Из всего этого, думается, жизненного размышления мне понятнее психоаналитически-философская эмоциональная отстраненность от душевных переживаний пациента, клиента и экзистенциально-неземная глубинная одухотворенность в экзистенциальном психотерапевтическом контакте — в сравнении с клинически-земной, полнокровной задушевностью в отношениях клиницистов (и психотерапевта, и сома-толога) с теми, кому они помогают.
Немало писал об одухотворенной клинической психотерапии (Бурно М.Е., 2000), психотерапии, основанной на человечески-природных закономерностях (клинических, характерологических), а не на отделенных от природного, физического «закономерностях психического», не на «категориях субъективного сознания», как это происходит, например, в «субъективной медицине» Тхостова (Тхостов А.Ш., 2002, с. 268-269).
Закончу очерк клинико-психотерапевтическим примером.
Мучилась лет десять в хроническом сложно-атипическом депрессивном расстройстве, резистентном к психотропным препаратам, молодая женщина-врач. «Самое дурное, тяжелое, — рассказывала она,— это одиночество, при котором кругом люди, но такая тоска, что это не мой мир. Ивзлететь не могу, и спуститься не получается. И лекарственная приглушенность души мне не нужна. Разумом знаю, что не имею права претендовать на внимание, тепло, любовь. Это редкие ценности. Но душа уму не подчиняется, ищет, надеется и разочаровывается. В то же время в другой плоскости жизни я вполне адаптированный обыватель. От чувства омерзения и стыда мечусь между собой и собой. И постоянно жду, когда же начнется настоящая жизнь». Клинически рассматриваю это страдание: природа разлаженной души отчаянно-трагически ищет себя, свой смысл, свою любовь, свою опору. Как поспособствовать Природе приспособиться здесь совершеннее? Ясно, что важно помочь коллеге глубже познать себя, свою природу. Но как? Внушать это знание или некое благо? Но природа сама не пытается защищаться здесь вытеснением, самовнушением, не отвечает суггестии. Психоанализ? Природа души в дан-
3 Бурно М. Е.
ном случае не склонна и к символической защите — не проникается системой символов вообще или в духе той или иной психоаналитической школы. Страдающие подобными расстройствами просят, не навязывая им какую-либо теоретическую модель, помочь по-земному понять себя так, чтобы в этом понимании-осознании себя — очевидной стала жизненная правда. Не помогают ни экзистенциальные, ни религиозно-психотерапевтические подходы. Нейролинг-вистических психотерапевтов такие пациенты обычно просят не манипулировать ими, потому что и без того тошно им не чувствовать себя собою. Разъяснять, что такое эндогенная депрессия? Убеждать, что страдание рано или поздно смягчится, ослабеет, что нужно чем-то отвлечься, потерпеть, заняться творчеством или, сжав зубы, считать до ста и, пусть механически, но делать свои дела, профессиональные и домашние? Всего этого здесь далеко недостаточно, как недостаточно и активирования поведенческих сеансов. Тоскливая, одинокая душа бурлит, «мечется между собою и собой». Хочет быть самою собой, хочет любви и смысла. Остается мне предложить коллеге, не спеша, погрузиться в клиническую терапию творчеством — терапию творческим самовыражением, существо которой и состоит в изучении, в разнообразном творчестве своей природы: прежде всего, своей сложной, атипической депрессии, своих конкретных характерологических радикалов в их полифонии — для целебного поиска себя, своего творческого вдохновения, своего сильного, своих жизненных дорог и тропинок (Бурно М.Е., 2000). И в том числе для поиска своего целебного пути к Богу, если человек предрасположен природой своей к религиозному мироощущению.
Вот что написала эта женщина через полтора года работы-жизни в Терапии творческим самовыражением (TTC). «При соприкосновении с TTC я все ближе и ближе подходила к себе и постепенно узнавала, почему ты, болящий клубок противоречий, именно такой, а не эдакий, удивляясь тому, что, изучая себя, встреча с собой не так уж страшна. Я все меньше стесняюсь себя и принимаю себя в ощущении неполноценности, терпимее и терпимее становлюсь к другого рода жизнеизъявлению, я чувствую себя живой. Терапия творческим самовыражением для меня не только практический метод моей психотерапевтической жизни, в большей мере — это основа моей философии. Потому что моя аутистичность ведет меня к вере, психастения — к мысли, эпилептоид-ность— к порядку и прямоте, истероидность — к яркости, отсутствие синтонности — к теплым людям, а осознание всего этого — к Богу. Нащупывая свой характер, мы обретаем свое внутреннее «я», приближаемся к своему внутреннему центру, который связывает нас с Богом, как бы он не был назван: Творчество, Красота, Любовь, Абсолют. Суть — Духовность».
В чем состояло здесь существо психотерапевтической работы? Коллега в задушевном общении со мной и с группой творческого самовыражения клинически изучала творческие особенности своей больной души — для того, чтобы обрести свою, целительную для нее, одухотворенно-творческую жизнь, в которой смягчается, пригашивается симптоматика-страдание.
Без этого креативного клинико-психотерапевтического процесса, к которому коллега сама подспудно-внутренне тянулась еще до нашей совместной с ней работы, не поможешь человеку стать вдохновенно-творческим собою, сообразно своей природе, не оживишь стойко его душу. Этого не могла сделать и красочно-одухотворенная неклиническая (в мироощущенческом смысле) арт-терапия.
Благодарю коллегу за ее разрешение рассказать о ней ее же словами. Но многим «психологическим» пациентам, клиентам, психотерапевтам необходима иная, разнообразно-психологическая психотерапия (например, психодинамическая, экзистенциальная, религиозная), а клиническая психотерапия им не поможет. Важно мудро принять всей душой необходимость бесконечного разнообразия нравственной психотерапии, как и вообще бесконечное разнообразие Добра.
1.11. ОСОВРЕМЕННОЙКЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХОТЕРАПИИ (2004)*) 135>
Как не раз уже отмечал (Бурно М.Е., 2000—2004), коренное, глубинное отличие клинической психотерапии от психологической — не в том, что это терапия больных людей, хотя практически это чаще так и есть. Дело в том, что способами клинической психотерапии может по-своему помогать здоровому человеку с душевными трудностями врач-клиницист. А психолог по-своему, способами психологической психотерапии, может профессионально помогать больному человеку, и тогда его называют «клиническим» или «медицинским» психологом.
*> Доклад на Российской конференции «Современные тенденции организации психиатрической помощи: клинические и социальные аспекты» 5 октября 2004г.
Коренное отличие клинической классической психотерапии от психологической состоит в том, что она основана не на психологической теории, а на естественно-научном, клиническом мироощущении-мировоззрении, как и вся клиническая медицина. Это гиппократовское существо клинической медицины, психотерапии сегодня порядком забыто. Поэтому иногда прибавляю теперь к слову «клиническая» слово «классическая» по совету Рашита Джаудато-вича Тукаева, благодарный ему за этот совет. Клиницизм — не теория в истинном смысле, но тоже наука, научное искусство. Иначе клиническая медицина была бы просто ремеслом или целительством. Именно в этом смысле основоположник классической клинической психиатрической психотерапии Эрнст Кречмер уже много лет назад «дружественно, но все же решительно» не соглашался с коллегами, стремящимися к «к сознательному обособлению психологической работы от методов и понятий всего естествознания в целом (Кречмер Э. Медицинская психология, 1927. С. 10). Уместно здесь (так же лишь в отношении к клинической психотерапии) вспомнить известное консто-румское: «клиника должна руководить психотерапевтом» (Консторум СИ. Опыт практической психотерапии, 1962. С. 23).
Материалистическая психотерапия врача-клинициста может быть по-своему психологически сложной, одухотворенной. Ни Корсаков, ни Блейлер-отец, ни Кречмер-отец, ни Ганнушкин, ни Консторум не были специалистами идеалистически-психологического, теоретического склада. Но они были в своей живой, теплой материалистичности по-земному, чеховски одухотворены.
Наш школьный учитель математики, пожилой добрый Алексей Петрович шел на уроках к сложностям своего предмета от простого. Он медленно писал мелом на доске округлые крупные знаки, будто сам все это постигал вместе с нами. Все повторял, что необходимо все то, что он пишет, рассказывает, не просто понять, а прочувствовать. И я чувствовал, что он чувствует эти математические символы как свое родное. А я эти символы не чувствовал, как ни старался. На всю жизнь в меня вошло из этих уроков убеждение в том, что для того, чтобы поистине прочувствовать что-то более или менее сложное, надо иметь к этому природное расположение, природную способность это чувствовать. Тот из нас, кто расположен природой своей к подлинной гиппократовской клинической медицине, клинической классической психотерапии в частности, т. е. к естественно-научному, практическому, живому, диалектико-материалистическому мироощущению,— тот чувствует в себе и в людях стихийно саморазвивающуюся из себя самой (без внешней Духовной Силы) Природу, и в том числе природу своей идеальной (нематериальной) души. Чувствует душу свою неотделимой от тела, чувствует, как тело его светится духом, «пока живу». «Она все»,— сказал Гете о Природе (эссе Природа, 1783). А коллега, расположенный к идеалистически-теоретическому, психологическому мироощущению, к психологической психотерапии, не чувствует всего этого, не способен прочувствовать. А что он чувствует? Или неясность своего мироощущения, или одновременную первичность и тела, и духа. Или испытывает откровенно-идеалистическое чувство, обычно усиливающееся с годами, чувство известной самостоятельности, самособойнос-ти своего духа, а значит, и чувство бессмертия души. Для коллеги с психологически-идеалистической природой души тело не источник, а приемник духа. Подлинная реальность для него — не материальная, а духовная. Выразить ее невозможно полнокровными, земными образами и полнокровными, земными размышлениями. Выражается дух символами или сновидениями. Они и есть язык теоретических, экзистенциальных и религиозных переживаний. Подобно тому, как икона не есть реалистическая живопись,— психологически-теоретический текст Роджерса или Франкла не есть сердечно-земной, клинико-практический текст Консторума или Э. Кречмера. Посему и живое подробное описание клинической картины, рассказывающей клиницисту, как самозащищается стихийная природа больного человека от болезнетворных воздействий, дабы клиницист помог ей защищаться совершеннее, не представляет для психолога особенной ценности. Он идет не от клиники, не от дифференциальной диагностики, не от строгой системы показаний, противопоказаний, а от какой-то своей психологической, теоретической ориентации, толкуя из нее просто страхи, просто навязчивости, просто тоску— без дифференциально-диагностических, нозологических раздумий. Клиницист же будет по-разному психотерапевтически переживать и действовать в зависимости от того, например, психопатические это навязчивости, сверхценности или эндогенно-процессуальные. У него психотерапевтически по-разномусветится душа — к ананкасту или к шизотипическо-му дефензивному пациенту. Он знает, при каких нозологических формах какие психотерапевтические воздействия могут принести вред. Например, спровоцировать психоз.
Клиническая классическая психотерапия, порою высоко одухотворенная, несет в себе, как и психотерапия психологическая, все древние психотерапевтические «механизмы», заложенные в человечестве (суггестивный, групповой, аналитический, креативный и т. д.), но реализует их по-врачебному, клинически.
Так сложилось, что клиническая классическая психотерапия в своем разработанном, систематизированном состоянии сегодня существует и развивается преимущественно в России, благодаря тревожно-материалистическим особенностям души многих российских пациентов, благодаря тому, что с известными трудностями клиническая психотерапия могла все же развиваться у нас, как и вся клиническая медицина, все советское время провозглашенного в науке диалектического материализма. Клиническая психотерапия не виновата в этом. Как и произведения Толстого, Чехова не виноваты в том, что их предлагали большевики с уважением изучать в советской школе.
Клиническая психотерапия («наше национальное достояние» — В.В. Макаров, Психотерапия нового века, 2001. С. 60) — прежде всего для больных, во всяком случае в России, а психологическая — прежде всего для здоровых. Впрошлую пятницу на кафедрально-психотерапевтичес-кой конференции пришлось познакомиться с пациенткой — молодой женщиной, опытным психологом-психотерапевтом в состоянии клинически сложной тягостной апатической депрессии. Она решительно отвергала все известные психологические нейтральные психотерапевтические техники, тут же тонко распознавая их, отвергала как манипуляции, еще более мешающие ей в депрессии чувствовать себя собою. Но с благодарностью принимала она от доктора Аллы Владимировны Александрович естественное, идущее из души, клинико-психотерапевти-ческое участие в своей судьбе, формирующее необходимый для существенной помощи страдающему эндогенно-процессуальному пациенту особый сердечный лечебный контакт.
К сожалению, даже многие молодые врачи у нас не знают о классической клинической психотерапии, поскольку читают учебники психотерапии, написанные психологами. Психологи же вообще нередко считают такое классическое понимание клинической психотерапии «надуманным».
Убежден, что психотерапевту-психологу, работающему в психиатрии в России, необходимо изучать с помощью клиницистов и способы классической клинической психиатри
ческой психотерапии в истинном отечественном, консто-румском ее понимании. Медицинской литературы, вообще возможностей для этого — вполне достаточно. Клиническая психотерапия преподается и на нашей кафедре — для врачей и психологов.
Глава I
КЛИНИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ И ВРАЧЕБНОЕ ПРИМЕНЕНИЕ ВНУШЕНИЯ, ГИПНОЗА И АУТОГЕННОЙ ТРЕНИРОВКИ. РАЦИОНАЛЬНАЯ, АКТИВИРУЮЩАЯ И КЛИНИКО-АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
2.1. Кратко о природе гипноза и его
дифференциально-диагностической ценности
(Из «Докторского доклада», 1998) П5)
* Подробнее об этих «защитах» — в 2.2 и 2.3. ** Современные отечественные глубокие клинические и теоретические исследования гипноза см. в работах Р.Д. Тукаева (2003, 2006) (Примеч. 2006 г.). |
Результатом клинико-психотерапевтического изучения картин гипноза у различных пациентов (256 случаев) явилось клиническое представление о природе гипнотического состояния как вызволенной гипнотизацией особой индивидуальной природной, прежде всего психологической, защитной раскрепощенности, свойственной данному человеку. Так, например, психастеник при гипнотизации обнаруживает свою деперсонализационную защиту — гипнотическую картину (деперсонализационный гипноз), больной истерией — «вытеснительную» защиту (сомнамбулический гипноз)*. Классический гипнотический сомнамбулизм характерен для больных истерией, многих циклоидов. У аути-стов нередок «интравертированный сомнамбулизм» с известной внутренней самостоятельностью гипнотической картины, наполненной собственными (не внушенными психотерапевтом) образами. У дефензивных циклоидов нередко встречается «ориентированный сомнамбулизм». Описаны и шизофренические «чувственно-расщепленный» и «выхолощенный» сомнамбулизм, и гипнотические картины в виде «пустого остолбенения» («чувственно-пустой сомнамбулизм» — без красок) у деградированных алкоголиков, примитивных пациентов, дебилов. Таким образом, клиническая картина гипноза может служить дифференциальной диагностике. Настоящие исследования продолжил И.В.Салынцев(1999)**.
2.2. Суггестивная терапия, гипнотерапия, рациональная, активирующая, клинико-аналитическая терапия (из «справочника по клинической психотерапии», 1995) 85)
Суггестивная терапия, СПТ (лат. suggestio — добавление, прибавка, внушение) — это лечение внушением. Оно возможно в бодрствующем или гипнотическом состоянии, а также в состоянии лекарственного или естественного сна. Лечение внушением в лекарственной оглушенности принято обозначать как разновидность наркопсихотерапии.
Внушение (от старосл. «вън уши» — «в уши»), как намекают нам и синонимы этого слова (в разных языках), есть, по сути дела, в противовес разъяснению и убеждению, «вкладывание» в душу пациента, человека вообще, различных мыслей и чувств. Внушение идет в этом смысле мимо разума, критики, «в уши», по дороге веры, часто претворяясь в аутосуггестию-самовнушение. Так, человек, принимающий таблетки от каких-то своих расстройств (да еще по сложной схеме-расписанию) или получивший от врача четкую лечебную установку, невольно проникается аутосуггес-тивным ожиданием улучшения или даже просто целебным вниманием к тому, что же теперь с ним произойдет. Нередко при лекарственном лечении помогает преимущественно как раз именно этот целительный душевный настрой (внушение, самовнушение), хотя и здесь дело не обходится без «лекарств», но уже — внутренних, организмических, приведенных в действие внушением. Внешнее же лекарство в таких случаях называется «плацебо» (греч. placebo— мнимый). Подобное чреспредметное (напр., чрестаблеточное, чрез какую-то процедуру), иногда «молчаливое» внушение принято называть косвенным в отличие от прямого внушения. При прямом внушении ожидаемый результат лечения ясно звучит в словах лечащего: например, «уходят, уходят страхи». А при косвенном внушении, например, просто психотерапевтически смазываем бородавку бирюзовой краской. Нередко прямое внушение сливается в одно и с косвенным внушением, и с биологическим действием лекарства (напр., «заснете крепко от этой снотворной таблетки»). На возможности косвенного внушения основывается и прием старинного врачебного назначения каких-то безвредных воздействий в случаях, когда еще не ясно, что это за болезнь, или больной безнадежен, — ut aliquid fiat (лат., «чтобы хоть что-нибудь делать»).
Если для усиления психотерапевтически-рассудочного воздействия на пациента должно позаботиться о том, чтобы голова его была как можно более чистой, свежей, критически напряженной, и объясняться с пациентом следует как можно проще, логичнее, эмоционально скромнее, сдержаннее, то при лечении внушением, напротив, пусть пациент «заразится» нашей живой эмоциональностью, либо душевно подтянется от императивных нот в нашем голосе и осанке, либо расслабится на диване — мышечно и, значит, мыслями тоже. Во всех этих случаях усилится его внушаемость за счет ослабления логически-критического отношения к тому, что ему говорим и что вообще здесь происходит. Таким образом помогаем пациентам поверить нам. При этом важно знать, что пациенты рассудочного склада (напр., психастеники, ананкасты, а также многие больные шизофренией) мало предрасположены особенно к прямому внушению (оно даже их раздражает). Люди шизоидного (аутистического) склада склонны проникаться внушением, сообразным содержанием своим с их аутистической (самособойной, развивающейся по своим внутренним закономерностям) системой, мироощущением. Инородную, «чужую» содержанием, структурой суггестию (даже исходящую от аутиста, но с иной аутистической картиной, структурой) такой пациент нередко отвергает. Довольно высокой внушаемостью отличаются больные истерией, неустойчивые психопаты, многие циклоиды, эпилептоиды, неврастеники, фобические невротики, алкоголики. Более внушаемы в массе своей также дети, подростки, женщины, душевно-незрелые «романтики», наивные натуры, примитивные люди.
Лечение внушением в гипнотическом состоянии принято называть гипносуггестивной терапией, или гипногерапией (см.).
Разработаны у нас и приемы лечения внушением в естественном сне (Свядощ, 1982).
Проверка внушаемости (пробы на внушаемость) есть чаще всего одновременно и проверка гипнабельности.
Самые известные и доступные способы проверки внушаемости
Первые пять из них — приспособленные к проверке внушаемости способы Э. Куэ (1929), предназначенные Куэ для того, чтобы явственно ощутить в себе стихийную силу самовнушения.
1. Падение вперед. Пациент вытягивается, как доска, ноги вместе, подвижность остается лишь в голеностопных суставах, глаза закрыты. Психотерапевт, стоя лицом к лицу с пациентом, скользит пальцами вытянутых рук по его вискам, будто притягивает его к себе, приговаривая: «Падаете, па-да-е-те вперед!» Выразительное падение, качание впередназад говорит о высокой внушаемости. Врач предупреждает пациента, что поддержит его, не даст упасть.
2. Падение назад. То же самое, но врач стоит сбоку и внушает: «Падаете, па-да-е-те назад!» При этом он отводит в сторону ладонь, которой подпирал затылок пациента.
3. Качание. Пациент — в той же позе «доски», неустойчивого равновесия. Психотерапевт говорит ему, что при малейшем толчке спереди или сзади его потянет в ту сторону, — и чуть подталкивает его за плечо спереди или сзади.
4. Замок. Пациент складывает руки, скрещивая пальцы так сильно, что руки слегка дрожат. Психотерапевт внушает: «Трудно разорвать руки, трудно, пробуйте!» Неспособность пациента «разорвать» руки говорит о высокой внушаемости.
5. Маятник (опыт Бэкона). Пациент держит в руке нитку с небольшим тяжелым предметом на конце (металлический шарик, ключ и т. д.). Пусть он закроет глаза, а психотерапевт внушает ему, что маятник движется вперед-назад, потом — вправо-влево, потом — по кругу. Если все это отчетливо совершается — хорошая внушаемость.
6. Способ С.Н.Астахова (1936). Врач говорит пациенту, у которого закрыты глаза: «Не удивляйтесь, сейчас я надавлю вот здесь и Вам будет трудно открыть глаза». И слегка надавливает пальцами в области надбровных дуг (foramen supraor-bitalis). Если пациент не может после этого открыть глаза — высокая внушаемость.
Лечебное внушение в бодрствующем состоянии (наяву) в стихийных, религиозных (напр., шаманских) формах существует с давних пор, а врачебно практиковали его уже Д. Брэд в середине прошлого века и позднее — И. Бернгейм, В. Бехтерев.
Вот основные, широко применяемые у нас методики лечения внушением в бодрствующем состоянии.
1. Методики К.И.Платонова (1962)
1. Внезапное прямое внушение. Возможно лишь тогда, когда врач пользуется у пациента высоким авторитетом. Например, после анамнестической беседы повелительно, твердо и неожиданно для беременной психотерапевт произносит: «Итак, у Вас все кончено, рвоты больше нет!». И в ответ на недоумение и растерянность пациентки: «Будет так, как сказано! Запах и вид пищи тошноты и рвоты не вызывают, можете есть все, что полагается! Разговоры излишни! Идите домой и будьте здоровы!»
2. Косвенное внушение щж психопрофилактической подготовке больных к хирургической операции, беременных — к родам и т. п.
3.
2. Методика Г.В. Зеневича и С.С.Либиха (1965)
Пристально смотря в глаза больному алкоголизмом, говорим отчетливо, громко, тоном, не терпящим возражений: «Сидите спокойно! Смотрите мне в глаза! Смотрите пристальнее, глубже! Еще! Еще! Вы подчиняетесь всем моим внушениям, всем словам. Каждое слово глубоко проникает в Ваше сознание. Ваша нервная система воспринимает все внушения; они лечат Вас, улучшают Ваше состояние». Затем — короткие, ясные терапевтические внушения.
3. Методика А.М.Свядоща (1982)
Пациенту предварительно объясняем «нервность», необоснованность его тревог и страхов и приступаем к внушению наяву в духе одного из следующих вариантов.
Вариант 1. Негромко, но повелительно приказываем: «Смотрите мне прямо в глаза!» 5 секунд пристально смотрим на пациента и произносим: «Закройте глаза!». Либо сразу же предлагаем закрыть глаза. Кладем правую руку на лоб пациента, который закрыл глаза. Сжимаем пальцами виски пациента и медленно, напряженно, 3—4 раза с интервалами в несколько секунд произносим формулу внушения. Затем, через 10 секунд, спокойно и вкрадчиво произносим несколько фраз, кратко объясняющих содержание внушения. При этом снимаем руку с головы пациента или расслабляем руку. Еще через 10 секунд вновь слегка нажимаем рукой на лоб пациента и громко, резко, напряженно 3—4 раза повторяем формулу внушения. При внушениях нормальной работы органов как бы поглаживаем рукой эти органы. Например, внушая свободу речи, слегка массируем гортань. Внушения во время одного сеанса 3—4 раза чередуются с объяснением-убеждением.
Вариант 2. В отличие от первого варианта сообщаем пациенту, что будем лечить его сеансами внушения и поясняем механизм его действия.
Вариант 3. Во время беседы с пациентом, пациенткой или перед расставанием молча пристально несколько секунд смотрим в лицо и, сменив спокойный тон на резкий, напряженный, внушаем, например, пациентке, которую оставил муж: «О муже теперь не думаете, не думаете! Вы о нем забыли, забыли!»
Варианта Пациенту предварительно внушается состояние «полного безволия», пассивной подчиненности. Его можно вызвать суггестивной формулой И.С. Сумбаева (1946): «Под влиянием внушения Вы впали в состояние полного безволия, полной подчиняемое™. Но Вы не спите. Вам совершенно не хочется спать... Вы не оказываете мне никакого сопротивления, полностью мне доверяете, зная, что я не буду злоупотреблять Вашим доверием ко мне. Вы будете находиться в этом состоянии безоговорочного подчинения до тех пор, пока я Вас из него не выведу. В этом состоянии Вы чрезвычайно восприимчивы ко всем внушениям и приказаниям, которые я делаю, ко всем словам, которые я произношу. Вы не обращаете внимания на присутствующих лиц. Вы ни о чем не думаете, кроме того, о чем я Вам говорю. Вас ничто не беспокоит, не тревожит. Вы чувствуете себя очень хорошо». В этом состоянии — лечебные внушения.
4. Методика П.И.Буля (1974)
Предлагаем пациенту расслабиться лежа или сидя в затемненной комнате, закрыть глаза и после 5—10 минут адаптации к обстановке слушать голос врача, не сопротивляясь охватывающей легкой дреме. Формулы лечебного внушения произносятся тихо или громко, но всегда выразительно-эмоционально и повелительно. Пример лечения художественно-впечатлительного пациента 40 лет с функционально-невротическими сердечно-сосудистыми расстройствами. «Расслабьте всю мускулатуру Вашего тела!.. Дышите спокойно, глубоко... В этом состоянии покоя, отдыха Вы будете хорошо воспринимать все мои слова, все мои внушения! С каждым последующим сеансом суггестии Вы будете все лучше расслабляться в этом кабинете, все лучше воспринимать и фиксировать в своем сознании все мои формулы и внушения. Спать Вы не будете, никакого гипноза у Вас не будет, но тем не менее с каждым последующим сеансом суггестивной психотерапии Вы будете отмечать, как улучшается Ваше состояние, самочувствие и настроение... Вы будете замечать, что улучшается Ваш обычный нормальный ночной сон... Вы будете ложиться в постель в строго определенное время... К этому часу Вы будете отмечать, как с каждым разом Вы все больше и больше хотите спать... Вы охотно будете ложиться в постель, и как только Ваша голова коснется подушки, Вы будете быстро, приятно и совершенно незаметно погружаться в физиологический сон (...). По мере того, как будет укрепляться Ваш нормальный ночной сон, Вы будете отмечать, что исчезают Ваши боли в области сердца, которое, как показали специальные исследования, совершенно здорово и не имеет никаких органических изменений! У Вас прекрасное, молодое и совершенно здоровое сердце, сосуды, кровяное давление! Боли в сердце возникали у Вас из-за расстройства нервной системы функционального и вполне излечимого характера в связи с переживаниями и
нарушениями сна (...)». После 20-го сеанса (по этой же схеме) пациент сам попросил прекратить лечение, так как чувствовал себя совершенно здоровым.
5. Методики лечения внушением детей (А.И. Захаров, 1977)
1) внушение с фиксацией взгляда ребенка на лице врача Пристально смотрим в глаза больному. Например, при
психогенных навязчивых тиках говорим тревожному мальчику: «Слушай меня внимательно. Тебя беспокоят лишние движения, и ты не можешь от них избавиться. Я помогу тебе в этом. Тебе не нужно бороться с ними. От этого они могут только усилиться. Я сделаю так, чтобы ты не волновался при их появлении. Все, что я скажу сейчас, окажет на тебя особое действие и поможет избавиться от лишних движений. С каждым последующим днем (при этом сила голоса повышается) ты все меньше и меньше их чувствуешь. Они перестают получаться. Они ломаются, как ломается ветка. Через некоторое время ты перестанешь их замечать, как раньше, они начнут уходить из тебя и не будут тебя беспокоить. Когда ты снова придешь ко мне, ты будешь чувствовать себя лучше и спокойнее». В каждом новом сеансе закрепляется полученное (в том числе словом поздравления и рукопожатием) и внушается дальнейшее улучшение. Затем психотерапевт обращается к преморбидной тревожности мальчика, на почве которой возникли тики, и стремится ее изменить, смягчить игровой, разъясняющей и семейной психотерапией, в заключение возвращаясь к целенаправленным внушениям, окончательно устраняющим тики. Продолжительность курса — до 1,5—2 месяцев. Интервал между первыми сеансами — 3-7 дней (чем младше ребенок, тем короче).
2) внушение в состоянии релаксации (для смягчения страха, напряженности)
Пациенту с закрытыми глазами, в кресле, внушается в течение 2—3 минут расслабление, покой. Затем — небольшая пауза. При выраженной релаксации терапевтическое внушение —- более категоричное, нет релаксации — более мотивированное. Через несколько минут предлагаем открыть глаза, встать и пройтись по кабинету.
3) игровая методика внушения для дошкольников (при мастурбации, травмирующих сновидениях, некоторых страхах и истерических нарушениях)
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |