— Добрый день, мисс Хименес.
— Ой! Добрый день. Извините, я не заметила, что…
— Проходите в мой кабинет, раз уж вы подруга Джерри Дональдса.
Анна предпочла улыбнуться и ничего не ответить, потому что в действительности она была едва знакома с этим самым Дональдсом, который, похоже, мог открыть самые заветные двери Лондона.
Джерри Дональде был другом знакомого Анне дипломата, который раньше работал в Лондоне, а сейчас трудился в Брюсселе, в одном из учреждений Европейского Союза. Поначалу Анне никак не удавалось уговорить его помочь ей, но, в конце концов, она добилась своего, и он свел ее с Джерри Дональдсом, который любезно ее выслушал и, попросив дать ему пару часов, перезвонил ей в Турин и сообщил, что ее примет профессор Энтони МакГиллес, широко известный в научных кругах.
Профессор уселся в кожаное кресло, пригласив Анну сесть на диван. Не успели они присесть, как вошел старик мажордом с подносом и подал им чай.
В течение нескольких минут Анна отвечала на вопросы профессора, который интересовался ее работой журналиста и политической ситуацией в Испании. Затем профессор решил перейти к цели ее визита.
— Итак, вы интересуетесь тамплиерами?
— Да, для меня было неожиданностью узнать, что они до сих пор существуют, у них даже есть сайт в интернете.
— Это всего лишь исследовательский центр, не более того. А теперь скажите мне, что конкретно вы хотели бы узнать?
— Если тамплиеры существуют по сей день, мне хотелось бы знать, чем они занимаются, в чем смысл их деятельности… и, если возможно, мне хотелось бы расспросить вас о некоторых исторических событиях, главными действующими лицами которых они были.
— Видите ли, мисс, тамплиеров, таких, какими вы их себе представляете и какими они когда-то были, уже не существует.
— Тогда получается, что информация, которую я нашла в интернете, не соответствует действительности.
— Именно так, и доказательство этому — тот факт, что вы сейчас разговариваете со мной. Поэтому прошу не давать волю своему воображению и не представлять себе рыцарей с мечом в руках. Мы живем уже в двадцать первом веке.
— Да, уж это я знаю.
— Мы — организация, занимающаяся исследованиями, и стоящие перед нами задачи имеют интеллектуальный и социальный характер.
— А вы и в самом деле прямые наследники ордена тамплиеров?
— Когда Папа Римский Клемент V прекратил деятельность ордена, тамплиеры примкнули к другим орденам. В Арагоне они стали частью ордена Горы, в Португалии король Дионис создал новый орден — орден Христа, в Германии тамплиеры вошли в состав Тевтонского ордена, а в Шотландии орден тамплиеров никогда не прекращал своей деятельности. Благодаря многовековому существованию ордена в Шотландии дух тамплиеров дожил до наших дней. Начиная с пятнадцатого века, они входили в состав шотландской гвардии французского короля и, помимо того, поддерживали якобитскую династию в Шотландии. С 1705 года орден перестал скрывать свое существование. В том же году был принят новый устав, и Луи Филиппа Орлеанского избрали Магистром ордена. Некоторые тамплиеры принимали участие в Великой французской революции, проявили себя во времена Наполеона, участвовали в борьбе за независимость Греции, а также в движении Сопротивления во Франции во время Второй мировой войны…
— Но как? В составе какой организации? И как они себя называли?
— Тамплиеры в те времена в основной своей массе вели довольно неприметную жизнь, посвященную главным образом размышлениям и исследованиям, а также участию — в индивидуальном порядке, хотя и с ведома товарищей, — в вышеупомянутых событиях. Существуют различные организации, которые можно назвать клубами, в их состав входят большие или меньшие группы рыцарей. Эти клубы существуют легально, они разбросаны по разным странам и функционируют в соответствии с национальным законодательством каждой конкретной страны. Вам нужно пересмотреть свое понимание сути современного ордена тамплиеров: смею вас заверить, что в двадцать первом веке этой организации не существует в том виде, в каком она была в двенадцатом и тринадцатом веках. Такого ордена просто не существует.
Сделав паузу, он продолжал:
— Наша организация занимается изучением истории и деяний — индивидуальных и коллективных — рыцарей-тамплиеров с момента основания ордена и до наших дней. Мы просматриваем архивы, анализируем с точки зрения ученых-историков те или иные мало изученные исторические события, ищем древние документы. Я вижу по вашему лицу, что вы разочарованы…
— Нет, дело в том, что…
— Вы ожидали, что встретите здесь рыцаря в доспехах? Жаль, но придется вас разочаровать. Я всего лишь бывший профессор Кембриджского университета, я верующий и, кроме того, приемлю рыцарские принципы: любовь к истине и любовь к справедливости.
Анна интуитивно почувствовала, что Энтони МакГиллес что-то не договаривает, ведь не могло же все быть настолько просто. Поэтому она решила развивать беседу в надежде выведать что-нибудь еще.
— Вы очень любезны, и я, наверное, злоупотребляю вашим терпением, однако не могли бы вы помочь мне разобраться в одном вопросе, касающемся события, в которое, по-моему, были вовлечены тамплиеры?
— С удовольствием. Если я не буду знать того, что вас интересует, мы сможем заглянуть в наш информационный архив. Скажите, о каком событии идет речь?
— Я хотела бы знать, не вывозили ли тамплиеры Священное Полотно из Константинополя во времена Балдуина Второго. Оно ведь исчезло именно тогда, появившись позднее уже во Франции.
— А-а, Священное Полотно! Сколько споров и домыслов… Я как историк считаю, что орден тамплиеров не имеет никакого отношения к его исчезновению.
— А мы можем проверить это в ваших архивах?
— Ну, конечно же. Профессор Мак-Фадден вам в этом поможет.
— Профессор Мак-Фадден?
— Я передаю вас в хорошие руки, а мне самому сейчас необходимо присутствовать на одном собрании. Уверяю вас: профессор поможет вам во всем, что вам нужно, поскольку вы пришли по рекомендации нашего хорошего друга Джерри Дональдса.
Профессор МакГиллес осторожно позвонил в маленький серебряный колокольчик. Немедленно появился мажордом.
— Ричард, проводи мисс Хименес в библиотеку. Там с ней встретится профессор МакФадден.
— Благодарю вас за помощь, профессор.
— Надеюсь, мы сможем быть вам полезными. До свидания.
Гийом де Боже, Великий магистр ордена тамплиеров, бережно положил документ в потайной ящик своего рабочего стола. Худощавое лицо Магистра выражало беспокойство. В письме, полученном от их братьев из Франции, говорилось, что при дворе Филиппа у них уже нет стольких доброжелателей, как во времена славного короля Людовика — да примет Бог его в царствие свое, ибо не было в истории христианства более благородного и доблестного короля!
Филипп IV был должен тамплиерам много золота, и чем больше король был им должен, тем больше он их ненавидел. Да и в Риме некоторые религиозные ордены не скрывали своей зависти к могуществу, которым обладал орден тамплиеров.
Однако этой весной — весной 1291 года — Гийома де Боже волновала еще одна проблема, и эта проблема была поважнее придворных интриг во Франции и в Риме. Франсуа де Шарней и Сайд возвратились из своей вылазки в стан мамелюков с плохими новостями.
Они целый месяц находились там, слушая разговоры воинов, деля с ними хлеб и воду и вместе молясь Аллаху Милосердному. Они выдавали себя за египетских торговцев, желающих заниматься поставками провианта для войска мамелюков.
Мамелюки господствовали в Египте и Сирии, в их власти был Назарет — город, в котором вырос Иисус Христос, их зеленое знамя развевалось над воротами Яффы, находившейся всего в нескольких лье от крепости Сен-Жан д'Акр.
Рыцарь де Шарней внешне был больше похож на мусульманина, чем на христианина, и так естественно вписывался в среду мусульман, как будто родился на их земле, а не в далекой Франции. Де Шарней заявил ему, Магистру, со всей определенностью: через несколько дней — максимум через две недели — мамелюки нападут на крепость Сен-Жан д'Акр. Об этом ему говорили мусульманские воины, в этом его уверяли чиновники, с которыми он сумел подружиться в стане врага. Командиры мамелюков хвастались ему, что скоро станут богатыми, ибо в ближайшее время захватят сокровища, хранящиеся в Акре, которая падет под их натиском так же, как пали другие близлежащие христианские твердыни.
В легком мартовском ветерке уже чувствовалось дыхание труднопереносимой жары, которая в ближайшие месяцы охватит Святую Землю, обильно политую христианской кровью. Два дня назад специально подобранная группа тамплиеров стала подготавливать к вывозу из крепости сундуки с золотом и другие сокровища, которые орден доселе хранил в этой крепости. Великий магистр приказал этим людям покинуть эти места как можно быстрее — сначала они должны были плыть на Кипр, а затем во Францию. Никто из них не хотел уезжать, и буквально каждый просил Гийома де Боже разрешить ему остаться, чтобы биться с врагом. Но Великий магистр был непреклонен: судьба ордена тамплиеров теперь в значительной степени зависела именно от них, потому что им поручалось спасти сокровища ордена.
Больше всех был огорчен Франсуа де Шарней. Он едва сдержал слезы, услышав от де Боже, что ему предстоит уехать за тридевять земель от Акры. Де Шарней умолял Великого магистра, чтобы тот разрешил ему остаться и биться с врагом во имя Христа, но де Боже не стал его и слушать: он уже принял окончательное решение.
Великий магистр спустился по лестнице в прохладные подземные помещения крепости и там, в охраняемом рыцарями зале, еще раз осмотрел сундуки, которые нужно было перевезти во Францию.
— Мы отправим сундуки на трех галерах. Будьте готовы отплыть в любой момент. Если мы распределим наши сокровища по разным галерам, у них будет больше шансов прибыть к месту назначения, чем если бы они перевозились на одной галере. Вы уже знаете, кто из вас будет плыть на какой галере…
— Я еще не знаю, — сказал Франсуа де Шарней.
— Вы, рыцарь, сейчас пойдете со мной в главный зал. Мне нужно с вами поговорить и дать распоряжения, касающиеся непосредственно вас.
Гийом де Боже пристально посмотрел на Франсуа де Шарнея. Этому человеку уже перевалило за семьдесят, но он был все еще физически сильным. Его лицо очень загорело от многолетнего пребывания под жарким солнцем. Де Шарней был одним из наиболее заслуженных тамплиеров, он с честью вышел из множества перипетий и был непревзойденным разведчиком, сравниться с которым мог лишь его давнишний друг, ныне покойный Робер де Сен-Реми, погибший при обороне Триполи: сарацинская стрела поразила его прямо в сердце.
Великий магистр увидел во взгляде де Шарнея тоску, вызванную предстоящей разлукой с этой землей, уже давно ставшей ему родной. Здесь ему не раз приходилось ночевать под открытым небом, ехать в составе караванов в поисках необходимых сведений, проникать в стан сарацин, откуда ему всегда удавалось возвращаться живым и невредимым.
Для Франсуа де Шарнея возвращение во Францию было настоящей трагедией.
— Знайте, де Шарней, что одну задачу я могу поручить только вам. Много лет назад, когда вы были еще мальчиком и вас только-только приняли в орден, вы вместе с рыцарем де Сен-Реми привезли из Константинополя единственную подлинную святыню, оставшуюся от Иисуса, — полотно, послужившее ему погребальным саваном, на котором остался отпечаток его лица и тела. Благодаря этому полотну мы узрели лик Иисуса и молились ему. Вы уже немолоды, но я знаю, что вы по-прежнему обладаете физической силой и доблестью, а потому именно вам я хочу доверить спасение погребального савана Господа нашего Иисуса Христа. Из всех наших сокровищ это — самое ценное, ибо на нем запечатлен его лик и видны следы крови Господа. Вы должны спасти эту святыню. Но сначала мне хотелось бы, чтобы вы еще раз проникли в лагерь мамелюков. Нам нужно знать, могут ли они воспрепятствовать прибытию наших судов к месту назначения и не ждет ли нас в море засада. Когда вы выполните эту задачу, поедете на Кипр, взяв с собой подходящих людей. Можете сами выбрать маршрут. Я предоставляю вам право самому решить, каким образом вы доставите Священное Полотно во Францию. Никто не должен знать о том, что вы с собой везете, и вы сами решайте, как вы переправите эту святыню. А теперь ступайте, подготовьтесь к выполнению поставленной перед вами задачи.
Рыцарь де Шарней в сопровождении своего верного оруженосца, уже сильно постаревшего Сайда, в очередной раз проник в стан мамелюков. Мусульманские воины явно испытывали психологическое напряжение перед предстоящей битвой и, сидя вокруг костров, с тоской думали о своих семьях, о тех далеких временах, когда они — теперь закаленные в битвах воины — были еще детьми.
В течение трех дней тамплиер прислушивался к тому, что говорили солдаты и чиновники, а также многочисленные слуги командиров сарацин. На третий день, когда, обеспокоенный услышанным, де Шарней уже собирался возвратиться в крепость, Сайд сказал ему, что от одного старого знакомого ему удалось узнать, что мамелюки нападут на крепость через два дня.
В ту же ночь они покинули лагерь мамелюков и добрались до крепости в Акре к утру, когда первые лучи солнца уже золотили камни мощной твердыни тамплиеров.
Гийом де Боже приказал рыцарям готовиться к отражению нападения. Среди многих мирных обитателей крепости началась паника: они не могли найти транспорт для того, чтобы покинуть крепость, которую не ждало ничего хорошего.
Де Шарней помог своим товарищам подготовить крепость к обороне — в прошлом ему приходилось делать это несчетное количество раз — и утихомирить напуганных жителей, поскольку некоторые из них были готовы прикончить своего ближнего ради того, чтобы иметь возможность покинуть эти места. Уже не оставалось суден, на которых можно было бы уплыть из крепости, а потому отчаяние среди людей росло.
Когда снова наступила ночь, Великий магистр позвал де Шарнея к себе.
— Теперь вам нужно уезжать. Я допустил ошибку, отправив вас в лагерь сарацин: у нас уже не осталось ни одного судна, на котором вы могли бы уплыть отсюда.
Франсуа де Шарней сумел подавить нахлынувшие на него чувства и глубоко вздохнул, прежде чем заговорить.
— Я это знаю, и мне хотелось бы, чтобы вы разрешили мне поехать в сопровождении одного лишь Сайда.
— Это будет слишком опасно.
— Но никто ни в чем не заподозрит нас, двух мамелюков.
— Поступайте так, как считаете нужным.
Они крепко обнялись. Это была их последняя встреча: судьба каждого из них была уже предопределена. Они оба понимали, что Великий магистр умрет здесь, защищая крепость Сен-Жан д'Акр.
* * *
Де Шарней подыскал кусок ткани таких же размеров, как и Священное Полотно. Он понимал, какие опасности могут поджидать их по дороге, и на этот раз посчитал неприемлемым везти святыню в ларце. Они попытаются добраться до Константинополя, оттуда отплывут во Францию и, если повезет, в общей сложности через несколько месяцев прибудут туда.
Они с Саидом уже давно привыкли ночевать под открытым небом, питаться тем, что удается раздобыть в пути, и чувствовали себя одинаково хорошо и в лесу, и в пустыне. Все, что им было нужно, — так это два хороших скакуна.
Его мучили угрызения совести оттого, что он уезжает, а его товарищи остаются и наверняка погибнут. Де Шарней осознавал, что покидает эту землю навсегда, что никогда больше сюда не вернется, что в прекрасной Франции он будет вспоминать сухой воздух пустыни и веселье сарацинских военных лагерей, в которых он приобрел множество друзей. Люди есть люди, и не важно, какому богу они молятся. Ему довелось столкнуться с честью, справедливостью, болью, радостью, мудростью и горем как среди своих, так и в стане врагов. Люди ничем не отличались друг от друга, и разница между ними была лишь в том, что они сражались под разными знаменами.
Он договорился с Саидом, чтобы тот сопровождал его часть пути, а затем де Шарней собирался ехать один. Он не мог требовать от своего друга, чтобы тот покинул родную землю. Да Сайд и не сможет жить во Франции, хотя де Шарней и рассказывал ему, как прекрасно то местечко, где он вырос, — деревушка Лирей, расположенная недалеко от города Труа. Там он научился скакать верхом на лошади по зеленым лугам, раскинувшимся вокруг родительского дома, а еще фехтовать на маленьких мечах, которые ему и его брату изготовил кузнец по приказу отца, желавшего, чтобы его сыновья сызмальства готовились стать рыцарями.
Сайд уже состарился, так же как и сам де Шарней, и для него было уже слишком поздно начинать новую жизнь.
Де Шарней тщательно завернул погребальный саван Иисуса в раздобытую им ткань и положил его в сумку, которую всегда возил с собой. Затем он разыскал Сайда, рассказал ему о том, что предстояло сделать, и спросил, сможет ли Сайд сопровождать его часть пути, чтобы затем расстаться навсегда. Сайд согласился. Он понимал, что, когда вернется сюда, в Акре не останется уже ни одного христианина. Как бы там ни было, он, Сайд, останется доживать свой век здесь, со своими единоплеменниками.
* * *
Сверху обрушился просто шквал огня. Горящие стрелы перелетали через крепостные стены, неся смерть и разрушение всему, что вставало на их пути. Шестого апреля 1291 года от Рождества Христова мамелюки начали осаду крепости Сен-Жан д'Акр. В течение многих дней они пытались ворваться в крепость, отчаянно защищаемую тамплиерами.
Гийом де Боже приказал всем исповедаться и причаститься в тот день, когда должна была начаться осада. Он понимал, что немногим из них удастся выжить, а потому попросил всех очистить свою душу перед Господом.
Франсуа де Шарней уже уехал, попрощавшись с этими местами, за долгие годы ставшими ему родным домом. Де Боже верил, что де Шарней сумеет спасти погребальный саван Иисуса и довезет его до Франции. Сердце подсказало ему поручить эту миссию именно де Шарнею. Этот человек, сорок лет назад привезший сюда Священное Полотно из Константинополя, сможет вывезти его на Запад. Хотя, как говорят сарацины, «инш'алла» — если на то будет воля Аллаха!
Сколько теперь осталось рыцарей? Человек пятьдесят, не больше, все еще продолжали оборонять стены, не желая сдаваться, в то время как мирные жители — христиане — в панике, с криками бегали туда-сюда. Нет ничего более жуткого, чем состояние, которое испытывает человек в подобные моменты, когда речь идет о спасении собственной жизни.
Паника все больше охватывала жителей. Буквально в нескольких метрах от берега на дно пошло суденышко, перегруженное имуществом и людьми, пытавшимися убежать от неминуемой гибели.
В Акре, великой крепости тамплиеров, настоящей цитадели, вовсю кипела схватка. Тамплиеры не отступали ни на шаг, защищая каждую пядь земли ценой своей жизни, и лишь по их мертвым телам врагу удавалось продвигаться вперед.
Гийом де Боже, с мечом в руке, бился уже несколько часов подряд. Он давно потерял счет убитым врагам и не знал, сколько его товарищей пало, сражаясь рядом с ним. Он попросил своих рыцарей, если Акра все-таки будет захвачена мусульманами, попытаться выбраться отсюда живыми. Но никто из них не внял его просьбе, все тамплиеры продолжали сражаться насмерть, ибо верили, что скоро будут держать ответ за то, как поступали в этой жизни, перед самим Богом.
Великий магистр схватился с двумя яростно сражающимися сарацинами, отбиваясь от их сабель мечом, и вдруг… Что это? Он внезапно почувствовал острую боль в груди, и перед его глазами все погрузилось в темноту. Инш'алла!
Жану де Периго удалось отбить тело Гийома де Боже и, оттащив в сторону, прислонить его к стене. Раздался крик: Великий магистр убит! Акра вот-вот должна была пасть под натиском мусульман, однако Богу не было угодно, чтобы это произошло именно этой ночью.
Мамелюки возвратились в свой лагерь, и через некоторое время оттуда стали доноситься запах баранины и победные песни. Рыцари, изможденные битвой, собрались в главном зале. Им нужно было избрать Великого магистра, здесь и сейчас, ибо медлить они не могли. Они были усталыми, израненными, однако для них было важно, кто будет их командиром, когда они завтра пойдут на смертный бой и погибнут, сражаясь, ибо что же еще им оставалось? А сейчас они молились, прося Бога просветить их. В конце концов, преемником доблестного Гийома де Боже стал Тибо Годен.
28 мая 1291 года в Акре царили жара и отчаяние. Перед тем как взошло солнце, Тибо Годен приказал провести богослужение. А затем зазвенели мечи и полетели тучи стрел. Еще до захода солнца над Акрой стало развеваться вражеское знамя. Инш'алла! Крепость превратилась в братскую могилу: почти никому из рыцарей-тамплиеров не удалось выжить.
Анна Хименес проснулась, закричав, как будто она находилась в самой гуще битвы. Но нет, она была здесь, в центре Лондона, в номере отеля «Дочестер». По спине у нее струился пот, а в висках стучала бешено пульсирующая кровь. Встревоженная, Анна поднялась с постели и пошла в ванную. Волосы у нее прилипли к лицу, а ночная сорочка промокла от пота. Она разделась и приняла душ. Уже второй раз ей снилось, что она участвует в битве. Если бы она верила в переселение душ, то могла бы поклясться, что ей только что довелось побывать в крепости Сен-Жан д'Акр и увидеть, как погибали последние из тамплиеров. Он могла в деталях описать лицо и фигуру Гийома де Боже и цвет глаз Тибо Годена. Ей казалось, что она и в самом деле побывала там и своими глазами видела этих людей.
Приняв душ, она успокоилась и, прежде чем лечь в постель, надела футболку. Второй ночной сорочки у нее не было, а эта была мокрой от пота. Постель тоже оказалась мокрой от пота, а потому она решила включить компьютер и немного порыскать по интернету.
Разъяснения профессора МакФаддена и связанные с историей тамплиеров документы, которые он ей показал, произвели на Анну сильное впечатление. МакФадден подробно рассказал ей о падении крепости Сен-Жан д'Акр. По его словам, это был один из самых мрачных дней в истории ордена.
Возможно, именно поэтому ей приснилось падение Акры, как в свое время приснилась осада Эдессы византийскими войсками — после того как София Галлони рассказала ей об этом событии.
Завтра она снова встретится с профессором МакФадденом и попросит его побольше рассказать ей о наиболее ярких событиях из истории тамплиеров, которые производили на нее такое сильное впечатление, что снились по ночам.
Запах моря придал ему бодрости. Ему не хотелось оглядываться назад. Поднимаясь на судно, он не смог сдержать слез, потому что понимал: покидая Кипр, он на самом деле навсегда покидает Восток. Братья-тамплиеры притворились, что всецело заняты своей работой, — они не хотели показывать, что видят, как он плачет. А он, судя по всему, действительно сильно постарел, потому что плакал, не скрывая этого. Прощаясь с Саидом, он тоже плакал: за все эти долгие годы они впервые обнялись, и оба заплакали от отчаяния, потому что для них расставаться было то же самое, что раздирать надвое нечто неделимое.
Но как бы то ни было, Сайду пришло время вернуться к соплеменникам, а ему, Франсуа де Шарнею, — возвратиться на родину. Да, Франция была его родиной, но он о ней почти ничего не знал и поэтому не испытывал особых чувств. Его настоящая родина — орден тамплиеров, его дом — Восток. Во Францию возвращалось лишь тело этого человека, а душа его осталась у подножия стен крепости Сен-Жан д'Акр.
Путешествие на судне прошло без происшествий, хотя Средиземное море весьма коварно, как в свое время в этом убедился Одиссей. Сейчас же их судно уверенно плыло вперед, качки почти не было. Распоряжения, данные Гийомом де Боже, были однозначными: де Шарней должен доставить Священное Полотно в принадлежащую ордену тамплиеров крепость в Марселе и там ждать новых указаний. А еще Великий магистр заставил де Шарнея поклясться, что тот никогда не расстанется с этой святыней и будет защищать ее, не щадя собственной жизни.
Хотя на душе у де Шарнея лежал тяжелый камень, компания нескольких рыцарей-тамплиеров, возвращавшихся, как и он, во Францию, скрасила ему это путешествие. Гавань Марселя произвела на него огромное впечатление большим количеством пришвартованных у ее причалов кораблей и снующих туда-сюда, разговаривающих и кричащих людей.
Когда они сошли с судна, их встретили несколько тамплиеров, которые отвели их в дом, принадлежащий ордену. Никто из этих людей не знал, какую святыню де Шарней привез с собой. Гийом де Боже дал ему письмо к руководителям ордена тамплиеров в Марселе. «Они там, — сказал де Боже, — сообразят, как правильно поступить».
Старший тамплиер Марселя — рыцарь с суровыми чертами лица, который, впрочем, как вскоре убедился де Шарней, был весьма добродушным человеком, — выслушал рассказ де Шарнея, не перебивая. Затем он попросил передать ему святыню.
Уже в течение многих лет тамплиеры были знакомы с ликом Христа, потому что Рено де Вишье в свое время приказал сделать копию с лика, отображенного на Священном Полотне, и теперь не было ни единого дома или поселения ордена тамплиеров, в котором не имелось бы копии образа Господа. Тем не менее, Вишье настаивал на сохранении конфиденциальности, и эти копии образа Христа никогда не выставлялись на всеобщее обозрение. Они хранились в тайных часовнях в храмах, куда приходили молиться только тамплиеры.
Благодаря таким мерам ордену тамплиеров удавалось сохранять в тайне то, что именно у него находится единственная подлинная святыня, оставшаяся от Иисуса.
Франсуа де Шарней открыл свою сумку и достал из нее ткань, в которую был завернут погребальный саван Христа. Де Шарней развернул ее, и… оба тамплиера тут же опустились на колени и стали молиться — такое чудотворное воздействие оказало на них увиденное.
Жак Везлей, старший тамплиер Марселя, и Франсуа де Шарней благодарили Бога за то, что им довелось увидеть это чудо.
Надзиратель зашел в комнату и начал осматривать шкаф, перебирая немногочисленные предметы одежды, хранившиеся там. Мендибж молча наблюдал за ним.
— Похоже, тебя скоро выпустят, и, как обычно, начальство хочет, чтобы те, кто покидает тюрьму, имели приличный вид. Это все отправляется в срочную стирку. Не знаю, понимаешь ли ты то, что я говорю. Хотя мне, впрочем, все равно. Я забираю все это. Да, а еще и твои мерзкие кроссовки. После двухлетней носки от них, наверное, воняет настоящим дерьмом.
Надзиратель подошел к кровати и взял кроссовки. Мендибж хотел было подняться, сделав вид, что забеспокоился, но надзиратель предупреждающе ткнул его пальцем в грудь.
— Не дергайся. Я выполняю приказ, и все это отправляется в прачечную. Завтра тебе это вернут.
Оставшись один, Мендибж закрыл глаза. Ему не хотелось, чтобы с помощью камер наблюдения кто-то заметил, как он волнуется. Ему показалось странным, что его одежду забрали в стирку, особенно кроссовки. Зачем они это сделали?
* * *
Марко попрощался с директором тюрьмы. Он приходил сюда почти каждый день. Марко устроил допрос братьям Баджераи, несмотря на протесты врача, но из этого ничего не вышло. Они так и не признались, куда шли по коридору, когда подверглись нападению, и не сказали, кого подозревают в этом нападении. Хотя Марко знал, что нападавшими были люди Фраскелло, ему хотелось выяснить, удалось ли братьям разглядеть их.
Но братья отвечали на вопросы Марко гробовым молчанием и лишь периодически жаловались на головные боли и на то, что полицейский замучил их своими расспросами. Они, по их словам, в ту ночь никуда конкретно не шли, а всего лишь, заметив, что дверь открыта, вышли из камеры, и тут на них кто-то напал. И ни слова больше. Это была их версия происшедших событий, и никто и ничто не заставили бы их изменить свои показания.
Директор тюрьмы предложил Марко, чтобы тот сказал братьям, что он знает об их намерениях убить немого, однако Марко отклонил это предложение. Он не хотел вызывать ненужных подозрений у находившихся вне тюремных стен людей, направлявших действия братьев Баджераи. В тюрьме ведь сотни внимательных глаз, и неизвестно, какие из этих глаз принадлежат тому, кто поддерживает связь с этими людьми.
— До свидания, сеньор.
— До свидания. До завтра.
Уборщица вышла из кабинета, не оглядываясь. Она заходила в персональную душевую директора, чтобы поменять там полотенца. Уборка была частью повседневной жизни тюрьмы, а потому эта женщина ходила по разным помещениям, не привлекая ничьего внимания.
Когда Марко приехал в гостиницу, Антонино, Пьетро и Джузеппе ждали его в баре. София уже отправилась спать, а Минерва обещала спуститься в бар после того, как поговорит по телефону с родными.
— Итак, через три дня немой окажется на свободе. Какие у вас новости?
— Ничего особенного, — ответил Антонино, — кроме того, что, похоже, в Турине много иммигрантов из Урфы.
Марко нахмурил лоб.
— Ну и что?
— Мы с Минервой вкалывали, как китайцы. Ты ведь хотел, чтобы мы разузнали побольше о семье братьев Баджераи, а потому мы начали искать по ключевым словам в интернете и, в частности, выяснили, что старый Тургут, привратник в соборе, родом из Урфы, точнее, не он сам, а его отец. Его судьба очень похожа на судьбу братьев Баджераи. Его отец приехал сюда в поисках работы, нашел ее на заводе «Фиат», женился на итальянке, и Тургут родился уже в Италии. У него нет никаких родственных связей с семьей Баджераи, у них лишь общее происхождение. Вы помните Тарика?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |