* Доклад на II Консторумских чтениях (27 декабря 1996 г.) в Москве (Независимая психиатрическая ассоциация России). |
Итак, в чем же, по-моему, при всем утонченно-запутанном (для меня), сложно-кружевном многообразии в этой волшебно-духовной области терапии духовной культурой, основные, внутренне связанные между собою, отличия одухотворенной клинической психотерапии от экзистенциально-гуманистической, феноменологической психотерапии, — отличия, которые, думается, есть диалектически одновременно и светлые созвучия? *
1. Для самого одухотворенного клинициста-материалиста человеческое тело есть все же природно-материальный источник духа. Так он чувствует своею природой, и в этом убежден. Убежден, в отличие от, например, глубоко религиозных врачей (таких, как хирург Войно-Ясенецкий или психиатр Мелехов), для которых, при всей их глубокой заинтересованности клинической картиной, тело есть все же прекрасный приемник Духа, нередко подвластный врачебной починке. И философскую основу классической клинической одухотворенной психиатрии-психотерапии Крепелина, Корсакова, Э. Блейлера, Э. Кречмера, Ган-нушкина, Консторума все-таки составляет естественнонаучное диалектико-материалистическое мироощущение. Духовный клиницист-материалист, для которого подлинная реальность — не предопределяющий дорогу каждого из нас Дух, а стихийно саморазвивающаяся Природа-материя, гиппократовски присматривается к сложной природной самозащите (душевной тоже), стараясь лечебными приемами (в том числе одухотворенно-психотерапевтическим воздействием) естественно оживлять и, по возможности, поправлять целительную работу всегда стихийной Природы.
* Серьезно помогла мне осмотреться в этих отличиях-созвучиях и проникновенная работа Ю.С. Савенко (1992) с кратким размышляющим изложением феноменологического метода. |
Для экзистенциально-гуманистического, феноменологического психотерапевта то, что принято называть Духом, — телом не источается и, стало быть, существует в той или иной мере самостоятельно, не подчиняется общеклиническим закономерностям (например, изученным уже способам защитно-приспособительного организмического реагирования). Биология, физиология здесь отделены бездонной пропастью от движений Духа, а Дух движется по своим сложно-извилистым дорогам, тропинкам, сказочным пещерам, высвечивая различные феноменологические, экзистенциально-гуманистические исследовательские подходы к нему. Разнообразные эти подходы в случаях целебного воздействия отвечают, прежде всего, разнообразным созвучным одухотворенно-аутистическим переживаниям пациентов, которыми являются, в широком смысле, для самих себя и сами психотерапевты, психиатры, философы. Роднит их, однако, сравнительное безразличие или даже неприязнь к естественнонаучным психотерапевтическим разъяснениям о психопатологических симптомах, синдромах и характерах людей.
Вот, по-моему, первое, основное, мироощущенческое отличие одухотворенной клинической психотерапии от феноменологически-экзистенциальной, но оно же, это отличие, есть и созвучие — созвучие в духовности. Оба подхода направляют психотерапевта и пациента к духовным переживаниям. Речь идет о пациентах с душевно-духовным неуютом, чувством неполноценности, с тягостными раздумьями о бессмысленности своего существования, о добре, зле, совести, смерти, ответственности, беспомощности и заботе. Помощь оказывается в том и другом случае, прежде всего, также духовными способами, одухотворенно-психотерапевтическим переживанием психотерапевта. Его «трепетным» отношением к «предмету постижения», его «чистой душой» (Савенко, 1992, с. 125), неповторимой духовной индивидуальностью, духовной культурой, искренним теплым вниманием ко всякому благородно-творческому движению души пациента. Кто-то станет смеяться над раздумьями о лечебных свойствах духовной чистоты психотерапевта, как и над целебно очищающим человека действием личности священника, святого или даже самого Христа. Но многие, испытавшие это воздействие, согласятся с тем, что лечение одухотворенно-внимательной доброжелательной заботой, чистотой есть еще не исследованное поле психотерапии.
Недавно, кстати, одна духовно сложная пациентка, побывавшая в не-психотерапевтическом стационаре, поведала: «Они там лечат экзистенциальные переживания электрошоком, чтобы их не было». При этом, конечно же, одухотворенный клиницист, трезво исходя из клиники, не станет пытаться пробудить духовность, экзистенциальные переживания, например, в руинах алкогольной деградации или старческого слабоумия, поскольку здесь истинно духовных переживаний, с точки зрения клинициста, не существует. Но одухотворенно-клиническое мышление, как и феноменологическое (естественное, интуитивное), — в известной мере тоже естественное, естественнонаучное, следующее Природе.
2. Одухотворенный клиницист описывает состояние пациента, психотерапевтический процесс живыми, «писательскими» словами, в которых, однако, откровенно звучит его клиническое размышление, клиническое переживание (вспомним, к примеру, клиническую прозу Корсакова,
Э. Кречмера, Ганнушкина, Консторума). Феноменолог, экзистенциалист в своем духовном постижении-описании пациента стараются отбросить все концепции, психологические толкования, осмысливания, пристрастия, дабы прийти к «непредвзятому непосредственному пониманию психического таким, каково оно есть» (Ясперс, 1994, с. 45). В этом различие. А созвучие — в художественно изображаемом психотерапевтическом сопереживании с пациентом. «Тот, кто переживает, — пишет Ясперс, — скорее всего и находит подходящее описание. А психиатр, занятый только наблюдением, напрасно бы стремился сформулировать то, что больной человек может рассказать о своих переживаниях» (Ясперс, 1994, с. 44). Это точно так и для одухотворенного клинициста, ибо он тоже работает личностно, не только мыслью, но всей душой, тоже стараясь «вчувствоваться», эмпатически. И сопереживание экзистенциально-гуманистического, феноменологического психотерапевта также не может не быть личностным, творческим. А значит, особенность души, духа того, кто пишет, — окутывает, пронизывает и здесь историю болезни, участвует в создании живого, нетерминологического образа пациента, по поводу которого специалисты смогут размышлять, спорить и через тысячу лет, когда уже термины переменятся. Поэтому язык историй болезней, например, пациентов и Яс-перса, и Э. Кречмера дышит слиянием высокой интуитивности-художественности с научной точностью, хотя в первом случае видится углубленно-аутистическая, как бы суховато-прозрачная, утонченно-нежная структура этого слияния, а во втором — реалистически-земная, изобразительно-живая, строгая в своей сочности. Видимо, трудно убежать в творчестве от душевного своего склада даже феноменологическому творческому психиатру*.
3. Клиническая психотерапия — единая пашня, которую возделывают клиницисты, дополняя, поправляя друг друга. Как Консторум развивает Э. Кречмера, так будущие клинические психотерапевты «перелопатят» сегодняшнюю классику. Но лики классиков, несомненно, останутся в этом едином клиническом поле совместной духовной работы.
* См. истории болезней пациентов Ясперса (1996). |
Экзистенциально-гуманистические, феноменологические направления (их так много сейчас) не составляют в этом смысле единого поля, не поправляют, не добавляют, в сущности, не развивают одно другое. Каждый автор работает здесь, в основном, сам по себе и мало опирается на предшественников. В 1952 году пожилой Хайдеггер, которого Яс-перс, как утверждает В.В. Бибихин (1994, с. 101), мало читал и не понимал, пишет еще более пожилому Ясперсу (после их многолетней, хотя и трудной, с перерывами, дружбы): «Я тщательно изучу Ваши сочинения; правда, с годами я становлюсь все более экономным и медлительным читателем» (Хайдеггер, 1994, с. 104). Так и экзистенциально-гуманистические, феноменологические психотерапевты могут, в лучшем случае, оказывать влияние друг на друга, подобно тому, как это происходит среди художников.
Созвучие же опять в личностности, одухотворенности подходов. Судьба открытия и здесь, и там все же решается не знакомством с литературой вопроса, не количеством наблюдений и статистической обработкой, а силой личностного, неповторимого взгляда на мир, силой уникального творческого переживания. Вольфганг Кречмер рассказывал мне, что и его великий отец (клиницист Э. Кречмер) не жаловал вниманием, тщательным изучением, цитированием многих других авторов, трудившихся в этой же области. Старые букинистические книги феноменологов и клиницистов (психиатров, психотерапевтов) стоят сегодня дорого именно потому, что в них живут неувядающие, неустаревающие души авторов.
4. Чаще одухотворенный клиницист-материалист есть атеист, в отличие от экзистенциально-феноменологических психиатров, психотерапевтов. Франкл в своем докладе «Экзистенциальная динамика и невротический эскапизм» (1962) рассказывает, что Хайдеггер, посетив его дом, в знак глубокого согласия с убежденностью хозяина в бессмертии живущего со смыслом, живущего творческим переживанием, даже с осмысленным страданием в душе, написал в альбоме для гостей:
«Что минуло — ушло навсегда; но прошлое — вернется».
(Ггапк/, 1967, р. 33).
Тютчев в последние годы жизни в стихотворении «Чему бы жизнь нас ни учила...» (1870) написал, в сущности, об этом же:
«...Не все, что здесь цвело, увянет, Не все, что было здесь, пройдет!»
Грань созвучия видится мне в том, что и для одухотворенного клинициста все творческое, даже глубокое неповторимое страдание, — само по себе есть прекрасное и, как хочется чувствовать и думать, вечное в сравнении с тихой безликостью. Религиозный человек, светло чувствуя себя собою в страдании, скажет, что в это время ощущает в себе искру Божию, поскольку лишь Бог личен, лишь Он — подлинный Творец, рассыпающий вокруг Себя искры Своей Творческой Личности. Для Франкла божественное в душе есть Логос, Смысл, для Маслоу — Самоактуализация, для Роджерса — Личностный рост. Для одухотворенного клинициста это светлое переживание есть целебное творческое вдохновение, которым светится тело, природа. Ведь вообще всякое человеческое и просто природное движение каким-то образом изменяет что-то, кого-то рядом с собою, участвует таким образом в судьбах будущих людей, животных, растений в их сложном жизненном взаимодействии. Когда же это движение есть творческое, нравственное, оно производит какие-то изменения в жизни во имя Добра. Эти творческие движения в истории Человечества есть не только подобные поэмам Гомера, музыке Чайковского, размышлениям Ясперса, то есть не только то, что и среди материалистов принято называть бессмертным. Но это, например, и неповторимо-безымянная любовь крепостной девушки, не увековеченной Тропининым, и никому сегодня не известный трогательный рассказ школьника давних времен о своей кошке, написанный на тетрадном листке и сгоревший в русской печи. Все это тоже не могло не повлиять как-то по-своему, через поколения, на становление Добра в людях. Все это безымянное так же бессмертно для одухотворенного клинициста, способного довольствоваться и таким небольшим, теплым бессмертием.
Итак, существо разнообразных созвучий между одухотворенной клинической психотерапией и феноменологической психиатрией, экзистенциально-гуманистической психотерапией в том, что оба подхода личностно одухотворены, обращены к духовным ценностям психотерапевта и пациента, к самому человеческому в человеке. Как практически происходит эта психотерапевтическая работа — экзистенци-ально-гуманистически, феноменологически или клинически (исходя из клинической картины, дифференциальной диагностики, с лечебно-дружеским преподаванием элементов клинической психиатрии и психотерапии) — это уже другой вопрос. Во всяком случае, это и там, и там — не техники, не тренинг, это —- целебная жизнь души, духа. Так же, как два одухотворенных человека с противоположными (казалось бы, несовместимыми) характерами обычно, именно по причине своей одухотворенности, прекрасно друг друга понимают и друг к другу тянутся — среди разных характерами враждующих между собою посредственностей, — так и оба психотерапевтических подхода, о которых здесь говорю, составляя вместе единую Терапию духовной культурой, есть братья по духу.
Пациенту необходима такая психотерапия, какая ему необходима по природе его. Для одного целебно чувство, ощущение в себе изначального Теплого, доброго Света, Смысла; для другого, по природе его, такое чувство, ощущение изначальности, самостоятельности духа невозможно. Он более тянется к земному теплу, характерологическому познанию себя и других — для дружеского общения с людьми и поиска своей жизненной дороги-тропы, своего, свойственного его природе, смысла. Стало быть, необходимо и то, и другое.
Что еще, кроме Терапии духовной культурой в этом смысле, по-разному помогающей целебно-творчески сблизиться с собою и — через себя, духовно обогащенного, — с подходящими тебе людьми, может смягчить сегодня нарастающую у нас и наших пациентов боль одиночества среди людей, чувство своей безнадежной заброшенности в своем городе, в своей стране, во Вселенной?!
1.5. О клинических психотерапевтических группах
(1995)* м>
* Доклад на конференции «Проблемы и перспективы современной психотерапевтической практики» (Москва, март 1995 г.) |
Это клинические группы не только для достаточно тяжелых пациентов, они могут помогать даже здоровым людям с душевными трудностями (например, целебным обучением характерам). Слово «клинический» говорит здесь о врачебном, клиническом мышлении, клиническом мироощущении психотерапевта в этих группах. Клиническое мышление, мироощущение вырабатывается, складывается в достаточной стройности своей (при известной природной предрасположенности к нему) только в клиниках медицинского института, факультета. Это — естественнонаучное, «биологическое» мышление в медицине и здоровой жизни, рассматривающее, например, и здоровую душу через заостренные, гротескные, патологические картины, в сравнении с ними (как говорим, например, об эпилептоидной акцентуации в сравнении с эпилептоидной психопатией). При этом клиницист мыслит-чувствует человеческое тело (в том числе свое собственное) как частицу Материи-Природы, развивающейся стихийно (без потаенной Великой Цели) как источник (не приемник!) Духа. На самом тонком, нежном душевном, духовном движении для истинного клинициста (в отличие, например, от психиатра-феноменолога) лежит печать материально-природного, телесного происхождения. Так прекрасное тело спящей Венеры художника Джорджоне светится мягкой нематериальной духовностью. Именно с чувством, естественно-научным видением телесного происхождения души, духа связана озабоченность клинициста дифференциальной диагностикой. Для него психопатологические симптомы, синдромы родственны соматическим, подчиняются тем же клиническим закономерностям возникновения, смены, усложнения и т.д., в отличие от психопатологических феноменов Ясперса. Да и самые трепетные нравственные переживания, личностные свойства, составляющие «почву» в клинической картине, неотделимы для клинициста пропастью от анатомии и физиологии. Одухотворенная аутистичность древнеегипетской Нефертити клинически ясно видится и в символических изгибах ее шеи и подбородка.
В этом смысле клинические психотерапевтические группы есть крупицы клинической медицины (медицины, лечащей в соответствии с клинической картиной), а не психологии. В них царствует клиническое научное мироощущение психотерапевта (без психологической, роджеровской неди-рективности). С таких групп и началась групповая негипнотическая психотерапия в мире. Американский врач Джозеф Прэтт (J.H. Pratt) уже в 1904 г. работал в Бостоне с группами («классами») пациентов с туберкулезом легких, рассказывая им о болезни, о том, как жить, чтобы скорее поправиться, побуждал к целебному обсуждению-спору и дружному преодолению пессимистического настроения. В 1922 г. он выпустил книгу: «Принципы работы с группой и их применение к различным хроническим болезням» (см. у А.Л. Гройсмана, 1969). Московский невропатолог Г.Д. Не-ткачев (1909, 1913) клинико-психотерапевтически помогал заикающимся в группе, воспитывая у них (и с помощью дневников) наблюдательность, мужество, самообладание, умение высказывать свои взгляды в присутствии всех. В 1919—1920 гг. Эдуард Лейзелл (E.W. Lazell) в Вашингтоне по методу Прэтта работает с больными шизофренией (см. у А.Л. Гройсмана, 1969). В.М. Бехтерев и В.В. Срезневский (1928) в Ленинграде коллективно-клинически работали с больными алкоголизмом, В.А. Гиляровский (1926) и Д.С. Озерецковский (1927) в Москве — с невротиками. Это, конечно, все только примеры первых работ из обширной врачебно-будничной области клинической групповой психотерапии. Но истинно групповой психотерапией принято теперь называть другую, психологически структурированную для больных и здоровых психотерапию (часть психологии), оживленно, аутистически-многообразно наполняющую своей групповой динамикой мир с конца сороковых — начала пятидесятых годов нашего столетия благодаря, прежде всего, Курту Левину, Карлу Роджерсу, Фредерику Перлзу. Однако и клиническая групповая психотерапия сегодня продолжает скромно развиваться и в пограничной психиатрии, хотя нередко и считают ее «устаревшей».
Примером сегодняшних клинических психотерапевтических групп, думается, являются и наши группы творческого самовыражения (в рамках Терапии творческим самовыражением - Бурно М., 1989-1995).
Так же, как Прэтт преподавал соматическим пациентам элементы клиники и лечения их болезней, так и мы преподаем в наших группах элементы пограничной психиатрии и клинической психотерапии. Рассказываем, разбираем вместе не только навязчивости, деперсонализационные, депрессивные и другие психопатологические расстройства, но, главное, — личностную почву в виде различных характерологических радикалов (аутистического, психастенического* синтонного и т. д.). Терапия творческим самовыражением в своих долгосрочных и краткосрочных вариантах показана, прежде всего, достаточно серьезно страдающим, сложным психопатическим и неврозоподобным эндогенно-процессуальным (шизотипическим, бодерлиновым) пациентам с де-фензивными расстройствами (тягостным переживанием своей неполноценности). Когда человек заболевает серьезно (но не остропсихотически), ему обычно важно знать пусть элементарную, но реалистическую естественнонаучную правду происходящего с ним. И мы помогаем дефензивному пациенту стать немного психиатром-психотерапевтом для себя самого и для других. Ведь нередко психиатр-психопат стойко компенсирован своей специальностью, профессиональным опытом. И эндогенное душевное неостропсихотическое расстройство у психиатра протекает обычно мягче и имеет более благоприятный прогноз, нежели у примерно такого же па-циента-не-врача. Постепенно, рассматривая-изучая вокруг себя характерологические радикалы (личностную почву) товарищей по лечебной группе, радикалы психотерапевта, психотерапевтической сестры, изучая характеры известных художников, писателей, композиторов, ученых, проступающие выразительно в их творчестве, изучая научные, научно-популярные работы о характерах, расстройствах настроения, пациенты все более тянутся к своему, отвечающему их нату-
2 Бурно М. Е.
ре творчеству. В целебно-творческом вдохновении-оживленности они возвращаются к себе, к ощущению и смыслу своего «я» из тягостной тревожной, субдепрессивной личностной неопределенности-рассыпанности. Психологический недирективный психотерапевт в разнообразных одухотворенных психологических группах способствует духовному самораскрытию членов группы без преподавания психиатрии, характерологии. Он, напротив, нередко воспринимает душевный склад, черты характера как презренный забор с гвоздями и как бы призывает выйти за этот забор, соединиться со светом Добра, мировой Гармонии, почувствовать первозданные божественные розы в своей загрязненной жизнью душе. Клинический же психотерапевт, наоборот, одухотворенно-научным климатом группы приглашает пациента глубже войти в сад собственного душевного склада и помогает ему там, познав свои личностные, характерологические ценности, стать бесконечно свободным, уникальным и в то же время аутистическим, психастеническим и т. д., нравственным самим собой — для стойкой компенсации или ремиссии на своей жизненной психопатической, субдепрессивно-процессуальной дороге. И чем больше в мироощущении пациента способности к реалистическому, естественнонаучному переживанию, чем труднее ему почувствовать изначальность-самостоятельность своего духа, тем легче он довольствуется счастьем свободы в рамках своего определенного характерологического радикала или процессуального смешения радикалов, как и реалистически трезво довольствуется своим полом и возрастом. Мы так и говорим в группах о «психастеническом счастье», об «аутистическом счастье». Дефензивным шизоидам, измученным трудностями общения с реалистами и шизоидами с иной, не созвучной им аутистичностью, как выяснилось с годами психотерапевтической практики, клинические группы творческого самовыражения тоже помогают серьезно приспособиться к людям, изучить характеры и понять-почувствовать собственные аутистические, идеалистические ценности.
Сложные аутистические пациенты без достаточно выраженной тягостной дефензивности нередко тяготятся нашими группами, протестуют против «запирания» души в характере, из которого они хотели бы, напротив, выбраться к свету свободы от своей житейской «коробки», от своей «земной индивидуальности». Но и дефензивным нередко бывает дурно в психологических группах, где часто собирается немало пациентов истерического, шизоидного (с истероидностью) склада, где не управляемое клинически психотерапевтом современное мнение группы, подчас агрессивное к дефензив
ной сложности, ранимости, может «пришибить» пациента за то, что не такой, как все. Самая добрая, одухотворенная недирективность в группе может способствовать, в зависимости от природы человека, не только свободному проявлению в нем добра-доброжелательности, но и зла-агрессивности. Ведь в свое время по этой же причине и в дзэн-буддийских монастырях, как известно, пришлось завести палочную дисциплину. Даю здесь как пример отрывок из исповедей многих дефензивных пациентов в поэтической аранжировке их, тоже дефензивного, врача-психотерапевта (Александрйна).
Вот и все угомонились, Кровушки моей напились И, довольные собой, Оживленною гурьбой По дороге зашагали, Напевая «трали-вали». Каждый сам себе хорош, На изгоя не похож, Симпатичен, аутентичен, Конгруэнтен, эмпатичен.
Я — изгой, иду, заплёван, Жирной грязью размалёван, Опозорен, а изгой — Потому что я другой. Я один такой ранимый, Чрезвычайно уязвимый И холодный, как кинжал, Что в подвале пролежал. Говорить со мною можно, Только очень осторожно: Мои речи тяжелы, Всюду острые углы. И в компании невинной Коротая вечер длинный, Я сижу совсем чужой, Отгороженный межой.
В заключение отмечу, что Психотерапии нужны и психологические группы, и клинические, и психологи, и клиницисты, но клиническая система показаний-противопоказаний к тем и другим группам, думается, должна беречь пациентов от ранений лечением. Вспоминая перлзовскую молитву гештальтиста, хотел бы сказать по этому поводу по-своему, в том духе, как говорим в наших клинических группах. Да, ты это ты, к примеру, — аутист-психолог. А я это я, к примеру, — психастеник-клиницист. И, если есть у нас с тобою богатая грань духовного созвучия, это прекрасно. Но если нет, я не согласен с Перлзом, что этому нельзя помочь (если, конечно, мы не безнравственники). Поможет
2*
клиническое, естественнонаучное мироощущение, в соответствии с которым мы не можем друг без друга. Я поклоняюсь твоей аутистичности, зная, что именно из нее вырастают и теоретическая математика, и теоретическая физика, и астрономия, и конструирование в высших своих проявлениях, и истинная психология, психологическая коррекция, группы встреч, гештальт-группы, и философский идеализм, и аутистическое искусство нежных иероглифов, и пламенная идеалистическая самоотверженность-служение идее Добра. Но ты, быть может, тоже скажешь, что ценишь мою тревожно-практическую заботу о пациенте, мою клиническую осторожность, опирающуюся на выверенную клиническим опытом и временем дифференциальную диагностику и неразрывно связанную с ней систему лечебных показаний и противопоказаний, мою психологическую реалистичность в науке и искусстве. И добавишь, что если, не дай Бог, заболеешь по-серьезному, то придешь не к коллеге-психологу, а ко мне, и за то тоже мне благодарен.
1.6. Экология психотерапии (1992) 73)
Особенное положение психотерапии в медицине объясняется прежде всего тем, что психотерапия есть воздействие не материальными способами (лекарство, лечебная грязь и т. д.), а душевными. Поэтому в психотерапии часто работают как специалисты не врачи, а психологи, педагоги, гуманитарии (арттерапевты, библиотерапевты, музыкотерапевты), священники. Неклинические психотерапевтические воздействия предопределяются не конкретной клиникой, не личностными особенностями, а главным образом надклини-чески, надхарактерологически (не дифференциально-диагностически, без нозологических, например, поисков) отмеченным расстройством или конфликтом, толкуемым с точки зрения определенной символически-мифологической психотерапевтической ориентации. Здесь клиницисты прежних времен обычно начинали спорить, называя выдумкой, например, фрейдовский комплекс Эдипа — бессознательное эротическое тяготение всякого мальчика к матери как к своей первой женщине с ревностью к отцу и страхом перед ним за возможное отмщение. Подобное убеждение о всякоммалъ-чике есть выдумка для клинициста, но многие люди (в том числе совершенно здоровые), по аутистической природе своей чувствующие не материальное, а духовное как первичное, изначальное, принимают комплекс Эдипа (для девочки — комплекс Электры) как истинную правду жизни, несомненную реальность. Пациентам такого рода будет серьезно помогать психоанализ Фрейда, а другим аутистическим пациентам — та другая психотерапевтическая аутистическая (идеалистическая) система (психоаналитическая, экзистенциальная, гуманистическая, религиозная и т. д.), с которой они испытывают духовное созвучие. Пациент же реалистического склада чаще тянется к клинической психотерапии. Клиницист, конечно же, может психотерапевтическое клиническое воздействие, исходя из клинических особенностей пациента, строить в психоаналитическом или даже в религиозном духе, но тут напрашивается одно сравнение. Глубоко верующий сельский священник даст предрасположенному к религиозной вере человеку (в том числе и как психотерапевт) несравненно больше, нежели столичный религиовед-атеист, грамотно толкующий Евангелие.
Теперь, когда, наконец, нравственные, общечеловеческие ценности признаны высшими и у нас, никто не вправе лишать пациентов идеалистически-аутистического склада того психотерапевтического воздействия, к которому они предрасположены. Искусственный запрет какого-то психотерапевтического направления нарушает весь психотерапевтический ансамбль. И в этом смысле возможно говорить об экологии психотерапии как части «экологии культуры» (термин Д.С. Лихачева).
Необходимо в связи с этим серьезное уважение психотерапевтов различных направлений друг к другу, искреннее стремление помочь пациенту и тем, чтобы вовремя направить его к коллеге, который в данном случае гораздо глубже поможет. Нередко сегодня верующий психотерапевт, чувствуя в себе Бога, духовно убежден в том, что прав в своей вере, а неверующий неправ. Понимаю, что верующий часто не может внутренне думать и чувствовать иначе, не может не сожалеть, что симпатичный ему человек «не поднялся еще до веры», но, по-моему, он ни в коем случае не должен обнаруживать это сожаление перед неверующим пациентом или коллегой. Того же хочется пожелать нашим психоаналитикам в отношении к своим коллегам и особенно к пациентам, не воспринимающим их систему, испытывающим неприятное чувство от разговоров о сексуальных символах и т. п. Таких пациентов следует направлять к другим психотерапевтам и притом так деликатно, чтобы у них не возникло чувства душевной и умственной неспособности к якобы очевидной для разумного человека психоаналитической правде.
И последнее. Следует, думается, всех неклинических психотерапевтов предупредить о возможных осложнениях в состоянии больных, связанных с тем, что определенное психотерапевтическое воздействие не сообразуется здесь с клиникой. Тут могут произойти всякие неприятности — вплоть до истерического ступора и провокации психотического расстройства, как это бывало еще недавно при массовом лечении внушением по телевидению. Дабы поменьше было таких осложнений, неклиническим психотерапевтам хорошо бы время от времени советоваться о своих пациентах с клиницистами.
1.7. Заметки клинициста о неклинической медицине, о целителях (1998) Ш)
Сегодня больных людей в России лечат (в широком смысле) не только медики, но и другие специалисты без медицинского диплома. Это — профессиональные психотера-певты-не-медики: медицинские психологи, социальные работники, арттерапевты, педагогические психотерапевты, библиотерапевты, музыкотерапевты и т. д. Стремятся помогать больным людям (и бывает, помогают с успехом) целители (представители народной медицины — в том числе экстрасенсы, знахари, колдуны, шаманы). Известно, однако, что там, где больные люди чаще обращаются за помощью к не-медикам, точнее, к не-клиницистам, — гораздо больше, нежели в других местах, случаев запущенных злокачественных болезней, выше смертность. Дело, выходит, даже не в том, есть ли у специалиста медицинское образование. Не так уж редко встречаем, например, экстрасенсов с ученой медицинской степенью. Дело, думается, в том, является ли врач клиницистом. А не-врач не способен быть подлинным клиницистом, т. к. клиницизм, клиническое мышление, клинический опыт — все это постигается лишь клинической школой (учебной последовательной работой с трупами, животными и у постели больного). Именно клиническая терапия, т. е. терапия, проникнутая клиницизмом, «дышащая» выработанной опытом врачевания дифференциальной диагностикой, показаниями и противопоказаниями, воздействующая на больных осторожно, по-разному в зависимости от особенностей клинической картины, конституции, душевных особенностей, — именно разработанная поколениями клиницистов-реалистов клиническая терапия дает наименьшее количество осложнений. Поэтому развивающийся издревле клиницизм, единый в своей основе для всех стран, времен, и есть столбовая врачебная дорога. В большинстве крупных медицинских учебных заведений мира преподают, в основном, клиническую медицину, во всяком случае, клиническую соматическую медицину, противостоящую медицине неклинической, т. е. не проникнутой клиническим мироощущением. Существо клинического мироощущения (клиницизма) — природное ощущение клиницистом живого единства тела и духа при первичности тела, материи по отношении к духу. Для клинициста бесконечная во времени и пространстве Материя-Природа развивается стихийно, сама по себе, в соответствии с собственными закономерностями, а люди как сгустки этой Природы, развившейся до осознания себя, помогают Природе развиваться совершеннее — конечно, со своей, человеческой точки зрения (например, выращивая хлеб или по-своему способствуя усилению, совершенствованию организмической лечебной защиты заболевшего от внешних и внутренних вредоносных воздействий). В этом смысле к неклинической медицине относятся все медицинские направления, возникшие самыми сложными своими схемами, «иероглифами» не из рабочего клинико-материалистического опыта, а непосредственно из интуиции. К примеру, иглотерапевт, предложивший свою новую сложную схему точек, на вопрос, как он это все узнал, отвечает, что это ему было послано свыше*. Известные неклинические медицинские направления —- это древнеиндийская аюрведическая и тибетская пульсовая диагностика, хирология, йога, восточная физиогномика, дзэн-буддийские психотерапевтические приемы, астрологические прогнозы болезней, ногтевая диагностика, диагностика по биологически активным точкам кожи, характерным знакам на языке, на радужной оболочке глаза, гомеопатия и т. д. Неклиническая психотерапия — это психоанализ, экзистенциально-гуманистическая и трансперсональная психотерапия, психосинтез. Таким образом, подчеркиваю: возможно быть по образованию врачом и не быть клиницистом, если природой своей не предрасположен к клиническому мироощущению.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |