Лондон, 31 октября-1 ноября, 1901. В цирке всегда особенно празднично в канун дня всех Святых

В цирке всегда особенно празднично в канун Дня Всех Святых. Во дворе развешаны круглые бумажные фонарики, а тени танцуют на их белой поверхности, словно молчаливые унылые лица. Для зрителей у ворот в корзинах лежат кожаные маски черных, белых и серебристых цветов с завязывающимися ленточками, если те захотят их надеть. Порой бывает трудно отличить обыкновенного зрителя от циркового артиста.

Это совсем другой опыт, побродить по цирку анонимно. Вписаться в окружающую среду, становясь частью атмосферы. Многие зрители безмерно наслаждаются этим опытом, в то время как других маски приводят в замешательство и они предпочитают им свои собственные лица.

Теперь, когда часы пробили уже за полночь и наступление Дня Всех Святых все ближе, толпа зрителей значительно редеет.

Оставшиеся зрители в масках бродят по шапито, словно призраки.

Очередь к гадалке в эти часы также сошла на нет. Большинство людей ищут свою судьбу в начале вечера. Исход ночи требует уже нечто более годного для души, нежели для разума. Ранее от клиентов не было отбоя, но когда на смену октябрю пришел ноябрь, в вестибюле никто не ждет, нет никого за занавесом, чтобы услышать что за тайны откроют им карты.

А затем занавес из бисера колышится, хотя она не услышала никакого движения.

То, что Марко пришел, чтобы рассказать ей, не стало неожиданностью. Карты сказали ей об этом много лет назад, но она отказывалась к ним прислушиваться, предпочитая искать другие возможности, альтернативные варианты, которые возможно будут приняты.

Но услышать это из его уст, совершенно другое дело. Как только он произнес эти самые слова, забытое воспоминание тут же всплывает в ее памяти. Два силуэта в зеленом посреди оживленного бального зала, настолько влюбленные друг в друга, что в зале повышается температура.

Она просит его вытянуть одну карту. Тот факт, что он соглашается, удивляет её.

Карта, что он вытягивает не La Papessa.

Когда он покидает её шатер, она снимает свою вывеску на этот вечер.

Она и раньше снимала свою вывеску, на весь вечер или на несколько часов, когда устает от чтения судеб или ей просто нужна небольшая передышка. Чаще всего она проводит это время с Цукико, но на этот раз вместо того, чтобы идти искать акробатку, она остается сидеть в одиночестве за столом, маниакально перетасовывая карты Таро.

Она переворачивает карту рубашкой вниз, затем еще одну и еще.

На всех изображены мечи. Все уложены в ряды. Четверка. Девятка. Десятка. Единственный коварный туз.

Она собирает все карты обратно в колоду.

Она отказывается от карт и взамен им выбирает кое-что другое.

Под столом она хранит шляпную коробку. Это самое надежное место, которое ей приходит в голову, и легко доступное. Нередко она забывает её даже там, скрытую под каскадом бархата. Эта шляпка всегда является некой преградой между ней и её клиентами. Постоянное незримое присутствие.

Вот она тянется под стол и вынимает коробку из-под тени бархата на мерцающий свет от свечей.

Шляпная коробка очень обыкновенная, круглой формы, обтянута черным атласом. На ней нет ни защелки, ни петель, только две ленточки, одна черная, другая белая, которые связаны в аккуратный бант.

Исобель ставит коробку на стол и смахивает с крышки толстый слой пыли, хотя большая часть пыли всё еще остается на ленточках. Она сомневается, и какое-то мгновение думает, что лучше было бы оставить все как есть, и вернуть коробку обратно под стол. Но, похоже, что это просто уже не имеет никакого значения.

Она медленно развязывает ленточки, особенно приходится потрудиться ногтями над узлом банта. Когда ленточки ослабевают настолько, что можно снять крышку, она аккуратно её снимает, как будто боится увидеть то, что лежит внутри.

Внутри коробки лежит шляпка.

Шляпка лежит точно так же, как она и оставила её много лет назад. Старая черная шляпка котелок, слегка изношена на полях. Она перевязана большим количеством черных и белых лент, обмотана наподобие подарка с бантами в темных и светлых тонах. Под одним из узлов единственная карта Таро. Между шляпкой и картой, сложенный кружевной платок, по краям расшитый черными виноградными лозами.

Это были такие простые вещи. Узлы и намерения.

Она тогда смеялась на своих уроках, гораздо больше предпочитая свои карты. Они казались гораздо проще для понимания, несмотря на все многообразие их значение и интерпретации.

Это была всего лишь мера предосторожности. Принять меры предосторожности очень мудро в таких непредсказуемых обстоятельствах. Это не более странно, чем взять на прогулку с собой зонтик в предчувствие дождя, даже, если вовсю светит солнце.

Хотя она не может быть уверена, что делает нечто большее, чем просто поднимает в воздух пыль. У неё нет никакой возможности удостовериться, нет никакого барометра, который измерил бы такие иллюзорные, не осязаемые вещи. Нет термометра, измеряющего хаос. На данный момент, у неё такое чувство, словно она упирается в пустоту.

Исобель осторожно вынимает шляпку из коробки, и длинные концы лент ниспадают водопадом вокруг неё. Это странно и прелестно, что старая шляпка, носовой платок и карта перевязаны изношенной ленточкой. Вид почти праздничный.

— Самые маленькие очаровательные вещички могут произвести наибольшие впечатление, — говорит Исобель, захваченная врасплох тем, что её голос чуть ли не срывается до слез.

Шляпка не отвечает.

— Не думаю, что ты вообще произведешь хоть какое-то впечатление, — говорит Исобель.

И вновь шляпка молчит.

Она только хотела удержать цирк в равновесии. Препятствовать тому, чтобы две конфликтующие стороны причинили ущерб друг другу или их окружению. Удержать чаши весов в равновесии.

Снова и снова у неё в голове прокручивается та сцена в бальном зале, где она видит их вместе. Она вспоминает обрывки подслушанного разговора. Марко тогда сказал, что делал всё ради неё, высказывание, которое она тогда не поняла, а вскоре после забыла.

Но теперь всё предельно ясно.

Все эмоции в картах, когда она пыталась прочесть в них о нем, касались только её - Селии. Цирк сам по себе, весь был для неё. На каждый новый прекрасный шатер, который он создает, она отвечает созданием своего. Да Исобель и сама помогала сохранять баланс. Помогая ему. Помогая им обоим.

Она смотрит на шляпу в своих руках. Белое кружево ласкает черную шерсть, ленты переплетаются. Их не разделить.

Исобель рвет ленты своими пальцами, потянув за банты во внезапном приступе ярости. Носовой платок плавно опускается вниз, словно призрак, среди вышивки в виде виноградной лозы можно прочесть инициалы С.Н.Б.

Карта Таро падает на землю рубашкой вниз. На карте изображен ангел, а ниже стоит надпись Сдержанность.

Исобель прекращает рвать ленты, затаив дыхание. Ожидая последствий, хоть что-нибудь, в ответ на её действия. Но все тихо. Вокруг неё мерцают свечи. Занавеска из бисера висит спокойно, не шелохнувшись. Неожиданно он чувствует себя глупо, даже как-то по-дурацки, оставшись одна в своем шатре с кучей спутанных лент и старой шляпкой. Она чувствует себя дурой, за то, что возомнила, будто может влиять на такие вещи. Чтобы она не делала, никогда не имело никакого значения.

Она наклоняется, чтобы поднять упавшую карту, но ее рука замирает, едва не дотянувшись до неё, когда она слышит что-то. На долю секунды этот звук напоминает визг тормозов поезда.

Исобель потребовалось некоторое время, чтобы понять, что звук доносящийся снаружи шатра, на самом деле является криком Поппеты Мюррей.

Дата добавления: 2015-10-02