- Шуток ты не понимаешь, - отозвался Суйгецу, тревожно рассматривая иномарку за его спиной.
Чем черт не шутит, мало ли, с кем Наруто угораздило связаться…
Наруто отпустил шею Суйгецу, отступил на шаг назад.
- Ладно, - нормальным тоном сказал он. – Прости. Я сегодня сам не свой… Поможешь его найти?
- Без проблем, - кивнул Суйгецу и услышал внезапно оживший шум двигателя.
…Суйгецу долго не появлялся. Наруто выкурил несколько сигарет подряд, чего с ним обычно не случалось, и теперь мир подернулся волнистой мерзкой дымкой. И все же, делать было нечего, и Наруто снова потянул из пачки сигарету, не зная, как еще скоротать время. Тусклая вывеска с желто-оранжевой надписью «Лонгин» была изучена досконально. Под вывеской мрачно высились грязноватые, некогда великолепные двери – тяжелые, с резными медными ручками, но вытертые, рассохшиеся.
Ветер, промозглый, пропитанный сыростью, забрался под куртку и поселился там дрожащим холодом. Наруто выкинул окурок, вернулся к машине. Сложив руки на руле, он принялся наблюдать за «Лонгином», защищенный всей массой огромного джипа. Несмотря на расположение, «Лонгин», видимо, был довольно-таки посещаемым местом - туда то и дело проскальзывали какие-то личности, неизменно прячущие лица кто под воротником куртки или плаща, кто под шарфом. С трудом преодолевая сопротивление тяжелых дверей, личности исчезали за ними, и в переулке снова устанавливалась странная одинокая тишина, завернутая в волокна мокрого ветра.
От нечего делать Наруто принялся тормошить память на предмет расшифровки названия заведения. Английские аналоги отпадали, и оставалось только порыться в истории. Оказалось, что единственным известным Наруто Лонгином был Гай Кассий Лонгин, претор по делам иноземцев при Цезаре.
Наруто потянулся, расправив плечи, еще раз посмотрел на вывеску. Какая может быть связь между городским клубом и вдохновителем убийства Цезаря, завистником и будущим самоубийцей? Поразмыслив, Наруто решил, что название дано просто из благозвучия или из претензий на классичность. Хотя, нельзя исключать возможность того, что назван клуб в честь какого-нибудь другого Лонгина, благо всегда были они людьми известными и вертелись рядом с вершителями судеб, словно им там медом было намазано, за что и платили дорогой ценой.
Наконец, двери снова распахнулись, и на улицу вышел Суйгецу. Осмотревшись, он махнул рукой, и Наруто выбрался из машины, не забыв нажать кнопку сигнализации на круглом брелоке ключей.
Суйгецу маялся от холода в своей серой водолазке:
- Давай быстрее… В общем так, Наруто… Если хочешь туда попасть – то ты любовник Саске и точка.
- Сдурел? – незамедлительно отреагировал Наруто. – Что за бред? Кому это надо?
- Кому надо, тому надо, - уклончиво ответил Суйгецу. – Не нравится – вали домой. И так с тобой одни проблемы…
Наруто поднял голову, еще раз посмотрел на желто-оранжевую вывеску и кивнул:
- Договорились.
- Ага, - ответил Суйгецу и потянул медную истертую ручку двери.
За дверью открылся узкий коридор, пахнущий чем-то музейным, знакомым. Пол под ногами, сработанный из неизвестной породы дерева, вытерся настолько, что от досок остались лишь выпуклые древесные морщины без малейшего признака лака. В стенах за матовыми непрозрачными пластинами скучал неяркий красноватый свет.
Суйгецу пошел вперед уверенным быстрым шагом, а Наруто чуть поотстал, рассматривая многочисленные боковые двери, из-под которых тянуло то сладким наркотическим дымом, то запахом жареного лука, то дорогими духами.
- Здесь подожди, - тихо сказал Суйгецу и вдруг исчез за каким-то поворотом, оставив Наруто одного.
Наруто услышал донесшийся откуда-то снизу странный, резкий звук, обернулся, вдруг испугавшись собственной незащищенности – Суйгецу не из тех, кому можно доверять… Но было поздно, и вернуться значило бы сдаться, поэтому Наруто лишь прислонился к стене, прикрыв таким образом спину.
На этот раз ожидание не затянулось. Появившийся в конце коридора человек со скучающим лицом, живо напомнившим Наруто какой-то из забытых кошмаров, поманил
его рукой.
Он привел Наруто в странную комнату – комнату, словно разрезанную пополам. Одну ее часть занимал низкий столик, на котором высился удивительной красоты кальян – тонкая вязь восточной эмали украшала его красными, желтыми и зелеными узорами. Возле столика стояли такие же низкие кресла с запрокинутыми изогнутыми спинками, бордовые, жесткие. Дальше пол комнаты уходил резко вниз, и оканчивался высокими перилами, металлическими, тусклыми, тоже вытертыми.
За ними Наруто мог видеть желтые проволочные лампы, высокий серый потолок, на котором даже при плохом освещении угадывались старые плохо закрепленные трубы.
- Садись, - сказал сидящий на одном из кресел человек, скрытый матовой глубокой тенью.
Наруто с трудом оторвал взгляд от перил, подошел к столику и сел на край кресла, разглядывая своего собеседника. Человека такого типа он видел впервые. Очень правильное, очень утомленное, почти аристократическое лицо, изуродованное многочисленными штангами – не просто современным пирсингом, а безжалостным, мазохистским украшением. Такие же утомленные, странные глаза: пристальный, холодный зрачок и наркотическая муть радужки. Серый костюм не скрывал мощи расслабленного тела – на широких плечах ткань морщилась, приподнятая сильными мышцами.
Узкая рука приподнялась, предлагая истекающую дымом змейку кальяна, но Наруто осторожно покачал головой:
- Не люблю наркотики.
- Тем более странно то, что ты здесь оказался.
- Я не из-за наркотиков…
- Из-за боев? – спокойно спросил резковатый голос, и на Наруто в упор взглянули пугающие глаза. – Или из-за бойцов?.. Можно обобщить: ты пришел за своей болью.
Определенно, по адресу… Можешь называть меня Пейном - раз уж пришел…
Наруто согласно кивнул. Отвечать на это, видимо, не стоило. Кидаться с расспросами – тоже. Наруто уловил страшную давящую атмосферу спокойного, на первый взгляд, места, и не торопился с выводами. Этот клуб, несмотря на расположение в знакомом городе, явно относился к тем заведениям, законы которых подчиняются никому неизвестным силам. Одна из этих сил жила за одурманенным взглядом странного человека, сидящего напротив, и Наруто не мог определить ни ее источника, ни ее прав, поэтому предпочел молчать, надеясь на то, что удача от него не отвернется.
- Ты очень красивый мальчик, - задумчиво сказал Пейн, и Наруто внутренне сжался.
Такие слова ничего хорошего никогда не предвещали.
- Красивый мальчик, да еще и педик.
Такая мысль Наруто раньше в голову не приходила. Беспристрастная оценка особенностей его ориентации прозвучала так болезненно-обидно, что пришлось задержать дыхание.
- Если ты больше ничего из себя не представляешь, то тебе лучше уйти, пока отпускаю, - равнодушно подвел итог Пейн.
Наруто покачал головой.
- Я и так знал, что ничем хорошим это не кончится, - решительно сказал он. – Зная об этом, было бы глупым просто так уйти.
- Ищешь себе проблем?
- Нет… - Наруто повернулся, вспомнив интересующий его вопрос. – Спросить можно?
Пейн слегка наклонил голову, внимательно глядя на него.
- Лонгин, - сказал Наруто. – Какой из них?
Тонкие губы Пейна дрогнули в еле заметной улыбке, взгляд внезапно прояснился.
- Самый известный Лонгин – Гай Кассий, подаривший миру вечную идею выбора между добром и злом, милосердием и грехом.
- Вспомнил, - быстро сказал Наруто, - черт, как же из головы вылетело… Я подумал про другого.
- Ты выбрал себе другого Лонгина?
- Да, - Наруто улыбнулся против воли. – У меня часто так бывает: лезу куда-то не в ту сторону… Я вспомнил заговорщика.
Пейн молчал, и Наруто решил уточнить свою мысль.
- Считается, что его толкнула на убийство зависть, но мне кажется – гордость. Считается, что на самоубийство он пошел из слабости, но мне кажется – он не смог смириться с провалом, понял, что не сможет просто существовать. Вот этого Лонгина я и выбрал.
Наруто покусал губы, добавил:
- Я хочу увидеть Саске, вот и все.
Пейн одними глазами указал ему куда-то вперед, и Наруто, поняв его, поднялся с кресла, подошел к перилам и глянул вниз.
Внизу под рассеянным алюминиевым светом серела плотная подвижная толпа. Толпа вязко шевелилась, напоминая собранных в тесную банку неповоротливых червей.
Единственное свободное от нее место – маленький квадрат, освещенный низкой грязноватой лампой, отгороженный толстыми провисшими канатами.
У канатов толпа превращалась в кипящий свинец: то натекала волной к самому рингу, то отступала назад, пенясь плохо различимыми возгласами.
Наруто вздрогнул, услышав рядом спокойный голос.
- Учиха Саске. Шесть лет назад за него боролись лучшие клубы страны. Если ты его выбрал, то должен знать, что толкнуло его на бунт: зависть? Гордость?
Наруто покрепче схватился за перила влажными ладонями.
Толпа внизу всколыхнулась: фигура Саске внезапно исчезла под массой другого, тяжелого тела, а потом прокатился, отталкиваясь от стен, общий вздох – движения Наруто не успел заметить, но увидел, что Саске выпрямился, легко избавившись от давления, а его противник отшатнулся.
Лаковые алые пятна потекли под светом проволочных светильников.
- Если ты его выбрал, то должен знать, что ведет его к самоубийству: слабость или нежелание существовать?
- Самоубийство… - повторил Наруто.
- Да, - сказал Пейн. – Это его девятый бой здесь, он идет на своеобразный рекорд. За шесть лет он многое потерял: плохо стоит на ногах, поэтому старается избегать дальнего боя. У него короткое дыхание, отсюда жестокость и стремление завершить матч как можно скорее. Если бы Саске остался на официальном ринге, ему бы не было равных, а так… Он убивает себя. Ему дорого обходятся промахи и ошибки, отсутствие опыта и тренировок. Он побеждает за счет таланта и отчаяния. Один-единственный неудачный бой может сделать человека инвалидом, а Саске неудачно проводит все – просто заметить это можно только опытным взглядом. Разумеется, об этом знает и он сам. Посмотрел? Можешь уходить.
Наруто развернулся, оставив за спиной тусклый свет, людской азарт и биение сердца Саске.
- Кому это нужно? – глухо спросил он.
Пейн вернулся в кресло, пожал плечами.
- Всем. Зрителям – для оживления своей рыбьей крови, мне – ради денег, Саске – ради себя самого. Я выбрал другого Лонгина, Наруто. Того, кто нанес смертельный удар из милосердия.
- Если уж на то пошло… - Наруто услышал свой собственный голос словно издалека. – То мой Лонгин погиб из-за того, что не знал о победе Брута. Просто не знал…
- Хочешь изменить историю? – улыбнулся Пейн. – Донести знания вовремя? Каким образом?
Наруто повернулся к нему спиной, снова посмотрел вниз.
- Бой профессионала с новичком достаточно интересен, чтобы окупить твои траты? – спросил он.
- Смотря как он будет преподнесен, - ответил Пейн. – Сокращенное время боя… Допустим, три раунда, много крови, жестокая реальность и неожиданная концовка – и мои доходы превысят обычные сборы.
- Сколько это… три раунда?
- Девять минут, - сказал Пейн.
Он сидел, выпрямившись, забыв о кальяне, внимательно наблюдая за сложившим на перилах руки Наруто.
- Это ведь недолго.
- Время, помноженное на боль – вечность.
- Звучит красиво, - заметил Наруто. – Условия победы?..
- При таком дисбалансе сил достаточно будет просто продержаться до конца. Но есть общее для всех боев правило – два падения равны поражению.
- Значит, мне просто нужно будет защищаться?
Пейн откинулся на спинку кресла, пробежался пальцами по его резным ручкам:
- Ты когда-нибудь выходил на ринг?
- Нет, - сказал Наруто. – Это что-нибудь меняет?
- Меняет. – Пейн взял с поверхности столика мобильный телефон, набрал номер.
Наруто отвернулся, делая вид, что ему все равно, что и как сейчас решается в голове этого странного пугающего человека, но смотреть вниз тоже не мог, поэтому прикрыл глаза.
Страх, настороженность, неуверенность – все исчезло, словно кто-то пережал нервы, скрыл тревогу под слоем непрозрачной бумаги. У Наруто не осталось иных путей и иных дорог – выбрав, он моментально успокоился. Он еще не успел приобрести привычки оборачиваться и сожалеть, поэтому теперь просто берег свое дыхание для будущего пути, нисколько не сомневаясь в его правильности.
И все же, подписывая принесенные тем самым невзрачным человеком многочисленные листы, в которых он отказывался от претензий к «Лонгину» и лично его владельцу, подчеркивал факт добровольного согласия и собственной инициативы, Наруто почувствовал, как заныло сердце.
- Думаешь, я подам на тебя в суд? – спросил он, подписав последний лист.
- Я думаю, он тебя покалечит, - вполне серьезно и спокойно ответил Пейн.
***
Саске вышел из «Лонгина» уже ночью. Три часа ему понадобилось на восстановление после выигранного боя: три часа в плохо освещенной комнате на жестокой узкой кушетке.
Три часа, чернично-металлических, то уволакивающих его в сладкое забытье, то снова терзающих неповоротливым бегом времени. Руки дрожали. Запястья ныли от напряжения, сердце билось где-то в горле, то и дело подступала тошнота, но Саске улыбался.
Самоуничтожение. Не жалкое прозябание в темноте квартиры, не одиночество на ледяных улицах, а циничное издевательство над своими надеждами и прошлым: в этом было что-то сладкое, умиротворяющее. Унизить надежду – что может быть отчаяннее и что сможет еще лучше продемонстрировать полную от нее независимость?
Темный переулок встретил его ночным мертвящим холодом. Саске пошел было вдоль дома, но странное ощущение заставило его обернуться и всмотреться в темноту. Источник беспокойства он определил сразу же – припаркованный у «Лонгина» джип. У джипа были потушены фары, затемненный салон молчал, но Саске был уверен, что он не пуст.
Кто-то наблюдал за ним. Саске некоторое время смотрел на джип, ожидая разгадки, но потом усталость и слабость взяли свое и, развернувшись, он пошел по улице, иногда касаясь рукой кирпичной стены дома.
Наруто проводил его взглядом и, с ювелирной точностью развернув машину в узком проулке, вывел ее на улицу, параллельную выбранной Саске.
Теперь, когда выбор был сделан, казалось, успокоилась не только душа, но и окружающий мир. Наруто один за другим вызывал в памяти образы, людей, вопросы, и всему находил логичное и верное обоснование. Мир был не просто головоломкой – он был целой стопкой сложных, цветных картин, и неудивительно, что сразу в них не разберешься и долго будешь рассматривать его слои, путаясь, ошибаясь и ища ту самую картину, которая предназначена именно тебе.
Найдя ее, конечно, поломаешься, покапризничаешь: и краски подобраны не те, и небо невеселое, да и вообще… Но только никуда уже не денешься. Важно понять: и не те краски, и невеселое небо – все это теперь твое, по-настоящему твое, отдано в твои руки навсегда, принадлежит тебе.
Утащив коробку со своей картиной из общей путаной стопки, не жди, что легко достанешь все необходимые детали, и пальцы останутся неизрезанными об их края. Зато теперь ты можешь вздохнуть свободно и приняться создавать, расставляя фрагменты по местам… Ты соберешь невеселое небо и для тебя не будет ничего важнее его хмурого взгляда. Ты сложишь воедино темные цвета и поймешь, что покорен их глубиной.
Все очень просто.
Просто нужно доказать право на свой выбор.
- Это была не ненависть, - торопливо сказал Наруто в трубку, дождавшись, пока длинные гудки сменятся выжидающей тишиной.
- Это была не ненависть, - повторил Наруто, - просто я никогда раньше не испытывал настолько сильных чувств, поэтому перепутал. Их легко спутать: любовь и ненависть… Одинаковый импульс – не можешь дышать, всего трясет, больно, и хочется схватиться за тебя и сделать что-то такое, чтобы твое лицо изменилось. Я сделал чертову уйму глупостей и сделаю еще одну, чтобы хоть как-то доказать тебе, что ты мне нужен, ничего не объясняя. Тому идиоту, который решил, что можно объяснить любовь, я бы собственноручно тебя впихнул и посмотрел потом, что бы он смог вывести. Я понял, что запутался, когда недавно утром искал тебя рядом… на ощупь. Какая это, на хрен, ненависть… Саске.
Наруто перехватил телефон повлажневшей от волнения рукой, окинул взглядом пустынную дорогу.
- Я, оказывается, тебя люблю.
Тишина в трубке вдруг сменилась короткими быстрыми гудками. Саске просто скинул звонок.
Склад. Глава 16
Разворот. Удар. Блок. Скрещенные на груди руки – да кто ж так блокирует?.. Чмошник. Отдых. Раскачка. Вправо-влево, удар. Серия. Смотреть на него противно… но что-то в этом есть. Измученное тело отдыхает именно так, как и должно отдыхать – все же чуть напрягаясь, не давая мышцам полностью расслабиться.
Схемы, Наруто. Схемы, безошибочные, налаженные нервы, одинаковые люди…
Атака. Подкат. Падение. Даже при ударе затылком об упругие маты и то в голове туман, а о цементный пол каково? Или что там… Цемент-бетон. Склад.
Никто и никогда не поступит неправильно – сумасшедшие не в счет.
Попался. Угол – не выберешься… Хотя… здесь чего только ни бывает – и из угла выбираются. При любом противнике. Удержу-не удержу? Защита. Серия. Пробил...
Нормальный преподаватель не ответит на любовь несовершеннолетнего ученика. Нормальный старший брат скажет – ты не прав, ты подрасти, и все станет по-другому… Он скажет: я обещаю, и буду с тобой, ты только забудь все это и повзрослей.
Нормальный тренер не выпустит на мировой ринг парня-гомосексуалиста.
Все. Крови – пиздец… А если так? Серия по телу. Сердце-печень-почки… Должно быть второе падение и можно будет что-нибудь ему сломать. Сделать красиво… Открытый перелом - красиво, хотя вряд ли его можно будет разглядеть среди этого красного месива.
Нормальный парень не будет признаваться в любви человеку, который его изнасиловал.
Ты мудак, Наруто. Или псих.
По опухшему запястью пробежалась короткая болезненная судорога, и пальцы Саске на секунду замерли на клавиатуре. Впрочем, это уже не имело особого значения: на экране монитора, облитого изнутри яркими кровоподтеками, медленно опускалась на серый пол изуродованная фигура бойца. Боец картинно мотал головой, собираясь отключиться окончательно, а над ним в торжествующем жесте поднимал руки победитель, обласканный ревом толпы. В колонках грохнул нечеловеческий, измененный электроникой голос:
- You won!
Голос утих, и следом накатилась фоновая волна восхищенного перешептывания, сдобренного тяжелым роком.
Саске положил руку на мышку, выбрал колонку потенциальных противников и нашел было нового, как вдруг изображение дрогнуло, монитор тихо пискнул и экран залился мерцающим голубым цветом, торопливо проматывая коды многочисленных ошибок.
Экран смерти – или голубая смерть, кто как называет. Саске предпочитал первый вариант.
Он потянулся к системному блоку и нажал на reset. Системник недовольно пискнул, потом снова мерно загудел. Саске запустил грубо прерванную игру – нужно было сыграть еще пару-тройку боев, и мучительная боль, изжевывающая тело в сухие волокна, ушла бы. Известная истина – спортсмен, наблюдая за видеозаписями или играя в игры-симуляторы спорта, мысленно повторяет все движения, моделируемые программой или показанные на видео. Мозг отсылает необходимые сигналы, и напряжение мышц уходит постепенно, угасая – это помогает избавиться от боли.
Саске пробежался пальцами по клавиатуре, набирая пароль, и отыграл еще один бой уже почти бездумно, вспоминая лишь мерзкое чувство – судорожный холод, заставивший его бросить трубку, не дослушав Наруто до конца. Ощущение просто было такое… словно сердце опустили в полиэтиленовый мешок, набитый колотым льдом.
- You won! – грохнули колонки.
Саске тронул мышку пальцами, и удивленно покачал головой – изображение дрогнуло и вновь провалилось в пучину электронных ошибок. Экран смерти.
- Блядь, - сказал Саске и задумчиво оглядел системник.
Система выполнила недопустимое действие. Какого черта система выполнила недопустимое действие? Она ведь на то и система, чтобы работать идеально, не совершая ошибок и не проваливаясь в небытие.
Что с ней случилось, системой? Что сбило ее с толку, запутало, заставило испугаться и… бросить трубку. Отключиться, то есть.
Саске поднялся и пошел на кухню. Закинул в клетку крысе горстку сухого корма.
Заглянул в холодильник, в котором сиротливо отдыхала прозрачная коробочка с помидорами-черри. На полках выбор оказался богаче: он нашел остатки мартини, пару бутылок сухого вина и почти полную бутылку коньяка, темного, цвета подкрашенного кровью янтаря.
Подумав, Саске выбрал коньяк и вернулся в комнату с почти полным стаканом – иначе заснуть бы точно не удалось.
Коньяк пьяно обжег губы, снова загудел включенный системный блок, и Саске терпеливо нашел на рабочем столе знакомую иконку. Теперь им двигал исследовательский интерес: он засек время боя, отыграл его до победного конца, услышал знакомое поздравление и глянул на часы – девять минут. Экран погас.
- Ты издеваешься, что ли?
Алкогольный жар заливал легкие, стало трудно дышать.
Система выполнила недопустимое действие и будет закрыта. Если только кто-нибудь не окажется рядом и не нажмет на reset… Саске нажал на reset, запустил режим обучения и, глотая обжигающий коньяк, ровно девять минут смотрел, как электронные бойцы переминаются с ноги на ногу, ожидая сигнала свыше.
Ни на девятую, ни на десятую, ни на пятнадцатую минуту ничего особенного не произошло. Саске отставил стакан и взялся за клавиатуру. На то, чтобы убить лишенного возможности сопротивляться противника, потребовалось около полутора минут.
По логике, дальше программа должна была предложить Саске начать настоящую игру, но монитор залило знакомым подрагивающим синим светом. Экран смерти.
Не выдержав, Саске с грохотом задвинул полочку с клавиатурой под стол, но компьютер явно не волновали его эмоции – он продолжал крутить свои ошибки, давясь ими, переваривая и снова разматывая прерванные нити программных соединений.
На что годна система, которая не может справиться даже сама с собой? Где ее безмятежная непробиваемая логика? Кто объяснит ее чертовым железным потрохам, что все это бесит, бесит настолько, что хочется двинуть по системнику и заставить ее заткнуться навсегда? Или перезагрузить. Зависит от степени необходимости.
Саске поднялся с кресла и подошел к окну, держа стакан возле губ. Несколько минут он обдумывал, каким еще образом можно протестировать зависающую игрушку, но больше вариантов не нашел.
- Я снесу тебе систему и поставлю новую, - мрачно пообещал он компьютеру через плечо.
Тот ничего не имел против, дышал, тихонечко впадая в оцепенение.
Оцепенение накатывало и на Саске. Усталость и боль, разбавленная алкоголем, окутывали тело плотными медленными нитями. Но Саске боялся другого – странной и обостренной скуки, которая терзала его и прежде, но раньше просто ходила по пятам, а теперь поселилась с ним в одной квартире. Скука эта выбивала из его рук раскрытую книгу, вынимала батарейки телевизионного пульта. Скука гоняла его по периметру комнат, заставляла стоять у окон, мешала сходить в магазин и купить еды, сигарет… Утихомирить ее было невозможно. Скуке все осточертело, она вцепилась Саске в горло и не желала отпускать. Она была эгоистична и зла. Ей ничего не нравилось, а следом за ней ничего не нравилось и Саске: он готов был разбить на хрен забарахливший компьютер, но сдерживался, стоя у окна и глядя на затемненные квадратики противоположных домов и грязные серые реки ночных дорог.
Когда человек говорит – я тебя люблю, его нужно на время откинуть. Подождать. Он должен успеть сто раз пожалеть о сказанном, облиться ужасом от собственной откровенности, напридумывать объяснений игнорированию, ощутить боль, страх. Он должен решить, что сам стал причиной своего провала, должен известись в ожидании хоть какой-нибудь реакции.
После этого человека легко поставить перед фактом – практически любым. Так произошло с Сакурой. Она извела себя настолько, что готова была согласиться на любые условия, лишь бы прекратить свои мучения. С Наруто все может быть гораздо проще – от него многого и не требуется… Может, если провести с ним ночь, скука перекурит на кухне и утром вернется не такая уж и злобствующая.
Саске нащупал в кармане мобильный телефон, в голове родились легкие округлые фразы, впрочем, тоже давно отработанные, только на этот раз с поправкой на пол.
Позвонить ему… Дать ему почувствовать себя принятым, нужным – он легко ведется на чужую боль, удалось же в прошлый раз, рассказав ему историю о ссоре с Сакурой, заставить его преодолеть страх.
Тот, кто создал программу любви, создал и пользователей, только пароли забыл раздать. Но особой фантазией затейник-программист не отличался, поэтому стандартные «1234» и «qwerty» отлично подходят.
Саске, увлекшись компьютерной темой, даже пожалел гипотетического программиста.
Наверное, тому хотелось создать что-то сногсшибательное, какую-нибудь программу-легенду, не имеющую аналогов и ключей. А создал он эту любовь, единственная от которой польза – в том, что один человек становится исполнителем воли другого.
Саске посмотрел на телефон. Звонить-не звонить… Хватит на него сил?
Он поставил стакан на подоконник, прижался лбом к холодному стеклу. Скука тут же радостно вцепилась в беззащитную шею и прокусила ее насквозь – от пустоты и боли выступили слезы.
Не звонить. Не надо, Наруто…
***
Если бы в голове у Наруто было хоть что-то, похожее на то, что ожидал Саске, он бы, вероятно, повернул «Сузуки» к его дому.
Но у Наруто не было опыта столкновения с такими эмоциями и чувствами, поэтому он не умел расслаивать их на составляющие и выискивать причины, просчитывать последствия или нагромождать на любовь лишние примеси страха или раскаяния.
Вариант, что Саске вдруг ляпнет что-то вроде «я тебя тоже», Наруто даже не рассматривался – так он миновал разочарования.
Не было и варианта выискивать с ним встречи и пытаться объясниться – так Наруто миновал страха и унизительной роли просящего.
Наруто вполне удовольствовался односторонней связью – его любовь не была любовью привлекающей, жадной до взаимности, она просто была и расставила по полкам все, что творилось в его голове, а главное – направила его энергию в нужное русло.
Ожидая, пока заспанный охранник поднимет шлагбаум и пропустит джип на охраняемую территорию жилого комплекса, Наруто вспоминал, как мать работает над реставрацией старых картин. Осторожными движениями проводит по ним смоченным в химическом растворе ватным тампоном, и потускневший лак сходит, обнажая яркие краски и нетронутую свежесть задумки художника. Он знал, что картину можно «пережечь» - тогда вместе с лаком потекут и краски, обнажится грубый холст или старая доска… Но был уверен, что найдет нужную концентрацию состава, найдет интуитивно, по дыханию…
Он завел машину в гараж, вышел на улицу. Воздух, хрусткий, как спелые коробочки льна, обжег губы. За гаражами высились знакомые высотные дома, и Наруто по привычке нашел окна седьмого этажа – затемнены. Он знал, что Какаси дома и не откажет ему в совете, но все же развернулся и пошел прочь. Бушующее в нем пламя свело на нет необходимость греться возле углей.
Пришлось ловить такси. У Наруто были все основания полагать, что ни матери, ни тетке объяснить внезапный подарок Какаси не удастся. Усугубляло положение то, что полученные права мать сразу же убрала и объяснила, что они ему нужны «для галочки», «мало ли что» и найти их удалось только потому, что она хранила все документы в одном месте. Значит, по ее размышлению, машина ему не полагалась, и Наруто знал, почему.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |