– Но почему? – прошептал он, уткнувшись ей в грудь. – Почему она так поступила?
– Потому что она была достаточно отважна, чтобы заглянуть тебе в сердце и увидеть, каким человеком тебе суждено стать. Она молилась Ушедшим, чтобы ты унаследовал ее дар, чтобы ты сделался целителем, но, чем старше ты становился, тем яснее она понимала, что в твоей крови течет дар твоего отца. Как сын своего отца, ты прожил бы совсем иную жизнь. Это было бы служение, да, но служение королю, а не Вере. У короля были на тебя большие планы. Ты этого не знал? Со временем ты сделался бы весьма полезен ему. Твоя мать уже лишилась мужа из-за королевских планов и не желала уступать еще и сына. Когда здоровье у нее начало ухудшаться, она осознала, что скоро ее не станет и она больше не сможет тебя защищать, а твой отец всегда и во всем будет повиноваться королю. Она хорошо знала аспекта Арлина еще по кумбраэльским войнам и попросила его принять тебя. Разумеется, он согласился, хотя и знал, что это сулит конфликт с короной. Твой отец пришел в ярость, когда она сказала ему об этом, его гнев был ужасен, но твоя мать умирала и в качестве последней услуги заставила его пообещать, что после ее смерти он отдаст тебя в орден. И он сделал это из верности ей.
«Верность – наша сила… Верность королю… Верность брошенной жене…»
Он шепотом сказал, открывая сокровенную тайну:
– Я слышал ее один раз, в свою первую ночь в ордене, когда лежал, дрожа от страха. Я услышал, как она окликнула меня по имени.
Она обняла его крепче.
– Она так тебя любила! Когда я положила тебя ей на руки, она вся просто просияла.
Он слегка отстранился, озадаченный.
Она улыбнулась и поцеловала его в лоб.
– Да, я принимала тебя, Ваэлин Аль-Сорна, и ты оказался весьма увесистым и крикливым комком плоти.
«Вопросы… По-прежнему так много вопросов…» Но сейчас он почему-то готов был оставить их без ответа. Пока ему было достаточно тех ответов, что он услышал. Она посидела с ним еще немного, пока не унялись слезы, потом помогла ему дойти до Дома ордена. Два дня спустя он покинул его, сердечно распрощавшись с братьями и сестрами Пятого ордена. Сестры Шерин среди них не было: аспект накануне отправила ее на южное побережье, где после недавних мятежей осталось немало людей, нуждающихся в исцелении. Миновало почти пять лет, прежде чем Ваэлин увидел ее снова.
Глава шестая
Через пять дней он оправился. Никаких осложнений болезнь не дала, кроме того, что по утрам в холодную погоду Ваэлина стал мучить кашель, и он на всю жизнь проникся подозрительностью к излишне любвеобильным женщинам – а братьям Шестого ордена с подобными проблемами приходится сталкиваться нечасто. Его возвращение в орден мастера встретили с хорошо отрепетированным безразличием, в противоположность радушному прощанию братьев и сестер Пятого ордена. Его братья, разумеется, вели себя иначе: они суетились вокруг него так, что ему даже сделалось неловко, уложили его в кровать на целую неделю и пичкали едой при любой возможности. Даже Норта в этом участвовал, хотя Ваэлин обнаружил определенный садизм в том, как он подтыкает ему одеяла и сует в рот ложку с супом. Хуже всех был Френтис: он каждую свободную минуту околачивался у них в башне, с тревогой наблюдая за Ваэлином и впадая в панику при любом приступе кашля или ином проявлении нездоровья. Он заслужил свою первую порку от мастера Соллиса за то, что не явился на фехтовальную тренировку, потому что очень тревожился из-за легкого приступа лихорадки, которая разыгралась у Ваэлина ночью. В конце концов аспект запретил ему появляться в их комнате под страхом изгнания.
Когда Ваэлин набрался достаточно сил, чтобы встать с постели без посторонней помощи, он первым делом наведался на псарню. Меченый встретил его с бурным восторгом, сшиб с ног и вылизал ему лицо жестким, как камень, языком. Его стремительно растущие щенки мельтешили вокруг, тявкая от возбуждения.
– Уйди, скотина! – буркнул Ваэлин, спихнув, наконец, с груди собачью тушу. Меченый виновато заскулил, но тут же пристроил башку Ваэлину на грудь. – Да знаю, знаю, – Ваэлин почесал его за ухом. – Я тоже по тебе скучал.
Когда он навестил конюшню, Плюй тоже встретил его дружеским приветом. Приветствие длилось добрых две минуты, и мастер Ренсиаль уверенно сообщил, что это самый долгий пук, какой он когда-либо слышал от лошади.
– Ах ты, мерзкая кляча! – пробормотал Ваэлин, протягивая жеребцу морковку. – Скоро испытание конем. Ты уж не подведи меня, ладно?
Каэниса он нашел на стрельбище. Тот старался выпустить как можно больше стрел за кратчайший промежуток времени – это было умение, очень важное для испытания луком. С точки зрения Ваэлина Каэнис не очень-то нуждался в этих тренировках: когда он посылал одну стрелу за другой в мишень, стоящую в тридцати шагах, его руки двигались так стремительно, что выглядели размытыми. Ваэлин постепенно учился владеть луком, но знал, что Каэниса ему все равно не превзойти, а Дентос и Норта стреляли еще лучше.
– У тебя прицел сбился, – заметил он, хотя, по правде говоря, неточность была почти незаметна. – Последние несколько стрел отклонились влево.
– Ага, – кивнул Каэнис. – После сороковой стрелы у меня все время прицел сбивается.
Он оттянул тетиву, стальные мышцы на руке напряглись, и он отправил стрелу точно в центр мишени.
– Вот, чуть получше.
– Я хотел спросить тебя про того убийцу, которого ты прикончил.
Лицо Каэниса помрачнело.
– Я же эту историю уже сколько раз рассказывал, и тебе, и другим, и мастерам. Точно так же, как и ты наверняка рассказывал свою историю уже много раз.
– Он ничего не говорил? – не отставал Ваэлин. – Перед тем, как ты его убил?
– Ну да, он сказал: «Убирайся, мальчик, не то кишки выпущу». В песню такое не вставишь, верно? Я все думал, не придумать ли что-нибудь получше, когда я стану об этом писать.
– Ты собираешься написать об этом?
– Ну конечно! Когда-нибудь я напишу историю нашего служения Вере. А то мне кажется, что наш орден плачевно пренебрегает тем, чтобы записывать собственную историю. Ты знаешь, что наш орден – единственный, у которого нет своей библиотеки? Я надеюсь положить начало новой традиции!
Он выпустил еще одну стрелу, потом еще две, одну за другой. Ваэлин обратил внимание, что прицел у него снова сбился.
«Не так-то это просто, убить человека, и говорить об этом неприятно», – сообразил он.
– А он тебе нравился, этот брат Ниллин?
– Он был интересный человек, знал много историй, хотя потом, когда я стал об этом размышлять, я сообразил, что он предпочитал более древние истории. Те, что называются «старыми песнями», из тех времен, когда Вера была сильна, саги о крови и о войне, и о традициях, связанных с Тьмой.
«Тьма… Волк в лесу, волк, что завыл у меня под окном».
– «Когда-то их было семь». Знаешь ли ты, что это означает?
Каэнис снова натянул было лук, но медленно ослабил тетиву.
– Где ты это услышал?
– Сестра Хенна сказала это прежде, чем проглотить яд. Что это значит, брат? Я знаю, что ты знаешь.
Каэнис снял стрелу с тетивы, вернул ее в колчан, висящий у бедра, и бережно положил лук на его футляр.
– Это долгая история. Вроде «старых песен», только это касается Веры. По правде говоря, я в это никогда не верил. Ее редко рассказывают, и в архивах ордена об этом не упоминается.
– О чем именно?
– В наше время существует шесть орденов, служащих Вере. Но некогда – по крайней мере, по рассказам, – их было семь. Говорят, будто в ранние годы существования Веры, когда только-только были созданы ордена и избраны первые аспекты, существовал и Седьмой орден. Ордена были созданы затем, чтобы служить каждому из основных аспектов Веры, потому-то брат или сестра, избранные, чтобы возглавить орден, и именуются аспектами. Седьмой орден – по крайней мере, так говорят, – был орденом Тьмы, его братья и сестры исследовали всякие тайны и искали знания и могущество ради лучшего служения Вере. Обычно Темные практики приписываются отрицателям, однако, если верить этому преданию, некогда то была часть нашей Веры. Предание гласит, что сто лет спустя случился кризис. Седьмой орден начал набирать силу и, пользуясь своими знаниями о Тьме, стал пытаться подмять под себя все прочие ордена, утверждая, будто его знания делают этот орден ближе прочих к Ушедшим. Они уверяли, будто слышат голоса Ушедших и способны истолковывать их наставления лучше прочих орденов. Они говорили, будто это – привилегия, которая дает им право быть главными и считаться первыми в делах Веры. Разумеется, мириться с этим было нельзя, ибо Вера требовала равновесия между всеми орденами. Нельзя было допустить, чтобы один из них стал выше прочих. И вот между Верными разразилась война, и со временем Седьмой орден был уничтожен, но при этом пролилось немало крови. Говорят, будто хаос, вызванный этой войной, был столь велик, что именно из-за этого Королевство распалось на четыре фьефа, которые воссоединились лишь при правлении нашего великого короля Януса. Что из всего этого правда – сказать трудно. Если даже это и правда, произошло это более шестисот лет тому назад, и в тех немногих книгах, что пережили эти века, о тех событиях ничего не рассказывается.
– Однако ты, похоже, эту историю знаешь неплохо.
– Ну, брат, ты же меня знаешь! – Каэнис слабо улыбнулся. – Я всегда любил истории. И чем заковыристее, тем лучше.
– И ты в это веришь, да?
В этот момент на Ваэлина снизошло внезапное озарение, вызванное тем, какой бледной выглядит улыбка Каэниса и с какой готовностью он поведал эту историю.
– Ты уже знал! Ты знал, что за этим стоит Седьмой орден.
– Я подозревал. Существуют предания – немногим более, чем сказки, – которые утверждают, будто Седьмой орден так и не был уничтожен окончательно, что ему удалось выжить и что он втайне процветает, выжидая время, чтобы вернуться и заявить свои права на первенство, к которому стремился издревле.
– Давай сходим к мастеру Соллису и аспекту, они же должны об этом узнать!
– Они уже знают это, брат. Я рассказал им о своих подозрениях сразу, как только вернулся в орден. И у меня создалось впечатление, что я не сказал им ничего такого, чего бы они и сами не знали.
Ваэлин вспомнил, как отреагировал мастер Соллис на слова сестры Хенны, и то, что аспект Элера отказалась это обсуждать. «Они знают! – осознал он. – Они все это знают. Аспекты веками хранили эту тайну. Когда-то их было семь. И Седьмой выжидает и строит козни. Они это знают».
Руки и ноги внезапно заныли от озноба, хотя день был теплый и солнечный.
– Спасибо, что поделился со мной своими знаниями, брат, – сказал он, скрестив руки на груди и обхватив себя за плечи, чтобы согреться.
– Я буду поступать так и впредь, Ваэлин, – отвечал Каэнис. – Между нами нет тайн, ты же знаешь.
Два месяца спустя наступило время испытания конем. Им предстояло проскакать милю по лесу и пересеченной местности, а потом выпустить на скаку три стрелы в центр трех мишеней. Норта выдержал испытание на «отлично», что никого не удивило. Он поставил новый рекорд. Остальные тоже справились неплохо, даже Баркус, который ездил верхом немногим лучше Ваэлина. Сам же Ваэлин с самого начала замешкался: Плюй ломался, как обычно, и соизволил подняться в галоп не прежде, чем всадник осыпал его самыми страшными угрозами. К финишу они притащились последними из тех, кто проходил испытание в тот день, да и стрелял Ваэлин так себе. Но испытание он все же прошел. На этот раз никто из братьев не провалил испытания, и вечерняя трапеза превратилась в шумное празднование, на котором пили тайком протащенное в Дом пиво и швырялись едой. На следующее утро они были наказаны заплывом в ледяной воде и пятью кругами вокруг тренировочного поля, на полной скорости и нагишом. Но все решили, что дело того стоило.
В следующие несколько недель разговоры о мятежах и непокое за стенами Дома слышались все чаще. Разъяренные толпы травили отрицателей, настоящих или предполагаемых, сотни людей погибли, королевская стража сбивалась с ног, пытаясь поддерживать порядок. В конце концов, по мере того как лето катилось к осени, Королевство мало-помалу успокаивалось. Вопреки распространенным ожиданиям, новых покушений на убийство не случилось, никакого войска кумбраэльцев в канализации не оказалось, и на самом деле в еретическом фьефе было куда спокойнее, чем за все предыдущее десятилетие. Огненное Лето, как его прозвали в народе, ушло в воспоминания, оставив после себя только трупы, скорбь и пепел.
В зал ввели двух кандидатов на должность аспектов: женщину немного за тридцать и остролицего мужчину, которого Ваэлин уже видел прежде. Женщину им представили как мастера Лиэзу Ильниен из Второго ордена: неброская, невозмутимая дама в серо-буром одеянии, которая спокойно встретила взгляды множества людей, собравшихся в зале. Тендрис Аль-Форне из Четвертого ордена в своем черном одеянии выглядел полной ее противоположностью. На собравшихся он смотрел со свирепостью, которая выглядела почти вызывающей. Странная веселость, которую Ваэлин увидел в нем три года назад, исчезла, а вот фанатизм никуда не делся. Он обводил зал сощуренными глазами и, дойдя до Ваэлина, задержался и слегка кивнул.
Ваэлина вместе с Каэнисом избрали, чтобы сопровождать аспекта Арлина на церемонию, официально – в качестве охраны, поскольку посвященных братьев в ордене недоставало: беспорядки продолжались, и все они разъехались в разные концы Королевства. Однако Ваэлин подозревал, что аспект, помимо всего прочего, желает, чтобы они побольше узнали о том, как прочие ордена управляют Верой.
Конклав сошелся в зале собраний Дома Третьего ордена, просторном помещении со сводчатым потолком и длинными скамьями. Помимо аспектов, тут присутствовали также многие из старших мастеров всех орденов. Они тоже имели право участвовать в дискуссии. Однако Каэнис с Ваэлином не питали иллюзий по поводу того, чего стоило их собственное мнение.
– Я даже и не мечтал получить дозволение сюда попасть, брат! – восторженно шептал Каэнис, чуть ли не дрожа от возбуждения, когда они занимали места за спиной у аспекта Арлина. – Присутствовать при избрании двух новых аспектов! Это большая честь.
Ваэлин обнаружил, что Каэнис прихватил с собой изрядный запас бумаги и кусок угля.
– Что, ты уже начал свою «Повесть брата Каэниса»?
– На самом деле я собирался назвать ее «Книгой пяти братьев».
– Тогда уж шести, считая Френтиса.
– О, ему тоже достанется пара страниц, не беспокойся.
Аспект Силла Колвис из Первого ордена явился вместе с двумя десятками своих мастеров в белых одеяниях. Все это были мужи лет шестидесяти и старше. Судя по их изборожденным морщинами лицам, мастера предавались созерцанию, хотя, возможно, они просто дремали. Аспекта Элеру сопровождало всего трое братьев и две сестры. Ваэлин увидел, что Шерин среди них нет, и сердце у него упало.
Для аспекта Дендриша Хендрила встреча со смертью явно не прошла бесследно: прежде он был розовый, как поросеночек, а теперь его кожа выглядела мертвенно-серой, и глаза, запавшие в складках щек, выглядели как два камешка, погруженных в мягкое тесто. Он привел с собой больше мастеров, чем все прочие аспекты, более тридцати, в основном мужчины, и от всех них почему-то мерзко воняло. Завидев Каэниса, он почти ничем не выдал, что знаком с ним, и никак не поприветствовал молодого человека, который спас ему жизнь. Все поведение аспекта демонстрировало скорее неприязнь, чем что-либо еще. Ваэлин сообразил, что быть спасенным одним из них для Дендриша едва ли не хуже яда.
– Сии двое предстали пред нами, дабы быть признанными, – сказал собравшимся представителям орденов аспект Силла. – Вера требует от нас рассмотреть, достойны ли они быть назначенными. Выслушаем же ваши вопросы!
Первым поднял руку аспект Дендриш, и вопрос его был адресован Лиэзе Ильниен.
– Столь оплакиваемый нами аспект, которого вы рассчитываете заменить, – начал он, громко откашлявшись в кружевной платочек, – служил аспектом Второго ордена более двадцати лет. Вы уверены, что обладаете сопоставимым опытом?
Женщина ответила не раздумывая, слова текли из ее уст ровно и гладко, тон звучал уверенно.
– Аспекту не требуется опыт. Аспект – это брат или сестра, который наилучшим образом воплощает все достоинства своего ордена.
– И вы, значит, считаете себя вправе судить о том, что являетесь воплощением всех достоинств вашего ордена? – осведомился аспект, слегка побагровев, хотя Ваэлин чувствовал, что гнев его во многом наигранный.
– Я вообще считаю себя вправе судить о том, чем я являюсь, – отвечала мастер Лиэза Ильниен. – Вера учит нас, что следует самим судить о себе, ибо кто знает твое сердце лучше тебя самого?
– Мастер Лиэза, – спросила Элера прежде, чем Хендрил успел что-то сказать, – много ли вам доводилось путешествовать по нашему Королевству?
– Я побывала во всех четырех фьефах и по поручению ордена провела год в Северных пределах, пытаясь принести Веру племенам всадников великих равнин.
– Доблестный труд. Увенчалась ли успехом ваша миссия?
– Увы, как это ни прискорбно, народ всадников чурается чужеземцев и цепляется за свои суеверия. Если мне доведется стать аспектом, я надеюсь отправить на север новые миссии. Вера есть благословение, и нам надлежит распространять его за границы Королевства.
– Подобная забота о внешнем мире, – заметил аспект Силла, – может показаться идущей вразрез с принципами вашего ордена. Ведь он всегда был оплотом созерцания и медитаций, укрытым от многочисленных бурь, терзающих нашу страну. Не пострадают ли ваши труды, если вы взвалите на себя все невзгоды материального мира?
– Для того, чтобы созерцать, надлежит иметь, что созерцать. Жизнь, лишенная опыта, не дает пищи для созерцания. Те, кто не жил, не могут медитировать над таинствами жизни.
Ее логичные рассуждения произвели впечатление на Ваэлина, однако он ощущал возбуждение собравшихся мастеров, приглушенный ропот, наполнявший зал. Сидящий рядом Каэнис лихорадочно писал.
Руку поднял аспект Арлин, и шум в зале мгновенно затих.
– Мастер Лиэза, как вы думаете, почему был убит ваш аспект?
Мастер на миг склонила голову, по лицу ее промелькнула скорбная тень.
– Есть люди, стремящиеся причинить вред нашей Вере, – сказала она, подняв голову и встретившись глазами с аспектом Арлином. Ее ровный голос слегка дрогнул. – Но кто они такие и почему они так поступили, я даже представить не могу.
Сидящий рядом с ней брат Тендрис Аль-Форне впервые за все время нарушил молчание.
– Если наша сестра не может представить, кто решился нанести удар, быть может, я возьмусь.
– Вас пока не спрашивали, – заметил аспект Силла.
– Проявите немного почтения к собранию, молодой человек, – сказал аспект Дендриш, слегка задыхаясь. Ваэлин увидел у него на платке пятна крови.
– Я отнюдь не был непочтителен, – отвечал Аль-Форне. – Я лишь говорил правду – правду, которую некоторые из нас, по-видимому, опасаются произносить вслух.
– И в чем же состоит эта правда? – спросила аспект Элера.
Аль-Форне помолчал, глубоко вздохнул, словно набираясь сил. Уголек сидящего рядом с Ваэлином Каэниса в нетерпении завис над бумагой.
– Мы были чересчур снисходительны, – сказал наконец Аль-Форне. – Мы позволили себе сделаться слабыми. Некогда Шестой орден сражался лишь с врагами Веры, теперь же они по первому знаку и зову короны бросаются охранять границы Королевства, а секты отрицателей плодятся и множатся невозбранно. Пятый орден некогда дарил исцеление лишь подлинным адептам Веры, теперь же они готовы распахнуть объятия любому, даже Неверным, и те набираются сил и уверенности, зная, что, сколько бы они ни злоумышляли против нас, мы по-прежнему будем их лечить. Мой собственный орден некогда вел записи о сектах отрицателей и их гнусных обычаях, восходящие на сотни лет в прошлое, но не далее как три месяца назад они были уничтожены, чтобы освободить место для королевских счетов, которые мы теперь вынуждены хранить. Я понимаю, что то, что я говорю, может разгневать или шокировать многих присутствующих в этом зале, но поверьте мне, братья и сестры, мы слишком тесно привязали Веру к Королевству и короне. Потому-то нас и атакуют: наши враги видят нашу слабость, даже если мы сами ее не замечаем.
Воцарилась осязаемая тишина, которую нарушил лишь возглас задыхающегося от гнева аспекта Дендриша:
– Вы явились сюда, чтобы изрыгать перед нами эту… эту ересь, и по-прежнему рассчитываете сделаться аспектом?!
– Я явился сюда, чтобы донести до вас правду в надежде, что наша Вера вернется на свой истинный путь. Что до вашего одобрения, мне оно не требуется. Я избран своим орденом. Против меня никто не возражал, и никто другой не явится сюда вместо меня. Уставы Веры гласят, что мне следует испросить вашего совета, прежде чем занять свою должность, только и всего. Прав ли я, аспект Силла?
Престарелый аспект деревянно кивнул седой головой. Он был то ли слишком шокирован, то ли слишком возмущен, чтобы что-то сказать.
– Что ж, совета вашего я испросил. Благодарю вас всех за внимание. Молюсь, чтобы все вы прислушались к моим словам. Я же ныне должен вернуться к себе в орден, ибо у меня много неотложных дел.
Он отвесил поклон и стремительным щагом направился к выходу из зала.
Конклав взорвался яростными криками. Присутствующие повскакивали на ноги, швыряя в спину Аль-Форне негодующие возгласы. Громче всего слышались слова «еретик» и «изменник». Аль-Форне даже не обернулся. Так и вышел, не замедлив шага и не удостоив их ни единого взгляда. Буря бушевала еще долго, среди общего гама слышались призывы к действию, некоторые мастера умоляли аспекта Арлина схватить Аль-Форне и препроводить его в Черную Твердыню. Аспект Арлин, однако, все это время сидел молча.
Ваэлин обнаружил, что Каэнис исписал свою бумагу целиком и роется по карманам в поисках еще одного листа.
– А что, бывало ли такое прежде? – спросил он у брата, обнаружив, что ему приходится кричать, иначе ничего не слышно.
– Никогда! – ответил Каэнис, нашел наконец клочок бумаги и принялся стремительно писать дальше. – Ни разу за всю историю Веры.
Глава седьмая
Осенью пришло время испытания луком. И вновь все послушники благополучно прошли испытание. Как и следовало ожидать, Каэнис, Норта и Дентос выдержали испытание блестяще, в то время как Баркус и Ваэлин – не более чем удовлетворительно, по крайней мере, по меркам ордена. В награду они получили разрешение пойти на летнюю ярмарку, которую из-за мятежей отложили на два месяца.
Ваэлин с Нортой предпочли остаться дома. Ходили слухи, что Ястребы по-прежнему лелеют на них злобу, и юноши не видели смысла нарываться на месть из-за пережитого теми унижения. К тому же Норте не хотелось посещать мероприятие, связанное с казнью его отца. Они провели день, охотясь в лесах с Меченым. Нос травильной собаки быстро вывел их на след оленя. Норта с пятидесяти шагов поразил животное стрелой в шею. Вместо того чтобы тащить всю тушу на кухню, ребята решили разделать ее на месте и заночевать тут же. Вечер был очень приятный, листва ранней осени лежала на земле зеленовато-бронзовым ковром, косые вечерние лучи светили сквозь оголяющиеся ветви.
– Не самое плохое место, – заметил Ваэлин, отрезая ломоть мяса от оленьего окорока, жарящегося на вертеле над костром.
– Прямо как дома, – сказал Норта, бросая кусок мяса Меченому.
Ваэлин скрыл свое изумление. Со времени казни отца Норта почти не говорил о своей жизни вне ордена.
– А где это? Твой дом-то?
– К югу отсюда. Триста акров земель, окруженных рекой Хебрил. Дом моего отца стоял на берегах озера Риль. Когда он был мальчишкой, это был укрепленный замок, но он его сильно перестроил. У нас там было больше шестидесяти комнат и конюшня на сорок лошадей. Мы часто катались по лесам, когда он не был в Варинсхолде по королевским делам.
– А он тебе не рассказывал, что он делает для короля?
– Сколько раз! Он хотел, чтобы я учился. Он говорил, что со временем я стану служить принцу Мальцию, как он служит королю Янусу. Долг нашей семьи – быть ближайшими советниками короля.
Он коротко горько хохотнул.
– А он тебе когда-нибудь рассказывал о войне с мельденейцами?
Норта взглянул на него искоса.
– Это когда твой отец город сжег, что ли? Об этом он упомянул всего один раз. Сказал, что мельденейцы все равно не могли бы возненавидеть нас сильнее, чем уже ненавидели. К тому же их заранее предупреждали, что так и будет, если они не оставят в покое наши корабли и наши берега. Мой отец был очень прагматичным человеком, и сожжение города его особо не тревожило.
– А он тебе не говорил, почему он тебя сюда отправил?
Норта покачал головой. Быстро темнело, в его глазах отражалось яркое пламя костра, но красивое, правильное лицо оставалось в тени.
– Сказал только, что я его сын и что он желает, чтобы я вступил в Шестой орден. Я помню, что накануне он поспорил из-за этого с моей матерью – это было очень странно, они никогда не спорили, на самом деле, они вообще почти не разговаривали. Утром она не вышла к завтраку, и мне не дали попрощаться с нею, когда за мной пришла повозка. С тех пор я ее больше не видел.
Оба умолкли. Ход размышлений Ваэлина привел его к вопросам, которых лучше было не задавать.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Норта.
– Да я вовсе и не думаю…
– Думаешь, думаешь. Да, ты прав. Мой отец отправил меня в орден, потому что твой отец отправил сюда тебя. Я тебе говорил, что они были соперниками, но я тебе не все рассказывал. Мой отец ненавидел владыку битв просто до отвращения. Было время, когда он мог говорить только об одном: как этот мясник, рожденный в канаве, подрывает его положение при дворе. Его просто бесило, что твой отец так популярен в народе. Это то, чего мой отец никогда добиться не мог. Он не был одним из них, он был благородный, а твой отец был простолюдин, который добился высокого положения благодаря своим собственным заслугам. И когда он отправил тебя сюда, это было проявление огромной преданности Вере и Королевству, публичная жертва, которую можно было повторить лишь одним способом.
– Извини…
– Да ладно, не извиняйся. Ты в той же степени жертва своего отца, что и я – своего. Мне потребовались годы, чтобы осознать, почему он так поступил, и в один прекрасный день в голове просто щелкнуло, и я все понял. Он отдал меня, чтобы укрепить свое положение при дворе.
Норта криво, невесело улыбнулся.
– Но, по всей видимости, наш драгоценный король не придал особого значения этому жесту.
«Я вовсе не жертва своего отца, – подумал Ваэлин. – Это мама отправила меня сюда, чтобы защитить меня». Но вслух он этого не сказал, подозревая, что Норте будет трудно это принять.
– Какая ирония судьбы, не правда ли? – продолжал Норта, помолчав. – Ведь если бы нас не отдали в орден, мы бы, скорее всего, сделались врагами, как и наши отцы. И наши сыновья стали бы врагами, а может, даже и их сыновья, и это бы все длилось и длилось. По крайней мере, так наша вражда закончилась, не начавшись.
– Ты как будто доволен, что попал в орден.
– Доволен? Да нет, я просто смирился с этим. Теперь это моя жизнь. И кто скажет, что принесет нам будущее?
Меченый зевнул, его зубы блеснули в свете костра. Пес подошел к Ваэлину, потерся о него и улегся спать. Ваэлин похлопал собаку по боку и откинулся на спальник, высматривая в россыпи звезд над собой отдельные созвездия и выжидая, когда его сморит сон.
– Я… я чувствую, что обязан тебе, брат, – сказал Норта.
– Чем?
– Жизнью.
Ваэлин осознал, что Норта пытается его поблагодарить – единственным способом, каким Норта был способен кого-то поблагодарить. Он не в первый раз задался вопросом, что за человек вырос бы из Норты, если бы отец не отправил его сюда. Будущий первый министр? Меч Королевства? Или даже владыка битв? И все равно: вряд ли он стал бы человеком, который готов пожертвовать сыном только ради того, чтобы обойти соперника.
– Я не знаю, что принесет нам будущее, – сказал наконец Ваэлин брату. – Но подозреваю, у тебя будет немало возможностей вернуть долг.
Удивительной особенностью жизни в ордене было то, что чем старше они становились, тем суровее делалось обучение. Их мастерство, казалось, возрастало не по дням, а по часам, оттачиваясь, как острие клинка. И вот к тому времени, как осень сменилась зимой, они стали уделять вдвое больше времени мечному бою, а потом и втрое, пока наконец не стало казаться, что они ничем другим и не занимаются. Мастер Соллис занимался только ими, с младшими учениками работали другие, теперь далекие люди. Вся их жизнь была посвящена мечу. Почему – это был не секрет. На следующий год их ждало испытание мечом, когда им предстояло встретиться лицом к лицу с тремя приговоренными к смерти преступниками и победить… либо погибнуть.
Мечные тренировки начинались после седьмого часа и тянулись до конца дня, с краткими перерывами на еду и стрельбу из лука или верховую езду в качестве отдыха. По утрам мастер Соллис демонстрировал им комплексы упражнений с мечом, вытанцовывая за несколько мгновений сложную последовательность выпадов, блоков и ударов, а потом требуя их повторить. Тех, кому не удавалось повторить с первого раза, ждала пробежка вокруг тренировочного поля. А после обеда они меняли свои мечи на деревянные, тренировочные, и сходились друг с другом в поединках, после которых на них оставалась все более впечатляющая коллекция синяков.
Ваэлин знал, что он лучший мечник среди них. Дентос был хорош в стрельбе из лука, Баркус – в рукопашном бое, Норта лучше всех ездил верхом, а Каэнис знал лес не хуже волка, но на мечах лучшим был он. Ваэлин никак не мог объяснить, какое чувство вызывает у него мечный бой: ощущение, будто меч – часть его самого, продолжение его собственной руки, и это внутреннее сродство усиливало его восприимчивость в бою, давало способность считывать движения противника прежде, чем тот их совершал, отбивать удары, которые поразили бы другого, обходить защиты, которые должны были бы сбить его с толку. Вскоре мастер Соллис перестал сводить его с остальными.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |