– Мне все равно, кто ты, – продолжал настаивать Штефан. – Во имя того, что мы пережили за эти несколько дней, отпусти меня. Я освобожу Валерию, и ты никогда больше о нас не услышишь…
Петер стремительно опустился на колени и наставил указательный палец на своего пленника.
– Ты никуда не пойдешь, – сказал он, и вдруг глаза его закрылись.
Острая боль пронзила мозг. Петер застонал. Штефан подумал, что его компаньон теряет сознание. Он увидел, что кулаки Петера судорожно сжались.
– Штефан, выслушай меня, – попросил Петер.
Ожидая худшего, Штефан поспешно кивнул, соглашаясь. Он боялся. Он чувствовал, что его жизнь в опасности. Петер был рядом, очень близко, и такого взгляда, как сейчас, Штефан у него никогда не видел. Все лицо его вдруг переменилось: губы стали тоньше, исчезла присущая юности свежесть. Петер изменился. Он постарел.
– Я не знаю точно, что со мной произошло, – начал голландец, – но я чувствую, что эксперимент с пробуждением памяти о предыдущей жизни сработал…
Страх Штефана перерос в ужас. Он был на грани паники.
– В ночь после эксперимента мне снилось много снов, я видел множество образов и картинок. Сначала они казались нереальными, фантастическими. Но теперь я чувствую, что эти образы, эти воспоминания поглощают меня. Мало-помалу они смешиваются с моими собственными воспоминаниями. Память другого человека постепенно прибавляется к моей памяти.
Стефан в ужасе смотрел на компаньона.
– До пробуждения этих воспоминаний я не умел вычислять правительственных агентов. Не будь их, я не смог бы сохранить хладнокровие, видя, как уводят Валерию, не смог бы усыпить тебя, нажав на сонную артерию, как мастер боевых искусств…
– Кто же ты? – настороженно спросил Штефан.
Петер встал, с силой растер лицо ладонями и посмотрел Штефану в глаза.
– Ты должен верить мне, – сказал он. – Тебе нужно преодолеть свой страх и довериться мне, потому что в противном случае…
– В противном случае что? – обеспокоенно спросил Штефан.
– А то, что у меня ничего не получится. Ты не увидишь Валерию, и мы никогда не выпутаемся из этой истории.
– Кто ты? – упорствовал Штефан.
– Я не полностью в этом уверен, – с сомнением сказал Петер, – но, по-моему, я – тот, кто преследовал вас двадцать лет тому назад…
Штефан ощутил, как по его телу пробежала дрожь. Вдоль позвоночника скатилась капля пота. Он окаменел от неожиданности.
– Ты – агент секретной службы, – прошептал он, не в силах поверить в услышанное. – Ты – «шакал»… Вот почему ты хотел сдаться властям…
– Я – Петер. Да, память этого человека слилась с моей памятью, но не разрушила ее. Я не выдал тебя. Ты не имеешь права думать, что я на стороне противника. До этого момента я пользовался опытом другого человека только для того, чтобы нас защитить.
Штефан протянул к нему связанные запястья:
– Если так, развяжи меня. Пока ты еще можешь себя контролировать, отпусти!
– Что-то подсказывает мне, что этот, как ты говоришь, «шакал» не был плохим…
– Петер, ты несешь чушь! Он – один из тех, кто непрерывно шпионил за Дестрелями, хотел отнять у них их открытие, чтобы использовать его в военных целях! Этот тип подтолкнул Дестрелей к самоубийству!
– Он не делал ничего подобного.
– Ты защищаешь его, потому что он – часть тебя, ты себя защищаешь! Кто был этот тип? Как мне теперь тебя называть?
– Прекрати! Я был и остаюсь Петером. Что до подробностей, то я не успел прочитать статью и поэтому знаю немного. Его звали Фрэнк Гасснер, он был полковником американской армии, служил в Агентстве национальной безопасности.
Штефан выругался.
– Кто бы ты ни был, развяжи меня! – напустился он на приятеля. – У нас с тобой нет ничего общего! Ты – наш злейший враг!
Петер отвернулся. Штефан извивался на земле, стараясь дотянуться до веревки, которой были связаны его щиколотки.
Круто повернувшись, Петер подошел к нему и схватил за руки.
– Штефан, прекрати! Я не знаю, что со мной происходит. У меня в голове все плывет. Но у меня такое чувство, что эта память не несет в себе ни зла, ни жестокости. Мне нужно еще немного времени, может, еще одна ночь, не знаю… Не усложняй мне жизнь.
– Что? По-твоему, я должен послушно ждать, пока тип, который убил меня двадцать лет назад, перевоплотится, чтобы взяться за старое?
– Я чувствую, что тут совсем другое…
– Я не желаю знать, что именно! Валерия далеко, совсем одна и, наверное, умирает от страха. Лучше бы они забрали меня! Мне нужно действовать!
– Я знаю. Именно поэтому ты должен довериться мне. Если ты будешь один, у тебя ничего не получится.
Но Штефан не слушал. Петер с сокрушенным, но решительным видом покачал головой.
– Ты умеешь быть невыносимым, – пробурчал он.
Петер склонился над своим компаньоном, который лежал, широко открыв глаза от страха. Голландец положил руку ему на шею и точным нажатием снова погрузил его в забытье. Бесчувственный Штефан упал на спину. Петер, как затравленный лис, посмотрел по сторонам, желая убедиться, что вокруг по-прежнему пустынно. Он с сомнением посмотрел на собственную руку, пораженный автоматической точностью своих движений. Ни тени сомнения, ни дрожи в пальцах… И если он не знал, откуда у него эти навыки, Гасснер без труда ответил бы на этот вопрос.
Глава 23
– О двух других ничего не слышно?
– Мы просматриваем записи камер наблюдения аэропорта, пытаемся их вычислить.
– Что говорят медиумы?
– Они говорят, что появился новый поток, который им мешает.
– Мы можем заставить их поднапрячься?
– Мы только этим и занимаемся, причем с самого начала. Повысить мотивацию медиумов можно, разве что прикончив одного из них.
– Я об этом подумаю.
– Я пошутил.
– А я – нет.
Стюард парома поспешил помочь молодой женщине с ребенком на руках, уронившей ключ от своей каюты. Улучив момент, Петер проскользнул в служебную дверь. Ступая очень осторожно по звенящим металлическим ступенькам, он спустился по лестнице, ведущей на нижнюю палубу, отведенную под автотранспорт. Судно тихонько покачивало. Воспользовавшись системой аварийного отключения, он заставил открыться тяжелую, герметично закрывающуюся дверь.
В машинном отделении, расположенном на той же палубе, легковые автомобили, автофургоны для кемпинга и прицепы стояли плотно друг к Другу. Освещение здесь было минимальным. Юноша пробрался к своему элегантному темно-синему «Роверу». Подойдя к багажнику, он прижался ухом к металлической крышке багажника и стал напряженно прислушиваться, хотя шум двигателей порядком ему мешал. Он достал из кармана ключ и отключил центральный замок, потом положил руку на замок багажника и после недолгого колебания открыл его.
Там лежал Штефан, опутанный веревками, как палка колбасы, и заботливо обложенный одеялами. Глаза пленника были закрыты.
– Не притворяйся спящим, – сказал ему Петер, держась на безопасном расстоянии. – Твоя уловка не сработает. Если ты снова попытаешься меня ударить, я закрою крышку и ты останешься в багажнике до конца пути.
Штефан открыл глаза:
– Грязный мерзавец!
– Сожалею, старик, но я не могу поступить по-другому.
– Ты мне за это заплатишь!
– Твоя свобода зависит от тебя. Пока ты выпендриваешься, лежа в багажнике, я делаю все, что в моих силах, ради спасения Валерии.
Штефан посмотрел на свои красные кулаки – в течение многих часов он тарабанил в железную крышку.
– Я мог задохнуться.
– Это невозможно. Если однажды мне захочется тебя убить, я знаю, как это сделать. Хорошо проветриваемый багажник машины – не лучший способ. Поверь, вот уже два дня у меня есть все необходимые навыки…
– Где мы?
– Где-то между Шотландией и Ирландией.
Петер посмотрел на наручные часы:
– Через два часа мы должны сойти на берег в Белфасте. Там попытаемся сесть на самолет.
– И сколько времени я еще буду тут лежать?
– Пока твое поведение будет угрожать провалом нашей миссии.
Впервые за много часов Штефан посмотрел Петеру в глаза:
– Если я пообещаю вести себя спокойно, ты меня развяжешь?
– Ответ утвердительный.
Штефан задумался. Он знал – Петер не шутит, обещая продержать его в багажнике еще много часов. Конечно, он не испытывал к новому Петеру доверия, однако и болтаться в этой металлической клетке было невыносимо. Ему становилось дурно при мысли, что крышка багажника снова опустится у него над головой и он останется в темноте, упакованный, как какая-то посылка.
– Ты объяснишь мне свой план? – спросил он.
– Да, потому что ты мне понадобишься…
Порывистый ветер раскачивал корабль. Желающих прогуляться на палубе было не слишком много. Опершись локтями о леер, Петер смотрел на едва различимый вдалеке берег Ирландии. Штефан растирал запястья, которые сильно болели.
– Еще два дня назад я страдал морской болезнью, – сказал Петер. – Стоило ступить в лодку или на корабль – лицо сразу же зеленело и меня нещадно рвало.
– И благодаря тому, другому, это переменилось?
– Полагаю, что так. Честно говоря, я уже не могу отличить воспоминания моей собственной жизни от его воспоминаний. Это странно, но я ощущаю себя более взрослым и более уравновешенным, что ли. Словно бы Фрэнк передал мне свой жизненный опыт. От одной мысли об этом голова идет кругом…
– Где ты раздобыл машину и деньги, чтобы заплатить за паром?
– К моему величайшему стыду, это было довольно просто. Я украл и то и другое в аэропорту Глазго. Я выбрал жертву, и, надо сказать, мое новоприобретенное чутье меня не подвело: у этого типа были при себе наличные и даже немного еды.
Мимо них с криком пролетела чайка. Какие-то секунды они следили глазами за ее полетом.
– Мне жаль, что так получилось с Валерией, – тихо начал Петер.
Штефан обернулся к нему. На лице компаньона он увидел тревогу и грусть. Наконец-то перед ним был тот Петер, которого он знал.
– Ты тут ни при чем, – вздохнул Штефан. – В любом случае, думаю, у нас бы не получилось ее освободить.
– Я виноват уже в том, что не предотвратил случившееся. Я их недооценил. И теперь злюсь на себя за это.
– Что ты сделал с чемоданчиком?
– Он в надежном месте. Я его спрятал.
– На корабле?
– Нет. Он остался в Шотландии.
Штефан сомневался, стоит ли задавать вопрос, вертевшийся на языке.
– Мне кажется, ты не горишь желанием рассказать мне, где ты его спрятал.
– Думаю, так будет лучше.
– Ты мне не доверяешь?
– Речь идет не о доверии. Я только теперь понял, на что они способны, когда хотят «разговорить» человека.
– А кто сказал, что от меня они узнают больше, чем от тебя?
– Фрэнк Гасснер.
Штефан опустил взгляд и задумчиво стал следить, как пенится, убегая от корпуса корабля, кильватерная струя.
– Первое, что мы должны сделать, – это освободить Валерию, – сказал Петер. – Когда мы снова будем вместе, мы решим, что делать с этим чемоданчиком.
Штефан пару секунд молчал, потом произнес:
– Я отдам все, лишь бы узнать, где сейчас Валерия.
– Но у тебя, славный мой Штефан, кроме доброго сердца, ничего нет. Поэтому не порти себе кровь. Тем более что я знаю, куда они ее увезли.
Штефан повернулся к компаньону:
– То есть?
– После эксперимента я понял несколько вещей, о которых не знали даже Дестрели. Например, то, что наша память и коллективное сознание обмениваются информацией, пока мы спим. Я заметил, что воспоминания Гасснера примешиваются к моим собственным во сне. Несколько часов назад, пока ты бесновался в багажнике, я немного поспал. Каждый раз, просыпаясь, я в течение нескольких секунд ощущаю, что мои знания и восприятие расширились, потом, очень быстро, это ощущение проходит. Моя память снова становится монолитной, полностью усвоив очередную «добавку».
– И какое отношение это имеет к Валерии?
– Это имеет отношение не только к ней, но к вам обоим.
Петер внимательно посмотрел на Штефана и продолжил:
– Я думаю, что реинкарнации как таковой не существует. Или этот термин толкуют неверно. Мое тело – это тело Петера, история рождения и взросления моего тела в этой жизни тоже связаны с Петером, но мое сознание представляет собой смесь сознаний Петера и Фрэнка. Фрэнк не обрел новую жизнь, но его душа слилась с моей душой.
– Черт бы побрал эту спешку! – выругался Штефан. – Если бы мы все трое успели пройти «маркировку» и разбудить память о предыдущей жизни, мы бы были сейчас куда лучше подготовлены к происходящему!
– Не думаю. Вы с Валерией унаследовали души двух ученых. А они, так скажем, закончили свою миссию до того, как умереть. Единственная ценность в жизни, которая у них оставалась, – это любовь. Они решили поставить свои научные достижения на службу своим чувствам, хотя многие годы все было наоборот. В новой жизни они хотели посвятить себя друг Другу, своей любви.
– Как тогда объяснить твой случай?
– Я мало что понимаю. Это парадоксально, но мне почти ничего не известно о Фрэнке Гасснере. Я ощущаю связь с ним, но информации о нем у меня мало. Обратного хода нет. У меня такое впечатление, что он не убивал Дестрелей. Наоборот, он расстроился, узнав, что с ними случилось. Он испытал гнев и грусть… И я спрашиваю себя, не решил ли он отправиться за ними следом, чтобы все исправить… Как бы то ни было, именно это я и хочу сделать.
– Это что – угрызения совести?
– Не только. По моим ощущениям, он разочаровался в системе, которой честно служил и которая предала его идеалы. – Петер улыбнулся и добавил: – Я думаю, Фрэнк был куда наивнее, чем я…
– И куда, по-твоему, они ее увезли?
– Туда, где они могут кого угодно допрашивать, пренебрегая законной процедурой, – в штаб-квартиру АНБ, в США.
– Нам туда не проникнуть, она же наверняка охраняется, как крепость.
– Я знаю, как там все устроено. И каждую ночь узнаю новые детали. Я работал там больше пятнадцати лет…
Штефан выпрямился и посмотрел на Петера:
– Признаюсь, иногда ты меня пугаешь…
– Думаешь, мне самому не страшно? Ни с того ни с сего я стал мыслить, как стратег. Эта история изменила течение моей жизни. Главное для меня – это Дестрели и их труды, я каждую минуту помню, что им пришлось перенести. Все, что я узнаю, каждый обрывок информации, который я получаю, – все направлено на достижение одной цели. У меня теперь нет собственной жизни, Штефан, я превратился в орудие навязчивой идеи, которая появилась у меня больше двадцати лет назад…
Глава 24
– Девушка будет здесь меньше чем через час.
– Все готово?
– Как никогда. Но не ждите немедленных результатов. Нам понадобится время.
– Как раз времени у нас нет. На этот раз я не желаю оказаться в проигрыше.
– Наши исследования уникальны. Мы вышли за рамки объяснимого.
– H что с того?
– Яне думаю, что интересы государства или чьи-либо амбиции имеют значение в области, о которой идет речь…
Меньше чем за сутки Петер обучил Штефана основным навыкам, которыми должен владеть человек «в бегах»: кража со взломом или без, подделка официальных документов, незаконное присвоение личности… Кроме того, он разработал стратегический план, в котором учел не только неумолимую логику секретных служб, но и их слабые стороны. Петер готов был поспорить, что американские спецслужбы предвидели возможность бегства преследуемых из Шотландии в Европу, но в ирландской столице, отделенной от Великобритании лишь Северным проливом, ограничились поверхностным наблюдением. Юноши украли паспорта у двух студентов, вклеили свои фотографии и сели на чартерный рейс до Дублина, затерявшись в обильном потоке молодых туристов. Улететь в Вашингтон оказалось сложнее. Поскольку меры антитеррористической безопасности были усилены повсеместно, им пришлось серьезно рисковать. Вычислив в толпе двух британских моряков, они выкрали у них багаж и паспорта. Машинка для стрижки в руках парикмахера довершила сходство. А двух моряков обнаружили только на следующий день запертыми в погребе паба. Те, конечно, хоть и порядком разозлились, но не пожелали сделать достоянием общественности тот факт, что их, как мальчишек, заманили в ловушку, а потому в полицию не обратились.
Едва ступив на американскую землю, Петер и Штефан принялись разрабатывать план дальнейших действий. Когда они вошли в холл аэропорта, Петер обернулся к компаньону:
– Подожди меня возле киоска с сувенирами.
– Что ты собираешься предпринять?
– Подожди здесь, я скоро вернусь.
Он не дал Штефану времени на дальнейшие расспросы – просто растворился в толпе. Стоя перед витриной с почтовыми открытками, Штефан смотрел по сторонам, стараясь держаться естественно. Однако, завидев полицейский патруль, он начинал нервничать. Наконец появился Петер и дал знак следовать за ним к паркингу. Молодой голландец украдкой показал компаньону три бумажника, которые только что вытащил из карманов туристов. В них находились деньги, кредитные карточки и права.
– С этим несколько дней продержимся.
– Три бумажника меньше чем за десять минут – у тебя настоящий талант… Его ты тоже позаимствовал у Гасснера?
Петер улыбнулся:
– Скажем так: я доволен, что можно без зазрения совести списать его на Фрэнка…
Молодым людям удалось взять в аренду автомобиль и снять комнату в студенческом пансионе. Пока Петер утрясал вопросы с деньгами и документами и разрабатывал стратегию, Штефан думал о Валерии.
В настоящий момент они мчались в ярко-красной новенькой «тойоте» по скоростной автостраде № 70 на юг, в Ричмонд.
– Ты уверен, что адрес правильный? – спросил Штефан.
– В АНБ мне сказали, что она вышла на пенсию. Я назвался сыном давнего коллеги, и они перебрасывали меня из отдела в отдел, пока наконец кто-то не дал мне ее домашний адрес.
– И сколько ей лет?
– Скорее всего, больше шестидесяти.
– Что ее связывало с Гасснером?
– Они общались по-приятельски и относились друг к другу с уважением. И мне даже кажется, что он ей нравился, и это было взаимно…
Ранним утром они приехали в недавно застроенный фешенебельный пригород. Вдоль широких, обсаженных высокими кленами улиц рядами высились коттеджи, окруженные опрятными садиками без ограды. Фасады некоторых домов были украшены римскими фронтонами, у других имелись элегантные веранды. На боковой дорожке, вдоль тротуара, молодые люди увидели двух женщин, занятых утренней пробежкой.
– Едем-едем, а улица все не кончается, – заметил Штефан. – Нам понадобится два бака, чтобы добраться до дома номер 2034!
Мимо них на велосипеде промчался почтальон. Точность, с которой он разбрасывал свои газеты, свидетельствовала о долгой практике.
Наконец Петер сбавил скорость и остановился у тротуара. Тут же к машине с лаем бросилась какая-то маленькая собачка, но юный хозяин поспешно призвал своего питомца к порядку.
– Приехали, – сказал Петер, кивая в сторону уютного коттеджа, и после недолгой паузы добавил: – Не думаю, что все пройдет гладко… Если ты не против, подожди меня, пожалуйста, в машине. Я не знаю, чего ждать от этой встречи.
– Без проблем! Я подожду, сколько потребуется. А ты будь осторожнее и не говори лишнего. И не давай Фрэнку взять над собой верх, пока будешь с ней разговаривать.
– Постараюсь выполнить все твои указания.
– Удачи, Петер.
– Она мне понадобится…
Голландец ступил на ведущую к дому мощеную дорожку, по обе стороны от которой располагались ухоженные клумбы – цветы всех оттенков радуги гармонично сочетались с безукоризненно подстриженной травой. Было очевидно, что за здешним садиком кто-то тщательно ухаживает. Он остановился у большой синей двери под украшенным колоннами портиком. Солнечные лучи, отражаясь от светло-желтых стен фасада, слепили глаза. Он позвонил. В глубине дома затренькал колокольчик.
Мгновением позже дверь приоткрылась, и появилась немолодая дама с волосами цвета «соль с перцем», подстриженными каре. Держалась она очень прямо. У нее было тонкие черты лица, а ясные серые глаза смотрели уверенно. Увидев ее, Петер испытал шок. Ему показалось, будто oн узнаёт эту женщину…
– Чем я могу вам помочь? – энергично спросила дама.
– Прошу прощения, – пробормотал Петер, – вы Марта Робинсон?
– Да, это я. Что вы хотите?
– Я… Думаю, вы хорошо знали Фрэнка Гасснера. Я хотел бы поговорить с вами о нем.
Услышав имя Гасснера, женщина на мгновение растерялась.
– Кто вы? – глухим от волнения голосом спросила она.
– Я его сын, – сказал Петер.
На лицо женщины набежала тень.
– Я знала Фрэнка, – сказал она сухим тоном. – И знала достаточно хорошо, чтобы с уверенностью утверждать: у него нет детей.
Она закрыла дверь.
– Подождите!
В отчаянии Петер прижался лбом к двери:
– Мне нужно с вами поговорить, это очень важно!
Он закрыл глаза. Головная боль вернулась.
– Вы ненавидели носить униформу, – быстро сказал он через закрытую дверь. – Вы говорили, что она унылая и совсем неженственная. Вы всегда украшали цветами столы сержантов, чтобы «природная красота оживила эти серые стены». Однажды вы ему сказали…
Дверь снова открылась. Петер выпрямился. Седовласая дама внимательно смотрела на него:
– Входите.
Внутреннее убранство дома было простым, без излишеств. Интерьер оживляли расставленные повсюду вазы с красивыми букетами свежесрезанных цветов. У каждого из разрозненных предметов меблировки было свое очевидное назначение. Немногочисленные личные вещи – несколько фотографий в рамках и привезенные из-за границы сувениры – были расставлены на большом буфете, над которым висел любительский пейзаж с изображением греческой рыбацкой пристани.
– Присаживайтесь, – предложила дама, указывая на большой диван со слегка потертой обивкой.
Осторожно, стараясь на запутаться ногами в густом ворсе ковра, Петер сел. Она несколько секунд внимательно рассматривала его, потом сказала:
– Знаете, для меня это неожиданность. Я не знала, что у Фрэнка есть сын.
– Наверное, он и сам об этом не знал, – сказал Петер. – Моя мать забеременела незадолго до его смерти.
– Откуда же тогда вы знаете столько обо мне? Петер заколебался:
– Мой отец вел нечто вроде дневника.
– Удивительно, что он не попал в руки генералу Мортону. Можете мне поверить, после кончины Фрэнка сотрудники агентства все перевернули вверх дном. Записи, переписку – они забрали все.
Марте было неприятно и горько вспоминать об этом. Петер не сводил глаз с ее лица.
– О, простите, я забыла об элементарной вежливости, – сказала она. – Чем вас угостить?
– Спасибо, не беспокойтесь. Я ненадолго.
– Прошу вас, мой мальчик, не стесняйтесь.
– Если вы настаиваете, я бы выпил воды или фруктового сока. Я не хочу доставлять вам беспокойство.
– Боюсь, юноша, для этого я уже слишком стара, – возразила Марта Робинсон полушутя-полусерьезно. – Своим приходом вы всколыхнули массу воспоминаний. Почему же ваша мать не пришла на похороны Фрэнка?
– Она голландка и узнала о его кончине намного позже. Они встречались недолго.
– Выходит, у этого шалуна Фрэнка была любовная связь, – задумчиво протянула Марта. – Подумать только, какой он был скрытный…
– Вы ему очень нравились.
– Хотела бы я услышать это от него самого… – с грустной улыбкой отозвалась женщина.
Марта встала и вышла из комнаты. Когда она вернулась с полным подносом, взгляд ее затуманился.
– Вы высокий и стройный, – сказала она. – Но даже если не принимать это в расчет, вы не слишком на него похожи. У меня осталась одна-единственная фотография вашего отца.
Марта указала на буфет. Петер вскочил и, позабыв о необходимости держать себя в руках, подошел к расставленным на буфете фотографиям. Несколько семейных снимков, фотографии, на которых Марта позировала фотографу в компании мужчин в военной форме… Петеру не удавалось определить, который из этих военных Гасснер. Марта Робинсон подошла к нему.
– Он был импозантным мужчиной, – сказала она с ностальгическими нотками в голосе. – Мой бог, ведь прошло уже двадцать лет!
Петер наугад ткнул пальцем в одну из фотографий.
– На этой фотографии я с Эмили, моей коллегой, и нашим начальником, генералом Мортоном. У меня нет других фотографий с Эмили, только эта, иначе я давно бы отправила ее в мусор. С Мортоном связаны не слишком приятные воспоминания. После смерти Фрэнка я не захотела с ним дальше работать.
Она взяла в руки фото в рамке, на котором она стояла рядом с Гасснером. Петер буквально пожирал фотоснимок взглядом. Мужчина в форме на снимке выглядел внушительно, но удивительным был его взгляд – ласковый, задумчивый. Вопреки всем ожиданиям, в этом взгляде не было и намека на суровость бывалого военного.
– Нас сфотографировали меньше чем за месяц до его самоубийства.
Петер окаменел.
– Его самоубийства? – заикаясь, переспросил он.
– Как? Разве вы не знали?
Марта побледнела.
– О, мой дорогой мальчик, – проговорила она, прикрывая губы ладонью. – Мне очень жаль, я думала, вы знаете…
Петер сделал над собой усилие, чтобы не упасть, и помотал головой. Потом оперся о буфет.
– Пожалуйста, присядьте, – предложила Марта, испытывая угрызения совести.
Они сели друг напротив друга. Чтобы дать и себе, и гостю время прийти в себя, Марта разлила напитки по стаканам. Ее руки дрожали.
– Как это случилось? – спросил Петер.
– Поверьте, я бы предпочла, чтобы кто-нибудь другой рассказал вам об этом.
– Я хотел бы услышать об этом от друга.
– Ну хорошо. После гибели четы ученых, за которыми было поручено следить вашему отцу, Агентство решило повесить всех собак на него. Он был ни при чем, но они здорово попортили ему кровь. Гасснера обвинили в том, что он упустил ценнейший научный материал, поскольку его опередили англичане и французы, которые пытались задержать ученых, но где именно – я не знаю. Фрэнк не смог смириться с такой несправедливостью. Он пытался переубедить генерала Мортона, но всю вину уже свалили на него и остановить этот процесс было невозможно. В тот же вечер в кабинете генерала, у него на глазах, Фрэнк пустил себе пулю в сердце.
Петер побледнел как полотно. Казалось, еще мгновение – и его голова взорвется.
– Они замяли дело, – продолжала свой рассказ Марта. – Устроили все так, словно бы несчастье случилось во время стрельб. Собрали все его личные вещи, уничтожили все следы его работы. Это было так отвратительно, что я попросила перевести меня в другой отдел. Ваш отец был хорошим человеком. У него была душа исследователя, он был мастером своего дела. И не имел ничего общего с этими стервятниками из Агентства…
Петер обхватил голову руками. Марта приблизилась к юноше и положила руку ему на плечо:
– Господи, это ужасно. Бедный мой мальчик…
– Что они сделали с его вещами?
– Не знаю. Они могли сделать все, что угодно. Наверняка спрятали где-нибудь в архиве.
– Я смогу их забрать?
– Вы – его сын, и если вы подадите официальную просьбу, вам, возможно, отдадут часть личных вещей. Если только они не были уничтожены или не хранятся где-нибудь с пометкой «государственная тайна».
– К кому я могу обратиться?
– Вы можете подать просьбу на имя генерала Мортона. В то время он как раз был шефом вашего отца, а сейчас руководит всем Агентством.
Петер, глаза которого покраснели, с трудом подыскивал, что бы еще сказать, но желание поскорее уйти было слишком сильным.
– Мне пора, – пробормотал он. – Спасибо.
– Вы так ничего и не выпили…
– Простите за беспокойство. Поверьте, я не хотел вас расстраивать.
Он встал.
– Ничего страшного, – вежливо откликнулась Марта. – Вы расстроились сильнее. Останьтесь еще ненадолго, вам нужно успокоиться.
– Боюсь, тогда мне придется остаться на несколько дней, – горько пошутил Петер.
Он направился к двери:
– Спасибо, что поговорили со мной, миссис Робинсон. Не знаю, встретимся ли мы когда-нибудь снова, но, я думаю, Фрэнк не зря так дорожил вашей дружбой.
Было очевидно, что Марта смутилась. Ей показалось, что она узнает этот взгляд. Взгляд человека, которого она не видела вот уже двадцать лет…
Стоя в дверях, молодой человек сказал:
– Я побываю на приеме у этого бравого генерала…
Глава 25
Валерия приоткрыла глаза. Что вывело ее из состояния оцепенения – странный звук или движение собственной руки, которая соскользнула? Она несколько раз моргнула и посмотрела по сторонам. Помещение было ей незнакомо. Она сидела, съежившись, в большом белом и мягком кресле, стоящем в середине'пустой комнаты. Свет был рассеянным. На какие-то секунды ей показалось, что она спит. Тишина и убогий вид комнаты показались ей нереальными. Стены были бежевыми, а может и белыми, просто освещение искажало их цвет. Молодая женщина повернула голову. В висящем на стене зеркале она увидела свое отражение. Кто-то переодел ее. Теперь на ней было нечто бледно-зеленое, похожее на больничный халат.
Она попыталась встать, но не смогла. Эта попытка отозвалась болью в левой ладони. На тыльной стороне локтевого сгиба виднелись следы многочисленных инъекций.
«Меня накачали наркотиками», – подумала девушка. Она повернула голову, чтобы еще раз посмотреть на свое отражение. Да, выглядит она не лучшим образом. Волосы в беспорядке, черты лица заострились. Никогда раньше она не чувствовала себя такой слабой. Против ее воли на глаза навернулись слезы. Где она?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |