ются столь странными проблемами.
Теория познания - сердце и душа философии в том виде, в
каком она существовала с начала XVII в. Большинство самых круп-
ных философов - Декарт, Лейбниц, Локк, Беркли, Юм, Кант -
сделали эпистемологические исследования главной частью своей
работы. Если мы не можем осознать, что заставило их столь се-
рьезно заняться вопросами, которые кажутся нам странными се-
годня, то мы не можем действительно понять философию в том
виде, в каком она существовала в течение последних четырех веков.
Во-вторых, кажущиеся странными проблемы современной теории
познания (в философии с 1600 г. все называется <современным>)
непосредственно связаны с одной из ведущих культурных и интел-
лектуальных черт развития постсредневекового мира, а именно с
устойчивым движением к радикальному индивидуализму в религии,
политике, искусстве и литературе, а также в философии. Хотя эпис-
темологические загадки философии XVII и XVIII вв. кажутся на
первый взгляд странными и не имеющими отношения к интуиции,
они оказали глубокое влияние на то, как рисовали художники,
писали поэты, каким образом теологи интерпретировали Слово
Божие, и даже на те способы, которыми экономисты, политологи и
социологи объясняли нашу коллективную социальную жизнь. Так
что приятно это или нет, в этой главе мы будем заниматься несколь-
ко более сложной философией.
По общему признанию, человеком, который открыл новую
теорию познания, был француз, родившийся в 1596 г., по имени
Рене Декарт. Действительно, хотя Декарт за 54 года своей жизни
написал ряд значительных работ, в которых обсуждались пробле-
мы математики, физики и других наук, в том числе и философии,
мы можем точно назвать философскую работу, которая знамену-
ет собой начало современной философии в том ее виде, в каком
мы изучаем ее сегодня. Эта честь по праву принадлежит работе в
семьдесят страниц, озаглавленной <Размышления о первой фи-
лософии> и опубликованной Декартом в 1641 г.
ИСААК НЬЮТОН
(1642-1727)
был величайшим физиком современной эпохи. Ньютон написал
революционную работу о законах оптики, сделал расчеты и завер-
шил теоретическое объединение теорий Галилея и Кеплера.
XVII в. был веком научных гигантов, но среди подлинно ве-
ликих мыслителей, усилиями которых было создано то, что из-
вестно сегодня как современная наука, только немец Готфрид
Лейбниц и англичанин Исаак Ньютон могут встать рядом с Де-
картом. Вероятно, вы уже встречали имя Декарта, или, по край-
ней мере, имели дело с одним из его достижений, так как именно
он открыл то, что называется аналитической геометрией. (Вот
почему, когда вы чертите график и ставите на нем точки, вам
говорят, что вы пользуетесь <декартовой> системой координат.)
Декарт родился три четверти века спустя после того, как
Мартин Лютер начал протестантскую Реформацию, прибив гвоз-
дями свои знаменитые тезисы к дверям церкви в Виттенберге.
Сам Декарт был и всю свою жизнь оставался католиком; свое
начальное образование философ получил у иезуитов. Однако если
сущностью протестантской Реформации был отказ от религиоз-
ной власти института церкви и акцент на первичности индивиду-
ального сознания, то ясно, что Декарт был интеллектуально и
эмоционально крайним протестантом. Ведущей нотой его рабо-
ты на протяжении всей жизни был бескомпромиссный отказ от
общепринятого мнения, установившейся доктрины и власти пред-
шественников и совершенно индивидуалистическое требование
приятия только тех истин, которые его собственный разум может
признать доказанными.
Когда ему было едва за двадцать, интерес Декарта был обра-
щен к математике и физике - областям, в которых в то время
доминировали концепции и методы почти двухтысячелетней дав-
ности. Новые захватывающие открытия были сделаны в обоих
областях, и Декарт, как и многие молодые гении, устремился в
эту сферу. В ночь на 10 ноября 1619 г. двадцатитрехлетний Декарт
увидел три сна, которые, как оказалось, перевернули всю его
жизнь. Он говорил и писал о них впоследствии как о поворотной
точке своей карьеры. Я не буду пробовать свои силы на поприще
интерпретации снов. Как совершенно ясно показал З. Фрейд, когда
он впервые описал психоаналитический метод интерпретации
снов, нельзя понять, что означает сон человека, который его
увидел, до тех пор, пока вы не сможете добиться того, чтобы этот
человек сам рассказал вам об этом сне. Не существует никакой
кодовой книги символов сновидений, в которой вы можете найти
значение образов падения или зеркала, или чего-либо еще. Но
сам Декарт интерпретировал свои сны как знак того, что он
должен посвятить свою жизнь открытию новой объединенной
теории Вселенной, основанной на математике, - то, что вы
сегодня назвали бы математической физикой.
Важной частью плана Декарта, что для нас существенно, явля-
ется не новая наука, которую он разработал, а его концепция мето-
да, с помощью которого он должен был проводить исследования.
Декарт посвятил большую часть размышлений проблемам интел-
лектуального и научного метода, и его вклад в эту область более
революционен, чем, скажем, его математическая и научная рабо-
та. Декарт не публиковал ничего из своих исследований в моло-
дости, несмотря на то, что сделал ряд важных открытий в 20-30
лет. В 1637 г., когда ему было уже за сорок, он выпустил в свет свою
первую печатную работу, озаглавленную <Рассуждение о методе,
чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках>.
В этой частично автобиографической, частично философской рабо-
те он излагает четыре правила, которые, как он утверждает, являют-
ся достаточными для того, чтобы направлять свой разум. Мы при-
водим эти правила так, как их излагает Декарт:
Первое - никогда не принимать за истинное ничего, что я не при-
знал бы таковым с очевидностью, т.е. тщательно избегать поспеш-
ности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что
представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим обра-
зом не сможет дать повод к сомнению.
Второе - делить каждую из рассматриваемых мною трудностей
на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить.
Третье - располагать свои мысли в определенном порядке, на-
чиная с предметов простейших и легкопознаваемых, и восходить
мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных,
допуская существование порядка даже среди тех, которые в естест-
венном ходе вещей не предшествуют друг другу.
И последнее - делать всюду перечни настолько полные и обзо-
ры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не
пропущено.
РЕНЕ ДЕКАРТ. <Рассуждения о методе>
[Декарт Р. Сочинения в 2-х томах.
М., 1989. Т. 1. С. 260]
ФРЕНСИС БЭКОН
(1561-1626)
английский философ - эмпирик. В большой работе Бэкона <Но-
вый Органон> изложены правила исследования природы с целью
познания внутренней сущности вещей и функционирования фи-
зических процессов.
Когда вы впервые читаете это, вовсе не кажется, что это нечто
очень значительное, не так ли? Избегайте предвзятого мнения,
не принимайте ничего на веру, будьте внимательны, подходите к
решению проблемы постепенно и в свое время, соблюдайте по-
рядок и т.д. Это скорее похоже на руководство по использованию
решетки для зажаривания мяса на вертеле во время пикника, чем
на великую революцию в философии. И, действительно, Лейб-
ниц однажды заметил довольно саркастически, что знаменитый
<метод> Декарта выпарился, превратившись в следующее изрече-
ние: <Возьмите то, в чем вы нуждаетесь, и сделайте то, что вы
должны сделать, и вы получите то, что вы хотите>. Но первые
впечатления часто неправильны (как указывал сам Декарт), и в
этом случае Лейбниц был скорее умен, чем мудр.
Реальное значение метода Декарта заключается в двух чертах
и в следствии, вытекающем из них. Поскольку то, что является
следствием, легче понять, если дать ему какое-нибудь название,
то разрешите сказать, что метод Декарта - это одновременно
метод вопрошания и метод сомнения и что следствием этих двух
методов является философская трансформация, известная как
эпистемологический поворот. Теперь, если вы аккуратно подчерк-
нули эти три термина красным, желтым или голубым карандаша-
ми, мы можем попробовать как-то пояснить их.
Прежде всего, метод Декарта - это метод вопрошания. Други-
ми словами, - это метод доказательства того, что вы уже знаете,
или усовершенствования вашего знания путем его систематиза-
ции. Вспомните о традиционной Евклидовой геометрии. На пер-
вой странице учебника геометрии (по крайней мере, это было
так, когда я ходил в школу) вы находите определения, аксиомы и
постулаты. Это - самая простая, самая основополагающая часть
геометрической теории, но едва ли это первые моменты, которые
придумал бы настоящий математик, занимаясь геометрией. За-
тем идут теоремы, каждая из которых аккуратно, шаг за шагом,
выводится из аксиом или из предварительно доказанных теорем,
вплоть до того, что требовалось доказать. Возможно, таков был
путь, которым Евклид излагал свои доказательства, но наверняка
это не тот путь, которым он их открыл! Вероятнее всего, когда он
хотел что-нибудь доказать (скажем, теорему о том, что линия,
делящая пополам угол равнобедренного треугольника, перпенди-
кулярна основанию), он чертил диаграмму, пробовал разные ва-
риации с линиями, проверял, нет ли чего-либо, что было бы
равным чему-нибудь еще, разбирался так или иначе с выводом и
снова обращался к посылкам до тех пор, пока доказательство,
наконец, не было найдено. Таким образом, его метод вопрошания
- его путь нахождения чего-либо - был совершенно отличен от
его метода доказательства или его изложения. Правила для ума
Декарта, очевидно, должны послужить руководством для челове-
ка, который пытается разрешить какую-либо проблему или про-
анализировать какое-либо явление. Другими словами (и это ока-
зывается на самом деле очень важным), он принимает точку
зрения человека, который еще не знает нечто, но пытается от-
крыть это нечто с помощью своего ума, а не исходя из точки
зрения учителя или эксперта, которые совершенно уверены в
том, что они знают нечто, и просто пытаются объяснить это
кому-нибудь еще.
Во-вторых, метод Декарта - это метод сомнения. Его первое
правило: <никогда не принимать за истинное ничего, что я не
признал бы таковым с очевидностью>. Насколько радикальным
будет это правило, зависит от того, как мы интерпретируем фразу
<признать с очевидностью>. Если Декарт просто хочет остановить
нас и заставить подумать прежде, чем мы скажем, что мы уверены
в чем-то, как ведущий викторину может сделать паузу перед
ответом на вопрос о самом крупном выигрыше, то тогда, очевид-
но, что это правило не делает интеллектуальной революции.
Однако, как вы увидите немного позже, когда будете читать от-
рывок из <Размышлений о первой философии>, Декарт имел в
виду немного большее, когда говорил, чтобы мы не принимали
чего-то до тех пор, пока не сможем <признать с очевидностью>,
что это истинно. Он имеет в виду, что мы должны отказываться
принимать нечто, как бы до этого ни были уверены в этом, как бы
много людей ни верило в это, сколь бы очевидным это ни каза-
лось до тех пор, пока мы не сможем быть абсолютно уверенными
в том, что это на 100% верно. Если же существует малейшее,
самое смутное, самое слабое сомнение относительно истинности
подобного факта, то мы не должны его принимать. Но тогда
возникает множество вопросов. Например, я совершенно уве-
рен, что Вашингтон, округ Колумбия, является столицей США.
Если вы спросите меня, почему я могу быть так уверен в этом, я
скажу вам, что я прочел это в книгах по истории и управлению,
что я слышал, как о Вашингтоне сотни раз говорили по телеви-
зору как о <столице нашего государства>, что я был в Вашингтоне
и пробыл целый день в галерее посетителей в Сенате и т.д. Но
становится ли это мое утверждение абсолютно, стопроцентно
верным? Не могу ли я быть не прав? Речь идет не о том, что я не
прав, а о том, возможно ли это логически? Возможно, не правы
книги; может быть, на самом деле я был в Филадельфии, когда я
думал, что был в Вашингтоне; и действительно, может быть,
затевается большой заговор, чтобы одурачить меня и заставить
думать, что Вашингтон является столицей. Я не могу представить
себе, зачем кому-то понадобилось затевать всю эту путаницу, но
это возможно. Представьте себе следующее: я написал фантасти-
ческий рассказ о таком заговоре, и хотя вы могли бы сказать, что
это едва ли вероятно, вы не могли бы сказать, что эта история
совершенно невозможна.
Конечно, вы можете возражать, что если Декарт хотел интер-
претировать фразу <признать с очевидностью> именно так, то
все, во что человек когда-либо верил, надо выбросить в окно! Я
мог бы точно так же сомневаться в том, что существуют Соеди-
ненные Штаты Америки, или земля, или человеческая раса, или
пространство, время и Вселенная. Если я начну отказываться
принимать такие вещи, то, возможно, я могу начать сомневаться
в том, что дважды два - четыре. В конце концов, если вероятно,
что предпринимается гигантский заговор для того, чтобы обма-
нуть меня и заставить поверить, что Вашингтон не есть столица
США, то, возможно, что некий могущественный злонамеренный
демон проник в мой мозг и обманывает меня, заставляя думать,
что два плюс два - четыре, когда в действительности это будет
пять. Может быть, всякий раз, когда я беру два предмета и поме-
щаю их рядом с двумя другими, этот демон незаметно крадет
один из них так, что когда я считаю их, то получаю только четыре
вместо пяти - число, которое в действительности является пра-
вильным ответом!
Насколько бы странным это ни выглядело, но Декарт имел в
виду именно это. Когда он говорит о том, чтобы не принимать
ничего неопределенного, он подразумевает именно ничего. Вы
мне возразите, что это безумие! Мы должны с чего-то начинать.
Ведь если я начну сомневаться во всем, к чему можно отнестись
хоть с минимумом возможной неуверенности, то я, вероятно,
должен начать сомневаться в своем существовании! Возможно, я
вообще не существую; может быть, этот злой демон дурачит меня
относительно меня самого точно так же, как относительно про-
стой арифметики! Нет, говорит Декарт, делая один из самых
драматических шагов в истории философии. Сомневаться можно
во всем, но нельзя сомневаться в своем собственном существова-
нии. Это, и только это, есть истинное основание, непоколеби-
мый первый принцип, фундамент, на котором будет воздвигаться
все остальное наше знание. Но как ему удастся доказать то, что
я не могу рационально сомневаться в своем собственном сущест-
вовании, если он создал такой строгий критерий достоверности,
что буквально все, во что я когда-либо верил, не выдерживает
встречи с ним? Вы увидите это, когда прочтете его <Размышле-
ния>. Я не хочу отделаться от следствия, просто отринув его.
Доказательство Декарта о его собственном существовании - одна
из вершин в истории философии. Это также вершина необуздан-
ного индивидуализма в западной цивилизации. Вообразите себе
философа, который предлагает основать целое здание научного,
математического и религиозного знания не на коллективном зна-
нии и мудрости человечества, не на фактах, полученных в лабо-
ратории, не на существовании Бога, и даже не на фундаменталь-
ных принципах логики, а просто на факте своего собственного
существования.
Когда метод вопрошания комбинируется с методом сомне-
ния, начинается трансформация самой природы философии. Эта
трансформация, которую я называю эпистемологическим поворо-
том, потребовала для своего завершения полтора века. Эпистемо-
логический поворот не был завершен вплоть до кантовской <Кри-
тики чистого разума>; после этого вся философия настолько из-
менилась, что сами вопросы, которые философы ставили, а так-
же ответы, которые они давали, очень мало походили на то, что
было написано до <Размышлений>. Эпистемологический пово-
рот очень простое, но хитрое понятие. Даже после того, как вы
схватили его смысл, вы обнаруживаете, что он ускользает от вас.
Подобно эйнштейновскому понятию относительности или живо-
писи Пикассо, он заставляет вас смотреть на привычные вещи
совершенно по-другому.
Сердцевина Э.П. (философы сегодня любят сокращать на-
именования, так что давайте использовать аббревиатуру Э.П. для
обозначения выражения эпистемологический поворот) - не более
чем обращение назад в постановке двух основных вопросов фи-
лософии. Со времен древних досократовских космологов до эпо-
хи Декарта на первое место философы ставили вопросы о том,
что существует, о природе Вселенной, и только потом вопрошали
о том, что я могу знать относительно того, какова природа Все-
ленной. Это означает, что философы считали, что вопросы бытия
имеют превосходство и что они важнее вопросов познания. Арис-
тотель, например, называл тексты, в которых он обсуждал вопросы
бытия, <Размышлениями о первой философии>. Он не имел в виду
того, что эти очень трудные, очень абстрактные очерки должны
стать первыми философскими работами, которые будет читать сту-
дент. Он имел в виду то, что вопросы о природе бытия были логи-
чески первичными, или более фундаментальными, самыми ос-
новными вопросами, с которыми следует иметь дело.
Конечно, Аристотель и многие другие из его предшественни-
ков и последователей обсуждали природу знания. Они рассуждали
о природе разума, о роли чувств (зрения, слуха, осязания и т.п.) в
познании, о роли аргументации, о границах человеческого знания и
о многом другом. Но они считали, что эти эпистемологические во-
просы вторичны, менее важны, чем вопросы о природе Бога, реаль-
ности пространства и времени, и все другие вопросы, имеющие
отношение к <первой философии>, или, как мы ее называем се-
годня, к метафизике. Таким образом, мы можем обобщить пред-
ставление о философии, которая предшествовала Декарту, ска-
зав, что в ней метафизика брала верх над эпистемологией.
Два метода Декарта - метод вопрошания и метод сомнения -
результат пересмотра предшествующего положения вещей. По-
нятые в строгом смысле слова и проводимые с последовательнос-
тью и твердостью, которых сам Декарт никогда не достигал, эти
два метода заставили философов отложить вопросы бытия до тех
пор, пока они не разрешат вопросов познания. А сам этот факт,
в свою очередь, изменил значение вопросов о бытии так, что ко
времени, когда революция, начатая Декартом, пошла своим хо-
дом, метафизика старого типа закончила свое существование, а
эпистемология нового типа заняла ее место в качестве <первой
философии>. Давайте теперь посмотрим, как два метода Декарта
начали эту трансформацию. Прежде всего, как мы отмечали,
метод вопрошания требует того, чтобы мы приняли точку зрения
человека, который не знает, но пытается узнать, а не точку зре-
ния человека, который знает нечто и пытается это объяснить.
Более того, этот метод учит нас подходить к проблемам по поряд-
ку, т.е. не переходить к следующему вопросу, не разрешив
предыдущего. В истории английского всеобщего права существу-
ет известный случай, восходящий к средним векам, который ил-
люстрирует скрытую силу декартова правила. Джон возбуждает
уголовное дело против Смита и требует возмещения убытков,
утверждая, что Смит взял у него взаймы кувшин для воды и
вернул его разбитым. Защита Смита была классическим приме-
ром того, что мы теперь называем <парламентской обструкцией>.
<Во-первых, - утверждает он, - кувшина не было; во-вторых, я
его не брал взаймы; в-третьих, он был целым, когда я его вернул;
и в-четвертых, он был расколот, когда я его брал взаймы>. Смит
не был сумасшедшим. Он просто говорил Джону: <Прежде чем я
заплачу тебе какие-то деньги, ты должен будешь доказать каждую
отдельную деталь в твоей истории. Ты должен доказать прежде
всего, что кувшин существует; затем, что я занимал его; потом,
что я вернул его не в целом состоянии; и после этого ты должен
доказать, что он не был разбит, когда я его занимал, но был
разбит, когда я его возвращал>. Таким образом, юридический
смысл этой истории состоит в том, что доказать один из пунктов
может оказаться намного сложнее, чем доказать какой-либо дру-
гой, а Джон должен доказывать их все, чтобы получить компен-
сацию за убытки. Если он выбросил кувшин после того, как ему
его вернули, то, вероятно, у него возникнут затруднения с дока-
зательством того, что кувшин когда-либо существовал вообще.
Но даже если он сохранил его осколки, у него, возможно,
возникнут трудности с доказательством того, что он не был
треснут, когда он его одалживал Смиту. И так далее. Когда в
случае судебного разбирательства защита соглашается не под-
вергать сомнению некоторые утверждения истца о фактах су-
дебного дела, это называется <оговариванием некоторых усло-
вий>. Первое правило Декарта требует от нас не оговаривать
никаких условий.
Например, в начале книги под названием <Физика> Аристо-
тель говорит, что предметом физики является движение, или
даже объекты, находящиеся в движении. Если кто-то захочет
отрицать, что в мире существует движение (как на самом деле
отрицали некоторые философы), то учебник по физике - не
подходящее место, чтобы спорить об этом. <Мы, физики, - пи-
шет Аристотель, - должны принимать как данное то, что вещи,
которые существуют по своей природе либо все, либо некоторые
из них, находятся в движении... Никакой ученый не в состоянии
разрешить все трудности, которые могут возникнуть, но только
те, которые выведены ошибочно из принципов науки>. Декарт
принимает противоположную точку зрения. Прежде чем мы мо-
жем начать заниматься физикой, мы должны доказать, что суще-
ствуют тела, которые находятся в движении в пространстве. Как
только мы установили это, мы можем приступать к эксперимен-
там и наблюдениям, выводам и доказательствам, которые разра-
ботали ученые в своих исследованиях природы. Но до тех пор,
пока мы не показали, что природа существует, до тех пор, пока
мы, подобно Джону, не доказали, что существует кувшин, до тех
пор мы должны отложить такие исследования. Мы не должны ого-
варивать условия существования Вселенной.
Вторая половина Декартова метода - метод сомнения - ос-
ложняет положение дел еще в десять раз. Отказавшись оговари-
вать условия существования чего-либо, даже существования мира,
Декарт теперь настаивает на том, чтобы стандартом строгости
доказательства стала абсолютная достоверность. В суде спраши-
вают, является ли дело доказанным <в пределах разумного сомне-
ния>. Существует огромная разница между абсолютной достовер-
ностью и <достоверностью в пределах разумного сомнения>. Я
совершенно уверен, что мой автомобиль не превратится в удава-
боа и не задушит меня до смерти, когда я застегну свои защитные
ремни. Я в этом достаточно уверен, чтобы давать свою голову на
отсечение каждый день, когда я еду куда-либо. Мое убеждение
находится в пределах разумного сомнения. Но если Декарт спра-
шивает меня, могу ли я быть уверенным в том, что мой автомобиль
не превратится в удава, я должен ответить, что, конечно, я не
могу исключить это как абсолютно невозможное. Я могу в конце
концов вообразить себе некую таинственную планету где-то в
галактике, где автомобили превращаются в удавов. В некотором
роде это не более странно, чем тот факт, что гусеницы превраща-
ются в бабочек.
ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ СКЕПТИЦИЗМ - учение о том,
что никакому из наших знаний о мире нельзя дать никакого аде-
кватного подтверждения, даже таким устойчивым основополагаю-
щим знаниям, как то, что существует физический мир, что у меня
есть тело, что солнце завтра взойдет или что огонь дает тепло.
Цель эпистемологического скептицизма - обратить наше внима-
ние на взаимоотношение между нашим знанием и его подтвержде-
нием, а вовсе не в том, чтобы заставить нас перестать знать что-
либо вообще.
Соединение этих двух методов, оказывается, приводит нас к
тому, что философы называют <скептицизмом>. Если мы не мо-
жем перейти к B, пока не докажем A, и если, чтобы доказать A, мы
должны установить это с абсолютной достоверностью, тогда это
становится похожим на то, что будет очень трудно доказать что
бы то ни было. Вместо того, чтобы блуждать по всему миру,
изучая звезды, планеты, происхождение жизни, функционирова-
ние человеческого тела, законы общества или движение волн, мы
окажемся загнанными в угол, пытаясь определить, как сделать
шаг A, чтобы можно было сделать шаг B.
Итак, если ваш автомобиль в порядке, то вы поедете путеше-
ствовать и будете осматривать окрестный пейзаж. Но если ваш
автомобиль не трогается с места, то вы открываете капот двига-
теля и осматриваете мотор. Точно так же, если ваша машина в
порядке, то вы путешествуете по миру познания, осматривая
одну интересную область за другой; но если ваша логическая
машина ломается - если ваши правила вопрошания и доказа-
тельства не позволяют вам легко продвигаться от одной истины
к другой - то вы останавливаетесь, поднимаете крышку вашего
разума (который, в конечном счете, и есть ваша логическая ма-
шина) и очень внимательно смотрите, что там не в порядке.
Короче говоря, вы начинаете анализировать и изучать процесс, с
помощью которого вы познаете что-либо. Эпистемология есть
изучение способов, которыми мы познаем, изучение правил рас-
суждения, границ того, что мы можем познать, и критериев или
стандартов для суждения о том, является ли предполагаемое зна-
ние действительно знанием. Если мы будем следовать правилу
Декарта, то мы не сможем предпринять научное или метафизи-
ческое путешествие по Вселенной до тех пор, пока мы не выве-
рим наши средства перемещения - сам наш познавательный
процесс - и не будем уверены в том, что он приведет нас туда,
куда мы хотим прийти.
Сам Декарт никогда так и не осознал всего значения той
революции, которую должны были произвести эти два его мето-
да. Он думал, что создает основание для новой единой системы
научного знания, свободной ото всех ссылок на традицию, муд-
рость предшественников или старые концепции аристотелев-
ской метафизики. Как оказывается, он все еще предполагал,
что вопросы бытия будут первичными по отношению к вопро-
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |