Она пришла вечером, после счастливого лепетания Шизунэ и охапки подрезанных в мечи гладиолусов, после обхода белоснежных врачей и включенного телевизора.
После того, как Наруто в недоумении выкинул в мусорное ведро пустую коробку из-под зефира и натянул оранжевую футболку.
Пришла, когда небо посинело и у горизонта вытянулось в алую нитку. Наруто сидел на застеленной кровати, удобно уложив на согнутое колено ноутбук. Его глаза уперлись в монитор, провода от наушников застыли на груди. На тумбочке рядом сияло восковым блеском спелое яблоко.
Над его головой тлела искрами затейливая лампа. Не свет – абрикосовая мякоть...
Цунадэ пристроила сумку на подоконнике, распахнула окно и с наслаждением вдохнула пряный свежий воздух. Летний дождь угомонил жару, от земли поднимался пар, трава выпрямилась, стволы деревьев заблестели.
- Курить у тебя здесь можно? – спросила она.
Наруто щелкнул крышкой ноутбука.
- Нет.
И улыбнулся. Сначала неуверенно, потом – почти знакомо.
- Никогда не любила больницы за этот их режим, - сказала Цунадэ. – Вечно бегала курить по туалетам.
- Ты лежала в больницах?
- А как же, - хмыкнула Цунадэ. – Я себе все кости переломала, прежде чем на тренерскую ушла.
Наруто снял ноутбук с колен и лег на живот, подперев подбородок руками.
- Расскажи мне что-нибудь.
В нем таяло, разливалось, смерзалось, выгорало...
Цунадэ помедлила и начала рассказывать. Опершись на подоконник и дыша запахом чернеющей в летней ночи листвы, начала издалека:
- Когда я спросила его – любишь? Он ответил – ага. Коротко и ясно...
У Минато не было проволочек с решениями. Сказано – сделано. Белое, с глубоководным жемчужным отливом платье Кусины и ее веер, забытый на праздничном столе. Пышные легкие перья намокли в густом красном вине – кто-то опрокинул хрупкий бокал.
Нежность ее открытой спины. Нежность в глазах Минато.
Цунадэ курила неизменные свои тонкие сигаретки и наблюдала за ним: самый лучший, самый удивительный, самый сильный мальчик...
Гордость за него и любовь к нему походили на блики лунного камня.
Где-то в одной из ванных комнат в это же время рыдала Шизунэ.
Много позже Кусина, приобретшая в девичьих чертах лица значимость и потаенное довольство собой, какое часто бывает у беременных молодых женщин, сказала:
- Будет мальчик.
- Откуда такая уверенность? – удивилась Цунадэ.
- Я знаю, - улыбнулась Кусина. – Только – секрет! – и прижала палец к губам.
Она хранила свой секрет до последнего, не соблазняясь никакими возможностями определить пол будущего ребенка. Грызла белые сухарики, рассматривала журналы – упоительные истории для будущих мам вперемежку с каталогами байк-презентаций сезона и оборудования для парашютного спорта.
Закалывала длинные волосы маленькими заколками и уходила на пляж – купаться. Покупала арбузы с бело-розовой хрустящей мякотью и ела их, в задумчивости изредка принимаясь слизывать стекающий по рукам сок. Однажды выбралась во двор, измятый бушующей грозой, раскинула руки и долго стояла, зажмурившись, под разваренными в лиловое тучами и сильным прытким летним ливнем.
Она мастерски играла в покер и преферанс. То лукаво улыбалась из-за карт, то хмурилась – подсчитывала, кусая губы.
Любила ходить босиком. Скидывала босоножки и порой – чулки и шла по теплому летнему асфальту, щурясь от солнца. Дружила с собаками и мечтала освоить профессию кинолога.
- Собаки-самоубийцы – это неправильно.
Показала руками:
- Они ныряют под танк... вот так. И там взрывают себя. Нужно разработать им сумку с зацепом – пес протискивается внизу, сумка с взрывчаткой остается там, а пес выбегает наружу.
- Как? – спросила Цунадэ.
- Легко, - заверила ее Кусина. – Я ездила на тренировочные площадки и забиралась под танк – там есть, за что цеплять.
Назвать ее ребенком язык не поворачивался. Ее подход к самым невероятным делам был слишком серьезен, а желание испытать и понять новое - слишком целеустремленным. От испытания каскадерской панацеи – высокотемпературной гелевой защиты - на ее руках остались розовые шрамы-подтеки. Прежде чем ей успели оказать медицинскую помощь, она уже отзвонилась разработчикам и в подробностях рассказала о минусах новой защиты, делая при этом очаровательные округлые жесты обожженными руками.
Она иногда делала короткие наброски на попавшейся в поле зрения бумаге, и по силе нажима было ясно – ее фантазия не отличается изнеженной слабостью.
Собирала открытки, привозя их со всех стран мира, и иногда вечерами раскладывала из них невероятный пасьянс, с живым интересом комбинируя песчаные барханы с лилово-розовыми предгорными полями и снежными кристаллами...
Перед самыми родами у нее отекли руки. Кусина зубами стащила с распухшего пальца обручальное кольцо и, виновато улыбаясь, отдала его Минато.
- Значит, у меня никого нет, - сказал Наруто.
Он медленным взглядом обвел палату - затуманившиеся гладиолусы, сложенные на кресле отглаженные джинсы, новый мобильный телефон...
- Строго говоря – да, - согласилась Цунадэ. Она курила уже третью сигарету, стряхивая пепел в глубокий больничный двор. – Никто не знал, что так получится... Она была выносливой и абсолютно здоровой. Оставить тебя обдумать или продолжать?
- Продолжай, - сказал Наруто.
Цунадэ прикурила новую сигарету от предыдущей, глубоко затянулась – начало покалывать в легких. Упругие губы цедили тонкий дым, широко раскрытые глаза уперлись в одну ей известную точку – есть звезды белые, крупные, их можно ощутить в ладони, есть звезды колючие, желтенькие, есть синие, ледяные, а есть одна – двухцветная. Лилово-розовая. Если очень хорошо присмотреться.
У Минато отношения с алкоголем были просты – он не видел смысла в опьянении, поэтому безразлично отмахивался от традиционных бокалов шампанского на приемах и презентациях новых супер- и концепт-каров. Это давало пищу для остроумия ретивых газетчиков и надежду рекламщикам социалок.
Как любой равнодушный к алкоголю человек, пару раз он напивался. В первый раз причиной стала какая-то незавершенная и запутанная любовная интрига, а второй... Минато потом сам метко охарактеризовал – нашло.
Он заявился под окна Цунадэ незадолго до полуночи – разбудил ее, уже разомлевшую, пронзительным мальчишеским свистом. Цунадэ торопливо выпуталась из летнего одеяла и распахнула рамы, успев нацепить поверх кружевного облачка белья плотное платье матового зеленого шелка.
- Выходи, - сказал Минато, запрокидывая растрепанную светловолосую голову.
- Я та еще Джульетта, - сказала Цунадэ.
Минато засмеялся.
В то время поселок, выбранный Цунадэ для постройки дома, был совсем не обжит. Кое-где громоздились недостроенные коттеджи, улицы только размечались, машины еще переваливали через колеи и оставляли следы на нежной невысокой травке. Большая часть поселка кудрявилась старыми развесистыми и молодыми клейкими вишнями. Цвели они вместе, хором, бурно, как пена на ледяном шампанском. Где-то под ними терялась прозрачная и щербатая на камнях лента юной речки. Через речку был перекинут шаткий временный мосток.
Это позже ее придется засыпать гравием и песком, уложить под асфальтированное полотно...
Минато привел Цунадэ на этот мостик. Его глаза блестели, запах горьковатого одеколона смешивался с запахом чего-то вишневого, крепкого, как древесная смола.
Он и дышал странно – прерывисто, словно боясь застонать, но улыбался. Положил руки на нехитрые перила, сложенные из обтесанных толстых веток, и стал похож на лесного эльфа. Речные блики покрыли его лицо печальной рябью, глаза засинели прозрачным подлунным светом. Цунадэ, затаив дыхание, наблюдала за этой невероятной, редкой красотой.
Она так и не успела переодеться. Стояла рядом, и прохладный шелк длинного платья гладил кожу вместе с ветром. Хоть волосы подвязала – и то хорошо. Куда ей до весталки... И так рядом с Минато – бесконечно огрубевшая... Недаром рука уже нашаривает пачку сигарет в кармане.
Минато, услышав щелчок зажигалки, обернулся.
- У тебя день рождения завтра.
- Знаю, - сварливо сказала Цунадэ. – Нашел, о чем напоминать, балбес.
Он на секунду смутился, но потом лукаво улыбнулся.
- Завтра я тебе подарю настоящий официальный подарок.
- А сегодня ты мой день рождения отметил, - уточнила Цунадэ.
- Вредная, - с неожиданной нежностью сказал Минато. – А сегодня я тебе подарю неофициальный подарок. Я целый час смотрел на небо, чтобы его найти.
- И?
- И нашел.
Минато подтянул Цунадэ ближе, взявшись за ее локоть – крепко, честно взявшись.
- Смотри.
Она подняла голову, пытаясь из-за веток вишни разглядеть, что же там, в указанном им направлении.
Двухцветная. Лилово-розовая звезда.
- Где бы я ни был, - зашептал Минато ей в затылок. – Что бы со мной ни случилось. Она всегда будет у тебя, с тобой.
- Иди сюда, Наруто, - позвала Цунадэ.
Наруто спрыгнул с кровати и подошел к окну.
- Смотри.
Цунадэ вытянула руку. Над крышами городских домов, сквозь волнистые угасающие облака, светилась маленькая розово-лиловая звезда.
- Я скажу тебе... – задумчиво выговорила Цунадэ, отодвигая пепельницу. – Надеюсь, это тебе поможет. Есть неизменные вещи. И чем они неизменнее, тем проще их хранить. С любовью – то же самое. Люби в одиночку. Это самый верный способ сохранить любовь неизменной.
Наруто не ответил. По его лицу плыли блики отражений засыпающего города, глаза наполнились подлунным светом.
- Продолжаем?
- Да.
- Почему ты полюбил Саске?
- Он... – Наруто задумался. – Причинил мне боль.
- Комплекс жертвы?
- Плата за жестокость.
Цунадэ обдумала его слова, прищурилась:
- Я не могу рассказывать дальше, пока не пойму, о чем ты.
- Все просто, - спокойно сказал Наруто. – Он меня изнасиловал. И только после этого я понял, что я человек, что у меня есть гордость, что я действительно живу, а не существую под крылом... матери. Что я должен бороться и уметь себя защищать. Что я обязан уметь понимать людей и ценить себя. Саске сделал мне бесценный подарок. – Наруто отвел глаза от звезды, повернул голову. – Захотелось узнать, что из себя представляет человек, который был способен разбудить мое «я»... таким образом.
- Что было дальше? – спросила Цунадэ, когда Наруто умолк.
- Мы трахались и дрались, - сказал Наруто.
- Да уж... – скептически сказала Цунадэ. – Счастье.
- Да, счастье... - подтвердил Наруто, не заметив ее иронии.
И глаза у него засияли теплом недавних воспоминаний.
- Я виновата перед Саске, - решительно и веско сказала Цунадэ, садясь на подоконник.
Наруто неопределенно пожал плечами и поднял на нее вопросительные глаза.
- Двойные стандарты, - пояснила Цунадэ. – Ты мало чем от него отличаешься по сексуальным пристрастиям... Тихо, дай договорить!
Наруто оборвал протестующий жест, положил ладонь ей на колено.
- Не отличаешься, - жестко повторила Цунадэ. – Я это поняла, когда ты еще к Какаси бегал. Не за любовью же бегал... Значит, нравилось. А это уже ориентация.
- Вообще-то, мне похер – пацаны-бабы... – пробормотал Наруто сквозь зубы.
Ему было неуютно, как и всегда, когда кто-то пытался вытащить наружу этот пласт его жизни.
А потом вдруг вспомнил – хотел же отстаивать...
- Допустим, ты би, - согласилась Цунадэ, - но выбрал парня. Не ершись, Наруто, ты не понимаешь, к чему я веду разговор.
- К тому, что солнышке нужно подлечиться? – хмыкнул Наруто.
- Злопамятный, - укоризненно покачала головой Цунадэ. – Ну-ка, оденься... простудишься.
Свежесть ночного воздуха напоминала крепкую прозрачную спиртовую настойку. Лето перевалило за сердцевину и начало подмерзать.
Наруто покачал головой.
- Мне нравится холод. Откуда ты всегда все знаешь?
- Я тебе как-то его адрес давала, - напомнила Цунадэ. – А ты проигнорировал, но до места добрался. Два плюс два...
- Не четыре, - сказал Наруто.
- Не в твоем случае.
Цунадэ еще раз кинула короткий взгляд на поднявшуюся над сплетением ветвей звезду.
- Я могла дать Саске цель жизни, но не сделала этого, потому что не желала его таким принимать. Я думала, что поступаю правильно. Аукнулось... Сейчас я должна дать цель жизни тебе – и мне наплевать на твою ориентацию. И все потому, что ты мой, ты мне близок, а за него бороться я не захотела – чужой. Я виновата перед Саске, - еще раз повторила она. – Вот тебе и двойные стандарты.
Бесшумная тень сорвалась в верхушки дерева и утекла к горизонту. Наруто проводил ее взглядом.
- Продолжать? – спросила Цунадэ. – Дать тебе цель?
- Нет, - ответил Наруто. – Не говори мне пока ничего. Сначала я должен избавиться от боли. Из-за нее я ничего не соображаю.
- Хорошо, - согласилась Цунадэ.
Подтянула к себе сумку, поежилась.
- Ветер...
Она ушла. Наруто, оставшись один, в изнеможении опустился на пол и вцепился пальцами в гладкий линолеум. Закрыл глаза и замер. На квадратный бежевый узор упали прозрачные соленые капельки.
Избавиться от боли – забившей его так плотно, что не хватало места кислороду. Уничтожить боль и взяться за жизнь заново, снова пластовать пальцами ее тугие ткани, ища сердце, ища пульс. Иначе нельзя... Иначе – плесень, грибок, сонная ожиревшая душа, насытившийся рассудок.
Должна быть цель – она будет.
Главное – забыть Саске. Больно.
Кто-то говорил о боли... Был кто-то, кто знал, что такое боль, знал ее природу и нашел ей применение.
Тот, кто смог превратить минусы в плюсы.
«Ты сюда еще вернешься. Даже если сегодня ты продержишься, то позже… когда Саске перешагнет через тебя, как перешагнул когда-то через себя, ты снова придешь, потому что у тебя суть бойца».
Если бы Саске не так осторожно относился к человеческим отношениям, то мог бы сказать – у него появились новые друзья. Иначе объяснить его жадный азартный настрой было невозможно. Но Саске не умел примерять на себя такие понятия, поэтому никому так и не смог объяснить, почему стал рассеянным на работе, почему рвался быстрее опечатать склад вечерами и почему ждал выходных.
Тензо и Хаяте подхватывали его всюду – с работы, по утрам, поздними вечерами. Саске быстро освоился в зале Хаяте и предпочитал его дому.
Мир с его путаными и бестолковыми законами за эти стены не проникал, как и не проникали внутрь воспоминания о Наруто – некогда было.
Спарринги, разговоры ни о чем и обо всем, не затрагивающие его лично, ночевка на крепком кожаном диванчике – Саске отдыхал.
Глупость людей извне выводила его из себя. Люди поголовно рвались к чему-то высокому и благопристойному, сидя по уши в дерьме и иногда делая плавательные движения брассом.
Саске этого не понимал – по его мнению, белый и черный цвета не имели оттенков, и если уж залез в дерьмо, то сиди и о прекрасном не булькай.
Ни Тензо, ни Хаяте не заводили утомительных разговоров на тему взаимодействия человеческих душ. Саске был им безмерно благодарен. Он начал понимать – это отношение к жизни намного вернее и глубже, чем разговорчивое и страдающее отношение людей города. Ему впервые пришло в голову, что выбранная им политика объяснения схем была неверной – схемы стоило держать при себе и не делиться с остальными выстраданным. Все равно не поймут. Никто не поймет. Даже Наруто не понимал.
Стоит только снять с мира кальку с вычерченными на ней линиями – и он распадется на куски.
Люди города искали силу в своих душах, дружбе, любви – в эфемерном. За это нельзя было ухватиться, этим нельзя было оперировать.
Это были понятия, которые даже не имели четкого определения. Нереальные.
Саске, попав на стрельбище и почувствовав в руке вес боевого пистолета, понял – люди ищут не там и не то.
Оружие моментально стало для Саске частью тела – он не чувствовал холода металла, он не ощущал боли отдачи, он срастался с ним в одно целое и доверял.
Наблюдавший за ним Тензо щелкнул кнопкой на пульте – зал стрельбища залило вспыхивающим оранжевым светом, расчерченным белыми беспокойными линиями.
- Еще раз. С колена.
Саске его не слышал – наушники отрезали его от звуков и грохота, но сознание моментально обработало сменившуюся обстановку: он прищурился и задержал дыхание.
- Снайперку ему, - вполголоса сказал Тензо Хаяте, позже рассматривая разбитую вдребезги мишень. – Глаза – таких пара на миллион... Ты только посмотри. А ведь освещение было... за три минуты ослепнешь.
- Движущуюся поставь, - подумав, сказал Хаяте. – Парочку.
Движущиеся мишени Саске выбивал быстрее и лучше, чем неподвижные. Очерченный круг сердца и центральную точку лба – с двух патронов.
- Три мишени, семь патронов, - считал Тензо. – Четыре из них – про запас. Семь патронов – семь трупов. Или промажешь, наконец, Учиха?
Саске удивленно посмотрел на него. Как можно промазать? Пистолет своим весом подсказывает нужное положение руки, сам тянется к цели, остается только нажимать на курок.
- Есть что-нибудь потяжелее? – спросил он.
Хаяте помолчал, обдумывая.
- Достанем.
Саске постепенно обрел обкатанную уверенность в себе: двигался экономно и расслабленно, чаще поднимал голову и болел – болел жаждой емкой, ощутимой силы, отличной от всех прежде виденных воздушных замков.
Азарт поселил в черных глазах ненасытный сатанинский огонек – Саске хотел. Хотел сильнее и жарче, чем когда-либо и что-либо.
Хотел металла и пороховой горечи, своих вытянутых в тросы нервов.
Каждый выстрел сковывал его в цельное полумеханическое существо, имеющее право поставить точку в бесконечных метаниях.
В среду вечером ему досталась облегченная снайперская винтовка. Двенадцать килограмм веса и упоительно-опасные линии ствола.
- Саске, - напомнил Тензо. – Ты свои дела решаешь?
- Пока нет, - спокойно ответил Саске. – А почему только пять патронов?
- Чтобы не расслаблялся.
Волновало лишь одно – Наруто. Волновало подледной живой водой. Его присутствие на складе Саске ощущал физически. Оборачивался к пустым дверным проемам, слышал невесомые шаги в проходах между стеллажами.
Это была та самая невидимая сила, которую Саске так ненавидел. Он смог признать – любит, но поддаваться не желал. Ни веса в этой любви, ни убийственной силы. Отравление организма странной болью, странной тягой – и только. Поэтому Саске и тянул с решением – для начала нужно было разобраться с этой болезнью. В среду же вечером Саске нашел компромисс – необходимо было узнать, все ли в порядке с Наруто, и успокоиться наконец. Незавершенность тянула и дергала за душу, а душа поворачивалась обледенелым боком. От незавершенности кровило.
Собрав в воображаемые ладони воображаемую вязкую лужицу крови, Саске окунулся туда губами и подумал – Шизунэ... Она не обманет.
- Если Наруто сбежал из больницы, то с ним точно все будет в порядке, - сказала Цунадэ.
Шизунэ в растерянности посмотрела на нее.
- Он не предупредил...
Он не мог предупредить. Он не знал – что делать: объяснить ли Шизунэ, что всегда знал, что чувствовал – он ей не принадлежит. Оставить ли все как есть или сказать ей «спасибо» и поставить точку.
Наруто не знал и не мог об этом размышлять. Он снова оказался в городе, миновав посты дежурных медсестер. Город стал открыткой, нарисованной не очень умелым художником. Небо синело, трава зеленела. Ни тени, ни объема. Сухие линии домов, размазанные строительной охрой, слишком прямые дороги и одни и те же остановки. Город стал тесным и потерял душу. Железнодорожные мосты высились, светофоры мигали, люди бегали, метро гремело. Игрушка в шкатулке, запертая под небом-крышкой. А Наруто – ее маленькая и разболтанная часть, дефектный винтик, из тех, что гремят, если шкатулку потрясти.
Общность исчезла – Наруто остался один. Его следовало вытряхнуть из аккуратного мира, но по привычке механизм все еще втягивал его в свои шестеренки: зажевал в вагон метро, забросил в медленный дребезжащий трамвайчик, выплюнул в полузнакомом райончике, где один из старых массивных домов придерживал вывеску «Лонгин».
Тяжелая дверь плохо поддавалась ослабевшей руке, но Наруто настойчиво вцепился в резную ручку обеими руками и преодолел сопротивление пружин.
Вены деревянного пола укоризненно плелись. Из боковых дверей тянуло сырым линолеумом и мертвой казенностью. За одной из них кто-то хохотал. Безостановочно, с шакальим подвыванием, срывающимся в визг.
Наруто остановился и послушал.
Кто-то неизвестный смеялся над ним, не в силах перевести дыхание.
Кто-то знал, что он придет сюда, что он болен, что он не сможет исполнить свою мечту, что он потерял Саске, что у него никого не осталось. Кто-то знал и хохотал за массивной дверью.
Внимательный глазок камеры, задранный под потолок, вывел ему навстречу бледную женщину в синем деловом костюме.
Волосы женщины отливали той же синевой, что и костюм, размазанные черные тени окружали спокойные глаза, искорка пирсинга пряталась под нижней губой. У женщины был вид сорвавшейся с катушек секретарши или подавшейся в честный бизнес сутенерши.
- Пойдем, - неожиданно мелодичным низким голосом сказала она.
Хохот позади оборвался булькающим жадным до жизни хрипом.
Наруто пошел за ней.
С ее выпрямленной спины под костюмной строгой тканью, Наруто перевел глаза ниже. Белевшие сквозь тонкие чулки икры и гладкие ямочки под коленями. Изысканная линия – высокий каблук. И широкая разорванная дорожка на тонком шелке.
Это пренебрежение к дорогим чулкам Наруто неожиданно понравилось. Неожиданно понравился и ее затылок, и неуверенная походка, и лесной запах – папоротника и кувшинок.
- Мы тебя давно ждали, - сказала она, открывая дверь в затемненную комнату. – Иди.
Окон в комнате не было. Были драпированные черной тканью стены, высокое туманное зеркало, лопнувшее ровно посередине, полосатый диван, неразборчивые картины в неразборчивых рамах, низкий столик.
В узорчатых китайских чашках дымились окурки. Заложенная на середине толстая книга соседствовала с открытой аптечкой. Шприцы, комья ваты, желтые таблетки.
Серебряная тонкая пластинка в крупной руке Пейна расчерчивала рассыпанный по столику порошок на лабиринты – подобие планировки античных городов.
В комнате пахло согретым дождем. Опасностью.
- Слушаю, - сказал Пейн.
Наруто обошел столик и сел напротив, напряженно сложив руки на коленях. Ему стало казаться – из механизма реальности выбросило к ее изобретателю, но он невозможно устал от визитов и предпочтет просто уничтожить забарахлившую деталь. Страх был - царапающий, неуверенный.
- Историю не изменить? – спросил Пейн, не поднимая глаз.
Серебряная пластинка подбирала последние крупинки порошка.
- Что делать с болью? – спросил Наруто.
- Что?
-...делать с болью.
- Иди к врачу.
- Я только что из больницы, - нетерпеливо сказал Наруто. – Ты не понял – я спрашиваю, что делать с настоящей болью?
Пейн отложил пластинку на книгу. Белый отблеск высветил тиснение обложки – Библия.
Широкой ладонью он сгреб разбитый на тонкие дорожки порошок.
- Ты уверен?
- Да.
Порошок улегся в подставленную Пейном ладонь – рыхлый блеск. Вторую руку Пейн опустил на затылок Наруто, вцепившись ему в волосы – заставил запрокинуть голову.
Наруто увидел его глаза – выдымленные, как перегоревшие пробки. И перестал дышать.
- Задохнешься, - меланхолично сказал Пейн, зажимая ему рот и нос ладонью. – Задохнешься, и я выкину твой труп в подворотню. Глазки – крысам, пальчики – собакам... Дыши. Ты сам так захотел.
Инстинкт самосохранения выгнул Наруто, вскинул его руки, расправил легкие. Моментально тряпично стукнуло ослабевшее сердце, губы и язык онемели. Горечь порошка обожгла слизистую, алмазным буравчиком вошла между полушарий мозга. Порошок сыпался снежной пыльцой, выбивал из глаз слезы, перекрыл глотку.
- Дыши, - преувеличенно громко и четко сказал Пейн. – Еще много осталось.
Сквозь влажную пелену он приобретал острые, словно выпиленные лезвием очертания. Комната наливалась звонкими красками. В разбитом зеркале отразился объем и схематичность. Синий китайский фарфор расцвел лесными колокольчиками, полосатый диван вытянулся.
- Ды-ши.
Библия походила на тяжелую ковригу грязного хлеба. Горло распухло, сердце подтянуло к нему на невидимых тросах.
И поплыло...
Снизу, сжимающей нежной волной, облизывая каждый орган, словно нежными пальчиками – по гладким почкам, печени, легким. Перебрало колечки трахеи, поцарапало нёбо, и сосредоточилось в затылке – сгустком крепкого удовольствия.
- Хватит, - сказал Пейн, увидев, что в глазах Наруто затвердело понимание. – Я говорил, что ты красивый мальчик, а тебя потянуло ко мне. Значит, нам будет хорошо. Боль, Наруто, уничтожается болью. Я тебя научу.
Он опустил руку. В воздухе поплыли звезды.
Глава 34 (Sasuke|Naruto, Sasuke|Kiba, Naruto|Kiba, Kakashi|Itachi, Kakashi|Naruto, Naruto|Sakura, Kakashi|Tenzo, Naruto|Haku, Naruto|Sasuke, Orochimaru|Sasuke, Sasuke|Orochimaru, Sasuke|Suigetsu etc.)
Под утренним светом рельсы алели, словно вымазанные кровью. Наруто ждал Кибу на платформе – стоял, задумчиво рассматривая сплетение проводов. Глаза у него были похожи на опаленные цветы у сгоревшего дотла дома. На запястьях багровело, отливая мертвенной синевой, растертое до мяса.
- Я тебе все расскажу, - дружелюбно оповестил он подошедшего Кибу. – Ничему не удивляйся.
Киба не удивлялся. Он был рад видеть Наруто, но не мог избавиться от мучительного чувства стыда, от которого горело и болело в груди – словно предал его… Даже в глаза не посмотришь…
Загрохотало железными колесами – к платформе медленно подтянулась электричка.
Всю дорогу Наруто задумчиво смотрел в окно, потирая страшные язвенные запястья. Боли он явно не чувствовал – ни снаружи, ни внутри. Он походил на туманный набросок пастелью, набросок, лишенный эмоций – зарисовка настроения.
Настроение его явно было хорошим – с интересом наблюдал за золотящимися на солнце крышами домов, поросшими плющом кирпичными заборами, долгими коробками гаражей: за окнами электрички все это сливалось, мчалось, тянулось… И не заканчивалось.
Киба сидел напротив, напряженно выпрямив спину. Он неотрывно смотрел на пальцы Наруто и видел: несуществующие отпечатки подтаявшего шоколада.
- Что? – спросил Наруто, поймав его взгляд. – Я расскажу…
Он снова потер запястье.
- Выходим.
В зеленых шевелюрах кленов уже появились пронзительно-желтые прядки. Дорожка от платформы шла через постаревшее поле, спускалась вниз. Там, у кофейной от ила реки, трава была еще упругой и летней. Все остальное угасало. Август накладывал свои почти невидимые печати. Цикорий цвел смятыми мотыльками, небо, все еще высокое, потяжелело. Линия горизонта стала строже и холодней, хотя выкатившееся солнце палило вовсю. Так странно, подумал Киба, все, как обычно, но уже - смерть… Ее запах, запах сладкого увядания, утомленной земли и пережившей холодную ночь воды.
- Я боялся тебе звонить, - признался Наруто, опускаясь на траву. – Одна ночь – а я совсем другой.
Он улыбнулся каким-то своим мыслям.
А еще ты был животным, подумал Киба. И я теперь не знаю, как тебя воспринимать – кто ты теперь, Наруто?
- Ты видел Саске? – быстрый испытующий взгляд.
И все-таки – Наруто.
Киба медленно покачал головой.
- Хорошо, - выдохнул Наруто. – Тогда слушай. Мир стал математически...
Мир стал математически точным. Каждая линия обрела смысл, скрытый от глаз обычного человека и оттого пугающий. Серо-голубые полосы на обивке дивана доказывали параллельность линий, смыкающихся в окончательном пространстве. Зеркало демонстрировало разницу между правым и левым. Синий цвет лишился оттенков, тепло чужого тела отсчитало максимально допустимую температуру. Наруто видел все – и бесконечность пространства, сожженного неевклидовой геометрией диванных параллелей, и смешное зазеркалье, и жидкую кровь в горячих венах.
Над всем этим испарялись никчемные эмоции вперемежку с собственной синевой. Синева уходила из глаз Наруто тонкими струйками кальянного дымка. Наруто понял глаза Пейна.
Наруто безропотно отдал свои запястья в звякнувшие кольца наручников и так же спокойно опустился на колени.
- В спецслужбах это называется «ласточка», - сказал Пейн. – Прогнись.
Наруто откинулся назад. Две пары «браслетов» сомкнули его лодыжки и запястья – параллельно.
- Гибкий, - полушепотом произнес Пейн, укорачивая цепочки. – Но это тебя не спасет. Через полчаса суставы начнут болеть – ты не сможешь себя контролировать. Попытка вырваться стянет твое тело в кольцо. Смотри.
Он просунул палец между стальным ободком и кожей Наруто, потянул легонько. Наручник лязгнул – свой палец Пейн высвободил с трудом.
- А потом тебе разорвет связки, - меланхолично сказал Пейн, поднимаясь. – Это пытка, Наруто. Боль.
Он поднялся, снова сел в свое кресло, раскрыл книгу на заложенной матерчатой лентой странице, и его безразличный взгляд пополз по строкам, выманивая на свет лакомые куски.
Наруто остался стоять на коленях, подавленный количеством информации, льющейся отовсюду. Слова Пейна он воспринял каким-то беспечным участком мозга и забыл почти сразу, а вот раздвигающиеся грани реальности завораживали.
Из углов комнаты сочились невидимые, но осязаемые призраки. Они подходили ближе, дышали на ухо, шептали что-то удаляющимися голосами, взвизгивали, хохотали. Царапали плечо – Наруто потерся о него щекой, вспомнив о начавших неметь запястьях.
Кто-то стучал маленьким молоточком в висок – изнутри, словно желая пробить кость и выбраться наружу. Кто-то ползал по внутренностям, катался сладостным клубком, щекоча быстрое побаливающее сердце.
Пейн перевернул страницу. Легкий шелест донес до Наруто дыхание давно погибшего моря, превратившегося в мел и соль. Затеплело. Зеркало обросло витыми орнаментами и оказалось окном, за которыми крахмально шелестели кринолины пальм. Над ними безжалостно синело небо. По полу пробежала, укладываясь, мелкая плитка. Стоять на коленях стало больно, и Наруто попытался сменить позу. Его мягко повело на бок и прижало лицом к узорчатой желтизне. За спиной снова зашелестело.
Там, позади и выше, сидел человек, сила которого протянулась через века и не прервалась, а лишь выцвела. Это был человек, от которого зависела жизнь и боль Наруто, его панацея, спасение.
Солнце вливалось сквозь арки. На губах выступила влага, жгучие лучи нещадно терзали плечи, запястья и лодыжки. Жар боли тек по выгнутой спине и напряженной груди.
Глаза не закрывались и сохли, горечь терзала глотку.
Человек позади рассказывал неторопливым голосом, удобно устроив ноги на боку Наруто. Изредка раскаленный ветер приносил умиротворенный шелест: в пальцах человека сминались и шуршали древние листы.
Имя его Наруто забыл, но по-животному ощущал себя слабым и зависимым – от него.
- Лучший триллер всех времен и народов, - говорил человек.
Море шумело.
- Нет ни одной книги с таким количеством рваного мяса и смертей. Ты читал библию, Наруто?
Наруто попытался ответить, но дыхание перехватило.
- Я прочел ее и научился зарабатывать деньги. Многовековой бестселлер с беспроигрышным сюжетом. Массовые убийства, гибель сотен и тысяч, разнообразие изощренных пыток и издевательств во имя благочестия. Читающий проникается – невольно. Ужасом и страхом проникается. И в первую очередь думает – надеюсь, бог умер от старости, и мне-то все сойдет с рук... Без наличия этой карающей силы библия становится приятнейшим триллером, при ее наличии – ядом для слабых. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Наруто скривился. Он понимал слишком хорошо – настолько хорошо, что боялся держать это в голове.
- Я объясню, - благосклонно сказал человек. – Если у тебя есть сила превратить боль и страх в недоступный другим бонус – ты подчинишь толпу. За тобой будут ходить, открыв рты, тебе будут платить деньги, тебя будут ненавидеть и любить.
Наруто попытался облегчить свое положение – осторожно повернулся лицом вниз, надеясь, что рукам станет легче, но боль подхватила его под грудину, а из плеч поволокла наружу сухожилия и мышцы.
- Не кричи, - донеслось издалека. – Легче не станет... Я не так амбициозен, как ты, поэтому ограничился малым: заставил людей платить за маленькие грязные зрелища. Мне интересно, за что они будут платить тебе.
- Откуда... ты... знаешь? – прохрипел Наруто, вжимаясь в пол, - руки и ноги вырывало из тела, как бурей выворачивает хрустящую белую древесину.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |