Пока я размышлял, он сломал псу ребра, вызывая вой, который ветром разнесся по округе, ноги уже плохо держали старое тело, и пес лег, когда он слез с него.
- Напоследок, я сделаю пару движений, - он улыбнулся мне, и по телу прошелся разряд злобы.
Он наклонился над псом и воткнул ему в горло нож, начиная резать гортань со странным хрустом. На зеленую сочную траву прыснула кровь, от которой шел пар. Даже под таким палящим солнцем, я видел, как из его разрезанного горла выходит пар. Пока эта мразь резала его, он дергал лапами, пытаясь скулить и звать на помощь, но вместо скуления вырывалось булькающее хрипение и писк. Когда меня уже трясло, он перевернул его на спину и вспорол брюхо, вываливая кишечник наружу. Я не мог отвести взгляд из-за шока и злобы, которые переполняли меня.
- Я закончил. Убери, - он обтер нож о бездыханное тело пса и пошел домой, останавливаясь на пороге. – Твой брат сегодня будет не ебанным, - он глубоко засмеялся и хлопнул дверью.
В этот день я сбежал из дома вместе со своим братом, который не показывал ни единой эмоции и который не произносил ни слова.
С десяток лет, с тех пор как минуло,
Но память об этом свежа. Как теперь
Я вижу: детство с порога взглянуло
И вышло, захлопнув железную дверь!
Говорят: бытовая семейная драма.
Но детство - по-прежнему - комом в груди.
"Папа спит - говорила мне мама -
Он очень устал, ты его не буди!"
…
Я кинул сигарету на пол и затушил ее носком ботика. Сколько лет прошло, а я все так красочно и ясно помню, но, слава Богу, что эта бездушная сука сдохла и не в лучших условиях, что заставляет мое сердце смеяться холодным смехом. Как тогда помню: проезжаю на машине мимо помоек, а там эта собака, копающаяся на помойке, выискивающая себе еду, чтобы набить пузо, чтобы не сдохнуть. Он умер ужасной смертью. Как я помню, от переохлаждения, сначала у него отнялись ноги, потом пальцы, он не мог двигаться и потом умер от голода и холода, кричать не мог из-за большой потери сил, валялся где-то в перелеске меж трассой и городом и медленно подыхал. Он это заслужил, ведь он подвигнул меня на первую кровь. Я убил человека в 18 лет. Это была какая-то женщина в возрасте, я забрал у нее все деньги, драгоценности. Сейчас я ни о чем не жалею, ведь после нее было еще 5 убийств, и мне это нравилось. Это как влить в себя бутылку водки – ты убиваешь, и мозг отключается, ты находишься в состоянии полной эйфории, тебе все равно на все, ты просто радуешься тому, что еще одна душа у тебя, что ты убил, ты почувствовал себя Богом, ведь его душа была у тебя в руках, ты выбирал его судьбу и выбрал смерть. Это прекрасно, я ни о чем не жалею, совершенно, но я давно не убивал, а мой извращенный мозг требует большего, он требует новых распятий на деревьях, новых изнасилованных трупов, новых жертв, которые будут плакать и умолять. Да, это по мне.
Я встал со скрипучего дивана и пошел в конец трейлера, присаживаясь рядом со своим спящим братом. Когда мы убежали, он начал улыбаться и говорить, конечно, он до сих пор сломан, у него серьезные проблемы с головой, потому что эта уеба била его об стену и серьезный проблемы в психике, но я все равно люблю его. Он мой брат, мой Майки, он единственный родной человек, который остался у меня. Нам надо держаться вместе, чего бы нам это не стоило.
Я сижу рядом с ним, нежно поглаживаю по голове и думаю. Думаю над тем, что только перед ним я могу показывать свои эмоции… Бедный ребенок, которому уже 27 лет. Он до сих пор ребенок, ребенок, который сломлен детством.
Говорят: бытовая семейная драма.
Но детство - по-прежнему - комом в груди.
"Папа спит - говорила мне мама -
Он очень устал, ты его не буди!"
========== 2. ==========
Нежно поцеловав брата в лоб, я пошел обратно к телевизору, чтобы выключить его и потом выйти, постоять на крыльце, покурить и еще немного повспоминать.
Я вышел на «крыльцо» трейлера и закурил. Дождь уже кончился, на улице стоит свежая прохлада, и я смотрю на кроваво-красный рассвет, высокая мокрая трава блестит под лучами восходящего солнца, я люблю ночь, вечер. Я люблю спокойствие, а ночью как раз тихо, хорошо, мало этих нудных людей, которых хочется вырезать, начиная с женщин и детей, с самых беззащитных и слабых; я очень люблю издеваться, если мне попадается такая возможность и если у меня ужасное настроение, то быстрой смерти им не видать.
Я затянулся и содрогнулся от холода. Голову опять начали заполнять мысли о прошлом, о нашем с Майки прошлом, после того, как мы убежали из дома, из нашего дома, который служил храмом ада.
…
Мы бежали и бежали, пока нас не покинули силы, мы бежали, чувствуя свободу и независимость, была только зависимость друг от друга, ведь друг без друга мы никто, мы будем уязвимыми и погибнем. Когда мы без сил упали на траву, когда дрожащие от усталости колени подогнулись, я рассмеялся, первый раз за несколько лет я почувствовал счастье, я почувствовал, как мышцы на лице растягиваются, заставляя сердце биться быстрее, и заставляя течь кровь намного резвее, заполняя твое тело счастьем. Я забыл, что значит быть счастливым. Лежа на траве, я начал задыхаться от смеха и от нехватки кислорода, грудь разрывает, легкие горят, в ногах полная слабость, а в душе свобода и счастье. Майки плюхнулся рядом, смотря на меня, смотря, как я смеюсь, уголки его губ приподнялись, и я лег на бок, смотря в ответ на своего брата.
- Майки, я люблю тебя, - я притянул его к себе и крепко обнял, тяжело дыша ему в плечо.
В тот момент мне было безумно хорошо и хватит. У меня есть Майки, у меня есть свобода и все.
- Я т-тоже тебя люблю, Д-джи, - он обвил меня руками и захныкал, заставляя меня прижать его к себе еще сильнее.
- Теперь мы одни, Майки. Мы свободны, мы есть друг у друга. У нас все будет хорошо. Обещаю тебе, - я пригладил его волосы и поцеловал в лоб. – Ты мне веришь?
- Да, - он улыбнулся и стер слезы, поднимаясь с травы.
Я пообещал ему, не заглядывая вперед, я дал ему надежду, которой не суждено сбыться, но главное, что он мне поверил, и наша жизнь приобрела новый смысл.
…
Я дал ему обещание, что у нас все будет хорошо, и что в итоге? Живем на ворованные деньги, в заброшенных зданиях, трейлерах, прячемся от полиции. Это не та жизнь, о которой я мечтал, о которой мечтал Майки, и они не осуществились по чьей вине? Я усмехнулся, опуская глаза вниз и качая головой. По вытоптанной земле вниз, в ямку течет ручей, собирая на своем пути весь мусор и унося его с собой. Мы выбрали не ту мечту, что она не осуществилась? Нет, просто это не наша жизнь, нам не повезло со временем, расой, полом, страной, родителями, домом. Иногда я чувствую себя подопытной крысой Бога, что он создал меня и проверяет мою выносливость под тяжестью жизни, которую он строит для меня, ежеминутно ставя на моем пути новые огненные препятствия, которые пройти без ожогов просто невозможно. Как же мне это надоело, надоело жить этой дерьмовой жизнью.
Кинув окурок на мокрую землю, я вошел в трейлер, сразу же покрываясь мурашками из-за перепадов температуры. Все бесит, но я не могу уйти от проблем, потому что от проблем, моих проблем, можно уйти только путем смерти, а Майки я бросить никак не могу. Я могу забрать его только с собой, чего мне делать абсолютно не хочется.
Я сел на диван и потянулся за ружьем, которое было обнаружено мной в этом трейлере. Винчестер 1887 года, рычажной тип, старье. Хоть что-то, а не Кольт 1983 и ножик. Что-то более мощное и меткое, что радует глаз. Может, кода-нибудь и из-за него кто-нибудь погибнет, растекаясь красным пятном на земле.
Смотрю на ружье, и мне вспоминаются мои первые убийства, которые были наполнены слезами, извинениями, страхом, ведь тогда я не знал, что значит убить, какого это, когда ты стер человека с лица Земли, оставил труп, забирая жизнь себе. Убил, и тебя переполняет страх, который воюет с эйфорией и свободой, ты пытаешься понять, что, зачем, как и что будет дальше, но и в то же время тебе просто все равно, хорошо и весело. Я совершил первое убийство этой старушки и целую неделю не мог прийти в себя, я стал жутко зашуганным, чем пугал брата, слишком вымотанным, я везде видел правосудие, которое схватит меня и упечет за решетку. Я не мог так жить, но, в конце концов, я свыкся с этим, и мне захотелось убить опять. Убить снова. Забрать жизнь, впитать в себя последние дыхания со словами молитвы, которые вылетали из засохших губ жертвы, хотелось так, что я не смог побороть себя. А ведь я знал, что это неправильно, так нельзя, но какое мне было дело? Моя жизнь уже испорчена, хуже некуда, да и как жить дальше, если у меня нет образования, у Майки тем более, как жить, если нет денег, откуда их брать? Вот я и убивал, забирал деньги, одежду, все то, что было нам с Майки нужно. Еще я воровал, это происходило чаще, чем убийства, ведь это менее грешно.
И сейчас, сейчас мне безумно хочется пролить кровь, выпустить пар из человека, услышать его последний хриплый вздох, его всхлип. Хочется изнасиловать, слышать болезненные стоны, видеть их умоляющие глаза.
От этого всего мурашки по коже. Уже прямо сейчас хочется зарезать кого-нибудь, предварительно хорошенько поглумившись, но я не могу, еще не пришло время, я только недавно совершил последнее убийство и надо подождать немного, да и деньги пока имеются. Около двух тысяч, а то и больше. Конечно, я не из тех маньяком или убийц, которые парятся на счет того, где спрятать труп, что будет после, как замести следы преступления и прочее. Скорее всего, меня запишут в газетах, как асоциального маньяка, у которого IQ меньше 90 и который умственно отсталый, потому что он не думает о последствиях и который не заметает следы. Странно, если я такой, то почему меня еще не поймали? Я не профессиональный киллер, чтобы убивать так, не оставляя за собой следов, да и это просто нереально! Ладно, я уже забыл об этом, мозг клонит в сон, но спать рановато. Надо уехать дальше отсюда, из этого штата, все равно куда, США огромная страна, и есть где спрятаться, это может спасти меня с Майки и, я думаю, что на долгое время.
Я отодвинул грязную штору и посмотрел в окно, солнце почти встало, освещая перед собой огромное поле с высокой травой, земля еще мокрая от дождя, трава поблескивает, тучи уже совсем рассеялись, а небо надо мной начало приобретать светло-синие оттенки, скрывая от моих глаз звезды. Задвинув штору обратно, я пошел к Майки, чтобы разбудить его и поехать дальше.
- Майки, - я сел рядом с ним и положил руку на плечо. – Давай, вставай, нам надо ехать дальше, - я потряс его, и он недовольно замычал. – Вставай!
Майки повернулся ко мне лицом и улыбнулся.
- Не злись на меня, встаю, - он медленно поднялся с кушетки и потер заспанные глаза, одновременно со всем зевая.
- Я не злюсь, - быстро поцеловав его в лоб, я пошел к машине, чтобы разогреть эту старую колымагу после ночи и найти там деньги, которые раскиданы по всему салону и багажнику.
Откуда у меня столько денег? Когда я убивал людей, то у некоторых были паспорта, там указан их адрес и с кем они проживают. Хорошая возможность, чтобы ограбить еще и квартирку, нет?
Заведя машину, я стал копаться в бардачке, чтобы собрать небольшую сумму и позавтракать в кафе, живот уже урчит, чем меня жутко бесит. Меня вообще все бесит, меня может вывести из себя даже простая кочка на дороге, а если я не в себе, то людям, окружающим меня очень не повезло. А единственный человек, который находится рядом со мной – Майки. Ему часто не везет, и он отделывается простыми ударами, которые не приносят значительного урона и вреда здоровью.
Деньги у меня в руках, теперь надо принести в машину ружье. Как же много дел, и меня это раздражает. Майки умывался, пока я искал тряпку, в которую можно завернуть ружье, но, счастье, я нашел деревянный чехол, который, скорее всего, предназначался именно для него.
- Ты все? - Майки подошел к машине и уставился на меня.
- Да, поехали, - я сел в машину и наконец-то отъехал от этого грязного заброшенного трейлера.
Дорога не была необычной, Майки спал на заднем сидении, а я пытался бороться со сном, погружаясь в свои мысли. Мне нужен друг, я ведь не могу жить всю жизнь со своим братом, а живу я с ним уже целых 27 лет, почти не видя других людей. Я уже забыл, как надо общаться с обществом, своими словами и интонацией я отпугиваю всех, будто я сам Чарльз Мэнсон! Они не могут знать кто я, а значит, я дерьмовый человек, в чем я абсолютно уверен.
Мы остановились возле кафе, и мне на глаза попалась молоденькая девушка. Не моя вина, что я ее увидел, а ее. Член уже требует эту бабу, хотя я ничего не чувствую, когда трахаюсь или дрочу. Знаете, когда онанируешь по 6 раз за ночь, тебе уже на все срать. Но я хочу не столько ее, как крови, и плевать, что потом будет, может, она будет моим другом, кто знает.
- Майки, иди купи чего хочешь и мне возьми того же, я скоро подойду… - я сунул ему деньги и вышел из машины, обходя закусочную, чтобы встать за углом и понаблюдать за ней.
Я не наркоман, нет, но у меня есть зависимость от крови, без нее я никто, если я ее не пущу, то будет очень плохо, я сорвусь на брата, а на него срываться я не хочу, это уже было несколько раз, и после этого я места себе не находил.
Прости меня, мама, Господь и ты, невинная девушка, но я уже в предвкушении того, что произойдет.
========== 3 ==========
Понаблюдав за девушкой немного времени я собрался с духом, чтобы пойти к ней, заговорить своим отталкивающим голосом в такой же отталкивающей манере и убить, перед этим немного поиздевавшись. Руки немного трясутся, в голове все перемешивается, но мысли и план об осуществлении убийства никуда не пропадают. Я делаю шаг вперед.
- Джи! – крикнул Майки позади меня, и я вздрогнул, не сводя взгляда с девушки, которая тоже повернулась, хотя звали не ее. – Я не знал, что тебе взять и взял пива. Ты же его любишь? – он посмотрел на меня своими живыми глазами и потом на пакет с едой и пивом.
- Я за рулем, придурок, - прорычал я. – Ты не знал? – я перевел взгляд на него и стал смотреть исподлобья.
- Оу… прости. Я пойду поменяю тогда, - он хотел уже уйти, но я схватил его за руку, больно сжимая ее своими пальцами.
- Никуда ты не пойдешь.
Я перевел взгляд на девушку, которая мило улыбнулась мне, помахала рукой и направилась к своему джипу, который был припаркован возле закусочной, а не на парковке. Рядом с нами взлетела стайка голубей, солнце было уже высоко в небе. Из закусочной вышла семья с ребенком и собакой на руках, на дороге остановилась машина, вышла девушка, видно, сраная проститутка, крики, смятая купюра на асфальте. Вот она показала фак удаляющейся машине, подняла сотню и двинулась к нам. Остановилась возле меня, внимательно осмотрела, поморщилась и вошла в закусочную. Пока все это происходило, меня захватывала невыносимая злость. По коже прошлись мурашки, она стала пылать, а внутренности скрутило узлом. Или сейчас или никогда.
- Я тебя ненавижу, ты это знаешь? – я еще сильнее сжал руку брата и посмотрел в его испуганные глаза.
- Но… почему? – он пытается найти слова, а мне плевать.
- Потому что. Козел! – я ударил его в щеку и тот сразу прижал руку к ушибленному месту. Мое счастье, что стоянка пуста.- Ты, ты… - я начал рыскать глазами по асфальту, но ничего там не нашел, ничего из того, что надо было сказать. – Я тебя блять просто ненавижу. Ты спугнул ее! Спугнул, понимаешь?! – из-за моего крика он весь съежился и зажмурился, будто я его опять ударю, что я и сделал через несколько секунд. – В глаза мне смотри! – я опять залепил ему в щеку(сразу уж можно пощечину), чтобы тот не отворачивался и смотрел прямо на меня. Он вскрикнул и дернулся в моей руке, тихо всхлипывая.
Мой член не получил того, что должно было произойти, и игнорировать его я не собираюсь, нет, ни в коем случае. Он получит то, чего должен получить.
- Пошли, сукин сын, – я тяну его в сторону машины, а он покорно тащится сзади, потирая ушибленное место.
Мне его нихуя не жаль, сука, надо было думать, а не верещать на всю заправку, что он купил мне немного не то, а какое-то дерьмовое пиво! Мне плевать, что у него психические отклонения, которые еще остались с детства, мне плевать, что сейчас я буду трахать своего брата-инвалида. Мне глубоко похуй на это, потому что когда мне что-то надо, я не задумываюсь о последствиях.
Я посадил брата рядом с собой и пристегнул его ремнем безопасности, чтобы он не смог выпрыгнуть из машины на ходу или убежать, когда я остановлюсь. Он прижался к дверце машины, закрывая лицо руками, чтобы я опять его не ударил, но оно и хорошо, я не хочу смотреть на него, меня начинает переполнять злость и отвращение. Но у меня есть проблема – я не знаю куда ехать. Трахать его в машине на дороге я не хочу, еще остановит коп и будет допрашивать. Я поеду в трейлер, в котором мы недавно жили пару дней.
Вдавив в пол педаль акселератора, я громко выдохнул, стараясь не думать о том, что будет, если я прямо тут грохну своего никчемного братика.
…
- Выметайся! – я открыл дверцу машины со стороны Майки и сам выпихнул его оттуда, не собираясь ждать его тормознутой реакции. – Быстрей! – прорычал я, схватив его за футболку на спине. – Уеба четырехглазая.
Я пинком подогнал его к трейлеру и пошел следом, уже вынимая ремень из джинсов. Он упал прямо перед ступеньками, ведущими в трейлер. Меня это невъебенно злит! Я с рычанием поднял его за шкирку и впихнул в этот проклятый грязный трейлер. Он стал плакать, я это хорошо слышал, и это меня жутко бесит. Меня уже заклинивает, веко начало дергаться, руки трястись, а сердце с яростью стало бить по моей груди, почти проламывая грудную клетку, кровь так и пульсирует в висках, отдаваясь шумом в ушах, это все меня тоже бесит. Обычно, ты чувствуешь, что у тебя встал, но я ничего не чувствую. Я вижу – стоит и хорошо, значит, не все потеряно к этим чертям.
- Быстрей блять! – прорычал я, расстегивая пуговицу джинс.
Майки влетел в трейлер, врезаясь в противоположную стенку и больно впечатавшись в нее носом. Мне все равно на него, на то, что твориться в этом грязном мире, какой сейчас год, кто умирает и сколько мне жить осталось. Меня волнует мой член и мое желание, которое так и затмевает весь мой рассудок до такой степени, что думать я уже просто не могу. Ни о чем. Передо мной только картина того, как я ебу своего больного братика, как он плачет или стонет, этого я уже предугадать не могу, как он пытается вырваться и это мне нравится. Нет, не заводит, просто нравится.
Он поворачивается ко мне лицом, и я вижу страх в его заплаканных глазах. Я причина его страха, боли и спасения в прошлом. Он должен быть мне благодарен и должен ненавидеть меня, но он не умеет ненавидеть, это не будет Майки, он не создан для чего-то плохого, злого, он добрый, свет создал его ангелом. А я… а я демон, который забирает жалкие души людей. У нас написано это на роду, на судьбе, от этого не убежать, вот я и иду по своему кровавому пути, не собираясь сворачивать ни в какую сторону. Меня все устраивает и мне интересно, какой следующий шаг будет, что мне подготовит судьба завтра или послезавтра. У меня нет даже мечты. Какой-то гребаной мечты. Я неудачник, в жилах которого течет месть и ненависть ко всем и всему.
Я хватаю его за затылок и толкаю на разобранную деревянную кровать, кладя его на спину и расстегивая его джинсы. Он полными слез глазами смотрит на меня, не в силах что-либо сказать, сделать, что мне и ему идет на руку. Если бы меня кто-нибудь спросил, что я чувствую, когда убиваю, насилую, то меня бы поставили в замешательство. Я не знаю, в этот момент не замечаешь за собой ничего, ты просто словно под кайфом, если все идет по плану. Это как принять дозу и смотреть в аквариум, где плавают золотые рыбки, на фоне ярко-зеленых водорослей и светлых домиков. Ты просто под кайфом, тебе нравится, это как закурить после того, как ты очень долгое время не брал в рот сигареты. Свобода, скажу я после минут раздумий.
Я спускаю с него джинсы, оголяя его бледную кожу и тазовые кости, которые сильно выпирают, натягивая на себя его нежную кожу, словно фарфоровую. Он как бабочка, боишься прикоснуться и причинить боль.
Я расстегнул свою ширинку, и джинсы упали вниз, больно ударяя о ноги пряжкой ремня, Майки продолжает хныкать, но не сопротивляться. Он вообще никогда не сопротивляется, он всегда смирный, он смирился с судьбой, миром, с тем, что сейчас произойдет, и что будет происходить в дальнейшем. Мне все равно на него – я сейчас не думаю ни о ком и ни о чем. Я раздвигаю его ноги, кладя их себе на плечи, и беру в свою холодную руку свой горячий твердый член, подводя его к тугому отверстию. Майки слишком напряжен и я надеюсь, что хоть это принесет мне какое-то удовольствие от этого давления.
Я медленно просовываю свой член в проход, помогая себе одной рукой и морщусь, стараясь не сделать все быстрым для себя. Майки задержал дыхание, скорее всего в шоке от происходящего. Мне опять все равно. Я вошел, начиная проталкиваться глубже. Тесно, очень тесно и, черт, я ничего не чувствую, небольшое давление, которое для меня ничего не значит - и все.
Майки громко всхлипывает, сильно сжимаясь вокруг меня, и я могу там почувствовать как ему больно, как горит его тело, как он сильно сжимается. Будь я зверем, но мне это нравится, не смотря на то, что это мой брат и на то, что как сильно я его люблю. Он единственный, кто у меня есть, и ему я делаю больно.
Плюнув на мысли, я вошел до конца и стал вбиваться в него с силой и рвением, захватывая в свои пальцы его кожу на бедрах. Он хватается за одеяло, тряпки и все, что попадется и что валяется на этой древней кровати. Зубы плотно сжаты, вены вздулись на висках, на шее, руках, лицо красное, он не произносит ни звука, стараясь заглушить боль сильным напряжением всех своих мышц. Через несколько секунд он, со стоном боли, выдыхает и резко раскрывает глаза, пока я то и дело вхожу в него, не чувствуя ровным счетом ничего. Я вбиваюсь так сильно, чтобы почувствовать хоть что-то, но все без толку, вся моя жизнь никчемна, как и я.
- Хватит, - кряхтит Майки, до боли в пальцах впиваясь в покрывало.
Я только делаю резкий толчок, давая ответ на его просьбу.
Он кричит подо мной как птенец, выпавший из гнезда. Как собака, которую избивают, громко, с болью, с криками о помощи и прощении. Меня это уже начинает бесить. Меня бесит вот что: я, то, что я трахаю своего брата, которого люблю, то, что я ничего не чувствую, что он кричит, плачет, что ему больно, что я ничтожество. Я хватаю какую-то тяжелую железную статуэтку со времен гражданской войны рядом с собой и поднимаю руки над головой Майки. Я вне себя от злости, желания. Мне надо лечиться, а не жить. Он кричит что-то несвязанное, а я ударяю его по голове. Он начинает кричать еще сильнее, я начинаю лупить по его вискам в стороны, чтобы он наконец-то заткнулся и успокоился. Я бью его до тех пор, пока он не замолкает. Тогда я делаю еще пару движений и кончаю в него, без доли ощущений. Ни одна мышца не напряглась в моем теле, я даже не вздрогнул. Ничего…
Я вытер свой окровавленный член какой-то тряпкой, вытер лицо Майки, его живот и сел рядом, зажимая голову меж коленей.
Джерард, ты Сатана, который не заслуживает существования…
========== 4 ==========
Я достал из кармана джинс пачку сигарет и вынул одну. Наступила вторая стадия – сожаление, первая стадия была желание. Да, так у меня всегда, сначала желание, вперемешку со злостью, ты делаешь то, чего хочешь, не задумываясь ни о чем, кроме самого себя и того, что тебе нужно, потом сожаление о случившемся: тебе страшно из-за того, что ты натворил, зачем и кто был жертвой. Тебе жалко жертву, ты понимаешь, что сделал это из-за своего желания, тебе эта смерть была нужна как доза героина на 4-7 день. Конечно, смерти тут, может, нет, но мне жаль брата и жаль себя, потому что я не могу остановиться, не могу контролировать себя, я несчастен. Иногда ты задумываешься о любви и тебе становиться невыносимо одиноко и грустно. Меня никто никогда не любил, никто, брат не в счет, это же брат. Он не может любить меня так, как хочу этого я. Может, если бы рядом со мной было плечо любимого человека, убийства бы и прекратились, ведь ради любви, которая будет дана мне я готов на все.
Я тяжело вздохнул, пытаясь убрать ком в груди, и закурил, оборачиваясь назад – Майки лежит без сознания и хорошо, что он жив, это видно по медленно поднимающейся груди.
Все равно я буду просить у него прощение, а он все равно меня простит, ведь Майки не умеет держать обиду и не прощать, такой уж у него слабый характер. Мне он даже нравится, потому что я могу делать все что угодно, а он меня все равно простит, ведь не простить меня он просто не может – я единственный кто у него есть и я единственный, к кому он может обратиться и с кем остаться. Чувствуешь себя нужным, и это приятное ощущение. От тебя кто-то зависим. Теперь мне интересно, а у меня будет такая же зависимость от человека? Будет ли мне кто-то нужен, как воздух, без которого я не смогу прожить и дня? Вряд ли. Я никому не нужен, а сначала я должен хоть кому-то понравиться.
Кинув докуренную сигарету на пол, я затушил ее ботинком и встал с кровати, застегивая джинсы. Надо проветриться, освежить голову и прийти в себя. Я вышел из трейлера и встал на крыльце, рассматривая закат перед собой. Долго я думал, и слишком долго Майки был в отключке. Моя вина, но я ее не чувствую. Такие люди как я не чувствуют вины и редко о ней задумываются. Я эгоист? Наверное, так и есть, ведь я только о себе и думаю, каждый гребаный день моей гребаной жизни! Я никогда не изменюсь, как бы мне этого не хотелось, и кто бы меня не пытался изменить. Я уже испорчен и до такой степени, что никакая клиника, никакие врачи не повернут меня в обратную сторону. Здесь поможет только одно – смерть.
Наполнив легкие холодным вечерним воздухом, я вернулся внутрь, застав Майки, который пытается сеть на край кровати.
- Эй, ты как? – прошептал я хриплым голосом и сел рядом с ним.
- Нормально, - он всхлипнул, и мне пришлось только прижать его к себе.
- Прости меня. Прости, брат, - погладив его по спине, я зарылся носом в его волосы и закрыл глаза.
- Ничего страшного, только вот… голова безумно болит.
Я крепче закрыл глаза и крепче сжал его в своих руках, проигрывая в голове картинку, как я его бью, должно быть больно и неприятно, особенно сейчас.
- Прости…
Слова, которые ничего не значат, когда произношу их я. От меня искренне ничего не вылетает, я словно безэмоциональный человек, который ничего не умеет чувствовать, кроме как жалости к себе же. Интересно, как я еще живу в этом мире? Я один против него, человек, который не считается ни с кем и ни с чем, кроме, опять, себя же. Я скоро сдохну, я чувствую это, и прогнать это чувство я не смогу.
- Джер, зачем? – просопел он мне в плечо.
- Не знаю, Майки. Не знаю, - все, что мог сказать я. А что я мог ответить? Ты меня разозлил, и я вышел из себя? Не смогу так.
- Больше так не делай, пожалуйста. Мне очень страшно и больно…
Майки даже понять нормально не может, что с ним случилось, он мыслит как-то по-особенному, не принимая все так, как есть, где-то 50% действительности просто уходят, испаряются, принимают как-то незначительный оттенок, который смягчает то, что с ним произошло.
- Поспи, - я погладил его по голове и сразу взглянул на свою руку – она в крови. – Блять, - прошептал я и посмотрел на его висок, откуда текла небольшая капля крови. Наверное, глупо звучит, но мне стало страшно, хотя, в основном, я пофигист ко всем и ко всему. – Поспи-поспи, - продолжил я, укладывая его на кровать.
- Голова очень сильно болит, Джи… - он сильно зажмурил глаза и схватился за голову.
- Обещаю тебе, завтра мы купим таблетки, а пока ты поспи, чтобы не чувствовать боли.
- Мне плохо, - он свернулся калачиком и начал тихонько плакать, хватаясь за голову.
- Я лягу с тобой, Майки, поспи… - я лег рядом с ним и обнял.
Совсем скоро он заснул, а я все не могу, даже не знаю почему. Наверное, из-за мыслей, их было так много, что я не знал, за какую надо хвататься, ведь все имели место в моей жизни и все касались лично меня, моих чувств, что задевает…
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |