влияло на него самого.
Хотя что-то действительно меняется в нашей жизни, однако не следует
слепо верить в то, что все изменения протекают линейно и исключительно в
гуманистическом направлении.
Во время гражданской войны в Испании всего один самолет 30 августа
1936 г. бомбил Мадрид. В результате были пострадавшие, но не было ни
одного убитого. Тем не менее мир был шокирован самой идеей нападения на
густонаселенный город с воздуха, а газетные передовицы выражали ужас и
негодование граждан всех стран. Спустя всего девять лет американские само-
леты сбросили ядерные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. На сей раз было
убито более ста тысяч человек, не говоря уже о десятках тысяч людей, полу-
чивших тяжелые ранения. Проведенный сразу же после этого опрос обще-
ственного мнения показал, что только 4,5% населения США считали, что
нам не следовало применять подобное оружие, а 22,7% опрошенных - что
поразительно - высказались за необходимость более массированных бом-
бардировок, прежде чем Япония капитулировала [3]. Совершенно очевидно,
что за эти девять лет произошло что-то существенное и основательно изме-
нившее общественное мнение.
Определение
Что такое социальная психология? Существует почти столько же определе-
ний социальной психологии, сколько социальных психологов. Однако, вме-
сто того чтобы перечислять некоторые из них, целесообразно было бы дать
возможность самому предмету обсуждения определить суть социальной пси-
хологии.
Примеры, с которыми вы познакомились на предыдущих страницах,
являются иллюстрациями различных социально-психологических ситуаций.
Несмотря на имеющиеся различия, все они содержат общее - социальное
влияние.
Мнения приятелей Сэма относительно качеств кандидата в президенты
повлияли на суждение Сэма (или, как минимум, на его публичное высказыва-
ние по поводу собственного суждения). Поощрение учителя повлияло на быст-
роту ответов и уверенность Теда в себе. Четырехлетней девочке ее игрушечный
барабан показался более привлекательным, потому что на нее повлиял нечаян-
ный интерес, проявленный к этой игрушке ее приятелем. В то же время влияние
олимпийской чемпионки на нашу юную любительницу хлопьев трудно назвать
непреднамеренным: наоборот, оно было сознательно оказано таким образом,
чтобы девочка убедила родителей купить ей именно рекламируемый сорт и
никакой иной. Конечно, владелец магазина в Монтане не был рожден с преду-
беждениями против чернокожих - кто-то каким-то образом вложил их в его
голову. И то, что Чарли проигнорировал девушку своей мечты, почти наверняка
продиктовано страхом юноши перед возможным отказом, связано с его отно-
шением к самому себе, а также с его неосознанным предчувствием того, какая
именно девушка из тех, с кем он общался, его отвергнет.
Вопрос о том, каким образом школьная учительница из Кента пришла
к своему убеждению, что невинные люди заслуживают смерти, - и интригу-
ющий и одновременно пугающий. Давайте пока просто скажем, что на это
убеждение, вероятнее всего, повлияло ее собственное косвенное соучастие в
трагических событиях, имевших место в университетском городке. И еще более
тревожащий вопрос возникает в связи с событиями в Джонстауне: какие
силы могли заставить родителей способствовать убийству собственных детей?
Это сложные вопросы, и на них я надеюсь дать частичные ответы в ходе
дальнейшего изложения.
Обратимся теперь к случаю с маленькой Мэри, которой был подарен
кухонный набор. Вполне допустимо, что тяга девочки к домашнему хозяйству
обусловлена генетически. Однако куда более вероятно, что с раннего детства
Мэри поощряли и поддерживали всякий раз, как только она проявляла ин-
терес к таким традиционным элементам женского бытия, как кухня, швей-
ная машинка и куклы. Сомневаюсь, что ее так же поощряли бы, если бы она
заинтересовалась футболом, боксом или химией. Здравый смысл подсказыва-
ет, что если бы маленький братишка Мэри выказал интерес к домашнему
хозяйству, то ему вряд ли подарили бы на день рождения дорогой детский
кухонный набор.
Также как и в случае с молодым Джорджем Вудсом, испытывавшим
комплекс неполноценности по отношению к приятелям, Я-образ маленькой
Мэри мог быть сформирован средствами массовой информации с их тенден-
цией изображать женщин в ролях, которые им навязывает наша культура:
домашней хозяйки, секретарши, медсестры, школьной учительницы. Сред-
ства массовой информации редко показывают женщин - биохимиков, уни-
верситетских профессоров или руководителей бизнеса. Если мы сравним мо-
лодого Джорджа Вудса с его детьми, то увидим, что Я-образы представителей
групп национальных меньшинств могут меняться, и это изменение взаимо-
связано с изменениями, происходящими в средствах массовой информации
и аттитьюдах* населения. Эти же процессы нашли отражение и в результатах
проведенного в 1945 г. опроса американцев по проблеме ядерного оружия.
Ключевым словосочетанием в предыдущих абзацах является <социальное
влияние>. Оно и станет нашим рабочим определением социальной психоло-
гии: влияние, которое люди оказывают на убеждения или поведение других людей.
Используя его, мы и попробуем разобраться во многих явлениях, описанных
в только что приведенных примерах.
Как люди подвергаются влиянию? Почему они поддаются ему? Что им
до него? Каковы те переменные, которые увеличивают или уменьшают эф-
фективность социального влияния? Обладает ли такое влияние свойством
постоянства, или оно проходит со временем? А какие переменные способ-
ствуют увеличению или уменьшению времени действия социального влия-
ния? Могут ли те же самые принципы быть в равной степени приложимы и
к аттитьюдам учительницы из Кента, и к выбору игрушек маленькими деть-
ми? Каким образом один человек начинает испытывать симпатию к другому?
Одинаковые ли процессы лежат в основе наших предпочтений - неважно,
это новая спортивная машина или особый сорт хлопьев? Как у человека
рождаются предрассудки против этнических или расовых групп? Похоже ли
это на появление симпатии, или же за этим стоят совершенно иные психоло-
гические процессы?
Многих людей всерьез занимают подобные вопросы, в этом смысле
можно говорить о том, что большинство из нас - социальные психологи.
Благодаря тому что мы проводим значительную часть жизни во взаимо-
действии с другими людьми - подвергаемся с их стороны влиянию и в свою
очередь влияем на них, испытываем радость, удивление или злость, вызван-
ную ими, большинство из нас, что совершенно естественно, вырабатывает
некие предположения относительно социального поведения. Хотя многие
подобные социальные психологи-любители и проверяют для собственного
удовлетворения свои гипотезы, эти <проверки> лишены строгости и беспри-
страстности тщательного научного исследования. Тем не менее часто резуль-
* Английский термин <attitude>, обозначающий словесную оценку человеком некоторого предмета
или явления, здесь и далее переводится словом <аттитьюд>. Распространенный в литературе перевод
этого термина словами <социальная установка> не вполне адекватен. Выбирая вариант перевода, надо
считаться с тем, что в психологии термин <установка> используется для описания совсем иных
явлений, а добавление к этому термину слова <социальная> часто противоречит смыслу аттитьюдных
феноменов. - Примеч. научного редактора.
таты подобного исследования идентичны тем суждениям, которые большин-
ство людей и без того считают истинными. Это неудивительно: обыденная
мудрость обычно основана на наблюдениях, выдержавших испытание време-
нем.
Таким образом, когда вы будете читать эту книгу и знакомиться с
описаниями экспериментов, вас не раз посетит неожиданная мысль: <Но это
же очевидно! Зачем было тратить столько времени и денег на доказательство
очевидного?> Так вот, существует множество причин, по которым мы про-
водим эксперименты, даже когда кажется, что результаты мало кого способ-
ны удивить.
Прежде всего, мы все подвержены так называемому эффекту <заднего
ума>, связанному с нашей склонностью преувеличивать собственные воз-
можности предвидения после того, как результат конкретного события уже
известен. Например, исследование показало, что на следующий день после
выборов, когда людей спрашивали, какие кандидаты казались им более ве-
роятными победителями, респонденты почти всегда были убеждены, что это
были именно те, которые реально победили. Хотя за день до выборов их
прогнозы не были столь безошибочными [4]. Точно так же результаты экспе-
римента почти всегда кажутся более предсказуемыми, если они уже имеются
у нас на руках; результаты представляются менее предсказуемыми, если нас
попросят сделать прогноз, не имея всех преимуществ <заднего ума>.
Добавлю к этому, что есть еще одна причина, по которой очень важно
проводить исследование, даже если его результаты представляются очевид-
ными: многое из того, о чем мы <знаем> как об истинном, в результате
тщательно проведенных исследований оказывается, напротив, ложным.
Вот один пример. Вполне разумно предположить, что люди, испуган-
ные перспективой жестокого наказания за определенные действия, могут в
конце концов научиться их избегать. Однако оказывается, что результаты
научного исследования данного явления приводят к прямо противоположно-
му выводу: люди, которым угрожает нестрогое наказание, действительно,
вырабатывают в себе неприятие <запрещенного> поведения, а люди, кото-
рым грозит суровое наказание, если что и испытывают, так это тягу к тому,
за что их наказали.
Опыт подсказывает, что стоит нам только услышать, как кто-то за
спиной говорит о нас что-то хорошее, мы тут же начинаем проникаться к
говорящему симпатией (при прочих равных условиях, конечно). Это похоже
на правду, не так ли? Но говорящий может понравиться нам еще больше,
если некоторые его высказывания будут нам не совсем приятны. К этим фе-
номенам я еще вернусь в последующих главах.
В своих попытках понять социальное поведение людей профессиональ-
ные социальные психологи имеют большое преимущество перед <любителя-
ми>. Хотя, подобно <любителям>, ученые-профессионалы обычно начинают
с внимательного наблюдения того или иного явления, постепенно они про-
двигаются дальше. Им нет необходимости выжидать, пока произойдут ка-
кие-то события, чтобы понаблюдать за реакцией на них других людей; про-
фессиональные исследователи сами вызывают развитие этих событий. Иными
словами, они проводят эксперимент, в рамках которого множество людей
оказываются в различных условиях, подвергаясь тем или иным воздействиям
- это могут быть, к примеру, угрозы сурового или, наоборот, мягкого
наказания, это могут быть приятные вещи, сказанные за спиной, или же
комбинация приятных и неприятных. Более того, исследователи могут под-
держивать неизменными все условия, меняя лишь те, которые изучаются.
Благодаря всему этому профессиональные социальные психологи име-
ют возможность прийти к выводам, которые основаны на гораздо более
точных и обширных данных, недоступных в такой же мере <любителям>,
ведь выводы последних зависят от наблюдений за событиями, происходящи-
ми случайно или в результате сложного сплетения различных обстоятельств.
Почти все данные в этой книге основаны на экспериментальных дока-
зательствах. По этой причине важно, чтобы читатель понял, в чем состоит
сущность эксперимента в социальной психологии, и одновременно осознал,
какие выгоды, невыгоды, этические проблемы, а также восторги, головные
и сердечные боли с этим связаны.
Однако, хотя понимание экспериментального метода исключительно
важно, оно ни в коей мере не является решающим для понимания основного
материала книги. Именно поэтому глава под названием <Социальная психо-
логия как наука> является завершающей. Если вы предпочитаете сначала по-
нять технические детали, прежде чем обращаться к существу дела, то вы
можете внимательно изучить эту главу еще до начала чтения всей книги или
же ознакомиться с ней в любой точке вашего путешествия по книге - как
только у вас возникнет к этому интерес.
Люди, творящие безумства,
вовсе не обязательно безумны
Социальные психологи изучают социальные ситуации, воздействующие
на поведение людей. В ряде случаев эти естественные ситуации начинают
<давить> на людей, да так основательно, что их поведение легко класси-
фицировать как патологическое. Когда я говорю <люди>, я имею в виду
значительное их большинство. И с моей точки зрения, наше понимание
человеческого поведения совершенно не улучшится от того, что этих лю-
дей мы причислим к тем, кто страдает теми или иными психозами. Гораз-
до более полезным было бы попытаться понять суть ситуаций, а также
природу процессов, управляющих возникновением подобных форм по-
ведения. Это приводит нас к Первому закону Аронсона:
<Люди, творящие безумства, вовсе не обязательно безумны>.
Возьмем, к примеру, учительницу из Огайо, которая утверждала, что
четверо студентов Кентского университета заслуживали смерти. Не думаю,
что она была одинока в своем убеждении, и хотя все, кто разделял его, могли
2-1126
страдать психозами, я серьезно сомневаюсь в этом, как и в том, что по-
добная классификация существенно улучшит наше понимание данного
феномена.
Последствием кентской бойни было широкое распространение слухов
о том, что убитые девушки были ко всему прочему еще и беременны и,
таким образом, их смерть как бы была для них спасением. Кроме того, гово-
рилось о том, что все четверо студентов были грязны и настолько завшивели,
что работники похоронной службы испытали приступ тошноты, когда тела
убитых поступили к ним. Разумеется, подобные сведения были абсолютно
лживыми, однако, если верить Джеймсу Миченеру [5], они распространя-
лись со скоростью лесного пожара.
Были ли безумны все те люди, которые верили в эти слухи и передава-
ли их другим? Далее в этой книге мы внимательно изучим процесс, вызыва-
ющий такой тип поведения, процесс, которому подвержено большинство
из нас при наличии определенных социально-психологических условий.
Эллен Бершейд [6] заметила, что люди стремятся объяснить неприят-
ное поведение с помощью навешивания на провинившегося ярлычков <псих>,
<садист> и тому подобных, отделяя таким способом данного человека от нас
- <хороших> людей. Следуя этой логике, мы можем игнорировать дурное
поведение других, поскольку нас - <умненьких-благоразумненьких> - оно
не касается. Согласно Бершейд, опасность подобного хода мыслей состоит в
том, что мы становимся слишком уверенными в собственной невосприим-
чивости к ситуационным давлениям, вызывающим дурное поведение. А это
в свою очередь приводит к достаточно упрощенному решению социальных
проблем.
Если конкретизировать сказанное, то таким упрощенным решением
проблемы может стать построение набора диагностических тестов, с помо-
щью которых будут определять: кто - лжец, кто - садист, кто - коррупци-
онер, кто - маньяк. Последующие социальные мероприятия будут, очевид-
но, состоять в идентификации этих людей и передаче их в компетенцию
соответствующего социального института.
Конечно, это вовсе не означает, что на свете не существует психозов,
а людей, которые им подвержены, не следует содержать в соответствующих
заведениях. Я также не утверждаю, что все люди похожи и реагируют одина-
ково <безумно> на одно и то же интенсивное социальное давление. Повто-
рюсь: все, что я хочу сказать, - это то, что некоторые ситуативные перемен-
ные могут вынудить многих из нас - <нормальных> взрослых людей - вести
себя самым неаппетитным образом. Поэтому крайне важны все наши попыт-
ки понять эти переменные, а также процессы, вызывающие малопривлека-
тельное поведение.
Сказанное может быть пояснено на следующем примере.
Представьте себе тюрьму. И тюремных охранников. На кого они похо-
жи? Скорее всего, большинство вообразит себе тюремных охранников как
жестких, огрубевших, бесчувственных людей, а кое-кто к этой характерис-
тике добавит еще и жестокость, склонность к тирании и садизму. Люди,
принявшие этот тип диспозиционного взгляда на мир, могут предполагать,
что те, кто становится охранниками, делают это потому, что хотят реализо-
вать свою склонность к жестокости в условиях относительной безнаказанно-
сти. А теперь нарисуем портрет заключенных. На кого похожи они? На бунта-
рей или на послушных овечек? Независимо от того, какие конкретные обра-
зы рождаются в наших головах, важно, что они там уже существуют, и
большинство людей убеждены, что заключенные и охранники достаточно
отличаются от нас по своим характерам и личностным свойствам.
Может быть, это и так, однако не следует быть слишком уверенными
в этом. Филип Зимбардо и его студенты провели эксперимент, взбудоражив-
ший всех. В подвале факультета психологии Стэнфордского университета они
соорудили <тюрьму>, в которую заключили группу нормальных, психологи-
чески уравновешенных и интеллектуально развитых молодых людей. Про-
стым бросанием монетки Зимбардо разделил их на <заключенных> и <охран-
ников>, роли которых они должны играть в течение нескольких дней. Что же
случилось далее? Предоставим слово самому Зимбардо:
<По прошествии всего лишь шести дней мы вынуждены были закрыть <тюрь-
му>, ибо то, что мы увидели, оказалось весьма пугающим. И для нас самих, и
для большинства испытуемых перестало быть очевидным, где кончаются они сами
и где начинается исполнение ими ролей. Большинство молодых людей на самом
деле превратились в <заключенных> или в <охранников>, и обе группы уже были
не в состоянии ясно отличать ролевую игру от собственного Я. Драматические
изменения наблюдались почти во всех аспектах их поведения, образе мыслей и
чувствах. Менее чем за неделю опыт заключения зачеркнул (на время) все то,
чему они научились за целую жизнь; человеческие ценности оказались <заморо-
женными>, Я-концепции каждого из них был брошен вызов, а на поверхность
вышла самая гадкая, самая низменная, патологическая сторона человеческой при-
роды. Нас обуревал ужас, когда мы видели, что некоторые парни (<охранники>)
относились к другим парням (<заключенным>), как к бессловесным животным,
получая удовольствие от проявления жестокости; в то время как другие парни
(<заключенные>) становились подобострастными, дегуманизированными робо-
тами, которых занимали лишь мысль о побеге, проблема личного выживания да
растущая ненависть к <охранникам> [7].
Конформность
Вывод о том, что мы являемся общественными животными, влечет за собой
одно важное обстоятельство: мы живем в состоянии напряженного конф-
ликта между ценностями индивидуальности и ценностями, связанными с
подчинением окружающим, т.е. с конформностью. Джеймс Тёрбер весьма
точно подметил в следующем отрывке один из типов проявления конформ-
ности:
<...Внезапно кто-то сорвался с места и побежал. Не исключено, что этот
человек просто вспомнил, что безнадежно опаздывает на встречу с женой. Как бы
то ни было, он помчался на восток по Броуд-стрит (вероятно, в направлении
ресторана <Марамор>, где обычно назначают свидания женам). Вскоре к нему
присоединился еще один бегущий, наверное, мальчик-газетчик. Затем еще один
осанистый, делового вида джентльмен неожиданно перешел на рысь... Короче,
через десять минут бежали все, кому довелось оказаться на Хай-стрит на всем
протяжении от депо до здания суда. Постепенно из нестройной многоголосицы
толпы выкристаллизовалось страшное слово <плотина>. Неизвестно, кто первый
заорал: <Плотину прорвало!> - была ли это щупленькая старушка в трамвае, или
это был полисмен-регулировщик, или какой-то мальчишка, но это и неважно.
Две тысячи человек без видимой причины помчались в одном направлении. <На
восток!> - прокатилось в толпе, т.е. подальше от реки, в безопасное место. <На
восток! На восток!>
В этот момент мимо меня по улице мчалась высокая стройная женщина с
мрачным взглядом и надутыми щеками. Несмотря на доносившиеся из толпы
крики, у меня все еще отсутствовала уверенность в причине паники, поэтому я с
некоторым усилием догнал женщину, которая в свои пятьдесят с лишним бежа-
ла так, что можно было только позавидовать ее спортивной форме. На одном
выдохе я спросил ее: <Из-за чего сыр-бор?> Она бросила на меня короткий взгляд,
буркнув: <Спрашивать нужно не меня, а Всевышнего!> - и помчалась дальше
еще быстрее [1].
Хотя приведенный фрагмент из Тёрбера и выглядит комичным, тем не
менее он удачно иллюстрирует природу человеческой конформности. Один-
два человека побежали по каким-то им одним ведомым причинам, и этого
оказалось достаточно, чтобы спустя короткое время с места сорвались все.
Почему? Потому что бежали другие.
Дальше из рассказа Тёрбера мы узнаем, что, когда бегущие наконец
сообразили, что никакой плотины не прорвало, они поняли, что вели себя
глупо. Но разве они не чувствовали бы себя еще большими идиотами, если
бы с плотиной действительно стряслась беда, а они не последовали бы за
другими?
Конформность - хорошо это или плохо? В столь общем виде этот воп-
рос абсурден. Однако, хотим мы того или нет, все слова несут в себе оценоч-
ный момент. Поэтому, называя человека индивидуалистом или нонконфор-
мистом, мы обычно подразумеваем: <хороший> человек. Ярлычок вызывает в
памяти образ фольклорного героя Дэниэла Буна, возвышающегося на утесе
в лучах заходящего солнца: ружье за плечом, ветер развевает волосы великана.
И напротив, когда человека называют конформистом, то тем самым дают
понять, что он неадекватен. И это вызывает в сознании иной образ - шерен-
гу сотрудников рекламных агентств с нью-йоркской Мэдисон-авеню: все
одеты в одинаковые серые фланелевые костюмы, на головах - одни и те же
шляпы с круглыми плоскими тульями и загнутыми полями, в руках - оди-
наковые атташе-кейсы; кажется, будто их выпекли в одной форме для пече-
нья, и все они в данный момент произносят одно и то же: <Быстро вздернем
это на флагшток, а там посмотрим, кто отсалютует!>*.
Однако мы можем использовать слова-синонимы, вызывающие совсем
иные образы: индивидуалиста или нонконформиста заменим на отклоняюще-
гося от нормы, а конформиста - на играющего в команде. Согласитесь, откло-
няющийся от нормы меньше всего напоминает фольклорного великана на
вершине горы, а играющие в одной команде- выпеченных в одной форме
рекламных агентов с Мэдисон-авеню.
Если мы будем более внимательными, то заметим некоторую непосле-
довательность в отношении общества к конформности (игра в команде) и
нонконформности (отклонение от нормы).
К примеру, в 1950-е гг. одним из бестселлеров стала книга Джона Ф.
Кеннеди <Очерки мужества>, в которой автор высоко отзывался о некоторых
политиках, сумевших противостоять значительному давлению и не пожелав-
ших вести себя конформно. Иными словами, Кеннеди удостоил похвалы
людей, не пожелавших играть в команде, тех, которые не хотели голосовать
или действовать так, как от них ожидали их партии или соратники. Их пове-
дение вызвало одобрение со стороны Кеннеди, но это случилось гораздо
позже проявлений той самой нонконформности; немедленная же реакция
коллег на действия отступников оказалась весьма далека от позитивной. Это
историки могут хвалить нонконформистов, а в книгах и фильмах на них даже
* Неофициальный лозунг американских рекламных агентов, смысл которого: <Сначала выки-
нем товар на рынок, а там видно будет>.
могут молиться как на идолов, - подобное происходит значительно позже
совершенных ими поступков. От современников, требованиям которых нон-
конформисты не желают подчиняться, они редко добиваются должного ува-
жения.
Данное наблюдение получило мощное подтверждение в ряде социаль-
но-психологических экспериментов. Один из них проведен Стэнли Шехте-
ром [2] с несколькими группами студентов.
Каждая группа собиралась для обсуждения уголовного преступления
некоего молодого человека по имени Джонни Рокко, причем студенты были
предварительно ознакомлены с обстоятельствами дела. Каждой группе было
дано задание обсудить преступление, совершенное Рокко, и назначить ему
наказание по шкале от <очень мягкого> до <предельно жесткого>. Типовая
группа состояла обычно из девяти участников, шестеро из которых были
настоящими испытуемыми, а остальные трое - нанятыми экспериментато-
ром <подставными>. Действуя один за другим, подставные члены группы
разыгрывали одну из трех предварительно разученных ролей: <модального>
члена группы, занимавшего позицию, конформную по отношению к усред-
ненной позиции реальных испытуемых; <отклоняющегося>, чья позиция была
диаметрально противоположной к общей ориентации реальных испытуе-
мых; и <перебежчика>, первоначально солидарного с позицией отклоняюще-
гося, но в процессе обсуждения совершающего дрейф в направлении мо-
дальной, конформной позиции. Результаты ясно показали: больше всего
симпатию вызывали <модальные> члены группы, конформные к групповым
нормам; меньше всего - <отклоняющиеся>.
В более позднем исследовании Ари Круглянски и Донна Уэбстер [3]
обнаружили, что в случае, когда нонконформист высказывал <диссидентс-
кое> мнение <под занавес>, то есть когда в группах росло ощущение близя-
щегося конца мероприятия, группа отвергала этого человека даже сильнее,
нежели в случаях, когда он высказывал свое <особое мнение> в середине
обсуждения.
Таким образом, данные экспериментов показывают, что <истеблиш-
менту>, или модальной группе, более симпатичны конформисты, нежели
нонконформисты.
Действительно, существуют ситуации, в которых конформность в выс-
шей степени желательна, в то время как проявления нонконформности мо-
гут вызвать неизбежную катастрофу. Предположим, я внезапно решил, что
сыт по горло конформным поведением, а посему я завожу мотор и вырули-
ваю на своем автомобиле прямо на левую полосу движения! Не самый удач-
ный способ для выражения моего бьющего через край индивидуализма и
совсем неблагоприятный для тех, кто едет мне навстречу в конформистском
стиле по той же улице! Точно так же можно вообразить себе бунтующую
<против основ> девушку-подростка, которая курит, приходит домой за пол-
ночь и встречается с каким-то парнем только потому, что это не по нраву ее
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |