– Ну что, брат, ощущаешь величие? – спросил он у Каэниса, протягивая ему руку, чтобы помочь встать.
– Пригнись! – крикнул в ответ Каэнис.
Ваэлин припал на колено и ощутил порыв ветра: меч пронесся у него над головой, чудом его не задев. Он извернулся, сделал подсечку, чтобы сбить нападающего с ног, и огрел его мечом по носу. После этого они с Каэнисом сражались вместе, спина к спине, спотыкаясь о раненых и бесчувственных товарищей и врагов, пока не очутились в нескольких ярдах от копья. Один из защитников, видя последний шанс проявить свою отвагу, очертя голову ринулся на них, вопя и размахивая мечом. Каэнис отразил его первый удар, а Ваэлин опрокинул его на землю ударом в плечо и поморщился, услышав отчетливый треск сломанной кости.
И вот все закончилось: не осталось больше врагов, не с кем было драться. Только стенающие мальчишки, еле держащиеся на ногах или катающиеся по земле рядом со своими неподвижными братьями. И Норта, стоящий с копьем в руках. Кровь струилась из ран у него на лице и на голове. Когда Ваэлин подошел, он улыбнулся, и густая алая капля выступила у него из разбитой губы.
– Твой план был хорош, брат.
Ваэлин подхватил Норту, когда тот пошатнулся. Ваэлин еще никогда в жизни не чувствовал себя таким усталым. Руки налились свинцом, от всего этого насилия в животе остался тошнотворный ком. Ваэлин обнаружил, что понятия не имеет, сколько времени все это длилось на самом деле. Может быть, час, а может, всего несколько минут. Он как будто очнулся от особенно изматывающего кошмара. Ваэлин с облегчением увидел, что Баркус и Дентос были среди тех десяти мальчишек, которые еще держались на ногах, хотя Дентос стоял лишь благодаря тому, что массивная рука Баркуса поддерживала его за ворот.
– Что говоришь, брат? – громко сказал Ваэлин, так, чтобы мастера слышали, подавшись ближе, словно хотел расслышать слова Дентоса, хотя Дентосу сейчас явно было не до разговоров. – Да! Воистину славная битва!
– Испытание завершено! – объявил, шагая через поле, мастер Соллис. – Отведите раненых в лазарет. Тех, кто лежит без чувств, не трогайте, о них позаботятся мастера.
– Идем, – сказал Ваэлин Норте. – Пусть тебя заштопают.
– Это было бы неплохо, – ответил Норта. – Но я не уверен, что могу идти.
Он снова пошатнулся, и Ваэлину пришлось его подхватить. Они с Каэнисом вдвоем вывели Норту с поля. Копье он так из рук и не выпустил. Баркус шел следом, а Дентос болтался у него в руках, волоча ноги по земле.
– Брат Ваэлин! – окликнул его аспект, стоящий рядом с тремя незнакомцами.
Ваэлин остановился, стараясь удержать Норту на ногах.
– Да, аспект?
– Наши гости изъявили желание познакомиться с тобой.
Аспект указал на троих незнакомцев. Ваэлин теперь как следует разглядел маленькую фигурку: это была девушка, закутанная в черный мех, как и мужчина, за чью руку она цеплялась. Она была примерно его ровесницей, но невысокая, бледнокожая, черноволосая… и очень хорошенькая. На Ваэлина она почти не смотрела, не отрывая взгляда от теряющего сознание Норты. Ваэлин не мог определить, что означает выражение ее лица: восхищение или страх.
– Брат Ваэлин, это Ванос Аль-Мирна, – сказал аспект. Крупный мужчина выступил вперед и протянул ему руку. Ваэлин неловко пожал ее, едва не уронив при этом Норту. Услышав имя крупного мужчины, Каэнис напрягся, но Ваэлину оно ничего не говорило. Он смутно припоминал, что отец вроде бы упоминал это имя, говоря с матушкой, это было незадолго до того, как его назначили владыкой битв, но Ваэлин не помнил, о чем тогда шла речь.
– Я знал твоего отца, – сказал Ванос Аль-Мирна Ваэлину.
– У меня нет отца, – автоматически ответил Ваэлин.
– Говори с лордом Ваносом поуважительнее, Ваэлин, – сказал аспект с тонкой улыбкой на губах. – Перед тобой меч Королевства, владыка башни Северных пределов. Его присутствие – большая честь для нас.
Ваэлин увидел, как по губам Ваноса Аль-Мирны скользнула тень улыбки.
– Ты хорошо сражался, – сказал он.
Ваэлин кивнул на Норту:
– Мой брат сражался лучше, он захватил копье.
Аль-Мирна бросил на Норту пристальный взгляд, и Ваэлин понял, что он знал и его отца тоже.
– Этот парень сражается, не ведая страха. Для солдата это не всегда достоинство.
– Мы все не ведаем страха, служа Вере, милорд.
«Хороший ответ, – решил Ваэлин. – Жалко, что это неправда».
Владыка башни обернулся и махнул рукой жилистому, длинноволосому мужчине. У мужчины были черные волосы и бледная кожа, такие же, как у девушки, но черты лица были другие: высокие скулы и орлиный нос.
– Это мой друг, Гера Дракиль из сеорда-силь.
«Сеорда!» Ваэлин даже и не думал, что ему доведется своими глазами увидеть одного из них. Сеорда-силь были весьма таинственным народом. Говорили, что они никогда не покидают пределов Великого Северного леса и чураются чужаков. Именно из-за сеорда-силь народ Королевства считал лес таким мрачным и загадочным местом и старался туда не ходить. Бытовало множество рассказов о злосчастных путниках, которые забрели в лес, да так никогда и не выбрались.
Гера Дракиль кивнул Ваэлину. Лицо у него было непроницаемым.
– А это, – лорд Ванос подтянул девушку поближе, заставив ее вымученно улыбнуться, – моя дочь, Дарена.
Девушка с улыбкой посмотрела на Ваэлина. И отчего это у него сразу вспотели ладони?
– Брат. Ты, похоже, единственный, кто вышел из схватки целым.
Ваэлин осознал, что она права. Все тело у него ныло, а к утру наверняка разноется еще сильнее, но ни одной раны на нем не было.
– Удача улыбается мне, миледи.
Девушка снова взглянула на Норту. Лицо у нее сделалось озабоченным.
– С ним все будет в порядке?
– Он в порядке, – ответил Каэнис – как показалось Ваэлину, несколько резковато.
Норта поднял голову, мутным взглядом уставился на девушку и растерянно нахмурился.
– Ты из лонаков, – сказал он и повернул голову в сторону Ваэлина. – Мы на севере, да?
– Спокойно, брат.
Ваэлин похлопал Норту по плечу и испытал облегчение, когда тот снова уронил голову.
– Мой брат не в себе, – сказал он девушке. – Приношу свои извинения.
– За что? Я из лонаков.
Девушка обернулась к аспекту:
– Я немного владею целительством. Если я могу чем-нибудь помочь…
– У нас весьма опытный врач, миледи, – ответил аспект. – Но все равно, благодарю вас за беспокойство. А теперь нам пора вернуться в мои покои и дать братьям возможность позаботиться о своих товарищах.
Он повернулся и направился прочь. Владыка башни последовал за ним, но остальные двое немного задержались. Гера Дракиль окинул их всех долгим взглядом, переводя глаза с Дентоса, обмякшего в руках Баркуса, на окровавленный нос Каэниса, потом на обвисшую фигуру Норты. На его лице, прежде непроницаемом, отразилось вполне узнаваемое отвращение.
– Иль лонахим хеарин мар дуролин, – грустно сказал он, и пошел прочь.
Девушку, Дарену, похоже, его слова смутили. Она коротко взглянула на них на прощание и повернулась, чтобы тоже уйти.
– Что он сказал? – спросил Ваэлин, заставив ее остановиться.
Девушка замялась. Ваэлин подумал, не станет ли она отрицать, что понимает по-сеордски, хотя он видел, что она все поняла.
– Он сказал: «Лонаки со своими псами обращаются лучше».
– Это правда?
Девушка слегка поджала губы, и Ваэлин успел заметить сердитую гримаску прежде, чем она отвернулась.
– Да, наверное.
Голова Норты запрокинулась назад, и он ухмыльнулся Ваэлину.
– Хорошенькая! – сказал он и окончательно потерял сознание.
– Как же получилось, что у владыки башни Северных пределов дочь из лонаков? – спросил Ваэлин у Каэниса.
Они шагали по стене. Шла послеполуночная стража. Одним из минусов четвертого года обучения в ордене было то, что с этих пор им регулярно приходилось дежурить на стенах. Сегодня народу на стене было мало: слишком много братьев лежали в лазарете или были слишком тяжело ранены, чтобы выйти в караул. Баркус оказался в их числе. Когда мальчишки дошли до спальни, он продемонстрировал глубокую рану у себя на спине.
– По-моему, у кого-то из них в меч был вбит гвоздь! – простонал он.
Норту уложили в постель и, как могли, промыли ему раны. По счастью, большинство ран оказались не настолько серьезными, чтобы их нужно было зашивать, и ребята решили, что лучше всего будет перевязать ему голову и оставить его отсыпаться. Дентосу пришлось хуже: ему, похоже, снова сломали нос, и он то и дело терял сознание. Ваэлин решил, что его надо отправить в лазарет вместе с Баркусом: зашить его рану им было не по силам. Дентоса замотавшийся мастер Хенталь уложил в постель, а Баркусу зашил рану, смазал ее корровым маслом, вонючим, но эффективным средством от заражения, и разрешил идти. Ваэлин с Каэнисом оставили его присматривать за Нортой, а сами в свою очередь отправились на стену.
– Ванос Аль-Мирна – человек непростой, его так сразу не раскусишь, – сказал Каэнис. – Но бунтаря вообще понять трудно.
– Бунтаря?
– В Северные пределы его сослали двенадцать лет тому назад. За что – наверняка никто не знает, но говорят, он осмелился оспаривать королевское слово. Он тогда был владыкой битв, и король Янус, хоть он и милостив и справедлив, однако бунта со стороны столь высокопоставленного приближенного он стерпеть не мог.
– Однако он здесь.
Каэнис пожал плечами:
– Король славится умением прощать. К тому же ходят слухи о том, что на севере, за лесом и равнинами, произошло великое сражение. По-видимому, Аль-Мирна разгромил войско варваров, что явились из-за льдов. Должен признаться, что не очень-то этому верю, но возможно, он вернулся, чтобы доложить королю о победе.
«Он был владыкой битв прежде моего отца», – осознал Ваэлин. Теперь он вспомнил – хотя сам был тогда совсем мал, – как отец вернулся домой и сообщил матушке, что будет владыкой битв. Она закрылась у себя в комнате и стала плакать.
– А его дочь? – спросил он, стремясь избавиться от этого воспоминания.
– Говорят, она лонакский найденыш. Он нашел ее потерявшейся в лесу. По-видимому, сеорда позволяют ему путешествовать по лесу.
– Должно быть, они относятся к нему с большим уважением.
Каэнис фыркнул.
– Уважение дикарей недорого стоит, брат мой!
– Тот сеорда, что приехал с Аль-Мирной, похоже, тоже не испытывает особого уважения к нашим обычаям. Быть может, с его точки зрения, это мы – дикари.
– Ты придаешь слишком большое значение его словам. Орден принадлежит Вере, и не таким, как он, судить о Вере. Хотя, должен признаться, мне любопытно, для чего владыка башни привел его поглазеть на нас.
– Думаю, он пришел не за этим. Подозреваю, у него какое-то дело к аспекту.
Каэнис пристально взглянул на Ваэлина.
– Дело? Да о чем они могут говорить между собой?
– Нельзя же оставаться совершенно глухим к миру за стенами, Каэнис. Владыка битв оставил свой пост, первый министр казнен. И вот теперь владыка цитадели явился на юг. Наверное, это что-нибудь да значит.
– В Королевстве всегда что-нибудь да происходило. Вот почему наша история так богата преданиями.
«Преданиями о войне», – подумал Ваэлин.
– Быть может, – продолжал Каэнис, – у Аль-Мирны были другие причины приехать сюда – личные причины.
– Например?
– Он сказал, они с владыкой битв были товарищами. Может быть, он желал лично посмотреть на твои успехи.
«Мой отец прислал его сюда, чтобы он посмотрел на меня? – удивился Ваэлин. – Зачем? Убедиться, что я еще жив? Посмотреть, сильно ли я вытянулся? Подсчитать, сколько на мне шрамов?» Он не без труда сдержал знакомую волну горечи, поднявшуюся в груди. «Зачем ненавидеть чужого человека? У меня нет отца, и ненавидеть мне некого».
Глава третья
На следующее утро всего двое мальчиков получили монеты: обоих сочли либо трусливыми, либо не проявившими должного умения в бою. Ваэлину казалось, что пролитая во время испытания кровь и сломанные кости не стоили подобного результата, но орден никогда не позволял себе усомниться в своих ритуалах: в конце концов, они были частью Веры. Норта оправился быстро, Дентос тоже, а вот глубокому шраму у Баркуса на спине, похоже, предстояло остаться при нем на всю жизнь.
По мере того, как крепчали зимние морозы, их обучение становилось все более специализированным. Уроки фехтования у мастера Соллиса становились все сложнее, и, кроме того, их теперь учили сражаться с алебардой в плотном строю. Их учили ходить строем и совершать перестроения, они отрабатывали множество команд, превращающих группу отдельных бойцов в слаженный боевой отряд. Обучиться этому было непросто, и немало мальчиков отведали розги за то, что путали право и лево или постоянно сбивались с ноги. Потребовалось несколько месяцев тяжелого труда для того, чтобы они наконец начали улавливать суть того, чему их учат, и еще пара месяцев, прежде чем их усилия вроде бы удовлетворили мастеров. И все это время они продолжали заниматься верховой ездой, по большей части по вечерам, в убывающих сумерках. Они подыскали себе свой собственный ипподром: четыре мили по тропе вдоль реки, и назад вокруг внешней стены. Там по пути было достаточно препятствий и неровностей, чтобы выполнить жесткие требования мастера Ренсиаля. Именно во время одного из таких вечерних заездов Ваэлин и познакомился с девочкой.
Он неправильно зашел на прыжок через ствол поваленной березы, и Плюй, со свойственным ему норовом, вздыбился и сбросил его на жесткую мерзлую землю. Ваэлин услышал, как товарищи смеются над ним, уносясь вперед.
– Ах ты, мерзкая кляча! – негодовал Ваэлин, поднимаясь на ноги и потирая ушибленный бок. – Ты только и годишься, что на колбасу!
Плюй презрительно ощерился, порыл копытом землю, потом трусцой отбежал в сторону и принялся щипать какие-то совершенно несъедобные кусты. Во время одного из своих недолгих просветлений мастер Ренсиаль предупреждал их, чтобы они не приписывали человеческих чувств животному, у которого и мозгов-то всего с детский кулачок.
– Лошади заботятся исключительно о других лошадях, – говорил Ренсиаль. – Мы ничего не знаем о том, что их тревожит и печалит, точно так же, как и они ничего не знают о человеческих мыслях.
Глядя на то, как Плюй старательно поворачивается к нему задом, Ваэлин задался вопросом, прав ли был мастер. Быть может, его лошадь все же обладает необычной способностью демонстрировать чисто человеческое равнодушие?
– Твоя лошадка тебя не очень-то любит.
Он поспешно нашел ее взглядом – рука сама потянулась к оружию. Девочке было лет десять. Она была закутана в меха от холода, бледное личико смотрело на него снизу вверх с нескрываемым любопытством. Она появилась из-за раскидистого дуба. Руки в варежках сжимали букетик бледно-желтых цветочков, в которых Ваэлин узнал зимоцветы. Их много росло в окрестных лесах, и городские иногда приходили их собирать. Зачем – он понять не мог: мастер Хутрил говорил, что в пищу они не годятся, и как лекарство тоже.
– Думаю, он предпочел бы вернуться к себе на равнины, – ответил Ваэлин, подошел к поваленной березе и сел, чтобы поправить перевязь.
К его изумлению, девочка подошла и села рядом.
– Меня зовут Алорнис, – сказала она. – А ты – Ваэлин Аль-Сорна.
– Ну да.
Ваэлин успел привыкнуть, что после летней ярмарки его узнают, пялятся на него и тычут пальцами каждый раз, как он оказывается поблизости от города.
– Маменька говорила, чтобы я с тобой не разговаривала, – продолжала Алорнис.
– Да ну? Почему это?
– Не знаю. Наверно, папеньке это не понравится.
– Тогда, может, лучше не надо?
– Ну я же не всегда делаю, как мне говорят. Я девочка непослушная. Я вообще не такая, как положено девочке.
Ваэлин невольно улыбнулся.
– Отчего же?
– Ну, я не люблю шить, не люблю кукол и делаю всякое, что мне не положено, картинки рисую, которые мне не положено рисовать, и соображаю лучше мальчишек, а они от этого чувствуют себя глупыми.
Ваэлин хотел было рассмеяться, но заметил, как серьезно она это говорит. Девочка как будто изучала его, ее глаза так и бегали, разглядывая его лицо. Наверное, он почувствовал бы себя неловко, но почему-то это было очень приятно.
– Зимоцветы, – сказал он, кивнув на цветы. – А зимоцветы тебе собирать положено?
– О да! Я собираюсь их нарисовать и написать, что это за цветы. У меня дома толстая книга с цветами, я их все сама нарисовала. А папенька меня научил, как они называются. Он очень хорошо разбирается в цветах и растениях. А ты в цветах и растениях разбираешься?
– Немного. Я знаю, какие из них ядовитые и какие полезные, какие можно есть и использовать как лекарство.
Она нахмурилась, глядя на букетик в своих варежках.
– А эти есть можно?
Ваэлин покачал головой.
– Нет, и лечить ими нельзя. На самом деле совершенно бесполезные цветы.
– Это же часть природной красоты! – сказала она, и на ее гладком лобике появилась небольшая морщинка. – Значит, не такие уж они бесполезные.
На этот раз Ваэлин рассмеялся, просто не мог удержаться.
– Что ж, это верно!
Он огляделся по сторонам в поисках родителей девочки.
– Ты ведь не одна здесь?
– Маменька тут неподалеку. А я спряталась за дубом, чтобы посмотреть, как ты поедешь мимо. Ты так смешно свалился!
Ваэлин оглянулся на Плюя – тот демонстративно отвернул голову.
– Мой конь тоже так считает.
– А как его зовут?
– Плюй.
– Какое некрасивое имя!
– Он и сам не красавец. Хотя моя собака еще страшнее него.
– Да, про собаку твою я слышала. Она ростом с лошадь, ты приручил ее после того, как сражался с ней день и ночь напролет во время испытания глушью. Я и другие истории про тебя слышала. Я их все записала, но эту книгу мне от маменьки с папенькой приходится прятать. Я слышала, что ты в одиночку одолел десятерых и что тебя уже избрали следующим аспектом Шестого ордена.
«Десятерых? – удивился Ваэлин. – В последний раз было семеро… Глядишь, к тому времени, как мне стукнет тридцать, их будет целая сотня!»
– Их было четверо, – сказал он девочке, – и я был не один. А следующего аспекта избирают только после того, как предыдущий умрет или отречется от должности. И пес мой совсем не с лошадь, и я вовсе не сражался с ним день и ночь напролет. Если бы мне пришлось сражаться с ним хотя бы пять минут, я бы проиграл.
– У-у… – девочка заметно приуныла. – Значит, мне придется переписывать все заново…
– Ну извини.
Она слегка пожала плечиками.
– Когда я была маленькая, маменька говорила, что ты приедешь к нам и будешь мне братом, но ты так и не приехал. Папенька очень расстроился.
На него накатила такая волна растерянности, что голова пошла кругом. На миг Ваэлину показалось, будто мир вокруг поплыл, земля заходила ходуном, грозя опрокинуть его.
– Что-что?
– Алорнис!!!
Через лес к ним торопилась женщина, красивая женщина с курчавыми черными волосами, в простом шерстяном плаще.
– Алорнис, иди сюда!
Девочка недовольно надулась.
– Ну вот, сейчас она меня заберет!
– Прошу прощения, брат, – запыхавшись, сказала женщина, когда подошла вплотную. Она ухватила девочку за руку и притянула ее к себе. Несмотря на то что женщина была явно взволнована, Ваэлин обратил внимание, как ласково она обращается с девочкой, как заботливо она обняла ее обеими руками. – Моя дочь чрезмерно любопытна. Надеюсь, она не слишком вас утомила.
– Так ее зовут Алорнис? – переспросил Ваэлин. Растерянность сменилась ледяным оцепенением.
Руки женщины крепче обняли девочку.
– Да.
– А вас, сударыня?
– Хилла, – она заставила себя улыбнуться. – Хилла Джастил.
Это имя ему ничего не говорило. «Я не знаю эту женщину». Он видел в выражении ее лица что-то еще, кроме тревоги за дочь. «Она меня узнала. Она знает меня в лицо». Ваэлин перевел взгляд на девочку, пристально вглядываясь в ее черты. «Хорошенькая, вся в маму, мамин подбородок, мамин нос… глаза другие. Черные глаза». Понимание налетело ледяным вихрем, развеяло оцепенение, сменив его чем-то холодным и колючим.
– Сколько тебе лет, Алорнис?
– Десять лет восемь месяцев, – незамедлительно ответила девочка.
– Значит, почти одиннадцать… Мне было одиннадцать лет, когда отец привез меня сюда.
Он обнаружил, что руки у девочки пусты, и увидел, что она обронила цветы.
– Я всегда хотел знать, почему он это сделал.
Он наклонился, подобрал зимоцветы, стараясь не поломать стебельки, и, шагнув вперед, присел перед Алорнис на корточки.
– Смотри, не забудь!
Он улыбнулся девочке, и она улыбнулась в ответ. Ваэлин постарался как можно лучше запечатлеть в памяти ее лицо.
– Брат… – начала было Хилла.
– Вам не стоит тут оставаться.
Мальчик выпрямился, подошел к Плюю и крепко ухватил его под уздцы. Конь явно почувствовал настроение Ваэлина и безропотно позволил ему сесть в седло.
– В этих лесах зимой бывает опасно. Впредь собирайте цветы где-нибудь в другом месте.
Он видел, что Хилла прижала к себе дочку, пытаясь одолеть свой страх. Наконец женщина сказала:
– Спасибо, брат. Мы постараемся.
Он позволил себе бросить еще один взгляд на Алорнис и пустил Плюя в галоп. На этот раз он без заминки перемахнул через бревно, и они с Плюем исчезли в лесу, оставив позади девочку и ее мать.
«Я всегда хотел знать, почему он это сделал… Теперь знаю».
Шли месяцы. Зимние морозы сменились весенней капелью. Ваэлин старался не болтать лишнего. Он тренировался, он наблюдал за подрастающими щенками Меченого, он выслушивал радостную болтовню Френтиса о том, как ему живется в ордене, ездил на своем норовистом жеребце и почти все время молчал. Этот холод, эта цепенящая пустота, оставшаяся после встречи с Алорнис, не покидали его. Ее лицо стояло перед мысленным взором Ваэлина: ее черты, ее черные глаза. «Десять лет восемь месяцев…» Его матушка умерла чуть меньше пяти лет тому назад. «Десять лет восемь месяцев».
Каэнис пытался его разговорить, расшевелить его одной из своих историй: повестью о битве в лесу Урлиш, где войска Ренфаэля и Азраэля сутки напролет бились в кровавой схватке. Это было еще до создания Королевства, когда Янус был еще не королем, а всего лишь лордом, когда Четыре Фьефа были еще раздроблены и дрались друг с другом, точно коты в мешке. Но Янус объединил их мудрым словом, острым мечом и силой своей Веры. Потому Шестой орден и участвовал в той битве: ради Королевства, которым станет править король, для которого Вера будет превыше всего. Именно атака Шестого ордена смяла строй ренфаэльцев и принесла победу Азраэлю. Ваэлин слушал без комментариев. Эту историю он уже слышал.
– …И когда Тероса, владыку Ренфаэля, привели к королю раненным и закованным в цепи, он пренебрежительно сплюнул и потребовал, чтобы его казнили, ибо это лучше, чем преклонить колени перед щенком-выскочкой. Король Янус удивил всех, разразившись хохотом. «Я не требую от тебя преклонять колени, брат мой! – отвечал он. – И умирать я от тебя не требую. Мало пользы принесешь ты Королевству, если умрешь». На это владыка Терос ответил…
– «Твое Королевство – мечта безумца!» – перебил Ваэлин. – Король же снова расхохотался, и спорили они так еще сутки напролет, пока наконец спор не превратился в обсуждение. И в конце концов владыка Терос узрел мудрость королевских намерений. И с тех пор сделался он самым преданным вассалом короля.
Лицо у Каэниса вытянулось.
– Так я тебе все это уже рассказывал…
– Пару раз, не больше.
Они стояли недалеко от реки и смотрели, как Френтис и его товарищи-новички играют со щенками Меченого. Сука родила шестерых, четырех кобельков и двух сучек. Они выглядели безобидными комочками сырого меха, когда она вылизывала их на полу конуры. Щенки быстро росли: они уже сейчас были в половину роста обычной собаки, хотя резвились и спотыкались о собственные лапы они совсем как любые другие щенки. Френтису разрешили дать им имена, но его выбор оказался несколько примитивным.
– Кусай! – кричал он, размахивая палочкой, своему любимому щенку, самому крупному из всех. – Сюда, малыш!
– В чем дело, брат? – спросил у Ваэлина Каэнис. – Отчего ты все время молчишь?
Ваэлин смотрел, как Кусай сбил Френтиса с ног и принялся вылизывать ему лицо. Мальчишка радостно хихикал.
– Ему тут хорошо, – заметил Ваэлин.
– Жизнь в ордене и в самом деле пошла ему на пользу, – согласился Каэнис. – Похоже, он подрос на добрый фут с тех пор, как пришел сюда. И он быстро все схватывает. У мастеров он на хорошем счету: ему никогда не приходится ничего повторять дважды. По-моему, его еще даже ни разу не высекли.
– Интересно, как же ему жилось до сих пор, что здесь ему хорошо?
Ваэлин обернулся к Каэнису.
– Он сам захотел прийти сюда. В отличие от всех нас. Он так выбрал. Его не втолкнул в ворота не любящий его отец.
Каэнис подошел ближе и понизил голос.
– Твой отец хотел, чтобы ты вернулся, Ваэлин. Помни об этом. Ты, как и Френтис, сам выбрал остаться здесь.
«Десять лет восемь месяцев… Маменька говорила, что ты приедешь к нам и будешь мне братом… но ты так и не приехал…»
– Зачем? Зачем он хотел, чтобы я вернулся?
– Жалел о содеянном? Чувствовал себя виноватым? Зачем вообще люди что-то делают?
– Аспект как-то раз сказал мне, что мое присутствие здесь демонстрирует преданность моего отца Вере и Королевству. Если он поссорился с королем, возможно, забрав меня, он продемонстрировал бы обратное.
Каэнис помрачнел.
– Как плохо ты о нем думаешь, брат! Нас, конечно, учили оставить свои семьи в прошлом, и все же дурное это дело, когда сын ненавидит отца.
«Десять лет восемь месяцев…»
– Чтобы ненавидеть человека, его надо знать.
Глава четвертая
Начало лета принесло с собой традиционный недельный обмен братьями и сестрами с другими орденами. Выбирать орден, куда ты хочешь отправиться, можно было самим. Мальчики из Шестого ордена обычно менялись местами с братьями из Четвертого ордена, с которым им теснее всего придется сотрудничать после посвящения. Но Ваэлин вместо этого выбрал Пятый.
– Пятый орден? – нахмурился мастер Соллис. – Орден Тела. Орден целителей. Ты действительно хочешь туда?
– Да, мастер.
– Да чему ты вообще можешь там научиться? А главное, что ты сможешь им предложить?
Он похлопал розгой руку Ваэлина, испещренную шрамами, полученными на тренировках, и следами от расплавленного металла, заработанными в кузнице мастера Джестина.
– Эти руки – не для целительства!
– У меня на то свои причины, мастер.
Ваэлин понимал, что нарывается на порку, но такие вещи его уже давно не пугали.
Мастер Соллис крякнул и зашагал дальше вдоль строя.
– А ты, Низа? Тоже хочешь присоединиться к своему брату, пойти утирать лобики болящим и страждущим?
– Я предпочел бы Третий орден, мастер.
Соллис смерил его пристальным взглядом.
– Писаки и книжники…
Он грустно покачал головой.
Баркус с Дентосом выбрали самый надежный вариант: Четвертый орден, в то время как Норта с нескрываемым удовольствием попросился во Второй.
– Орден Созерцания и Просветления, – бесцветно произнес Соллис. – Тебе хочется провести неделю в ордене Созерцания и Просветления?
– Я чувствую, что моей душе пойдет на пользу время, проведенное в медитации над великими таинствами, мастер, – ответил Норта, демонстрируя ровные зубы в серьезной-пресерьезной улыбке. Ваэлину впервые за несколько месяцев захотелось расхохотаться.
– Ты хочешь сказать, что хочешь провести неделю, сидя на жопе ровно, – сказал Соллис.
– Да, мастер, медитация обычно осуществляется в сидячем положении.
Ваэлин расхохотался – просто не сумел удержаться. Три часа спустя, наматывая сороковой круг по периметру тренировочного поля, он все еще хихикал.
– Брат Ваэлин?
Встретивший его у ворот человек в сером плаще был стар, тощ и лыс, но Ваэлина поразили его зубы: жемчужно-белые и безукоризненно ровные, совсем как у Норты. Старый брат был во дворе один, он протирал шваброй темно-коричневое пятно на булыжной мостовой.
– Мне нужно доложить о себе аспекту, – сказал Ваэлин.
– Да-да, нас предупредили, что ты придешь.
Старый брат поднял щеколду на калитке и распахнул ее.
– Нечасто братья из Шестого приходят учиться у нас!
– Вы тут одни, брат? – спросил Ваэлин, входя в калитку. – Я предполагаю, что в таком месте, как тут, охрана нужна непременно.
В отличие от Шестого, Дом Пятого ордена был расположен в стенах столицы: большое крестообразное здание вздымалось над трущобами южных кварталов, и его беленые стены сияли маяком среди тусклой массы теснящихся друг к другу, скверно построенных домишек, которыми изобиловали окрестности порта. Ваэлин никогда прежде не бывал в южных кварталах, но быстро понял, почему люди, у которых есть что красть, стараются сюда не заглядывать. В замысловатой паутине темных проулков и заваленных отходами улочек была масса возможностей устроить засаду. Ваэлин аккуратно пробирался по грязи, не желая явиться в Пятый орден в грязных сапогах, перешагивал через скорчившиеся фигуры пьянчуг, отсыпающихся после вчерашнего грога, и не обращал внимания на нечленораздельные возгласы тех, кто то ли перепил, то ли не допил. Там и сям вялые шлюхи провожали его равнодушным взглядом, но предлагать свои услуги не пытались: у орденских мальчишек денег все равно нет.
– Ой, да нас тут никто не беспокоит, – ответил старик. Затворяя калитку, Ваэлин обнаружил, что на ней и замка-то нет. – Я эти ворота уже больше десяти лет караулю, ни одного случая не припомню.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |