ПРОЛОГ Дублин, любовь с первого взгляда 22 страница

Алая Карга не просто проткнула их — она раскроила их от паха до шеи, взрезала все кости. Одним рывком она вырвала и выскребла из тел все их внутренности. Движением, которое она оттачивала сотни тысяч лет. Проткнуть, пролететь, рвануть. Она вспорола им грудь и брюшную полость, и

видно, что там теперь пусто. Эта поганая сволочь не смогла бы такого с ними проделать, если бы не застала врасплох.

О чем я только думала, когда стояла там и не могла сказать ничего, кроме «бегите»? Цапалась с

ними, как всегда, словно у нас впереди вечность и просто не может быть иначе!

— Я думала, вы, ребята, уклонитесь в последний момент, — бормочу я над их телами. — Или стоп-

кадрируете прочь, быстрее меня.

Почему Риодан не использовал против нее свое секретное оружие, которым убил Вэлвета? Да я ни за что и никогда не подумала бы, что существует нечто такое, что может вот так сцапать их!

Но она вырвалась из стены и проткнула их своими спицами быстрее, чем кто-либо из нас сумел отреагировать. Их тела еще движутся, но это, кажется, просто конвульсии, так всегда бывает, если тело травмируют настолько быстро и сильно.

Я слышу странный клацающий звук, который действует на меня как чириканье ЖЗЛ, то есть пугает на самом примитивном уровне. Она решила взяться за меня? Я хватаю меч и оборачиваюсь. У меня уходит секунда на то, чтобы ее найти. Я прослеживаю кровавый путь.

Вверху.

Алая Карга сидит на крыше здания за «КСБ», кишки тянутся через край, свисая блестящими нитями,

и кровь капает на тротуар. Костяные иглы, которыми она выпотрошила Риодана и Бэрронса,

оказываются ее ногами, которые странно изгибаются, как верхние лапы у богомола. На их концах — изогнутые крюки.

И с помощью этих костистых лап она вяжет их кишками, добавляя плетение к подолу своего платья.

Костяные ноги пощелкивают, кишки елозят по краю дома и укорачиваются дюйм за дюймом,

размазывая кровь по кирпичам.

Это настолько мерзко, что у меня сводит желудок, — мое тело пытается расплакаться и стошнить одновременно. Я проглатываю это все и давлюсь.

И слышу гортанный звук, за которым следует слабый вздох. Я оборачиваюсь к телам.

— Я убью девчонку, — слабо говорит Бэрронс.

Риодан издает булькающий звук, словно смеется сквозь кровь. Я и не думала, что у него остались органы, которыми можно смеяться.

— В очередь.

И они оба опадают и больше не движутся.

Я тупо на них смотрю.

Они умерли как супергерои, обмениваясь шутками. Словно завтра встанут и снова будут драться. Без страха. Круче всех до самого конца.

А я чувствую себя так, словно и мне вырвали внутренности. Я не могу больше на них смотреть,

опускаю голову и сильно зажмуриваюсь. В голове каша. Как я тут оказалась? Как так получилось,

что решение пойти в библиотеку короля Невидимых закончилось смертью Риодана и Бэрронса? Я не могу понять. То есть, конечно, я могу проследить цепочку событий, но кто же, блин, додумался бы предвидеть такой странный и дурацкий итог? Как же мне принимать маленькие решения, если они приводят к таким огромным и непредсказуемым последствиям?

— Вот это нам повезло. — Кристиан огибает их тела и смеется, шагая ко мне. — Минус два,

осталось семь. Интересно, сможем ли мы специально натравить эту суку на остальных. И Мак.

Я вскидываю голову. Он смеется. Они умерли, а он смеется. Я начинаю дрожать.

— Держись. От меня. Подальше.

— Милая, что я не так сделал?

— Ты отвел меня туда, вот что ты сделал! Ты не предупредил меня как следует. Мне только четырнадцать! Я ничего не знала! Я не могу все знать! Ты старше! Ты должен был предупреждать меня о таком! А ты ведешь себя так, словно это хорошо, что они умерли!

— Я думал, ты хочешь вывести Риодана из игры.

— Я просто хотела, чтоб он оставил меня в покое! И я никогда не желала смерти Бэрронсу! Ох, черт,

Мак! — Я вою. И смотрю на магазин еще более несчастным взглядом, чем раньше. Мак же там. Как скоро она выйдет и найдет Бэрронса в крови, на снегу? И выяснит, что я причастна и к этому? Я

прямо вижу, как она падает на его тело, рыдая. Еще одна ужасная потеря в ее жизни.

Потому что я открыла дурацкую бутылку.

Потому что мне было любопытно.

В ночь, когда умерла Алина, я чувствовала, что меня вроде как... там нет. Я так и не избавилась от ощущения, что со мной было что-то не так. Я прочитала все дневники Ровены с самого начала, но она ни фига об этом не писала. Никогда. Отчего мне кажется, что должны быть другие дневники,

которых я пока не нашла.

Но сегодня я полностью здесь.

На меня опять накатывает ощущение, как в ту ночь, когда Джо из-за меня застряла на работе в клубе.

Когда я раскачалась в другое состояние и начала видеть себя иначе. Мне это не нравится. Это та перемена, где я катер, а вокруг меня тонут люди, чьи лодки я перевернула. Нет, не катер. Как Риодан меня назвал? Цунами. Вот оно. Врезаюсь во все и все переворачиваю. Когда он это говорил, он ведь не знал, что окажется в числе тех, кого я перевернула. И что он не доживет до того дня, когда я стану потрясающей женщиной.

Над моей головой щелкают костяные спицы. Я слышу мокрые шлепки внутренностей, которые Карга подтягивает к себе по стене. Я должна быть в ужасе. Я должна бежать, спасаться, чтобы она не взялась за меня, когда закончит с ними. А может, спрятать их тела, чтобы Мак не нашла их и не узнала, что я наделала?

— Пойдем, девочка. Нужно убираться отсюда, пока она занята.

Я все перевожу взгляд с Бэрронса и Риодана на магазин и обратно. Сначала Алина. Теперь Бэрронс.

И не будет на этой планете места, где Мак меня не отыщет, чтобы убить за то, что сегодня случилось.

Я смотрю на Риодана. Как он мог умереть? Кто же теперь будет управлять Честерсом? Кто будет выстраивать очереди из Фей и людей и следить за порядком? Без Бэрронса и Риодана останется ли в Дублине хоть одно безопасное место? Что, если «КСБ» и Честерс опустеют?

Рука ложится мне на плечо, и я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи.

— Нужно уходить отсюда, Дэни. Она заканчивает.

Я с яростью стряхиваю его ладонь.

— Никогда больше не смей меня трогать, Кристиан МакКелтар!

Он выдыхает резко, как от удара в живот.

— Ты не всерьез.

— Проверь. — Я сжимаю руку на рукояти меча.

— Это я вернул его тебе, девочка. Я тот, кто о тебе заботится.

— Ты тот, кто отвел меня туда и не предупредил, как там опасно. Из-за этого погибли люди. Ты хоть

книги-то вытащил, которые там нашел?

— У меня были на уме другие вещи. Например, что ты в опасности.

Все это было бесполезно. Книги он бросил, забыл. Я смотрю на стену. Нет, я, конечно, могу вернуться туда, но я ничего не прочитаю в той библиотеке, так что какой смысл? И кто знает, что я выпушу, если открою там еще пару баночек?

Я смотрю вверх. Кровь стекает по стене здания. Жуткая Карга вынимает из мешанины внутренностей маленькую косточку и вставляет ее в корсет, останавливаясь на минуту, чтобы поправить свои совершенно человеческие груди. А потом резко смотрит на меня, словно только сейчас осознает, что на этой улице есть еще добыча. Стоит и наблюдает за ней. Миг спустя она отворачивается и возвращается к вязанию, но я чувствую себя... помеченной. Словно она сохранила меня в своем мозгу. Невидимо-насекомого.

— Как мне ее убить? Меч сработает?

— Может. Но тебе ни за что не подобраться достаточно близко. Ее спицы длиннее твоего меча. Она вплетет твои внутренности в свое платье быстрее, чем ты размахнешься.

— Ты сказал, что она одержима своим вязанием, пока есть из чего вязать.

— Не настолько.

Обстановка на темной улице меняется так резко, что я минуту не могу понять почему. Свет зажегся в задней комнате «КСБ» и теперь льется из окна на окровавленный снег.

Я знаю, что это значит. Мак ходит внутри, ищет Бэрронса. Наверняка скоро выглянет, чтобы выяснить, на месте ли его машина.

Если Мак выйдет и попытается убить меня прямо сейчас, я не уверена, что буду сопротивляться.

Я в последний раз смотрю на Бэрронса и Риодана. Нужно как-то это исправить. Нужно сравнять чаши весов, потому что против меня на них теперь очень многое.

— Подойди ко мне снова, и я тебя убью, — говорю я, очень тихо, как раньше говорил Риодан.

И стоп-кадрирую в ночь.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

«Если повезет, мой язык не подведет» Следующие два дня я провожу, расклеивая краткие «Дэни дейли» с описаниями Алой Карги и ее

способа действий, пытаюсь найти Танцора и собираю остатки образцов из других замороженных мест (кроме клуба под Честерсом, к которому я не тороплюсь приближаться). Это самые жалкие дни в моей жизни. Меня мотает туда-сюда, как взбесившийся лифт, которым управляет психованный ребенок, тыкая в разные кнопки наобум. То я расхаживаю с важным видом, а то раскисаю и еле ползаю.

Например, я радуюсь, что мне никогда больше не придется работать. Моя жизнь принадлежит только мне. Джо тоже может бросить свою работу в клубе. Она не будет больше носить блестки между грудей и трахаться с Риоданом. А потом я вспоминаю, что если один из людей Риодана узнает,

какую роль я сыграла в смерти босса, то я буду мертвей любого гвоздя в Дублине. А вдобавок ко всему Алая Карга и Король Белого Инея все еще поблизости, и Дублин медленно превращается в гадскую Антарктику. С Кристианом мы на ножах, а у Мак теперь вдвое больше причин меня убить,

если она уже знает.

А я не могу понять, знает ли она. Иногда мне кажется, что знает, иногда — нет.

Тела исчезли. Я вернулась среди ночи, чтобы их спрятать. Нужно было сделать это сразу, но я не могла связно думать тогда. Кроме крови на улице и кирпичной стене, от них ни следа не осталось.

Сначала я решила, что Мак нашла их и унесла куда-то для достойных похорон, а потом решила, что нет, потому что вчера видела, как она торопится по улице в сторону Честерса, вся укутанная и дрожащая от холода. Она не выглядела печальной. Я видела, как она печалится. Я знаю, как это выглядит. А сейчас она была немного напряженной, но в остальном совершенно обычной. За ней тянулся хвост чирикающих ЖЗЛ. И я подумала, вдруг ЖЗЛ, как вороны, предвещают смерть. Меня беспокоит то, как они таскаются за Мак. Напряженная она, наверное, из-за того, что происходит в Дублине. Все, кого я видела, напряженные. И дрожат. В Дублине днем минус двенадцать, а по ночам еще холоднее. Снег все идет и ложится сугробами. Город не был готов к такой погоде. У

большинства ребят в домах нет отопления. В таких условиях они долго не протянут.

Я размышляю, не съела ли Алая Карга тела Бэрронса и Риодана. Связала из их внутренних органов подол и пообедала остатками. Ей наверняка пришлось бы сплюнуть пару костей, но, может, она забрала их для своего корсета. Потом мне начало казаться, что это Кристиан вернулся убрать там все и спрятать улики. Чтобы меня задобрить или типа того.

А еще мне интересно, где носит Танцора! Мне нужен его супермозг, чтобы раскусить пару фактов и получить возможность спасти мой город от превращения в айсберг. Чтобы потом я могла спасти людей от перспективы стать материальчиком для чудовищного платья.

Мне осталось проверить еще два места, где его можно найти.

Я стоп-кадрирую по О’Коннелл, по пути срывая со столбов листовки Неравнодушных. Эти дураки пытаются воспользоваться тем, что у людей нет электричества, и зазывают всех на свои молитвенные встречи — согреться и «принять белизну». Я не понимала, что это значит, пока не увидела пару людей, выходящих из приюта, устроенного Неравнодушными. Они были одеты в длинные белые мантии поверх своей одежды.

Они несли пакеты с консервами и улыбались. Насколько я знаю, если тебя кормит кто-то, кроме мамы, этот кто-то потребует чего-то взамен.

0Явлетаю в пентхаус Танцора, тот, где мы грелись на солнышке, обезвреживаю ловушки и просовываю голову в дверь, зовя его по имени. В квартире тихо и пусто. Я решаю посмотреть, есть ли у него еда в кладовке, потому что умираю с голоду. И когда захожу туда, громко смеюсь. Посреди кладовки на полу составлены консервы, а сверху лежит записка. Это криптограмма. Так мы оставляем друг другу сообщения.

0Яоткрываю консервированную фасоль, банку за банкой, и пирую, разгадывая паззл, в котором говорится, как его найти.

В Дублине уйма потайных мест, совсем как у нас в аббатстве. Когда я только начинала выходить в город, я купила кучу путеводителей и обошла все классные точки, как любой другой турист. Мне было стыдно быть чужаком в собственном городе, я ведь раньше не часто выходила из клетки. Я

хотела знать все, что знают остальные, увидеть все своими глазами.

Я отправилась в Тринити-колледж и устроила себе экскурсии по другим классным местам. Я никогда не ходила в школу, так что было здорово полюбоваться на аудитории и лаборатории, на библиотеки и народ, который общается между собой, а не сидит все время в одиночестве. Но я не могла представить, как можно расти вот так. Мама научила меня читать. Всему остальному я научилась

сама.

Я ходила в музеи, заскакивала в пивоварни, зависала на Темпл-Бар, посещала катакомбы под Собором Церкви Христовой и Церковью святого Михана, а со временем меня очаровали подземные реки. Я слушала, как ребята из колледжа говорят о своих любимых местах, и тоже отправлялась туда.

И внимательно прислушивалась к тому, что вспоминают о прошлом старики на улицах.

Так я узнала Дублин под землей. Парочка морщинистых стариков, игравших в шашки на берегу реки Лиффи, раньше работала на криминальную семью и знала много чего интересного. Под рестораном,

которым владел чувак по имени Роки О’Бэннион, крутой гангстер, который исчез в прошлом году в безумии падающих стен, я кое-что нашла. Целый улей тоннелей и тайных крипт за кучей гравия, а

также несколько закрытых решетками входов. Таких сложных, что только кто-то очень любопытный вроде меня и преступники, которым нужно прятать трупы и трофеи, стали бы туда пробираться. Мы с Танцором нанесли знакомые нам участки на карты, но даже нам еще много чего осталось исследовать.

Там я его сейчас и нахожу, в одной из подземных катакомб, за обвалившимся тоннелем (надо знать потайной ход), за стальными дверями на болтах, врезанных в камень, и за уймой ловушек.

Комната, в которой он зависает, узкая и длинная, целиком сделана из камня, и у нее старые,

выгнутые, как орех, потолки, поддерживаемые массивными колоннами. Я видела такие только в древних криптах и в библиотеке нашего аббатства. Он устроил свет, который, как я поняла, работает от батареек, потому что не слышно гудения генератора, да и затащить сюда генератор было бы очень непросто. Танцор сидит за каменной плитой, которая раньше служила ложем для трупа, а теперь покрыта конвертами, блокнотами, ноутбуками, бутылками, пробирками и горелками. Ага, очень подходит Танцору, не хватает только телевизора, чтобы смотреть фильмы, холодильника и душа, но,

я знаю его, он наверняка устроил где-то поблизости более удобную нору. На другой плите составлены бутылки с водой и консервы. Он работает над чем-то, опустив голову и полностью уйдя в свои мысли.

— Чувак, это обалденно! — говорю я, заходя внутрь.

Танцор поднимает глаза и сверкает в ответ ослепительной улыбкой. Его тело расслабляется, словно раньше он был подвешен за веревочки к потолку, а тут их вдруг обрезали. Плечи у него опускаются,

движения становятся плавными, и напряженное лицо разглаживается — он становится Танцором,

которого я помню.

— Мега, — говорит он. И снова: — Мега!

— Это мое имя, чувак. Не трепли его попусту. — Я покачиваю бедрами, заходя в комнату, и вижу,

что он тоже собирал образцы из замороженных мест. За ним висит самая классная штука в этой комнате — доска с загадкой! Он склеил вместе карты, получился полный топографический обзор Дублина и окрестностей, и по всей карте пришпилены разноцветные булавки и приклеены пометки к ним. Я сияю. Я бы сама лучше не сделала.

— Это место просто зашибенное! — говорю я.

— Я знал, что тебе понравится. — Он поднимает с плиты очки, надевает их на нос и улыбается мне.

Глаза у него покраснели, словно он очень долго читал. Танцор высокий, тощий и совершенно идеальный. Я скалюсь в ответ, и несколько минут мы просто улыбаемся, потому что очень рады снова видеть друг друга. Дублин большой город. Иногда мне в нем одиноко. И тогда я встречаюсь с

Танцором.

Я бросаю рюкзак на ближайший складной стол и вытаскиваю свои пакеты и фотографии, чтобы добавить к его коллекции на доске. Он подходит ко мне, и мы сортируем их в счастливой тишине,

касаясь плечами и улыбаясь друг другу. Он все еще смотрит на меня так, словно не верит, что я здесь. Чувак ведет себя так, будто и правда соскучился по мне. Мы всегда рады друг друга видеть, но сегодня как-то особенно.

0Яначинаю прикалывать фотографии к местам на карте и вдруг оборачиваюсь на него, потому что мне непонятно не только его поведение, но и еще кое-что.

— В Дублине же не столько замороженных мест! — Я показываю на булавки.

— Было меньше пару недель назад. Оно ускорилось.

— Чувак, было же только десять. А у тебя тут двадцать пять булавок! Ты хочешь сказать, что за прошедшие несколько дней оно заморозило еще пятнадцать мест?

— Мега, в последний раз я видел тебя почти месяц назад. В тот день, когда мы пытались отнять твой меч у Джайна.

0Яахаю.

— Но это же было не месяц назад. Это было пару дней...

— He-а. Я не видел тебя три недели, четыре дня и... — он смотрит на часы, — семнадцать часов.

Я тихонько присвистываю. Я знала, что в Фейри время течет иначе, просто не подумала, что Белый Особняк тоже относится к Фейри. Неудивительно, что Риодан так на меня разозлился! Я неделями не появлялась на работе. Я хихикаю. Он наверняка с ума сходил. Смех затихает. Я на секунду забыла,

что Риодан погиб. И меня внезапно тошнит, так, что я разрываю обертку шоколадки и быстро ее жую.

— Я волновался.

Он смотрит мне прямо в глаза, серьезнее, чем я когда-либо видела. Мне становится неуютно. Словно я должна что-то сказать, а я не знаю что.

Я смотрю на него в ответ, и несколько секунд мы просто играем в гляделки. Я роюсь в своем репертуаре и выдаю:

— Чувак, возьми себя в руки. Я же Мега. Обо мне никогда не нужно волноваться. Я всю жизнь сама по себе. И мне это нравится. — Я сверкаю в его сторону своей коронной усмешкой.

И получаю слабую улыбку в ответ.

— Я понял, Мега. От и до. — Он отворачивается и отходит к плите. И движения у него больше не плавные. Некоторые из тех веревочек вернулись. Мне они не нравятся. Они выглядят... слишком взрослыми для меня.

— Я просто говорю, что не надо обо мне волноваться. Глупо обо мне волноваться. Я сама могу о себе позаботиться.

— Теперь я еще и дурак.

— Я не сказала, что ты глупый. Я сказала, что глупо за меня волноваться.

— Его — непосредственное волнение как действие — не стоит путать с человеком, который его испытывает.

— Именно. Я же Мега, помнишь? Я круче всех в Дублине! — Не знаю, что с ним не так. Он отвечает странно на все, что я говорю!

— Способность себя защитить совершенно не релевантна, когда дело касается поведения и эмоционального состояния других.

— Чего?

— Не говори мне, что я могу, а чего не могу чувствовать. Если я чувствую, что я за тебя волнуюсь, я,

блин, буду это делать.

— Чувак, не надо важничать.

— Я не важничаю. Я оскорблен. Ты пропала почти на месяц. Я уклонялся от психованных придурков, которые охотились за тобой день и ночь, я анализировал улики и пытался спасти этот город, а помимо всего этого, я проверял каждое новое заледеневшее место. По два-три раза вдень.

Знаешь почему?

— Чтобы собрать больше улик?

— Я ждал, когда они растают достаточно, чтобы убедиться, что тебя там нет. Мертвой. Неспособной больше со мной поговорить. Никогда.

Я смотрю на него. Мы никогда не говорим о таких вещах. От них мне попахивает клеткой. Словно возникает еще один человек, перед которым я должна отчитываться. Словно в моей жизни и без того не полно тех, с кем нужно сверяться.

— Я уже вернула себе меч, — холодно говорю я. — Я не замерзну.

— Неверно. Эти два утверждения не взаимосвязаны. Никак. Ничто. Ноль. Nada. Меч не защитит тебя от замерзания. Я оставлял тебе записки во всех кладовках, во всех своих тайниках и во всех твоих,

которые смог найти. Знаешь, что я услышал о тебе за эти недели? Ничего.

— Чувак, я поняла. Тебе не нравится, что ты не можешь меня найти. Как плохо, что ты не можешь взять меня на поводок, а? Или запереть где-нибудь в клетке? — Он меня злит. Кажется, у нас с ним первая ссора. И от этого меня тошнит.

— Ну прости засранца, что мне на тебя не начхать.

— Чувак, что с тобой такое? Это же не мы. Почему ты все портишь?

— Заботиться о тебе означает все портить?

— Одно дело заботиться. Совсем другое — пытаться меня запереть.

Он смотрит на меня с выражением, которого я не понимаю. Словно это я туплю, хотя на самом деле тупит он. Я думала, что наш способ тусоваться ясен и четко определен. Мы супергерои. А он не следует сценарию. Если продолжит чудить, придется мне тусоваться с комиксами.

— Признаю свою ошибку. Больше не повторится. — И вот так запросто он снова становится собой,

Танцором, и переходит к делу. — В тот день у замка я впервые увидел то, что замораживает эти места. С тех пор многое произошло. Оно каждый день замораживает что-то новое. Риодан и его люди перерыли весь город, искали тебя. Он разорил половину моих нор. Я перебрался сюда, чтобы скрыться от него подальше. Он убьет тебя, когда найдет.

— Нет, если я убью его первой, — бормочу я с полным шоколада ртом, притворяясь, что это еще не произошло. Когда у тебя есть секрет, за который тебя могут убить, о нем приходится молчать.

Вообще со всеми. Конечно, если б я училась на своих ошибках, я должна была бы убить Кристиана,

потому что в прошлый раз я не убила тех мерзких шепелявых Фейри, которые съели Алину и выдали меня Мак. Меня немножко раздражает, что Танцор вернулся к делу, словно мы с ним и не ссорились впервые в жизни, потому что для меня это большое дело. У меня уйдет несколько часов на то, чтобы

преодолеть тошноту. Когда я нервничаю, я ем. И потому засовываю в рот очередной батончик.

— Даже Бэрронс вышел на охоту. И девчонки из аббатства, с которыми ты иногда зависаешь. В

городе становится все холоднее с каждым новым замороженным местом. Люди разбегаются. Никто не знает, что делать, как это остановить, где теперь безопасно. — Он отходит, смотрит на карту. —

До сих пор я не смог вычислить схему. Нужно выяснить, что оно ищет.

— В каком смысле «ищет»? — Именно это я почувствовала своим чутьем ши-видящей, но у Танцора же чутья нет. Меня почти перестает тошнить. Не знаю, от шоколадок в желудке или от мыслей о работе.

— Если только его поведение не является случайной нелогичной методой, неуправляемой никаким биологическим императивом — что я постулирую как условие, антитетичное любой разумной форме жизни, — у него есть цель.

Я сияю, ссора забыта. Обожаю, когда этот чувак говорит что-то вроде «постулирую» и «антитетичное»!

— Люблю тусоваться с тобой! — говорю я ему.

Он смотрит на меня, как прежний Танцор, только слегка настороженно. Я добавляю улыбке мегаватт до тех пор, пока он не улыбается в ответ.

— Эта цель может быть достаточно чуждой, — продолжает он, — чтобы ускользать от нашего наблюдения, но она есть. Проблема в наших методах. Мы должны мыслить шире, должны оценивать факты непредвзято. Эта штука не из нашего мира. Она не подчиняется нашим правилам и законам нашей физики. Она способна открывать порталы, куда и когда пожелает. Я уже дважды это видел.

— Ты опять это видел? — Мне завидно до чертиков.

— Я приглядывал за Неравнодушными, пытался выяснить, кто их хозяин. Никто, похоже, не в курсе,

кто основал эту организацию. Несколько ночей назад я отправился проверить одно из их молитвенных сборищ. Церковь, в которой они собирались, замерзла, когда мне оставалось до нее полквартала. Секунду назад они пели, а в следующую я уже ничего не слышал. Казалось, что весь мир замер или я оглох. Я стоял на улице и смотрел. Оно действовало в точности как в Дублинском замке. Вышло из портала, напустило тумана, заморозило все, открыло другой портал и исчезло.

Я вздрагиваю. Он был в половине квартала оттуда! А что, если б он оказался там на минуту раньше?

Потом у меня возникает мысль еще хуже. Что, если бы я не могла найти его целый месяц? Стала бы я стоп-кадрировать от одной ледяной скульптуры к другой и ждать, когда они растают, гадая, не окажется ли очередная из них моим другом?

И мне вдруг становится стыдно.

— Чувак. Прости, что меня так долго не было.

Он вскидывает голову и отвечает улыбкой, которая, на фиг, убивает меня.

— Чувиха. Спасибо. Рад, что ты вернулась.

— Я слышала, ты спас мне жизнь в ту ночь, в церкви. Ты крут.

— Нет, это ты крута.

Мы улыбаемся друг другу, и кажется, что так проходит целый райский час. Между нами снова все хорошо.

Мы начинаем без умолку болтать, словно вообще ничего не случилось. Он рассказывает мне, что узнал о новых бандах, формирующихся в городе. Я рассказываю ему о библиотеке короля

Невидимых. Не могу я держать такую потрясную информацию при себе. И по блеску его глаз понимаю, что он до смерти хочет сам ее увидеть.

Он рассказывает мне об огромном огненном МФП, который почти сжег аббатство дотла! МФП испарял железо и бетон и если бы прошелся по самому аббатству, не осталось бы ничего. Но люди Риодана остановили его и как-то зафиксировали на месте, привязав к земле. Мне не нравится, что возле аббатства торчит такая штука, пусть даже привязанная. Я от этого нервничаю.

Я рассказываю о книгах Бура-Бура, и он смеется, как сумасшедший, над тем, как я гонялась за выскочившими предложениями. И рассказывает, что Неравнодушные начали красить дома в белый цвет, чтобы сделать их узнаваемыми. Если прийти туда и записаться, а потом посещать собрания,

они выдают тебе любую еду и полезные вещи. Я рассказываю, что Р’йан пытается выступать королем Фей и что у ледяного монстра есть имя — Король Белого Инея. Кажется, мы впервые в жизни делимся таким количеством подробностей о наших жизнях. Он говорит мне, что еду становится реально сложно найти. Я говорю о том, что на замороженных местах Феи становились совершенно инертными и что, по рассказу Р’йана, монстр убивает Видимых и Невидимых, делая их мертвее мертвого, начисто стирая признаки их существования.

— Я думаю, он может гоняться за жизненной силой, — говорю я ему.

— Но почему именно эти места? Как он их выбирает и почему замораживает? Если бы он хотел жизненной силы людей, почему не отправился туда, где собирается самое большое их количество? В некоторых местах людей было очень мало.

— Ты хочешь сказать, почему он заморозил маленький клуб под Честерсом, когда мог заморозить там все?

— Он заморозил часть Честерса?

— Это первое заледеневшее место, о котором я узнала. Потому-то Риодан и втянул меня в эту ерунду.

— Он не может охотиться за жизненной силой. Он заморозил еще и церковный шпиль. А там не было ни людей, ни Фей.

— Может, он случайно налетел на этот шпиль. А может, там был кто-то маленький, вроде мыши, а он слегка проголодался.

Дата добавления: 2015-08-28