Последняя детская история

Обычный рабочий день. После утренней «пятиминутки» прихожу в класс, где дети ждут обхода врачей. Мальчишки подбегают ко мне, просят наперебой: «Возьмите меня! возьмите меня!» Вижу, чуть в стороне стоит бритоголовый мальчик, смуглый, с большими, глубокими и очень грустными глазами. Криво, «по-блатному» ухмыляясь, тихо говорит, как и все: «Меня возьмите...» Как будто не надеется, что его действительно могут взять. Я почувствовала это и решила взять Костю, так его звали, на занятия.

В кабинете дети расселись на диваны и кресла, началась беседа. Готовлюсь я к каждому разговору, и поэтому заранее должна как можно больше знать о своих питомцах, чтобы определить, какую тему обсуждать, в каком направлении вести диалог. Стараюсь почувствовать душу каждого,

а для этого надо быть предельно искренней с ними, понимать и принимать их такими, какими они в настоящий момент есть.

Сегодня, как и вчера, мне надо полюбить их. Я буду делать это и завтра. Надо постоянно следить за их состоянием, чтобы суметь вовремя уловить малейшее ослабление их внимания. А чтобы вернуть его, порою достаточно или взглянуть в глаза, или просто руку положить на плечо и продолжать беседу.

Внешне всё это незаметно. Просто встречи, просто беседы, просто прогулки, просто какие-то маленькие радости ребенку.

Вот и сейчас мы «просто беседуем», «разговариваем»...

Разговор идет как раз о смысле жизни, то есть для чего человек живет?

.. Л Костя — молчит. Только характерная такая ухмылочка появляется время от времени. Но я чувствую, что у него много есть чего рассказать. Но — не спрашиваю.

В конце занятий зову Костю. Обняла его за плечи и тихонько спрашиваю: «Скажи, когда ты последний раз видел маму?»

И вдруг мальчик вдохнул полную грудь воздуха, глубоко так вздохнул и, буквально захлебнувшись слезами, сказал: «Я был хорошим!..»

Я так и замерла... Все дети молча смотрели на Костю и сидели тихо-тихо.

Мальчик стоял, и его слезы капали мне на халат.

Я тоже заплакала. Вот такая «психотерапия»...

• • •

К Косте никто не приходил. Ему не приносили никаких передач. И на улицу его не выпускали, потому что он мог сбежать из больницы.

Давайте прочтем его школьную характеристику: «... 12 лет, 3-й класс. На уроках был мало, так как все время убегает. Хорошо, бегло читает, грамотно списывает с учебника, очень хорошая каллиграфия письма. На уроках присутствовал 2 дня, поэтому судить о мышлении, внимании, усвое-

нии материала трудно. Костя без присмотра находился 2 года, в школу по месту жительства не ходил, жил по чердакам и подвалам. Ворует. Без токсикомании не может прожить ни одного дня, снимает с себя одежду, продает, покупает клей и нюхает.

Сегодня, т. е. 12 мая, снова был доставлен работниками милиции. Весь грязный, на волосах засохший клей. Со слов участкового милиционера, Костя — вор-профессио-нал, который открывает отверткой любой автомобиль».

— Расскажи о своем детстве, каким ты себя маленьким помнишь? Расскажи все, что можешь рассказать и что хочешь.

— Я помню себя с 5 лет. Мы с папой и мамой ходили на елку. Я рассказал стихотворение, и Дед Мороз дал мне подарок.

Моя мама тогда еще не пила. Мы жили в большой квартире с дедушкой и бабушкой. Еще был с нами дядя, его жена и двое их детей — моих братьев. Потом дядю посадили за воровство и убийство мальчика. Он пошел воровать, а в квартире был мальчик. Дядя в него ножом запустил, и — насмерть.

Бабушка моя попала в эту больницу, потом умерла. Дедушка повесился. Имя дедушки не помню. Потом моего папы не стало, и мама мне сказала, что он уехал за покупками. Я видел, что мама плакала, и я спрашивал ее: «Почему ты плачешь?» Она не отвечала. А потом я услышал, как она рассказывала соседке. И я стал ей говорить: почему ты меня обманывала? И мама мне все рассказала: что папа пошел на работу, что там была драка. Но она мне всё равно не сказала, что это папа убил. Я плакал.

Потом мама подружилась с соседкой, они стали вместе пить. А я с ее сыном пошел воровать картошку. Тогда я в первый раз украл. Я сначала не хотел. Но у нас дома нечего было есть. Мне было тогда семь лет. Я собирал грибы под домом. Иногда одна тетя на базаре мне сало давала.

В школу меня готовила другая бабушка, папина мама.

Я на заправке деньги зарабатывал, чтоб только мама не пила, а она всё равно пила. Я бутылку выбивал из ее рук.

Я бил маму руками и ногами, чтоб не пила, а она — пила. Я прогуливал школу.

Я просил маму, чтобы она купила мне конфет, но она купила бутылку. Она тогда уже работала техничкой в школе, а раньше — поваром в столовой. Но ее уволили за пьянку. Я ее ударил пьяную, взял нож и начал резать себе вены. Я плакал. Я думал, что мама пожалеет меня и не будет пить. Мама подбежала и забрала нож. Мне было жалко, что я ударил маму. Я с мамой поговорил, и она не пила неделю. А потом опять стала пить. Мама готовила есть, когда была трезвая, а когда пьяная, то я сам готовил картошку, суп. Грибы под домом собирал, а картошку воровал, у нас поле рядом есть.

Бабушка ко мне приезжала, а маму не хотела видеть. Мне было девять лет. Когда мне было десять лет, освободили папу. И он приехал к бабушке. Он сначала не мог простить маму, что она пила, а потом простил и пришел к маме, одел маму и меня. Ему друзья дали денег. У папы были дела, и он дома не бывал. А мама все равно пила. Папа перестал дома ночевать и уехал. У мамы не было денег, и она пошла воровать. С работы она ушла.

Она однажды шла в той одежде, которую украла, и ее поймала милиция. Маму посадили в тюрьму. Когда маму брали, я был на улице. Это ее подруга сказала, что ее посадили. Я плакал и сидел дома. Потом приехал папа и отвез меня в деревню на каникулы, к бабушке. Я в это время сильно не воровал. Потом папа забрал меня в школу. Я в школе любил математику и Физкультуру. Я плакал без мамы. Мы жили с папой. Через два-три дня приезжала бабушка, привозила пирог. Папа не работал. Уезжал по делам на Полесье. Там у него встречи с друзьями.

Я жил с тетей Таней. Она с папой жила. Когда папа освободился, на второй день я заметил, что папа начал колоться. Я спросил у него: «Что это?» Папа с улыбкой сказал: «Потом скажу, иди в комнату». Потом папа стал много колоться. Нужны были деньги. И я стал воровать у пьяниц деньги или вещи и приносил домой. Потом папа мне сказал,

чтобы домой не приносил вещи, чтоб сам продавал, а ему приносил деньги. Я продавал на базаре, на заправке и деньги папе отдавал. Мне папа говорил, чтоб я сам не кололся.

Меня за воровство уже ловила милиция, всегда били. А я все равно думал, что как приду домой, так опять пойду воровать, чтоб принести домой папе.

• • •

Мы сидели почти два часа в моем кабинете. Я чувствовала, что мальчик от воспоминаний пережитого был в страшном состоянии. Я очень жалела его; чем-то угостила... Наша встреча продолжилась на следующий день.

— А о чем ты с папой разговаривал?

— Меня папа учил быть настоящим пацаном.

— Это каким?

— Чтоб все воры уважали. Меня папа учил, каким надо быть среди воров, как надо ножом бить. Когда иду воровать, чтобы маски брал черные на голову и лицо, только чтобы глаза смотрели и нос дышал. Папа учил, чтоб ворованное домой не приносил. Моего папу в милиции уважают. Они днем ездят по дачам, по коттеджам, по деревням; узнают, что надо, и где мак растет. А ночью мы ездим на такси в деревню и по коттеджам.

— Но ведь на такси дорого!

— А мы не платим! Выходим из такси и «срываемся». Меня папа с собой берет и таксисту говорит, что едем к тете. Бывало, что я по три ночи не спал. Так папа на меня ночью из колонки воду лил, чтобы я не засыпал.

— Ты боялся когда-нибудь?

— Да, много боялся. Вот когда воровал, то нисколько не боялся, а после воровства я днем никогда никуда не выходил, боялся. Только когда темно становилось, тогда выходил. Всегда боялся. Папе я варил маковую соломку.

— Как ты думаешь, почему тебя папа учил, каким быть среди воров, как жить в тюрьме? Неужели там хорошо, и папа хотел бы, чтобы и ты там был?

— Нет. Там плохо. Папа говорил, что плохо. Но папа сказал, что «вкалывать» как... — не помню, кто, — он ни-

когда не будет. Вот раньше стеснялись, если вор. А сейчас нормально, говорят — вор!

— Костя, но если ты так много воровал, как рассказываешь, значит, ты стал богатым?

— Нет, у меня ничего нет.

— Вот как? Воровал, — и ничего нет? Вместо этого тебя сейчас в колонию готовят. А ты знаешь, что это?

— Это тюрьма для детей, которые плохо делают.

• • •

Мальчик в отделении «на режиме» уже больше месяца. Прошу лечащего врача и заведующего отделением под мою личную ответственность отпускать со мной на улицу хотя бы ненадолго. Так мы с Костей каждый день стали бывать на улице по часу-полтора.

• • •

Был консилиум. Члены комиссии задавали вопросы, необходимые для врачебного заключения перед отправкой в спецшколу. Костя на вопросы отвечал. Я присутствовала при этом и увидела вместо Кости одинокого старика, пережившего много горя и оставшегося в полном одиночестве со своим детским горем и со своей детской правдой. Врачи должны были дать заключение о том, что по состоянию здоровья он может находиться в спецшколе.

• • •

Периодически писала вопросы в тетрадке и просила Костю на них ответить.

«Что такое семья?» — Это когда есть папа, мама, все родные. И когда все живут дружно. Хорошая семья — это когда все живут дружно, никто не пьет, только по праздникам, и то мало. Когда работают, а не воруют, и смотрят за ребенком. А плохая семья — это когда пьют, сидят в тюрьмах, воруют, не смотрят за ребенком, заставляют детей воровать.

«Что такое хорошая жизнь, радость и горе?» — Хорошая жизнь — это когда тебя все любят, когда ты помогаешь другим, и тебе помогают. Когда не знаешь горя, когда хорошие друзья, когда родители рядом. Радость — это ко-

гда с мамой всегда хорошо, никогда ни с кем не ссоришься. Когда тебе говорят хорошие слова.

«Зачем нужны деньги и как их можно заработать?» — Деньги нужны, чтобы одеваться, покупать еду, ездить в другие города, платить за квартиру, смотреть за ребенком. Покупать ему, что он хочет, и отдавать его в спортивные кружки. Деньги можно заработать так: чинить машины, работать на хорошей Фирме, на заводе, в магазине грузчиком и на многих других работах.

«Что такое справедливость и несправедливость?» — Не знаю, что это такое.

«Для тебя что было самым страшным?» — Я пугался, когда маму били дядя О. и другие, с кем она жила, когда папа был в тюрьме. Я защищал маму, и дядя О. сделал мне перелом руки. Я плакал. Я не хотел ложиться в больницу, чтоб он больше маму не бил. Папа мой когда вышел, набил его за маму и за меня.

Еще мне было страшно, когда маму била милиция. Мамы не было три дня дома, я пошел искать ее по всем ее подругам, с кем она пила. А потом сам пошел в милицию и увидел ее. Она мне улыбалась и глазом моргала. Они хотели, чтоб я вышел оттуда, а я не выходил. Они повели ее в другой кабинет, и я слышал, как она кричала. Я плакал. Мне было страшно. Я знал, что она обворовала квартиру, она приносила домой вещи и прятала в кровать. Я уже тоже воровал, но я объяснял маме, почему ты не можешь жить нормально. Она не отвечала.

* • •

Однажды я спросила:

— Костя, ты бы мог убить человека?

— Да.

— Кого?

— Папу. Хотел зарезать. Я уже все приготовил, но не смог.

— За что?

— За маму, за нашу жизнь. Но сразу же он продолжил:

— Я все равно хочу домой. Вдруг там папу встречу! Поэтому я убегал из интерната. Я не могу поверить, что дома нет ни папы, ни мамы.

— А зачем ты дрался?

— Потому что меня в интернате все обзывали вором и бомжем.

— За что?

— За то, что у меня плохая одежда.

• • •

Я каждый день приносила Косте что-нибудь покушать, чтобы как-то поддержать его. Ведь полтора года он дышал клеем «Момент». Тогда у него были очень сильные головные боли, да и сейчас часто голова болит. Покупал или добывал где-то обезболивающие таблетки или димедрол. В течение длительного времени продолжалось отравляющее воздействие токсинов на клетки мозга, печени, крови — на весь организм.

Костя со мной был открыт. Он не поверхностный мальчик, он о многом задумывался, в нем чувствовалась глубина. Это Костя дал название данной книги. Однажды во время нашей беседы в моем кабинете Костя глянул на магнитофон и спросил, что там записывается. А я как бы отвлеченно сказала: «Про вас буду писать». И через два дня Костя спрашивает: «Как будет называться ваша книга?» Я даже растерялась и спросила: «А как бы ты назвал?» Он ответил: «Наверное, «Детская правда».

По договоренности с руководством я приносила дополнительные лекарства и что-нибудь поесть. Бывает, дети, поев, убегают.

Однажды я сказала:

— Ну что, лекарства выпили, поели? Теперь пойдем в класс.

Костя подошел к двери и спросил:

— А мы сегодня рассказ читать не будем? Мы разговаривать больше не будем?

Слава Богу! Это для меня радость. И мы продолжаем беседовать.

Еще я каждый день говорила, например, вот такое:

— Костя, тебе сегодня передачу передал один дядя, который мне помогает. Когда будешь вскрывать какую-нибудь белую «Тойоту», вспомни, что это может быть его автомобиль.

Или:

— Когда будешь вскрывать «Шкоду», не забудь, что она может принадлежать той тете, которая тебе лекарства передавала. А если захочешь вскрыть «девятку», то на ней может ездить тетя, которая тебе бутерброды передает. Ведь у меня самой средств немного, и в основном я передаю тебе помощь от добрых людей.

И однажды, когда мы были на улице, Костя сказал:

— Я воровать больше не буду. Я, когда буду в интернате, буду стараться не убегать. Я буду сидеть в классе и в бассейне. Ведь я убегал потому, что хотел домой. Не могу поверить, что дома нет ни палы, ни мамы.

И, помолчав, продолжил:

— Мне бы вначале хотя бы не воровать...

— А почему ты со мной так откровенен? Ведь папа тебя предупреждал, чтобы ты никому ничего не рассказывал?

— Предупреждал. Но мне хорошо. Я вас не боюсь. Я от вас никуда не убегу. А в начале, когда я только сюда поступил, я уже и отмычку приготовил.

• • • Однажды я пришла в класс и говорю всем ребятам:

— Царь приказал бросить в толпу людей много денег. И наблюдал, как они их собирают. — И спрашиваю: — А как бы вы собирали? Старались бы?

— Да! — кричат, — еще как! А я продолжаю:

— Потом царь захотел взять кого-то из них к себе на работу. Кого он возьмет?

Дети отвечают:

— Кто больше денег ухватил. А Костя говорит:

— Того, кто ничего не взял. Я спрашиваю:

— И зачем же ему такой? Костя отвечает:

— Не жадный.

• • •

Однажды Костя подал мне листок бумаги — письмо. Читаю: «Привет, мама». Костя пишет матери в тюрьму. Адреса не знает. «Это пишу я, твой сын. Вот я решил написать письмо. Извини, что не мог раньше, был занят. Я по тебе скучаю, почему ты раньше не писала, как ты там живешь. Я сейчас живу в интернате, но ты не подумай, что меня туда отправил папа, он, наоборот, не хотел, чтобы я туда попал, разговаривал со мной, но я не верил ему, когда опомнился, то было поздно. Но я верю, что ты, когда вернешься, исправишься. И лучше жить мы будем бедно, но вдвоем. И я так хочу, чтобы ты примирилась с папой, ты же, наверное, знаешь, что папа живет с другой. Она хорошая, она меня никогда не ругала. Мы с папой никогда не ругались. Пока я не начал воровать «по-крупному». Убегал из дому, и начала приходить милиция. Меня скоро отправят «на спецы», а, может, и не отправят, не знаю. Зависит от моего поведения. Ты напиши мне письмо. Расскажи, как ты живешь. Я сейчас хожу в третий класс, потому что прогуливал школу. Пишу я из психушки, а лежу я там, потому что плохо вел, сбегал из интерната».

Костю все же отправили «на спецы», хотя инспектор по делам несовершеннолетних и обещал мальчику похлопотать за него. Костя очень верил инспектору и мне много про него рассказывал, что он хороший человек и «никогда не сидит в кабинете, все время с детьми».

Но из психиатрической больницы Костю отвезли в приемник-распределитель, а оттуда прямо в спецшколу.

Прошло время, и вместе с группой иностранцев, помогающих нашим детям, я встретилась с Костей в спецшколе. При встрече была радость — и испуг. Сказал, что нашлась мама, что постоянно пишет ему. Костя живет только этим.

Я спросила:

— Костя, вот тут иностранцы, они могут тебя завалить всяким добром, дадут тебе всего, чего ты только хочешь. Всего-всего, чего ты никогда не имел. А вон там к забору подойдет твоя мама, попросит прощения и будет ждать тебя, чтобы всегда быть вместе. Но у нее нет богатства. Куда ты пойдешь?

— К маме, конечно, — сказал и уголком рта ухмыльнулся.

Я рассказала это иностранцам. Они тихо стояли, в глазах у всех блестели слезы. Мы долго стояли молча.

Ведь все прекрасно понимают, что не заграница, а сердца матерей, воскресшие сердца жестоких родителей, могут спасти их несчастных детей.

• • •

За редким исключением, все дети с патохарактерологическим Формированием личности до психиатрической больницы прошли «лечение» у «целителей», «биоэнергетиков», «экстрасенсов», «биоэнергопсихотерапевтов», гадалок, колдунов и прочих.

Женя, 14 лет: «Мы с мамой ходили к бабушке-колдунье. Она сказала, что может «отделать» то, что нам «подделано». Она сказала принести три конфеты, их надо пожевать и выплюнуть. Один батон жевать, на животе галки катать и куда-то выбросить. Один стакан водки, чтобы после выпить самому. Но я стакан не выпью. Я могу только три рюмки. Я поэтому к ней больше не пойду».

Ваня, 14 лет: «Бабка посадила меня. За спиной «духов» отгоняла и других вызывала. Но мне не помогло».

Кирилл, 13 лет: «Нам сказали, что это «сделано». Бабка яйца по спине катала. Что-то еще «отделывала», но не помогло. «Психи» у меня все равно есть. И еще, если я вижу деньги, руки сами тянутся, я ничего не могу сделать с собой».

Юра, 13 лет; сидит в моем кабинете, плачет, закрыв лицо руками, и говорит: «Никакой силы воли у меня нет. Если украсть, у меня руки сами берут. Ни бабка, ни экстрасенс не помогли».

Здесь уместно привести слова священника-педагога Александра Ельчанинова: «Большинство неразрешимых жизненных противоречий, несчастий, внутренних затруднений, о которых слышишь на исповеди, происходят оттого, что люди живут вне Церкви, а искать разрешение своих трудностей приходят в Церковь. Ни решимости переменить свою жизнь, ни даже мысли об этом; поэтому Церковь и бессильна им помочь. Войдите в Церковь, примите весь чин церковной жизни, и тогда трудности разрешатся сами собой».

Швейцарский психолог Карл Юнг в начале XX века, анализируя свою работу, писал: «За последние тридцать лет из всех цивилизованных стран мира приходили ко мне для консультации. Среди моих пациентов зрелого возраста не было ни одного, чьи проблемы не происходили бы из-за отсутствия религиозного мировоззрения.

Можно определенно сказать, что все они чувствуют себя больными, потому что потеряли вечные ценности — то, что может дать живая религия своим последователям.

Ни один из этих пациентов не может быть полностью исцелен, если не возвратится к религиозным воззрениям».

Одна моя пациентка учится в престижной гимназии, где обучение платное, и попасть туда могут только дети богатых родителей. В школе есть свой психолог. Девочка хвастает:

— Нас тестируют, определяют интеллект.

— Ну и как?

— По интеллекту, такого класса за долгую работу учительницы еще не было. Очень интеллектуальный класс!

... А через несколько минут мама девочки сказала, что в этой школе из недавних выпускников одного из классов два мальчика попали в тюрьму и три девочки стали проститутками.

Дата добавления: 2015-08-09