Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Фендом: Naruto Дисклеймер: Kishimoto 20 страница



 

Киба думал недолго – дождавшись, пока за окнами прогрохочет грязный, окутанный дымом старый грузовик, сказал тихо:

 

- Согласен.

 

- Отлично, - подытожил Саске. – Тогда до вечера.

 

Он развернулся и пошел вниз по лестнице.

 

- Так почему ты это делаешь? – крикнул Киба ему вслед, но Саске даже не обернулся.

 

- Ч-черт, - зло сказал Наруто.

 

- Ты знаешь Саске, - мягко сказал Киба, - ты все правильно понял.

 

…Саске передал Кибе пахнущую свежей типографской краской газету.

 

- Учитывая то, что мы ни хрена не умеем, - проговорил он, - ищи какую-нибудь херню, где мозгов особо не нужно.

 

- Это что например? – спросил Киба, подумал и сам ответил на свой вопрос: - Грузчикам мозгов не нужно.

 

- И охранникам, - добавил Саске. – Но мы по возрасту не подходим.

 

- Склад? – предположил Киба, передавая Саске развернутую газету. – Двое через двое, комплектовка заказов, работа на погрузке.

 

Саске задумчиво покусал ручку, обвел объявление в незамкнутый овал.

 

- Зарплата как-то не очень… Хотя, склад открывается с нуля, значит, есть варианты ее увеличить.

 

Он отложил газету в сторону, потянулся на диване, выгнувшись всем сильным телом.

 

- Киба, - неожиданно сказал он. – Как насчет секса?

 

- Что насчет секса? - переспросил Киба, внезапно почувствовав, как к горлу подкатил ледяной ком.

 

Саске протянул руку, провел пальцами по бедру Кибы. В глубине его зрачков таились насмешливые колючие огоньки:

 

- Секс, - издевательски-поучающим тоном сказал он, – эта такая штука, когда один сверху, а другой снизу. И кто-то из них получает удовольствие.

 

- Почему – «кто-то из них»? – заинтересовался Киба.

 

- Потому что бабы, по-моему, вообще не кончают, - ответил Саске. – А мальчики обычно ноют и сопротивляются. Видимо, им что-то не нравится.

 

- Мне тоже такая идея не нравится, - твердо сказал Киба.

 

- Почему? – Саске приподнялся и перекинул ногу через колени Кибы, крепко сжал их своими. – Ты не такой, да? Ты не такой и тебя от этого тошнит, верно?

 

- Верно, - сдавленно ответил Киба, чувствуя неизбежную и страшную угрозу, исходящую теперь от спокойного недавно Саске.

 

- Что еще скажешь? – Саске наклонил голову и с интересом посмотрел в испуганные глаза Кибы.

 

- Не надо, - коротко отозвался Киба.

 

- Не так, - мягко поправил его Саске. – Ты должен сказать это громко и с моим именем.



Так будет звучать более убедительно.

 

- Не надо, Саске, - отчаянно сказал Киба, пытаясь отстранить его руки. – Не надо!

 

- Заткнись, - вдруг жестко ответил Саске, сменив свой снисходительный тон.

 

Не сопротивляться Киба не мог, не мог смириться с тем, что Саске получит свое без особых потерь, но сопротивление заводило его в тупик – Саске словно угадывал его движения наперед, и за несколько минут короткой борьбы Киба очутился на полу в самом невыгодном положении – на коленях с заведенными за спину руками.

 

Саске поставил на его спину колено и нажал всем своим весом.

 

- Спроси что-нибудь, - посоветовал он. – Спроси, будет ли тебе больно. И как тебе будет больно – так…

 

Он подтянул запястья Кибы выше, и обжигающая боль вспыхнула в неестественно вывернутых суставах.

 

- Или так…

 

Его колено словно потяжелело, и Кибе пришлось распластаться на полу, глотая набежавшие от боли слезы.

 

- Я могу тебя отпустить. Если хочешь – возвращайся домой. Продолжай убивать своих из жалости. Хочешь уйти?

 

Киба помотал головой. Он не мог больше выносить такую жизнь и надеялся только на одно – забыть прошлое и закрыть дверь в него навсегда.

 

- Самое интересное заключается в том, - сказал Саске, - что через месяц у них появится новый варщик, а ты просто сбежал от ответственности. Ты никогда ничего не решал и не мог ничего изменить… Но ты этого не поймешь, а мне интересно наблюдать, как ты мучаешься из-за такой ерунды.

 

Он освободил одну руку, и Киба услышал шорох вытаскиваемого из шлевок кожаного

ремня. Ремень стянул запястья, впившись в кожу.

 

Киба закрыл глаза, пытаясь отвлечься. Он пытался вспомнить что-то такое, что могло бы перекрыть страх и мучительное ожидание боли – не физической, а той, другой боли, боли за себя, свою душу и за свое «я», которое превратилось в грязное и измотанное чужими желаниями привидение, осколок, тень.

 

Вспомнилось только далекое-далекое детство – деревянный домик на берегу городского озера. Домик казался настоящим, почти жилым, и только много позже Киба узнал, что это всего лишь часть детской площадки, обычный муляж, игра в уют…

 

Прикосновения Саске не были даже снисходительными – он просто точно знал, что его возбуждает и методично шел к этому своему возбуждению, кусая шею Кибы, сжимая пальцами его бока.

 

- Не нравится?.. – тихо проговорил он, наклонившись к уху Кибы. – Успокойся ты. Доверься.

 

Доверься. Доверься…

 

Не нравится… Слабо сказано. Пытаясь заглушить боль, тупыми стеклянными осколками вспарывающую его внутренности, Киба вывернулся и разгрыз себе плечо, и так и стонал, вцепившись зубами в собственное мясо, пьянея от запаха и вкуса крови. Когда движения

Саске становились медленнее, Киба чуть отпускал плечо, а потом, с глубокими толчками, снова остервенело вгрызался в кровоточащую рану и выл обреченно, уверенный, что это никогда не закончится, что, пока рядом Саске, будет и боль, и унижение, и тошнота, и страх…

 

Тошнота заявила о себе позже. Саске резким движением перевернул Кибу на спину и притянул к себе:

 

- Рот открой.

 

Киба окровавленными губами обхватил его член, и под нажимом ладони Саске скользнул по его стволу вниз-вверх, а потом не смог отстраниться, и был вынужден глотать вязкую теплую жидкость…

 

Он смог доползти до туалета и там его вывернуло наизнанку. Дрожащими руками он стирал с лица и плеча кровь, точно зная, что кровь не только на плече. Тошнота и слабость вынудили его опуститься на холодный кафельный пол, и он долго лежал так, вздрагивая от боли и наслаждаясь своими положением: убийца получил свое наказание…

 

Киба не был религиозен, но знал о понятии искупления и надеялся, что эта пытка будет зачтена и хоть как-то покроет те смерти. Смерти – каждая в свой сезон.

 

Появившийся в дверном проеме Саске кинул ему влажное полотенце.

 

- В следующий раз будет лучше, - пообещал он. – Я просто терпеть не могу все эти подготовки и нежности. Один раз порвал – во второй пойдет легче.

 

- Он знал, что я не уйду, - закончил рассказ Киба. – Он знал, что я сбежал и сдался, и был прав.

 

Ему хотелось сказать еще что-то важное, подвести черту, но нужных слов не находилось, поэтому Киба глубоко вдохнул и выговорил:

 

- Может, откажешься от него? Ты просто пойми, какой он…

 

Наруто сидел, глядя в одну точку, и вздрогнул, услышав предложение Кибы. Его глаза, задумчивые и потемневшие, приобрели странное выражение - отчаянного упрямства.

 

- Отказываться нужно тогда, когда точно знаешь, что уже не о чем жалеть… Если я брошу Саске сейчас, я буду жалеть об этом. Я не могу.

 

Он поднял голову:

 

- Ты прости, Киба, но я не могу!

 

Киба бессознательным нежным движением обнял Наруто за плечи, прижался губами к его затылку и вздохнул.

 

За что тебе такое счастье, а, Саске? За что тебе, сука, такое…

 

- Наруто, да пойми же! – с отчаянием сказал Киба. – Он о тебе даже слышать не хочет!

Склад. Глава 18

Кибе не удалось уйти от Наруто сразу после разговора. Наруто начисто игнорировал раздраженную медсестру, которая пару раз заходила в палату и всем своим видом демонстрировала недовольство. Напрямую возразить она не могла – статус высокооплачиваемой клиники позволял такие вольности, Цунадэ постаралась свести все неудобства к минимуму, настояв на переводе Наруто из обычной городской больницы сразу же в день поступления.

 

Шизунэ заикнулась было об обращении в правоохранительные органы и необходимости расследования, но сестра быстро поставила ее на место.

 

- Если Наруто скажет, где он находился и кто с ним это сделал, я подниму все знакомства и мы найдем этих нелюдей!

 

- Наруто не скажет, - отрезала Цунадэ. – У него характер…

 

- Какой у него характер? – вспылила Шизунэ. – Какой характер будет покрывать преступление?

 

- Спроси у него сама, - посоветовала Цунадэ. – Только, боюсь, ответ тебе не понравится.

 

Когда Цунадэ ушла, Сакура, до этого тихонько сидевшая в уголке, ласково обняла узкие плечи Шизунэ и разрыдалась вместе с ней. Ей, как никому другому, была понятна боль близкого человека, которому ничем не можешь помочь и который упорно отвергает любые попытки сближения.

 

Наруто прекрасно знал о состоянии матери, но упрямо отказывался от любых попыток завязать разговор. По его версии, он был «нигде», с ним случилось «ничего», и сделал это «никто».

 

Казалось, он совершенно не понимает, насколько серьезные травмы получил. Особую тревогу вызывали кардиограммы, и Шизунэ часто подсаживалась к спящему сыну, осторожно укладывала ладонь на его грудь и всем своим существом впитывала такой важный для нее стук его сердца.

 

Она проводила в больнице каждую ночь, и каждую ночь вслушивалась в тишину и вскакивала в ужасе: то ей казалось, что Наруто не дышит; то он, неудачно повернувшись, вскрикивал от боли, и ее собственное сердце заходилось в паническом ритме.

 

Первое время его беспрестанно тошнило, и он, измученный жаждой, до скрипа сжимал зубы, морщился, борясь с отвратительным комом, то и дело подступавшим к горлу. Шизунэ пыталась отвлечь его, садилась рядом, пересказывала прочитанные книги, новости и свои мысли о Сакуре и его будущем, но Наруто, измотанный и утомленный, лишь досадливо закрывал глаза.

 

Шизунэ видела, что ему невыносимо больно, плохо, но не могла сказать даже слов утешения – Наруто не жаловался.

 

Ей вспоминалась другая больница и другой Наруто – пятилетний ребенок, льнувший к ее боку, цепляющийся за ее одежду, стоило ей только подняться с кровати.
Тот Наруто, маленький, теплый, ласковый, остался в прошлом, а теперь перед ней лежал взрослый парень с изменившимися чертами лица, со своими тайнами, упрямый и непонятный.

 

Шизунэ пришлось признаться себе в этом – да, непонятный. С тех пор, как она согласилась на уговоры Цунадэ дать мальчику свободу хотя бы на пару недель, все пошло наперекосяк. Неизвестно, что заставило Наруто за полгода из домашнего ребенка превратиться в неуправляемого и бесконтактного. На все расспросы о нем Сакура отвечала довольно сухо: ни с кем конфликтов не было, ни с кем не ссорился, никто его не обижал.

 

Шизунэ пришлось ей поверить. Она чувствовала, что эта милая девочка – единственный ключ к разгадке сына, поэтому держала ее при себе, стараясь понравиться, стать ей близкой.

 

Сакура ничего не имела против. За то время, пока Наруто лежал в больнице, она проявила себя с лучшей стороны. Шизунэ нравился ее характер – ранимый, но отзывчивый. Сакура точно так же, как Шизунэ, любила порядок, была аккуратной, много внимания уделяла себе, обладала легким милым юмором, часто улыбалась и под конец, проявив полную солидарность в вопросе рыданий на кухне, очаровала Шизунэ совершенно.

 

Единственное, что тревожило Шизунэ в присутствии Сакуры, озвучено быть не могло и старательно игнорировалось – Шизунэ не могла смотреть на девушку, не думая о том, что Наруто целовал эти розовые губы, касался этих округлых плеч, небольшой высокой груди…

 

Думать дальше Шизунэ боялась, не в силах сопоставить своего мальчика с рисующимися ей картинами.

 

- Ревнуешь? – спросила как-то Цунадэ, внимательно проследив за взглядом сестры.

 

- Дура! – Шизунэ впервые выговорила что-то настолько резкое, но слова Цунадэ задели ее настолько, что нервы не выдержали. – Думай, что говоришь! Просто он так быстро вырос… Не думала, что сразу начнет отношения с девочками.

 

- Это ты дура, - парировала Цунадэ. – Скажи спасибо, что не с мальчиками… А то был у меня один такой…

 

Эту историю Шизунэ слышала раз двадцать, но решила, что лучше вытерпеть повторение, чем продолжать поднятую тему.

 

- Какой парень был… - вздохнула Цунадэ, закуривая тонкую изящную сигаретку. – Такой талант… И всех, зараза, подставил. Меня, брата своего… Какаси ушел из-за него, а таких тренеров еще поискать, - подумав, она добавила: - Красивый был. От него я уж точно не ожидала. Видела недавно похожего мальчишку, но точно не он. Глаза неживые совсем…

Люди так не меняются.

 

- Мне в больницу пора, - сказала Шизунэ, поднимаясь.

 

- Да что ты там все время сидишь? – рассердилась сестра. – Не действуй ему на нервы, там все оплачено!

 

…Все было оплачено, поэтому недовольные взгляды медсестры не возымели на Наруто никакого действия. Дождавшись, пока она выйдет, он прижался к Кибе, поднял голову.

 

- Расскажи мне о нем еще.

 

- Что например? – отозвался несколько сбитый с толку Киба.

 

Рассказывать об Учихе было сложно и неприятно, но в глазах Наруто светилось такое нетерпение, что Киба сдался.

 

- Что рассказать? – повторил он.

 

- Да что угодно… Какую-нибудь чушь.

 

Киба пожал плечами, чуть переменил позу, высвободив затекшую руку.

 

- Чушь… Если Саске некому кормить, то он питается полуфабрикатами, - вспомнил он наконец. – То ли готовить не умеет, то ли не хочет.

 

Кибе казалось, что Наруто, получив такую информацию, поймет бессмысленность своих расспросов и успокоится, но Наруто молчал, ожидая продолжения, крепко вцепившись пальцами в рубашку Кибы.

 

- Хотя и полуфабрикаты – роскошь, - вспомнил Киба. – С него станется прожить на том, что в барах перехватил. Или чипсах.

 

- А еще? – спросил Наруто, выждав некоторое время.

 

Киба посмотрел на него. В синих глазах, потемневших под янтарным светом маленьких светильников, появился лихорадочный блеск, пересохшие губы раскрылись.

 

- Наруто, - озабоченно сказал Киба, коснувшись ладонью его лба. - У тебя температура.

 

- У меня всегда ночью так, - отмахнулся Наруто. – Не обращай внимания…

 

Киба повернулся на бок, и Наруто прижался к нему, прижался каким-то отчаянным порывом, в котором не было ни малейшего сексуального подтекста, а лишь неосознанное желание получить тепло – его трясло, губы побелели.

 

Киба положил ладонь на его чуть влажную спину, прикрытую тонкой тканью футболки, с трудом подавил зародившееся желание.

 

- Может, позвать медсестру? – спросил он. – Что ты мучаешься?..

 

- Я вообще не думаю сейчас об этом! – почти простонал Наруто. – Ну что ты тянешь…

 

- Ты совсем на нем повернулся, - с неудовольствием заметил Киба, но, увидев знакомое упрямое выражение синих глаз, продолжил: - Ладно… Саске терпеть не может беспорядок. Он за какую-нибудь неубранную кружку убить готов…

 

Наруто подумал немного, сказал нерешительно:

 

- Я с ним спал однажды… - Он жестом показал, как именно спал – подложив ладонь под голову и закрыв на секунду глаза. – В джинсах и водолазке. Вроде, обошлось.

 

- Тебе повезло, - мрачно сказал Киба. – Но не исключено, что потом Учиха сжег диван.

 

- А еще? – нетерпеливо спросил Наруто.

 

Киба вздохнул. Ну что с ним делать? Никакими силами не вытравить из него эту нелогичную любовь, которой, видимо, делать было нечего, или забрела на огонек спьяну, а потом раскрылась, распустила яркие лепестки, заполонила его душу, ослепила свежестью красок…

 

Киба отодвинулся подальше – ему становилось все тяжелее контролировать себя, контролировать начавший подрагивать от невыносимой горечи голос. Ну как же так? Ну почему Саске? Что в нем, в Саске?

 

Саске… Если Саске дома, то обязательно снимает футболку, оставаясь в одних джинсах.

Если Саске за компьютером, то играет в симулятор боев. Если Саске смотрит телевизор, то закидывает руки за голову. Если Саске берется читать книгу, то бросает на середине. Если Саске вызывает такси, то никогда не спрашивает стоимость проезда. Если Саске перебирает со спиртным, то мучается бессонницей. Если Саске в плохом настроении, то уходит в парк.

 

Саске спит на спине. Саске не любит кофе.

 

У Саске резкий, быстрый почерк. У Саске третий мобильник за год. У Саске шрамы.

 

- Шрамы? – тихо спросил Наруто.

 

Он молча слушал, уткнувшись Кибе в грудь. За окнами синела умирающая зима, деревья застыли, словно тоже вслушиваясь, облокотившись ветвями на покатые карнизы.

 

- Да… - проговорил Киба.

 

- Здесь, - сказал Наруто, проведя ребром ладони по левой стороне живота.

 

- И здесь. – Киба положил ладонь на затылок. – Под волосами. Широкий белый шрам. Как будто на него стекло упало.

 

- Просто так этот шрам не увидишь, - утвердительно сказал Наруто.

 

Киба ощутил, как под ладонью напряглись мышцы его спины, вздохнул.

 

- Блин, Наруто… Мы с ним знакомы три года. Не всегда все проходило так, как я тебе рассказал. Было и по-другому, было время, когда я сам хотел добиться от него нежности.

 

- И как он реагирует на нежность? – сдавленно спросил Наруто.

 

- Дергается, - подумав, ответил Киба, спохватился. – Не вздумай ревновать. Только этого не хватало.

 

- Я не ревную, - переведя дыхание, ответил Наруто. – Я просто только что понял, что мне мало просто знать, что он есть. Я его хочу. Себе. Всего.

 

Киба ушел под утро, несмотря на все возражения Наруто предварительно найдя и отправив медсестру в его палату. Та посмотрела так, что стало ясно – по ее мнению, если бы не Киба, пациент спал бы крепким и здоровым сном.

 

Наруто не слышал, как она вошла в палату. Его сознание полностью утонуло в обрывочных тревожащих образах: ему виделось медленное движение руки, отводящей черные пряди волос с белоснежной шеи, виделся широкий шрам. В своей полудреме Наруто раз за разом наклонял голову и приникал губами к этому шраму, трогал его языком, вдыхая горьковатый запах кожи. Он видел, как Саске изгибается под его лаской, видел его глаза. Чувствовал под ладонями тепло вздрагивающего крепкого живота, притягивал на себя красивое обнаженное тело, обнимал, водил пальцами по спине, мучительно долго сосредотачивался на своих ощущениях, и никак не мог их понять. Ему было хорошо, настолько хорошо, что жгло и болело в груди, туман вокруг плавал жарким маревом, дышать становилось все труднее, но все равно было безумно хорошо…
Он боялся отпустить Саске даже на секунду, прижимался к нему, но постоянно терял ощущение связующего тепла, всхлипывал, уткнувшись в прохладное плечо, а время все тянулось и тянулось бесконечной лиловой лентой, а Саске все так же молчал, и Наруто почему-то снова возвращался в самое начало – отводил волосы с его шеи и снова целовал тот шрам…

 

Все начиналось заново, и Наруто изнывал от этой цикличности, пытался разорвать лиловые ленты, что-то изменить, плакал уже в открытую, всерьез, но запутавшееся в бреду сознание отбрасывало его в самое начало, и он прижимался лицом к шее Саске, растворяясь в жарком «хорошо», точно зная, что будет дальше, но неспособный ничего изменить.

 

А потом ему стало легче – жар отступил, сознание прояснилось, и Наруто обнаружил, что уже утро, что он лежит на исполосованной солнечными полосами постели, вцепившись в мятые мокрые простыни.

 

Потеревшись лицом о подушку, он с наслаждением повернулся навстречу солнцу – так давно не видел его лучей… Потянулся и впервые не почувствовал болезненного отклика тела.

 

Солнце бушевало вовсю. Вчерашние внимательные слушатели-деревья выпрямились и постройнели, прихорашиваясь под первым теплом. Небо забралось повыше, сменив зимние повседневные одежды на праздничную задорную синь. Из окна палаты были видны белые высотные новостройки, на которые Наруто раньше не обращал внимания, и которые теперь вдруг оказались вместилищем рассыпающегося по улицам света, отражая в своих стеклах яркие слепящие блики.

 

- Весна в городе, - сказал Наруто вслух.

 

Весна, где бы она ни была, всегда тащит за собой коробку-обманку, коробку, оклеенную хрустящей фольгой и синей бумагой. Из ее коробочки на волю рвется неукротимая сила возрождения, и от нее перепадает каждому. Перепало и Наруто.

 

Он чувствовал себя словно заново родившимся и не мог сдержать улыбку. Весна отполировала его сомнения, превратив их из бушующего шторма в округлые иссиня-зеленые волны, подернутые мрамором пены.

 

Сидя на подоконнике, Наруто жмурился и млел под солнцем, все так же улыбаясь.

 

С Саске нужно было начинать все заново, забыть и свое глупое прошлое и его – нетронутое. Так уж получилось, что судьба ткнула носом именно в Учиху, от которого по определению радости мало, но разве кто собирается с ней спорить? На это раз Наруто спорить не собирался. Ее, эту насмешливую судьбу, легко обмануть, приняв ее издевательство как подарок.

 

- Девочка, - шепотом сказал Наруто, проводя пальцами по стеклу. – Любимая девочка.

 

Если раньше эти слова заставляли его вздрагивать от острого чувства недозволенности, смешанного со страхом – какая из Саске к черту, девочка? – то теперь они просто наполняли душу осознанным ласковым теплом. Причина была проста – Наруто больше не боялся Саске. Хуже, чем было, по его разумению, быть уже не могло. Больнее, чем было, уже не будет, страшнее, чем было, уже не будет. Пугать больше нечем. Угроза изнасилования?

 

- Да не вопрос, - хмыкнул Наруто, отвечая собственным мыслям.

 

Увольнение?

 

- Надо будет снять деньги со счета… как только выберусь отсюда.

 

«Лонгин» не обманывает, «Лонгин» платит за свои удовольствия. Наруто понял, зачем Пейну нужна была ксерокопия его паспорта, только получив sms с номером счета и проставленной суммой, значение которой пришлось довольно долго осмысливать.
Равнодушие?

 

Это Саске умеет, но если его особо не слушать, то можно справиться и со страхом оказаться в зависимости от его слов и взглядов.

 

- Это просто слова, - убедил себя Наруто и слез с подоконника. – Он же о чем-то думает… другом.

 

Впервые за две недели не болело сердце, зато теперь Наруто почти физически ощущал вживленную в него нить, тянущуюся куда-то через город, крепкую, цепкую. Любое неосторожное движение заставляло эту нить впиваться крепче, и сердце тянуло сладко и безнадежно. А еще нить натягивалась временем, словно кто-то на том конце пытался смотать ее в клубок, и Наруто не находил себе места. Его тянуло к Саске непреодолимо, и никакие объяснения и увещевания не успокаивали строптивую нить, поэтому Наруто все чаще нетерпеливо поглядывал на часы – каждая минута отдавалась внутри томительным чувством неприкаянности, словно без Саске Наруто не мог быть собой, не мог быть целостным и беззаботным.

 

Эта неприкаянность преследовала его с неделю, несмотря на частые посещения матери и Сакуры, под чутким руководством Цунадэ превратившейся из девочки-потеряшки в кокетливую юную леди.

 

Наруто, впервые увидев ее в бежевом деловом костюме – узкой строгой юбке, прикрывавшей колени и приталенном коротком жакете, удивленно покачал головой.

 

- Она слишком молодая, чтобы привлекать внимание декольте и мини-юбками, - сказала Цунадэ, любуясь своим «произведением». – Ты этого не слышал! – чуть позже спохватилась она, увидев, что Наруто смеется.

 

Сакура сделала шутливый реверанс и подсела к Наруто, блестя ласковыми зелеными глазами.

 

- Я нашла работу, - сообщила она. – Точнее, Цунадэ предложила мне работу.

 

- Да, - откликнулась Цунадэ. – В одном из моих клубов не хватает медсестры.

 

- Но я еще не нашла квартиру, - продолжила Сакура, - поэтому пока живу у тебя…

 

Наруто неопределенно пожал плечами, не зная, что на это ответить, поймал внимательный взгляд тетки и окончательно смешался.

 

Он боялся ее проницательности, боялся ее холодного логического ума и привычки рубить с плеча. Мысль о том, что когда-нибудь придется объяснять причины вымышленной «любви», заводила его в тупик.

 

Наруто как-то прокрутил в голове фразу, которая звучала бы максимально честно и пришел от нее в ужас. «Сакура сбежала от парня, которого я люблю, потому что он, по ее мнению, никчемный извращенец».

 

И опять тихонько-сладко заныло сердце. Как и всегда, когда вспоминалось о Саске.
Эти же воспоминания заставляли ныть и совсем в другом месте. Наруто изводился от желания, укладывался на живот, стараясь забыться, брался за повторение таблицы умножения, но потом обнаружил, что ее явно недостаточно и перешел к неправильным французским глаголам. Глаголы тоже оказались не особо эффективны, и Наруто кусал подушку, тихонько постанывая, точно зная, чего и как он хочет. Ему хотелось чувствовать Саске обнаженным телом, быть с ним медленным, услышать его дыхание, его голос, понять его вкус.

 

Теперь упущенная возможность справиться «по-быстрому» вызывала у него раздражение. Надо было соглашаться, думал он, и в процессе заставить Саске поменять планы.
Шло время, и все эти ощущения сплелись в тугой ком, вытеснивший дыхание. Наруто начал страдать физически, болеть душой, выпадать из реальности.

 

Не спасали уже ни Киба, который единственный был готов разговаривать о Саске часами, ни редкие посещения Шикамару, который обладал ценным качеством – убивать страдания едкими, но всегда верными замечаниями.

 

- Вернешься – не обращай на него внимания, - посоветовал он. – Учиха не успокоится, пока не умудрится как-нибудь доказать себе, что он сильнее. Я не удивлюсь, если он заявит тебе, что по статистике блондины тупее брюнетов и будет злорадствовать на этой почве.

 

- Сомневаюсь, что он этим ограничится, - с сомнением сказал Наруто.

 

- Ты прав, - отозвался Шикамару, захлопывая ноутбук. – Но ему больше нечем крыть. Ты его сделал.

 

Такого же мнения придерживался и Суйгецу. Наруто долго раздумывал, прежде чем ответить на его телефонный звонок, но не пожалел о том, что все-таки снял трубку.

 

- Если он будет тебя доставать всякой ерундой, переходи ко мне.

 

- Опять? – Наруто не смог сдержать улыбки.

 

- Я ничего такого не имел в виду, - обиделся Суйгецу. – Извращенец хренов… С тобой нормально разговаривать нельзя, все мысли через жопу…

 

- Сука ты, - задохнулся от возмущения Наруто. – Но за предложение спасибо…

 

Сай, меланхоличный, задумчивый, поставил точку во всех метаниях Наруто.

 

- Ты его фактически убил, Наруто… Мало кто это замечает, но он совсем не в себе. Если ты хотел победить ради него, то ты ошибся. Ты победил ради себя.

 

- И что делать? – еле выговорил Наруто, не в силах представить, что значит – «Саске не в себе».

 

- Мертвые любви не сопротивляются, - ответил Сай. – Твое счастье…

 

***

 

Мертвые ничему не сопротивляются. Стоит только осознать, что тебя больше нет, как количество волнующих вещей резко сокращается. Остается только голод, жажда и потребность во сне – но и это не дает ощущения жизни.

 

Даже боль переходит на иной уровень восприятия – Саске равнодушно сравнил свою боль с ощущением от ожога кислотой и поставил на этом точку.

 

Весеннее солнце пришлось ему не по душе, и он задернул шторы. Ему перестали сниться сны, теперь он просто проваливался куда-то вечером и возвращался утром – такой же уставший, как и накануне. Ощущение собственной значимости пропало. Саске уже не мог определить, где начинается его «я» и где существуют его границы, конфликтующие с внешним миром. Мир влился в него сквозь ощущение содранной кожи, поселил в нем неопределенность и мерзкую общность, смешал с массой ничего не значащих людей, отказал ему в праве быть собой, и Саске так же равнодушно принял этот факт.


Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.056 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>