5) Святой Макс думает, что коммунисты хотят "приносить жертвы" "обществу", тогда как они хотят принести в жертву всего лишь существующее общество; он должен был бы в таком случае называть приносимой себе жертвой осознание ими того, что их борьба есть общее дело всех людей, переросших буржуазный строй,
6) О том, что социальные либералы находятся в плену у религиозного принципа и
7) что они стремятся к установлению некоего святого общества, - об этом достаточно сказано уже выше. Как "ревностно" святой Санчо "стремится" установить "святое общество", чтобы с его помощью иметь возможность опровергнуть коммунизм, - мы уже видели.
Соломонова притча No 2.
Стр. 277. "Если бы интерес к социальному вопросу был менее страстным и слепым, тогда люди... поняли бы, что общество не может обновиться, пока те, кто его составляют и конституируют, остаются прежними".
"Штирнер" полагает, что коммунистические пролетарии, которые революционизируют общество и ставят отношения производства и форму общения на новую основу, - а такой основой являются они сами в качестве новых людей, их новый образ жизни, - что эти пролетарии остаются "прежними". Неустанная пропаганда этих пролетариев, дискуссии, которые они ежедневно ведут между собой, в достаточной мере доказывают, насколько они сами не хотят оставаться "прежними" и насколько они вообще не хотят, чтобы люди оставались "прежними". "Прежними" они остались бы только в том случае, если бы стали вместе с Санчо "искать вину в самих себе"; но они слишком хорошо знают, что лишь при изменившихся обстоятельствах они перестанут быть "прежними", и поэтому они проникнуты решимостью при первой же возможности изменить эти обстоятельства. В революционной деятельности изменение самого себя совпадает с преобразованием обстоятельств. - Приведенная великая притча разъясняется с помощью столь же великого примера, который, конечно, опять-таки взят из мира "Святого".
"Если, например, из еврейского народа должно было возникнуть общество, которому предстояло распространить новую веру по всей земле, то этим апостолам нельзя было оставаться фарисеями".
Первые христиане = общество для распространения веры (основано
в 1 году).
= Congregatio de
propaganda fide
(основана anno78
1640).
Anno l = Anno 1640.
Это общество, которое
должно было возникнуть = Эти апостолы.
Эти апостолы = Не-евреи.
Еврейский народ = Фарисеи.
Христиане = Не-фарисеи.
= Не-еврейский
народ.
Что может выглядеть проще?
Подкрепленный этими уравнениями, святой Макс "спокойно изрекает великое историческое слово":
"Люди, отнюдь не имея намерения развивать себя, всегда хотели образовать общество".
Люди, отнюдь не имея намерения образовать общество, сделали, однако, именно так, что развилось общество, - потому что они всегда хотели развиваться лишь как разрозненные личности и поэтому достигли своего собственного развития только в обществе и через него. Впрочем, только святому типа нашего Санчо может прийти в голову оторвать развитие "людей" от развития "общества", в котором эти люди живут, и затем фантазировать дальше на этой фантастической основе. К тому же он забыл свой, внушенный ему святым Бруно, тезис, в котором он только что поставил перед людьми моральное требование изменять самих себя и тем самым свое общество, - тезис, в котором он, следовательно, отождествил развитие людей с развитием их общества.
Четвертая логическая конструкция.
На стр. 156 он влагает в уста коммунистам, в противовес гражданам государства, следующие слова: "Не в том заключается наша сущность" (!), "что все мы разные дети государства" (!), "а в том, что все мы существуем друг для друга. Все мы равны в том, что все мы существуем друг для друга, что каждый трудится для другого, что каждый из нас рабочий". Далее, он ставит знак равенства между "существованием в качестве рабочего" и "существованием каждого из нас, которое возможно только благодаря другому", так что другой, "например, работает, чтобы одеть меня, а я - чтобы удовлетворить его потребность в удовольствиях, он - чтобы накормить меня, а я - чтобы просветить его. Таким образом, участие в общем труде - вот наше достоинство и наше равенство. - Какую пользу приносит Нам гражданство? Тяготы. А какую оценку дают нашему труду? Как можно более низкую... Что вы можете противопоставить нам? Опять-таки один лишь труд!" "Только за труд обязаны мы дать вам возмещение"; "только в зависимости от той пользы, которую Вы Нам приносите", "имеете Вы какие-то права на Нас". "Мы хотим, чтобы Вы ценили Нас лишь постольку, поскольку Мы что-нибудь Вам даем; но Вас Мы будем расценивать точно так же". "Ценность определяется делами, которые представляют для Нас какую-то ценность, т. е. общеполезными работами... Кто выполняет полезное дело, тот не должен быть ниже кого бы то ни было, другими словами: все (общеполезные) рабочие равны. Но так как рабочий стоит того, что ему платят, то пусть и плата будет равной" (стр. 157, 158).
У "Штирнера" "коммунизм" начинает с поисков "сущности"; он хочет опять, подобно доброму "юноше", только "проникнуть в то, чтo скрыто за вещами". Что коммунизм есть в высшей степени практическое движение, преследующее практические цели с помощью практических средств, и что разве только в Германии он, выступая против немецких философов, может заняться на минуту вопросом о "сущности", - это нашего святого, конечно, нисколько не касается. Этот штирнеровский "коммунизм", одержимый такой тоской по "сущности", приходит поэтому только к философской категории, к "бытию друг для друга", - к категории, которая затем с помощью нескольких насильственных уравнений:
Бытие друг для друга = существование только
благодаря другому
= существование в
качестве рабочего
= царство всеобщего
труда, -
придвигается несколько ближе к эмпирическому миру. Мы предлагаем, впрочем, святому Санчо указать, например, у Оуэна (который ведь как представитель английского коммунизма может считаться не менее показательным для "коммунизма", чем, например, некоммунистический Прудон, из которого извлечена и составлена большак часть процитированных только что положений) хотя бы одно место, где встречалось бы хоть слово из этих положений о "сущности", царстве всеобщего труда и т. д. Впрочем, нам незачем отправляться так далеко. В цитированном уже выше немецком коммунистическом журнале "Die Stimme des Volks", в третьем выпуске, говорится:
"То, что теперь называется трудом, составляет лишь ничтожно малую часть всего огромного, могучего процесса производства; религия и мораль удостаивают имени труда только отвратительные и опасные виды производства, не останавливаясь и перед тем, чтобы прикрасить их с помощью всевозможных изречений, как бы благословений (или заклинаний) вроде: "трудиться в поте лица" - как божие испытание; "труд услаждает жизнь" - для поощрения и т. д. Мораль того мира, в котором мы живем, весьма благоразумно остерегается называть трудом деятельность людей в ее привлекательных и свободных проявлениях. Эту сторону жизни, хотя и она представляет собой процесс производства, мораль всячески поносит. Мораль охотно поносит ее как суету, как суетное наслаждение, сластолюбие. Коммунизм разоблачил эту лицемерную проповедницу, эту жалкую мораль".
Как царство всеобщего труда весь коммунизм сводится святым Максом к равной заработной плате - открытие, которое повторяется затем в следующих трех "преломлениях": на стр. 357 - "Против конкуренции восстает принцип общества босяков - дележ. Так неужели Я, весьма способный, не должен иметь никакого преимущества перед неспособным?" Далее, на стр. 363, он говорит о "всеобщей таксе на человеческую деятельность в коммунистическом обществе". И, наконец, на стр. 350, он подсовывает коммунистам ту мысль, что "труд" есть "единственное достояние" человека. Святой Макс снова привносит таким образом в коммунизм частную собственность в ее двоякой форме - в виде дележа и в виде наемного труда. Как уже в прежних своих рассуждениях о "грабеже", святой Макс провозглашает и здесь самые банальные и ограниченные буржуазные представления как свои "собственные" "проникновения" в суть коммунизма. Он доказал, что вполне заслужил честь - учиться у Блюнчли. Как типичный мелкий буржуа, святой Макс боится, что он, "весьма способный", "не будет иметь никакого преимущества перед неспособным", - хотя ему больше всего следовало бы бояться того, что он может быть предоставлен своим собственным "способностям".
Кстати, наш "весьма способный" воображает, что права гражданства безразличны для пролетариев, но предварительно он при этом предположил, что пролетарии ими пользуются. Это подобно тому, как он выше вообразил, что для буржуа безразлична форма правления. Рабочим настолько важно гражданство, т. е. активное гражданство, что там, где они пользуются им, как, например, в Америке, они "извлекают" из этого "пользу", а там, где они лишены гражданских прав, они стремятся приобрести их. Сравни прения северо-американских рабочих на бесчисленных митингах, всю историю английского чартизма, а также французского коммунизма и реформизма.
Первый королларий.
"Рабочий, будучи проникнут сознанием, что самое существенное в нем то, что он - рабочий, держится далеко от эгоизма и подчиняется верховенству общества рабочих, подобно тому как бюргер был предан" (!) "государству конкуренции" (стр. 162).
Но рабочий проникнут всего лишь сознанием того, что, с точки зрения буржуа, самое существенное в нем это то, что он - рабочий, который поэтому может проявлять свою силу и против буржуа как такового. Оба открытия святого Санчо, "преданность гражданина" и "государство конкуренции", можно зарегистрировать только как новое доказательство "способности" нашего "весьма способного".
Второй королларий.
"Коммунизм должен ставить своей целью "общее благо". Это ведь действительно выглядит так, словно при этом никто не должен будет остаться в обиде. Но каково же будет это благо? Разве для всех "одно и то же является благом? Разве все испытывают одинаковое благоденствие при одних и тех же условиях?.. Если это так, то, значит, речь идет об "истинном благе". Не придем ли Мы, тем самым, как раз к тому пункту, где начинается тирания религии?... Общество декретировало, что такое-то благо есть "истинное благо", и этим благом называется, например, честно заработанное наслаждение, но Ты предпочитаешь сладостную лень; в таком случае общество... проявляя благоразумную осторожность, не станет доставлять тебе то, что является для Тебя благом. Провозглашая общее благо, коммунизм как раз уничтожает благоденствие лиц, которые жили до сих пор на свою ренту" и т. д. (стр. 411, 412).
"Если это так", то отсюда вытекают следующие уравнения:
Общее благо = Коммунизм.
= Если это так, то
= Одно и то же является
благом для всех.
= Одинаковое благоденствие
всех при одних и тех же
условиях.
= Истинное благо
= [Святое благо, Святое,
господство Святого,
иерархия].
= Тирания религии.
Коммунизм = тирания религии.
"Это ведь действительно выглядит так", словно "Штирнер" сказал здесь о коммунизме то же самое, что он говорил до сих пор обо всем прочем.
Как глубоко наш святой "проник" в суть коммунизма, видно также из того, что он приписывает коммунизму стремление осуществить "честно заработанное наслаждение" в качестве "истинного блага". Кто, кроме "Штирнера" и нескольких берлинских сапожников и портных, станет думать о "честно заработанном наслаждении", да еще вкладывать это в уста коммунистам, у которых отпадает самая основа всей этой противоположности между трудом и наслаждением! Пусть наш высокоморальный святой успокоится на этот счет. "Честный заработок" будет оставлен ему, а также и тем, кого он, сам того не зная, представляет, - его мелким, разоренным промышленной свободой и морально "возмущенным" ремесленникам-мастерам. "Сладостная лень" тоже целиком составляет принадлежность тривиальнейшего буржуазного воззрения. Но венцом всей разбираемой фразы является то хитроумное буржуазное соображение, что коммунисты хотят уничтожить "благоденствие" рантье, а между тем говорят о "благоденствии всех". "Штирнер" считает, следовательно, что в коммунистическом обществе будут еще существовать рантье, "благоденствие" которых пришлось бы уничтожать. Он утверждает, что "благоденствие" рантье внутренне присуще индивидам, являющимся сейчас рантье, что оно неотделимо от их индивидуальности; он воображает, что для этих индивидов не может существовать никакого другого "благоденствия" кроме того, которое обусловлено их положением рантье, Он полагает, далее, что коммунистический строй общества и тогда уже является установленным, когда обществу приходится еще вести борьбу против рантье и им подобного сброда. Коммунисты, во всяком случае, отнюдь не постесняются свергнуть господство буржуазии и уничтожить ее "благоденствие", как только будут в силах это сделать. Для них совершенно не имеет значения то обстоятельство, что это общее их врагам, обусловленное классовыми отношениями "благоденствие" взывает также в качестве личного "благоденствия" к какой-то сентиментальности, наличие которой при этом тупоумно предполагается.
Третий королларий.
На стр. 190 в коммунистическом обществе "забота снова возникает в виде труда".
Добрый бюргер "Штирнер", уже радующийся, что при коммунизме он снова встретит свою любимую "заботу", на сей раз все-таки просчитался. "Забота" есть не что иное, как угнетенное и подавленное настроение, являющееся в мещанской среде необходимым спутником труда, нищенской деятельности для обеспечения себя скудным заработком. "Забота" процветает в своем наиболее чистом виде в жизни немецкого доброго бюргера, где она имеет хронический характер и "всегда остается равной самой себе", жалкой и презренной, между тем как нужда пролетария принимает острую, резкую форму, толкает его на борьбу не на жизнь, а на смерть, революционизирует его и порождает поэтому не "заботу", а страсть. Если коммунизм хочет уничтожить как "заботу" бюргера, так и нужду пролетария, то он ведь не сможет, само собой разумеется, сделать это, не уничтожив причину той и другой, т. е. не уничтожив "труд".
Мы переходим теперь к историческим конструкциям коммунизма.
Первая историческая конструкция.
"Пока для чести и достоинства человека было достаточно одной только веры, ничего нельзя было возразить против любого, даже самого утомительного труда". - "Всю бедственность своего положения угнетенные классы могли выносить лишь до тех пор, пока они были христианами" (самое большее, что можно сказать, это то, что они были христианами лишь до тех пор, пока выносили свое бедственное положение), "ибо христианство" (стоящее с палкой за их спиной) "подавляет в зародыше их ропот и возмущение" (стр. 158).
"Откуда "Штирнеру" так хорошо известно", что могли делать угнетенные классы, мы узнаем из первого выпуска "Allgemeine Literatur-Zeitung", где "критика в образе переплетного мастера" цитирует следующее место из одной незначительной книги:
"Современный пауперизм принял политический характер; если прежний нищий покорно выносил свой жребий и смотрел на него как на божью волю, то нынешний босяк спрашивает, должен ли он влачить свою жизнь в нищете потому лишь, что он случайно родился в лохмотьях".
Вследствие этого могущественного влияния христианства освобождение крепостных сопровождалось самой кровопролитной и ожесточенной борьбой, направленной именно против духовных феодалов, и было доведено до конца, вопреки ропоту и возмущению воплощенного в попах христианства (ср. Идеи, "История бедных", книга I; Гизо, "История цивилизации во Франции"; Монтей, "История французов различных сословий" и т. д.). Между тем, с другой стороны, мелкие попы, особенно в начале средних веков, подстрекали крепостных к "ропоту" и "возмущению " против светских феодалов (ср., между прочим, хотя бы известный капитулярий Карла Великого). Сравни также сказанное выше по поводу "вспыхивавших то здесь, то там рабочих волнений", - об "угнетенных классах" и их восстаниях в XIV веке.
Прежние формы рабочих восстаний были связаны с достигнутой в каждом случае ступенью в развитии труда и обусловленной этим формой собственности; коммунистические же восстания в прямой или косвенной форме - с крупной промышленностью. Не вдаваясь, однако, в эту сложную историю, святой Макс совершает священный переход от терпеливых угнетенных классов к нетерпеливым угнетенным классам:
"Теперь, когда каждый должен, работая над собой, стать человеком" ("откуда только знают", например, каталонские рабочие, что "каждый должен, работая над собой, стать человеком"?), "прикованность человека к машинообразному труду совпадает с рабством" (стр. 158).
Значит, до Спартака и восстания рабов христианство помешало тому, чтобы "прикованность человека к машинообразному труду" "совпадала с рабством"; во времена же Спартака не что иное, как понятие "человек", устранило это отношение и впервые породило рабство. "Или, может быть", Штирнер "даже" слыхал кое-что о связи нынешних рабочих волнений с машинным производством и хотел намекнуть здесь именно на эту связь? В этом случае не введение машинного труда превратило рабочих в бунтовщиков, а введение понятия "человек" превратило-де машинный труд в рабство. - "Если таково положение вещей", то "действительно это ведь выглядит так", будто здесь перед нами "единственная" история выступлений рабочих.
Вторая, историческая конструкция.
"Буржуазия возвестила евангелие материального наслаждения и теперь удивляется, что это учение находит сторонников среди нас, пролетариев" (стр. 159).
Только что рабочие хотели осуществить понятие "Человека", Святое, а теперь они вдруг направили свои помыслы на "материальное наслаждение", на мирское; там речь шла о "тягостности" труда, а здесь уже только о труде наслаждения. Святой Санчо бьет себя тут по ambas sus valientes posaderas79 - по материальной истории, во-первых, и по штирнеровской священной истории, во-вторых. Согласно материальной истории именно аристократия впервые поставила евангелие мирского наслаждения на место наслаждения евангелием; а трезвая буржуазия стала трудиться в поте лица и поступила весьма хитроумно, предоставив аристократии наслаждение, которое самой буржуазии было запрещено ее собственными законами (причем власть аристократии переходила в форме денег в карманы буржуа).
Согласно штирнеровской истории буржуазия довольствовалась тем, что искала "Святое", поддерживала культ государства и "превращала все существующие объекты в продукты представления"; потребовались иезуиты, чтобы "спасти чувственность от полного упадка". Согласно той же штирнеровской истории буржуазия захватила посредством революции в свои руки всю власть, стало быть, захватила и ее евангелие, евангелие материального наслаждения, хотя согласно той же штирнеровской истории мы дожили до того, что "в мире господствуют только идеи". Штирнеровская иерархия очутилась таким образом "entre ambas posaderas"80.
Третья историческая конструкция.
Стр. 159: "После того как буржуазия освободила людей от командования и произвола отдельных лиц, остался тот произвол, который возникает из конъюнктуры отношений и может быть назван случайностью обстоятельств. Остались - счастье и баловни счастья".
Святой Санчо заставляет затем коммунистов "находить закон и новый порядок, который покончит с этими колебаниями" (или как их там называют), - порядок, о котором коммунисты, как ему достоверно известно, должны воскликнуть: "Да будет этот порядок отныне свят!" (вернее, сам он должен был бы воскликнуть: да будет беспорядок моих фантазий - святым порядком коммунистов!). "Здесь мудрость" (Откровение Иоанна, 13,18). "Кто имеет ум, тот сочти число" бессмыслиц, которые Штирнер - обычно столь многословный, все время жующий свою жвачку - здесь втискивает в несколько строк.
В самой общей форме первое положение означает: после того как буржуазия уничтожила феодализм, осталась буржуазия. Или: после того как в воображении "Штирнера" господство лиц было уничтожено, осталось сделать нечто совершенно обратное. "Ведь это действительно выглядит так", словно можно две исторические эпохи, самым решительным образом отличающиеся друг от друга, привести в связь, которая будет святой связью, связью в качестве Святого, связью в небесах.
Выдвигая это положение, святой Санчо не довольствуется, впрочем, вышеуказанным "mode simple"81 бессмыслицы, он стремится непременно довести дело до "mode composй"82 и "bi-composй"83 бессмыслицы. В самом деле: во-первых, святой Макс верит заверениям освобождающих себя буржуа, что, освободив себя от приказов и произвола отдельных лиц, они освободили от этого командования и произвола всю массу общества в целом. Во-вторых, фактически они освободились не от "командования и произвола отдельных лиц", а от господства корпорации, цеха, сословий, после чего только они и оказались в состоянии осуществлять в качестве действительных отдельных буржуа "командование и произвол" по отношению к рабочим. В-третьих, они уничтожили только plus ou moins идеалистическую видимость прежнего командования и прежнего произвола отдельных лиц, чтобы на ее место поставить это командование и этот произвол в их материальной грубой форме. Он, буржуа, хотел, чтобы его "командование и произвол" не были больше ограничены существовавшим до сих пор "командованием и произволом" политической власти, сконцентрированной в монархе, в дворянстве и в корпорации, а ограничивались, в крайнем случае, лишь выраженными в буржуазных законах общими интересами всего класса буржуазии в целом. Он сделал только одно: устранил командование и произвол над командованием и произволом отдельных буржуа (смотри "Политический либерализм").
Перейдя затем к конъюнктуре отношений, которая с установлением господства буржуазии сделалась совсем другой конъюнктурой совсем других отношений, святой Санчо, вместо того чтобы подвергнуть эту конъюнктуру действительному анализу, оставляет ее в виде всеобщей категории "конъюнктуры и т. д.", наделяя ее еще более неопределенным названием "случайности обстоятельств", как будто "командование и произвол отдельных лиц" сами не являются "конъюнктурой отношений". Устранив таким образом реальную основу коммунизма, а именно определенную конъюнктуру отношений при буржуазном строе, он уже может теперь превратить и коммунизм, повиснувший после этого в воздухе, в свой святой коммунизм. "Ведь это действительно выглядит так", будто "Штирнер" есть "человек только с идеальным", т. е. воображаемым, историческим "богатством", что он есть "совершенный босяк". Смотри "Книгу", стр. 362.
Вся эта великая конструкция или, вернее, ее большая посылка повторяется весьма патетически на стр. 189 еще раз в следующей форме:
"Политический либерализм уничтожает неравенство господ и слуг; он создает безвластие, анархию" (!); "господин был отделен от единичного лица, от эгоиста, и превратился в призрак, в закон или государство".
Господство призраков = (иерархия) = безвластие, равное власти "всемогущих" буржуа. Как мы видим, это господство призраков есть, напротив, господство многих действительных господ; и, значит, коммунизм можно было с таким же правом понять как освобождение от этого господства многих, - этого, однако, святой Санчо не мог сделать, ибо тогда были бы опрокинуты как его логические конструкции коммунизма, так и вся конструкция "свободных". Но так обстоит дело во всей "Книге". Один-единственный вывод из собственных посылок нашего святого, один-единственный исторический факт, опрокидывает целые ряды его прозрений и результатов.
Четвертая историческая конструкция. - На стр. 350 святой Санчо выводит коммунизм прямо из отмены крепостного права.
I. Большая посылка:
"Было достигнуто необычайно много, когда люди добились того, что их стали рассматривать" (!) "как владельцев. Этим было уничтожено крепостное право и каждый, кто до тех пор сам был собственностью, сделался отныне господином".
(Согласно mode simple бессмыслицы это опять-таки означает: крепостное право было отменено, как только состоялась его отмена). Mode composй этой бессмыслицы заключается в том, что святой Санчо полагает, будто благодаря святому созерцанию, благодаря тому, что люди "рассматривали", а также являлись "объектом рассмотрения", они стали "владельцами", тогда как на деле вся трудность в том и заключалась, чтобы стать "владельцами", а рассмотрение пришло уж затем само собой; a mode bicomposй бессмыслицы содержится в утверждении, что когда отмена крепостной зависимости, бывшая вначале еще частичной, начала развивать свои последствия и сделалась, таким образом, всеобщей, - крепостные не были уже в состоянии "добиться", чтобы их "рассматривали" как оправдывающих издержки владения (для владельца это владение стало слишком убыточным), так что широкие массы, "бывшие до тех пор сами собственностью", т. е. подневольными работниками, "сделались" в результате отнюдь не "господами", а только свободными рабочими.
II. Малая историческая посылка, - она охватывает около восьми столетий, хотя, "правда, не сразу можно увидеть в ней всю глубину ее содержания" (ср. Виганд, стр. 194).
"Однако отныне Твоего владения и Твоего имущества уже недостаточно, и оно уже не будет признаваться; зато возрастают в ценности процесс Твоего труда и самый Твой труд. Мы почитаем теперь то, что Ты подчиняешь себе вещи, как прежде" (?) "почитали то, что Ты владел ими. Твой труд есть Твое имущество. Ты теперь господин или владелец добытого трудом, а не унаследованного" (там же).
"Отныне" - "уже не" - "зато" - "теперь" - "как прежде" - "теперь" - "или" - "не" - такою содержание этого предложения.
Хотя "Штирнер" и пришел "теперь" к тому, что Ты (т. е. Шелига) - господин добытого трудом, а не унаследованного, все же его осеняет "теперь" мысль, что сейчас имеет место как раз противоположное - и вот от обоих его уродцев-посылок рождается оборотень коммунизма.
III. Коммунистическое заключение.
"Но так как сейчас все является унаследованным и каждый принадлежащий Тебе грош носит на себе не трудовую, а наследственную печать" (кульминационный пункт бессмыслицы), "ТО все должно быть переплавлено".
На этом основании Шелига может вообразить, что он достиг того пункта, откуда он видит как зарождение и гибель средневековых коммун, так и коммунизм XIX века. И тем самым святой Макс, несмотря на все, что он "получил в наследство" и "добыл трудом", пришел тут не к "подчинению себе вещей", а, самое большее, лишь к "обладанию" бессмыслицей.
Любители конструкций могут увидеть еще на стр. 421, как святой Макс, сконструировав сначала коммунизм из крепостной зависимости, конструирует его затем еще в виде крепостной зависимости от одного сюзерена - общества - по тому же образцу, как выше он превратил средство, с помощью которого мы что-нибудь приобретаем, в "Святое", "милостью" которого нам что-либо дается. Теперь, в заключение, остановимся еще лишь на нескольких "проникновениях" в суть коммунизма, вытекающих из вышеприведенных посылок.
Во-первых. "Штирнер" дает новую теорию эксплуатации, состоящую в том, что
"рабочий на булавочной фабрике работает над одной только частью булавки, передает сработанное из рук в руки другому и используется, эксплуатируется этим другим" (стр. 158).
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |