Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Я считаю, что у каждого человека есть своя история. Поэтому, как мне кажется, неинтересных людей нет. Зато есть неинтересные истории, которые этим людям принадлежат. А это значит, что не человек 21 страница



- Как спалось? – ехидно пропел Геза, толкая Шампуньку в бок локтем.

- Нормально. А тебе, судя по всему, не очень… - тихо огрызнулся парень и тут же об этом пожалел – Геза мрачно на него посмотрел и выдал факт.

- Я-то точно ни с кем не лизался.

Тим уставился на Хэнка в упор, парень побагровел, уставился на своего приятеля, который его невольно сдал, а Урсула взглянула на патлатого с сочувствием.

- Да по тебе видно, - она хмыкнула брезгливо. – С кем бы тебе лизаться-то…

- Ну не с педиками, как некоторые, - отозвался Геза, чтобы она не выделывалась.

- Давайте еще поругаемся, - закатил глаза Хэнк.

- Вот именно, - Тим убил его взглядом, развернулся и пошел к кабинету.

- Не понял, - парень поморгал.

Урсула промолчала, окинув обоих взглядом, вроде «Ну вы и низшие формы жизни», и ушла за другом, не оставляя его одного в минуту яростной обиды.

* * *

Чтобы я еще раз… Никогда, больше никогда не буду верить этому уроду. Нет, почему всегда так? Почему, как только все налаживается, всегда происходит какая-нибудь гадость?! Он никакой не Хэйдан, никогда им не был и не станет, он – тупой, штампованный придурок, Дегенерат Далтон, который не способен думать ни о чем другом, кроме собственной самооценки и ее повышении за счет других.

Мне еще вчера казалось, что он все говорил искренне, я готов был за него душу продать, он же… Он же почти в любви мне признался, а сегодня растрепал этому кретину черт знает, что. Блин, чертова любовь, да кому она нужна?! Лучше быть вообще одному, чем с таким идиотом, лучше никому, чем ему, да нафиг он сдался вообще?!

И этот хренов засос, кто дал ему право его оставлять? Теперь даже кофту нормальную не надеть целую неделю, а все из-за него. Кто он такой вообще?!

Я когда-то мечтал о любви? Я был неправ, я круто ошибался, я ненавижу жизнь, потому что в ней все врут, все думают только о себе, каждый поглощен только собой, а мнение близких его не волнует. Ну и пусть он будет один, раз я ему по барабану, раз ему важнее выпендриться перед Собербио, пошел к черту. Я все равно возьму и брошусь под поезд, осталось-то всего семнадцать дней!

* * *

Скиппер нашел одноклассника после второго урока курящим в атриуме колледжа, между двумя корпусами, во внутренней его части.

- Рокки, - он уже приготовился ныть и уговаривать, как парень встал, выкинул сигарету и задавил ее подошвой сапога.

- Все, резко захотелось? – осведомился прохладно.



- Нет, но…

- Отвянь тогда, - Рокки его оттолкнул одной рукой и прошел мимо.

- Так я не понимаю – тебе важно только трахаться, что ли?! – Скиппер нашел, к чему придраться.

- Именно, - соврал Рокки, даже не оборачиваясь. – Можешь считать, что это было ошибкой, твоей или моей – мне пофиг. Свободен, - он махнул рукой, а потом сунул обе их в карманы джинсов и пошел своей дорогой.

- Ну давай, поигнорируй меня еще! Мы же учимся вместе! – Скиппер топнул ногой от бессилия. – Ты хочешь бросить меня?!

- Я уже, - пояснили ему, как особо одаренному.

- Да ты бесишь!! – заорал парень, опять затопав ногами. – Что не по тебе – сразу «пошел ты»! У других тоже есть характер, блин! Почему ты никого не слушаешь?!

- Потому что никто не слушает меня! Я-то почему должен?! – огрызнулся Рокки, оглянувшись, и выглядел он так, что Скипперу расхотелось спорить.

- Да ради бога, вот и останешься один! Покончи с собой, раз уж ты такой одинокий и независимый, никому не нужный! Тоже мне еще, страдалец! – парень психанул и тоже развернулся, пошел в другую сторону, решив зайти в туалет, поправить перед зеркалом макияж, поплывший от злобных слез, не потекших по лицу, но размазавших глаза.

* * *

Тим вышел из кабинки и нажал запястьем на кнопку крана, когда дверь резко распахнулась, и он чуть не шарахнулся машинально. В туалет влетел Скиппер, спрятавшийся в здании первого курса от надзирательниц, бродящих по коридорам и ловящих прогульщиков.

Он влетел, потом остановился, закрыл лицо рукой, зажмурился, даже не глядя на Тима, с интересом за ним наблюдавшего.

- Твою мать!!! – заорал вдруг второкурсник и с размаху, как по футбольному мячу, навернул с ноги по мусорной корзине возле подоконника. Тим дернулся, округлив на секунду глаза. Таким он вечно улыбающегося, сладкого и старающегося всем угодить Скиппера не видел.

Парень тем временем бесновался, отпинав корзину, наступив на нее своим казаком, проломив дыру в пластиковой урне, еле стряхнул ее с ноги. Волосы у него растрепались, пара прядей выбились из аккуратно забранной наверх, заколотой и залитой лаком челки. Он увидел себя в отражении, подумал, что к черту ему не нужна прическа, которая нравилась бы этому глухому и тупому идиоту. Он стащил заколки, вышвырнул их куда-то на пол, под батарею, руками растрепал волосы и наклонил голову к раковине. Он даже побил ладонями о раковину, так что руки заболели, загорелись, краснея. Тим уже стоял просто так, возле двери, глядя на него.

Ну неужели такой может нравиться Урсуле?.. А может, именно такой и понравился бы, увидь она его в натуральном виде?

- Чего ты уставился? – поинтересовался он у Тима, грохнув сумку на раковину и вытряхивая из нее все, что там лежало, в поисках расчески.

- Ничего, - парень сразу отбрехался и вышел за дверь, оставив Скиппера в покое. А тот старался на все сто баллов, привел волосы в относительный порядок, намазал на губы еще один слой белого тональника, чтобы не видно было припухлостей от трещин, точно так же замазал просвечивающую ссадину на скуле, накрасил губы блеском поверх всей этой красоты, поправил глаза и остался психовать, смотреть на себя в зеркало.

* * *

Иногда я замечаю, что чем человеку хуже, тем лучше он выглядит. По крайней мере, он старается лучше выглядеть. По крайней мере, я так делаю, а ведь это странно, ненормально. Чем человеку лучше – тем хуже, растрепаннее он выглядит. Просто у него нет времени наводить марафет, он живет секундой, чувством, любовью, счастьем, радостью, чем-то положительным. Ему наплевать на то, как выглядят его волосы, его тело, его одежда, ему просто все равно, его глаза горят от экстаза, наслаждения жизнью.

У меня они тусклые, как две лампочки в подъезде. Значит, надо их разжечь любым способом.
Давай, Пру, у тебя получится, у тебя все получится, ты же – полное дерьмо, самый отстойный человек на свете, нет ничего, что тебе не под силу, потому что ничтожества всегда добиваются своего.

Дурацкий Шэннон… Забавная мордашка, куча амбиций, аж за края переливаются, некуда девать. Ему бы фату, да букет в лапы, и вперед, под венец. Личико наивное-наивное, мадам Сижу невинная, как слепые котята, походка никакая, будто плывет в воздухе – ни движения влево, ни движения вправо. Скромность так и прет, а по глазам видно – гомик настоящий, не то, что я.

Мне надо лечиться, я не выживу без всей этой мерзости, но мне не нужен мужик, я не смогу терпеть его, не смогу подстилаться, не смогу выносить все команды, требования, удовлетворять эти гребаные потребности. А как хочется рассказать этому наивному дурачку, что сказок не бывает, что не надо так мило смотреть на даунов, типа Рокки или этого, с мега-пастью. Они все одинаковые, мы же мужики, должны понимать. Так с чего вдруг они будут относиться лучше к мужикам, а не к бабам? Чтоб им всем передохнуть.
Все пусть сдохнут.

Все сдохнут, а я останусь, и будет зашибись мне.

Когда тебе плохо, главное – посмотреть в зеркало и сказать себе: «Ты супер, детка, ты зашибись, все захлебываются слюной от зависти и злости, от отвращения и омерзения при взгляде на тебя. Так сделай так, чтобы они рехнулись от бессилия, а ты будешь таким же, как всегда, им назло!» Главное – просто сжать кулаки и остаться при своем мнении, говоря всем: «ВЫ НЕ ПРАВЫ», получить за это по морде, снова сказать, отсидеться и опять быть самим собой. Никогда не стану, как Шэннон, эта пафосная малявка с амбициями. И не надо мне никаких уродов, не нужен мне никто. Все, что захочу, сам пойду и возьму, не дождаться же, а пока дождусь – состарюсь.

Да кому сейчас нужны эти: «Секс, наркотики и Рок-н-Ролл»?! Живи долго, умри старым, нафига тебе этот закрытый гроб после пули в рот? Надо, чтобы все стояли и рыдали на похоронах, когда тебя будут зарывать в глубокую-глубокую яму, закидывать цветами и поливать слезами бесчисленные родственники. Никакой кремации – только захоронение, а то тупизм полный – развеяться по ветру, как пыль, чтобы тебя все забыли. Урна? Урна и есть урна, я же не мусор, в конце концов.

Нет, нифига. Рокки пожалеет еще миллион раз о том, что он сделал, он поймет, что потерял, потому что мне он не нужен. А я буду такой один и неповторимый, хоть вы все убейтесь от злости. И сдохну в сто десять лет, и еще проверю, все ли пришли на похороны!

Вот и все! Все, я готов, я лучше всех, меня ничто и никто не волнует, жизнь моя – дерьмо тупое, и я этому безумно рад!

* * *

Дверь мужского туалета снова распахнулась, Скиппер вышел и вдохнул затхлый коридорный воздух, будто это был аромат фиалок. Он топнул ногой, рявкнул сам на себя и пошел, качая бедрами, по своим делам. Он всегда так и ходил – прижав локти к бокам, но разведя руки в стороны, напредплечье болталась сумка. Но именно в этот момент в нем была какая-то дьявольщинка. Наверное, по вине загоревшихся неестественной радостью глаз.

Тим сидел на уроке и думал о том, что никак не может быть человек одним и тем же со всеми сразу. С кем-то он добрее, с кем-то он злее, с кем-то депрессивнее, с кем-то веселее, но наедине с собой он – никто, ноль без палочки, снявший все маски. Не хочется ничего.

Тим был таким еще две недели назад, до приезда Урсулы. Но он был таким при всех, опровергая теорию масок. Ему не перед кем было кривляться, он был прост, как чистый лист бумаги – как ни поверни, одно и то же будет. Появилась Урсула, с ней он стал общительнее, добрее, более открытым. Он начал общаться с Хэнком, и стал вести себя, подражая Ромуальду, нежно, романтично, как девчонка. Хамить Собербио, презрительно коситься на Челку Кэллоуби, пугать дурочек, вроде Эрин. Кругом маски, от которых уже не избавиться, если только не перебить всех тех, с кем он общается.

Шампунька думал о том, что не знал – хорошо это все или плохо. Лучше быть настоящим, но одиноким, или фальшивым со всех сторон вплоть до момента, когда запрешься в собственной спальне или ванной, но с друзьями и любимым человеком?

Кольцо опять разогрелось, Тим стащил его раздраженно и кинул на парту, так что перстень откатился к учебнику и остановился. Не хотелось смотреть на то, как были счастливы другие, ведь Тим прекрасно знал – единение душ бывает, оно было у Ромуальда и Хэйдана. Почему? Всего лишь потому, что они были отрезаны от мира, были на острове? У них не было будущего, не надо было думать о том, что станешь делать после выпускного? Может, стоит влюбиться и умереть, пока не успел разлюбить или даже подумать о том, чтобы разлюбить? Покончить с собой, едва влюбившись и получив чувство в ответ?

Почему они любили друг друга, не уставая, а только сильнее разгораясь с каждым днем? Почему кто-то может так любить, а кто-то – нет? Или это был единственный случай на миллион, когда люди нашли друг друга и стали одним целым?

Везет же некоторым…

Тим опять подумал о Скиппере, вспомнил его поведение в разных ситуациях и представил себя невольно. Неужели он такой же лицемер? Жить расхотелось, стало противно. Скиппер был сладким и манерным, его никто не уважал, с ним дружили девчонки, его терпеть не могли парни, но когда его бил Рокки, Скиппер не просил перестать, он тоже бил в ответ, он сопротивлялся. И уже не был сладким и манерным. Сегодня, взбесившись, он опять мало походил на гея.

Значит, в адреналиновых ситуациях проявляется настоящая сущность? Или нет?

Хэнк покосился на одноклассника, обнаружил, что тот сидит, уперев локти в парту, а пальцами зарывшись в волосы и закрыв глаза, будто у него болит голова. Глухой ворот закрывал шею, но Далтон отлично представлял, что там скрывалось, за этим воротом. Чувства были разные – удовлетворение, гордость за себя и легкий стыд, чувство совершенной тупости.

Он скомкал лист бумаги и кинул его в Шампуньку, тот дернул локтем, и комок упал на пол.

- Отвянь от него, не видишь, не хочет разговаривать? – мрачно попросила Урсула.

- Отвянь сама, - огрызнулся Хэнк. Еще чужих советов ему не хватало для полного счастья.

- Все достало… - прошептал Тим, продолжая трепать волосы, медленно двигая руками, будто намыливая корни волос. – Все так бесит, господи… Башка разрывается, как все осточертело…

- Мистер Шэннон? – учительница истории немного не поняла его откровений, хоть они и звучали тихим, едва слышным шепотом.

- Все нормально, - заверил парень, успокоил себя насильно, приложил руку к раскаленному лбу и уставился в собственную тетрадь. Вместо слов там была какая-то ерунда, Тим моргнул и понял, что хочет умереть. Ему все надоело, ему надоели идеальные мечты об идеальном парне, об идеальных отношениях, ему надоел идеальный Ромуальд с его идеальным Хэйданом, ему надоела идеальная жизнь, где он был активен и весел, жил секундой вместе с Урсулой. Это все было явно не для него, хотелось спрятаться в свою ракушку и не вылезать оттуда, бить молотком по пальцу каждому, кто его протянет, чтобы потрогать свернувшегося клубком звереныша по имени Тим.

Но голос разума, так подозрительно напоминающий тихий, въедливый, ехидный и сочащийся ядом голос Ромуальда, уточнил.

- Тогда кому ты будешь нужен? Проваливай в свою ракушку, если хочешь навсегда остаться один. Просто так ничего не бывает, без труда не выловишь и рыбку, сам же знаешь. А ты хочешь не меняться, быть всегда собой, всегда расслабленным и получать от жизни все?.. Не получится. Придется выбирать.

- Ты достал меня, - простонал Тим, пытаясь выгнать блондина из своей головы, но тот в нее будто вселился.

- Ты же хотел любви, так получай ее. Не нравится, что ли? А любовь это больно, ты сам знал, так зачем лез? Может, стоило просто подождать месяц и броситься под поезд? Сделай это и оставь всех в покое, зануда.

- Заткнись, ради бога, самому тошно…

- Зануда-зануда-зануда, - издевался Ромуальд.

Тим открыл глаза, посмотрел на учительницу, которая стояла на своих тоненьких ножках, державших ее шарообразное тело, и рассказывала что-то интересное. Она наклонилась к своему столу, и Тим дернулся – за спиной женщины стоял во всей красе, красочный и очень живой, воплощенный в реальность Ромуальд. Он прищурился и сообщил.

- Зануда…

Тим чуть с ума не сошел, уставился на кольцо в ужасе и, схватив его, протянул кулак назад, к парте Урсулы.

- Дарю, - сообщил коротко, но девице большего и не надо было, она долго уговаривала его подарить ей кольцо, больше подходящее к ее готичному стилю своим возрастом и видом.

Ромуальд усмехнулся и развеялся по воздуху, учительница разогнулась и удивленно посмотрела на Тима, пялившегося на нее. Она даже обернулась, но за спиной никого, конечно, не было. Женщина пожала плечами, мол, с кем не бывает, плохо себя чувствует парень, переутомился.

Хэнк на него косился со все большим волнением, но Урсула была спокойна, она прекрасно понимала, что у человека бывают моменты, когда хочется умереть, остаться одному, спрятаться ото всех.

Ромуальд в такие моменты прятался вместе с Хэйданом, они сидели или лежали вместе, глядя друг другу в шею, в бок, куда-то еще, просто дышали и молчали, прижавшись поближе, чтобы не чувствовать себя одиноко. Они были не просто любовниками, они были лучшими друзьями, дневниками друг друга, они были друг для друга целыми мирами, потому что их миры сужались до семнадцати лет на каком-то острове. Для Ромуальда – особенно. Его мир был маленьким, у него было много правил, но их список был четким, Хэйдан был чуть свободнее, но и он не представлял, как надо жить, его личность хотела свой мир, этим миром стал Ромуальд.

Проблема современного человека, такого, как Тим, была в том, что он и сам был огромным миром. Ему было с собой комфортно, у него внутри все кипело и переливалось, ему с собой было интересно, интересно было думать, отвечать себе же на вопросы, спорить с собой. Другие люди, другие миры казались неизведанными и опасными, он не мог с ними слиться, как это делали Ромуальд и Хэйдан.

Ему было неприятно, когда кто-то слишком нагло вторгался в его мир, а когда кто-то вторгался в этот мир через его тело, прикасаясь к нему, Тима вообще начинало тошнить, ему было обидно. Он никогда не мог понять людей, которые «трахаются» и просто используют чужие тела. Человек – это мир, если тебе не нужен мир, убейся. Или купи резиновую куклу, а потом убейся.

Прозвенел звонок, Урсула встала, наклонилась к другу и шепнула.

- Все в порядке?

Парень кивнул молча.

- Точно?

- Абсолютно, - согласился Тим тускло. У него был не просто прилив отчаянья, у него был острый приступ депрессии, сердце разорвалось, из него медленно вытекали чувства и мечты, ничего не хотелось.

Урсула ушла, решив его не трогать, потому что было бы только хуже. Если его и должен кто-то тронуть сейчас, то это точно не она. Хэнк же не понял, почему не ушел следом за ней, не наплевал на странного, невзрачного Шампуньку, который на него обиделся ни за что. Из класса все вышли, учительница покосилась на парней, поправила свои очки и вздохнула. Ну уж точно не Далтон-задира сможет успокоить распсиховавшегося Тима.

- Эй, Шампунь, - Хэнк начал с юмором, не зная, как приблизиться, просто сев на корточки рядом с его стулом. Он протянул руку и тронул Тима, лежавшего и уткнувшегося носом в сложенные на парте руки, за пояс.

- Отстань, Хэнк, пожалуйста, - простонал парень, чувствуя, как его мир медленно разрушается. Он буквально видел, как бомбы разрывают здания, построенные за две недели, а огонь подбирается к главной крепости под названием «любовь».

- Ты чего истеришь?.. – Хэнк решил просто не думать о том, что сейчас вел себя с одноклассником, как с маленькой, раскапризничавшейся девчонкой.

- Отстань, - парень всхлипнул, думая, что все, жизнь кончена.

- Чего распсиховался-то? – Далтон хотел фыркнуть, но не стал, поглаживая его по боку, а потом встал и отодрал одну руку Тима от другой насильно, так что она свесилась с парты, как мертвая.

«Ну начинается…» - подумал Хэнк, но странно не раздраженно. Ему не хотелось бросать Тима в таком состоянии, он просто не мог, но не знал, почему. Шампунька ему был чем-то дорог. Парень просто наклонился, переложил себе эту руку на плечо, вторую тоже, поднял парня со стула и прижал к себе, чтобы Тим не вырвался и не упал назад, на стул.

- Все из-за того, что я сказал эту фигню? – Хэнку самому не верилось. Тим помотал головой, губы у него дрожали, он спрятался лицом в шее одноклассника, которого минуту назад готов был возненавидеть.

Он даже забыл о том, что Хэнк о нем подумает, ему надо было кого-то обнять, за кем-то спрятаться.

- Все плохо.

- Плохо, - согласился Хэнк, обнимая его, обхватив руками поперек спины и талии, носом ткнувшись в волосы и просто дыша.

- Жизнь – дерьмо.

- Я в курсе, - согласился Далтон снова.

- Никто никому не нужен, никто никого не любит, - всхлипнул Тим, опять прозвенел звонок, но в кабинет никто удачно не вошел. А Далтон подумал, что вот это уже ближе к теме.

- Насчет всех – хрен знает, но я тебе нужен, - самодовольно заявил он, так что Тим опешил и даже отстранился, глядя на него зареванными глазами.

- Да-а-а?.. Умный такой?..

- Обалденно же, да?

- А я тебе не нужен! – Тим опять начал вырываться, его прижали обратно.

- Не нужен, - согласился Хэнк, у Тима вырвался визг возмущенной истерички, которую не хотят успокаивать, которой не дают пожаловаться. – Я без тебя, тупица, просто не выживу. Мне же надо над кем-то ржать, про кого-то врать Гезе, чтобы он завидовал. Надо же на кого-то ночами дрочить, в конце концов. Куда я без тебя?

Далтон нервно хихикнул, Тим затих, положив голову ему на плечо и шмыгая носом, глядя в шею парня.

- Серьезно?.. – с надеждой уточнил, отодвинувшись немного, вытерев нос рукавом.

- Про дрочить ночами? Абсолютно, - заверил его Хэнк с умным лицом, хотя сам думал о том, что не просто соврал, чтобы успокоить. Может, Тим ему и правда нужен? Ну, хотя бы для того, чтобы было над кем поржать, про кого наврать Гезе?

- Ты низ пищевой цепочки, ты хуже морской губки! – разозлился Тим, но как-то уныло, неубедительно.

- Сам такой, - Хэнк оскорбился, хотя не понял, с чего вдруг про губок начали говорить.

- Да ты даже меня не хочешь, дебил! – Тим зашипел, оттолкнув его и бросившись собирать вещи в сумку, чтобы красиво уйти. Он уже сложил руки на груди, повесив ремень сумки на плечо, как Хэнк с ехидной ухмылкой уточнил.

- Так вот, в чем проблема. Господи… Я-то думал – депрессия у ребенка, а он трахаться хочет.

- Нет! – Тим взмахнул руками, топнул от злости.

- Ну ладно, нет, не трахаться, - Хэнк его преследовал до двери кабинета. – Заниматься сексом. Нет, любовью, - сладко пропел он и загоготал. – Угадал?

- Отстань от меня! – Тим ярился и ярился, не уставая.

- Я для этого тратил на тебя бензин, катал везде, поил вчера этой дрянью, терпел ваши с Артурс приколы в лесу?

Тим застыл, не поняв сначала.

- Чего?..

- Через плечо, - отозвался Хэнк. – Ты слишком легко все шлешь нахрен, - он фыркнул. – Если уж хочешь, так постарайся. И твои галюцинагенные трупы из прошлого тоже, стопудово, не ждали у моря погоды.

- К…Кто тебе сказал?! – Тим побагровел от стыда. Неужели Урсула растрепала ему про Ромуальда?!

- У тебя по лицу видно. И я знаю, откуда ты спер это кольцо, мне Ронни сказала. Кстати, где оно? – Хэнк увидел, что на пальце одноклассника перстня, как не бывало.

- Не твое дело. И не надо мне тыкать носом в то, что ты на меня что-то там тратишь. Я на тебя нервов вагон трачу, я вообще всех вас ненавижу! А вы издеваетесь!

- Мы – мерзавцы, - кивнул Хэнк. – А ты – ангел, - он закатил глаза с притворным восхищением, а потом наклонился к парню и сообщил тихо, чтобы никто даже случайно, в пустом коридоре не услышал. – Я тебе все уже сказал, и не надо требовать, чтобы я это повторял.

- Если не пофиг – повторяют, пока не надоест!

- Когда хотят. Захочу – повторю, а ты забудь про требования, научись хоть чем-то жертвовать, ладно? Ты не один такой тащишься от внимания.

Тим заикнулся, а Хэнк развернулся и пошел на биологию. Тиму предстояло сидеть на этике, но он был в шоке от того, каким Хэнк иногда бывал понятливым и умным, стоило ему включить мозги.

* * *

- А чего это ты решил мне его подарить? – Урсула любовалась кольцом, но не могла надеть его на палец, они все были слишком тонкими для такого кольца. Она решила повесить его на цепочку, а потом, как кулон, на шею.

- Ну, приятное сделать захотелось… - задумчиво протянул Тим.

- Гонишь.

- Не знаю, у меня крыша от него едет, - парень вздохнул, отвернувшись и глядя в окно.

- И ты хочешь, чтобы она ехала у меня? – Урсула ехидно выгнула бровь, Тим улыбнулся.

- Нет, просто у тебя она и так уже съехала, тебе не страшно.

Он получил подзатыльник, а Урсула не стала спрашивать, в чем дело было на истории, что с парнем случилось. Сейчас он был нормальным, а что там произошло между ним и Хэнком, оставшимся утешать Шампуньку, Урсулу не касалось. Она не любила лезть не в свое дело, она знала границу между «дружить» и «привязываться».

* * *

Люди любят страдать, это я знаю точно. Говорите, что угодно, психологи, психоаналитики, психиатры и им подобные «психи», но человечество – одна большая эмо-толпа, иначе не было бы такого повального увлечения эмо еще недавно. Все мы любим чувствовать себя несчастными и жалеть себя, говорить, что жизнь не мила, что ничто уже не спасет, что жизнь дерьмо. Проблема в том, что кого-то утешают, а кого-то нет, и тогда эмоциональная истерика превращается в образ жизни, слова про ненужность и одиночество становятся оправданными. Так или иначе, страдать приятно. Конечно, в момент страдания это непонятно и незаметно, но потом, когда случается что-то хорошее, ловишь настоящий кайф от того, что ты настрадался. А еще очень круто лежать на кровати, пялиться в стену, жаловаться на все, говорить, что ты – ничтожество. Это извращенное удовольствие, не знаю, почему оно мне нравится. Люди такие, попробовав один раз, отказаться не могут.

По-моему, люди учатся получать удовольствие через страдание, когда впервые врут родителям про то, что у них «болит живот» или голова, или еще что-то, чтобы не пойти в школу. И таким образом через страдание приходит кайф – целый день без нудных учителей и уроков.

Страдание – идеальное состояние души, после которого любое событие кажется замечательным.

* * *

- Поржать хочешь? – Тим наклонился к Урсуле, она с интересом на него уставилась. Парень вздохнул и пояснил. – На меня Райс неадекватно реагирует, прикинь? Лает и рычит, но когда подхожу, шарахается, скулит и убегает, - он захихикал, Урсула тоже. Ей нравился пафосный лабрадор семейки Шэннонов, но она тоже могла понять странность такого поведения пса. Ведь раньше он Тима, своего единственного признанного хозяина, просто обожал.

- Ты на него тоже порычи, - предложила она.

- Ты лучше сегодня порычи на Скиппера.

- Ох, я на него порычу… - Урсула закатила глаза и улыбнулась, так что Тим прищурился, ехидно скалясь, наблюдая за этим выражением экстаза. Он фыркнул в руку, прикрыв рот, а потом уточнил.

- А прикинь, он тебя домой пустит?

- Он и так пустит, он добрый, просто жесть, - Урсула покивала довольно.

- Да ладно? – Тим бы так не сказал, насмотревшись кино «У Скиппера истерика» в туалете после второго урока.

- Серьезно. Пустит, еще и как пустит. У него же только мать дома может быть, девчонки из его класса рассказали. Так что он вообще одуванчик. А прикинь, он раздеваться начнет при мне?

- Ты момент не упусти. Он разденется, а ты – опаньки! И быстро-быстро его к делу. К телу, точнее.

- Ты дебил, - Урсула опять дала ему подзатыльник, Тим засмеялся, Хэнк не обернулся, но улыбнулся, порадовавшись, что к Шампуньке вернулось хорошее настроение.

- Не буду я ничего делать, просто посмотрю.

- А если в душ… - Тим закрыл глаза, прикусил губу и сделал лицо «экстаз в раю», чтобы девицу подразнить.

Завязалась шуточная драка, так что Джексон выразительно смотрел, как Шампунька перехватил руки подружки и не давал себя ущипнуть или ударить. По классу тихо разносилось хихиканье, едва слышный визг, тупое ржание и шепот.

Урсула и сама уже мечтала о «клубничке», которую сможет посмотреть нелегально, как безбилетница, проехав в волчьей шкуре к Скипперу домой. Главное – чтобы он любил собак так же, как это показалось Урсуле прошлым вечером.

* * *

На последнем уроке Собербио уже было нехорошо, на каждой перемене он нервно выпивал по банке пива, а под конец отшлифовал это еще бутылкой сладкого джин-тоника, отобранного у мелкотни за сараем. Они ВШЕСТЕРОМ собирались напиться с одной бутылки. Малышня, что еще сказать.

Хэнк увидел приятеля и сразу схватил его за локоть, удержав от лихого прыжка на мотоцикл.

- Не поедешь в таком виде, - сообщил он.

- Спасибо, пап, но мама разрешила, - Геза улыбнулся ему сладко, надевая солнечные очки. Мать его и правда разрешала все, а вот отца в помине не было, поэтому его роль в данный момент отдана была Хэнку. Который и не давал парню сесть на байк.

- Ты в отстой, - зашипел Хэнк, оглядываясь на учителей, выходящих за калитку после тяжелого рабочего дня.

- Пофиг, - отмахнулся Геза. – Я, блин, умею водить.

- На тебя мне плевать, но если ты кого-нибудь задавишь…

- Не бойся, твоего гомика специально объеду, - огрызнулся патлатый.

- Что ты сказал? – Хэнк прищурился, толкнул его в плечо.

- Что слышал, - Геза хмыкнул. – Тебе же он дороже, чем друзья, так и вали к нему, чего ты тут стоишь? Вон, он тебя уже ждет. Скатертью дорожка, - он прошипел это с чувством, так что Хэнк действительно обернулся, увидел Тима с Урсулой, выходивших за территорию колледжа. Пока он смотрел, как Урсула попрощалась с Тимом и удалилась в сторону автобусной остановки, Геза уже оседлал мотоцикл и надел шлем.

- Аривидерчи, - пафосно попрощался он, опустил забрало и отпихнул друга прежде, чем тот успел еще что-то сделать.

- Ты дебил! – напомнил Хэнк.

- От дебила слышу, - опять огрызнулся Геза, обидевшись на друга совершенно конкретно.

* * *

Джексон теперь точно знал, что нужно делать. Ведь в эмо-сказках все должно начинаться красиво, мальчики всегда делают первый шаг. Они либо крадут сердце девочки, вырвав его с корнями, оставив в груди девочки кровоточащую дыру, либо завоевывают это сердце слезливыми уговорами.

Он выбрал второй вариант, потому что вырвать сердце Эрин можно было только через ее труп во всех смыслах этого слова. Да и не так уж сильно она пока нравилась Джексону, чтобы стараться слишком яростно, но вот начать можно было запросто. Он выбрал для этого черный конверт, гору сердечек из рождественского набора Ширли, вытряхнув их в конверт ради красоты и эффектности. Письмо было вполне традиционного стиля – от руки, с чуть расплывающимися чернилами (чернильные ручки – высший класс для подобных посланий). Он трижды чуть не сорвался и не нарисовал смайлик по привычке, как в интернете, но опомнился и сделал письмо суровым. Чувствовал себя, как идиот последний, но решил, что без идиотства романтики не бывает, такова уж жизнь и участь влюбленных идиотов.


Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.031 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>