— Ты хотела о чем-то поговорить? — спросила я напрямую.
— Да… то есть, нет… — она замялась, но затем быстро сказала. — Маркиза Грэдфил приезжает уже завтра! А послезавтра в Оурунсби будет вечер в ее честь. Мы приглашены. Мисс Уилоуби боится, что ты можешь уйти на целый день и забыть о вечере и обо всем на свете, как поступаешь в последнее время. И еще она горячо надеется, что всю неделю пребывания маркизы, ты будешь с нами в Оурунсби — помогать ей и миссис Тернер.
— Как, разве маркиза приезжает завтра? — недоверчиво воскликнула я. — Но ведь еще слишком рано… Или уже не рано?
С нескрываемым волнением Сибил порывисто протянула ко мне руки и сжала мои ладони. Ее лицо раскраснелось, и каждая черта выдавала ее внутреннее смятение.
— Роби, что с тобой происходит? — умоляюще произнесла она. — Ты в последнее время совсем на себя не похожа!
— Разве? Не замечала за собой никаких изменений, — я резко поднялась и, схватив полупустую корзинку, начала торопливо собирать яблоки, лежавшие в траве под деревьями.
— Ты стала угрюмой. Ни с кем не разговариваешь, постоянно молчишь и даже не слышишь, когда к тебе обращаются. Сейчас ты не та Найтингейл, которая учила меня смеяться и радоваться каждому мигу прожитой жизни…
— Все меняются! Ты тоже уже далеко не та запуганная девчонка! — фыркнула я.
— … Ты побледнела, осунулась…стала забывчивой! Мы ужасно беспокоимся за тебя!
Она замолчала, подыскивая слова, видимо, собираясь сообщить мне нечто щепетильное.
— Мисс Уилоуби… ты же знаешь ее прямолинейность, так вот… она высказала теорию, будто все, что с тобой творится, — это бесспорные признаки любовного недуга! Но, если так, ты могла бы довериться мне! Ты ведь знаешь, что я буду безумно рада за тебя.
Я слишком рассердилась из-за столь откровенного обсуждения обитателями Сильвер-Белла моих чувств, чтобы ответить подруге с достойным спокойствием. Вместо этого я дала волю своему раздражению, копившемуся во мне все эти тревожные недели.
— Подумаешь, забыла о всеми давно ожидаемой маркизе! Это ведь не значит, что у меня начался период любовного недомогания, сопровождаемый ранним склерозом. А тебе бы не следовало шпионить на Финифет и тетю. Это ведь они тебя прислали?! Сама бы ты никогда не стала вмешиваться в чужие дела. Ты слишком деликатна!
Сказав это, я тут же прикусила язык, но было уже поздно. Сибил нервно вздрогнула, уязвленная моим грубым отпором. Никогда прежде я не вела себя с ней подобным образом, и от этого мое поведение показалось мне еще более омерзительным.
— Прости, не знаю, что на меня нашло! — умоляюще попросила я и опустилась рядом с ней на покрывало, позабыв про грязное платье. — Я веду себя безобразно. Я, и вправду, в последнее время рассеяна и слишком взвинчена. Готова сорваться с цепи при малейшем всплеске раздражения.
Я пододвинулась ближе к подруге и обняла ее. Мне отчаянно хотелось поделиться с ней своими переживаниями, но я боялась, что Сибил начнет задавать вопросы, на которые мне не хотелось сейчас отвечать. А без объяснений она не поймет, что твориться у меня на душе.
— Фини пообещала испечь мои любимые земляничные вафли, если я выужу из тебя признание, — откровенно сказала Сибил. — Но я итак хорошо отъелась на ее кушаньях! А если еще буду злоупотреблять подобными взятками, то боюсь, дверные проемы придется значительно расширять… И будь уверена, я отказалась не только из-за страха перед пышными формами.
— Я знаю, Сибил! — признала я виновато. — Просто в голову лезут всякие глупости и, словно кукушата, выкидывают из родного гнезда разумные мысли.
— Я пришла сама, Роб. Возможно, я повела себя дерзко, но думаю, что поступаю правильно.
Не дождавшись моего ответа, она продолжила:
— У меня больше не осталось сил видеть тебя в таком состоянии и мучиться, не зная как поддержать тебя. Я знаю, когда придет время, ты все объяснишь, если посчитаешь нужным…
— Умоляю тебя, не говори глупостей! — перебила я ее. — Уж кому, как ни тебе, я могу довериться всей душой.
— Все же надеюсь, ты хотя бы немного облегчишь мою тревогу… Я не знаю, что думать…Я боюсь, случилось ужасное, и ты стыдишься признаться… — она испуганно посмотрела на меня. — Ты думаешь, я отвернусь от тебя?
— О чем ты, Сибил?
— Я… мне кажется…
Она запнулась, покраснев до самых волос и окончательно смутившись. Затем глубоко вздохнула и выпалила:
— Мне кажется, ты попала в непоправимую беду. Когда сердце безумно любит, оно глухо к доводам рассудка. Я пойму, Роби! Я ведь тоже люблю… Хотя я никогда не поддавалась безумству и не знаю, каково это — слепо бросаться в омут…
— Сиб, что ты такое говоришь! — ахнула я.
Ее подозрения были просто возмутительны. Я никак не ожидала такого от Сибил. И мне стало до ужаса обидно, что она подозревает меня в недостойном поведении. Я уже хотела отчитать ее за весьма нелесное обо мне мнение, когда мне пришло в голову, что угрюмая задумчивость и скрытность, свойственные мне последнее время, а также длительные прогулки, на самом деле могли послужить серьезным поводом к подобным подозрениям. Я поняла, что не могу укорять Сибил. А наоборот, должна быть благодарна ей за то, что она вовремя открыла мне глаза.
— О, Господи! Я глупая, как трухлявая пробка! — она закрыла лицо руками. — Как я могла такое подумать! Я так виновата перед тобой!
— Чушь! Я сама поставила себя в такое позорное положение. Из-за неуместного тщеславия я заставила близких усомниться во мне. Мое поведение было просто непозволительным.
— Но и я повела себя не лучшим образом!
— Ты повела себя, как настоящий друг! И, знаешь, я сейчас подумала, — все, что я скрываю, вовсе не требует такой таинственности. Мне не стоило совершать такую глупость и заходить слишком далеко в желании посекретничать.
После недолгого размышления я поведала Сибил обо всем, что произошло со мной: о частых походах к Китчестеру, о моей «влюбленности» в замок, о знакомстве с мистером Лемуэлом и его рассказах, о своей привязанности к нему и тревоге, которая не давала мне покоя в эти дни. Она молча слушала меня, напряженно склонившись и перебирая узкие стебельки травы.
Начав говорить, я уже не смогла бы остановиться, если бы не боялась дойти до излишних подробностей, неосторожно упомянув о Дамьяне. Я не осмеливалась пересказывать о нем, так как едва ли успешно скрыла бы от Сибил свое волнение. Даже самой себе я не могла откровенно признаться, какие чувства испытываю к нему. Я уверяла себя, что в основе моего интереса к нему лежит лишь девичья восторженность от лестного внимания к моей обыкновенной персоне.
Разговор этот немного успокоил меня. Я избавилась от тяготившего меня секрета, а в лице Сибил обрела собеседницу, готовую поддержать меня. Естественно, она задавала мне вопросы. Но мои ответы были так сбивчивы, что едва ли она понимала меня.
— Теперь ты знаешь, почему я схожу с ума! — воскликнула я. — Может быть, старик давно умер из-за болезни.
— Но ты и впрямь не можешь пойти к ним без приглашения, даже если цель оправдывает такой поступок. Кроме того, ты уже несколько лет живешь в Гаден-Роуз, и твой дед не выразил никакого желания встретиться с тобой.
— И это печальная истина! — усмехнулась я.
— Будет верх неприличия, если ты придешь туда, где тебе не рады, — она замялась, испугавшись, что ее слова разбередят больную рану. Но я кивнула, соглашаясь с ней.
— А знаешь, ведь мы можем узнать о твоем знакомом! — вдруг сказала она радостно.
— Я уже перебрала все способы! Я не могу идти в замок. И ты тоже.
— А нам и не надо идти. Пойдет Рэй!
— Рэй?! — переспросила я и удивилась, как же я сама не догадалась о нем.
— Я уговорю его побывать в Китчестере. Ты опишешь ему старичка, а он отправится к Билу Стоуну. Уж Бил то должен знать такого приметного, по твоим словам, человека.
— Ты права! Ох, Сибил, как же я рада, что ты выпытала из меня все секреты!
С меня словно гора с плеч свалилась. Я расцеловала Сибил и предложила сегодня же встретиться с Рэем. Надо только склонить тетушку совершить вечерний променад в другой конец деревни и нанести визит Готлибам под благовидным предлогом починки каких-нибудь испорченных ножей или железных садовых инструментов.
Но нужно еще закончить работу в саду, подготовив его к приезду маркизы Грэдфил, которая, возможно, почтит наш скромный домик своим присутствием и получит эстетическое наслаждение от созерцания ухоженных клумб. Вспомнив, что долгожданный приезд наступит уже завтра, я с удвоенной энергией принялась рыться в земле и выдергивать сорняки, злясь на острые комья, больно впивавшиеся в колени.
Сибил же опять отправилась в Оурунсби, где шла активная подготовка к встрече гостьи. И миссис Тернер привлекла к работе всех, включая и свою дочь. По словам Сибил, когда она уходила оттуда, Летти собиралась протирать фарфоровые вазы, и битый час до этого тщетно жаловалась на несправедливую долю.
На прощание, когда Сибил скрылась за узорчатой калиткой, я окликнула ее и весело сказала:
— И вовсе ты не пышечка. Ты просто расцвела и похорошела. Так что можешь смело есть свои любимые земляничные вафли!
Сибил покачала головой и лукаво ответила:
— Роби, это чистейший вздор! Я осталась такой же, как была, и ни на йоту не изменилась.
Но сама она прекрасно понимала, что это не так. Все, кто знал ее, с радостью отмечали положительные изменения в девушке и старались выказать ей свое расположение.
Особенно усердствовал в этом деле майор Коулби из троицы «утиных старичков», являвшийся в последнее время самым верным и преданным поклонником Сибил. Во время наших редких прогулок, мы не раз заставали майора и его неизменных спутников у утиного пруда, где проходили их собрания. Дружная троица, восседавшая на шаткой скамейке и горячо рассуждавшая о прелести ревматизма и романтике шпионских вылазок, при нашем появлении замолкала и, чтобы не показаться невежливыми, нам приходилось перебрасываться с ними парой фраз о погоде. Перед тем как распрощаться, мы каждый раз имели удовольствие испытывать на себе изысканную галантность майора. Его чары, не утратившие с годами свою неотразимость, должны были не только доставить нам приятное и выставить майора истинным джентльменом в наших глазах, но и пленить нежное сердце моей дорогой подруги.
Обычно к концу разговора красное морщинистое лицо майора приобретало выражение крайней умильности. Со свойственной ему пылкостью он начинал ежеминутно вскидывать руку к левой груди и тоскливо вздыхать, пеняя на щемящее, страждущее сердце. Затем старик с заискивающим поклоном поднимался со скамьи и, протянув руки в безмолвном призыве, делал скромный шаг в сторону Сибил. После чего действие переходило в торжественные расшаркивания, длившиеся порядочно долгое время. Наконец, застыв в глубочайшем поклоне над нежной ручкой объекта своего томления, майор приступал к прощальной тираде
— И где же вы, прекрасная мисс Рид, скрывались все это время? — выводил он елейным голосом. — Смею сказать вам, что вы чрезвычайно осчастливили нас, внезапно озарив своим благодатным присутствием однообразие нашего скудного времяпрепровождения. В волнении от моей нескромной дерзости, за что заранее прошу глубочайшего извинения, осмелюсь сравнить вашу очаровательную красоту с великолепием нежной розы, благоухающей изысканными ароматами. Только ее роскошные лепестки, составляющие столь совершенный в своем изяществе и простоте бутон, достойны олицетворять вашу ангельскую прелесть. И позвольте сообщить вам, что мы получили высочайшее удовольствие от вашего необыкновенно приятного во всех отношениях общества и льстим себя надеждой, что в скорейшем времени вы снизойдете до того, чтобы вновь украсить своим присутствием наше скромное собрание.
Тут он неожиданно вспоминал обо мне (или о нас, если с нами была Виолетта) и рассыпался в извинениях, что за брильянтовым сиянием неотразимых глаз мисс Рид не заметил ее не менее очаровательной спутницы.
— И вас, конечно же, любезная мисс Сноу, мы всенепременно рады видеть. Ваши чары не оставят равнодушными многих представителей мужского пола.
— И на том спасибо, вседражайший майор Коулби! — благосклонно отвечала я, состряпав приторно-жеманную мину. — Рада, что я, по крайней мере, не благоухаю изысканными ароматами, а привлекаю внимание только своими чарами.
Оценив искусность майора Коулби во владении словом, мы спешили покинуть утиный пруд, чтобы ненароком не нарваться на еще какую-нибудь демонстрацию достоинств этого всесторонне развитого старого джентльмена, охваченного пылким чувством. Хотя встречи с «утиными старичками» неоднократно заканчивались подобным образом, но каждый раз в моменты бегства мы были сражены наповал подобным рвением в проявлении учтивости к моей подруге.
И все-таки немалая доля правды в его цветистых комплиментах была. Сибил действительно похорошела. Пропала угрюмая неразговорчивая девочка и вместо нее появилась нежная, чуткая, уверенная в себе девушка, с огромным запасом добра в сердце. Теперь глаза ее лучились, на щеках играл восхитительный румянец, и она сделалась «очень даже премиленькой», как выразилась Виолетта, вынужденная признать, что ее подруга значительно преобразилась.
— Думается мне, что всем этим превращениям мы обязаны ее кузнецу.
Сказала она однажды, когда выдалась свободная минутка между примерками, и Летти забежала к нам поболтать. Мы вдвоем поднялись наверх и закрылись в комнате, оставив в гостиной старушку Финифет, недовольную тем, что ей не удалось поучаствовать в нашей беседе и непременно наставить нас уму-разуму. С безмолвным укором Фини провожала нас взглядом, когда мы поднимались, и, казалось, что даже вязальные спицы в ее руках начали ворчливо отстукивать, сетуя на наши непутевые головы и баловство.
— Фини сейчас тяжело. Тетушка и Сибил практически весь день у вас в Оурунсби и ей некого поучить и не с кем поспорить, — заметила я, усаживаясь в кресло. Летти же забралась на кровать и устроилась по-турецки, сильно задрав платье и оголив стройные ноги. Я тот час же пожалела, что оставила Финифет внизу. Она, не считаясь с приличиями, тут же научила бы Виолетту правилам поведения юной леди на людях. И если бы хорошей затрещины оказалась не достаточно для понимания некоторых нюансов, то, не сомневаюсь, Фини применила бы и более действенное средство, от которого ее ученица вообще длительное время не смогла бы сидеть.
Но Виоллета не замечая моего недовольного взгляда, продолжала обсуждать Сибил:
— Ждет не дождется, когда этот чурбан решится сделать ей предложение. Как там его зовут: Бил… Том… Джон… А вспомнила — Сигизмунд! Хотя, нет…
Я немного отвыкла от колкостей и беззастенчивых издевок, которыми Виоллета неустанно награждала Сибил.
— Ах, представляешь, я тоже забыла имена твоих воздыхателей! — тут же выдала я, всплеснув руками. — Сколько их у тебя было? Помню только твоего «само совершенство» кузена Стивена, а еще виконта Хьюлиза, это который «лакомый кусочек»… И, конечно же, учитель танцев! О, какой был мужчина! А как же его звали то…
— Ну, хорошо, хорошо! — раздраженно согласилась Виолетта, и после короткой паузы обиженно добавила. — И почему ты всегда на ее стороне? Ты только и делаешь, что смеешься надо мной и всячески принижаешь. Ее отец был моряком! А все моряки — это чернь и сбежавшие преступники. Уже по этой причине мы не должны были допускать ее в свой круг. В конце концов, она нам никто, и мы не обязаны принимать ее близко к сердцу.
— Значит, вот как ты думаешь о своей подруге?
Видимо, услыхав угрожающие нотки в моем голосе, Летти пошла на попятную.
— Ты же знаешь, я этого ей никогда не скажу! Я всегда была рада нашей дружбе.
Ее кислый вид и не наигранное огорчение немного смягчили меня, но я прекрасно понимала, что Летти не хочет рисковать нашей с ней дружбой.
— Представь, — ответила я ей, — что о тебе, дочери всего лишь пятого сына графа, живущей в захолустье и не имеющей за душой ни гроша, думает единственная дочь герцога Эддингтона, наследница всех его огромных богатств, чей муж станет обладателем несчетного числа титулов. Не думаю, что во время сезона ты будешь хоть как-то конкурировать с ней, как бы страшна и глупа она ни была. Ты лишь букашка, недостойная находиться в ее кругу.
В этот раз Виолетта сердито взглянула на меня и ее губы искривились, словно она вот-вот потеряет над собой контроль. Но она упрямо фыркнула и схватила лежавшую сзади подушку, начав сердито наминать ее. Мне подумалось, что на месте подушки она представляет меня.
— Я не дура, и знаю, что мое положение не так высоко, как бы мне хотелось! Но мы должны считаться с определенными правилами и не поднимать всяких простолюдинов до нашего уровня, дав им понять, что мы можем быть равны.
— С каких пор ты решила считаться с правилами? — мне было тяжело слушать рассуждения Виолетты и оставаться спокойной. — Я очень ценю нашу дружбу, и не хотела бы из-за расхождения взглядов терять ее…
— И я тоже, Найти!
— Но я не могу быть равнодушной, когда ты не во что не ставишь Сибил! Она мне близка, так же как и ты. Мы уже не дети, чтобы говорить необдуманно, и не отвечать за свои слова.
— Давай не будем создавать друг другу мигрень! — раздраженно воскликнула Летти. — Опять эти проповеди! Что бы я ни сделала, что бы ни сказала, ты непременно поднимаешь шум. Тебе все не по вкусу! Почему ты всегда стараешься испортить мне настроение?
— А почему ты до сих пор ведешь себя как капризный ребенок!
— Зато ты у нас всегда была взрослая, и твоей серьезности с лихвой хватало на нас двоих.
Виолетта легкомысленно засмеялась, из чего я поняла, что этот спор ей надоел, и она хочет поскорее завершить его. Но тем не менее она не оставила презрительного тона, когда продолжила говорить о Сибил и Рэе. Наш разговор лишь подтвердил мои подозрения, что за всем ее показным презрением и насмешками скрывалась жгучая зависть.
— Фи, тоже мне поклонник! — Летти сморщила нос, словно ей неприятно само воспоминание о Рэе. — У него не лицо, а один сплошной угль. А руки! Ты видела его руки! Да он такими лопатами запросто прибьет, когда обниматься полезет!
— Попробуй целый день молотом постучать — и твои белоснежные ручки станут не менее привлекательными.
— Из-за своего скудоумия он и двух слов связать не может. Разве он расскажет женщине о ее несравненной красоте и совершенстве!
— Рэй не из тех, кто чешет языком по пустякам. И вообще, если женщина сама без чьей либо помощи не может понять, что она красива, значит она не так уж и совершенна, а, скорее всего, глупа или слепа.
— Твоя манера мыслить, несомненно, приведет тебя к печальному финалу старой девы, — съязвила Летти. — Ни один мужчина не одобрит твоих возмутительных высказываний.
— Если ум — это прерогатива старой девы, то я буду рада стремиться к подобному финалу. Возможность свободно высказывать разумные мысли, даже будучи старой девой, намного достойнее, чем всю оставшуюся жизнь разыгрывать глупую дурочку в угоду мизерным умственным способностям мужа.
— Я всегда считала тебя немного странной, Найтингейл!
Летти жалостливо посмотрела на меня, словно разглядела во мне пропащего человека. Но уже в следующий момент она, по своему обыкновению, перескочила на другую мысль:
— Тебя не печалит то невероятное обстоятельство, что самая невзрачная из нас получает первый приз. Это несправедливо! Из нас троих — я первая должна выйти замуж!
— А почему это меня должно печалить? Наоборот, я радуюсь тому, что Сибил встретила достойного человека и любима им. А участвовать в борьбе за первый приз и при этом чувствовать себя лошадью на скачках меня как-то не прельщает.
— Матушка говорит, что это счастливое событие случится не скоро, — заметила она, обдумав мои слова и решив, что лучше всего пропустить их мимо ушей. — А наши сороки про них уже всласть растрещались! Не удивлюсь, если начнут болтать об их бегстве в Гретна-Грин. Кстати, здесь последними, кто совершил этот скандальный побег, были твои родители. И для них все закончилось не так уж радужно!
Трудно было ожидать, что у Виолетты со временем появится хоть капелька деликатности, которой она всегда была полностью лишена. Напротив, ее бесцеремонность возросла и временами становилась крайне неприличной, направленной на то, чтобы ранить человека.
— Тебе незачем лишний раз напоминать мне об этом! — сказала я резко.
Она опустила глаза.
— Ах, ну да, прости! А Сиб тебе ничего не говорила?
— Нет. Она полностью поглощена твоим гардеробом.
— Вот уж не полностью! Там же нечего делать! — возмутилась Летти. — Всего то несколько новых платьев. И скажу честно, она не слишком усердна! Я постоянно замечаю за ней неряшливые швы с грубыми стежками. То, что я ее подруга, еще не значит, что можно халтурить!
Ее возмущение я благополучно игнорировала. Потому как, зная ее характер, я была уверена, что на мои протесты, она найдет еще кучу недостатков в работе Сибил и заодно припишет погрешности и тетушке Гризельде, лишь бы настоять на своем и потешить самолюбие.
— А потом ты забываешь, есть еще и миссис Пешенс, тетя Сибил, — продолжила я, после того как она замолкла. — Еще неизвестно, как отнесется она ко всему происходящему.
— Сиб не такая дура, чтобы упускать возможность обзавестись мужем, быть может, для нее единственную, из-за какой-то сумасшедшей тетки.
— И все же Тильда Пешенс единственная ее родственница. Сибил хотела получить благословение, прежде чем войдет в другую семью.
— Ну, тогда она будет ждать до самой смерти. Тетка даже не принимает ее и отказывается видеть. Какие тут могут быть надежды?
— Сибил все же надеется.
— Ну, и гусыня! — пренебрежительно отозвалась Летти.
Откинувшись и подняв глаза к потолку, где над кроватью на атласных голубых лентах висели серебряные колокольчики, она опять сменила тему и принялась мечтать о Лондоне. От балов и маскарадов, захвативших ее, Летти перешла к перечислению светских мест, где непременно следует побывать, а также нужных людей, с которыми необходимо свести знакомство.
— Мы выписали у родственников отца все номера Таймс, чтобы быть в курсе светских новостей. Они обещали присылать нам каждый месяц новые. До чего же неприятно находиться в положении бедных родственников. Отец не хочет и слышать о лондонской подписке. Для его умственных процессов достаточно еженедельно читать «Уилтширский вестник».
— Полагаю, к сезону ты все же будешь во всеоружии, как в знании нужных имен, так и в обладании правильными знакомствами.
— Моя бабка, графиня Уэстермленд, обещала свое покровительство и на время сезона предложила пожить у себя в Кенсингтоне. Представляешь, Кенсингтон! — Летти мечтательно закатила глаза и вздохнула. — Ах… там кругом одна роскошь. А графский особняк — восхитителен! Он такой огромный, аж дух захватывает! Одно только парадное крыльцо в два раза больше, чем холл в Оурунсби.
— И, наверное, там самые прекрасные соседи, которых можно только желать: герцоги, маркизы и прочая титулованная нечисть.
Моя насмешка не достигла цели. Виолетта была настроена не замечать колкостей, когда предавалась мечтам о будущих успехах.
— Бабка должна замолвить за меня словечко перед влиятельными особами. Хоть в этом от нее будет какая-то польза, ну и, конечно же, Кенсингтон… Она слишком стара, чтобы сопровождать меня на балах и развлечениях. Для этого мы и нанимаем маркизу Грэдфил.
— А твои многочисленные дяди и тети? Разве они не могут предложить тебе попечительство?
— Я не знаю, почему отец не желает, чтобы я дебютировала вместе с кузинами.
— Мне кажется, я понимаю почему, — хитро сказала я. — Против не твой отец, а родственники — ведь кузинам также нужны мужья. А когда поблизости ты, все мужчины внезапным образом слепнут, и прелести других девиц остаются незамеченными.
Ей польстило мое замечание, и она самодовольно заулыбалась.
— Мой дебют будет стоить целого состояния, так говорит отец. И он возлагает большие надежды, что в свой первый выход я обручусь с человеком влиятельным и располагающим средствами. Тогда избавлю их от расходов на следующий сезон, которые они вряд ли потянут.
— И ты согласна с таким расчетливым подходом к браку? А как же любовь?
— Глупая! — Летти засмеялась. — При чем здесь любовь? Муж обеспечит мне достойную жизнь. И не важно, какие чувства я к нему испытываю, если он оплачивает мои аппетиты. Я буду ценить его до самой смерти, а то и после, если он оставить меня богатой молодой вдовушкой.
— А аппетиты у тебя зверские, к слову сказать, — поддела я ее. — Ты голодна, как волк, когда дело касается развлечений и драгоценностей.
Она с достоинством выпрямилась и, гордо выпятив подбородок, сообщила:
— Естественно! Чем эффектнее женщина, тем ярче ее желания и неумеренней потребности.
Я от души расхохоталась.
— Ну что ж, от всего сердца желаю тебе, чтобы возможности и размер кошелька твоего будущего мужа всегда совпадал с твоим нескромным самомнением.
В ответ на это пожелание она ответила весьма выразительно, запустив в меня пуховой подушкой. Но та не долетела до кресла, а повисла на низком кроватном столбике, венчавшемся деревянной шишкой. Послышался резкий звук рвущейся ткани и на пол посыпался густой ворох белых перьев. Увидев, какой неожиданный поворот приняли события, Летти решила не останавливаться на этом. Соскочив с кровати, она загребла целую охапку перьев и одним прыжком преодолела расстояние до кресла, в котором сидела я и, к своему стыду, пребывала в некотором ступоре. Под раскатистое «у-у-у-ух» она вывалила все это пушистое счастье мне на голову и в полном восторге от своей детской проделки захлопала в ладоши и закружилась по комнате. Пуховый душ привел меня в чувство и я, прежде чем Летти заметила, схватила вторую подушку, лежавшую на кровати.
Когда на крики и возню в комнату влетела запыхавшаяся Финифет, ее глазам предстала картина крайне необычная для тихого домика, где живут скромные и весьма достойные леди. Мы с Виолеттой, хохоча, прыгали по комнате и колотили друг друга наполовину опустевшими наволочками. А вокруг нас бушевала белоснежная буря, оседая спутанными комочками пуха на опрокинутом кресле, развороченных матрасах и, неизвестно как оказавшейся на нашем пути, глиняной ночной вазе, увы, разбитой вдребезги.
— Мисс Сноу, вы ведете себя неблагородно, — с титаническим спокойствием произнесла Финифет. — Разве вам не говорили, что битьё подушками своих собеседников не практикуется в приличном обществе?
Она, не моргая, смотрела на нас своими цепкими глазками и ни одна эмоция не отразилась на ее заостренном лице.
— Разве? — крикнула я, уворачиваясь от Леттиного снаряда. — Кажется, и в моем воспитании есть множество белых пятен. Обещаю, если когда-нибудь окажусь в Букингемском дворце или Сент-Джеймсе, то не буду набрасываться с подушкой на каждого, кто будет мне представлен. Иначе в «списке придворных дам» отметят, что я не слишком благородная леди.
Острый нос Финифет дернулся, но ответила она также хладнокровно, как и до этого:
— Когда закончите… э-э… общение, я буду рада, если вы соблаговолите позвать меня, мисс Сноу. Думаю, мы прямо сегодня и начнем устранять ваши «белые пятна». Вы как предпочитаете обучение: аристократическим способом, то есть, розгами; или же, как принято в деревнях, — палкой?
ГЛАВА 12
Маркиза достигла Гарден-Роуза к полудню. Весть о ее приближении, благодаря мальчишкам, специально отправленным контролировать ситуацию на дороге, стремительно распространилась от дома к дому. И когда изящная карета с лакированными дверцами и старым грумом на запятках въехала в деревню, то многие жители высыпали на улицу, чтобы приветствовать знатную особу. Вероятно, никогда прежде тщеславие маркизы не было удовлетворено таким обильным почтением. Убранная занавеска в окне кареты, свидетельствовала о благоприятном впечатлении, которое произвели на нее низкие поклоны и глубокие приседания. От избытка удовольствия и в угоду своему самолюбию маркиза пошла на более решительные действия и продемонстрировала встречавшим ее узкую, отяжеленную огромными перстнями руку в шелковой перчатке.
Этот царственный жест вызвал у нас с Сибил улыбку. Стоявшая рядом с нами величественная, несмотря на богатство оборок на лиловом платье, тетя Гризельда заметила наше неуместное веселье, гласно цыкнула и погрозила нам розовым зонтиком.
В этот день тетя в качестве главы комитета обязана была находиться с Тернерами в Оурунсби. Миссис Додд, как ни шли ее желания вразрез с желаниями самого комитета, вынуждена была согласиться, что мисс Уилоуби, как дочь виконта, обладает большими привилегиями, и именно она достойна засвидетельствовать от имени всех добропорядочных жителей Гарден-Роуза глубокое почтение и искреннюю радость от столь приятного присутствия, которым удостоила этот тихий уголок маркиза.
Накануне вечером тетя выразила явное сомнение в успехе поставленной перед ней задачи.
— Вот ведь, наслал на меня бог казнь египетскую! Разве я гожусь для этой парадной миссии?! — сетовала она, отточенными движениями сматывая высушенную пряжу. — Я не настроена метать бисер перед какой-то залетной штучкой!
— Боюсь, вашей генеральской выправкой вы только напугаете маркизу, — вклинилась я.
— Ты, безусловно, права, Роби! Нужно смягчить свой образ. Думаю, лиловое платье подойдет как нельзя лучше, — она задумчиво почесала подбородок. — Пышнее рюши на груди, побольше нижних юбок, на поясе розовый кушак, завязанный легкомысленным бантом. И еще обязательно та розовая шляпка со страусиными перьями и в тон ей зонтик с бахромой…
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |