Экзистенциальная психотерапия 43 страница

рому человеческий организм непрестанно стремится сохранять внут-
реннее равновесие. Принцип удовольствия действует в направлении
сохранения гомеостаза и имеет своей фундаментальной целью устра-
нение напряжения. В начале жизни принцип проявляется в непос-
редственной, свободной от стыда форме; позже, по мере взросления
индивида, когда принцип реальности требует отсрочки или сублима-
ции вознаграждения, работа принципа удовольствия становится ме-
нее заметной.
Проблема теории, постулирующей некое врожденное влечение (в
данном случае "влечение к удовольствию" или к "ослаблению напря-
жения"), состоит в том, что она в конечном счете является разруши-
тельно редукционистской. С точки зрения такой теории, человек -
это "не что иное, как..." (здесь может следовать любая из безгранич-
ного множества формулировок). Излюбленная формулировка Фран-
кла такова: "Человек - не что иное, как сложный биохимический
механизм, управляемый системой внутреннего сгорания, энергия
которой питает компьютеры с огромными приспособлениями для хра-
нения информации, оставшейся закодированной". Соответственно
любовь, или альтруизм, или поиск истины, или красота - это "не
что иное, как" выражение того или иного базового влечения в дуали-
стической теории. С этой редукционистской точки зрения, подчер-
кивает Франкл, "все культурные творения человечества становятся в
буквальном смысле побочными продуктами влечения к личному удов-
летворению""".
Тяга к редукционизму в психологии имеет серьезные последствия
для терапии. Человеческое поведение часто мотивируется бессозна-
тельными силами, и задача терапевта - выявить основополагающие
психодинамики пациента. Но Франкл утверждает (и я полагаю, вполне
корректно), что наступает время, когда это срывание масок необхо-
димо прекратить. Материализм (то есть объяснение высшего низшим)
часто разрушителен. Волонтеры Корпуса мира, например, не всегда
поступают в него по причинам, связанным с обслуживаним собствен-
ного "я". Их желание служить не нуждается в "более низком" или
"более глубоком" оправдании; оно отражает волю к смыслу, выход
за пределы "я" к обретению и осуществлению цели жизни.
Франкл, как и многие другие (например, Шарлотта Бюлер" и
Гордон Олпорт), считает, что гомеостатическая теория неспособна
объяснить множество существенных аспектов человеческой жизни.
Человеку нужно, говорит Франкл, "не избавление от напряжения,
а стремление к какой-то достойной цели и борьба за нее". "Консти-
туирующая характеристика бытия человека состоит в том, что оно

неизменно указывает и направлено на что-то отличное от него са-
мого".
Другое серьезное возражение, выдвигаемое Франклом против не-
трансцендентного, основанного на принципе удовольствия обоснова-
ния человеческой мотивации, состоит в том, что в таком случае мы
всегда терпели бы поражение в своих усилиях. Чем больше мы ищем
счастья, тем больше оно от нас ускользает. Это обстоятельство (мно-
гие профессиональные философы называют его "гедонистическим
парадоксом") побудило Франкла сказать: "Счастье происходит; нет
смысла за ним гнаться". (Алан Уоттс выразил это так: "Только когда
вы его ищете, вы его теряете".) Таким образом, удовольствие - это
не конечная цель, а побочный продукт поиска человеком смысла.
Франкл называет свою ориентацию "третьей" венской школой
психотерапии:

"Согласно логотерапии, стремление найти смысл в че-
ловеческой жизни - это основная мотивационная сила че-
ловека. Вот почему я говорю о "воле к смыслу" в противо-
положность принципу удовольствия (или, как мы еще могли
бы его назвать, "воле к удовольствию"), на котором пост-
роен фрейдовский психоанализ, а также в противополож-
ность "воле к власти", на которой ставится акцент в адле-
рианской психологии"".

В другой работе он утверждает (следуя мысли Аарона Унгерсма
(Aaron Ungersma)), что главная мотивирующая сила в человеке за-
кономерно меняется в ходе индивидуального развития, и три венских
школы в своей последовательности отражают эту эволюцию: "Фрей-
довский принцип удовольствия - это ведущее мотивирующее начало
для маленького ребенка, адлеровский принцип власти - для юноши,
а воля к смыслу - ведущая мотивация зрелого взрослого". Франкл
аккуратно проводит различие между влечениями (например, сексуаль-
ным или агрессивным), толкающими человека изнутри (или, как мы
обычно переживаем это, снизу) и смыслом (вместе с ценностями,
заложенными в смысловой системе), действующим на человека из-
вне подобно силе тяготения. Это разница между влечением и стрем-
лением. В самой сути нашего бытия, в тех характеристиках, кото-

Позидия Франкла поддерживается длинной чередой феноменологов, начиная
с Франца Брентано и позже Эдмунда Гуссерля, открывшего, что сознание всегда
"интенционально": оно всегда направлено на что-то вне самого себя. Человек по-
стоянно сознает что-то вне самого себя.

рые делают нас скорее людьми, чем животными, мы не подвержены
влечению, но активно стремимся к некой цели. Стремление, в про-
тивоположность влечению, подразумевает не только то, что мы ори-
ентированы на что-то вне собственного "я" (и следовательно, само-
трансцендентны), но также и то, что мы свободны - свободны
принимать или отвергать цель, которая манит нас. "Стремление" оз-
начает ориентацию на будущее: нас не толкают неумолимые силы про-
шлого и настоящего, а притягивает то, чему еще только предстоит
быть.
Смысл существен для жизни, заявляет франкл. Он был существен
для выживания в Аушвице и существен для всех людей во все време-
на. Он ссылается на опрос общественного мнения во Франции, ко-
торый показал, что 89 процентов всего населения считает, что лю-
дям нужно "что-то", ради чего жить, и 61 процент чувствует, что есть
что-то, ради чего они готовы умереть. Франкл с удовольствием
добавляет, что "хотя некоторые психиатры утверждают, что смысл
жизни - это всего лишь защитный механизм и формирование реак-
ции, говоря о себе, скажу, что я не хотел бы жить просто ради моих
защитных механизмов и был бы еще менее склонен умереть за мое
формирование реакции".
Три категории смысла жизни. Хотя Франкл подчеркивает, что у
каждого индивида есть смысл в жизни, которого никто другой не
может воплотить, все же эти уникальные смыслы распадаются на три
основные категории: (1) состоящие в том, что мы осуществляем или
даем миру как свои творения; (2) состоящие в том, что мы берем у
мира в форме встреч и опыта; (3) состоящие в нашей позиции по от-
ношению к страданию, по отношению к судьбе, которую мы не мо-
жем изменить.
Всех этих трех смысловых систем - творческой, выраженной в тер-
минах опыта и позиционной - мы касались в предыдущем обсужде-
нии различных систем личного смысла, франкл определяет творче-
ство в традиционных терминах - то есть как творческую работу, или
искусство, или научное устремление, привлекающие нас как цель,
которую только мы, уникально для этого оснащенные, можем осу-
ществить. Ощущение Франкла, что он и только он может написать
книгу, проясняющую роль смысла в психотерапии, было, по его
собственной оценке, основным фактором (помимо чистой случайно-
сти), который позволил ему вынести и пережить Аушвиц. Нашу жизнь
могут наполнить смыслом самые разнообразные занятия, - если к ним
подойти творчески. Франкл говорит: "Значение имеет не то, насколь-
ко велик радиус вашей деятельности, а то, насколько хорошо вы
наполняете ее сферу "",

Франкл менее ясен в том, что касается смысла, извлеченного из
опыта, но в общем он ссылается на то, что человек извлекает из кра-
соты, из истины и особенно из любви. Вовлеченность в глубокое
переживание создает смысл. "Если кто-то легонько хлопнет вас по
плечу, когда вы слушаете свою любимую музыку, и спросит, осмыс-
ленна ли ваша жизнь, разве вы не ответите "да"? - спрашивает
Франкл. - Тот же ответ был бы дан любителем природы на вершине
горы, религиозным человеком на запоминающейся службе, интеллек-
туалом на вдохновляющей лекции, художником перед шедевром".
Личный жизненный опыт Франкла в Аушвице требовал, чтобы он
глубоко задумался об отношениях между смыслом и страданием, между
болью и смертью. Выживание в экстремальных обстоятельствах зави-
сит от того, способен ли человек найти смысл в собственном страда-
нии. В глубине отчаяния в концентрационном лагере Франкл искал
способы придать смысл своему страданию и страданию других. Он
пришел к выводу, что его мучения обретут смысл, только если он
выживет. Для него выживание означало, что он сможет завершить
свою работу - из ужасов, пережитых в Аушвице, создать ценный
психотерапевтический подход. Некоторые заключенные хотели выжить
ради других, ради детей или супруга, которые ждали их; некоторые -
ради того, чтобы осуществить свой уникальный жизненный замысел;
кто-то хотел выжить, чтобы рассказать миру о лагерях; кто-то хотел
выжить для мести. (Стоит вспомнить о литовском гетто в Ковно,
жители которого хотели остаться в живых, чтобы записать все звер-
ства, творимые над ними: записанные рассказы очевидцев, сделан-
ные художниками зарисовки лиц, серийные номера форм офицеров
и солдат SS - все это, тщательно упорядоченное, хранилось в под-
земном склепе, откуда после войны было извлечено и использовано
для того, чтобы виновные предстали перед судом.) Порой Франкл
находил смысл в страданиях, вспоминая еще один афоризм Нищие:
"То, что не убивает меня, делает меня сильнее". Страдание может
иметь смысл, если оно меняет человека к лучшему. И наконец,
Франкл утверждает, что даже когда нет надежды избежать страдания
и смерти, есть смысл в том, чтобы продемонстрировать другим. Богу
и самому себе, что ты можешь страдать и умереть с достоинством.
Смысловые категории Франкла явились для него источником пси-
хотерапевтических стратегий помощи пациентам, находящимся в кри-
зисе смысла. Ниже, при обсуждении терапии, я рассмотрю их, а
сейчас обращусь к тому, что несет потеря жизненного смысла для
терапии.

Потеря смысла: значение в терапии

Наша меняющаяся культура: куда ушли смыслы?

Многие клиницисты отмечают, что пациенты все чаше приходят
на терапию в связи с отсутствием ощущения смысла в жизни. Поче-
му? Каковы факторы современной культуры, способствующие сни-
жению ощущения смысла в жизни?
В доиндустриальном, сельскохозяйственном обществе людей ок-
ружало множество жизненных проблем, но сегодняшняя болезнь бес-
смысленности, по-видимому, не является ни одной из них. Тогда
смысл черпался из многих источников. Во-первых, религиозное ви-
дение мира давало такой исчерпывающий ответ, что вопрос о смыс-
ле решался сам собой. Кроме того, люди ранних веков часто были
настолько заняты удовлетворением других потребностей - например,
в еде и крове, - более насущных для выживания, что думать о смыс-
ле жизни было непозволительной роскошью. Действительно, как я
буду говорить дальше, бессмысленность сложно переплетена с досу-
гом и невовлеченностью: чем больше человек вовлечен в повседнев-
ный процесс жизни и выживания, тем реже возникает эта проблема.
Толстой, чей кризис бессмысленности я описал в начале этой гла-
вы, отмечал, что простой крестьянин в его поместье кажется отно-
сительно далеким от каких-либо фундаментальных сомнений. Толстой
пришел к заключению, что крестьянин знает нечто, чего он не зна-
ет, и в соответствии с этим искал освобождения от своих мучений,
пытаясь подражать крестьянину, чтобы открыть его тайное знание.
Люди в доиндустриальном обществе в своей повседневной жизни
имели другие смыслообразующие занятия. Они жили близко к зем-
ле, чувствовали себя частью природы, выполняли природную зада-
чу, когда пахали землю, сеяли, жали, готовили пищу и без какого-
либо специального самосознавания выталкивали себя в будущее, рожая
и растя детей. Их повседневная работа была творческой - они уча-
ствовали в творении жизни вместе со своим домашним скотом, семе-
нами и урожаем. У них было сильное чувство принадлежности к боль-
шей целостности; они были интегральной частью семьи и сообщества
и, в сущности, действовали в рамках заданных сценариев и ролей.
Кроме того, их труд 6bLA по определению значимым. В конце кон-
цов, кто может усомниться в осмысленности задачи выращивания
пищи, задав вопрос "Зачем?". Выращивание пищи- занятие, явля-
ющееся несомненно правильным.
Но подобно силе тяготения все эти смыслы исчезли. В сегодняш-
нем урбанизированном, индустриализованном секулярном мире че-

ловек должен иметь дело с жизнью без посредничества космической
смысловой системы, основанной на религии, будучи вырван из эле-
ментарной цепи жизни, из сочлененности с природным миром. У нас
есть время, слишком много времени для того, чтобы задавать беспо-
койные вопросы. Имея перспективу четырех- и трехдневной рабочей
недели, мы должны быть готовы ко все более частым кризисам смыс-
ла. "Свободное" время - это проблема, потому что оно навязывает
нам свободу.
Работа - то, что от нее осталось, - больше не дает смысла. Даже
необычайно богатое воображение не могло бы вдохнуть творческий
потенциал во многие обычные формы современной работы. Напри-
мер, рабочий сборочного конвейера не только не находит в работе
никакой творческой отдушины - он начинает систематически воспри-
нимать себя как бездушное колесико заводского механизма. Кроме
того, большая часть выполняемых работ лишена собственной внутрен-
ней значимости. Как могут представители огромных армий чиновни-
ков, напряженно "занятые" в расточительной бюрократической сис-
теме, верить в то, что их деятельность ценна? В условиях роста
населения и господства средств массовой информации как может ин-
дивид не усомниться, что рождение и воспитание детей представляет
какую-либо ценность, особенно для планеты или человеческого рода?

Клинические проявления

Как проявляется феномен бессмысленности в глазах клинициста в
повседневной терапевтической работе? Мало кто из терапевтов не со-
гласится с тем. что эта жалоба распространена среди их пациентов.
Выше в этой главе я цитировал наблюдения Юнга, Франкла, Мад-
ди, Уолмана и Хоббса, свидетельствующие о частых жалобах паци-
ентов на ощущение бессмысленности. К сожалению, систематичес-
ких клинических исследований проведено мало.
Мы с коллегами несколько лет назад выполнили проект, который
в какой-то степени подтверждает мнение о распространенности жалоб
на ощущение бессмысленности, хотя в нем изучалась лишь неболь-
шая выборка пациентов. Главные проблемы сорока пациентов, под-
ряд обратившихся за терапией в амбулаторную психиатрическую кли-
нику, были оценены на основании трех источников информации:
письменного самоотчета пациента; описания, сделанного терапевтом:
заключения трех клиницистов на основе видеозаписи клинического
интервью с пациентом. Из сорока пациентов девять в числе своих
проблем (большинство предъявило список из трех-шести проблем) так
или иначе указали недостаточность смысла (например, "отсутствие

цели", "потребность в осмысленности моей жизни", "не знаю, по-
чему я делаю то, что делаю", "дрейф без цели", "отсутствие направ-
ления в моей жизни"). По оценке терапевта и независимых наблюда-
телей, у пятерых из этих девяти пациентов действительно имелась
фундаментальная проблема смысла. К. этой же категории они причис-
лили еще троих других пациентов (сформулировавших проблемы "от-
сутствия смысла в жизни", "бесцельности" и "неопределенности жиз-
ненных задач"). Таким образом, двенадцать пациентов из сорока (30
процентов) имели какую-либо серьезную проблему, связанную со
смыслом (насколько можно ссудить по оценкам пациентов, терапев-
тов и независимых экспертов).
Джилл Гарднер (Jill Gardner) изучила восемьдесят девять пациен-
тов, обратившихся за терапевтической помощью в амбулаторную кли-
нику". Пациентов просили указать степень важности для них каждой
из шестнадцати различных причин прихода на терапию. 68 процен-
тов пациентов оценили "стремление к большей осмысленности жиз-
ни" как "умеренно" или "очень" важную причину. Этот пункт ока-
зался девятым по рангу, опередив такие факторы, как "потребность
изменить мои отношения с людьми" и "одиночество".
Бессмысленность редко рассматривается как самостоятельный кли-
нический феномен - обычно ее считают проявлением какого-либо
иного, первичного и более известного клинического синдрома. Дей-
ствительно, Фрейд когда-то сказал: "В тот момент, когда человек
усомнился в смысле жизни, он болен....Задаваясь этим вопросом,
он делает не что иное, как подвергает действию некоего фермента,
производящего печаль и депрессию, свой запас неудовлетворенного
либидо, с которым на самом деле прежде случилось что-то другое".
Таким образом, бессмысленность рассматривается как симптом како-
го-то более значимого базисного состояния, такого как хронический
алкоголизм или другие формы наркотической зависимости, низкая
самооценка, депрессия, кризис идентичности.
Но давайте обратимся к тому, что нам известно о клинических
проявлениях бессмысленности. Во-первых, это их повсеместность.
Практически каждый пациент, с которым я работал, либо спонтан-
но выражает беспокойство по поводу отсутствия смысла в его или ее
жизни, либо с готовностью отзывается на инициированное мной об-
суждение этой проблемы.
Экзистенциальный вакуум и экзистенциальный невроз. Франкл раз-
личает две стадии синдрома бессмысленности - экзистенциальный
вакуум и экзистенциальный невроз. Экзистенциальный вакуум, или,
как он иногда говорит, "экзистенциальная фрустрация" - распрост-
раненный феномен, характеризующийся субъективными переживани-
ями скуки, апатии и пустоты. Человек настроен цинично, лишен

чувства направленности жизни и ставит под сомнение большинство
жизненных занятий. Некоторые жалуются на пустоту и смутное не-
довольство, наступающие с окончанием рабочей недели ("воскресный
невроз"). Свободное время заставляет человека осознать, что нет
ничего, что он хочет делать. Франкл утверждает, что экзистенциаль-
ная фрустрация встречается все чаще и наблюдается во всех уголках
мира. Согласно одному из его исследований, "экзистенциальным
вакуумом" страдают 40 процентов студентов колледжей в Вене и 81
процент студентов американских колледжей. В другой работе он
отмечает быстрое распространение этой проблемы в таких регионах,
как Чехословакия, другие страны за "железным занавесом" и Афри-
ка. Алоиз Хабингер (Alois Habinger) сообщает о нарастании распро-
страненности экзистенциальной фрустрации среди молодежи в Вене
за двухлетний период (1970-1972) с 30 до 80 процентов!. Поскольку
ни в одном из этих отчетов метод исследования никак не описан (за
исключением указания на "импровизированный статистический об-
зор"), мы не можем воспринять эти невероятные цифры буквально,
но они заслуживают внимания уже в том случае, если хотя бы отда-
ленно свидетельствуют об уровне распространения экзистенциально-
го вакуума.
Если пациент, в дополнение к субъективным ощущениям бессмыс-
ленности, развивает явную клиническую невротическую симптомати-
ку, Франкл называет это состояние экзистенциальным, или "нооген-
ным", неврозом. В его основе лежит психологический "страх пустоты ":
если появляется отчетливый (экзистенциальный) вакуум, он заполняется
симптомами. Согласно Франклу, ноогенный невроз может принять
любую клиническую невротическую форму; создатель логотерапии
называет возможные симптоматические картины - алкоголизм, деп-
рессию, навязчивости, преступность, гиперинфляцию сексуальнос-
ти, безрассудство. От традиционного психоневроза ноогенный невроз
отличает то, что его симптомы манифестируют блокированную волю
к смыслу. Поведенческие паттерны также отражают кризис бессмыс-
ленности. Дилемма современного человека, утверждает Франкл, со-
стоит в том, что инстинкты не говорят ему, что он должен делать, а
традиция больше не подсказывает, что ему следует делать. Две обыч-
ные поведенческие реакции на этот кризис ценностей - это конфор-
мизм (делать то, что делают другие) и подчинение тоталитарности (де-
лать то, что хотят другие).
Крусадерство, нигилизм и вегетативность. Сальвадор Мадди пред-
полагает, что значительная часть нынешней психопатологии проис-

Буквально - "крестопоходничество". - Прим. переводчика.

ходит из чувства бессмысленности". (Отметим, однако, что клини-
ческий материал Мадди ограничен, а его базовой специализацией
является макротеоретическая и академическая психология.) Он опи-
сывает три клинические формы "экзистенциального заболевания" (его
термин для всепроникающей бессмысленности): крусадерство, ниги-
лизм и вегетативность.
Крусадерство (также называемое "идеологическим авантюриз-
мом") характеризуется сильной склонностью выискивать для себя
эффектные и важные предприятия, чтобы затем погрузиться в них с
головой. Такие индивиды подобны профессиональным демонстран-
там, хватающимся за любой повод "выйти на улицы", почти незави-
симо от его содержания. Как только одно дело закончено, эти неис-
правимые активисты быстро должны найти другое, чтобы остаться на
шаг впереди преследующей их бессмысленности.
То, что "крестоносцу" почти безразлично, за что выступать, не
означает, конечно, что многие или даже большинство сторонников
всякого социального движения мотивированы подобным образом.
Энтузиазм по отношению к социальным переменам также не следует
рассматривать как защитный механизм. Но участие в социальном дви-
жении обычно требует много времени и сил, а если оно включает в
себя гражданское неповиновение, то зачастую опасно. После того как
движение достигает своей цели, его участники, в отличие от "крес-
тоносцев", обычно возвращаются к заботам повседневной жизни.
Крусадерство, как описывает его Мадди, таким образом, представ-
ляет собой формирование реакции: погружение индивида в деятель-
ность является компульсивной реакцией на глубокое ощущение бес-
цельности.
Нигилизм характеризуется активной, всепроникающей склонностью
дискредитировать деятельность, имеющую смысл для других. Энер-
гия и поведение нигилиста порождены отчаянием, он ищет злобного
удовольствия, присущего разрушению. Процитируем Мадди:

"Он проворно докажет, что любовь не альтруистична, а
эгоистична, что филантропия является способом искупить
вину, что дети скорее порочны, чем невинны, что лидеры
скорее тщеславны и одержимы желанием власти, чем вдох-
новлены великим видением, что труд не продуктивен, а
скорее являет собой тонкий покров цивилизации, скрыва-
ющий монстра в каждом из нас".

Нигилизм настолько обычен, полагает Мадди, что даже не при-
знается как проблема - более того, он часто выступает как весьма

просвещенный, утонченный подход к жизни. Мадди ссылается на
романиста и режиссера Алена Роб-Грийе (Alain Robbe-Grillet), в филь-
ме которого "В прошлом году в Мариенбаде" есть кажущиеся осмыс-
ленными нити, но ни одна из них не поддается попыткам кинозрите-
ля обнаружить ее смысл. Этот фильм, полагает Мадди, построен так,
чтобы фрустрировать любой поиск смысла и продемонстрировать тщет-
ность веры в осмысленность чего бы то ни было.
Вегетативная форма экзистенциального заболевания выражает
крайнюю степень бесцельности. Человек компульсивно не ищет смыс-
ла в высоких делах и благородных мотивах, он также и не насмехает-
ся над смыслом, в который верят другие. Вместо этого он глубоко
погружается в переживание бесцельности и апатии - состояние, име-
ющее широкие когнитивные, аффективные и поведенческие прояв-
ления. Когнитивный компонент заключается в хронической неспособ-
ности поверить в полезность или ценность какого-либо жизненного
усилия. Аффективный настрой выражается в глубоком умиротворении
и скуке, перемежающимися эпизодическими депрессиями. По мере
того, как состояние прогрессирует, индивид погружается в безразли-
чие, и периоды депрессии становятся все более редкими. Общий уро-
вень поведенческой активности колеблется между низким и умеренным,
но особенно характерно отсутствие избирательности поведения: для
человека становится несущественным, чем он занят и занят ли чем-
либо вообще.
В современной культуре вегетативная тенденция широко распро-
странена. Мадди полагает, что она четко выражена в таких произве-
дениях искусства, как фильмы Антониони, "Пустая земля" Т.С. Эли-
ста, "Зоопарк" Эдварда Олби, "Балкон" Жана Жене. Современный
фильм "Проходимец" дает особенно яркий пример апатии и бессмыс-
ленности.
Индивиды с развивающимся вегетативным синдромом порой ищут
терапевтической помощи в связи с сопутствующими депрессией или
болезненными сомнениями. Терапевт может заметить, что такого
пациента не беспокоят проблемы вины, самооценки, самоидентич-
ности, так же как проявления сексуальных или агрессивных рас-
стройств. Вместо этого пациент высказывает сомнения такого рода:
зачем утруждать себя работой всю жизнь, если все кончается смер-
тью? Зачем тратить полжизни на хождение в школу? Зачем вступать в
брак? Зачем содержать семью? Зачем переносить лишения? Разве цен-
ности не произвольны, а цели не иллюзорны?
Если дать этому состоянию беспрепятственно прогрессировать,
пациент будет все глубже погружаться в безразличие. Он может уст-
раниться от всякой связи с жизнью, став затворником, хроническим

алкоголиком или бродягой, либо приняв другой аналогичный жизнен-
ный паттерн. Мадди полагает, что многие институализированные
пациенты находятся в вегетативной форме переживания бессмыслен-
ности, но поскольку им должен быть приклеен ярлык какого-нибудь
нозологического диагноза, их состояние обычно называют простой
шизофренией - термин, ныне признаваемый неправильным. Неко-
торым вегетативным пациентам ставится диагноз психотическая деп-
рессия. Хотя они могут не проявлять никаких признаков и симптомов
депрессии, делается допущение, что раз они вегетативны, то долж-
ны быть депрессивными: Мадди утверждает, что по меньшей мере
какую-то долю институализированных пациентов с такими диагноза-
ми или иными паллиативными ярлыками более уместно отнести к эк-
зистенциально больным.
Компульсивная активность. Вышеперечисленные клинические
формы бессмысленности, разумеется, обычно не наблюдаются в чи-
стом виде, а предстааляют клиническую парадигму. Их признаки и
проявления различной степени тяжести могут наблюдаться у многих
пациентов, часто в сочетании с другими клиническими симптомами.
По моему опыту, одной из наиболее обычных клинических форм бес-
смысленности является паттерн маниакальной активности, которая
настолько истощает энергию индивидуума, что проблема смысла те-
ряет свою остроту. Этот паттерн связан с крусадерством, но его гра-
ницы шире. Не только какое-то яркое социальное движение, но любая
неодолимо привлекающая человека деятельность может быть так ка-
тексирована, что послужит карикатурой на осмысленность. Если де-
ятельность сама по себе не обладает характеристиками "добра", или
"правильности", она рано или поздно разочарует индивида. Этот
феномен, который Джеймс Пайк назвал "ложным центрированием"
жизни, обычно становится предметом внимания клинициста тогда,
когда носитель смысла обесценивается или попадает под явную угро-
зу обесценивания. Существует масса примеров, когда индивид, ищу-
щий смысла жизни в достижении определенного социального поло-
жения, престижа, материального благополучия или власти, внезапно
вынужден поставить под вопрос ценность этих целей как главного ус-
тремления жизни.
Клинической иллюстрацией может послужить случай Харви, со-
рокадвухлетнего пациента. Изначальный запрос Харви был необыч-
ным: его привела на терапию ссора с женой из-за того, покупать ли
авиабилеты первого или туристического класса. Обстоятельства ока-
зались таковы. Отец Харви был компульсивно занятым торговцем,
представителем среднего класса. Вся семья, в том числе и Харви,
трудилась в семейном бакалейном магазине по много часов шесть-семь

Дата добавления: 2015-08-27