– А вот это и есть Франс-Пти! Между прочим, с этого острова и началась современная Франция как государство. Именно с этого островка!
Егор весело посмотрел на нее:
– А ты откуда знаешь?
– Я читала когда-то. Очень давно, в каком-то древнем географическом словаре. Но я даже представить себе не могла, что когда-нибудь буду здесь! Огромное спасибо, что взял меня! – Берта повернулась к Егору и увидела на его лице смущенную улыбку.
– Это хорошо, что ты согласилась, а то сейчас как навалятся там на меня!
– Не навалятся, не дадим навалиться!
Болтая о пустяках, они прошли мимо старых, еще средневековых домиков, мимо шлюза, мимо поздних, уже девятнадцатого века, больших парадных зданий, окруженных огромными пятнистыми платанами, и подошли к низкому, растопырившему, словно щупальца, свои корпуса выставочному комплексу.
Егор лукавил, когда говорил, что ему нужны помощники. Договариваться он умел, правда, делал это шумно, радостно, словно не склонял на свою сторону собеседника, а приглашал его на дружескую вечеринку. Противоположная сторона поначалу пыталась сопротивляться, но сдавалась под напором его буйного обаяния. Картины были уже освобождены от упаковки и стояли вдоль стен. Берта, покинув Егора, который с куратором мероприятия, темноволосой милой француженкой, сверяли какие-то списки, прошла вдоль стены.
Раньше она не уделяла особенного внимания творчеству Егора – ей был важен его статус, большой дом, связи. «А у него очень интересные картины. Необычные». Берта не была большим любителем современной живописи – полотна восемнадцатого и девятнадцатого веков в гостиной Дэнниса ей были ближе и понятнее, но не отдать должное экспрессии этих работ она не могла. «Это его натура, его характер, – решила она, – свободный, стремительный какой-то, бескомпромиссный. В нем чувствуется такая воля к движению, что невольно поддаешься ей! А Дэннис немного другой. В нем что-то есть такое, такое… дистиллированное». Берта издалека посмотрела на Егора. Высокий, спортивный. Разговаривая, он часто откидывал со лба прядь волос. В этом движении не было мужского кокетства, но было изящество силы и свободы. Стоял он немного расставив ноги, как бы пружиня. «Он очень хорош! Как я этого раньше не замечала. Он даже красив! И, бесспорно, талантлив!» Берта вдруг почувствовала укол ревности. Миловидная куратор явно строила Егору глазки, а она, Берта, так недальновидно распоряжается тем, что само идет ей в руки.
– Егор, дорогой, заканчивай, я просто умираю от голода! – эту фразу Берта против обыкновения произнесла по-русски, таким образом обозначив имущественные претензии. Француженка досадливо оглянулась, но, оценив противницу, сдалась. Егор удивленно оглянулся – в тоне Берты впервые за все это время послышалось что-то личное. Он внимательно посмотрел на нее, улыбнулся и так же по-русски ответил:
– Берта, две минуты, и пойдем тебя кормить!
Действительно, решение организационных вопросов заняло совсем немного времени, и к четырем часам Берта с Егором уже были свободны. Они медленно шли по улицам города. Было тепло. Солнце, падавшее на желто-красную листву, украсило отсветами сумрачные строения, вода мерцала в гранитном желобе набережных.
– Куда пойдем обедать? – Егор лукаво посмотрел на Берту.
– Туда, где сытная еда! – Берта рассмеялась. – Я не хочу фиглей-миглей, как говорят мои бабушки. Я хочу еды!
– Хорошо, – кивнул Егор, и они свернули с набережной, прошли площадь с каруселью, которая издавала щемящие шарманочные звуки, миновали пятачок, главным на котором было изваяние печатника Гуттенберга, перешли мост и, пройдя еще немного по петляющим улицам, оказались у огромного красноватого здания. На большой мраморной доске было начертано «Биржа».
– А пообедать?! – Берта бросила на Егора полный комичного отчаяния взгляд.
– И пообедать – тоже! – сказал он и увлек ее в боковую дверь. «Ресторан «У биржи», – успела прочитать Берта. Войдя в помещение, они оглянулись – почти все было занято, кроме одного столика в углу у окна. Туда их проводил метрдотель, который и подал им меню. Но меню Егор с благодарностью отклонил и тут же сделал заказ подоспевшему официанту. Егор говорил по-английски, француз, явно не желавший этот язык понимать, вынужден был послушно кивать – в этих посетителях он распознал иностранцев, вот только кто они, понять было сложно. Таких прожженных психологов, как сотрудники ресторанов, английский язык сбить с толку не мог. Они людей оценивали по каким-то другим, только им ведомым, критериям.
– Положись на меня! Я тут уже обедал, так что знаю, что к чему. – Егор бойко диктовал официанту строчки из меню.
Берта тем временем разглядывала ресторан. Он был типично французским – темного дерева перегородки, диваны, мягкие кресла и те самые занавески в пол-окна, получившие название «бистро». Публики было много, она была разношерстная – такую даже разглядывать не очень интересно, никаких умозаключений или закономерностей не выведешь. Да и Берте сейчас был интересен ее попутчик. Она наблюдала, как Егор делает заказ, рассматривала его руки, пальцы. Впервые за все время их знакомства она видела в нем не обладателя красивого лондонского дома, не художника с весьма сомнительным будущим, не приятеля, а молодого мужчину – красивого и уверенного в собственном успехе. Эта уверенность была во всем, что он делал.
– А почему Дэннис не участвует в выставке?
– Наверно, ему не очень надо.
– Как так? Он ведь тоже занимается живописью, или, вернее, своими инсталляциями? Он ради этого поссорился с отцом и не стал работать в семейном деле?
– Почему ты об этом спросила?
– Потому что хочу понять мотивы людей, меняющих свою жизнь. Только и всего, – слукавила Берта.
– Я о всех людях ничего сказать не могу. А что касается Дэнниса, моя дружба с ним позволяет ответить словами классика: «Если всерьез хотите разочаровать родителей и к гомосексуализму душа не лежит, идите в искусство».
Берта рассмеялась. В этом было много правды. Особенно если принять во внимание отношения Дэнниса с собственным отцом. Берта вдруг вспомнила, как накануне ее отъезда в Страсбург позвонил Дэннис и со степенным, чисто английским ликованием в голосе сообщил: «Мы ждем тебя на Рождество. Отец очень бы хотел тебя видеть. Он сам так сказал. Ты не представляешь, как бесится мой братец. А все остальные рады. Обо мне говорить не приходится!» Берта выслушала его, думая про себя, что он вполне мог бы сказать «Я очень рад этому!» или «Очень хочу тебя увидеть!». Нет, Дэннис не нарушил правил – нельзя так откровенно выражать радость. Известие, что сэр Ричард и вся семья Кэмбвеллов рады будут видеть ее на главном семейном торжестве, доставило ей удовольствие. Это приглашение доказывало еще раз правильность ее расчетов. Она знала, что приглашение обязательно примет, по-другому поступить она не имеет права, что бы там между ней и Дэннисом ни случилось за это время. А сейчас Берта решила сосредоточиться на ужине. Она, как никогда, хотела комплиментов и многозначительных взглядов. Она впервые в жизни ждала от этого ужина чего-то такого, о чем раньше даже не задумывалась. Егор, казалось, все понимал. Он накрыл рукой ее ладонь и произнес:
– Мы же никуда не спешим, правильно? У нас целый вечер и целая ночь впереди…
Ночь была, но прошла она так быстро, что когда Берта увидела проявившийся в предутренней мгле силуэт старого собора, то выскочила из постели и плотно задернула шторы. Ей не хотелось пускать сюда утро, которое обязательно разлучит ее с тем, кто так безмятежно сейчас спал рядом. Тот, кто этой ночью подарил ей наслаждение. Тот, кто заставил ее ночью произнести «люблю». Берта, проснувшись, боялась пошевелиться. Сказка, в которую так внезапно превратилась эта поездка, не должна была кончаться. «Конечно, это не любовь. Я еще и сама не знаю, что это такое, и для меня главное – мои планы, моя жизнь!» – думала она, глядя на спящего Егора, а сама в душе понимала, как резко ее жизнь переменилась за одну ночь. «Так не бывает. Время покажет. Я не буду спешить», – опять одергивала она себя. Но руки ее обнимали плечи мужчины, и все доводы, планы и намерения сразу же превращались в призраков.
Утро все-таки наступило, и было оно таким же жарким, как и ночь. Егор, увидевший Берту в одной тоненькой рубашке, напрочь забыл об открытии выставки, о том, что опаздывать нельзя, так как его ждут журналисты. Все эти важные дела отошли на второй план, все заслонила фигурка этой девушки с белыми, словно выбеленными солнцем и солью волосами, девушки, чьи зеленые глаза не давали ему покоя уже два года. И только слово, данное Дэннису, их договоренность, что выбор сделает она сама, не позволяли ему проявить свои чувства. Но сейчас, здесь, в Страсбурге, она сама подала ему знак. Он безошибочно это распознал и не смог сдержать себя.
Открытие они пропустили, как пропустили пресс-конференцию и фуршет. Вместо всех этих официальных мероприятий они уселись на речной теплоходик и поплыли по старому городу, украшенному красной геранью и еловыми ветками. Они держались за руки под большим пледом, которым укрылись от свежего речного воздуха, и молчали. Молчали, потому что не могли выразить свои чувства, опасения и страхи. Они жили только сегодняшним днем, сегодняшним вечером и сегодняшней ночью.
Обедали Берта и Егор в ресторанчике на соборной площади. Заказав традиционный суп «три мяса» – в глубокой тарелке лежал и кусок говядины с жилкой и жирком, отварная ветчина и куриная лапка, а все это украшали сельдерей и морковь, – они набросились на него, словно не ели вечность, а насытившись, еще долго сидели за столиком, попивая вино и разглядывая прохожих. Они никуда не спешили. Они наслаждались каждой минутой, ценя ее на вес золота – эти минуты потом войдут в память как самое счастливое время, принадлежавшее только им двоим. Берта сдалась – она уже ничего не просчитывала, ничего не взвешивала, ничего и никого не сравнивала – она жила только этим смешливым лицом, этими темными глазами, которые смотрели сейчас на нее с такой любовью. При взгляде на его руки она краснела, невольно вспоминая прошлую ночь.
Неделя пролетела незаметно. За это время они поняли, что оторваться друг от друга невозможно, что у них много общего – вкусы, пристрастия, привычки и есть часть жизни – персонажи, понятия, отношения, – которая неприемлема для них обоих. Как-то, когда они допоздна засиделись в какой-то кофейне, она сказала ему:
– Видишь ли, мне всегда казалось, что людей объединяет нелюбовь. Любим же мы все одинаковое – сладкое, красивое, удобное. А вот не любим мы разное…
Егор слушал ее внимательно, уже не посмеиваясь. В его лице было что-то, отчего сердце замирало и что узнать было страшно. Как-то она спросила:
– Почему я счастлива, но беспокойна? Что это может быть?
Егор обнял ее и ничего не ответил. В его объятиях эта непонятная тревога исчезала, и сама для себя она вдруг нашла ответ: «Это – любовь. Я просто никого еще так не любила. Это – она, такая тревожная».
Улетали они из Страсбурга влюбленные и вдруг осознавшие, что знают друг друга целую вечность.
Через две недели после возвращения из Страсбурга Берта встретилась с Дэннисом. В тот день в Лондон пришла зима. Самая настоящая лондонская зима, опустившая столбик термометра до плюс пяти градусов. Берта, закаленная родным климатом, только посмеивалась, глядя на встревоженную местную публику. Солнце слегка согрело день. Берта в уютном кашемировом пальто и берете цвета сливок приехала в Лондон ранним поездом – ей хотелось в одиночестве пройтись по улицам. Она неспешно шла и ловила взгляды проходивших мимо мужчин – она уже привыкла к этому. Ее внешность служила одновременно и приманкой, и защитой – не оглянуться на нее нельзя было, но подойти к такой красавице не всякий решался. Сейчас она, равнодушная к вниманию, с наслаждением вдыхала холодный воздух. В ее жизни все шло по плану. Правда, немного изменившемуся.
Дэннис сидел уже в ресторанчике – здесь подавали недорогие итальянские блюда из сыра. Перед Дэннисом стоял бокал с вином, при виде Берты он встал и, залившись румянцем, поцеловал ее в щеку. Она улыбнулась и ответила ему таким же дружеским поцелуем. Дэннис пытливо посмотрел на нее, но вопросов не задал, как бы высокомерно отметая все обстоятельства, которые могли бы возникнуть на пути их отношений.
– Я очень рад тебя видеть! Ты Лондон совсем забыла. До Рождества осталось совсем мало времени, а потому давай договоримся – поедем вместе, как в прошлый раз. Я за тобой заеду. Только возьми теплую одежду. Отец решил всех свозить в старый родовой замок. Там, по моим воспоминаниям, холодно, – Дэннис сдержанно улыбнулся и добавил: – Я очень скучаю, ты, наверное, поняла это.
Берта посмотрела на него с невыразимым сожалением и, немного запинаясь, произнесла:
– Дэннис, я вряд ли смогу поехать к вам на Рождество. Дело в том, что я выхожу замуж.
В его лице ничего не переменилось, только пунцовый румянец залил щеки и пробрался под рыжие волосы.
– Вот как?! За кого?
– За Егора.
Только в литературе паузы бывают бесконечными. В кино и в жизни они мимолетные. В кино по причине дороговизны съемочного дня, в жизни из-за несдержанности человеческих характеров. Берта вздохнула и, глядя мимо Дэнниса, произнесла:
– Ты меня, пожалуйста, выслушай. Ведь ты же близкий мне человек, правда? А значит, я могу быть с тобой откровенной. И даже если сейчас так получилось, что наши отношения не перешли во что-то более глубокое, это же не значит, что мы с тобой должны стать врагами.
Дэннис как-то странно скривил губы, и, испугавшись, что он сейчас закричит, Берта торопливо продолжила:
– Ты знаешь, что скоро я должна уехать домой. Диплом не за горами, мне, правда, предлагают практику, но там почти ничего не платят, а рассчитывать на помощь родных я не имею права. Более того, я должна позаботиться о них – в России сейчас очень непростые времена. Я буду честна перед тобой. Хорошее, как у нас принято говорить, выгодное замужество – это мой шанс. Шанс не только зажить спокойной, обеспеченной жизнью, но и взять старт. Я ведь не хочу быть домохозяйкой, пусть даже очень богатой или титулованной – я хочу работать, работать на себя. Быть самостоятельной и никогда ни от кого не зависеть. Я хочу открыть свой бизнес, я мечтаю о карьере. Я должна построить свою жизнь так, как мечтала все эти годы. Я выхожу за Егора потому, что вижу в нем, как бы это сказать, трамплин. У него огромный дом, он может принести хорошие деньги, все только зависит от того, как его использовать, а деньги дадут мне свободу. Ты понимаешь меня? Егор никогда не будет вмешиваться в мои дела, я буду свободна в своих шагах!
Берта перевела дух – для дальнейшего вранья нужны были силы. Ей не хотелось дать понять Дэннису, что свой выбор она сделала, потому что без памяти влюбилась в Егора. Дэннис мог ей пригодиться, а потому она отчаянно врала:
– Видишь, я с тобой честна. Я признаюсь, что мой выбор – это выбор сугубо практический. Это выбор человека, который вынужден думать не о любви, а о деньгах. Я знаю, это не очень хорошо и о таких вещах люди не говорят. Но я очень ценю твое отношение ко мне, ты мне очень… – тут Берта приложила усилия и деликатно шмыгнула носом, – дорог. Да и твоя семья, особенно отец так добр ко мне… Я не имею права пользоваться вашей добротой, не имею права тебя обманывать…
Берта помолчала, потом вытащила из сумочки платочек и промокнула глаза. «Господи, совсем как у Барбары Картленд, – подумала она, – не хватает только обморока!» Краем глаза она наблюдала за Дэннисом. Став совсем пунцовым, тот не сводил с нее глаз, а скривившиеся губы теперь вовсе превратились в какое-то подобие усмешки.
– Так ты выходишь замуж за Егора? – Дэннис как будто только сейчас включился в разговор.
– Да, – мягко, но упрямо ответила Берта. – Я выхожу замуж за Егора. Так надо. Это необходимость. Меня заставляют обстоятельства.
– Ты с ума сошла! Ты выходишь замуж за этого сквоттера?! – Дэннис зло рассмеялся.
– Я не поняла тебя…
– Да что тут непонятного! Ты выходишь замуж за бродягу. У него ничего нет, кроме его картин и какого-то жалкого пособия! Ну, еще его отец, живущий в Америке, присылает какие-то крохи.
– Ты злишься, это понятно. Но ты думаешь…
– Думаю! Думаю! Я всегда знал, что ты можешь влюбиться только в деньги и титул. Только в случае с Егором ты продешевила! Я это все говорю, потому что знаю, а ты… Ты совсем не знаешь нашей жизни, наших порядков и законов… Ты понятия не имеешь, что, если человек снял дом и живет в нем более пяти лет, выселить его оттуда крайне тяжело. Поскольку жилец попадает в разряд «постоянно живущих». Есть в английской юриспруденции такое понятие. У нас поэтому не любят сдавать недвижимость на длительный срок – год, не больше. Егор и еще пара таких же неудачников этот особняк сняли давно, а выселить их не могут. Такие вот у нас законы.
Берта смотрела на Дэнниса. В его лице она видела все пороки рода Кэмбвеллов. Минуту-другую она выждала, а потом молча встала, оделась и вышла на улицу. За ней выскочил Дэннис:
– Самое верное ты сказала сейчас – тебе важны деньги! Тебе ничего больше не надо! Тебе плевать на людей, которые к тебе хорошо относятся! – Дэннис схватил Берту за руку и не отпускал.
Прохожие, делая вид, что подобные сцены на улицах Лондона явление обычное, обходили их стороной. Дэннис замолчал, но руку Берты не отпустил, а потом как-то сник:
– Я не знаю, что тебе сейчас сказать. Я люблю тебя! Я очень хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы ты вошла в нашу семью. Я бы все сделал для этого. – Дэннис наконец отпустил руку Берты, она сделала шаг в сторону, а он, спохватившись, шел рядом: – Послушай, прости, я не хотел тебя обидеть! Это от злости! Не надо было тебе ничего рассказывать, Егор сам должен был тебе сказать. Это он непорядочно повел себя. Приезжай к нам, я ведь больше ни о чем не прошу, только приезжай! Мы с тобой спокойно все обсудим, ты подумаешь! Я тебе уже делал предложение, а сейчас его повторяю – выходи за меня замуж. Стань моей женой!
Она шла, подняв воротник пальто и ежеминутно поправляя берет. Лондонская зима и впрямь бывает суровой.
Берта вышла замуж через месяц после защиты диплома.
Часть III
Создание денег – это искусство. Работа – это тоже искусство. Хороший бизнес – это лучшее искусство.
Свой кабинет она любила больше всего. Больше огромной гардеробной, заполненной изумительными платьями, сумками и шляпами. Обувь хранилась в специальном стенном шкафу. «Только у нас могут в одном помещении хранить вечернее платье и туфли с сапогами!» – воскликнула она в ответ на робкое предложение совместить и то и другое. Конечно, Берта любила свою красивую одежду. Но это все воспринималось ею как вспомогательный инструмент. Вся ее жизнь протекала в этом кабинете.
Два часа назад отсюда вышел обозленный господин. Свою злость он даже не пытался скрыть. Впрочем, ее это совсем не волновало. Берта оторвалась от бумаг, разложенных на столе, и обвела взглядом комнату. «Нечего удивляться, что посетители цепенеют, впервые попадая сюда. Один вид из окна чего стоит!» Она, оттолкнулась от стола, большое кожаное кресло мягко заскользило по темно-вишневому покрытию. Берта по-хулигански крутанулась, потом достала сигарету, прикурила и, с наслаждением затянувшись, стала рассматривать город, который распластался за окнами у нее под ногами. Посетитель, впервые попадавший в этот кабинет, терялся – он, как правило, совершенно не мог сосредоточиться, поскольку все его внимание занимало то, что происходило за этими огромными угловыми стеклянными стенами. Многие из работников корпорации, владелицей и главой которой была Берта, утверждали, что у них в этом кабинете начинает кружиться голова и закладывает уши. Берта об этих разговорах знала и удовлетворенно посмеивалась. Ей нравилось удивлять. Правда, никто из ее сотрудников не подозревал, что для головокружения могут быть вполне реальные причины – стекло для этих стен-окон было сделано на заказ и создавало небольшой эффект увеличения. Берта, обладательница стальных нервов и отменного здоровья, не жалующаяся на вестибулярный аппарат, от панорамы, разворачивающейся за окном, получала огромное наслаждение. Ей казалось, что мир у ее ног, а это была мечта всей ее жизни.
В кабинете она проводила большую часть своей жизни, совершенно не торопясь по вечерам домой. Огромный, опирающийся на колонны, с нелепыми и неуютными полукруглыми окнами, дом совсем ей не нравился. При входе на участок стоял флигель для охраны и персонала. Берта испытывала огромное мучение, каждый вечер встречаясь глазами с этими людьми. Ей было с ними неловко, как бывает неловко перед нищим, который хитер, ласков и злобен в своей голодной и несчастной судьбе. Берта знала, что люди, которые у нее работают, живут в достатке, о котором многие мечтают, что они не очень устают. Сама Берта работала гораздо беспощаднее, но сам факт услужения давил на нее. «Ничего удивительного, – рассуждала она, – у нас не Англия. Там служба одних для других совершенно не влияет на социальное самочувствие обеих сторон. А мы здесь либо хамим, либо извиняемся за свои успехи». Берта старалась свести общение с персоналом к минимуму. Еще она мучилась оттого, что отец отказался переехать к ней – бабушки и дедушки умерли. Ей казалось, что если отец будет жить здесь, с ней, то все ее, как она говорила, «барство» будет сразу же оправдано. Одним словом, в доме своем она была одинока, а потому никогда туда не спешила. Впрочем, и светская жизнь, о которой она когда-то мечтала, ее тоже не привлекала. Будучи умной женщиной, Берта быстро поняла расстановку сил – люди действительно серьезные вели очень закрытый образ жизни и не стремились «засветиться» на вечеринках, балах и прочих мероприятиях. У них, как правило, был свой очень узкий круг друзей. Но Берта, достигшая немалых высот в бизнесе, так и не обзавелась близкими друзьями. Отдавая дань уважения ее умению работать, ее коммерческой смекалке и, наконец, ее женской красоте, все как один отмечали ее необщительность, высокомерие и настороженность. Большинство приписывало ей романы с высокопоставленными чиновниками. Берта ничего никогда не отрицала. Во-первых, ей было на все эти разговоры совершенно наплевать – она знала, что свою империю построила сама. Ну, или почти сама. Она для собственного удобства «надела» на себя маску независимого и ироничного наблюдателя. Берта руководила своим бизнесом одна. К партнерству она относилась так же, как и к дружбе или к семье – или всегда и во всем вместе, или всегда порознь. Берта в бизнесе предпочла быть «холостой», хотя отлично осознавала, что чем больше партнерских отношений, тем выше шансы в тяжелый момент мобилизовать имеющиеся ресурсы. Но Берта знала и другое – любые отношения, любое партнерство – это прежде всего тлеющий очаг конфликтов. Этого она боялась больше всего. За себя она отвечала перед собой, за другого… За другого она отвечать не хотела.
Личной жизни у Берты не было. Вернее, охотников завести с ней интрижку было хоть отбавляй, но никто из них не решался взяться за «дело». Один ее вид – серьезный, неприступный, рубил на корню все помыслы. Серьезных отношений Берта сама сторонилась – для нее мучением было общаться с парой знакомых, которые совершенно явно были в нее влюблены. Она видела, что чувства сильные, но поделать ничего с собой не могла – во-первых, эти люди ей не нравились, а во-вторых, ей не хотелось быть причиной семейных драм. История с Саймоном не прошла бесследно.
На работе же Берта преображалась. Собранная и открытая, внимательная и готовая к диалогу – настоящий идейный лидер – вот какой она становилась, как только переступала порог своего офиса, расположенного на верхних этажах одного из самых высоких зданий города. Кстати, само здание тоже принадлежало ей. Как и вся корпорация.
Все, что делала Берта, все отличалось размахом – она не признавала половинчатости, нерешительности и мелкотравчатости. «Я по пустякам не беспокоюсь!» – ответила она сегодня весьма богатому господину на его предложение построить совместно жилой квартал в одном из районов Москвы. Господин за улыбкой спрятал злость. «Ишь ты, несколько десятков тысяч проданных квадратных метров для этой дамочки – пустяки!» – рассказывал он по телефону компаньонам о своей встрече с Бертой. Он, правда, умолчал о том, что в жизни эта дамочка чрезвычайно красива, прекрасно держится, а ее выдержке позавидует тибетский монах. Еще он умолчал о том, что эта умница, сама того не подозревая, навела его на отличную идею, почти готовый бизнес-проект, который только и осталось немного доработать. Господин уже даже предупредил своих финансистов, чтобы никуда не уезжали, а дождались его. Он даст им вводные, чтобы те прикинули, что да как. Он этой блондинке еще нос утрет.
Блондинка же после этой встречи вызвала своих финансистов и юристов, а также Петра Ивановича Колоду. Финансистам и юристам было дано задание быстро просчитать целесообразность предложения господина, а Петру Ивановичу, хитрому уроженцу Вятского края, требовалось произвести утечку информации. Берта все сообщила ему, понизив голос. Петр Иванович понимающе кивнул и исчез. А Берта закурила. Она смотрела на Москву и ехидно улыбалась. Дело в том, что предложение, исходящее от господина, было отличным. Но Берте не хотелось компаньонов, с которыми надо будет делиться, а потому она якобы проговорилась, подкинув весьма привлекательную внешне, но зубодробительную в исполнении идею. Пока господин будет пытаться претворить эту идею в жизнь, его замысел она быстренько воплотит. Собственно, ее люди сейчас уже этим и занимаются. Берта прищурилась, стараясь рассмотреть улицу: «Хорошая идея с этим жильем, но нет в ней шика. В нее надо добавить что-то оригинальное, чтобы все ахнули… и чтобы прибыль была больше», – Берта еще немного подумала, потом вернулась опять к столу и углубилась в бумаги.
Домой она уезжала поздно. Берта не любила ездить с шофером – не терпела присутствия чужих в своем личном пространстве. Машину, большую, высокую, тяжелую, она вела уверенно. Она знала, что за ее спиной все посмеиваются. Она выбрала культовую в девяностые марку. Но для Берты чужое мнение мало что значило – она всегда хотела иметь «Гелендваген». Машина бундесвера была ей под стать – отличалась выносливостью и повышенной проходимостью. Дорогу она выбирала самую длинную – она любила водить машину, и порой ей казалось, что своей жизнью она управляет так же ловко и уверенно, как и этим автомобилем.
Чаще всего по дороге домой она заезжала в круглосуточные магазины. Бывали дни, когда домой она приезжала под утро, наспех принимала душ и засыпала, не успев донести голову до подушки. Но спала недолго – ровно в десять часов утра она всегда была в своем кабинете.
Ночные прогулки были не редкостью. Особенно когда Берте предстояло решить какую-нибудь сложную задачу. Она выбирала путь поспокойней, куда-нибудь за город, чтобы не отвлекаться на шумные улицы, ехала совсем не спеша, прокручивая варианты решения проблемы. «Растяпа! – презрительно думала она, вспомнив, как торопливо и вместе с тем заносчиво сегодняшний гость выкладывал ей важнейшую информацию. – Захотел пыль в глаза пустить! Так, надо сделать несколько шагов… Первое – опередить сегодняшнего визитера и получить разрешение на строительство. Второе – переговорить с подрядчиками, а еще лучше прикинуть, не справимся ли мы сами – уж больно делиться не хочется. И третье – надо разработать архитектурный проект. Такой, чтобы у всех дыхание от восторга перехватило. Не забыть бы про «социальную составляющую» – так легче пробивать его будет». Берта улыбалась – больше всего она любила это настроение – азарт, предвкушение борьбы и победы. «Пожалуй, за разрешением я съезжу сама, только мне нужны хоть какие-нибудь цифры!» Через несколько километров она развернулась и поехала в сторону дома. Дальнейший путь она проделала немного успокоившись – план действий уже намечен.
Все присутственные места в Москве объединяет одно – посетители. Это, как правило, мужчины средних лет в дорогих костюмах с дорогими портфелями и папками. На их лицах читается цинизм и суетливое подобострастие. Их глаза почему-то бегают, руки нервно сжимают телефоны, звук которых предусмотрительно поставлен на минимум. С помощниками и секретарями эти мужчины говорят заискивающим тоном, в то время как между собой, сблизившись волею случая в курилке, сквернословят и жалуются на проволочку в решении своих вопросов. Всех, кто собирается в приемных больших московских начальников, объединяет одно – желание положительно решить свой вопрос.
Когда Берта появилась в приемной одного высокого начальника, все присутствующие от неожиданности замолчали. И дело было не только в ее красоте, а в том, как она вошла. Окинув взглядом терпеливо ожидающих своей очереди просителей, Берта улыбнулась помощнику:
– Володя, доложите обо мне. Ждать не очень хочется, – это было произнесено громко и отчетливо. Недоброжелатель сразу же мог отметить два обстоятельства. Первое – дама бесцеремонна и требовательна. Но Берта, произнеся все это, тут же улыбнулась и наклонила голову в знак извинения. «Простите меня, я много времени у начальства не займу», – говорила ее поза. Деловые мужчины встрепенулись и, как один, принялись ее усаживать. «Надо познакомиться. Во-первых, красива, как богиня, а во-вторых, чем черт не шутит, она чуть ли не ногой дверь открывает! Кто знает…» – мысли, похожие на эту, возникли в мужских мозгах.
Не прошло и десяти минут, как Берта, сопровождаемая завистливыми и восхищенными взглядами, вошла в кабинет человека, от которого зависел успех дела. На ее лице играла смущенно-радостная улыбка, словно человек, который сейчас встал из-за стола и поспешил ей навстречу, был ей безумно дорог.
– Наконец-то! Наконец-то мы встретились! Наверняка по делу, но все-таки приехали… – Александр Иннокентьевич Волков, председатель Комитета по вопросам жилищного строительства, в волнении сначала застегнул свой пиджак, а потом опять расстегнул. Берта взмахнула ресницами, и сердце Александра Иннокентьевича рухнуло – он давно был беззаветно влюблен в эту зеленоглазую красавицу. Своим чиновничьим чутьем он улавливал исходящую от нее силу и хитрость, он даже где-то побаивался ее, но поделать с собой ничего не мог. Любовь, сильная, страстная, мешала жить ему и его супруге, достойной Аде Петровне. Сумасбродства в рамках не допускающих «вылета» из этого удобного и престижного кресла он совершал спонтанно – то внесет имя Берты в список высокопоставленной делегации, отбывающей на южный берег Франции, то пришлет билеты в Миланскую оперу, а заодно авиабилеты и коробку настоящих французских трюфелей. Берта поначалу отказывалась, но потом, поняв, что Волков не требует женской благосклонности, стала пользоваться его дарами. Подарки, обеды, прогулки продолжались уже довольно долго. Иногда, правда, Александра Иннокентьевича подводила выдержка, и он, пригласив Берту на ужин в какой-нибудь закрытый ресторан и накормив ее там «соловьиными языками», начинал жаловаться на одиночество и непонимание:
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |