пропела его красотка мать, вертя задницей под музыку. Майка сползла, одна лямка упала с плеча, да и вообще было видно роскошный бюст, просвечивающий сквозь тонкую белую ткань.

«И в кого это я такой красавец, интересно…» - промелькнула у Гезы самовлюбленная мысль.

- Это факт… - простонал он будто сонно, поднимаясь наконец и, чуть прихрамывая, направился к лестнице.



- Завтракать будешь? – осведомилась Лили, так что ее сын остановился, споткнувшись, и округлил глаза.

- Что? Нет, не буду, - сразу отмахнулся он, не рискуя есть то, что приготовит его мать.

- Ну и не надо, все равно ничего нет, - махнула рукой Лили, продолжая танцевать. Щелкнул вскипевший чайник, Геза помолчал и ушел наверх, замочиться в ванной. Он стянул перчатки и понял, что жизнь – дерьмо, на тыльных сторонах ладоней опять отросла шерсть.

* * *

Иногда у меня такое странное ощущение, что кто-то там, наверху… Все же существует. Ну, Бог, все такое. Но часто это ощущение сопровождается догадкой, что он надо мной прикалывается, издевается по полной программе.

Хэнк… Точнее, Далтон Дегенерат вчера просто отжег. Он привез меня к себе, снова начал с предлога репетиторства, потом опять полез целоваться, а потом сам же отодвинулся, сделал ОБИЖЕННОЕ лицо. На вопрос «Что случилось?» ответил гениально: «Не лезь».

Я и не стал лезть, просто встал и ушел, зачем приставать к человеку, если ему этого не хочется? То есть, я не как Челка Кэллоуби, конечно, я не пофигист, мне не плевать на чужие чувства… Но у меня они тоже есть. И надо мной нельзя издеваться.

Но он превзошел все ожидания, он мне вслед уточнил, что «Вот, кстати, Геза никогда бы не психанул, как дура, и не ушел бы».

Что можно было сделать в ответ на это? Врезать ему? Дать пощечину, как «дура»? Наорать? Объяснить, что мне пипец, как обидно, и что меня, если честно, не волнует его долбанный Собербио? А вы что бы сделали?

Я предложил ему пойти к Собербио и «насладиться его обществом», а потом ушел, даже не став хлопать дверью, хотя очень и очень хотелось.

Урсулы не оказалось дома, ее отец ехидно сказал, что она у меня, я понимающе протянул «Оу» и поблагодарил за ответ, хотя бы. Мне бы таких родителей, как у нее отец, а то мои паникуют из-за каждой минуты опоздания. А он, кажется, ей доверяет, не беспокоится. Хотя, кто знает, что она получит, явившись домой. В любом случае, моя жизнь – тупое дерьмо. Вот мне интересно, что бы Ромуальд ответил Хэйдану, заяви тот хоть раз, что «какой-то друг лучше, чем ты»?

Точно не знаю, да и не знаком лично с этими двумя, но почему-то хочется верить, что это было бы последнее, что Хэйдан вообще сказал Ромуальду. Не потому, что он перестал бы с ним разговаривать, а потому что Ромуальд его просто убил бы.

И не буду я никогда делать то, что он мне говорит! Не хочу я понимать, что он тоже человек! Хэйдан не заставлял Ромуальда это делать, так почему меня заставляют? Я что, чем-то хуже? Нет, я хуже внешне, конечно, но я уже говорил, что внешность никак не может влиять на «качество» человека. Как личность, я ничуть не хуже. Правда, честно, я сам себе в этом верю.

* * *

Хэнк не знал, что на него нашло. Сначала он просто злился на друга, что тот уехал в таком состоянии, он беспокоился, не разобьется ли Собербио по пути домой, не случится ли чего-нибудь с ним потом. Чтобы отвлечься он решил повторить приятный вечер с Тимом, но приятного вечера так и не получилось, он не смог отвлечься, а потому неприятно было обоим. Люди остро чувствуют, когда внимание других людей не сконцентрировано на них и только на них.

Хэнк даже не знал, что он конкретно чувствовал после того, как Тим ушел. Он кинул в закрывшуюся дверь подушкой, рухнул на кровать, закрыл глаза и решил просто полежать, успокоиться. Сначала он разозлился на парня за то, что тот повел себя, как истеричка, что не понял причины, по которой Хэнк не мог сосредоточиться только на нем. Ведь Хэнк с Гезой дружили так давно и долго, что он просто не мог выкинуть друга из головы, что он волновался за него, как за брата.

Тим показался идиотом, который думает только о себе, припадочной капризной дурой, которая не понимает всей важности отношений двух парней. Потом Хэнк вспомнил, что Тим сам парень, что он вполне может это понимать, что он, вообще-то, может остаться с Хэнком гораздо дольше и ближе, чем тот же Собербио. Собербио найдет себе подружку, тоже поймет, каково это – быть с любимым человеком, отдалится от приятеля, и тогда Хэнк уже в свою очередь останется один.

На него напало чувство вины, но не такое острое, как хотелось бы подсознательно тому же Тиму. Правда оно обладало потрясающим свойством расти с течением времени, с каждым часом, с каждой минутой. Тим не брал трубку, когда Хэнк ему звонил, уже выяснив номер. Тим не отвечал на смс-ки.

Хэнк не находил себе места, но не потому, что так сильно был виноват, он просто не знал, что ему делать, и это чувство не давало покоя. Мужчина должен знать, что делать – это не его обязанность, это стереотип. Хэнк верил в стереотипы и старался им соответствовать изо всех сил. Он бесился, он раздраженно пинал все, что попадалось на пути, психовал и срывался на брата, получал прохладный, ехидный ответ и снова затихал. Наорал на Эстер, получил истеричный ответ, снова затих, а потом начал уже сходить с ума.

Тим же игнорировал его звонки сначала с большим трудом, стараясь подавить желание броситься к телефону и ответить, потом положил мобильник рядом с собой на подушку, которая пропиталась влагой от слез. Он смотрел на этот вибрирующий мобильник, с каждым звонком все легче становилось игнорировать, нос начинал снова дышать, глаза совсем перестали гореть и слезиться, наступило время «принципов». Он из принципа не отвечал, решив помучить Хэнка, как следует. Он жалел Ромуальда, который никогда не мог достаточно четко объявить Хэйдану бойкот, ведь они жили в одном «доме», спали в одной комнате, они постоянно были вместе, и волей-неволей приходилось мириться. Может, именно поэтому они были так близки и так понимали друг друга. Но Тиму хотелось поиздеваться от души, он лежал и придумывал, на что бы еще обидеться.

Хэнк вдруг понял, что волноваться-то он волновался, а не позвонил другу ни разу, зато из-за Тима парился до самой поздней ночи. Звонить Гезе было бесполезно – мобильник был отключен, патлатый явно занимался чем-то интересным без него, он всегда мог найти себе занятие и развлечение независимо от других. Ну, или сделать вид, что ему никто не нужен, это в нем тоже было, он никогда не хотел казаться жалким и одиноким, Геза ненавидел страдать напоказ, потому что если страдал, то всерьез, по-настоящему.

Тим наконец ответил ему часа в три ночи, голос был такой унылый и никакой, что Хэнк сам на себя разозлился. А потом вообще понял, что не знает, что сказать.

- Привет. Чего трубку не брал? – с наездом начал он.

- Догадайся, - Тим решил не ехидничать, не отвечать в духе «не слышал» или «батарея села».

- Ну… Мне типа жаль, - Хэнк понял, что даже извинение из себя выдавить не может, его мужская натура взбунтовалась и вопрошала: «А с хрена ли ты будешь извиняться? Кто он? Главный человек в твоей жизни? Вряд ли…»

- Ммм. Я заметил, - Тим усмехнулся, но только мысленно, интонация этого не выдала.

- Не понял.

- Можешь и не напрягаться, - фыркнул Шампунька с сарказмом.

- В смысле? – Хэнк начал злиться.

- Не волнуйся, нафига тебе понимать. Все так, как надо, ага, - на Тима все-таки напала ядовитость.

- Да я и не волновался. Просто надо же спросить, как ты до дома добрался. Не пристал там кто-нибудь? – в голосе Хэнка был скепсис.

- Пф… - Тим даже натянуто засмеялся, хотя звучало это вполне натурально. Он приподнялся на локте, а потом вообще перевернулся на живот, щекой прижался к собственной вытянутой руке, второй прижимая к уху телефон. – Какое там, что ты… Ко мне даже мой парень не пристает, а уж всякие маньяки – тем более.

Далтона уничтожило сочетание слов «мой» и «парень», он даже на секунду почувствовал дискомфорт от этого статуса, а потом подумал, что Тим прав. Раз уж они так себя ведут, вообще ТАК общаются, то он действительно стал его парнем.

Тим это сомнение почувствовал, ему как по сердцу хлестнуло, мнительность и заниженная самооценка спелись в один голос и заныли ему в мозги: «Он даже парнем твоим быть не хочет».

- Хотя, какой ты парень, - он шмыгнул носом. – Можешь даже не утруждать себя звонками, раз тебе так не нравится этот статус. Можешь даже вообще на меня не смотреть, нафига тебе это надо? Вали, отрывайся с Собербио своим, это же так охренительно, с ним куда интереснее и веселее! И он никогда не орет, не убегает, как «дура», да?! Его не надо успокаивать, перед ним не надо извиняться, не надо с ним лизаться и трахаться, да? Не надо вообще стараться. А еще… - он не успел договорить, в трубке раздались гудки, Хэнк нажал на «отбой», ему просто надоело слушать претензии.

То есть, это Тим подумал, что парню надоело слушать его претензии, его голос и вообще. На самом деле Хэнк просто понял, что у Тима началась истерика, что ему сейчас ничегошеньки не объяснить, что смысла продолжать разговор и тратить деньги нет, что он никого не услышит, кроме себя, а все доводы покажутся бессмысленными отговорками. С другой стороны, уговаривать Тима заткнуться в самом деле не было смысла, ведь Хэнк и правда был виноват.

Тим уставился на телефон, машинально тоже нажал на кнопку, а через пару минут вибрация в руке заставила посмотреть на дисплей осмысленным взглядом, не ослепленным обидой и решением возненавидеть Далтона навечно. Пришла смс-ка, парень ее открыл и понял, что хочет сдохнуть прямо сейчас, не дожидаясь дня рождения.

«Поговорим, когда успокоишься», - красовалось на экране. Тим задохнулся от возмущения и обиды, он почувствовал себя идиотом, опозорившимся и сдавшим все свои чувства, претензии, проблемы, грызущие мозг. И ведь все пошло прахом, даже молчание, мучительно длившееся несколько часов в ответ на звонки Хэнка. Не получилось сыграть равнодушие и гордость, не получилось даже пожаловаться.

Хэнк не знал, как утешать человека в таком состоянии, тем более – парня, он понятия не имел, что можно было просто приехать, молча пошвыряться камнями в окно Тима, залезть в него по лестнице, романтично помолчать и обнять, показав, что ему не все равно, что он сожалеет.

Хэнк не то, что не хотел, он не знал, что так можно сделать, это не пришло ему в голову, а то, что пришло, оказалось фатальной ошибкой. Смс-ка все только ухудшила, желание Гезы, чтобы у парочки все пошло прахом, сбылось даже тогда, когда он этого уже не хотел.

С утра Тим даже в зеркало смотреться не стал, не стал звонить, ничего не стал делать. «Поговорить» после успокоения не тянуло совершенно. Он даже задумался о том, а хочет ли вообще, чтобы Хэнк его целовал, обнимал и затащил его в койку. А вдруг он после этого тоже отколет какую-нибудь хрень полную, и Тим пожалеет о сделанном? И что? Сдохнуть, трахнувшись с самым мерзким придурком в классе? Супер, лучше просто не бывает.

И Урсула не берет трубку.

- Да пошла… - начал Тим, когда в очередной раз услышал гудки, но тут запыхавшийся голос девицы ответил.

- Да?!!

И он не договорил «...ты нахрен».

- Как дела со Скиппером?

- Его Пруденс зовут, вообще-то, - засмеялась Урсула ехидно. – Да так, ничего интересного. Он кормил меня вчера колбасой, а сегодня беконом, я вчера спалилась перед его матерью, ей стопудово показалось, что мы с ним мутим, я с ней даже познакомилась, но он об этом не подозревает. Я узнала, что у него вместо ног хвост, когда он залезает в воду, а еще я спала с ним в одной постели всю ночь, я счастлива, я просто умираю. А ты как?!

Тим онемел, он не хотел забывать о том, что ему плохо, но шок все испортил.

- Подожди, где ты?

- Дома, - весело отозвалась Урсула, а голос ее был таким запыхавшимся, потому что девица как раз вылезла из душевой кабины, вытиралась и одевалась в теплую домашнюю одежду, балдея от того, что нет собачьей морды и шерсти, не надо ходить на четвереньках.

- Не понял, что у него с ногами?.. – Тим даже «хвост» сказать не мог от удивления.

- Не, реально, я вчера пошла смотреть на него, когда он в душ ушел. А он душка такая, ванну набрал, пены налил, соли насыпал… - Урсула вдруг застыла и замолчала, поняв, в чем дело, только тогда, когда сказала это вслух. – Соли… Блин… Блин, он от соленой воды только делается таким! – выдала она. Тишина в трубке намекнула, что Тим так ничего и не понял. – Короче! Он насыпал в ванну морской соли из флакона, булькнулся туда, потом полежал, и его ноги ме-е-едленно покрылись чешуей, срослись, а ступни стали плавником. Как-то так, короче. Ты понял?

- Ты сошла с ума, вот, что я понял, - отозвался Тим со скептичной улыбкой.

- Я серьезно. Слушай, мы бегали по лесу и лаяли, махали хвостами и занимались дурью, а ты не веришь в русалок.

- Так он – русалка?.. – протянул Тим голосом «Ох, как тебя разнесло».

- Ты мне не веришь?! – Урсула чуть не зарыдала, поняв, что все это звучит и впрямь ужасно. – Я тебе потом докажу! Я буду с ним встречаться, так и знай! Ему тоже понравилось со мной спать, я уверена.

- Что?

- Нет, просто спать вместе. Рядом. Ну, на одной кровати.

- А…

- Я буду с ним мутить, а потом заставлю показать тебе это, это мега, это просто обалдеть, а потом вернулась его мать неожиданно, и пока он сушил хвост, мне пришлось незаметно опять стать нормальной и показаться ей. Правда она, по-моему, все не так поняла, но я ей вроде понравилась.

- Я рад за тебя, - искренне сообщил Тим и вздохнул.

- Что-то хреновое случилось, да? – сразу поняла Урсула и плюхнулась на свою кровать, села по-турецки, подтянула к себе одеяло, потому что было холодно, и за окном шел жуткий ливень.

- Нет, все нормально. Просто вчера мне Далтон предъявил претензию, что Собербио лучше, чем я, что он не истеричка, что он вообще мега-вау, а я – так, побоку. А когда я ушел, он мне еще и не сразу позвонил. А когда позвонил, было ощущение, будто ему вообще лень извиняться, и он не понимает, что такого сделал. И когда я начал пояснять, в чем дело, он просто бросил трубку! – к концу своей тирады Тим опять разорался и почти заревел, размахивая рукой и забыв, что Урсула его не видит. У бедняги опять началась истерика, он отвернулся от зеркала и сел на диванчик, устроенный на низком, широком подоконнике. Посмотреть в окно было приятно – погода соответствовала настроению на все двести.

Урсула выслушала, покусала губу, думая, что бы умного сказать, а не просто покивать и выдать: «Каков подлец…»

- Блин, а что еще было? Он хоть потом перезвонил?

- Нет! Он послал смс-ку, что поговорим, когда я успокоюсь…

- А…

- А это значит, что мы вообще никогда не поговорим, потому что я НИКОГДА не успокоюсь!!! – Тим сорвался на визг, ударил ладонью по окну, так что оно зазвенело.

- Спокойно, я скоро приду, - заверила Урсула, поняв, что это тот случай из теории Тима. Можно остаться дома, конечно, утешить друга по телефону, но ведь она чисто физически МОЖЕТ к нему прийти? А раз может, то почему на вопрос «сделать или нет» она ответит «нет»? Более того, никому не станет лучше от того, что она целый день проваляется дома. Жизнь-то одна, времени исправлять ошибки не будет, зато есть время их делать.

- Там же дождь, - напомнил Тим уныло, но ему было дико приятно.

- Пофиг, - отозвалась Урсула почти жизнерадостно, а потом бросила трубку.

* * *

Собербио уже почти убедил себя, что это нормально, что он ни за что не отвечает, что по-пьяни многие совершают глупости… Но все еще не получалось убедить себя в том, что это не было такой уж глупостью, появилось странное ощущение, что он не прочь повторить. Когда сможет ровно ходить, конечно.

Самым пределом стала его реакция на телефонный звонок, раздавшийся уже ближе к пяти часам. Патлатый блондин просто бросился к мобильнику, потом вспомнил, что Рокки ПОНЯТИЯ не имеет о его номере, закатил глаза разочарованно и злобно уставился на дисплей.

Хэнк.

А не пойти ли ему НАХРЕН?

- Чего тебе? – отозвался он, поднеся телефон к уху и нажав на кнопку, лег снова на кровать, стараясь не сильно дергаться, чтобы не чувствовать ни малейшего дискомфорта.

- Чего тебе? – передразнил Далтон. – Ты бухой до сих пор, что ли?

- Нет, представь себе, трезвый, - Геза вдруг понял, что у Хэнка к нему предвзятое отношение. То есть, друзья друзьями, а Далтон уверен, что его друг может злиться только в состоянии полного неадеквата.

- А чего психуешь? – Хэнк ухмыльнулся, ему хотелось что-нибудь сломать, наорать на кого-нибудь, потому что Тим не звонил. Конечно, он обиделся еще сильнее, но не падать же перед ним на колени?

- По-твоему, я не могу психовать, когда трезвый? У меня что, жизнь – сказка, или баксов мешок где-то завалялся? Может, у меня еще и счастливая семья, как из рекламы маргарина? – Геза зло засмеялся. – Или девушка, которая от меня в восторге? Нет… У меня, наверное, есть преданный педик, которого весь колледж считает СТРАННЫМ занудой, но от которого я не по-детски прусь…

До Хэнка дошло, что друг-то ему по-настоящему завидует. И всегда завидовал, хоть и не показывал это. А может, он просто раньше завидовал белой завистью, которая сейчас почернела. В дружбе парней тоже есть такая вещь, как проблема соперничества, и даже если кто-то из друзей этого не замечает, второй ему непременно завидует.

У Хэнка была нормальная семья – мать, отец, даже бабушка с дедушкой, которые жили в другом городе. Родители остались в отличном районе с «мешком» баксов, как выразился Геза, а сам Хэнк жил вместе со старшим братом, который готов был убить любого за младшего, если тот попросит. Девушка Дэйва прекрасно относилась к Хэнку и вела себя с ним, как старшая сестра, у Хэнка был потрясный байк, Дэйв одалживал ему иногда свою тачку, да и вообще, можно сказать, что Далтон младший жил почти один, ведь с братом они были скорее друзьями, жили, не мешая друг другу, как соседи.

Если сравнить все это с жизнью Собербио, можно было понять, почему он завидовал. Но для Хэнка это было большим сюрпризом, и нельзя сказать, что очень приятным.

- Можешь радоваться, СТРАННОГО педика у меня уже нет, - порадовал его Хэнк, но голос стал куда холоднее, чем был сначала.

- Мне-то что, - отозвался пока еще друг. – Или вы поругались, и ты бежишь обратно? Как забавно, ты не находишь? Когда у вас все зашибись, не пойти ли мне к черту, а? Ты же ОЧЕНЬ ЗАНЯТ, подвозишь этого идиота или вообще тащишь его к себе домой, а потом вы целый вечер БАЛДЕЕТЕ друг от друга или сидите в милой кафешке, где ты умасливаешь его тортиками и всякой дрянью, чтобы он тебе ДАЛ. А теперь, когда у вас там какая-то хрень, ты вспомнил обо мне, потому что он тебя послал к черту, а развлекаться-то не с кем больше, так что ты опять звонишь МНЕ. Может, ты вообще стал настоящим гомиком и уже не знаешь, как надо поступать с друзьями? Или для тебя я и этот придурок совершенно равнозначны? Ах… Ты думал, наверное, я не знаю таких умных слов, да? Тупой подпевала Собербио, умеет только бухать и ржать, а ты меня совсем не знаешь, Далтон! И знаешь, кто ты? Ты траханый лицемер, который бежит туда, где ему хорошо. Вот ты и бегаешь от своего педика ко мне.

Хэнк это все выслушал молча, хотя сидел, как обычно, на кровати перед высоким зеркалом, и видел, как меняется выражение его лица. ОН стал настоящим гомиком? А не Геза ли им стал? Вообще, у Собербио всегда был женский, хриплый голос, но сейчас он просто превзошел все ожидания, появилась несвойственная ему живость, а яд так и капал, что Хэнку казалось, будто он разговаривает с девчонкой, которую бросил. А еще Геза умел выделять слова голосом так, что они казались отвратительными, и Далтон даже знал, какое в этот момент у парня лицо – глаза зажмурены в псевдо-экстазе, а выражение самой морды, будто он сейчас кончит.

Хэнк еще и подумал, что Геза ничуть не лучше Тима, который вчера вел себя по телефону точно так же. Только Тим был обиженным, он чуть ли не ревел, а от Собербио исходила такая волна ненависти, что Хэнк просто не ожидал этого от друга.

Он понял, что был СЛИШКОМ НЕПРАВ, обидев вчера Тима, ведь Шампунька этого не заслужил, а волнение за Гезу стало бесполезной эмоцией, которую тот даже не способен был оценить.

Как можно было так ошибаться в человеке, не видеть, какой он на самом деле, какой он внутри, как он ВЫРОС? Точнее, как он повзрослел. Они росли вместе, но Хэнк уверен был, что остался тем же, а вот изменений в душе Гезы он не заметил, и если раньше разница между ними в социальном, материальном и остальных смыслах не была заметна, то в последнее время они только делали вид, что ее по-прежнему нет. Она была, и Гезу это злило, и сейчас он высказал все, что думал на самом деле. Ну как можно было быть таким слепым, наивным и не видеть, на что он способен?..

В то же время Хэнк почувствовал, что его друг прав, стало противно от самого себя. Но Далтон не был виноват в том, что отношение к Собербио было таким, он всегда казался тупым, как пень, простым, привычным идиотом и подпевалой, который стоит за правым плечом, смеется над всеми шутками, поддакивает, ненавидит тех, кого ненавидит Хэнк, стебется над теми, над кем стебется Хэнк, любит то, что любит Хэнк, слушает музыку, которую слушает Хэнк…

И он не видел, какой на самом деле взрослый человек – Геза Собербио, какой он ЖЕНСТВЕННЫЙ, какой лицемерный, какой жестокий, завистливый и мерзкий, какой он хороший актер, когда дело касается отношений между людьми, и какая он стерва.

- Знаешь, что? – наконец ответил Хэнк.

- Что? – ехидно пропели в ответ, будто Гезе было наплевать на его реакцию.

Ему и так было наплевать.

- Пошел ты нахрен, придурок. Слышал бы ты себя сейчас сам, понял бы, может быть, что гомик из нас двоих – ты. И Шэннон по сравнению с тобой – просто идеал.

- Какая жалость, - Геза засмеялся. – Тебе просто стало НЕУДОБНО со мной дружить? Пойди и пожалуйся зеркалу, оно с тобой во всем будет согласно.

- Ты чертов придурок! – рявкнул Хэнк, разозлившись в конец. – Вы все спятили, что ли?! Что за траханые претензии у всех ко мне?! Вы ошалели одновременно? Все педиками стали?! Что ты психуешь, как истеричка?!

- Ах, значит он тоже высказал тебе все свои претензии? – притворно удивился Геза. – Значит, я не один такой? Подумай, Хэнк, если тебя все ненавидят, может дело не во всех, а в ТЕБЕ?

Хэнк бросил трубку, а Геза только усмехнулся, посмотрев на нее.

- Правда глаза колет, что ли? – спросил он сам у себя и тут увидел, что мать стоит, прислонившись плечом к косяку. Она курит, так и не оделась, она крутая. И он почему-то больше ее не ненавидит, не стыдится, не смеется над тем, какая она бывает сволочь и шлюха.

Она просто реальная, она не врет никому, она понимает, что жизнь одна, и ведет себя так, чтобы не жалеть о сделанном.
Лили усмехнулась, посмотрев на него. Странно лежит ее сын на кровати, надо сказать… Лежит на боку, вроде, как обычно, но одна нога надвинута на другую, рубашка расстегнута наполовину, волосы почему-то более гладкие. Неужели он наконец перестал выкаблучиваться и взял ее бальзам?

- Это было круто, - заметила она, кивнув в сторону мобильника, а потом вошла в комнату и села на кровать. Сидела Лили по-мужски – раздвинув колени, опираясь локтями о бедра.

- Затрахал, - шепотом пояснил Геза, кинул телефон на пол, а потом лег поудобнее и закинул руку за голову.

- Я тебе всегда говорила, что вы с ним нихрена не пара, - заметила Лили.

- Когда?

- Ну, раза два. Давно еще, - она усмехнулась, вспоминая, что было это жутко давно. – В общем, зря ты перед ним пресмыкался.

Геза понял, что и впрямь был в унизительном положении «номера два». Они дружили вопреки запретам родителей, их забавы были самыми прикольными и веселыми, они были друзьями «не разлей вода», и родители просто смирились. Точнее, это у Хэнка родители, а потом и брат смирились, а Лили просто стало наплевать. В конце концов, ее предки вообще были религиозными фанатиками, Геза никогда не встречался с бабушкой и дедушкой, потому что они прокляли дочь, которая сбежала с каким-то дальнобойщиком. В общем, она знала, что такое «Родители капают на мозг и диктуют, как надо жить», она решила позволять сыну все, что он хочет, она его любила, но не загружала правилами. И теперь было поздно возвращать все назад, она просто переборщила, и Геза вырос самостоятельным, независимым и очень завистливым, жестоким парнем.

Иногда люди дружат «за» что-то. То есть, можно дружить с человеком потому, что у его родителей много денег, можно дружить потому, что он или она красивый и популярный, через него можно легко познакомиться с парнем или девушкой, можно дружить за то, что он добрый, можно дружить за то, что он уродливый, и на его фоне легко выглядеть изумительно. Много, за что можно дружить с человеком.

Можно дружить вопреки тому, что он бедный, можно вопреки тому, что тупой, вопреки тому, что уродливый, вопреки тому, что неудачник, странный и изгой общества вообще, можно дружить вопреки его ориентации. И вопреки тому, что родители запрещают с ним дружить, тоже можно.

Это, как с любовью, в этом Тим совершенно прав. Бесполезно любить «за» или «вопреки», надо просто любить ни за что. Дружить лучше тоже просто так, ни за что, потому что иначе выйдет полное дерьмо.

Сейчас Геза это понял. Родители правы всегда, даже когда не правы, они могут быть правы даже невольно, но в конце оказывается, что все было верно на сто процентов. Просто потому, что каким бы несправедливым их решение ни казалось, они прожили жизнь и они знают, что дело закончится жопой. И они знают, ЧТО надо делать, чтобы оно не закончилось жопой. Правда мы их редко слушаем, уповая на то, что у нас своя голова на плечах.

Хэнк и Геза за последние несколько минут, каждый сам по себе поняли, что их неразлучная, волшебная и добрая дружба закончилась в одночасье, как и детство, задержавшееся на пару лет дольше, чем надо было.

Просто они повзрослели и поняли, что друг другу не подходят. Как сказал Кобейн, «Невинным не умрет никто, жизнь оттрахает всех». С годами жизнь начинает трахать, и розовые очки, через которые друзья кажутся лучшими, падают и разбиваются, оставляя реальный факт, что каждый одинок, каждый сам по себе, и никто никому не нужен. Только если любовникам, среди которых найти нормальную или нормального невероятно сложно.

- Тебе говорили, что ты охрененно красивый у меня? – задумчиво вдруг уточнила Лили с наездом в голосе, нахмурив брови.

- Нет, - хмыкнул Геза.

- А есть, в кого, - сообщили ему ехидно, Лили легла рядом с ним на кровать, подвинув сына нагло, коленкой толкнув в бок. Она приподнялась на локте, глядя на него сверху вниз, погладила ладонью с обветренной кожей и идеально нарощенными ногтями по его щеке, по гладкой челюсти. – Классный ты у меня пацан, вообще. Девки так и должны липнуть. Даже мужики липнуть будут, это точно. Весь в мать, - она прищурилась довольно, сказала это СЕКСУАЛЬНЫМ голосом, так что Геза усмехнулся.

- Уже липнут, - фыркнул он, не подумав.

- Телки?

- Мужики, - отозвался парень, вспомнив вчерашнее и выгнув одну бровь, глядя в стену, обклеенную постерами. – Ты будешь считать меня последним гомиком, да?

- Господи! – Лили села и поморщилась, будто услышала какую-то мерзость. Она отвернулась на секунду, потом ткнула его больно кулаком в бедро и прошипела. – Ты трахался с этим ублюдочным Далтоном?! Вы из-за этого разругались?!

Гезу аж перекосило, когда он об этом лишь подумал.

- Ты упала, что ли?! Не с ним, конечно! – обиделся он. Лили посмотрела внимательно ему в глаза, поняла, что сын не врет, и легла обратно.


Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.025 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>