— Кого именно? — участливо спросил, поджав лапу, охранник Мирэмая, который отдыхал на почтительном расстоянии.
— Любую молодую сестру! Я что, непонятно выражаюсь?!
— Понял, — действительно всё понял охранник. Он уже четыре года охраняет Лапу Ваала; иногда ему казалось, что он всякого научился понимать с полуслова — после Мирэмая это очень легко.
— Ты хочешь пищи? Ради Ваала! — чуть безумно продолжал Мирэмай. — Ваал-сунги всегда, всегда на охотных землях! Если же по недосмотру какой-то прайд оказался на голодной земле, то он очень быстро исправит это! Он просто идет туда, где есть еда — и всё! А всё, что мешает на пути — сметает!
Мирэмай так близко оказался к нему, что Ману чувствовал его дыхание.
— Разве это не жизнь?
Ману сглотнул.
— Жизнь…
Неправдоподобно быстро охранник вернулся вместе с молодой Ашаи, той самой, которая раньше служила живым примером для Умтая. Ее черные ушки и небольшие полоски под глазами пленили внимание Ману.
— Ее зовут Ваалу-Харана, Лапа Ваала, — заметил охранник.
— Исчезни! Я и сам могу спросить, как зовут эту… — и он сразу смягчился, присмирел, подобрел. — …прекрасную юную Ашаи-Китрах из безумного в своей смелости прайда Хустру. Эх, Хустру, мой вечный авангард…
— Рада снова видеть тебя, Лапа Ваала, — поклонилась до земли Ваалу-Харана, пока что совершенно не понимая, отчего еще раз удостоилась чести присутствовать при разговоре правителя Ваал-сунгов. Она лишь шла спать после трудного дня.
— И я тебя. Посмотри на этого льва, — властитель Ваал-сунгов показал на Ману. — Слушай, он тебе нравится?
Даже если бы Ману был самым отвратительным львом во всем мире, то ответ Ваалу-Хараны был бы неизменен. Ведь Ашаи-Китрах также всё понимают с полуслова, и ловят полутона самих слов.
Харана улыбнулась, вмиг согнав усталость и взмахнув хвостом:
— Он очень мил, Лапа Ваала.
Уцепившись в Ману, Мирэмай чуть ли не прыгал:
— Ты! Вот… Погляди. Красивая Ашаи? Красивая?
— Да, — правдиво ответил он. Он вообще заметил, что среди Ашаи некрасивых не бывает, и даже вскользь подумал, что их выбирают по этому признаку. Теперь он начинал думать это всерьез.
«Вообще, все вольсунги-львицы милы собой», — тронулся лед в его душе. По крайней мере, эти вольсунги не отвратительны… И зачем драться? Можно жить в покое и мире…
— Тогда подойди к ней, обними… Иди-иди, не гляди на меня! — лапой подтолкнул Мирэмай, излучая харизму. — Всё, она твоя. Это мой подарок тебе, как Ваал-сунгу.
«Ваал-сунгу?!», — возопил зов крови, нрав предков в Ману.
Но Мирэмая не заботили чужие зовы и нравы:
— Делай с ней, что хочешь и то, что захочет она. Ты не знал этого, но ты всегда был сыном Ваала! Погляди: ты думал, что я пришел убить или поработить тебя, а я подарил тебе свободу! И ты можешь прожить свободно и с Ваалом до конца своих дней. Выбирай сейчас! Ты и твои прайды могут стать Ваал-сунгами сейчас же. Ты сейчас же станешь ринасу — я лично рассеку тебе ухо. И ты станешь правителем своего прайда. Либо ты сейчас же уходишь. Обещаю, никто тебя не тронет. Ты можешь идти куда хочешь. Выбирай!
Неожиданно Харана начала мурлыкать и тереться о щеку Ману
«Ах, молодец», — четко, вполне рационально подумал Мирэмай-Халу, заметив, как хорошо и быстро сообразила Ваалу-Харана. А сам снова тихо заговорил:
— Но ты же не глуп… Что ты решил? Ты посмотри, как эта дочь Ваала нежится к тебе. Я сделаю тебя ринасу. Я сделаю тебя Ваал-сунгом. И то же для всех прайдов твоего отца, которые встанут на нашу сторону… Сторону веры и света. Выбери силу, не выбирай слабость…
— Я согласен, — кивнул Ману, смотря в никуда.
— Скажи! Скажи громче!
— Я согласен!!! — зарычал Ману так, что услышали и предки.
— Что ж. Иного я не ждал. Тогда подойди, я сделаю тебя ринасу…
**
Очнувшись, она прислушалась к биению жизни. Спокойно и верно стучало сердце, только каждый его удар глухой волной растекался в ушах. Сэнзалли открыла глаза, увидела траву, дерево, чей-то хвост. Послышался далекий смех, почти одновременно с ним — еще более далекий рык.
Мысли ясны и светлы, нет боли либо особого неудобства, только лапы ноют. Навострила уши, попробовала осмотреться и заодно подняться — не лежать ведь. Но первое получилось, а второе — увы. Сэнзалли не смогла и пошевелить лапами, ибо оказалось, что они чем-то спутаны, от когтей до середины лапы.
Сэнзалли узнала, что это — очень длинные и крайне гибкие лианы; их еще называют лозовыми, их полно на баобабах и прочих больших деревьях. Сок этих лиан, кстати, вполне ядовит. Нет, в нет такого сильного яда, как в строфанте, но отравиться ими вполне можно.
— Аааа, очнулась, негодная, — подошел кто-то сзади и без жалости вздернул ее подбородок вверх, поддев лапой с когтями.
Пришлось невольно встретиться взглядом с большой, грубоватого сложения львицей с тяжелым, мерзким голосом.
Сэнзалли смолчала. Она вообще не знала, что говорить, и хранила в себе силы. Еще могут пригодиться. Ну-ка, ну-ка, надо попробовать изжечь ее душу, но… тут же подошла другая, молодая. С черными ушками — Ашаи-Китрах, значит. А вот и третья голова, это уже лев.
«Сколько для меня охраны», — смешливо, но с горечью подумала шамани. Пронзив глаза молоденькой львицы, Сэнзалли ясно и хорошо ощутила ее чувства, будто свои собственные: смешанные страх, любопытство и неприязнь.
— Зови Ринариту, — услышало чуткое ухо шамани.
Послышалось, как кто-то затрусил прочь. Сэнзалли расслабилась, снова растянулась по земле и прикрыла глаза. Видимо, кто-то ее движения воспринял, как угрозу, потому что чья-то лапа угрожающе легла на шею.
«Умирать страшно? Есть немножко. Но больше боишься боли, чем небытия. Но боль бренна, а небытие вечно. Потому чего стоит мой страх, тем более смешно бояться хозяйке страха…», — подумала и решила, что нужно ждать, нужно улучить момент. Сейчас не освободишься, не вырвешься, нет-нет. Ничье сознание не пленишь, никому страха не подаришь, выпутаться вряд ли удастся, а тем более — сбежать.
Лежала Сэнзалли долго, аж надоело. К ней никто не обращался со словом. Видимо, был какой-то запрет либо просто опасение.
Послышались шаги, сзади.
— Уйдите.
— Как скажешь, любимая дочь Ваала, — ответил тот самый тяжелый, мерзкий голос, и все угодливо удалились. Остались лишь птицы, что пели, и ветер, что несся в никуда.
— Я — Высокая Мать. Меня зовут Ринарита.
Сэнзалли открыла глаза и взмахнула ухом. Ей было непонятно, что значит «Высокая Мать», но она сразу поняла, что эта Ринарита — суть Ашаи-Китрах. Она встретилась с нею взглядом.
— Высокая Мать — самая главная среди Ашаи-Китрах. Ты, наверное, слышала о нас?
Шамани смолчала; вместо ответа она смотрела, как по лапе Ринариты ползет вверх большой муравей. «Ну, друг, выручай. Укуси ее, чтоб знала».
— Так понимаю, что слышала. Сэнзалли, я хочу с тобой побеседовать.
Наконец, шамани ответила:
— Что за беседа, если одна из нас — связана?
— Поверь, я действительно хочу освободить тебя, но для начала мне нужно заручиться твоим пониманием. И поддержкой.
— Не смейся с меня, вольсунга. Тебе не будет поддержки.
Высокая Мать прилегла прямо напротив нее, заодно осторожно проверив, не слишком ли сильно сжимают лианы лапы Сэнзалли.
— Если ты не пойдешь мне навстречу, то твоя жизнь будет висеть на шерстинке. А тем более жизнь твоей подруги. Но это не с моего зла. Поверь, будь моя свобода, то я бы просто отпустила меня. Ты будишь во мне уважение к духу шаманай.
Сэнзалли смерила взглядом Ринариту, насколько это было возможно в ее положении.
— Ашаи ненавидят шамани, — с ухмылкой и неверием молвила она.
— О, ты кое-что знаешь о нас. Да, ненавидят. Но не все, — покачала головой Ринарита.
Облизавшись от жажды, Сэнзалли сказала:
— Самая главная Ашаи чувствует ко мне уважение? Это странность.
Попить бы… И нос почти сухой.
— Самая главная Ашаи Ринарита вообще, по сути, большая странность, — молвила о себе слово Высокая Мать.
Сэнзалли поглядела на нее, остро чувствуя беспомощность своих связанных лап. Как хорошо быть свободной!
— Чего ты хочешь? — самый главный вопрос.
Ответ был весьма неожиданный:
— Взаимопонимания с тобой. Ты должна хоть немного довериться мне, а я — тебе.
— Зачем тебе это? — не питая никакого доверия, спросила Сэнзалли.
Ринарита попыталась дотронуться к ней с мягкостью:
— Это тот вопрос, на который я не могу сейчас ответить.
Но Сэнзалли отдернулась, как могла:
— Не виляй хвостом, львица с именем Ринарита. Скажи: чего ты хочешь от Сэнзалли-шамани?
— Ты должна стать Ваал-сунгой, — просто, без особых вступлений молвила Ринарита.
— Кому должна?
— Это жизненно важно для тебя. Иначе все эти глупцы убьют тебя страшной смертью.
Глядя на нее снизу вверх, да еще и лежа, Сэнзалли никак не могла решить: что она преследует? что желает? У всех есть свои желания, цели; кое-кто идет к ним прямо, некто виляет узенькими тропами, некто перелазит горы.
«В чем она хочет использовать меня? Где ей прок? Нужно всегда помнить, где кто какой прок ищет. Теперь по-иному поступки не вершатся».
— Вижу, ты не большого мнения о своих сородичах, — съязвила Сэнзалли.
— У них есть глаза, но они слепы. Так бывает, — неожиданно печально молвила Ринарита.
— Поверь: это всюду так. Не упрекай своих, ибо сама такая. Все мы такие.
— «Мы»?
— Души этого мира. Души, что видят друг друга, не будут учинять страха, зла и боли.
«Весьма согласна…», — подумала Сэнзалли. Вообще, в ней есть чувство справедливости; и она согласится даже с самым заклятым врагом, если он говорит верные вещи.
— Это интересно. Может, и так.
— Это вовсе не интересно.
Сэнзалли чуть приподнялась, насколько позволяло неловкое, унизительное положение.
— Пусть твои отпустят Менани. Не убивайте ее, не пытайте ее больше.
— Это в моих силах. Я отпущу ее, но должна сначала понять, что ты пойдешь мне навстречу.
Миг молчания.
— И ты говоришь, что я должна стать вольсунгой?
— Да. Таким образом, ты поможешь в первую очередь себе. Потом мне, потом Мирэмаю.
«Зачем им я? Они удивились тому, что я могу пугать всех вокруг? Зря, очень зря».
— А твои Ашаи меня съедят живьем, не так ли? Шаманая стала вольсунгой? Тебе не смешно? Твой Ваал не изорвет тебя в клочья из-за такого проступка?
— Ты даже о Ваале слыхала? — засмеялась Ринарита, только негромко.
— Как видишь.
Очень веско Ринарита старалась уверить Сэнзалли:
— Я устрою так, что они ничего тебе не сделают. Даже приветствовать тебя начнут. Я и Мирэмай сможем устроить это без особой трудности.
— Мило. Мирэмай, кстати, кто?
— Наш правитель.
— Аааа, тот самый, что желал меня видеть? — догадалась Сэнзалли.
— Именно. Откуда тебе это известно?
— Так. Птицы напели, ветер принес. Но что тебе скажет твой Ваал?
— А Ваал мне ничего не скажет. Ибо его нет.
— Главная Ашаи, что не верит во Ваала? — Сэнзалли испытала острое чувство узнавания. Сначала эта Ашаи-Китрах, что повстречалась у Дальнего холма. Теперь же — Высокая Мать, что показывает неверие. Хитрость? Вполне возможно. Только хитрят они как-то чудно, ведь Сэнзалли всё равно — верят ли они в чушь или не верят.
— Легко. Ибо ты и я суть плоды одного дерева. И мы, и шаманаи идем к одной звезде, только разными путями. Только у шаманай нет ничего лишнего, лишь сила и знание. Глупые Ашаи, что верят Ваалу, это ненавидят; я же не храню теней в уме, потому восхищаюсь вами.
— У тебя нет страха столь искренне говорить со мною?
— В любом случае, тебе никто не поверит, — тут же спряталась, обезопасила себя Ринарита.
— Раз так говоришь, значит, страх мелькнул в твоих глазах.
— Мне нужно рискнуть, чтобы ты начала понимать, чего я от тебя хочу. Как говорится, кто хромает, то идет.
Сэнзалли остро и внимательно смотрела в ее глаза. «Глаза сновидицы», — очень верно сработало чувство Сэнзалли. — «Она прекрасная сновидящая. Надо же».
— Если ты желаешь доверия, то почему бы тебе сначала не освободить мои лапы, а потом не освободить мою Менани? Начни с этого.
Вместо ответа Ринарита как-то замысловато зарычала. Тут же к ней издалека, с разных сторон, начали подбегать львицы, целых три штуки; каждая из них так или иначе надлежали сестринству Ашаи-Китрах: две ученицы, одна старшая сестра.
Высокая Мать даже не смотрела, кто прибежал.
— Пойдите и немедленно передайте мой приказ отпустить пленную Менани. Пусть идет к своим, на запад.
— Твоя воля будет исполнена, всеблагая Мать!
Они исчезли. Ринарита кивнула: вот, пожалуйста. Освободила.
— Они сейчас ее отпустят?
— Да. В этом я могу тебе поклясться, — уверенно ответила Ринарита, подсев ближе к Сэнзалли, на вытянутую лапу.
— Скажи мне, что с нею было?
— Смысла скрывать истину нет. Сначала ее поймали, потом всячески пытали, вытягивая сведения. Чудо есть то, что она вообще жива.
Сэнзалли попробовала подвигать затекшими лапами, и ей показалось, что если очень сильно напрячься всем телом, то можно освободиться.
— И после этого ты хочешь чего-то от меня?
— Менани знала, на что идет, не так ли?
Любимые слова жестоких сердцем. «Знал, на что идет! Знала, на что идет!». Чушь — никто из нас не знает, на что идет в жизни. Что он встретит через миг.
— Ее решили использовать, чтобы выманить меня?
— Да. Ты на всех произвела большое впечатление, и даже сейчас все побаиваются.
«Бойтесь, бойтесь», — подумала Сэнзалли.
— Как вы меня нашли?
— За тобой и твоим другом следили с рассвета. Одна из сестер, Ваалу-Нирзая, смогла учуять тебя. Она уже сталкивалась с тобою, потому ей было значительно легче.
— Когда? — Сэнзалли стало интересно.
Ринарита махнула лапой куда-то в сторонку:
— Возле Йонурру. Это очень известная история.
— Ах, вон оно что… Помню-помню.
— Когда ты снова пошла в ту пещеру, здесь, в Делванни, то об этом немедленно доложили мугангам. Было решено поймать тебя, использовав Менани. Кстати, зачем ты это делала? Зачем снова шла туда? По-моему, это была ошибка.
Сэнзалли промолчала.
— Ладно. Насчет второй части нашего уговора. Я смогу освободить тебя, но лишь вечером. Для этого мне будет нужна твоя помощь. Я объясню, что делать. Если тебя просто отпустить, безо всякой причины, то этого не поймет никто. Такое не простят даже Высокой Матери. Все сейчас желают твоей крови.
— А что потом?
— А потом ты станешь Ваал-сунгой. И все забудут о желании твоей крови, а все захотят посмотреть на тебя.
«Звучит слишком благостно, чтобы быть правдой. Не думай ты, Ринарита, что я не знаю лжи мира и обмана душ».
— Ринарита, — вопросительно позвала Сэнзалли.
— Да? — навострила та уши.
— Ты правда восхищаешься духом шаманай? — с мастерским простодушием спросила Сэнзалли, вызвав удивленный огонек надежды в глазах.
— Он вызывает у меня уважение.
— Я вижу, что ты — хорошая сновидящая.
Чуть осмыслив, Ринарита оживленно ответила:
— Да, есть так. Мы это называем снохождением. В прошлом я вообще была Вестающей.
Сэнзалли не стала спрашивать, кто такие Вестающие.
— Тогда слушай меня. Надеюсь, твое слово твердо, и Менани свободна. Так есть?
— Да, правда. Менани изранена, но надеюсь, ей хватит сил.
— Дай мне возможность проститься с нею. А потом оставь меня. Я не стану Ваал-сунгой. Ты с самого начала должна была это понять. Это смешно.
— Ты отказываешься? — с непониманием спросила Ринарита.
Как так? Ей некуда деваться. Зачем отказ?
— Конечно.
— Ты понимаешь, что погибнешь?
— Еще как. Но во мне нет страха. Я уйду к предкам, как потомок рода и дочь рода знания.
— Почему ж ты не просишь просто отпустить тебя?
Разумный вопрос. Хороший вопрос. Но жизнь, которая следует сплошь разумным и хорошим вопросам — нелепа в итоге.
— Я знаю, что ты этого не сделаешь. Ты слишком труслива для этого. И мне не нужно никаких подачек.
Ринарита думала долго, очень долго. Какая-то птичка села на кустарник рядом и начала пронзительно петь, смотря темным, искрящимся глазком на Сэнзалли.
— Хорошо. В любом случае, еще есть немного времени. Используй его для размышлений. Подумай.
Она снова зарычала, как в прошлый раз, а Сэнзалли трудно уронила голову на землю, больно ударившись ушком. Мелькнула перед взором ее яркая, молодая, недолгая жизнь… Как жаль. Так хорошо жить, любить и радоваться солнцу. Но теперь у нее нет вольной жизни, любовь она изгнала со слезами на глазах, а солнце жжет, а не греет.
— Любой, кто нанесет этой шаманае вред, пока не пришел Лапа Ваала, будет предан изгнанию. Мои слова понятны? — глухо, словно издалека, послышался голос Ринариты
— Истинно понятны, о Высокая Мать. Да пребудет с тобой Ваал, — браво ответили ей несколько голосов.
— Он и так со мной, дурни, — зло, ненавистно прозвучал голос Ринариты.
— Позволь себе простить нас, Высокая Мать! — что-то плюхнулось о землю. Или кто-то.
— Освободите ей лапы, накормите и напоите. Потом уведите в пещеру, которую вчера обжил муганг Хустру.
— Высокая Мать, он и сейчас там… как сказать… живет, — начал кто-то протестовать намеками.
Но не помогло:
— Так изгоните прочь. Его дело смотреть за прайдом, а не валяться по пещерам. Скажите: слово Высокой Матери. У этой шаманаи есть важные сведения. Мирэмай будет недоволен, если вы ее не устережете.
— Исполним, о Высокая Мать.
— Давайте… — устало отмахнулась Ринарита.
— Ее полностью освободить?
— Если ее так долго держать, то ее лапы совсем онемеют. А это — вред. А вредить ей пока нельзя. Всему есть время.
— Но она… это… шаманая… Она может… это…
Мгновение молчания. «Думает, что сказать», — верно определила Сэнзалли.
— Не бойтесь, я лишила ее темных сил. Она не сможет учинить вам вреда, она стала обычной, кроткой, слабой львицей. Нет предела силе Ваала.
Сэнзалли молнией пронзила волна нервной дрожи. Ринарита ясно, недвусмысленно дает ей шанс! Поразительно, но суть так! Шамани очень хорошо услышала это послание в ее словах.
Но… но. Послание посланием, предчувствия суть лишь предчувствия, а жизнь проще и глупее. Никто не спешил просто так сразу ее освобождать; Ринарита тоже ни с чем не торопилась. Пришло несколько Ашаи-Китрах. Они отошли в сторонку, о чем-то посоветовались с Высокой Матерью; Сэнзалли заметила, как она показывает что-то. Услышать ничего не удалось, ибо хорошо и верно навострить уши к ним, повернуть голову — не получилось из-за несвободных лап.
Потом стало всё ясно. Ашаи-Китрах (их было трое) принесли панцирь, листья и стебли сон травы, а также нечто незнакомое, странное: какие-то длинные, красноватые стручки. Сэнзалли хорошо знает всякие травы и корни, плоды и цветы, но такое она видит в первый раз.
Она хорошо их видела — это демонстративно поставили прямо перед нею.
Чуть погодя Сэнзалли увидела, что к Ринарите подошла еще какая-то львица. Приглядевшись, она узнала ее — та самая Ашаи, которую она встретила на тропке ночью.
«Худо это, уж наверное возжелает отомстить за обиды», — подумала Сэнзалли, ежась от неприютного мира. Но размышления и тревоги прервались словами:
— Всеблагая и милосердная Высокая Мать решила смягчить твои страдания перед смертью. Твои лапы будут свободны, — зазвучал тихий, плавный голос сзади, словно навевающий спокойную песню. — Потому, вот так…
Ей приложили к носу мокрый от сока лист сон-травы. Сэнзалли из инстинкта дернула головой вверх, зная, что с нею делают и зачем: хотят приспать.
— Не надо. Иначе будет красный порошок. Иначе будет красный пири. Хуже будет, давай по-хорошему.
Сэнзалли прекратила сопротивляться. Лист держали довольно долго, и Сэнзалли зажмурилась; слабости и сонливости пока что не было, но скоро они придут. Так же, без сопротивления, она выпила предложенную ей с молчаливым насилием смесь — со скованными лапами много не воспротивишься.
«Эту рамзану делал кто-то неопытный», — вдруг подумала Сэнзалли, чуть слабея. Это именно рамзана, нет сомнений — основа в виде воды и сладкого тростника угадывалась безошибочно. — «Слишком сладкая. Кто так делает? Всё у вас ненастоящее, даже рамзана, хоть вы и пытаетесь играть в настоящесть».
Потом ее оставили. По-прежнему кто-то сзади, молча и терпеливо ждал ее слабости и сонливости. Они не заставили себя ждать. Сэнзалли расхотелось противиться, думать, мысли потекли хаотично и спутано. Она прислушивалась к приятным ощущениям, когда освобождали лапы. Вдруг, через миг, появились львы и повели куда-то ее на непослушных лапах. И хотя совершенно не хотелось есть, подсунули кусок ноги антилопы. Сэнзалли откусила кусочек, медленно пожевав; львы смеялись с нее. Потом повели к водопою, там она попила, и сделала, как казалось, очень резвую попытку к бегству. Но оказалось, что ею Сэнзалли еще больше рассмешила своих блюстителей. Они очень легко поймали ее, сонливую и слабую, и преспокойно увели в пещеру, что некогда принадлежала дренгиру Делванни. Они непрестанно смеялись над нею, главным образом с того, что Сэнзалли, доселе такая пугающая, навевающая ужас, превратилась в худенькую, молодую львицу безо всякой силы. Так их уверила Высокая Мать, а она не соврет — сквозь нее говорит сам Ваал. А значит, бояться совершенно нечего! Потому так забавно и хорошо наблюдать за тою, что недавно была полна силы, ужасала всех, а теперь слаба и подневольна. Это всегда интересное зрелище — чье-то падение. С него можно посмеяться.
Тем временем Ринарита продолжала сидеть возле того места, где говорила со Сэнзалли.
Это действительно Нильзе подошла к Ринарите — Сэнзалли узнала ее верно.
Нильзе, после того, как Мирэмай больше не захотел видеть ее в качестве собственной Вестающей, не могла найти себе места. Старшие сестры, которых он пригласил в качестве свидетелей такого решения, не решили как-то это оценивать; они все вместе предложили Нильзе пойти к Высокой Матери за советом и решением. Зная противоречивость и вздорность характера Мирэмая, никто не спешил списывать Нильзе со счетов.
Сначала Нильзе было бросилась вдогонку за Мирэмаем, в Хартланд, стараясь найти его по дороге остывшим, в добром расположении духа. Потом она, возгордившись, поняла, что не следует так опускаться, и поспешно вернулась. В раздумьях, тяжелых чувствах и обиде она провела целую ночь, а потом решила действовать.
Она узнала о том, что Сэнзалли поймана, одной из последних, ибо не желала никого видеть. Нильзе тут же умчалась искать ее; и нашла, как нашла возле нее и Ринариту. Она рвалась побеседовать с ней, но старшие Ашаи-Китрах остановили этот пыл, ибо Высокая Мать приказала никого не подпускать к себе во время беседы с шаманаей.
Когда Ринарита освободилась, то Нильзе мигом подскочила:
— Рина! — визжала она, прямо как поросенок.
— Да? — совсем спокойно спросила Ринарита.
— Почему шаманая еще жива? Для чего ее хранить? Почему отпускают пленницу? — у бывшей Вестающей — огромные глаза.
— Так надо, Нильзе, — еще спокойнее ответила Ринарита.
— Слушай, такого Мирэмай не одобрит.
— Он прекрасно об этом знает. Более того — ему тоже нужно.
Ах вот даже как!
— Зачем? Зачем, Рина? Что за бред происходит? Почему она всем заправляет?
— В каком смысле? — Высокая Мать поглядела на подругу с истомой.
— В прямом! Гляди: из-за нее Мирэмай взял да, махнув лапой, вышвырнул меня, как мышь из норы. Разве есть в этом справедливость?
Нильзе не похожа на саму себя. Она нервна, суетлива, делает множество лишних движений.
— Он сказал, что ты ему соврала, — Ринарита уже слыхала об этом.
— Да, пусть так. Мне стыдно, что она в чем-то лучше меня… И…
— Вот-вот. Нам с Мирэмаем интересно, как она делает это «что-то».
— Для этого ее просто достаточно хорошо пытать. А потом убить, узнав всё, что нужно.
Отвернулась Высокая Мать от таких недалеких мыслей.
— Нет. Истинное знание не может быть дано в двух словах измученной львицы. Оно дается по доброй воле, и от слов тут мало зависит…
— Да что ж творится в эти странные дни? Ты начала говорить о слишком высоком. «Истинное знание»! Рина, моя подруга, очнись! Подруга… Если ты, правда, таковой себя считаешь…
— Подруга. И я ни в коем случае не изгоню тебя из сестринства. Мое слово тут будет твердым. Но что сделал Мирэмай — его дело, — Ринарита была совершенно права. Она не может решить за Мирэмая, кому стоит доверять, а кому — нет. Он решил больше не верить Нильзе, так это его дело.
Другое, что Мирэмай весьма непрочен в своих решениях. Всё еще может поменяться.
— Я столько лун упорно училась, столько времени отдала своему таланту. Стала Вестающей! И достаточно какого-то слова какого-то льва, чтобы я всё утратила? Достаточно одной шаманаи!
Нильзе имела в виду Хинталу, того глупого негодяя, что донес на нее Мирэмаю. Но Ринарита поняла это по-своему:
— Мирэмай, вообще-то, не какой-то лев. Но ладно. Ты и теперь Вестающая. Тебе никто не может запретить общаться с сестрами в снохождении. Я, став Высокой Матерью, не перестала быть Вестающей. Твой дар — суть твой дар. Никто не может его забрать.
— Ты не понимаешь. Пойми! Погляди: появляется эта никчемная шаманая, и что делается: Мирэмай гонит меня, ты решаешь сохранить ее жизнь, отпускаешь ее пленницу для угоды шаманаи, у Мирэмая тоже на нее свои какие-то мутные виды! А меня, выходит, прогнали от одного мелкого происшествия, которое и обманом сложно назвать… Кто был бы там — понял. Понял бы!
Как ей помочь? Ринарита сделала для нее всё, что могла. Нильзе и дальше в сестринстве. А снова назначить ее Вестающей правителя она не может.
— Это всё еще ранее решили мы с Мирэмаем. Эта шаманая нужна нам.
— Ради чего?! — аж затрясло Нильзе, но она чуть успокоилась: — Или у тебя уж есть тайны от меня, Рина?.. Говори, как есть. Мне нечего терять!
— Нет тайны. Я могу рассказать тебе. Но я хочу, чтобы ты поняла всё правильно…
— Тогда мое сознание — в ушах!
— Только дай слово того, что всё, что услышишь — между нами.
— Даю.
— Мы хотим использовать ее. Она нам будет очень кстати, если мы сможем склонить ее к лояльности, согласию и пониманию. Шаманая не нужна ни мне, ни Мирэмаю сама по себе. Нам нужны ее знания, сила, и, если можно так сказать, как символ объединения союзных с Ваал-сунгами. Точнее, поглощения нами этих союзных. Но главное не в том. Мы с Мирэмаем давно вынашиваем план освобождения всех нас. Всех Ваал-сунгов. Или, как желает назвать нас Мирэмай, Сунгов. Он хочет устранить веру во Ваала, которая сковывает нас.
— А… Э… — глаза Нильзе стали еще больше.
— Да-да. Это очень сложная вещь, и нет никакого заверения, что это нам удастся. Кроме того, это затянется на годы. И вряд ли мы сможем довести это дело до конца сами. Это будет задачей следующих поколений. Но мы желаем дать этому основу, жизнь. Эта Сэнзалли может нам очень пригодиться. Нам нужно сделать ее Ваал-сунгой, причем так, чтобы ни у нее, ни у других не было сомнений. У шаманай нет предрассудков, они смотрят на мир чище и яснее. Потому, как сама убедилась, могут быть сильны.
— Но…
— Мирэмай решил, что поглощение союзных и приятие их в наш род поможет дать начало избавлению от бессмысленной болезни ума, от веры. Более того, он решил устроить вот что: вскоре объявит, что Ваал-сунги и союзные суть далекие родственники. У Мирэмая много планов, и он со всеми не делится даже со мной… Как мы используем в этом Сэнзалли, еще неясно — всё зависит от того, насколько она пойдет нам навстречу. Но цель тебе ясна. Хватит нам пребывать в бреду.
Нильзе аж села от изумления.
— Вы двое просто с ума сошли. Вы парите в облаках! Просто не могу поверить в то, что слышу.
— Путь возникает под лапами идущего. Это сложно, но мы с Мирэмаем храним надежду на успех, — твердо ответила Ринарита.
— Это всё равно, что грызть собственный хвост, Рина. Я плевать хотела на Ваала, который лишь слово; и Мирэмай, и ты тоже. Но что будет с тобою и с ним, когда вы лишите всех — всех их, этих неуправляемых глупцов! — их дурмана, их веры? Ваал-сунги перестанут существовать! Ашаи станут ненужными! Всё утонет в болоте!
Что тут ответить. Ринарита посмотрела в сторону:
— Перемены так или иначе болезненны…
— Это не перемены, это самая бессмысленная глупость, какую я только ожидала от тебя услышать! — брызгала яростью Нильзе.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что эта затея обречена на поражение. Это всё равно, что грызть себе лапы. Она не даст ни тебе, ни Мирэмаю, ни остальным ничего, кроме бед. Когда ты начнешь лишать Ваал-сунгов веры, то они сомнут и тебя, и Мирэмая. Они по-другому не могут. Им нужен кто-то свыше: отец, смотритель, надзирающий. Ваал-сунги этим живут; Ашаи от этого питаются. Если разрушить всё это, то будет лишь беспорядок и вражда… Я даже не говорю о том, что вы решили использовать шаманаю в этом деле. Мирэмай, ладно — он любит безумные идеи, но ты! Ты мудра, умна, сообразительна, с тонким чувством! Где оно? Ты понимаешь, что не сможешь управлять ею, этой шаманаей? С чего взяла ты, что она будет делать тебе пользу, а не скрытый вред? Она не поддастся вам. Вы решили, что сможете ее приручить — очень опасная мысль.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |