Гуманитарный подход

но и результатом'такого изучения будут лишь его «вещ­ные» характеристики (Бахтин, 1979, с. 363). В этом и состоит главная опасность чрезмерного увлечения «точными» и «объективными» исследованиями («наив­ное понимание научности» по определению Бахтина) — в том, что за скобками при этом окажутся такие соб­ственно человеческие проявления, как ценности, смыс­лы, достоинство, свобода, ответственность, творчество, любовь... Гуманитарный взгляд концентрируется имен­но на этих наиболее сущностных проявлениях челове­ческой природы, а все иные аспекты пытается понять с точки зрения того, в какой мере они способствуют (или препятствуют) раскрытию человеческого в чело­веке. (Именно в этом смысле гуманитарная точка зре­ния совпадает с гуманистической — что позволяет некоторым авторам использовать название «гуманитар­ная экспертиза» как синоним «гуманистической» — Гуманитарная экспертиза..., 1992 и др.; с определенной долей условности с этим вполне можно согласиться — не случайно ведь «гуманитарные науки» и «гуманисти-ка» являются синонимами.)

Очевидно, что такая антропоцентристская ориентация гуманитарного подхода с необходимостью предполагает и соответствующую — гуманитарную — методологию, отличающуюся от привычной естественно-научной.

В первую очередь изменяются акценты и логика по­знания. Самым важным становится не столько понима­ние неких фактов и влияния на них тех или иных факторов, условий, механизмов и т.п., сколько отно­шение человека к этим фактам и воздействиям, смысл, который они для него приобретают. Специфику гумани­тарной логики хорошо иллюстрирует известный при­мер: если я отдаю свой кошелек грабителю, который навел на меня пистолет, я делаю это не потому, что име­ется «воздействие обстоятельств», а для того, чтобы спа­сти жизнь или по иным мотивам (Вригт, 1986, с. 176). Такая логика позволяет адекватно («по-человечески») понять и другой вариант: я не отдаю кошелек, т.к. пред-

почел жизни честь, осуществив этот поступок во имя значимой для меня ценности.

Аналогично главный гуманитарный вопрос об образо­вании звучит не «почему ребенок учится хорошо (плохо)?» (хотя и эти вопросы важны, но они являются лишь пред­варительными), а «для чего, ради чего он учится, какие ценности предпочел, а от каких отказался?», т.е. «что при этом происходит с ним в "человеческом измерении"?».

Еще одна важная черта гуманитарного познания — смещение акцента с выведения общих законов на по­иск индивидуального, особенного. Поведение конкрет­ного человека, конечно, может строиться в точном соответствии с объективными закономерностями; но может быть и «ошибочным», не вполне соответствую­щим закономерностям (социальным, психологическим, законам логики и т.д.). С точки зрения этих «законов» такое поведение может трактоваться как «случайное»; однако, если мы попытаемся понять ситуацию с пози­ции ее участника, глазами самого человека, то, воз­можно, окажется, что для него это поведение имеет глубокий смысл, вполне логично и вовсе не случайно. Более того, если, например, в физическом мире зако­носообразный результат внешнего воздействия — нор­ма и исходный пункт анализа, то в мире гуманитарном, в отношении человека как личности однозначные ав­томатические реакции в ответ на воздействие могут свидетельствовать о проблемах или даже нарушениях. (Все сказанное справедливо не только для отдельного человека, но и для группы или организации.)

Поэтому критерием оценки адекватности и эф­фективности гуманитарного познания является не соот­ветствие заданным эталонам, а глубина постижения; точность здесь — это «преодоление чуждости чужого без превращения его в чисто свое (подмены всякого рода, модернизация, неузнание чужого и т.п.)» (Бахтин, 1979, с. 371). Это очень сложная проблема, приобретающая осо­бую остроту именно в ситуации экспертизы, где опас­ность различных «неузнаний» и «подмен» весьма велика.

Дата добавления: 2015-07-08